Мы скинули контейнеры. Заг ушёл наружу, выставлять «усики» — пассивные датчики на монолинии, растянутые поперёк входа и второго запасного выхода, что вёл на каменную террасу выше. Кира полезла на козырёк, проверять обзор и рисовать в шлеме карту секторов обстрела. Баха сел на корточки и аккуратно, как ювелир, стал потрошить свой рюкзак и один из контейнеров.
— Что можешь дать по энергии? — спросил я, не особо надеясь.
— Волна, — ответил он, не поднимая головы. — У нас есть передатчик, индукционные катушки и два сервопривода от манипулятора. Нам нужен поплавок, магниты и крепление. Я могу сделать «трясучку» — маятник, который будет мотать катушку туда-сюда. Немного, но на поддержание каналов связи, тепла и один короткий «крик вверх» в сутки — хватит.
— Сколько «не много»?
— Десять-пятнадцать ватт на пике, в среднем — меньше. Если повезёт с резонансом.
— Делай.
Это крохи. Даже один скафандр зарядить за сутки на десятую часть не сможем, но это хоть что-то.
Он кивнул. Через тридцать минут у входа уже лежал странный набор: обрезанная крышка контейнера — поплавок, внутрь — два магнита из привода, вокруг — катушка, снятая с передатчика ближней связи. Трос из монолинии, амортизатор из демпфера коленного узла. В качестве накопителя энергии установили инженерный рюкзак. Примитивная, но рабочая волновая машинка. Мы втроём, под прикрытием Зага, вытащили её на линию прибоя, закопали крепление в песок, поставили хомуты. Волна взяла её сразу — поплавок вздрогнул, катушка зажужжала, на визоре Бахи вспыхнула крошечная зелёная точка: ток пошёл.
— Качает, — сказал он, гладя корпус катушки ладонью. — Фигня полная конечно, но хоть что-то.
К вечеру (если это можно так назвать: местное светило здесь ходит как хочет) мы обустроились окончательно. Я разрешил находится только в укрытии. Скафандры — на пассив и тихий подогрев. Излучатели были нацелены на все входы и выходы из нашего укрытия. Мой смотрел в сторону океана, Кирин — вверх, а орудие Зага нацелилось в расщелину, ведущую в глубь острова. Орудия стояли на автоматике, но с порогом срабатывания, чтобы не тратить заряд на любую пролетающую мошкару.
Я сел у стены и набрал короткое сообщение, поставив его в очередь на передачу: «Архипелаг. Координаты подправлены. Укрытие найдено. Ведём сбор энергии. Связь — по готовности». Потом посмотрел на всех.
— Распорядок: два часа сна, час смены, потом меняемся по кругу. Еду экономим — в день одна порция геля. Вода — по норме. Из аптечек пока пользуемся только сорбентом и иммуномодуляторами. Сейчас отдыхаем, а на закате сходим на разведку, потом ночью из укрытия никто не выходит. Поняли?
— Поняли, — отозвались все трое.
Снаружи океан гудел и шипел, волна билась в наш поплавок. В каменной щели было тепло и тихо. Заг устроился у входа. Кира, уже без шлема, прислонилась к стене и прикрыла глаза. Баха, как обычно, держал руки занятыми — настраивал выпрямитель, что-то сверял, гудел себе под нос не то молитву, не то формулу.
Я погасил визор. На секунду стало темно. Потом глаза привыкли. На потолке мягко зеленел мох. Где-то в глубине капала вода — ровно, монотонно. Я прислушался — и впервые за долгое время понял: мы дошли. Не спаслись, не выиграли — дошли. А там видно будет.
И ещё, совсем тихо, запоздалой мыслью: если «охотник» действительно идёт на зов — пусть идёт. «Скауту» он не смог ничего сделать, а значит возможно и мы в безопасности, зато местным тварям придётся не сладко, если он встанет на орбите. Главное, чтобы он не решил выжить планету дотла вместе с нами. И «Земля» успеет. Должна.
Вечер — или то, что тут им называют — подкралась незаметно. Светило не погасло, а просто ушло куда-то в сторону, оставив над островом скупой сероватый полумрак. Снаружи океан стал тише, как будто выдохся после длинного дня. Лёгкий, ленивый прибой катил волну, качая наш поплавок. Катушка негромко гудела — энергия шла, хоть и каплями.
Пока ещё было хоть какое-то освещение, мы коротко, в паре десятков метров от укрытия, прошлись по периметру. Без каких-то глобальных целей, без дальних вылазок — просто понять, что вокруг.
Заг шёл первым. Он двигался так тихо, что казался собственной тенью. Только его скафандр сейчас работал на сканирование. Его визор светился полосками датчиков. Кира замыкала, она шла налегке, только в служебном комбинезоне, держа пальцы у рукояти ручного излучателя. Нам можно сказать повезло, что мы оказались в средних широтах планеты, и перепад температур в это время года тут был не большой, было довольно тепло. Я бы не хотел терпеть жару под семьдесят градусов или замерзать на полюсах, где может быть и минус восемьдесят. Кира шла, вслушиваясь в звуки — видно было, что ей эта тишина неприятна. Я шагал по середине, крутя головой по сторонам, и страхуя товарищей. Баха остался в укрытии.
Остров, если говорить честно, был не островом, он соединялся с другим точно таким же отмелью, которая была скрыта под водой большую часть времени, и выступала из воды только во время отлива — его нижняя часть представляла собой остывший язык лавы, которую забетонировал океан. Вверх уходили нагромождения каменных пластов, а местная растительность выглядела не то как мох, не то как живой ковёр: толстые подушки фосфоресцирующих спор растекались по трещинам и словно светились изнутри.
— Странно, — тихо сказал Заг. — Следов нет. Как будто тут никто не живёт.
— И хорошо, — буркнула Кира. — Я сегодня насмотрелась на животных.
— Это не значит, что их нет, — ответил Баха, который был с нами на связи через свой имплантат. — Просто среда другая. Может, днем активны. Или ночью. Или под землёй.
Мне это не понравилось. Слишком тихо. Слишком спокойно.
Поднявшись чуть выше, мы нашли крупную площадку — плоскую, гранитную, гладкую как шлифованная. С неё океан был виден почти полностью: волны били в скалы, поплавок дергался внизу, как рыба на крючке. Вдали, над горизонтом, вспыхивали слабые зелёные блики, похожие на северное сияние — магнитный штормовой фронт. Красиво, но не особо жизнеутверждающе.
— Вернёмся, — сказал я. — Смысла дальше идти нет. Мы и так рискуем.
Мы вернулись той же дорогой, оставляя за собой только отпечатки в песке, которые через минуту уже слизывала вода.
После возвращения каждый занялся своим делом. Заг ещё раз прошёлся по всем «усикам», проверяя натяжение монолинии и корректируя углы. Он сегодня был непривычно молчалив, не шутил и не подкалывал никого, работал молча, с какой-то странной педантичностью.
Кира закрепила на стенах укрытия три резервных маячка ближнего действия — на случай, если придётся отходить по тоннелю наверх. Потом поднялась на козырёк и ещё раз сделала круг наблюдения, будто хотела запомнить каждую тёмную трещину.
Баха собрал вокруг себя крошечные детали, как сорока блестяшки, и углубился в диагностику волновой установки. Он подстраивал выпрямитель, менял полярность, сверял частоту. Только сейчас я понял, что инженеру чертовски страшно. За привычной работой он старался забыть об окружающей действительности, спрятаться в свои мысли как в крепость. Ему ещё никогда не приходилось бывать в таких ситуациях, он даже, наверное, ни разу ни дрался в своей жизни, а тут сразу жуткий бой с монстрами, потери, аварийная посадка, марш-бросок по океанскому дну, риск заражения, компания диких и резких в общении десантников… Баха держался и старался быть полезен, только вот сейчас мне стало совершенно очевидно, что он на грани.
Я молча подошел к инженеру, и пользуясь своим командирским доступом к интерфейсу его скафандра приказал аптечке вкатить индусу убойную дозу антидепрессанта. Сейчас можно, мы в относительной безопасности… пока.
— Спасибо — тихо прошептал инженер, не отрывая глаз от своего занятия.
— Поспи, нужно отдохнуть — Ответил я и сидел у стены, слушая прибой и чувствуя, как отступает напряжение, скапливавшееся за последние двое суток. — Пока подежурю я, всем спать.
Первым заснул Заг. Он сказал «всё под контролем» и мгновенно выключился — так умеют только те, кто привык не тянуть время, если дали разрешение на отдых. Потом отрубилась Кира. Она ещё какое-то время ворочалась, потом глубоко выдохнула и затихла. Баха, несмотря на полученную дозу лекарств сидел дольше всех. Он, уже почти засыпая, всё ещё протягивал руку к катушке, будто боялся, что она остановится, пока он не смотрит.
Когда Заг сменил меня на посту, ночь уже окончательно вступила в свои права. В укрытие было темно, только мох светился мягким зеленоватым светом, как старинные люминесцентные часы.
Шипение океана было теперь едва слышным. Пахло солью и тёплым камнем. Иногда в расщелине позади нас раздавались тихие, протяжные звуки — будто камень медленно трескался. Я прислушался: нет, это не трещины — это воздух гуляет по пустотам внутри острова. В какой-то момент катушка выдала резкий высокий писк и поплавок чуть сорвался в сторону — волна пришла сильнее обычного. Глядя на это, я почувствовал странное: будто кто-то там, за горизонтом, дёрнул за ниточку.
Ночь тянулась долго, как будто вовсе не хотела заканчиваться. Мы спали урывками. Два часа сна, час дежурства. Опять сон, опять смена. Цикл за циклом, пока глаза не научились автоматически открываться к своему времени, даже не дожидаясь сигнала от имплантата. И самое главное — никто нас не потревожил. Ни крика, ни писка, ни движения датчиков. Слишком тихо, чтобы верить в удачу.
Но раз никто не пришёл — значит, у нас есть ещё одна ночь. А значит — ещё один шанс дождаться «Земли».
Проснулись мы до рассвета, без команды, просто одновременно. Организм сам поднимает человека на ноги, если чувствует, что дальше спать опасно. Ощущения были странные: вроде бы ночь прошла спокойно… но тишина вокруг казалась уже не защитой, а чем-то вроде задержанного дыхания острова. Как будто что-то притаилось и слушает.
Было еще темно, но свет Живы уже пробивался за горизонтом, постепенно превращая ночь в предрассветные сумерки. Океан же жил своей жизнью. Волна ровно перекатывалась по гладкому песку, поплавок ехал вверх-вниз, а в катушке слышалось лёгкое «зууу… зууу…» — ровное, стабильное. Это было почти приятно: стабильность в любом виде нам сейчас была нужна.
Баха первым вылез наружу. Я видел, как он застыл у поплавка, склонив голову набок.
— Что? — спросил я.
Он в ответ только махнул рукой — мол, иди сам, посмотри.
Я вышел, проверяя сектор. Чужих сигналов — ноль. Тепловых пятен — ноль. Даже фон по биомассе минимальный. Подошёл к воде, остановился рядом с Бахой. И увидел.
На песке, прямо у линии прибоя, длинной дугой тянулся след — будто что-то широкое, плоское, но очень тяжёлое, проползло ночью, оставив неглубокую, но чёткую борозду, уходящую в сторону скальных плит. Не лапы, не когти, не щупальца — именно широкое движение, как скат или огромная змея.
Баха присел, сунул палец в песок.
— Свежий, — произнёс он. — Часов пять, может шесть. Как раз первая половина нашей ночи.
— Размер? — спросил Заг, выходя из укрытия.
— Метров пять шириной… длину не берусь даже предположить. — Он оглянулся. — Но прошло оно тихо. Ни всплесков, ни акустики. Судя по всему очередной биотехноид.
Мне это не понравилось. Совсем. Мы втроём вернулись в укрытие, Кира сидела, держа излучатель на коленях. Вид у неё был недовольный.
— Нашли? — спросила она, прислушиваясь к нашим шагам.
— Нашли, — ответил Заг. — Но лучше бы не находили.
Я вывел запись с визора. Кира посмотрела — и тихо выдохнула.
— Оно прошло… под носом?
— Да, — сказал я. — И не тронуло поплавок. Значит, либо оно не охотится на всё подряд… либо мы пока ему не интересны.
Она замолчала. Потом подняла голову:
— Значит, надо найти, где оно теперь.
— Нет, — отрезал я. — Значит, надо укрепиться. Наша задача — выжить минимум ещё сутки. Потом «Земля» войдёт в сектор связи. Искать местных тварей — плохая идея.
Кира вздохнула, но спорить не стала.
— Уходим дальше от берега. Нужно другое укрытие. — Принял я решение — Нужно дальше разведать углубление.
Мы вышли втроём — я, Заг и Кира. Баха остался у волновой станции — сказал, что сделает буфер побольше, если подберёт другой режим катушек.
Внутренняя расщелина встретила нас влажным, тёплым воздухом. Мох светился сильнее, чем вчера. Цвет — чуть желтоватый, как подсохший светляк. Заг шёл первым.
Мы шли вперед по извилистым тоннелям, и в этот раз работал мой скафандр, у Зага оставались крохи заряда, а Кирин я решил пока не использовать, оставив его как резерв. Нам удалось пройти метров сто, когда на моем визоре мигнул датчик.
Сигнал. Не враждебный, не определённый — просто фон. Как слабая электрическая помеха. Я поднял руку.
— Стоп. Заг — проверка спектра.
Он приложил ручной пассивный сканер к стене. Тонкий луч прошёл по поверхности.
— Металл. — Он нахмурился. — Внутри пласта. Неглубоко.
— Металл? Здесь?
— Да, командир. Чужой. Не природный. Скидываю информацию.
На мой имплантат пришёл инфоблок и мы трое переглянулись. Я уже устал удивляться чему-либо на этой планете, так что воспринял новую информацию почти спокойно.
— Уходим обратно, надо всё обдумать!
Мы вернулись в укрытие быстро, без суеты и без остановок. Слишком много вопросов появилось. Баха поднял голову от катушки:
— Что нашли?
Я выдохнул:
— В стене — метавкрапление. Очень близко к поверхности. Не меньше чем четыре метра длиной. Лови пакет.
Баха замер, пустым взглядом уставившись в стену, копался в своем имплантате.
— Это… похоже на какой–то корпус. — Медленно, почти шёпотом наконец сказал он. — Или капсулу. Там не только металл, есть вкрапления биосекреций. Может быть местные бактерии или микроорганизмы, а может быть это что-то из «Авак»…
Повисла тишина. Тихий остров оказался с сюрпризом. Нужно было что-то делать, а что именно, никто из нас не знал. Рядом крутится биотехноид, заряда батарей у нас почти нет и уйти в другое место будет проблематично, если вообще возможно. А с другой стороны, возможно мы на бомбе сидим, которая рванет в любой момент…
Решили вскрывать стену мы не сразу. Сначала просто сидели молча — каждый прокручивал своё. Но чем дольше молчали, тем сильнее становилось чувство: если не посмотрим, что там внутри, то рано или поздно это может обернутся для нас или спасательной команды новыми неприятностями.
Поэтому решили просто: снять небольшой фрагмент, сантиметров тридцать. Без фанатизма, без лишнего шума.
Инструментов — минимум. Плазморез в таком режиме жрёт заряд как ненормальный, а энергии у нас нет. Пришлось использовать механический резак и вибронож с ограничителем глубины.
Мы все были в скафандрах, на случай если будут обрушения породы. Заг включил свой штурмовой комплекс, закрепил страховку и закрепил анкер в стене — будто мы на склоне горы, а не внутри остывшей лавовой трубы. Кира включила дальний обзор на шлеме — её задача была следить за обстановкой вокруг. Баха в углу готовил баллон с изоляционной пеной — на случай, если отверстие потребуется срочно загерметизировать. Я стал рядом, чтобы перекрыть сектор и подстраховать.
— Начали, — сказал тихо.
Заг включил резак.
Звук был неприятный: вибрация, будто кто-то пилит зубами стекло. Каменная стена дрожала, но не дала трещины. Это было странно — обычная базальтовая лава так не ведёт себя. Эта — да. Эта будто сопротивлялась. Через несколько минут пласт толщиной в ладонь стал отходить. Заг поддел его ломиком, рывок… камень с хрустом вывалился. И мы замерли.
Под тонким слоем вулканического пласта лежала ровная металлическая поверхность. Тёмно-серая, почти чёрная. Без швов, без стыков, без царапин.
Я провёл пальцами по поверхности. Холодная. Слишком холодная, учитывая температуру здесь внутри.
— Это точно корпус, — тихо сказал Баха. — Но не корабельный. Слишком тонкий. Скорее — всё-таки капсула. Или зонд. Может быть — что-то вроде контейнера.
Заг присел, провёл сканером.
— Слой металла от трёх до пяти миллиметров. Под ним полость… Форма округлая. Без внутренних ребер.
Баха повернулся ко мне и упрямо сжав губы произнес:
— Нужно полное, активное сканирование! Пассивными сканерами мы ничего не сможем выяснить. Я не могу разобраться, что это такое. Потратим немного энергии, за ночь накопитель немного подзарядился, и сейчас заряжается, сможем возместить.
Я задумался. Штука и правда интересная, и похоже не опасная, раз лежит себе спокойно в застывшей лаве, не пытаясь никого убить. Просканировать её было бы интересно, однако совсем рядом ползает биотехноид, который может отреагировать на сигнал. А с другой стороны, по расчетам имплантата камень и метал должны экранировать сигнал сканера, между нами и берегом сто метров сплошного камня… И я решился.
— Я сам, всем отойти. — На этот раз я включил весь доступный спектр сканирования своего скафандра.
Капсула за тонкой каменной стенкой казалась спокойной. Холодной. Мёртвой. На визоре я теперь отчётливо видел её трёхмерную модель. Появилась внутренняя структура.
— Стоп, — сказал я. — Видите?
Металл изнутри отдавал едва заметным биополем. Настолько слабым, что на пассивном сканере мы его не заметили только потому, что наш фон был выше. Но сейчас — он был. Стабильный. Пульсирующий.
— Это не корпус, — прошептал Баха. — Это… мембрана.
— Какая ещё мембрана? — спросила Кира.
— Биомеханическая. Как у авакских «сфер». Тонкая, гибкая, но прочная. И, по-моему… — он замолчал.
Мне стало не по себе.
— Что? — спросил я.
Он медленно, очень медленно поднял глаза.
— Внутри… пусто. Но эта пустота живая. Там нет объекта. Там… место для объекта. Ячейка. Как гнездо. Или кокон. Ну ка…
Баха огляделся, подошёл к стене у бокового тоннеля и включил сканер своего скафандра на полную мощность, не спрашивая моего разрешения. Пару секунд щёлкал настройками. Потом выдохнул:
— У нас тут не один фрагмент.
— Что?
— Под этой горой… десятки таких капсул. ДЕСЯТКИ.
— Зае…сь! — Констатировал Заг, криво усмехнувшись. — Похоже мы нашли гнездовье биотехноидов.
Меня накрыло тяжёлое понимание. Остров — это не остров. Это структура. Это узел. Это многоярусный биомеханический склад, где кто-то когда-то выращивал или хранил, или до сих пор это делает. И мы сидим в норе, прямо посреди всей этой фигни! Это объясняло отсутствие живности вокруг, тут опасно даже для местных!
— Отменить подачу сигнала на линкор, пока мы не разберёмся со всем этим дерьмом! — Принял я тяжёлое решение — Я не могу позволить спасательной команде садится в логове «Авак»!