Фаворит-9: Русский диктат

Глава 11

От малой искры до пожара людей язык доводит…

Еврипид

Хаджибей-Одесса

2–6 апреля 1736 года

Звуки борьбы и сопротивления звучали в Хаджибее ещё часа два после того момента, как я уже посчитал, что крепость наша. Сам городок был практически вдвое меньше, чем Очаков. Так что наших сил в целом хватило для того, чтобы перекрыть все возможные пути отступления или обложить узлы сопротивления без шанса для прорыва обороняющихся.

И всё-таки в очередной раз убеждаюсь, что техническое превосходство, помноженное на смелость и решительность действий, сдобренное психологией победителей и дисциплиной, способно творить чудеса. Крепость была взята меньшими силами, чем было

защитников. Причем и потерь у нас относительно не так и много. Хотя казакам пришлось изрядно пролить своей вольной крови.

В истории было немало примеров, когда крепости брали и с менее выгодных позиций. Тот же Измаил, который был взят в иной реальности Александром Васильевичем Суворовым. И крепость та считалась неприступной и сил у легендарного полководца, а нынче мальчишки лет шести, было меньше, чего гарнизон Измаила. Но взяли же!

Удалось перекрыть выходы из Хаджибея и добиться того, что не прозвучало ни одного выстрела из пушки. Не потому, что турки были вовсе нерасторопными. Стрелять из артиллерии было бессмысленно, так как все события происходили внутри периметра крепости.

И теперь можно было даже рассчитывать на то, что какой-то караван уже скоро беззаботно и не подозревая подвоха придёт на территорию городка и станет разгружаться. Хотелось бы поработать таким манером, чтобы принимать турецкие подкрепления, разбивать их уже в городе. Ну и забирать все то многое, что предназначается для поддержания боеготовности и кормления турецких армий.

Так что я даже не приказывал казакам начать патрулирование на расстоянии от крепости. Они сами, атаман Краснов, предложил помощь. Тут же и степняки наши в помощь. Пусть обозные службы армии Османской империи ничего не подозревают.

Что касается Краснова, пусть его фамилия и вызывала в первое время отторжение, но казак оказался из тех, кто может прославиться. Дай только ему возможность проявить себя [отторжение фамилии казака у героя связано с тем, что в истории был предатель русского народа, атаман Краснов, приспешник гитлеровской Германии].

Я собрал Военный Совет, наверное, или же скорее, уже по выработанной привычке, чем по надобности. Совещаться особо было не с кем. Но если только не попить кофе с атаманом Красновым. Алкалин отправился нарезать участки патрулирования своим степным воинам, других офицеров старше капитана у меня тут пока не было. Скоро заявятся.

— Прошу простить, господин генерал-лейтенант, но не моё пить сею жижу, — состроив гримасу, будто бы только что выпил лимонный сок с добавлением ещё какой-нибудь гадости, сказал атаман.

Отказаться от такого чудесного кофе мог только человек, который этот напиток никогда в жизни не пробовал. Мне достался в наследство от коменданта крепости, между прочим героически погибшего, его бариста.

Да, комендант был не из робкого десятка и даже в определённый момент, собрав ударный кулак, пробовал отбросить казаков назад к воротам. Если бы не мои стрелки и не яркие лучи утреннего солнца, освещающие им цели, у турок могло получиться.

В очередной раз поражаюсь тому, насколько люди могут быть одновременно и сибаритами, прожигателями жизни, любящими роскошь, и ещё каким-то образом героически воевать. У коменданта Хаджибея в штате был и такой человек, который только лишь варил ему кофе, правда, делал это божественно. Тут же у него находились ещё и три наложницы, весьма импозантные дамы с массой тела у каждой за центнер. А у одной, так и гусарские усы… Ну почти. У коменданта даже были музыканты. Правда, не классические европейские, а играющие на каких-то дудках, похожих на армянский дудук, но тем не менее…

А какое шикарное восточное убранство в его доме! Тут и цветастые ковры, и стены, укрытые натянутым лоснящимся зеленым шёлком, фарфоровая и изящная стеклянная посуда, вряд ли турецкого происхождения. Столовое серебро и даже золото. Я, человек уже отнюдь не бедный, и представить себе не мог, сколько мне нужно иметь денег, чтобы польститься на такую роскошь.

Так что, если посмотреть на то убранство, в котором сейчас происходила кофе-пауза, то может сложиться мнение, что я нахожусь не в доме военного, а, скорее, какого-то изрядного чиновника. Того, кто вдали от центра наладил работающие схемы казнокрадства.

— Атаман, а ты скрыл от меня преступление своих станичников, — давая казаку всё-таки отставить в сторону кофе и кивнув турецкому слуге, чтобы тот налил атаману какой-то сладкой розовой воды, сказал я.

К слову, слуга был не турком, армянином.

Краснов посмотрел на меня с вызовом.

— А ты очи свои лихие на меня не выкатывай! Что, если я из-за нарушения мною уже установленных правил лишу казаков тридцати долей от добытого? — пригрозил я.

Бил ведь по самому больному месту. Наверняка уже руки потирают от того, насколько большую добычу они взяли. Да, им полагалась третья часть от всего, что будет добыто в Хаджибее. И это оказалось не просто много, а очень много. Столько, что теперь даже рядовой казак из полков атамана Краснова становится очень зажиточным станичником.

— Да что ж то было, ваше превосходительство? Ну помяли хлопцы девок тех… Так не девицы уже, а эти… наложницы, а хлопцы молодые неженатые, да неразумные, вот похоть и вскружила голову, — пытался защитить своих бойцов батька-атаман.

— Так вот моё решение… Пусть наложниц тех себе в жёны берут. Чтобы иным было неповадно и никакого насилия не было. Русская армия приходит на новые земли не для того, чтобы насиловать или убивать безоружных. Она приходит сюда править честно и по-христиански! — сказал я.

Не знаю, как по мне, так жениться на таких просто огромных девушках, а одна, так и с усами, — это своего рода наказание, в назидание другим, чтобы неповадно было. Но, судя по тому, как ухмыльнулся атаман, вопрос я решил очень мягко, может быть, даже и в пользу насильников.

— И еще… Деньги тебе и станичникам причитаются. Тут я по чести поступлю. Токмо есть у меня предложения к тебе, атаман… Вложи свою долю в проекты мои коммерции. И в прибыли будешь и другим казакам в назидание, как и где серебро свое пристроить, — сказал я.

Нужно будет обязательно в ближайшее время посетить казаков, посмотреть на их быт, сделать какую-нибудь с ними кооперацию. Кроме того, есть у меня завиральная идея — построить Волгодонский канал.

В конце концов, когда закончится турецкая война, немного освободится инженерный гений Христофора Антоновича Миниха. Можно будет собрать целую команду, включая нынешнего фельдмаршала, архитектора Еропкина, ещё пригласить архитекторов и военных инженеров, того же Ганнибала. Уверен, что такой командой можно горы сворачивать, и Волго-Донский канал уж точно удастся построить.

А стройку эту нельзя начинать, прежде чем договориться с казаками. Да и во многом можно с ними договориться и взаимодействовать в разных сферах. Например, оружие им продавать, покупать у них шерсть, плотно заняться коневодством в кооперации с донцами.

Ну и, конечно же, военная сфера. Уже немного пообщавшись с казаками, я понял, что у них не проблема найти того, кто готов воевать. У них проблема — вооружить воина. Эти два полка станичников, которые сейчас в Хаджибее, — как бы не половина всех конных донских казаков.

При этом на Дону казаки живут намного вольготнее и богаче, чем, к примеру, на Яике или где-нибудь ещё. И в нынешнюю конфигурацию тактических приёмов русской армии вряд ли можно было бы всерьёз и много включать казацкую пехоту. Ну или делать из некоторых из них подразделения метких стрелков.

— Давай делить добычу, атаман! — говорил я, отставляя кофе. — Хочу я тебя отправить на Дон. Тебе и добычу нужно завезти, потому как не позволю, чтобы обозы твои на десятки вёрст червём извивались и замедляли нас. И приведёшь с Дона столько конных казаков, сколько сможешь. Думаю, когда они посмотрят, какую добычу ты привёз, то проблем не будет с набором станичников. Ну а коней я дам. Под залог будущей добычи.

— Пол Дона придут. Тысячи! — усмехнлся Краснов.

Но я так не думал. Выставить донцы могут и тридцать тысяч, может больше. Но в лучшем случае придут десять тысяч. И это уже очень даже хорошо и серьезное подспорье для моего корпуса, постепенно, как я думаю, превращавшегося в полноценную армию.

И ещё следовало оценить то, насколько много мы захватили в Хаджибее провианта. Пока из того, о чём мне докладывали, по моим прикидкам, съестных припасов столько, что можно год кормить мой корпус. Ну или месяца три закармливать первую русскую армию.

Да, это не совсем та еда, к которой привык и которую с удовольствием употреблял бы русский солдат. Здесь много риса, сухофруктов. Но есть и мука. А ещё в городе и рядом с ним было большое количество баранов, кур, быков.

Обуви и в целом обмундирования было взято примерно на пятьдесят тысяч солдат. И это добро целиком, кроме только обуви на французский манер, я отдавал атаману. Интересно будет, конечно, приехать на Дон и увидеть, что каждый второй мужик одет в мундир турецкой армии.

— Казну напрямую тебе не отдам, и даже части её не выделю. Но предлагаю тебе, атаман, войти в долю в строительстве Луганского железоделательного завода. Или так, или пока никак, — сказал я.

По сути, Краснов и не должен был сильно претендовать на захваченную мной казну. Ну, может, только самую малость от неё. Вот только и мне было не особо выгодно в этот раз отдавать захваченные деньги в казну Российской империи.

Мы искали финансирование для Луганского завода. Тем более, что Демидов больше нацелен всё-таки на постройку ещё пяти или более заводов на Урале и в Сибири, но не хочет иметь никаких предприятий на западе Российской империи. Так что он нам в данном случае не спонсор, но только лишь в малой степени, как один из членов Торгово-Промышленного товарищества.

А тут я могу прикрыться станичниками, что, мол, это была их добыча, потому как я не имею никаких претензий на неё. Должен отдать то, вроде бы как взято боем казаками. Может, кто-то с досадой и начнёт скрежетать зубами, но высказать ничего не сможет.

Получается, что таким образом я отмываю деньги. Неприятно это осознавать. Вот только я скорее беспокоюсь о государстве Российском, чем о собственной мошне. Такой вот странный я коррупционер.

Региону просто необходим большой завод, который будет производить и вооружение, и плуги, и косы. Нужно сразу ставить сельское хозяйство в Новороссии на новый технический уровень, с обязательным использованием хороших плугов, кос, может быть, даже и какой-то механизации, если нам удастся начать производство механических сеялок, кос и других механизмов. Так что, если сразу всё это будет, то я уверен, что Новороссия поистине станет житницей всей Российской империи.

— Что дальше, господин генерал-лейтенант? — усталым голосом спросил Краснов, когда мы не менее, чем через три часа закончили разбор трофеев и их делёжку.

За это время поступали всё новые и новые сведения, что и в каком количестве захвачено. Но худо-бедно разобрались. И теперь уже начнется работа интендантов. Им предстоит все зафиксировать на бумаге, осуществлять контроль за передачей.

Кстати, я ввёл в своём корпусе практику обязательных накладных. У каждого есть своя печать, которую он должен в обязательном порядке прикладывать при получении продуктов питания, обмундирования, урожая и всего того, что составляет снабжение армии.

Полковник может отказаться от того или иного, поставляемого интендантами. И тогда назначается комиссия, призванная разобраться, почему случился отказ. Да, случаются и отказы. И это пока ещё съедает немало денег, которые тратятся впустую и на покупку заведомо плохих продуктов. Но лучше уж потратить некоторое количество денег, чем начинать кормить солдат червивой солониной, тухлятиной. Ведь на кону и жизни солдатские, и ещё большие траты государства, которое вложило немалые средства для обучения отдельно взятого солдата.

— Что дальше, спрашиваешь? В любом случае нам нужно немного отсидеться, подобрать свои силы, посмотреть, как будет действовать враг. Но не лететь сломя голову вперёд. Должны же мы дать хоть какой-то шанс Первой русской армии отличиться, а то, гляди, мы только лишь своими силами и выиграем турку, — сказал я, переводя ответ в шутку.

Конечно же, у меня были идеи, что и как делать дальше. Но, действительно, для этого нам необходимо знать, как будут развиваться главные события. Я своим корпусом сделал не просто много, а значительно больше, чем от меня ожидалось.

Более того, у меня есть предположение, что туркам просто необходимо отбивать обратно Хаджибей. Кроме этой крепости, которую я уже завтра повелю всем называть Одессой, у турок остаётся в относительной близости Аккерман. Но, насколько я знаю, эта крепость ещё меньше, чем Хаджибей, хотя, судя по всему, более неприступная.

Так что турки обязательно попробуют собрать какой-то ударный кулак для того, чтобы выбить нас из города.

— А дальше… Знаю я, что станичники не любят землю копать. Но работать будут все, может, только кроме офицеров, но им нужно будет руководить работами. Вот сюда мы и отправим все две тысячи пленных, что взяли в городе, но и этого будет мало, — сказал я.

Да, я захотел Хаджибей сделать опорным пунктом. Действительно, Одесса находилась очень выгодно и значительно сокращала логистическое плечо для наших войск. Да и такое большое количество захваченных призов мне просто было некуда отсылать.

А ещё уже сегодня вечером или ночью начнут подходить мои полки. Мне нужно, чтобы корпус имел возможность расположиться полностью в городе либо в его окрестностях. Но самое большое, что я могу расположить в Хаджибее, — это пять тысяч солдат и офицеров.

Учитывая, что я ожидаю из Крыма подкрепления, как бы не вышло так, что у меня в корпусе окажется более тридцати тысяч единиц только пехоты. Следовательно, я собирался значительно расширить территорию крепости. Для этого нужно значительно выдвинуть вперёд систему укреплений, сделать эшелонированную оборону.

Вот и будем копать рвы, сооружать валы, вбивать частокол, делать волчьи ямы, на некоторых участках выставлять колючую проволоку. Таким образом я и весь свой корпус могу вовнутрь поместить, и значительно усложнить задачу для турецкого командования.

— Ещё мне нужна будет твоя помощь, атаман… — задумчиво говорил я, когда уже заканчивался разговор и раздел имущества. — Прямо сейчас дай клич на Дон и запорожцам, что принимаем на службу временную, на два года, тех, кто смог бы управляться в море с парусами и с галерами. Платить буду по сорок рублей в год. Призы и боевые в дополнение пойдут.

— Немало, если ещё и кормёжку с одёжкой предоставите, — задумчиво говорил Краснов, выглаживая бороду.

А я просто ума не приложу, где взять матросов. Не знаю, где офицеров набраться. Но здесь складывается реальная возможность для любого мичмана вдруг стать лейтенантом или даже капитаном корабля. И если можно перевести всех офицеров с Каспийского моря, то вот матросов не сыскать.

И думаю я, что среди станичников есть хотя бы те, кого в море не укачивает. Да и не думаю я, что казаки, особенно запорожские, окончательно утратили навыки хождения по морям. У нас же в основном галеры. На парусный флот худо-бедно еще можно будет набрать команды, пусть даже и почти обескровить Каспийскую эскадру.

Ещё одним способом решения вопроса я видел привлечение к службе моряков и даже капитанов торговых кораблей. Не турок, конечно, и, скорее всего, не мусульман. Но в Крыму есть и греки, армяне, которые имеют торговые судна.

Кризисная ситуация с русским Черноморским флотом требует неординарных решений.

Получается, что только в Хаджибее мы взяли ещё один линейный корабль, два фрегата и четырнадцать галер. Учитывая ту эскадру, которая должна сейчас стоять в Крыму и возглавляться вице-адмиралом Бредалем, русский Черноморский флот становится не таким уж и беззубым. Можно заниматься хотя бы патрулированием акватории Одессы, Очакова, думать о новых десантных операциях.

— Господин генерал-лейтенант, к вам срочный вестовой из Петербурга, — доложил мне адъютант на пятый день работ по обустройству крепости Одесса.

Сердце защемило, голова чуть закружилась. Что-то нехорошее случилось.

Петербург.

3 апреля 1736 года

— Пожар! Пожар! — крик одного из охранников Андрея Ивановича Остермана вырвал канцлера Российской империи из царства Морфея.

Сонными глазами посмотрев на потолок, канцлер необычайно ловко подхватился с кровати. В его комнате уже начинало пахнуть гарью, и эта вонь усиливалась с каждой секундой.

Андрей Иванович стоял в одной ночной рубахе с колпаком на голове и крутил головой из стороны в сторону. Он был в том состоянии, которое можно было охарактеризовать выражением: «поднять подняли, а разбудить забыли».

И тут дверь резко распахнулась, в комнату ворвался поручик Преображенского полка. С ним были пять гвардейцев.

— Хватай, братцы, канцлера! Поднимайте за телеса его и тащите! — в растерянности и в некотором возбуждении от происходящего, офицер решил не разводить политесы, а сказать так, чтобы его солдаты, не так давно поступившие на службу, точно поняли, что делать.

Вот только канцлер попятился назад. Андрей Иванович услышал в словах гвардейца угрозу для себя.

— Ваше высокопревосходительство, не изволите беспокоиться, мы пришли вас спасать, — поспешил сказать гвардейский офицер, приданный для охраны канцлера.

Остерману ничего не оставалось, как потребовать для себя охраны из гвардейцев. Причём настаивал, чтобы это были точно не измайловцы, среди которых почитателей генерал-лейтенанта Норова больше всего. Так что в его доме постоянно дежурили два плутонга: один из преображенцев, один из семёновцев.

Всех своих верных исполнителей Остерман уже направил на юг, чтобы они окончательно решили вопрос с Норовым. Потому-то и не на кого больше надеяться, кроме как на гвардию.

Канцлера, бережно, как писаную торбу, подхватили на руки, приподняли, усадили на сильные солдатские руки, и уже немолодого человека, изрядно обрюзгшего и весившего больше центнера, преображенцы, кряхтя, поволокли прочь из дома.

— Бумаги! Мои бумаги! — кричал канцлер, пока у него сильно не начала кружиться голова.

Но офицер Преображенского полка был непреклонен. Бумаги было уже не спасти. Дым в большей степени, в меньшей степени огонь, уже полностью обволокли все помещения дома канцлера Российской империи. Огня пусть и не сильно было видно, но жарить стало крепко. А дым вселял панику.

Голова у канцлера закружилась. Подступила рвота.

— Етить богу душу мать! — выругался один из солдат, когда Остерман изверг содержимое своего желудка именно на него.

Канцлера вынесли во двор. Он вынужден был встать на карачки и продолжил бессмысленную борьбу с рвотными позывами.

В это время в соседнем доме находились два человека.

— Командир нам этого может не простить, — заметил Степан.

— Гав-гав! — словно бы высказывая своё мнение, начал лаять один из ротвейлеров грозного сотрудника тайной канцелярии розыскных дел.

— Ибо нечего… Чего это он… — многозначительно заметил Фролов, без сил оторваться от нарастающего пожара в доме канцлера.

— Что делать будем с Шуваловыми? — спросил Степан своего друга.

— Дадим ему понять, что знаем и о том смертоубийстве, что он сотворил, и что о его разговоре с братом мы тоже знаем, — отвечал Фролов.

— Александру Лукичу нам ещё повелел бы прибить канцлера, из того, какие инструкции Командир нам оставлял. Токмо с братьями Шуваловыми сложнее. Пётр Иванович для Командира очень важен, — заметил Степан.

— Всё, — поспешно сказал Фролов. — Сие зрелище прекрасное, но мне пора отправляться к Командиру. Справишься тут без меня? Я оставляю тебе десяток. А ещё советую обратиться к генералу Ганнибалу за поддержкой.

— Справлюсь. Александру Ивановичу Шувалову уже подготовил зелье, по которому он должен изрядно заболеть, но не помереть. Время выгадаю, — сказал Степан, положил руку на плечо Фролову. — Ты только успей и предупреди Командира. Если Норова не станет, то наши головы полетят с плеч первыми.

Уже через полчаса небольшая кавалькада, возглавляемая Фроловым, состоящая из двадцати его бойцов с заводными конями, сразу на рысях отправилась прочь из Петербурга в направлении юга. Фролов опаздывал…

От авторов:

Она одаренный доктор с тёмным прошлым. Он незнакомец, потерявший память с инстинктами убийцы. Им предстоит бежать из города от бандитских группировок, чумы и охотников…

Судьба на двоих. Забвение Сонной Пустоши

https://author.today/reader/510260/4813797