Шайтан Иван 6

Глава 24

Вместе с Жаном Ивановичем мы прибыли в Петропавловскую крепость. Пока нас вели по мрачным коридорам, я заметил подавленность Куликова.

— Место не из приятных, — передёрнул он плечами.

В допросной нас ждал Кудасов. Изрядно похудевший, постаревший, он встретил нас с робкой надеждой во взгляде.

— Здравствуйте, господин Кудасов, — обратился я к нему, стараясь звучать доброжелательно. — Надеюсь, перевод в крепость не слишком вас устрашил? Условия содержания приемлемы?

— Вполне, ваше сиятельство. Весьма неожиданно для меня, — горько усмехнулся Кудасов.

— Перевод связан с опасением за вашу жизнь. Дело в том, что Анукин наложил на себя руки, — сообщил я, внимательно следя за реакцией Кудасова, как и Куликов. — Он оставил покаянное письмо, в котором признаётся во всех преступлениях.

Кудасов побледнел, в глазах мелькнул животный страх.

— Я знал… это страшный человек, — еле выдохнул он.

— Кто он, Кудасов? Скажите нам, мы постараемся вас защитить, — попытался я зацепиться за его испуг.

Он замер, тупо уставившись в стол.

— Кудасов⁈ Очнитесь! — резко окликнул я, пытаясь вернуть его к реальности.

— Я… я. не знаю, кто он, клянусь богом, не знаю, — жалобно прошептал он.

— Хотя… — он вдруг встрепенулся. — Постойте! Однажды, лишь однажды, в Тифлисе, по служебным делам… Мы с Анукиным ужинали в ресторане. Он был изрядно под хмельком и вдруг сказал: «Светлая голова, недаром генштабист! Выпьем за его здоровье!» Больше я ничего подобного от него не слышал.

Мы с Куликовым переглянулись.

— Ваше сиятельство… — голос Кудасова дрожал. — Скажите прямо, без утайки, что мне грозит? Умоляю вас… Нет сил томиться в неизвестности. — Он смотрел на меня глазами затравленного зверя.

— Окончательное решение мне неведомо. Жан Иванович, ваше мнение?

Куликов задумался на мгновение.

— Я полагаю, что ваше сотрудничество со следствием непременно зачтется в вашу пользу. Скорее всего, вас ожидает лишение дворянского звания, конфискация имущества и ссылка на поселение в отдаленные губернии, — произнес он размеренно. — Согласитесь, это предпочтительнее каторги или… худшего исхода. Во всяком случае, мы приложим усилия, чтобы ходатайствовать именно о таком смягчении.

— Да, да, конечно! Благодарю вас! — Кудасов закивал, но тут же сжал кулаки. — А семья?.. Что будет с детьми?

— Нечто для проживания, вероятно, оставят. Но лишение дворянства и перевод в мещанское сословие — неизбежны. Остальное… — Я развел руками. — Решит суд.

— Да, понимаю… — Кудасов опустил голову, голос его был безжизненным. — Благодарю вас, господа, за содействие.

Конвойный тронул его за локоть и увел. Мы молча смотрели, как его тень растворилась в полумраке коридора.

— Хоть что-то… — тяжело вздохнул я, ощущая горечь полуправды и неопределенности.

— Не скажите, Пётр Алексеевич! — Куликов оживился, его глаза загорелись азартом следопыта. — Это уже позволяет очертить круг подозреваемых! Выпускник Академии Генерального штаба! Это — раз. Вероятнее всего, в чине не ниже капитана! И служит в Кавказском корпусе. — Он чеканил каждый пункт. — Но вот загвоздка: работать придется в армейской среде. А вы же знаете их отношение к нам, жандармам, — Куликов поморщился, как от кислого лимона. — Как к назойливым мухам, сующим нос не в свое дело.

— Согласен с вами, Жан Иванович, — кивнул я, мысленно уже перебирая возможных посредников. — Без поддержки армейских служб не обойтись. Идти придется на самый верх. Говорить либо с Дубельтом, либо напрямую к графу Бенкендорфу. Лишь их весомое слово способно сломить эту стену непонимания. — Я сделал паузу, собираясь с мыслями. — Мне нужны полные сведения о потерянных обозах за последние пять лет. Всех без исключения. Они у вас есть, Жан Иванович?

— Безусловно, Пётр Алексеевич, — живо откликнулся Куликов. — Максимально подробные сводки по снабжению Кавказского корпуса, включая все инциденты. Можем проехать ко мне сейчас. Учитывая ваш статус, я предоставлю их незамедлительно.

В кабинете Куликова я провел три часа, погрузившись в изучение материалов. Внушительная стопка папок постепенно убывала. Я быстро, но внимательно просматривал донесения, сверял даты, маршруты, перечни утраченного груза. По мере чтения мои первоначальные догадки обретали твердую почву. Закрыв последнюю папку, я уверенно взял перо и бумагу.

— Жан Иванович, — сказал я, отрываясь от набросков, — я свел воедино все данные по потерянным обозам. Прошу вас: проверьте и дополните то, что я мог упустить. Завтра с утра — к Дубельту. Я доложу ему обо всем, что выяснилось. Дело, — я подчеркнул слово, — закручивается серьёзное. — Будучи полностью погружен в свои выводы, я не сразу заметил, как Куликов буквально сгорал от нетерпения и любопытства.

— Пётр Алексеевич… — осторожно начал он, когда я наконец поднял голову. — Не сочтите за дерзость, но… не могли бы вы хоть чуть-чуть приоткрыть завесу? Что вы узрели во всем этом хаосе цифр и донесений? Знаете ли, работать над конкретной задачей куда сподручнее, чем барахтаться в неизвестности. Если, конечно, это возможно?

— Ах, да, простите, задумался, — отозвался я, откладывая перо. — Жан Иванович, даже беглого взгляда достаточно, чтобы увидеть тревожную тенденцию: количество разграбленных и уничтоженных обозов резко возросло за последние четыре года. Обратите внимание — каких обозов? С оружием, боеприпасами, продовольствием. Добавьте сюда три ограбления почты — деньги и служебные документы! Нападения были стремительными, точными, словно наносились по расписанию. Горцы знали где, что и когда с невероятной точностью. О чем это говорит, Жан Иванович?

Куликов замер, глядя на меня. По его лицу медленно расползалось понимание, сменяя первоначальное недоумение.

— Им кто-то передавал сведения! — выдохнул он, словно осененный откровением. — Я… я рассматривал эти потери лишь как удобную ширму для списания хищений, как возможность припрятать казенное добро под шумок войны… Но с такой стороны… Как вы до этого додумались, Пётр Алексеевич?

— Генштабист, Жан Иванович! — ответил я, и в голосе моем звучало не восхищение, а холодное осознание дерзости замысла. — Тот самый. Он мастерски убивал двух зайцев: снабжал горцев разведывательными сведениями для нападений и давал тыловикам идеальную возможность для сокрытия собственных хищений. Гениально просто в своей циничной изощренности. Дубельт принял нас незамедлительно.

Оказалось что у него в кабинете присутствует Бенкендорф.

— Здравия желаем ваше высокопревосходительство. Решили поделиться с его превосходительством о выводах возникших в ходе разбирательства дела Кудасова, — бодро доложил я.

— Проходите, Пётр Алексеевич и вы, Жан Иванович, мы с Леонтием Васильевичем слушаем вас.

Грех было не воспользоваться таким удобным случаем. Я подробно изложил свои мысли, которые возникли у меня. Бенкендорф и Дубельт внимательно выслушали меня и задумались.

— Осмелюсь доложить ваше высокопревосходительство. Как правильно заметил, Пётр Алексеевич, необходимо учитывать нашу ведомственную разобщенность и возможные неприятные моменты могущие возникнуть во время дальнейшего расследование. Этим неизвестным может быть выпускник Академии Генерального штаба. Их армейская корпоративность может серьезно помешать нам. К тому же вскрытие нами такого фигуранта в их среде, ляжет позорным пятном на их репутации. — Куликов скромно замолчал отступив на шаг.

— Полностью согласен с Жаном Ивановичем. Наш визит, к его превосходительству, в большей мере связан с этим обстоятельством. Мы хотели просить содействия в налаживании совместной, продуктивной работе с понимающими и компетентными людьми из военного ведомства.— Закончил я свой доклад.

— Согласен, — задумчиво потянул Бенкендорф, — ваши опасения не беспочвенны. Леонтий Васильевич, помниться вы положительно отзывались о генерал-майоре Леднёве. Помогите Петру Алексеевичу наладить контакт с ним. Учитывая характер его службы, он должен согласиться на сотрудничество.

— Слушаюсь ваше высокопревосходительство. Пётр Алексеевич, я назначу встречу в два часа после полудня. Попробуем наладить сотрудничество. — улыбнулся Дубельт.

Пришлось отодвинуть все дела. Следующим днём в назначенное время я был у Дубельта. В кабинете уже сидел генерал Леднёв Алексей Дмитриевич.

— Здравия желаю ваши превосходительства!

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич. Алексей Дмитриевич, полковник граф Иванов — Васильев, о котором мы говорили.

Леднёв внимательно осмотрел меня и после недолгого молчания поздоровался. Откуда мне было знать, что он с подачи Шувалова давно отслеживает меня.

— Наслышан о вас, полковник, рад знакомству воочию.

— Присаживайтесь, Пётр Алексеевич, разговор предстоит долгий и нелёгкий, — предложил Дубельт.

— Что же столь важное вы хотели сообщить, полковник? — спросил Леднёв, удобнее устроившись в кресле.

Я начал излагать. Подробно, основательно, подкрепляя каждое положение выписками и наглядными графиками. Генерал слушал, не проронив ни слова, внимая до самого конца. Затем, с моего разрешения, молча принялся изучать сводки и схемы.

— Сбор сведений и анализ проведены безупречно, — наконец произнёс Леднёв. — Всё логично, всё обоснованно. Выводы верны. Если я вас правильно понял, вы утверждаете, что за всем этим стоит армейский чин. Достаточно высокого уровня, имеющий доступ к тыловым сводкам. Связан с предводителями горцев, а значит, способен планировать их нападения. И одновременно помогает тыловикам скрывать хищения, списывая их на форс-мажор. Хитро. Все ваши доводы… — он сделал паузу, — … опираются на его принадлежность к выпускникам Академии Генерального штаба. Замечу, со слов человека, не внушающего доверия и ничем не подтверждённые.

Я выдержал тяжёлый, испытующий взгляд генерала.

— Алексей Дмитриевич, — начал я, чувствуя, как накипевшее прорывается наружу, — я доведу это дело до конца. Моя цель — не досадить Академии и не опозорить армию! На протяжении нескольких лет Кавказскому корпусу наносится непоправимый урон — и материальный, и моральный! Речь не о десяти, не о ста рублях. Украденные суммы исчисляются сотнями тысяч! Но и это не всё! Приплюсуйте сюда людские потери в неудачных операциях — операциях, проваленных из-за предательства! — Голос мой крепчал. — А вы? Вы сидите, надувшись, блюдя честь мундира! Очнитесь, ваше превосходительство! Пресекать подобное в армии — ваша прямая обязанность! По сути — контрразведка! Из-за межведомственной грызни — армия, жандармерия, погранстража, полиция — разведки чужих держав чувствуют себя в России, как на курорте! И что мы в итоге имеем? Сидим, разгребаем последствия собственного разгильдяйства и глупости, вместо того чтобы всем вместе выявлять шпионов по их первым шагам! В идеале — сделать их работу на территории Российской империи невозможной! Простите за резкость… — Я перевёл дух, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Это всплеск… досады на наше слепое непонимание и нежелание смотреть правде в глаза.

Лицо генерала Леднёва побелело.

— Не кажется ли вам, полковник, что вы… слишком вольны в выражениях? — отрезал он, голос стал холоден и резок.

— Конечно, кажется, ваше превосходительство, — ответил я спокойно глядя ему в глаза. — А кому сейчас легко⁈

Дубельт легко хмыкнул и прикрыл рот рукой, сдерживая усмешку. Леднёв замер, растерянно глядя на меня, явно не находя слов.

— Ну, знаете ли, полковник… — начал он, но внезапно громко рассмеялся. — Чёрт возьми! Первый раз подобное испытываю. Сперва хочется выпороть, чтобы неповадно было… и вдруг понимаешь — а ведь прав, наглец! — Генерал утирал глаза, постепенно успокаиваясь. — Хорошо, полковник. Положим: я с вами согласен. Не во всём, но в главном — да. Остальное несущественно сейчас. Как вы предлагаете организовать наше… взаимодействие? — Леднёв снова стал генералом — собранным и деловым.

— Ваше превосходительство, уверен, в вашем распоряжении есть данные на всех офицеров Кавказского округа. Предлагаю: очертим круг подозреваемых — исключительно выпускников Академии Генштаба — и дотошно отработаем каждого. Уверен, их не столь много. Знаком я с подполковником Шуваловым Александром Константиновичем — голова! Не сомневаюсь, ваши офицеры справятся. В случае успеха — все лавры останутся за вами, разумеется, с упоминанием о содействии жандармского корпуса. Если жандармы раскроют и обезвредят врага самостоятельно…. Последствия будут плачевны для армии. Позор. Что лишь углубит пропасть между вами и жандармским корпусом. Итог? Полный проигрыш. А враг наш — в выигрыше. Вот и весь расклад, ваше превосходительство. Но держать столь опасную змею у себя за пазухой… равносильно самострелу.

— Хорошо, полковник. Отдам распоряжение о секретной депеше по сему делу. Когда вы возвращаетесь на Кавказ? Ваше присутствие там было бы… полезно.

Я перевёл взгляд на Дубельта.

— Точных сроков, к сожалению, назвать не могу, — вступил он в разговор. — У полковника остались в Петербурге… незавершенные дела, требующие его личного присутствия.

— Это касается того обвинения в государственной измене? — спросил Леднёв, понизив голос.

— И этого тоже, — уклончиво кивнул Дубельт.