Глава 3 Тени и свет Поднебесной

Пока мы дожидались разрешения на поездку, я в свободное время вдоволь поковырял все существующие в сети материалы про Китай в целом и про Шанхай в частности.

Великий Коллапс в свое время очень болезненно ударил по Поднебесной. Страна вошла в пятерку стран, больше всего пострадавших от возникновения рифтов. И Шанхай, некогда гигантский город, полный исторических достопримечательностей и диковин нового времени, оказался наполовину разрушен. Ожерелье из семи рифтов с активно разрастающимися пустошами не оставили ему шанса восстановиться и вернуть былое величие. Пустоши со временем объединились в одно целое, получившее название Китайского полумесяца. А Шанхаем стали называть уже не какой-то конкретный город, а всю территорию, оказавшуюся отрезанной от остального мира.

Поначалу там обитали вольные люди наподобие наших дикарей, искатели приключений и обычные мародеры. Но китайцы — народ упрямый и сплоченный. Они не стали, как некоторые другие, просто отгораживаться от зараженных земель колючкой и вышками со снайперами. Вместо этого началось то, что они сами называют Хуэй-шоу— Возвращение.

Это не было военной операцией. Это было больше похоже на великое переселение, движимое какой-то древней, необъяснимой тоской по земле предков.

Сначала в руины Шанхая потянулись люди в прорезиненных плащах и с дыхательными аппаратами — «землепроходцы». Они не искали сокровищ, а картографировали разломы, отмечали уцелевшие микрорайоны, измеряли уровень аномальной активности, рисовали на картах границы пустоши и составляли подробные экологические отчеты.

За ними с моря потянулись инженеры-«стабилизаторы» с полчищами производственных и строительных роботов. Они не строили новые здания, а укрепляли старые. Опутывали полуразрушенные небоскребы стальными тросами, заливали фундаменты укрепляющими полимерами, возводили гигантские барьеры против песчаных бурь Пустоши.

Их не интересовало восстановление мегаполиса. Их целью было остановить распад, законсервировать руины, создать внутри этого хаоса хрупкие пузыри стабильности. Судя по фотографиям, выглядело это сюрреалистично: между осыпающимися башнями возникли мосты из светящихся сплавов, старинные павильоны опутывала полупрозрачная паутина из дорогущих и прочных материалов, которые другие государства пускали на барьеры вокруг городов. Разрушенные статуи собирали по кускам и заливали какой-то хитрой новомодной смолой, превращая умирающие памятники в гигантские, идеально ровные прозрачные кубы с историческим сокровищем в сердцевине.

По сути, весь город оказался таким сокровищем. Как муха в янтаре, он застыл навсегда, но при этом навсегда сохранился.

Шанхай не вернулся к жизни. Он переродился. Стал чем-то третьим — ни городом, ни пустошью. Урбанистическим коралловым рифом, ставшим в итоге прибежищем для множества людей, готовых тяжело трудиться за малые деньги.

Так на территории начали возникать монастыри, один за другим. И почти полвека монахи послушно выполняли госзаказ — вычищали, облагораживали и укрепляли все, до чего могли добраться.

А потом они начали строить.

И первым вновь возведенным зданием на этой территории считался Храм Нефритового Будды, выросший на месте старого разрушенного святилища. Силуэт его крыши, словно стремящейся улететь с красного здания, расписанного зеленым и золотым, стал символом нового Шанхая.

Забавно, но про интересующий нас рифт неподалеку от этого храма, со временем ставшего ново-даосским монастырем, информации в открытых источниках почти не имелось. От Данилевского я узнал, что рифт считается стабильным, хотя официальных данных о проведенных исследованиях китайская сторона не предоставляла. В качестве ведущей характеристики называлась сверхмедленная скорость развития реакционного кольца, или пустоши, радиус которой на данный момент не превышал всего пяти метров.

Вся пустошь размером с небольшую комнату — это само по себе заслуживало того, чтобы приехать и посмотреть. Интересно, случались ли там бури? И если да, то как вообще это выглядит?

Кроме размышлений о предстоящем погружении в восточные реалии меня еще не оставляли в покое новости от Анны. О ее проблемах с памятью и возможных последствиях. В разговоре с ней я старался и выглядеть, и звучать как воплощенная уверенность. Но в целом картинка складывалась не самая позитивная. Если кто-то обеспечил Анне битые файлы, чтобы потом поймать ее на этом, то этот кто-то вряд ли стал бы нанимать убийц. А у нас в анамнезе уже имелся Вершинин и этот прозрачный парень. Получается, ее хочет убрать не какой-то один источник, а сразу несколько? Как минимум, два? Или просто заказчик не уверен, что репликация прошла по нужному сценарию?

Если допрос прозрачного ничего не даст, я бы, наверное, предложил Анне после возвращения из этого рифта поймать сынулю за хвост, раз уж она так уверена в его причастности. Так сказать, перейти из состояния обороны в нападение. Прижать хорошенько отпрыска к стенке и пускай менталист поковыряется у него в голове.

Главная проблема состояла в том, что оставить его в живых можно только в случае, если он не причастен к погрешностям в репликации.

Готова ли Анна к решительным действиям? Хочет ли она знать правду на самом деле? Все-таки это ее ребенок. А когда речь идет о детях, женщины редко способны мыслить рационально.

В общем, в моей голове было полно всяких мыслей. Но перелет длился очень долго, мы постоянно кружили в вышине, облетая опасные участки, так что все они были передуманы по пять раз и здорово успели надоесть.

Я бы с огромным удовольствием поговорил с Крестоносцем, о том, как он вообще, и где был, но понимал, что душевной беседы в присутствии всей делегации никак не получится, а посидеть вдвоем у нас, видимо, получится еще нескоро.

От скуки я открыл интерфейс и зашел в чат.

Там активно обсуждалась тема затянувшейся на две недели бури в пустоши неподалеку от Бангалора. Как рассказывали другие игроки, пустошь вокруг местного триптиха разрасталась день ото дня, и с момента начала бури радиус увеличился уже на десять километров. Власти безмолвствовали, жители города паниковали и требовали эвакуацию. Даже Император включился в разговор и добавил, что властям просто некуда деть горожан, слишком их много.

«И что теперь им делать?» — спросила Луна.

«Надеяться, что пустошь остановится», — сурово ответил Император.

«Вообще-то люди живут не только в городах, — подал голос Тень. — В пустошах тоже выживают.»

«Тень — добряк!» — со смеющимся смайлом ответила Луна.

«Эти люди не умеют выживать в критических условиях, — возразил Император. — Так что в случае неблагоприятного сценария Индия не накажет себя десятью миллионами бешеных вольников, а просто немного сократит популяцию своих граждан».

В сетевых новостях такие подробности не рассказывали, так что я почитал диалог с интересом.

А потом задумался.

Интересно, а если вдруг у нас случится что-то подобное? Будут ли эвакуировать какой-нибудь крупный город, если вдруг возникнет угроза его поглощения пустошью? Или правительство тоже решит просто сократить численность населения?..

Хотя это же Россия. Наши люди точно сумеют выжить в пустоши. А потом еще объединятся с другими людьми, тоже выжившими в пустоши, и запросто устроят революцию.

Так что, наверное, в нашем случае властям лучше постараться, а то дороже выйдет.

Сделав большую петлю над морем, чтобы не лететь над полумесяцем, самолет наконец-то пошел на посадку.

В иллюминаторах черная бездна начала приобретать кое-какие очертания, но по-настоящему хорошо было видно только зеленовато-рыжее мерцание полумесяца пустоши. В самом городе огней было так мало, что никакой общей картины я бы так и не увидел, если бы не способности «истинного охотника», помноженные на соколиное зрение.

Я на мгновение прикрыл глаза, позволив внутреннему зрению настроиться. И картина, проступившая из темноты, заставила меня замереть.

Это был настоящий призрак бывшего города, его мумия. Силуэты небоскребов светились тусклым синим — это фосфоресцировали следы стабилизирующих полимеров. Между разрозненными зданиями темными островками виднелась буйная дикая зелень. То тут, то там между зарослями тянулись оранжевые цепочки энергомагистралей. Зеленовато-желтым светились подсвеченные «достопримечательности», запечатанные в поблескивающие прозрачные глыбы. Крылатые крыши монастырей прятались в зарослях деревьев, окруженные скупой подсветкой.

Два мира — яростно цепляющийся за жизнь старый и спокойно произрастающий новый — сплелись здесь в сюрреалистическом симбиозе.

А потом я заметил маленькое оранжевое пятно в центре города. Черно-рыжее, неравномерное.

Я окликнул Севера, сидевшего впереди.

— Посмотри-ка, вон там. Как думаешь, это рифт так светится, или пожар?

— Где? — отозвался наш буддист.

— А, черт, теперь не видно…

Север поднял на меня виноватый взгляд.

— Извини, я не успел. И мы уже почти прилетели…

Посадка была мягкой. Трап пришлось подождать. До аэропорта шли пешком, прямо по пустынным полосам, ярко засвеченным красными фонариками.

Хотя, конечно, аэропортом это можно было назвать с большой натяжкой. Одноэтажное здание из серого пористого бетона больше походило на бункер. Внутри — зал размером с придорожную кафешку, пропахший пылью и плесенью. Ни табло, ни лент багажа, ни толп туристов. Лишь стойка из некрашеного дерева и сонный чиновник в потертой форме.

Нам пришлось открыть рюкзаки, чтобы продемонстрировать отсутствие оружия. Потом расписаться в пяти разных бумажных журналах с кофейно-рыжими крафтовыми листами из грубой бумаги. Чиновник, вежливо улыбаясь и бормоча что-то на родном языке, услужливо перелистывал страницы и тыкал пальцем в нужные графы.

— Ты мне скажи, носитель инфономика, мы сейчас хоть не под займом на миллиард расписываемся, и не душу дьяволу продаем? — тихо сказал я Егору.

Тот фыркнул.

— Да нет, там херня всякая написана. Типа что мы из России, что в составе группы Биосада, ломать исторические памятники не собираемся и вообще типа приличные люди, — пояснил мне Егор. И с хитрой усмешкой коснулся встроенного устройства над бровью. — Крутая штука, да? Можешь завидовать открыто, я разрешаю.

Когда бюрократическая церемония завершилась, нас кивком отпустили на все четыре стороны, сказав что-то напоследок.

— Говорит, проводник из монастыря ожидает нас, — перевел мне Егор.

Чо, приложившись плечом, открыл скрипучую дверь, и мы очутились в своеобразном зале ожидания — пространство под навесом с шестью скамейками. Влажная, густая, ветреная ночь обступила нас со всех сторон, причем настолько тихая, что звенело в ушах.

И лишь спустя какое-то время до меня дошло, что этот звон вовсе не воображаемый. Это голосили цикады.

А на одной из скамеек, обнявшись с длинной деревянной палкой, спал худощавый немолодой китаец в шафрановом одеянии. Его дыхание было ровным и беззвучным, лицо выражало абсолютную безмятежность.

По-видимому, это и был наш проводник.

Дэн с блуждающей улыбкой жадно вдыхал напоенный влагой ночной воздух. Анна возмущенно поджала губы и довольно резко окликнула провожатого.

Тот вздрогнул всем телом, открыл глаза. Подхватился с лавки, что-то торопливо сказал, раскланиваясь на ходу и энергично жестикулируя. И бодрым шагом направился в темноту.

Анна встала, как вкопанная. На ее красивом лице застыло выражение культурного шока.

— Он любезно приглашает нас двинуться в путь прямо сейчас, — оторопело проговорила она. — Пойдемте скорей, говорит. Путь займет у нас около двух часов, если мы не будем слишком часто ходить в туалет. И поскольку я тут не вижу ни машины, ни кобылы, ни осла, могу предположить, что он не шутит.

— Это же не туристическая прогулка для вип-персон, — мягким голосом, но с каменным выражением лица взглянул в ее сторону Дэн, на мгновение выпадая из своего состояния счастливой расслабленности. — Это духовное путешествие вглубь себя. Здесь нет никакого транспорта, кроме самолетов-доставщиков. Нет оружия. Нет дронов и камер слежения. А еще — горячей воды и электричества для личного пользования.

И он поспешил за проводником.

Анна глубоко вздохнула.

— Не понимаю, какое отношение к духовности имеет двигатель внутреннего сгорания, — пробормотала она. — И вообще. Если градус воды, текущей из крана, способен оказать влияние на твое путешествие вглубь себя, то значит, не так уж далеко ты ушел. И жалеть, собственно, не о чем.

Мы шагнули в ночь. Мне не особо нравилась идея идти пешком через дикие места с Анной и без оружия, но выбора не оставалось. Ждать, когда рассветёт, а потом искать нужную дорогу в незнакомом месте, едва ли безопасней.

Проводник оказался неожиданно проворным для своих лет, так что шагали мы в хорошем темпе. Причем практически молча.

Анна шла рядом со мной, напряженная, как струна.

— Посмотри-ка, — тихо сказал я, указывая на стену слева от нас.

Она была сложена из пористого серого бетона, но его почти полностью скрывало пышное цветущее растение с крупными белыми, фарфорово-хрупкими цветами. Они светились в темноте мягким фосфоресцирующим светом, очерчивая контуры листьев и стеблей.

— Как красиво и зловеще, — проговорила Анна, замедляя шаг.

— Просто биолюминесценция, — пояснил я. — Перед тобой местные мутанты.

— Делаю вывод — если есть мутанты среди растений, значит, среди животных они тоже имеются? — отозвалась она.

— Вот все-таки нет, сука, в этом мире нихрена никакой справедливости! — выпалил Егор, останавливаясь рядом с нами. И тут же, покосившись на Анну, добавил. — Пардон, конечно. Но вот почему у китайцев мутанты — это, с-сс… — проглотил он рвущееся с языка ругательство, — это розы светящиеся, а у нас паршивые козы и юрки?

— Это просто местные розы ты уже увидел, а местных юрок — нет, — спокойно возразил Крестоносец.

Проводник обернулся и, увидев, что мы замедлились, вернулся на несколько шагов и тронул один из цветков. Золотистая пыльца, вспыхивая в темноте, осыпалась на его руку и в темноту. Старик что-то сказал на своем языке, его голос звучал умиротворенно и назидательно.

— Говорит, это «ночные невесты», — перевела мне Анна. — Они редко цветут, для этого должно совпасть много условий. Так что нам повезло их увидеть.

Монах покивал с улыбкой и отправился дальше.

Его спокойствие было заразительным и одновременно раздражающим.

Мы шли еще с полчаса, углубляясь в своего рода каньон между двумя рядами полуразрушенных зданий, превращенных в гигантские вертикальные сады.

А потом я почувствовал опасность. Не увидел и не услышал, а будто всем телом ощутил приближение чего-то враждебного — это «истинный охотник» отработал по умолчанию. Я резко цикнул своим и остановился, и буквально через пару секунд из темноты перед нашим проводником возникли две высокие и крепкие мужские фигуры в черном, с тряпками, закрывающими пол-лица.

Наш проводник резко остановился и вскинул посох, громко крикнув:

— Stop!

Теперь замерла вся наша делегация, включая даже ретивого Дэна.

На всякий случай я поближе притянул к себе Анну, готовый в любой момент вмешаться в ситуацию.

Наш проводник, не бросая посоха, с кошачьей грацией принял боевую стойку. Он что-то сказал людям в черном на своем языке. Тихим, но твердым голосом, без тени прежней безмятежности. И это звучало не как просьба, а как приказ.

Парни в черном возразили. Один из них вышел вперед и возмущенно начал что-то доказывать нашему старику.

— О чем речь? — тихо спросил я Анну.

— Сама никак не пойму, — прошептала она. — Эти в черном заявили проводнику, что пришли за каким-то шафраном. Тот ответил, что провожает гостей и будет лучше, если они уйдут с дороги. Тем более что черные одежды никому не нужны. А сейчас этот говорливый высказывает старику, что это не по правилам…

И в этот момент парень в черном сорвал со своего лица маску и сбросил с себя верхнюю черную часть, открывая желтую рубашку с завязками, как у куртки спортивного кимоно.

Старик вздохнул.

— Кэи, — проговорил он.

И в то же мгновение посох со стуком упал на тропинку. Темнота вспыхнула оранжевым светом. А из рук старика, как живые змеи, вырвались два огненных потока.


Загрузка...