Сдвинутый мир: Откуда взялись квадроберы

Глава 3. Лечение

— Понимаешь, — начала говорить Марго, но, позабыв о подвёрнутой ноге, оперлась на неё и вскрикнула от боли.

— Сильноу болииит? — встрепенулся котёнок. — Я могуррр попррррробовать вылечить. Я, прррравда, ещёу никого не лечилррр, но Мяма мнеу объясняла. Идиу сюда. Я сам не могууу — Мяма уссснула.

Логики в этом Марго не увидела. Ведь если мама спит, то лучше отойти от неё, чтобы не беспокоить. Но спорить с малышом не стала. В лечение котёнка ей верилось с трудом, однако обижать малыша не хотелось. Да и чем чёрт не шутит?

Пушок ей сказал поставить больную ногу возле его живота, а сам свернулся вокруг клубочком, как умеют только кошки. Вывернул мордочку, показывая белую шерсть на горле, и громко замурчал. «Как трактор», — подумала Марго. Если так мурчит ребёнок, то как же должна мурчать взрослая кошка?

***

Проснулась Марго уже утром, завёрнутая в тёплую шкуру в другом углу небольшой хижины. Она не запомнила, как на неё внезапно навалилась дикая усталость, потяжелевшие глаза начали закрываться сами собой. Окс, подошедший посмотреть на чудесное кошачье лечение, успел поймать её вовремя. Иначе бы Марго обязательно приложилась головой о каменный стол. Пушистые кошки не нуждались в одеялах, поэтому из постельных принадлежностей в доме были только подстилки из мягких шкур. И Окс вместе с Марго завернулся в одну из них. Ночь в пустыне оказалась весьма холодной.

Марго осмотрелась. В доме, кроме неё, никого не было, но с улицы слышались голоса. Она вспомнила про свою многострадальную ногу, ощупала её и с удивлением поняла, что не чувствует боли. И ещё больше удивилась, увидев вместо вчерашних ссадин на лодыжках светлые участки новенькой, ещё совсем не загоревшей кожи. «А если бы надела джинсы подлинее, то, может, и вовсе бы не поранилась», — подумала Марго. «Или разодрала к чертям джинсы», — услужливо добавил её мозг.

Всё же слегка опасаясь наступать на ногу, Марго поднялась. Но из дома вышла уже твёрдой походкой. Непонятно как, но, похоже, лечение котёнка сработало на сто процентов.

Кошара лежала на песке, а Пушок развалился прямо на её полосатой спине. Они совсем не отходили друг от друга, отметила Марго.

— У тебяу совсеем не остаулось больше сырррра? — Котёнок с надеждой смотрел на Окса своими жёлтыми глазами. Тот покачал головой. — Тогдау сейчааас Мяма погрррреется на соулнце, и мы попрррробуем сходить на охоуту. Если и сегоудня ничегооо не поймауем, пррридется загрррызть одного пескоухода, — вдруг погрустнев, добавил он.

— Пушок, а почему твоя мама всё время молчит? – осведомился Окс.

— Онау болеееет. И поэтомуу не моужет хорррошо охоутиться.

— А ты не можешь её вылечить? Смотри, ты же вылечил меня, — и Марго показала свою ногу. — Даже ссадины исчезли.

— Яу не могууу. Мяма большая, а я мауленький. Яу не смогууу сверррнуться вокррруг неё в клубоук.

Марго внезапно стало так жалко хозяев этого затерянного в песках дома. Кошара сегодня выглядела не лучше. Она, казалось, спала — даже глаз не приоткрыла. Но это был сон глубоко больного существа, которое, очевидно, ни с какой охотой сегодня не смогло бы справиться.

— А может, мы сходим на охоту без твоей мамы? Пусть она отдыхает, а ты покажешь нам, где тут охотятся, - предложила Марго.

— Как без Мямы? — не понял Пушок. — Без Мямы нельзяу.

И он приподнял хвост. Только сейчас Марго увидела, что кончики хвостов кошки и котёнка крепко стянуты вместе кожаными ремнями. «Так вот почему он не отходит от неё», — поняла девушка. Просто не может отойти.

— Без Мямы никак нельзяу.

На смену удивлению почти сразу пришла злость. Она закипела в душе девушки, как маленький вулкан, желая вырваться на свободу. Разве можно вот так привязывать к себе ребёнка?! Своих детей у Марго не было. Но она, как часто бывает с теми, у кого детей нет, считала, что точно знает, как лучше воспитывать. Что за варварские методы?! Сейчас она отвяжет бедного малыша!

Она даже успела броситься к кошкам и протянуть руки, но тут же получила сильный толчок в грудь мягкой лапой. Кошара, оказывается, не спала.

— Чтоу ты делаешь? — Пушок смотрел на неё с нескрываемым удивлением.

— Я хотела тебя отвязать. Так нельзя! Мама не должна так делать! Я понимаю, что она за тебя боится, но это жестоко — привязать ребёнка к себе и никуда не пускать! — Марго аж раскраснелась от нахлынувших эмоций.

— Но если тыу нас развяужешь, то меняу заберут.

Маленький Пушок, оказалось, знал то, чего не знала Марго, когда кинулась спасать чужого ребёнка в непонятной для себя ситуации.

***

Год назад жизнь в пустыне резко изменилась. Сначала небо, обычно ярко-голубое, заполыхало цветными вспышками. Оно раскрашивалось пятнами, которые постепенно исчезали, но на их месте сразу появлялись новые. Это было настолько красиво, что все, кто был на улице, остановились, заворожённо наблюдая за необычным зрелищем. Но почти сразу оно стало ещё и пугающим. Цветные пятна стали появляться в воздухе прямо возле замерших в удивлении кошек.

Сначала раздавался низкий гул, потом возникала маленькая цветная точка. Она начинала расти, превращаясь в большое пятно. Затем внутри него будто разрывалось пространство, и оттуда вылетали вихри золотистого воздуха. Они подхватывали котят и уносили их в эти дыры. Всех котят, которых в этот момент не держали взрослые. Стоило только выпустить малыша из пушистых лап, как в воздухе тут же появлялся гул и начинала формироваться цветная точка.

Вначале всё происходило медленно, и многие испуганные малыши успевали кинуться к родителям, инстинктивно ища у них защиты. Те, кто промедлил, исчезали на глазах ничего не понимающих взрослых. Но чем дольше это продолжалось, тем быстрее появлялись вихри. Вскоре стало ясно, что ребёнок в безопасности только тогда, когда он касается взрослого. С тех пор котят от себя не отпускали. А для надёжности кончики хвостов стягивали кожаными ремнями — так и лапы у всех свободны, и даже подобие самостоятельности и личного пространства организовать получалось.

Кошкам пришлось научиться жить в новых условиях. Охотиться с сидящим на спине котёнком, крепко держащимся за шерсть. Ходить всегда рядом, жить рядом. В неразрывном контакте. Даже ходить в туалет приходилось вместе. В жилищах появились «помещения», отгороженные шторой или стеной с прорезью под связанные хвосты — только так теперь многие могли уединиться.

— А недавно науш ремешок внезапно порвался, — сказал котёнок грустно и опустил мордочку, шмыгнув носом. — Мяма охотилась, а яу не удержался у неё на спине и упал. А ремешок порвался, и мы разделились. Вихри появились очень быстро, Мяма только успела развернуться. Она прыгнула и схватила меняу, когда я уже видел чёрный провал внутри пятна. Мне обожгло бок там, где онау меня схватила. А сама она закричала так страшно... Говорит, ей было очень – очень больно от этих вихрей. Как будто кипятком обдало. Вихри наус отпустили и исчезли, но Мяма заболела. Ей с каждым днём всё хуже и хуже. Я пытался лечить, но я слишком маленький.

— А почему вы не поехали за помощью к другим кошкам? — Марго с трудом смогла справиться с комком, застрявшим в горле после рассказа Пушка.

— Сначаула думали, что ей нужно просто полежать, отдохнуть, и это пройдёт. А потом онау стала слишком слаба. Ехать на пескоходах до ближайших кошек два дня. Онау не сможет столько удержаться на них. А позавчера у наус закончились запасы еды. Мы ходили на охоту, но не смогли поймать даже самую мелкую мышь. И сегодня тоже не сможем. Надо загрызать пескохода...

Марго потрясённо молчала. Слов не было никаких. Безумно жалко было пушистого малыша и его смелую маму. Жалко молчаливого пескохода. О себе даже не думалось. Хотя если подумать, то впору было пожалеть и себя. Что им делать в пустыне, где неизвестные вихри крадут детей, а местные жители живут на расстоянии двух дней пути друг от друга?

— Это... Как ты лечишь? — внезапно спросил Окс.

— Я... мурчу. У меня первый раз вчера получилось, — признался котёнок. Раньше только Мяма меняу лечила. Я ложился ей в подпузье, сворачивался в клубок. Онау оборачивалась вокруг меня и мурчала. Онау говорит, что наше мурчанье целебное. Что оно наполнено солнцем и светом. Что в нём содержится энергия тысячи миров. И оноу может вылечить, что угодно. Но яу пробовал, у меня не получилось. Мяма большая, а я маленький...

— В нашей деревне был лекарь, — сообщил Окс. — Он умел лечить, прикладывая руки. Но не всегда. Если болезнь была сильной, он созывал хоровод. Собирал крепких и здоровых. Они помогали лечить.

— Как? — одновременно выдохнули Марго и котёнок.

— Брались за руки. Вставали в хоровод вокруг больного. Пели песни. А лекарь лечил. Говорил, вместе легче.

***

Для хоровода их было слишком мало. Поэтому Пушок лёг, прижавшись к маминой спине так, чтобы касаться её своим тёплым животиком. Сказал, что «из подпузья и подмордья больше всего мурчания исходит». Марго и Окс сели с другой стороны от лежащей на горячем песке Кошары, соединили ладони, а свободные руки положили с двух сторон на котёнка - тем самым образовав вокруг уже не приходящей в себя кошки круг.

Пушок закрыл глаза и сначала тихо и неуверенно, а потом всё громче и громче замурчал. Звук рождался где-то в глубине маленького пушистого тела и с вибрацией передавался всем вокруг.

Марго тоже прикрыла веки. Она слушала котёнка, и ей казалось, во всем мире остался только этот звук. Одна её ладонь ощущала шершавую кожу ладони Окса, а вторая утопала в мягком мехе. И вдруг в памяти всплыли, казалось, неизвестные раньше строки. И она запела. Почти сразу её песню подхватил Окс.

Их голоса слились с мурчанием Пушка, создавая странную, но удивительно гармоничную мелодию. Марго чувствовала, как тепло разливается по её рукам, словно волшебная энергия перетекает от неё к котёнку, а от него — к Кошаре. Она не знала, как это работает, но верила, что всё происходит правильно.

Кошара, лежащая неподвижно, вдруг слабо вздрогнула. Её усы слегка шевельнулись, а из полуприкрытых глаз потекли слёзы. Пушок замурчал ещё громче, его маленькое тельце дрожало от напряжения.

Марго не знала, сколько времени прошло, но вдруг почувствовала, как рука Окса сжимает её ладонь сильнее. Она открыла глаза и увидела, как Кошара медленно поднимает голову. Её глаза, прежде тусклые, теперь светились слабым, но твёрдым светом.

— Мяма... — с надеждой прошептал Пушок.

Кошара тихо мурлыкнула в ответ, а затем снова провалилась в сон. Но теперь это был глубокий, спокойный отдых.

Марго и Окс молча переглянулись. Они не знали, сколько сил потребуется, чтобы Кошара полностью поправилась, но первый шаг был сделан. И, возможно, в этой пустыне, где вихри крадут детей, а жизнь держится на тонкой нити, они нашли нечто большее, чем просто способ выжить. Над песком во все стороны разносились слова:

В пустынных степях не растут деревА

И птицы там не поют.

В пустынных степях есть одна тишина,

Которая есть там и тут.

В пустынных степях тишина поëт,

И слушают ветры хмельные

В пустынных степях её крик души,

Который люди забыли.

Хмельные ветра, что есть там и тут

Его разнесут по свету.

И после нет смысла уже искать

В этом крике ответа.

Он есть там и тут, но не слышат его,

Ведь ищут другое люди.

А не находят они ничего,

Память от них уходит.

В пустынных степях не растут деревА,

Так пусть там будет хоть тишина.

Она никому не мешает,

О ней ведь никто не знает.

***

Окс был опытным охотником. И хотя пустыня совсем не похожа на лес, силки он ставить не разучился. Благодаря этому на ужин удалось раздобыть несколько небольших зверьков, напомнивших Марго тушканчиков.

После лечения Кошары все трое чувствовали сильную слабость. Кошка так и спала, но было видно, что её сон стал спокойным. Пушок с облегчением сказал, что из неё перестала «вытекать жизнь» и теперь она должна поправиться. Но ей надо будет хорошо поесть, когда она проснётся. При этих словах его собственный животик предательски заурчал.

Окс молча отправился ставить силки. Марго была смелой и говорливой девушкой, но ему хватило одной прогулки с ней по лесу, чтобы понять: охота — это не её. Да и разделать тушку она тоже вряд ли сумеет. Он вспомнил её аккуратные руки, явно не знавшие физической работы.

Ещё прошлым вечером, когда они только шли к дому кошек, он видел на песке следы мелких зверей. А значит, здесь было на кого поохотиться.

Расставив силки, Окс залёг в стороне, наблюдая за ними. А в голове всё крутились слова песен, которые пела Марго во время лечения Кошары. Окс их знал. Не смог бы сейчас повторить сам, но когда она запела, то он сразу узнал мелодию. И слова были ему настолько знакомы, что смог подпевать.

Почему-то это казалось правильным — петь. Возможно, потому что так всегда говорил лекарь в его деревне: с песней легче. А может, мурчание Пушка тоже напомнило песню, к которой захотелось присоединиться. Но мурчать люди не умеют, поэтому им приходится петь.

Странная незнакомка, столь внезапно ставшая спутницей Окса всего лишь вчера, перестала казаться такой уж странной. Ну или количество странностей с тех пор так наполнило его жизнь, что Марго стала в ней даже небольшим островком стабильности и понятности.

Она была резкой, шумной, красивой. И, наверное, доброй. Так быстро нашла общий язык с ребёнком, нуждавшемся в помощи. О своей роли Окс как-то и не вспоминал. Хотя ведь это именно он предложил кошкам отдать их еду. И придумал, как помочь малышу вылечить маму.

Но Окс не привык к тому, что ему удаётся ладить с окружающими, и поэтому видел только заслуги Марго. А ведь ситуация, в общем-то, складывалась в их пользу. У них было хоть какое-то пристанище — крыша над головой, постель, вода и даже возможность развести огонь. Когда Кошара придёт в себя, будет ещё и взрослый, с которым можно будет посоветоваться, чтобы попытаться понять, куда им двигаться дальше. Оставаться в пустыне навсегда не хотелось.

Хотя Окс поймал себя на мысли, что не особенно страдает от того, в какой ситуации оказался. Дома у него не было друзей. Дядька, вырастивший его, год назад умер. Окс вёл простое хозяйство деревенского жителя — охотился, держал небольшой огород.

На самом деле, его жизнь никогда не была интересной. За эти два дня в ней произошло больше событий, чем за... за всю жизнь? Пожалуй, что так, — подумал Окс. Куда-то двигаться нужно, но он сознался сам себе, что совсем не стремится вернуться в деревню. И даже слегка опасается такой перспективы. Но куда же тогда идти?..

Размышления прервал тонкий писк попавшегося зверька.

***

К ужину Кошара проснулась. Она выглядела намного лучше, а когда ещё и вылизала свою серую шерсть, то стала совсем другой. Вместо бесконечно уставшей, потрёпанной жизнью, больной и несчастной кошки перед ребятами предстал грациозный зверь.

Если Пушок был ещё по-детски непосредственным, а его движения неловкими и слишком порывистыми, то Кошара двигалась так, будто перетекала из одной позы в другую. Серая полосатая шубка после чистки блестела в лучах уходящего за горизонт солнца. Пушок, почти весь день пролежавший с мамой в клубочке, сейчас игрался с её усами. Днём всего несколько раз вставал размять лапы и попить воды. Даже в туалет ему пришлось сходить совсем неподалёку — ведь он не мог отойти дальше, чем на длину двух их хвостов, а это было меньше трёх метров. Марго деликатно отвернулась, а он смущённо закопал свои дела в песок.

Марго успела понять, что кошки здесь были совершенно цивилизованным видом и не привыкли справлять свою нужду у всех на глазах. Возле дома был построен небольшой туалет, в двери которого имелось отверстие, позволявшее не расцеплять хвосты. Но в тот момент это оказалось непозволительной роскошью.