Осколки мира. Том 2. Рыцарь мечей

Глава 10 Тени прошлого и настоящего

Сознание включалось медленно.

Сначала я видел сменяющие друг друга картины недавнего приключения в рифте. Потом эпизоды и персонажи начали нелепым образом перемешиваться. Голые чушки похожие на здоровенных крыс бегали по площади с раскрашенными красной краской мордами, богиня гремела цепями в выставленной на ступеньку пирамиды здоровенной ванне с джакузи, откуда наружу вылезала бурлящая пена с человеческими глазами.

«Ну и бред», — подумал я.

И тут до меня дошло: судя по всему, я не умер. Мертвые бредить не умеют.

С этой мыслью я проснулся окончательно.

Вокруг было тихо и сумеречно. На станции горела только дежурная лампа над входом, и в защитной колбе светилась золотая клякса рифта. Чей-то заливистый храп клокочущей волной то нарастал, то опадал в царящей вокруг тишине.

Я лежал на кушетке в одних штанах. Обрезки моей окровавленной одежды и ботинки валялись на полу. На моих руках и на груди алели широченные пластыри экстренной помощи, но боли от ран я почему-то не чувствовал. Только легкое жжение в груди и ватную невесомость во всем теле, как это бывает после стремительного снижения высокой температуры.

Я сел на кушетке.

Потрогал повязку на груди.

Вообще не больно. Осторожно отклеил край и заглянул под нее.

И с удивлением обнаружил на месте раны глубокий свежий шрам.

Ничего себе! Я озадаченно хмыкнул.

Вернул пластырь обратно. Поднялся с кушетки и тут же схватился за ее край, чтобы не упасть, потому что закружилась голова.

Постоял немного. Потер затылок и шею. Вроде нормально.

Сунув ноги в ботинки, я бесшумно прошел мимо спящих в кресле Давида Георгиевича и Женьки, завернутой в мягкий клетчатый плед. Егор спал чуть дальше на диване — это он своим храпом сотрясал стены. Возле него на походном матрасе спал кто-то еще, уткнувшись лицом в надувную подушку — неверное, потому что прямо на это спальное место падала тонкая полоска яркого света из хранилища.

Я вошел внутрь местной сокровищницы, тщательно прикрыв за собой дверь.

На столе для сборов стояла открытая упаковка баночного пива. А сбоку от шкафа с оружием была приоткрыта еще одна дверь, которую я в прошлый раз здесь не заметил.

Сунувшись в нее, я увидел узкий лаз наверх и железную лестницу. И почувствовал свежий, бодрящий запах ночи.

Цепляясь за перекладины, я, не торопясь поднялся наверх и очутился в небольшом бетонном кармане под открытым небом.

А на полу прямо на своем дорогущем пиджаке сидел Данилевский, упираясь ногами в лаковых туфлях о край низкого бортика. Вместо перепачканной моей кровью рубашки на нем была какая-то другая, темная, наброшенная на голое тело. В руках у Яна была банка пива. Где-то на отдалении внизу маячили тени охраны, а вокруг простиралась пустошь, накрытая низким черно-серым небом с зеленоватым свечением.

При виде меня Ян опустил ноги. Подвинулся, молча поделившись местом на пиджаке.

Я сел рядом. Прислонился спиной к прохладной бетонной стене.

Мне было странно сидеть вот так рядом с ним. В сумерках, на полу, касаясь плечом его плеча.

— Пива не хочешь? — усталым голосом спросил меня вдруг Данилевский. — Бурда, конечно. Но пить можно.

— Нет, — ответил я. — И так голова кругом идет.

— А, — понимающе кивнул он. — Ну да. Это скоро пройдет, если что.

И сделал большой глоток. Пиво с шипением влилось ему в рот, тонкие стенки банки хрустнули под пальцами.

— Я видел, что там под повязкой, — сказал я. — Хотел поблагодарить. Это ведь ты сделал?

Данилевский кивнул.

— Крутая способность. Наверное, потом сильный откат?..

— Терпимо, — уклончиво ответил Ян и влил в себя очередную порцию пива. И в этот раз оно так вкусно плеснулось в банке, что мне тоже захотелось.

— Я просто слышал, как твой Георгиевич протестовал, — сказал я.

— А, это, — отозвался он. — Там другая причина. Незадокументированная способность категории S. Уголовно наказуемое деяние.

Я присвистнул. Думая о своем, почесал затылок.

— Ничего себе. И сильно наказуемое?

— Как минимум — уничтоженной репутацией.

— А почему ты ее… не задокументировал?

— Потому что получил незаконным путем через превышение должностных полномочий, — без обиняков ответил Данилевский, как будто речь шла о чем-то простом и обыденном. — Официально рифт считался непроходным, был заморожен и находился на балансе одной серьезной компании. А я смог в него войти и выйти. Такие дела.

Он повернулся ко мне. Зеленоватое свечение местного неба делало его звериные глаза вполне человеческими, виноградного цвета.

— Ну а ты? Расскажешь, что произошло в рифте? Или тоже начнешь юлить и врать, как твои товарищи? Они мне оба так и не сумели ответить, откуда взялся меч, и кто тебя ранил. Этот твой бородатый вообще тот еще кадр. Думал, задушу.

Я тихо рассмеялся.

— Ну, судя по тому, как он там сейчас громогласно храпит, все-таки не задушил.

— Нет. Сначала сгоряча хотел Давиду отдать, для глубокого психологического обследования. Но потом передумал. Решил дождаться тебя.

Я кивнул.

Вопросы Яна были совершенно логичными. На его месте я бы тоже их задавал.

Но это с позиции Данилевского.

А с моей? Как лучше поступить?

Я глубоко вздохнул.

— Сейчас вернусь.

Я принес себе пива, устроился поудобней на Яновом пиджаке.

И начал рассказывать. Про устройство, которое нашел в Гамме Триптиха. Про интерфейс в голове. Про деревню, поклонников странной богини, подземелье и битву на площади. Умолчал только про ритуал с оком Минервы и свою способность удалять последнюю мутацию.

Данилевский сосредоточенно слушал меня, не перебивая, покачивая остатки пива у себя в банке.

Оно, кстати, и правда оказалось дрянным. Жидким, будто разбавленным, да еще с яблочным привкусом.

— Звучит, как бред сумасшедшего, да? — со вздохом спросил я.

— На самом деле я кое-что похожее уже слышал, — сказал Данилевский, глядя в небо, вспыхивающее зелеными зарницами. — В клинике для душевнобольных, где последний год содержался выживший аналитик. Помнишь, я упоминал о таком? Он тоже рассказывал про деревню, про людей с бусами и косами.

— Ты не говорил мне!..

— Ты тоже мне не все говорил, — парировал Ян.

— У меня на то имелись причины. Откуда мне было знать, не решишь ли ты вскрыть мне череп, чтобы достать оттуда ценную штуку?

Данилевский усмехнулся.

— Как будто сейчас знаешь. И потом, у меня ведь тоже были причины.

— А что еще он рассказывал?

— На этот вопрос не так-то просто ответить. Стоило только ему начать говорить, как все внимание фокусировалось на незначительных деталях. Он мог часами описывать вышивку или дерево, напрочь игнорируя встречные вопросы. А еще постоянно еще галлюцинировал. Его сознание мучили два персонажа: какая-то невнятная тень, якобы преследовавшая его по пятам, и «тот, кто нарекает имена».

— Чего? — переспросил я.

— Вот-вот, — покосился на меня Ян. — Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что не все так просто.

— Что за нарекатель такой?

— Понятия не имею. Якобы он является для того, чтобы наречь имя, если человек достоин. Но наш безумец оказался недостойным, и имени не получил. Что-то такое. Боялся он этого «нарекателя» до припадков. Не знаешь, о чем речь?

Я задумчиво покачал головой.

— Вероятно, это какая-то другая квестовая линия или что-то в этом роде, но лично мне ничего подобного не встречалось. Даже на уровне упоминаний. А вообще, мне кажется, было бы интересно устроить нам встречу.

— Было бы, — согласился Ян. — Но это невозможно.

— Почему?..

— Потому что родственники приняли решение об эвтаназии.

Я тихо ругнулся.

— А теперь так можно? Тупо усыпить человека, как больное животное?

— Теперь можно и не такое, — мрачно отозвался Данилевский. —

Я ничего не мог поделать. Они по закону являлись его опекунами и имели полное законное право распоряжаться жизнью и здоровьем опекаемого.

— И враги человеку домашние его? — с усмешкой процитировал я Евангелие.

— Так было, так есть и так будет, — с тяжелым вздохом добавил Ян. — Итак, что мы имеем. Есть некое устройство, обладание которым странным образом влияет на рифт, и ты попадаешь в совершенно иную среду, чем та, которую видят люди без этого устройства. Означает ли это, что Николай Свиридов, после экспедиции которого рифт изменился, также обладает интерфейсом?

Я задумчиво пожал плечами.

— Может быть. Это нужно у него самого спрашивать.

— С твоей точки зрения какова вероятность, что рифт — это какое-то искусственное пространство?

— По типу виртуальной реальности? Я бы мог согласиться, если бы не виртуальный меч, пробивший мне грудину в двух местах. Как по мне, слишком материальный след для виртуальных иллюзий.

— Согласен. Но я имел в виду не это. Мир рифта, который ты видел: все эти люди, деревня, город, богиня — все это естественные реалии какого-то другого мира, или искусственные локации, созданные для взаимодействия пребывающих в них людей с интерфейсом как у тебя?

— А хрен их знает, — пожал я плечами. — Кстати, я принес с собой несколько образцов. Прости, что мало. Но там будет и ДНК местного человека, и проба бетона. И еще кое-что по мелочи.

— Включая око Минервы? — спросил Ян.

Я нахмурился.

— Откуда вдруг такой вопрос?

— У тебя в кармане куртки нашли два. Я не обыскивал тебя, если что, просто они вывалились, когда с тебя куртку срезали.

— А, — усмехнулся я. — Ну, если честно, вот их я как раз не собирался тебе показывать, а думал потихоньку продать. Нам очень нужны деньги.

— Понимаю, но верну только один. Второй отправлю в лабораторию. И кстати, тебя самого — тоже. Хочу, чтобы тебе просветили голову. Мне надо знать, что там у тебя завелось.

— С компенсацией?

— Пятьдесят процентов от рыночной стоимости.

— Моей головы или ока Минервы?

— Ока Минервы. За голову готов платить только в случае ее отделения от тела.

— Это же крохоборство.

— Почему? Твоя жизнеспособность является прямой помехой для полного лабораторного исследования. Так что это можно считать скорее профессиональным медосмотром за счет организации.

— А ты стопроцентно доверяешь своим людям? Боюсь, если информация об интерфейсе выйдет за стены ЦИРа, мне не поздоровится.

— Поверь, мне самому тоже совершенно не нужно, чтобы эта информация куда-то там выходила, поэтому не волнуйся. Официально это будет стандартная диагностика, и займется ею специалист, которому я доверяю. Мне просто интересно, где именно этот предмет расположен и каким образом взаимодействует с твоим мозгом.

— А зачем ты вообще все это делаешь? — спросил я, смяв опустевшую банку. — Если по-честному. Все эти рифты, восстановление ЦИР и прочее. Я ушел в экспедицию, а ты остался на станции, хотя мероприятие могло растянуться на месяцы. Откуда вдруг такое рвение?

— Долгая история, — нехотя отозвался Ян.

— А мы куда-то торопимся? — спросил я.

Данилевский недолго помолчал.

— Ну, что касается моего присутствия здесь, так это имеет совершенно банальное объяснение: за время вашего пребывания в разломе параметры рифта несколько раз менялись. Минут за десять до твоего возвращения он вообще вдруг ненадолго стал красным и вытянулся, как веретено! Я в первый раз видел такое.

— А что сейчас с его параметрами, кстати? Или никто не проверял, потому что не до того было?

— Параметры рифта вернулись к начальным показателям.

— То есть мы усмирили рифт?

— Типа того, — улыбнулся Ян. — Вот только…

Грохот, лязг и звон разбитого стекла прервали его на полуслове. Вздрогнув, мы оба бросились к лестнице.

Я на скорости спустился по ней буквально за секунду, несколькими размашистыми шагами проскочил все хранилище и распахнул дверь в основной зал.

И увидел, что передняя стенка защитной колбы разбита, повсюду валяются осколки стекла, сверкающие в сиянии рифта. Парень, спавший на походном матрасе, стоял на коленях рядом со своим спальным местом и трясущимися руками с порезанными пальцами вытряхивал из-за шиворота осколки. Егор уже вскочил на ноги и, замедленный, плавно поворачивался в сторону колбы, чтобы увидеть, что же случилось.

А рядом возвышался размытый силуэт человека. Черная дымка стелилась за ним шлейфом и окутывала всю фигуру.

Я уже на рефлексе бросился к непрошенному гостю вплотную — и тут с опозданием понял, что вообще-то у меня нет оружия.

Никакого.

Даже перочинного ножичка нет.

Из-под поволоки дымки на меня в упор взглянули глубоко посаженные глаза с серебристыми радужками.

«Как ты это сделал?» — услышал я шипящий голос в своей голове.

Я изумленно отпрянул.

«Я сильнее тебя. Я провел в этом рифте много месяцев, прошел десяток бонусных сюжетов, но так и не сумел убить богиню. Как же тебе удалось?..»

В этот миг на станции вспыхнул яркий свет, и из хранилища появился Ян с автоматом наперевес.

Почему-то после нашего первого разговора у меня сложилось о Данилевском устойчивое мнение, что он чистоплюй и теоретик, и ничего тяжелее бокала вина отродясь не поднимал.

Похоже, я здорово недооценил своего начальника, купившись на гладкий костюмчик.

— Всем отойти от него, не атаковать! — крикнул Ян, передернув затвор, пока все испуганно щурились на свет.

Я подчинился, попятился. Послышался торопливый грохот ботинок и голоса охраны — Ян успел вызвать подмогу.

Дверь распахнулась, и внутрь вбежало человек семь.

— Не стрелять, брать живым! — крикнул им Данилевский.

Тень обернулась на ворвавшуюся охрану. Скользнула ко входу — одномоментно, будто и правда это был не человек, а что-то бесплотное. Парней в амуниции отшвырнуло в разные стороны. Кто-то из них с воплем сложился напополам, выронив оружие. Раздались звуки выстрелов — это Ян сработал в сторону тени на уровне ног.

На мгновение дымное веретено вокруг визитера ослабло, и я увидел высокую и крепкую мужскую фигуру со стальной левой рукой, в черной одежде, тактическом жилете поверх куртки и в маске, закрывающей нижнюю часть лица.

Человек обернулся на нас.

А потом с места бросился вперед, превращаясь в размытый черный след.

Прямиком к глухой стене…

Раздался такой грохот, что я, прикрыв голову, на всякий случай присел — как и все остальные в этой комнате, кроме лаборанта и дежурного по станции, у которых не имелось таких рефлексов.

Пол под ногами вздрогнул, будто от взрыва, с потолка посыпалась штукатурка, мелкой дробью в разные стороны разлетелась бетонная крошка, со столов попадали чашки.

А потом с грохотом и звоном вниз рухнули остатки колбы.

Освещение нервно замигало, переходя в аварийный режим, взвыла сигнальная сирена.

А стены больше не было. Вместо нее зияла здоровенная дыра, через которую было видно, как снаружи остолбенела охрана, глядя то на разинутый провал в здании станции, то на раскуроченное ограждение с другой стороны. Турель, обалдевшая от случившегося, начала пальбу черт знает куда…

— Охренеть вояж мужик сделал, — за всех за нас проговорил Егор, выпрямляясь.

Охранники задергались, засуетились, забегали по станции.

Я обернулся на Данилевского.

Тот каменным выражением лица добрые полминуты молча смотрел прямо перед собой. А потом приказал охране покинуть помещение станции и в экстренном порядке прочесать контрольный радиус.

Потом, раздраженно громыхнув оружием о стол, присыпанный битым стеклом, он еще раз окинул взглядом все помещение, которое выглядело так, будто мы пережили бомбежку.

Потом приложил кончики пальцев к своему устройству над бровью.

— Борт ноль восемь, как слышно? Вы там живы? Машина без повреждений?.. Да, я понял. Хорошо. Готовьтесь, вылет через три минуты.

И, обернувшись к пыхтящему от пережитого стресса Давиду, сказал:

— Вертолет не пострадал. Так что забирай моих новобранцев и улетайте отсюда. Где все, что они принесли с собой?

— Упаковано и собрано, — поспешно отозвался незнакомый мне мужчина средних лет, чем-то отдаленно похожий на Давида, и тут же принес толстый и непрозрачный черный пакет, из которого предательски выпирала ручка меча.

— Отлично, — негромко сказал Ян и сунул пакет в руки растерявшемуся Егору. — Алексей, провести быструю санацию медицинского уголка. Да положите вы стекло, здесь ничего трогать не нужно! А вы четверо чего стоите? — обернулся к нам Данилевский, застегивая рубашку. — На выход, бегом!

— Прямо сейчас?.. — изумленно уточнил я.

— Прямо сейчас. Потому что, когда сюда примчится Биосад, будет поздно, — негромко пояснил мне Ян. — А они точно примчатся, потому что прямо сейчас личный секретарь их вице-президента пытается связаться со мной.