Significant Digits - Значащие цифры

34. Directoire Exécutif

На берегу озера зубов, у края чёрных холмов, Тир на Ног

15 мая, 1999 года

Спустя три недели

Давным-давно здесь стоял город из тентов и беседок, освещаемый собственным маленьким солнцем. Бандивиги и лейи, смеясь, бегали друг за другом вокруг весёлых групп элегантных гаунтов, а над головой лениво кружили виски на своих тончайших крылышках. Но солнце угасло и пришли суровые времена.

Теперь всё в прошлом, и никто больше не расскажет эту историю. Остался только нежный шёпот перестукивания зубов, перекатывающихся под белыми волнами… да тихий скорбный крик, прячущийся в ветре.

В неясном сером свете стояли три фигуры, их подобные сну очертания состояли из сложных меняющихся теней.

– В итоге, – сказала первая фигура, – наша американская ведьма и её организация были уничтожены: некомпетентность вкупе со случайностью – и годы стараний выброшены на помойку. Теперь британского слона схватили, очередная пустая трата времени. Нескольких дней нашего времени, учитывая силы, потраченные на выяснение её местонахождения, перестраивание её под наши нужды, ловлю её пешек по закоулкам, и использование Прикосновения для контроля её сознания. Наше положение ухудшилось, а Тауэр остаётся невидимым и недосягаемым. Мы не можем применить Прикосновение Леты и защитить себя. Мы открыты.

Вторая фигура из живых теней только слушала, а когда первая закончила, повернулась к третьей, приглашая её к диалогу.

– А значит, Мельд, нам нужен следующий ход, который основывался бы на том, что мы имеем, – ответила третья фигура. – Очевидно, что атака фактически сработала. Оборона Тауэра была проломлена, защитники пали. Британский аврорат ещё какое-то время будет решать, как именно улучшить защиту. Почему бы не пробудить Тинегар и не отправить её в атаку? У нас по-прежнему есть волк в Пусане – если удвоим силу наступления, они возьмут количеством. Риск невелик.

– Риск в том, что мы потратим наше время, пытаясь заставить работать один и тот же глупый план, кроме того, американка может попасть к ним в руки. У неё много твоих знаний, Нелл, – хочешь увидеть, как они возвращаются в мир, чтобы надолго закрепить в нём магию и угрозу, которую она несёт? – голос Мельда стал резким.

– Зато в случае успеха мы исключим риск разоблачения через Беллатрису Блэк. Мы устраним исходящую от Тауэра опасность и пресечём дальнейшие исследования магии. Несколько заклинаний и бриттонские ритуалы – это допустимый риск, – пренебрежительно сказала Нелл.

– Когда стоишь на краю обрыва, каждая пядь имеет значение. Что, если именно распространение Вавилонского Сада столкнёт нас в пропасть? – резко возразил Мельд. – Не сомневаюсь, что ты снабдила нашего слона не только толпой завывающих идиотов, но и этим ритуалом. Что если мальчишка использует его вместе с Философским камнем? Хочешь встретиться с армией его клонов?

– Необходимо личное вмешательство, – перебила вторая фигура. – Ты был прав, когда говорил об этом в прошлый раз. Мы прошли точку невозврата, теперь нет надежды сдержать этот новый режим. Мир объединится прежде, чем мы успеем что-либо предпринять. Пришло время взять всё в свои руки и применить новый инструмент, готовившийся для нас.

Это предложение, сказанное самым спокойным тоном, словно физически ударило по двум другим фигурам.

– Вы решитесь пойти и рискнуть собой? Это… неожиданно, – сказал Мельд.

– Не я. Ты. – Сказала вторая фигура.

Повисла очень долгая пауза.

– Я не уверен, что это мудро. Лишиться вашего контроля, вашей защиты, помощи… Я подвергнусь таким огромным опасностям, каких не видел столетия.

– Я передам тебе мои знания.

– Я вам благодарен, – сказал Мельд, хотя тон его голоса говорил об обратном. – И всё же, это запредельно опасно. Угроза… чудовищна. Я привык передвигать фигуры. Это верный способ: наблюдать со стороны и направлять. Раньше можно было получить всю нужную информацию просто следя за переписками, а потом шепнуть слово или даровать частичку знания… я считаю, сейчас тоже можно так сделать, – Но слова Мельда вместо того, чтобы звучать настойчиво, были наполнены надеждой.

– Ты могуществен и мудр, и более чем способен на это, – проговорила Нелл, до этого хранившая молчание, – И ты получишь всё наше содействие. Ты искусен в Прикосновении – ведь именно ты изменил пироманта, которого мы использовали при первой попытке избавиться от мальчишки, и никто из нас не справился бы лучше. Если кто-то из нас и должен взять всё в свои руки… – её тон не оставлял сомнений, что всё прошло как по маслу, – то это ты.

– У нас нет времени ждать и пытаться повлиять на ситуацию как-то иначе, нужно действовать немедленно. Каждый месяц появляются новые устройства, которые несут угрозу всей земле. Риск слишком велик, – сказала вторая фигура.

– Я понимаю, – медленно проговорил Мельд.

Вторая фигура утешительно произнесла:

– Оказалось, что Тауэр скрыт с помощью наследия атлантов, Зеркала. – Мельд и Нелл вздрогнули, на их настоящих лицах за фрактальными тенями явственно отразилось удивление. – Мальчик выбрал грубый, но эффективный метод: создал внутри Зеркала свой мир с неустановленным способом входа. Это другой мир, недосягаемый. Всё внутри подчиняется его законам, но войти туда может любой. После того, как дело будет сделано, этот мир, как и Камень Долгой Песни, будет принадлежать тебе.

Услышав это, Нелл резко повернулась к нему:

– Но…

– Ему, – твёрдо сказала вторая фигура, и Нелл замолчала.

– Отлично, – сказал Мельд. – Тогда будем действовать наверняка. Используем наших пешек среди гоблинов и британские резервы. Раз уж я собираюсь вмешаться лично, мне потребуется всё, что у нас есть. Если всё получится, я не пожалею времени на то, чтобы скрыть следы нашего участия.

Остальные двое согласились, серьёзно кивнув, и ещё некоторое время обсуждали, как им следует подготовиться. Наконец, они покинули сотканное из кошмаров место. Тёмный берег снова стал безлюдным, и только завывающий в ветре скорбный крик гаунта был напоминанием, что когда-то здесь всё было иначе.

Тир на Ног продолжал стоять.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

В тот же день

– Ну ладно, – сказал Гарри Поттер-Эванс-Веррес, Декан Научной Программы Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, глава Школы Сомнения Тауэра, главный советник ряда сменяемых министров магии, ведущий специалист в области развития совершенно новых областей волшебства и человек, меняющий курс мира. – Я хочу, чтобы кто-нибудь обоснованно объяснил мне, почему мы назвали их сферонавтами и почему я не могу этого изменить.

За столом послышались стоны. Седрик Диггори скомкал листок пергамента и бросил его в Гарри, одновременно с этим Амелия Боунс и Аластор Хмури обменялись взглядами, полными безысходности. Драко Малфой казался недовольным, Перси Уизли смущённым, а Луна Лавгуд скорее всего выглядела бы скучающей, если бы слушала (она задумалась о рыбе). Рэдж Хиг никак не отреагировал, и только поднял глаза от стопки пергаментов перед ним.

– Я бы хотела обсудить Беллатрису Блэк, – сказала Боунс, сложив руки перед собой на стол для переговоров.

Гарри вздохнул и, похоже, сдался.

– Что с ней?

– Мы с Аластором сошлись на мысли, что ей нельзя оставаться в Нурменгарде. Это недостаточно надёжно, – сказала Боунс, переводя взгляд на Хмури. Приятный молодой мужчина ничего не сказал, но его бегающий глаз, вернувшийся к хозяину после долгого перерыва, прокрутился и замер, глядя на юного президента Международной конфедерации магов. – Специальная команда потратила целую неделю, чтобы дотянуться до её разума, и при этом даже близко не подошла к глубине проникновения, необходимой чтобы вытащить из неё тайны или заклинания, однако последние события – совсем другое дело. Она видела, как бы сказать… – Боунс откинулась назад и поджала губы.

– Её разум отвратительнее венгерского хвосторога, и гораздо опаснее, – наконец сказал Хмури. – Как будто она дала Нерушимый обет противостоять любым попыткам проникнуть в её мозг, – он замолчал, и его глаз закрутился. – А вообще неплохая идея.

Гарри покачал головой.

– Если вы собираетесь переместить её в более надёжное место, возникает очевидный вопрос: почему что-то надёжнее, чем Нурменгард? Если в другом месте что-то сделано лучше, сделайте то же самое в Нурменгарде.

– Я убеждён, что мы поступили с ней недальновидно, Поттер, – нахмурившись, сказал Драко. Седрик согласно закивал, но тут же остановился, словно осознав, что делает, и снова вернул своё внимание к Гарри.

– Сценарий тикающей «взрывобомбы»[178]? – Гарри наморщил лоб. – Послушайте, долгие годы больница Святого Мунго и магловские доктора работали над исцелением людей с сильными психическими травмами. Существуют вещи, влияние которых необратимо. И если разум Беллатрисы Блэк был… положим, превращён в некое подобие лабиринта, тогда нам просто потребуется больше времени, чтобы получить от неё нужную информацию. Но мы не станем делать того, что нанесло бы ей непоправимый вред. – Он оглядел сидящих за столом, но не нашёл поддержки. – Если бы здесь была Гермиона или кто-то из Возвращённых, они бы согласились со мной. «Спаси одну жизнь», помните?

– Эта «одна жизнь» может быть угрозой «целому миру», Поттер. Ты бы не сомневаясь убил её в бою, если бы так было нужно, чтобы спасти других. Здесь то же самое. То, что этот жест выглядит не так красиво и благородно, не делает его менее правильным, – сказал Драко. – Хоть кто-то из вас сомневается, что она внезапно исчезнет из своей камеры, а через шесть месяцев мы будем сражаться с ней и двумя сотнями каких-нибудь нарлов-оборотней?

На этих словах Седрик замотал головой и поднял руку.

– Нет, нет, пожалуйста, давайте не будем снова скатываться к спору «больной или злодей». Давайте сосредоточимся на Нурменгарде, – он перевёл взгляд на Хмури. – Мы удвоили количество охраны и подготовили двух двойников, один из которых убеждён, что он настоящая Беллатриса. И в работе наверняка ещё как минимум два плана, в которые меня решили не посвящать, несмотря на то, что глава ДМП, вероятно, заслуживает знать о подобного рода делах. И это ведь Нурменгард: одно из самых защищённых мест в мире. Куда мы могли бы её переместить?

– Сюда, – сказал Хмури.

– Это… – начал Драко, но Хмури перебил его.

– Создавшая это место магия, наследие Дамблдора, неповторима больше нигде, – гладко солгал начальник безопасности. – Ритуалы Дамблдора запрещают использование волшебных кристаллов и предотвращают любое вторжение. Пока ты в Тауэре, для тебя даже Смертельное Проклятье не вреднее молока. Но мы пока не можем воссоздать их в другом месте. Ничто нельзя сделать таким же безопасным, как Тауэр. Если ты собираешься настаивать на мягком ведении допроса, её нужно переместить сюда. Сделаем новое крыло в задней части. Ты всё равно собирался расширяться.

– Собирался. И это позволит продолжить работу с ней и, возможно, сохранить ей разум. Не знаю, сможет ли она стать полностью функциональной личностью, – сказал Гарри, не желая менять тему. В его голосе слышалась холодная ярость, – В принципе, это возможно, особенно в долгосрочной перспективе. Но также возможно, что разбор её мозга на составные и внедрение в её в сознание навсегда оставит неизгладимый след, – он поджал губы и посмотрел на Драко. – Убийство допустимо только когда нет альтернативы. У нас есть альтернатива, и мы ею воспользуемся.

– А если она не одна всё спланировала? Что насчёт «Тройки»? – не менее холодно сказал Драко. – Если это не просто дезинформация от американской шпионки и они действительно существуют, – продолжил он, игнорируя колкий взгляд со стороны Хига, – вполне возможно, что они замешаны в нападении. Источником этого, эм, «ритуала мультиформ», возможно, был не Волдеморт, а они.

– Это точно не Волдеморт, а значит, источником является Лимпэл Тинегар или Тройка, – твёрдо сказал Гарри. Седрик одарил его скептическим взглядом, и он потёр шрам в форме молнии на лбу. – Я знаю, что это не он, – Седрик кивнул, изобразив сочувствие.

– Тогда как можно игнорировать угрозу их вмешательства? Мы должны сейчас же вытащить из неё всю информацию, – Драко ударил по столу, подчеркивая свою мысль.

– «Спаси одну жизнь», – снова повторил Гарри, качая головой.

– А может лучше спасти больше одной? – парировал Драко, – Представь, сколько жизней мы потеряем, если будем ждать слишком долго, или если раскроемся для очередного нападения? Сколько людей погибло от заклинания Беллатрисы, запечатывающего время? Сколько её солдатов-оборотней всё ещё живы и в своём уме?

– Если вы в поисках лёгкого пути начнёте калечить разумы, – сказала Боунс, нахмурившись, – я задумаюсь, за что мы сражаемся, что пытаемся защитить. Давайте держаться подальше от идеологии «высшего блага», насколько это возможно. Она никогда не приводит ни к чему хорошему.

Хмури снова ничего не сказал, хотя ход мыслей Драко ему явно импонировал.

– Может мы просто закроем вопрос с Нурменгардом, как предложил мистер Диггори? – вставил Перси, ткнув пальцем в пергамент.

– Ну ладно, – быстро проговорил Гарри, – Будем расширяться. Аластор прав, мы всё равно это планировали. Да я и сам буду рад большему пространству для ног. Есть возражения?

Возражений не было.

– Как мы осуществим перевод? – спросил Седрик.

Глаз Хмури покачнулся и остановился на нём.

– Я буду рядом.

– Мисс Грейнджер будет участвовать? Думаю, так нам всем было бы спокойнее, – сказал Перси, бросив извиняющийся взгляд на Седрика.

– С этим не поспоришь, – с широкой улыбкой согласился Седрик, – Но, если я правильно понял, она сейчас в Повисе, и заслужила хоть немного отдохнуть.

– Она лучше всех подходит на роль того, кто разберётся, как работает ритуал, и тем более – на роль того, кто опробует его в действии, – сказал Хмури. – Так что я надеюсь, что она не просто отдыхает и отмывает руки от крови.

Замечание прозвучало гораздо более мрачно, чем ожидал Хмури, и повисла неловкая пауза. Драко бросил ему укоризненный взгляд, а Перси немного побледнел.

– Не забывайте, – мягко сказал Гарри, – что пока её руки ещё были в крови, она уже начала исцелять Беллатрису.

– Ммм, – прорычал Хмури. – Жаль, эффект ритуала прошёл. Если бы он был постоянным, – его глаз описал дугу и обвинительно уставился на Гарри, – у нас было бы два объекта для допроса.

Гарри проигнорировал замечание. Они уже несколько раз поднимали этот вопрос, и он явно имел шансы стать настоящей дилеммой (не только в Тауэре, но и во всём мире). Этично ли создавать разумное существо, если знаешь, что его ждёт неопределённый или неприятный конец?

– Думаю, было бы полезно отправить мисс Грейнджер в Китай, когда она отдохнёт, – сказала Боунс, прерывая поток мыслей Гарри. В её интонации читался намёк на осуждение. – Теперь, когда недавний конфликт был, эм, разрешён, – она одарила Драко двусмысленным взглядом, – она могла бы снова представлять Договор.

Драко улыбнулся и поднял палец, как бы напоминая.

– Договор сохранности жизни и независимости, – тяжело сказала Боунс.

Хиг опустил пергамент, который читал, повернулся к Драко и пристально посмотрел на него своими маленькими тёмными глазками. Он позволил взгляду на мгновение стать предупреждающим, а затем тепло и мило улыбнулся.

– Жизни и независимости, действительно… И что важнее, символ завершения всех неприятностей последних лет, – он перевёл внимание на Боунс. – Я соглашусь с вами. Богиня – лучший представитель, которого мы можем отправить. Думаю, исход однозначен – теперь, когда Россия, Савад, Новая Зеландия и Кавказ присоединились к нам, и когда мы пошли на все уступки, которых они желали. Но не забывайте про Каппадокию… они всё ещё сами по себе. Плохой пример заразителен. Чтобы убедиться, что Китай или Таиланд не пойдут своим собственным путём, нам нужен самый лучший представитель.

– Или можно присоединить Каппадокию, – предложил Драко.

– Ну отлично, – прокомментировал Седрик, – Я как раз думал: «Вот бы мы начинали один и тот же спор при каждой встрече. О Мерлин, я так рад, что мы стали гораздо блондинистей».

Боунс перебила сарказм Седрика.

– Я согласна с Советником Хигом.

– Поддерживаю, – сказал Перси.

– Но мы дадим ей столько времени на отдых, сколько потребуется, – небрежно сказал Хмури.

– Равномерной тяги проще будет добиться, если использовать что-то вроде тех гоблинских зарядов, – кивнула Луна, как будто её слова имели отношение к диалогу.

На этом спор исчерпал себя.

– Так мы будем ждать её решения, или мне стоит отправиться к ней и узнать, как дела? – с надеждой спросил Седрик.

– Гоблины не появлялись в Материальных Методах уже несколько недель. Ург говорит, в Акле какие-то политические волнения. Как я понимаю, готовится большое собрание в Ургод Уре, – сказал Гарри, отвечая на реплику Луны. – Но пока мы можем разработать прототип в меньшем масштабе.

Боунс бросила отчаянный взгляд на Гарри, а затем вернулась к Седрику.

– Нет, как вам известно, «Богиня» достаточно усердна. Она вернётся, как только будет готова.

– Давайте обсудим это завтра, – с благосклонной улыбкой сказал Хиг, кивнув Гарри. – Очевидно, у всех имеются неотложные дела.

– Гарри? – подался вперёд Хмури.

– Если только у Перси больше нет вопросов. – сказал Гарри, поднимаясь с кресла.

– Нет, сэр, – сказал Перси, улыбаясь. – Похоже, мы закончили.

В прогнившей старой Англии лезут из кожи вон, пытаясь убедить вас, что Война Вальпургиевой Ночи закончилась громкой победой колониальных армий. Но, к счастью, пропагандистские агенты Тауэра слишком громко кричат.

В реальности же события после той ночи, когда мир был на волосок от разрушения, сложились гораздо более благоприятно для Независимых и их британских единомышленников, Благородных. Лидер Благородных и один из главных в движении за независимость, лорд Драко Малфой из Благородного и Древнейшего дома Малфоев, едва сдерживал довольную улыбку, когда давал интервью в ресторане «У Зигфрида» на прошлой неделе. «В сущности, все наши требования были удовлетворены», сказал Малфой репортеру за магловским обедом из пиццы с чернилами кальмара и воздушного клюквенного мусса, «и мы крайне довольны изменениями, внесёнными в Договор сохранности жизни».

На вопрос об уступках обаятельный молодой аристократ ответил сдержаннее. «Представители Независимых, к которым меня любезно пригласили присоединиться, действительно были вынуждены пойти на некоторые уступки. Я понимаю нежелание России предоставлять собственных авроров для помощи в защите Тауэра. К счастью, это также позволит им внимательнее следить за тем, что там происходит», заявил лорд Малфой с блеском в глазах.

Лидер Благородных подтвердил, что в связи с возложенными на него новыми обязанностями он прекращает публикацию своего журнала Нерушимая честь. «Мне понятно, почему Громовержец и некоторые из Советов Эмиратов настояли на том, чтобы назначить представителя внутри Тауэра, прежде чем отправлять своих людей для сотрудничества. Справедливое условие. И, к моему удивлению, они решили, что моя длительная… коммуникация с Гарри Поттером делает меня лучшей кандидатурой на эту, с позволения сказать, административную должность». Казалось, Лорд Малфой не чувствует себя обременённым новой перспективой контролировать своего старого школьного соперника.

Представитель Тауэра охарактеризовал результат переговоров между двумя организациями как «справедливый». Но, похоже, исход гораздо заметнее склоняется в пользу Независимых, хотя многие источники кричат об обратном.

– Отрывок из статьи Сильвии де Камп «Новая эпоха», Американский маг.

Бонус: Наука

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

3 октября, 1998 года

– Мистер Аберкромби, мисс Райан. Чем могу помочь? – спросил декан, бросив взгляд на наручные часы. – Раз вы пришли ко мне, вопрос, видимо, важный.

Хотя увидеться с деканом было несложно: прикалываешь к мантии записку о приёмных часах и ломаешь Жезл Безопасности, мало кто отваживался на это, таким пугающим порой мог быть в прошлом гениальный ученик, а теперь настоящий титан магии. И пусть его инаугурационная речь, произнесённая перед учениками Научной Программы, не особенно впечатлила – болтовня про какую-то «бледно-голубую точку», – многие из них чувствовали слабость от одного только пребывания в Тауэре в непосредственной близости от великого человека. Тем не менее, Крейг Аберкромби и Шивон Райан решились на это посещение.

По воскресеньям команды студентов Научной Программы представляли свои проекты. В этот раз каждая тройка получила по маленькой коричневой коробке с осколками вазы и информационной карточкой. Крейгу, Шивон и Пэрри Падера достались белые глазурованные кусочки, украшенные изысканным сине-зелёным рисунком. На карточке говорилось, что раньше это была ваза в стиле ар-нуво, созданная Леоном Солоном, и что от них требуется «починить» её, не применяя магии. В процессе вы можете использовать любую магию, если она не прикасается к фрагментам вазы и не влияет на них. Очки будут начисляться за полноту восстановления, общий эстетический эффект и изобретательность.

– Нужно просто использовать магловский клей, верно, сэр? – спросил Крейг. – Больше ведь ничего не сделать. Это не особо сложно. Мы подумали, может, вы поговорите с профессором Сиракузом, чтобы он немного поменял задание.

– Вообще-то, это задание предложил я, – сказал декан Научной Программы Гарри Поттер-Эванс-Веррес. Он откинулся в кресле за большим деревянным столом, поправил очки и указал на стопку книг на столе. Крейг узнал среди них некоторые из учебников Научной Программы, а также книги по стилям и истории керамики вперемежку с исписанными пергаментами.

Повисла небольшая пауза, пока двое учеников осознавали услышанное, а затем Шивон заговорила.

– Сэр, этот проект не похож на те, что мы делали раньше. Над ними надо было подумать, а этот будет просто… скучным. Склеить кусочки.

– Не стоит недооценивать терпеливость, мисс Райан, – сказал декан. – Чтобы делать что-то скучное и кропотливое, нужна сила воли – это одно из главных качеств хорошего учёного, – он встал, оперевшись на стол, и неопределённо махнул рукой. – Через несколько комнат отсюда находится проект, над которым я работаю уже несколько лет, снова и снова внося минимальные изменения в попытках найти идеальное экранирование, которое бы работало. И, вероятнее всего, я продолжу работу над ним и завтра, и на следующей неделе, и после. Если вы поняли, как завершить проект, не бросайте только потому, что он кажется вам скучным. Большинство стоящих вещей в какой-то момент начинают казаться занудными, так что вы должны научиться мириться со скукой… пока она ведёт к достойной цели, а не просто отнимает время.

– Просто задание отличается от тех, что давал профессор Сиракуз, – сказала Шивон.

Крейг согласно кивнул, и его взгляд загорелся.

– Нечто подобное было в одной из наших книг…

Он подошёл к стопке книг и записок и нашёл экземпляр Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман! Крейг открыл его и начал торопливо перелистывать страницы.

Доктор технических наук, профессор Сиракуз, обычно давал студентам такие задания для недельных проектов:

• Разработайте способ смотреть на василиска – достаточно безопасный и удобный, чтобы можно было с ним сражаться. Разрешены любые средства, как магловские, так и волшебные. Среди решений были очки со встроенными зеркалами, повязки на глаза с наложенными чарами Виталис Ревелио, купленная в магазине пара магловских очков ночного видения и простая записка с текстом: «Используйте Смертельное Проклятье, а потом смотрите сколько угодно».

• Используя знания по теме «Магловское сельское хозяйство», предложите способ его улучшения в форме хорошо структурированного эссе. Минимальная длина не ограничена. Практически все ответы учеников были сфокусированы на использовании магических существ (межпородное скрещивание, борьба с паразитами и тому подобное) и на получении пресной воды (широкомасштабный контроль погоды, зачарованные опреснители морской воды и так далее). Самая успешная команда указала, что простое использование Исчезательных комнат повлечёт за собой серьёзное улучшение магловского сельского хозяйства, поскольку решит проблемы хранения и транспортировки.

• Отправляйтесь в северо-восточный коридор, пройдите по второму лестничному колодцу, сверните налево по коридору и войдите в восемнадцатую комнату слева. Как только дверь закроется, у вашей команды будет час на то, чтобы выбраться. Палочки использовать нельзя. Можете взять с собой всё, что посчитаете нужным. Ученики принесли зачарованные на безупречную работу отмычки, трансфигурированные в небольшие предметы осадные тараны, бутылки с волшебным огнём или кислотой бундимунов и прочее в таком духе. Большинство планов пришлось перестраивать, когда дверь внезапно исчезла.

• Это магловское устройство под названием «мышеловка», её используют вместо Вермецидного заклинания. В устройстве отсутствует пружина, которая служит источником механической энергии. Почините устройство. Очки будут начисляться за эффективность ловушки при поимке живой мыши, а также за изобретательность. Большинство команд заставили ловушку работать, заменив пружину скрученной верёвкой или чем-то подобным. Две команды-победители, однако, применили более передовые подходы. Одна использовала отравленную приманку и проигнорировала изначальный принцип работы устройства. Другая привязала сломанную мышеловку к спине голодного жмыра.

• Напишите эссе из трёх частей: 1) Где в Хогвартсе можно найти пример закона Парето? 2) Где в Хогвартсе можно найти пример нормального распределения? 3) Назовите место, где вы обычно ожидаете найти пример любого понятия, даже такого, которого не существует. Минимальная длина не ограничена.

• На пятом этаже обездвижены и спрятаны золотые снитчи. Найдите любой снитч, но помните, что даже самые чувствительные заклинания не сработают. Не заходите за бобы мунг, иначе наверняка потеряетесь. Победило всего две команды. Первая отправилась в Хогсмид и купила новый золотой снитч, апеллируя к тому, что в правилах не говорилось, какой именно снитч нужно найти. Вторая изучила историю самых знаменитых нечестных игроков в квиддич и нашла малоизвестное заклинание пятнадцатого века, предсказывающее положение снитча. Оно требовало характерного движения палочкой. А в следующем месяце ловца Горячих глизней оштрафовали на сотню галлеонов и отстранили от соревнований.

Через некоторое время Крейг нашёл нужное место в книге.

– Сэр, помните, как мистер Фейнман отправился в Бразилию и произнёс речь о развитии науки в стране? – декан Поттер кивнул; то был один из самых известных отрывков. – Так вот, сэр, мистер Фейнман сказал, что они должны выбрать «вескую причину, разумную причину; нельзя развивать науку только потому, что так делают в других странах». – Ученик ткнул пальцем в книгу.

– Да, мистер Аберкромби. Но уверяю вас, мы разработали этот проект не только потому, что так принято на наших инженерных занятиях, – снисходительно улыбнулся декан, и парадоксально, но это выражение сделало его очень юным. Он ведь был всего на несколько лет их старше.

– Да, сэр, но может вы делаете то, что, как вам кажется, сделал бы мистер Фейнман? – спросил Крейг. Он закрыл книгу и положил её к остальным.

Шивон нахмурилась и покачала головой.

– Ну, я даже не знаю, Крейг. Я просто думала…

– Интересная мысль, – сказал декан задумчиво. – Когда я был младше, меня часто разочаровывали учителя, и я от всей души мечтал о талантливом и изобретательном наставнике. И оказался не вполне готов, когда моё желание исполнилось.

Он замолчал на минуту, студенты ждали, немного нетерпеливо, несмотря на их благоговение. Декан намекал либо на Альбуса Дамблдора, либо на Дэвида Монро, и то, как близко студенты были сейчас к истории, вызывало у них трепет… Но одновременно с этим им хотелось как можно скорее уйти.

– Я подумаю над этим, – продолжил декан. – И в дальнейшем, прежде чем предлагать профессору Сиракузу учебные задания, я буду записывать несколько чётких целей. Видимо, ум не заменяет педагогику.

– Спасибо, сэр, – практически хором сказали Крейг и Шивон. Казалось, им было неуютно от такого завершения беседы; Крейг нервно теребил мантию, а Шивон заметно потела. Без лишних слов они ушли.

Следующая неделя прошла относительно нормально – если такое выражение вообще применимо к Научной Программе школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, которая отнюдь не славилась нормальностью. Младшие ученики (первые два года Программы) бегали небольшими группками из одного класса в другой, изучая семь базовых предметов и факультатив. Старшие ученики постигали основы нескольких ветвей науки и проводили лабораторные работы под руководством пары преподавателей. Курс был крайне интенсивным, и больше половины студентов бросало его в течение первого года.

Профессор Сиракуз вёл занятия для четвёртого курса по вторникам, средам и субботам после обеда. Четверокурсники были о себе крайне высокого мнения, ведь они пережили три года легендарного по своей сложности обучения, превосходящего даже курс высшей языковой школы «Испытание Огнём» в Институте Салемских Ведьм. В следующем году каждый из них выберет своё направление в магической науке в Школе Сомнения и будет работать с Тауэром или невыразимцами – а может даже начнёт строить карьеру, если захочет. Они были третьим выпуском Научной Программы, и чувствовали себя на вершине мира.

По правде говоря, самомнение этих детей отчасти было причиной, из-за которой профессор Санто Сиракуз с такой лёгкостью согласился на предложенный деканом Поттером-Эвансом-Верресом проект. Подобное задание предоставляло прекрасную возможность хоть немного научить этих заносчивых подростков смирению.

– Садитесь, садитесь, – поспешно проговорил профессор Сиракуз. – Падера! Ты слышал меня? Сядь на своё место и замолчи! У нас нет времени на твою ерунду – девушки не в восторге от тебя. Если хочешь их впечатлить, займись своими уравнениями.

Парень, склонившийся между двумя ведьмочками, озадаченно выпрямился и направился к своему столу в конце класса с выражением оскорблённой невинности на лице. Он сел между Шивон и Крейгом, создавая как можно больше шума, и положил локти на стол. Его напарники обменялись недовольными взглядами за его спиной.

Профессор Сиракуз пристально посмотрел на парня, чтобы убедиться, что предупреждение возымело эффект, а потом развернулся к классу, и хмурое выражение исчезло с его лица. Он был худощавым мужчиной среднего роста с огромной блестящей розовой лысиной и привычкой поджимать губы влево-вправо, когда его что-то волновало. А волновали его часто.

– Сегодня мы посвятим час презентации проектов, затем, после перерыва, продолжим изучать трение, – сказал профессор, потирая руки в предвкушении, а заодно иллюстрируя тему. – Попытаюсь вдолбить в ваши головы хотя бы элементарные принципы, чтоб вы являли собой только вопиющее невежество, а не абсолютное. Нас ждёт долгий насыщенный день. – Он поднял брови в ожидании. – Итак! Достаём проекты – всё, что есть, достаём, даже если это только заметки! Пока можете отложить ваше связующее вещество. Не расплескайте слизь флоббер-червя или настойку растопырника, иначе после занятий будете убирать все рабочие места.

Поднялся шум, когда все начали переговариваться, доставая то, что смогли придумать для задания этой недели. Оказалось, все шесть команд смогли как-то починить свою вазу, и решений было несколько.

– Мы смогли что-нибудь сделать, народ? – шёпотом спросил Пэрри Падера двух товарищей.

– «Мы» ничего не сделали… Но я и Крейг кое-что, всё-таки, сообразили, – раздражённо ответила Шивон. Она осторожно поставила перед собой закрытую коробку.

– Не надо так, Райан… последняя неделя была совершенно безумной, – нахмурился Пэрри. – Отец хочет, чтобы я начал работать с ним, когда мы закончим год, поэтому по вечерам я пытался получить помощь от профессора Спраут. – Отец Пэрри выращивал дремоносные бобы на экспорт.

– Ты и пальцем не пошевелил, просто позволил нам с Шивон всё сделать, а теперь присвоишь наши заслуги, – выпалил Крейг.

Пэрри повернулся к нему и сказал громким шёпотом:

– Эй, это не вам придётся провести всю свою жизнь с корзинами, наполненными навозом Лунного тельца, и с парой серебряных ножниц в руках! Знаете, как часто приходится точить серебряные ножницы? – Он нахмурился. – И между прочим, в прошлом месяце мы выбрались из той комнаты только благодаря мне, так что проявите немного сострадания, ладно?

– Но только сейчас, – сказала Шивон.

– Ладно! – воскликнул Пэрри, немного громче, чем следовало.

– Тихо там! – профессор Сиракуз бросил взгляд на их команду и нахмурился. – Опять, Падера? Минус одно очко Когтеврану! – Пэрри застонал и упал на стол. – Ладно, первая команда… Джесс, Рафаель, Салли… что вы приготовили?

Два мальчика и девочка встали со своих мест и смущённо подошли к главному столу. Они осторожно поставили на него вазу и две маленькие миски. Ваза была маленькой, коричневой и совершенно обычной.

– Наше решение было простым. У нас была разбитая ваза, и нам нужно было сделать целую вазу – «восстановить» её. Мы подумали, что лучше будет просто сделать новую вазу, а не пытаться переделать старую, – ученица указала на стол, и один из членов её команды опустил руку в миску и достал оттуда горсть коричневого порошка. – Мы взяли осколки вазы и растолкли их в пыль. Потом мы взяли эту пыль, – она снова сделала жест, и другой её напарник продемонстрировал комок тёмной глины, – и добавили воду, превратив её снова в глину. Мы не использовали никакую магию на черепках ни до, ни после того, как растолкли их. Мы даже не стали создавать воду с помощью Акваменти – просто набрали из-под крана, – сказала она с гордостью. – А затем, – она указала на коричневый горшок, – мы сделали горшок и попросили домового эльфа положить его в печь, когда они будут в следующий раз что-то запекать. Сегодня утром мы получили его: чистый новый горшок, совершенно целый.

Профессор подошёл к столу, нахмурившись.

– Максимальная оценка за изобретательность, и, полагаю, это «полное восстановление», – Он поднял их горшок и осмотрел его. – По правде говоря, я удивлён, что у вас получилось. Я не думал, что глину можно просто растолочь и заново обжечь. Витрификация… хм-м-м…

Профессор Сиракуз достал палочку и дважды прикоснулся к горшку, произнеся «Апарекиум». Горшок и миска с глиной еле заметно изменили цвет, приобретя немного розоватый оттенок. Миска с порошком же, в свою очередь, стала красной. Профессор повернулся к троице учеников и поднял брови.

– Странно, в ваш новый горшок пробралось совсем немного невидимой краски… как будто вы просто подмешали немного порошка к новой глине, когда поняли, что ваш план не работает.

Ученики мямлили что-то в своё оправдание, но профессор уже махнул им возвращаться на свои места.

– Если вы хотите исправить свою оценку, предлагаю каждому из вас написать мне эссе на тринадцать дюймов о том, почему ваш план не сработал, и что по-вашему вам следовало сделать вместо него. Ещё я бы предложил вам почаще заглядывать в библиотеку. Если бы вы немного поинтересовались темой – или внимательно слушали, когда мы обсуждали керамику, вы бы знали, почему из этого ничего не выйдет.

Профессор Сиракуз повернулся к классу.

– Следующие.

Две следующих команды просто склеили вазу из осколков. Одна из них справилась гораздо лучше другой, явно потратив достаточно времени, чтобы подобрать специальный клей и попрактиковаться, в то время как у вазы второй команды не хватало мелких осколков, на стыках кусочков были видны толстые линии лишнего клея, и вся она кренилась на одну сторону.

Профессор Сиракуз отпустил несколько комментариев про терпеливость и добросовестность каждой из этих команд. Вторая команда только беспомощно хлопала глазами, поскольку всем было очевидно, что они справились плохо: их клей даже толком не высох. Одна студентка даже неслышно произнесла заклинание, чтобы слегка сдвинуть коробку и спрятать следы своих попыток высушить клей с помощью согревающих чар.

– Следующие.

Четвёртая команда сделала упор на «креативность» и «эстетику» и использовала кусочки разбитой вазы как мозаику на внешней поверхности другой вазы, раздробив черепки на ещё более мелкие фрагменты и красиво их разместив. Они продемонстрировали изображения с примерами мозаик, скопированные из книги о мировом искусстве с помощью Каллиграфической Кварто Копирки Квивела, а также представили большую диаграмму, позволяющую выбрать лучший способ разместить кусочки мозаики. Группа подошла к заданию очень основательно, и классу просто повезло, что ей не хватило времени сделать диораму вестибюля в помпейском стиле. Казалось, что на этой неделе они обошли всех с большим отрывом.

– Следующие, – профессор махнул Крейгу, Шивон и Пэрри.

Тройка поднялась с мест. Подойдя к столу, Шивон аккуратно поставила коробку на стол и достала из неё вазу. Белая ваза с красивыми синими и зелёными узорами выглядела очень достойно. Даже самый маленький фрагмент нашёл своё место, но вопреки всей щепетильности, между ними остались большие швы. И они сияли золотом. Толстые металлические линии струились по стыкам между каждым кусочком. Это было сделано специально, чтобы обратить внимание на повреждения вместо того, чтобы пытаться их скрыть.

Пэрри, казалось, был в ужасе.

– Выглядит так, словно мы сошли с ума, – прошептал он Шивон.

– Заткнись, – горячо прошипела она в ответ.

– Мы решили применить традиционную японскую технику под названием «кинцуги». Это подход к реставрации, который не пытается скрыть историю разбитого предмета, а делает её его частью, – произнёс Крейг свой заученный текст, отчего его слова прозвучали немного неестественно. – Мы не смогли найти в магазине подходящий лак, который делают из смолы особого дерева, поэтому пришлось немного поэкспериментировать с разными веществами: зельями, вязким клеем из гнезда докси и другими подобными материалами, которые, как нам казалось, могли сработать.

– Это наполовину разбавленный костерост, – Шивон осторожно подняла банку, демонстрируя её классу. – Для активации мы добавили небольшой кусочек растолчённой кости, смешанной с золотым порошком. Его понадобилось совсем немного, и вышло гораздо дешевле, чем можно подумать…

– Потому что золото очень ковкое, и его можно распределить очень тонким слоем, – перебил Пэрри, улыбаясь возможности вставить своё слово.

– … так что наш проект стоит суммарно около пяти сиклей, – закончила Шивон, бросив недовольный взгляд на Пэрри.

– Превосходно! – воскликнул профессор Сиракуз с воодушевлением. – Ваза выглядит очень красиво, и ваш проект демонстрирует не только изобретательность, но и настоящие знания. На самом деле – с ума сойти – именно об этом мне говорил декан, когда мы обсуждали проект. Он любит Японию, и среди прочего мы обсуждали с ним эстетику ваби-саби! – Профессор восторженно покачал головой. – Я точно знаю, что у нас нет ни одной книги по этой теме… как же вы узнали о технике?

– А, ну, – сказал Крейг, вспоминая о записках на столе в Тауэре, которые он успел прочитать, пока искал книгу Фейнмана. – Мы вспомнили, что вы говорили о «социальной инженерии»… гораздо проще начинать с наполовину готового решения. Так что мы пообщались с нужными людьми.

На верхнем листе было написано:

Санто, последняя мысль по предложенному мной проекту на следующую неделю:

Я не сомневаюсь в вашем авторитете и не настаиваю на том, чтобы вы давали именно эту задачу. Когда Минерва впервые посетила вас в Килларни и предложила вам должность, мы обещали свободу действий, и я на неё не посягаю. Я просто подумал, что это забавная идея. Смысл не только в том, чтобы сделать работу сложной или скучной, ученики и так столкнуться с этим. Но мы даём им только основы научного образования… И я хочу, чтобы они чувствовали вызов. Я упоминал вам кинцуги как одно из возможных решений, но это в то же время и метафора волшебного мира. Вы маглорождённый, вас подвергли остракизму за то, что вы опирались на магловскую науку в исследованиях русалок и эволюции, так что вы понимаете, с чем нам приходится бороться в попытках изменить общество. Эти ученики – золото, но нам нужно сделать их сильными… чтобы они могли скрепить разбитый на куски мир.

– Г

Думаю, всё началось в старшей школе. На информатике первым заданием было написать программу, которая выводит первые сто чисел Фибоначчи. Вместо этого я написал программу, которая ворует пароли учеников. Учитель поставил мне пятёрку.

– Кевин Митник

35. Маскон[179]

300 миль над Землёй

16 мая 1999 года

Сейчас

– Карман выпущен, – передал по радио Бэзил Хортон, возвращая манипулятор на своё место в стене космического корабля. Одновременно с этим увеличенная копия манипулятора снаружи, подчиняясь Протеевым чарам, тоже заняла своё место. Отстыковавшийся спутник медленно удалялся. – Свободный полёт, всё в норме.

В ожидании ответа Бэзил раздражённо покосился на магловское устройство. Ответа не было. Нахмурившись, он опустился на колени за кресло пилота (в корабле с помощью инвертированных чар парения создали искусственную гравитацию) и постучал по громоздкой чёрной коробке с радио. Видимо, поджидало удачного момента, чтобы сдохнуть. Как всегда. Всё работает отлично, пока не понадобится.

Он постучал по микрофону на наушниках и повторил сообщение. В ответ по-прежнему раздавалось лишь тихое шипение и треск. По крайней мере электричество было, и микрофон, похоже, был исправен. Бэзил, проклиная весь род Маркони[180], поднялся на ноги и выпрямился, насколько это было возможно. Он был крупным мужчиной спортивного телосложения, пусть и немного потерял форму в последние годы, а потолок из гоблинского серебра был слишком низким.

По правде говоря, корабль выглядел глупо… просто как большой серебряный шар. Зато сколько было шумихи, когда Ронни Уизли совершил первый полёт – все только и кричали про «исторический момент». Рыжий придурок улыбнулся своей самой идиотской улыбкой и сел в корабль, а прежде чем запечатали люк, он произнес какое-то русское слово, что-то вроде «пой-ех-коли». Чушь какая-то.

Так что теперь делать: доставать запасное радио или ремонтный набор? Бэзил умел чинить эту чёртову штуковину, ведь она была в списке семнадцати магловских устройств, которые они учились ремонтировать, сидя за партами в каком-то жалком магловском классе, как настоящие идиоты без волшебных палочек. Но вдруг проблема на УПП?

Бэзил осторожно потянул за провод, ведущий к антенне радио, чтобы проверить не оборван ли тот. Гоблам пришлось пробурить в поверхности корабля отверстие, чтобы Тауэр смог вывести антенну, поскольку обнаружилось, что корабль не пропускает радиоволны. Возможно, провод оборвался где-то снаружи. Или радио повредилось одним из защитных заклинаний? А может, щиты искажают сигнал? Обдумав эту возможность, Бэзил отбросил её.

Он раздражённо развернулся и посмотрел в иллюминатор. Коричневый саквояж карманного мира находился в зоне видимости, покоясь на платформе Мицубиши в окружении белых пластиковых сфер с листьями, защищавших электронные сенсоры, рулёжные двигатели и прочие магловские компоненты. Никаких повреждений заметно не было, но он не двигался, а значит, команда УПП ещё не приняла на себя управление. Похоже, они ничего не слышали и всё ещё ожидали подтверждения, что отстыковка прошла успешно.

Может, радио сдохло из-за какого-нибудь активного зачарования? По идее, внутри корабля было достаточно листьев для абсорбции фоновой магии и предотвращения сопутствующих электромагнитных помех, но ведь корабль вывели на орбиту через Исчезательный Шкаф на Монро… Возможно, этой магии хватило, чтобы радио отказало.

Бэзил вспомнил слова Тауэра о возможных отказах оборудования и о необходимости резервирования, произнесённые так снисходительно и деликатно, что это бесило: «Как говорит мой отец, крепкий удар – тоже хороший метод ремонта». Сложно поверить, что в Министерстве все так старательно пытаются угодить этому мальчишке… по мнению Бэзила, Поттеру просто повезло с друзьями. Он сидел на метле за спиной Богини, и взлетел лишь благодаря её благосклонности. Очень скоро она захватит власть, и Поттеру укажут на его место.

– Бэзил? Ты выпустил карман? Мы получаем изображение с его камеры, но тебя не видим, – прошипело радио сладким голосом Долорес Амбридж. Невольно улыбнувшись, Бэзил потянулся и стукнул ладонью по устройству. Оно пискнуло и окончательно замолкло. Чёрт возьми.

Бэзил бросил ещё один взгляд на карманный мир, медленно отлетающий всё дальше и дальше от корабля, и глубоко вздохнул. Нос Мерлина, делать нечего, придётся копаться в этом магловском мусоре. Он открыл резервный набор, отыскал кошель с надписью «А6», достал запасное радио – ещё более громоздкое из-за защитного слоя Листьев Лавгуд – и принялся подключать к нему антенну. На ремонт радиосвязи ещё оставалось время, но если не получится, придётся воспользоваться альтернативным каналом – комбинацией Исчезательного Шкафа и Прытко-пишущего пера, каким бы нелепым не был этот способ. Жаль, дальности пузырефонов не хватает, вот бы Предел Проникновения поскорее придумал какое-нибудь нормальное магическое решение.

Спустя целых пятнадцать минут бестолковой напряжённой возни с радио, Бэзил, наконец, убрал сломанное устройство в кошель и надел наушники нового, прокрутив регулятор частоты до нужного значения.

– Приём… Долорес, меня слышно?

– Бэзил! Мы так волновались, – заворковала Амбридж. – Всё в порядке?

Слыша голос, он представлял себе её – соблазнительную красотку. Бэзил ухмыльнулся.

– Да, да. Карман отпущен, и у меня всё хорошо. Была небольшая проблема с этим магловским хламом, но я её решил, – сказал он в микрофон.

– Молодец, Бэзил, – ответила Амбридж, по радио её голос казался немного металлическим, но всё же приятным. – С карманом связь хорошая. Последи за ним, ладно?

Бэзил сел в кресло пилота, не выпуская радио. Свободную руку он положил на одну из управляющих рукояток.

– Конечно, мадам.

Усилием воли он сдвинул рукоятку, как если бы летел на метле, забавное ощущение, и корабль слегка повернулся, предоставляя прямой обзор на спутник.

Бэзил наблюдал, как сначала один, а потом и второй двигатель платформы зажглись яркой вспышкой, и спутник с саквояжем, этот безумнейший союз магловского и магического, постепенно поплыл по направлению к устойчивой орбите.

– С нашей стороны всё хорошо, – затрещало радио. – Как у тебя? Передача ещё идёт?

– Сигнал отличный, – с лёгкой иронией ответил Бэзил, и улыбнулся, когда Амбридж захихикала. – Да, всё выглядит хорошо.

Спутник медленно повернулся, и Бэзил откинулся на спинку кресла.

Следовало признать, происходящее поражало. В юности он не мог даже мечтать о подобном, чего уж там, это было не недостижимо, а просто немыслимо. А теперь… всё понеслось так быстро, казалось, новые идеи и устройства появляются каждую неделю. В мире, где даже маглы могли летать выше атмосферы, всё казалось возможным. Пусть все вокруг, и Бэзил в том числе, и высмеивали маглов с их незрелым, шатким миром… но ведь они, барахтаясь в грязи, смотрели на звёзды и, всё-таки, смогли до них дотянуться. Воистину, это вдохновляло.

Когда установленные на борту спутника датчики сообщили, что заданное положение достигнуто, а УПП подтвердила, что спутник занял свою орбиту, Бэзил некоторое время сидел без движения. Он не отрывал взгляда от неподвижных светящихся точек, рассыпанных во тьме, словно блестящий алхимический песок.

Бэзил знал, над чем они работают, что собираются сделать. Знал, чего хочет Тауэр. Отправить волшебников в межзвёздное пространство.

Он действовал последовательно: сначала поднял в небо Монро с Исчезательным Шкафом на борту. Потом через него переправили корабль из гоблинского серебра, который в течение 12 минут пилотировал Уизли. Половина оборудования на борту отказала, а один из швов иллюминатора разошёлся, но Уизли вернулся живым и невредимым. Оборудование обновили, усилили экранирование от фоновой магии, и через три дня он совершил ещё один полёт. Ещё через неделю в космос вышел Бэзил, и теперь на них двоих уже приходилось почти двадцать часов полёта.

Сегодня они вывели на орбиту карманный мир, или, как его называли некоторые, «мир Бездонного куба». После проверки его стабильности из Монро доставят части шлюзовой камеры, которую соберут снаружи коричневого саквояжа и наполнят воздухом. На камеру наложат самые эффективные защитные трансфигурационные заклятия. А затем ко всей конструкции применят мощные обратно направленные чары парения, заставляя всё внутри неё притягиваться к «земле», как в корабле Бэзила. Это будет автономный мир.

Конечно, предстоит ещё много проверок. У Бэзила есть приятель-гоблин, хороший малый, хоть и болеет за Паддлмир, и он как-то сказал, что у Тауэра в Материальных Методах несколько сотрудников работает над задачей транспортировки больших объёмов почвы и воды. Дело уже дошло до конкретики, в частности упоминались какие-то болота на юге Америки. Конечно, даже после того, как они наполнят громадину землёй и водой, она всё ещё останется экспериментальной. Бэзил предполагал, что они как минимум на месяц оставят в карманном мире мух и крыс, прежде чем начнут какие-либо испытания с участием человека, а первыми постоянными жителями станут акромантулы.

Но конечная цель была понятной. Волшебники в карманных мирах в космосе.

Бэзил долго сидел в тишине и смотрел на звёзды.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

16 мая 1999 года

– Обмен? – спросил Гарри, подавшись вперёд на табуретке. Он протянул руку и отодвинул микрофон от глянцевой чёрной шкатулки. В ту же секунду по её поверхности пробежала красная вспышка.

Некоторое время Волдеморт молчал. Любая пауза что-то означала – конечно, он уже решил для себя, хочет ли поделиться информацией и ответы на какие вопросы потребует взамен. Пауза служила громким напоминанием, что у голоса из шкатулки есть свои рычаги. Гарри улыбнулся.

– Да, – наконец последовал ответ.

– Вы открыли Тайную Комнату Салазара Слизерина. Хочу услышать про неё… всё, чем вы можете поделиться.

Для начала заброшу большую сеть.

– Очень хорошо. Взамен я хочу больше узнать про ваш Тауэр, – сказал Волдеморт.

– Невозможно, – мгновенно ответил Гарри. Ему не пришлось ничего обдумывать: он уже составил жёсткие правила о том, какой информацией можно поделиться, и некоторые вещи были под запретом. А сейчас зашла речь о крайне опасной информации.

Гарри вспомнил.

– Скажи, что ты можешь.

Нет ответа.

– Скажи, что ты такое.

Нет ответа.

– Помоги.

Нет ответа.

– Root.

Нет ответа. По правде говоря, последнее было выстрелом в небо.

– Яинелмертс.

После этого слова, слишком очевидного слова (ну правда, зачем вообще оставлять на устройстве обратночитаемые руны, это ведь выглядит глупо и не обеспечивает никакой безопасности: чтобы понять, что к чему, достаточно поиграться полминуты с диктофоном), Зеркало изменилось. Изображение Гарри, стоящего в одной из комнат Хогвартса, исчезло, и Зеркало показало вопрос.

Не слово «вопрос», не вопросительный знак и не какой-либо другой визуальный символ. В Зеркале отражалась сама идея вопроса. Полнейший семантический бред, ведь абстрактная концепция не имела физической сущности, которую можно было бы отобразить с помощью света, и Гарри подумал, как же всё абсурдно и глупо. Однако, такова была реальность.

Гарри задумался, о чём спросить Зеркало.

– Покажи мне мир, в котором рождаются фениксы.

Он пытался проверить некоторую информацию о Зеркале, и, возможно, получить новую о том, как оно работает.

Но ничего не произошло. По-прежнему: вопрос.

– Покажи мне мои экстраполированные стремления.

Ничего.

– Покажи мне мои согласованные экстраполированные стремления.

Ничего.

– Яинелмертс еыннавор илопарт скэ еынна восалгос.

Ничего.

Попытки сказать эту же фразу с некоторыми вариациями в произношении тоже ничего не дали.

На него лишь смотрел вопрос. Что за вопрос? Что оно спрашивает? Волдеморт сказал, что Зеркало обладает моралью – разве это не подразумевает интеллект? Или чтобы давать моральную оценку личности, ситуации или запроса оно связывается с каким-то внешним разумом? А может, в нём заранее запрограммированы все возможные варианты? Или оно каким-то образом копирует интеллект или мораль того, кто в него смотрит?

О чём оно спрашивает?

Оно спрашивает, чего он хочет?

Гарри на секунду прикрыл глаза, а затем распахнул их и сосредоточенно уставился в Зеркало, горячо и искренне произнося своё желание.

– Извините, – сказал Гарри, возвращаясь мыслями в настоящее, – не могу этого сделать.

Внутри Тауэра Смертельное Проклятье не могло отбирать жизни. Здесь человеческая душа была связана с телом сильнее, чем где бы то ни было. Много лет назад во время неуклюжих экспериментов с Зеркалом он открыл – или случайно создал? – иной мир, мир жизни и возможностей. Этот секрет был бесценен.

И неважно, что Волдеморт заперт в шкатулке. Не было ни малейшей причины рисковать, и условия их игры по обмену информацией основывались на том, что у Гарри было абсолютное право вето.

– Тогда больше информации про эту шкатулку…

– Невозможно, – перебил Гарри.

Это было проще. Гарри почти ничего не знал о шкатулке. Как и невыразимцы. Очевидно, это был артефакт величайшей силы, и, по всей видимости, он был сотворён гоблинами, но единственная запись, которая была в Отделе Тайн, гласила, что данный артефакт – это тюрьма, из которой невозможно сбежать. Детальные исследования, проведённые максимально осторожно, чтобы не привлекать внимания, нашли гораздо больше возможных вариантов применения шкатулки… но определённого ответа о её природе не дали.

Эти два вопроса явно выходят за рамки, подумал Гарри. Следующий будет чуть более хитрым, и я буду чувствовать себя обязанным ответить. Но это не поможет. Нет, будет ещё один уровень.

– Ладно, в таком случае, – в голосе Волдеморта послышались нотки покорности, он всё лучше и лучше управлялся с волшебным голосом и уже мог передавать эмоции и интонации, – расскажите мне о мисс Грейнджер. Как на ней отразился ритуал Гаттаи?

Гарри не видел причины уклоняться от вопроса. Он казался безобидным, да и Волдеморту наверняка было действительно любопытно.

– Невозможно, – сказал Гарри. Не стоило расслабляться: то, что он не раскусил план Волдеморта и не понимал, в чём его выгода, не значило, что тема безобидна.

– Расскажите мне о ком-нибудь новом и интересном, – почти сразу сказал Волдеморт. На последнем слове голос как-то странно завибрировал. Гарри решил, что так звучит раздражение.

– Ладно, – сказал Гарри, решив, что сможет сделать безопасный выбор.

– Вход в Тайную Комнату вы уже видели: секретная дверь с фреской, изображающей сражение Салазара с ётуном. Мы свернули в один из множества тоннелей, вплетённых Салазаром в полотно Хогвартса. Но если бы мы пошли прямо, то добрались бы до Комнаты. Это большой, освещённый зелёным светом, каменный склеп с незамысловатым внутренним убранством в стиле замка Мендоса. Думаю, мы бы нашли кости василиска, бесславно лежащие там, где я его оставил, но когда я впервые обнаружил Комнату, василиск был в добром здравии и обитал в несуразной статуе самого Салазара Слизерина. Он не обратил на меня внимания, даже не взглянул, и не заговорил со мной, несмотря на мои команды на парселтанге, – Волдеморт помедлил. – Я тогда был молод и знал мало легенд, но мне хватило ума узнать сказочную форму статуи и хватило магических навыков, чтобы распознать слабое зачарование, которое позволяло ей двигаться. У всех статуй в Хогвартсе одно предназначение. Я понял, каким должен быть следующий шаг.

Ожив, статуя попыталась вовлечь меня в старую игру жестов, которая была популярна много веков назад, во времена Салазара. Это игра жестов-символов, которые нужно комбинировать в последовательности из трёх, и попытаться таким образом поставить противника в положение, в котором он не сможет больше совершить действие. В наше время она совершенно забыта, и знать о ней могут только самые начитанные.

Я играл очень плохо, у меня не было опыта, мои знания правил игры базировались на древних свитках, и я с треском проиграл. Василиск игнорировал мои команды помочь, отвечая лишь, что его уши только для победителей. Я сыграл со статуей снова, она двигала своими каменными конечностями, подчиняясь безукоризненной стратегии.

Спустя несколько часов я, наконец, смог победить, сыграв Пестик, Дракона и Червя. Статуя Салазара кивнула мне и вернулась в свою изначальную позицию, скрестив руки в – как, видимо, предполагалось – впечатляющем жесте. И только после этого василиск заговорил со мной и попросил приготовить нечто под названием «ордер крови» для следующего испытания. – Наступила ещё одна пауза, сопровождаемая жужжанием. Гарри уже знал, что оно имитировало вздох. – Признаю, в тот момент я потерял терпение и действовал импульсивно. Я трижды прочитал Смертельное Проклятье, каждый раз сознательно попадая мимо василиска, и произнёс некое подобие речи – наглые слова невежественного мальчишки, в основном содержащие угрозы и требования на парселтанге.

По всей видимости, к этому Салазар Слизерин тоже был готов, потому что василиск с шипением засмеялся и спросил, что я хочу знать.

– Вы убили василиска, значит, получили от него всё, чему он мог научить, – сказал Гарри, – Как это происходило?

– Это заняло несколько месяцев, мистер Поттер. Интеллектуальная игра между мной и василиском. Он вынужден был сотрудничать, но при этом постоянно стремился оценивать мои мотивы, силу воли, стою ли я чего-то… То есть, он не просто отдал все свои секреты. Он многого требовал… продолжал испытания и не принимал обмана. Это было… тяжело. Думаю, на первый раз достаточно.

Гарри пока не стал развивать тему и задавать вопросы об особых заклинаниях и ритуалах. Это сокровище всё ещё существовало и имело невероятную ценность, но не было причины активно заниматься этим прямо сейчас. Насколько Гарри мог судить, рассказ Волдеморта был правдивым, по крайней мере пока. Он был в Тайной Комнате и видел статую и скелет.

– Ваш черёд, мистер Поттер, расскажите об интересной личности, – сказал Волдеморт.

Гарри задумался, кого можно классифицировать как интересного и одновременно безобидного.

– Ладно. Есть юноша по имени Лоуренс Бредвиан, которого я встретил несколько месяцев назад. Считается, что о нём существует пророчество… что ему суждено «сломить великий дом». Можно было бы ожидать, что из-за этого его начнут обходить стороной все, в ком течёт голубая кровь, однако он достаточно популярен. Он из Слизерина, но по натуре почти гриффиндорец… Спас полувеликана от гонений, разрушил эйфорический наркокартель и случайно помог мне вернуть артефакт. – Один из ваших самых первых крестражей, уничтоженный нами вместе с дюжиной других, связанных незримыми нитями магии, которые удалось обнаружить благодаря самым чувствительным детекторам, когда-либо созданным волшебниками, подумал Гарри, вспоминая устройство, изобретённое командой Луны. – Он провернул жестокое нападение на однокурсника и использовал его для штурма Тауэра с целью стать… даже не знаю, мои протеже или любимчиком? Он Серебряный слизеринец и, думаю, он совершенно сбился с пути.

– Надеюсь, вы не отчислили его ради сохранения политического равновесия? А вместо этого, пожурили и взяли под своё крыло? – спросил Волдеморт.

– Ну, – сказал Гарри, – в несколько более крупном масштабе. Но в целом да, я показал ему, что такое настоящие интриги, опасность и страх. Реальная опасность ему не грозила, но, я думаю, этого опыта ему должно хватить, чтобы он действительно изменил своё отношение. Это сложнее, чем может показаться.

Вы знаете, потому что пытались сделать это со мной.

– Хочу напомнить. Будьте осторожнее, не стоит переоценивать свои силы.

Гарри покачал головой.

– Он вернулся к обычной учёбе, и один из наставников Серебряных слизеринцев, аврор Тауэра, за ним присматривает.

– Мне больно осознавать, как мало вы почерпнули из собственной истории, мистер Поттер. Разве вы не считаете, что тот, у кого есть власть, должен с осторожностью относиться к авантюрному и не по годам развитому юноше, которому пророчеством уготована роль в великих событиях? Неужели это вам никого не напоминает?

– Я думал об этом, – сказал Гарри. Он ощутил укол грусти… Волдеморт должен говорить эту насмешливо-поучительную речь ядовитым тоном саркастического профессора Квиррелла. Он замолчал, а затем спросил нормальным голосом: – Может ещё один обмен? Если вы согласитесь, я бы спросил о Воскрешающем камне.

Очень хотелось добавить отвлекающую фразу вроде «где бы он ни был» или «интересно, удастся ли мне когда-нибудь его заполучить» и тому подобное. Но из-за отсутствия языка тела и прочих невербальных сигналов Гарри следовало более тщательно выбирать слова, чтобы не дать Волдеморту понять, что они уже завладели Воскрешающим камнем, вместе с Беллатрисой Блэк.

У него были планы, и он уже узнал кое-что о принципах работы и возможностях Воскрешающего камня, а вдобавок и некоторые воистину поразительные детали о «братьях» Певерелл, но подтверждение никогда не повредит.

– Нет… Не думаю, мистер Поттер, – ответил мягкий голос Волдеморта. – Знаю, у вас великие планы, и я не перечу многим из них. Но в этом, полагаю, я не стану помогать.

– Ладно, профессор, – сказал Гарри, глубоко задумавшись о том, какой будет следующий вопрос. – Давайте поговорим о чём-то другом. Поговорим о некоторых теориях магии. Я почитал немного о старых и новых идеях… скажите, как вам эта теория.

Замок Повис, Уэльс

16 мая 1999 года

– Скажи честно, Саймон, как идут дела? На горизонте не видно серьёзных угроз, так что почему бы нам не уделить восстановлению столько времени, сколько нужно, – сказала Гермиона. – Мы можем отложить дела в сторону, пока всем не станет лучше.

– Эстер тихая. Почти ничего не говорит… как и раньше. Тонкс… не знаю, – сказал Саймон. Его голос был усталым и невыразительным, а пустота в глазах казалась ещё более заметной. События последних недель всех сильно измотали.

Гермиона повернулась к Никите Сейхану, который тихо сидел с ними за столом. Парень провёл в Повисе уже несколько месяцев и, казалось, считал его своим домом… Конечно, ему совершенно не хотелось возвращаться в Каппадокию. В любом случае, двенадцать лет в Гёреме стёрли большую часть его воспоминаний о прошлой жизни. Он выучил английский на достаточном уровне, получил новое лицо и очень сблизился с теми, кто сейчас заботился о нём… С теми, кто был рядом с момента освобождения, вроде Джесси и Саймона. Он Возвращённый, и он хотел остаться.

– Никита, а как ты думаешь? – спросила она мягко.

Он удивился вопросу, напрягся и начал заметно нервничать.

– Всё в порядке, дорогой, – заверила Гермиона с улыбкой. Она подалась вперёд, положила руку ему на плечо и осторожно похлопала. – Просто подумай и скажи. Эстер, Хиори и Тонкс прошли через многое во время Вальпургиевой ночи. Ты их знаешь. Как, по-твоему, их дела?

– Хиори, – неловко начал Никита, – за всегда только одно слово.

– Это нормально, – сказал Саймон.

Никита поколебался и продолжил:

– Эстер не говорит. Раньше она говорила больше, – он снова помедлил. – Тонкс… – он подался назад и дёрнул плечами, на лице появилось болезненное выражение.

– Всё в порядке, – тепло повторила Гермиона. Она снова повернулась к Саймону. – Мы потратим столько времени, сколько потребуется. Свяжись с больницей Святого Мунго… попросим помощи извне. Это не дементация.

Деревня Кхечеопалри, Западный Сикким, Индия

16 мая 1999 года

Горы Сиккима раскинулись на севере Индии, в регионе, балканизированном превратностями истории и войны. Там, среди заснеженных горных пиков, возвышается величественная Канченджанга, которая одной из своих гряд обнимает горное озеро и прилегающую деревню Кхечеопалри. Это маленькая деревня на пару дюжин домов и примерно восемьдесят жителей, а до ближайшего селения от неё не менее двадцати миль. Изредка сюда приезжают магловские туристы, чтобы увидеть святое озеро – по легенде там оставил отпечаток ноги сам бог Шива, – а последний волшебник побывал здесь в восемнадцатом веке.

Даже в это время года в Кхечеопалри было холодно. Из маленького деревенского храма вышел старик, он прикоснулся пальцами к ледяному колоколу, поплотнее закутался в старый платок и медленно побрёл прочь.

Через некоторое время он добрался до своего дома, такого же скромного, как соседские: всего из двух комнат и садика. В углу сада громоздилась горка сломанных сосудов из-под чанга. Мужчина кивнул в знак приветствия своей соседке, Дорджи, которая, закрывшись от ветра за низкой зелёной стеной сада, грелась на солнышке и готовила момо.

Старик зашёл в дом и некоторое время там пропадал, а затем подошёл к низкому забору между участками и вежливо обратился к Дорджи на сиккимском:

– Дорджи-ла, я собираюсь в небольшую поездку до Силигури. Меня не будет какое-то время. Не последишь за садом, пока я не дома?

Не успел он договорить, Дорджи уже согласно кивала и махала рукой:

– Конечно, конечно, какой разговор. Мы с тобой сто лет соседи, считай, что у нас общий сад. Но ты так редко уезжаешь! Надеюсь, ничего не случилось, умдзи.

– Нет, ничего. Просто мне надо в одно место, – с улыбкой сказал старик. – Дорога нелёгкая, да и путешествие не шибко радостное, но что поделать.

– Надеюсь, у тебя всё получится, умдзи, – улыбнулась в ответ Дорджи, добавляя ещё один момо к растущей горке.

– Спасибо. Я тоже надеюсь, – согласился мужчина и серьёзно кивнул.

– Давай сыграем в шатрандж, когда вернёшься… Ты так давно не учил меня уму-разуму, умдзи, – сказала она, переводя внимание на готовку.

– С удовольствием, – сказал мужчина и вернулся в дом, чтобы собраться.

– А разве мы уже не говорили, что, когда душа пользуется телом, исследуя что-либо с помощью зрения, слуха или какого-нибудь иного чувства (ведь исследовать с помощью тела и с помощью чувства – это одно и то же!), тело влечёт её к вещам, непрерывно изменяющимся, и от соприкосновения с ними душа сбивается с пути, блуждает, испытывает замешательство и теряет равновесие, точно пьяная?

– Да, говорили.

– Когда же она ведёт исследование сама по себе, она направляется туда, где всё чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только остаётся наедине с собою и не встречает препятствий. Здесь наступает конец её блужданиям, и, в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным, она и сама обнаруживает те же свойства. Это её состояние мы называем разумением, правильно?

– Совершенно правильно, Сократ!

– «Федон», Платон (перевод С. П. Маркиша)

36. Джаганнатха

Замок Повис, Уэльс

16 мая 1999 года

Спустя две недели после нападения Беллатрисы Блэк

Впервые за всю весну день выдался таким тёплым. По зелёной поляне праздно ходил кругами павлин: ярко-синяя птица время от времени останавливалась и величественно расправляла свой цветной хвост, качая головой и надувая зоб. Возвращённые молча наблюдали за ним уже около десяти минут.

Гермиона подумала, что это единственный павлин в округе, по крайней мере, других она не видела. Впервые он появился два года назад и с тех пор показывался каждую зиму, когда егерь выкладывал еду для фазанов: он стоял в толпе скучных коричневых птиц – единственный в своём роде, сильный и прекрасный – и клевал зёрна.

Сейчас павлин вышагивал на некотором удалении от Возвращённых, которые сидели на своих трансфигурированных стульях и грубых деревянных креслах. Других птиц рядом не было, но он всё равно казался особенным. Павлин склонил голову набок, пристально уставился на людей и расправил перья.

– Παγώνι, – прошептал Никита. – По-английски?

– Павлин, – ответила Сьюзи, тоже шёпотом.

Тонкс сидела, ссутулившись, скрестив ноги и спрятав ладони между ними, и нервно качала ногой. Её волосы представляли собой фантасмагорию цвета: чёрные у корней, они превращались в платиновый блонд на концах, то тут, то там виднелись отдельные яркие сине-зелёные пряди, напоминающие окрас павлина.

Наконец, она наклонилась вперёд и застонала, протяжно и тихо. Павлин застыл на месте и повернул голову, настороженно уставившись в их сторону. Ург, сидевший рядом с Тонкс, встал, чтобы оказаться с ней на одном уровне, и утешительно положил руку ей на спину.

Гермиона тихо спросила:

– Тонкс, как ты…

– Облака не белые, они разных цветов, серые, синие, жёлтые, всякие, – перебила Тонкс неестественным быстрым шёпотом. – Однажды, когда я была маленькой, я столкнулась с мужчиной в переулке за Гринготтсом, он положил руку мне на зад, и я пнула его с такой силой, что он сел на землю и охнул. На седьмом курсе я оставляла кончик пера на семидесятой странице учебника по зельеварению, чтобы быстрее её найти, потому что там были сводные инструкции по дистилляции, которая у меня плохо получалась. Я люблю бутерброды с говядиной, но только горячие, иначе они напоминают мне какую-то мерзость. У корней мандрагоры детские голоса, они кричат и кричат, но у них ведь нет лёгких, и я не знаю, откуда выходит воздух.

Джесси поднялась со своего трансфигурированного кресла, подошла к Тонкс, наклонилась и крепко обняла метаморфомага.

– Ш-ш-ш, всё хорошо.

Она бросила взгляд на Гермиону, в её пустых глазах читалось беспокойство.

Павлин собрал хвост и неспешными, но уверенными шагами направился к подлеску. Вся эта суета спугнула его.

Тонкс сделала глубокий вдох, с усилием втягивая воздух, словно это причиняло ей боль.

Эстер, сидевшая рядом с Гермионой, прошептала:

– Ей становится лучше.

Она бросила взгляд на Шарлевуа, ожидая подтверждения, и француженка кивнула.

– Да, – наконец ответила Гермиона, не отрывая взгляда от Тонкс, – Но медленно и тяжело.

– Она окклюмент, – сказала Эстер. – Нам повезло.

Гермиона кивнула. Они подождали, пока Тонкс успокоится.

Во время нападения Беллатриса заставила её выпить целый пузырёк Веритасерума. К счастью, рядом была Эстер, лежавшая без сознания после Смертельного Проклятия, – она бросилась за противоядием, как только очнулась. Большую часть сыворотки правды удалось нейтрализовать прежде, чем она нанесла непоправимый ущерб организму, но Тонкс теперь страдала «синдромом Прака», как назвал его Гарри (Жизнь, Вселенная и всё остальное, страница 223, автоматически добавил её мозг), или, по терминологии волшебной медицины, Неконтролируемым Словесным Недомоганием. Это иногда случалось с нервными людьми при применении более двух капель Веритасерума и являлось одной из причин, почему никому, даже опытным окклюментам, не давали больше трёх капель, хотя последние могли сопротивляться малым дозам.

Само по себе разбалтывание мыслей и секретов не было проблемой. В конце концов, у Возвращённых не существовало тайн друг от друга, между ними было лишь абсолютное доверие и особая, только им известная, несокрушимая любовь. Нет, опасность заключалась в том, что неконтролируемый порыв говорить только правду, любую правду, всю правду, мог повредить разум. Жертвы допросов могли остаться калеками, неспособными построить простейшую цепочку рассуждений.

– С тобой всё хорошо, – серьёзно сказал Ург, – Мы рядом.

– Я не смогу вернуться к работе аврором, – прошептала Тонкс, – Не смогу, уже не смогу.

– Нет, дорогая, ты ошибаешься, – сказала Сьюзи, – Целитель сказал, что постоянных эффектов не будет. Эстер успела вовремя.

– Нет, всё кончено, – замотала головой Тонкс, сгибаясь пополам и обнимая ноги. Её голос срывался. – Они не позволяют вернуться после подобного, после Святого Мунго. – Едва закончив фразу, она снова бессвязно затараторила: – У мадам Малкин не позволяют брать мантии с витрины, потому что не хотят, чтобы они помялись, но мне сказали, что я могу аккуратно примерить ту симпатичную бархатную. Компьютеры – это какая-то глупость, и Гарри потратил столько лет на то, чтобы построить себе игрушку, и теперь он будет только играться. Пальцы Одетты выглядят ужасно, и их не удастся исцелить, они всё равно через время снова покроются шрамами, потому что она их пожертвовала, чтобы вернуть Гермиону, но ей не стоило этого делать, если она знала, что они будут изувечены, ей следовало пожертвовать пальцы на ногах. Я правда хочу когда-нибудь завести детей, но мне нравятся волосатые мужчины, а волосатые мужчины обычно воняют, терпеть этого не могу, поэтому даже не знаю, что делать.

Ург молча похлопывал её по спине. Шарлевуа задумчиво опустила взгляд на свои руки, сложенные на подоле, её лицо не выражало эмоций.

Лучше перейти к делу, подумала Гермиона. Они собирались кое-что обсудить – ну, до того, как появился павлин.

– Я хотела поговорить с вами. Я много думала о том, что следует сделать, о перспективах будущего. Похоже, очень скоро все страны подпишут новый Договор. На первый план выйдут вопросы логистики и эффективности исцеления населения волшебного мира, сквибов и, наконец, маглов. Но обязательно появится что-то ещё, даже когда Договор будет подписан, даже когда все дементоры будут уничтожены…

Она замолчала и огляделась: все, кроме Тонкс, внимательно слушали. Гермиона продолжила:

– Об этом странно говорить, об этом странно даже думать, но так будет. Я считаю, что мы не можем и не должны перестать делать правильные вещи. «Спаси одну жизнь»… Я всегда верила и буду верить в эти слова, всегда буду стараться им следовать. Тем не менее… что дальше? Возможно, пора начать размышлять о том, что несёт с собой вечная жизнь, – она снова неловко замолчала, а затем тряхнула головой. – Просто… всего несколько недель назад Шарлевуа и Эстер сообщили, что хотят жить отдельно в собственном доме. Вы знаете об этом. И, Тонкс, ты обязательно вернёшься к работе аврором, как и хотела. Это не касается темы, но я хочу сказать, что… Я так рада за вас и так вами горжусь. Это именно то, чего я желала бы каждому из вас… чтобы вы хотели чего-то.

Она вздохнула и улыбнулась слабой улыбкой, печальной и радостной одновременно.

– Я люблю всех вас. Вы всегда в моём сердце. И мне всегда хотелось бы быть рядом. Нет никакой спешки, совершенно никакой, ведь в нашем распоряжении целая вечность. Пришла пора подумать и о себе. Мир на правильном пути. Теперь всё будет хорошо.

Министерство Магии, Уайтхолл

17 мая 1999 года

Амелия Боунс представляла мир в виде стада двурогов: они беспорядочно топтались и вечно бодались, каждый народ пытался идти своим путём, мыча и утыкаясь лбом в препятствия, и лишь изредка могло получиться так, что два существа направлялись в одну сторону. И чтобы заставить всех бежать в одном направлении, вам нужны не только лидерские качества, но и что-то достаточно громкое, чтобы испугать всё стадо.

Боунс как раз думала об этом, когда писала письмо представителю Кореи, чтобы подтолкнуть страну к подписанию Договора сохранности жизни и независимости. Была вероятность, что Китай пойдёт на попятную, а Таиланд заявил, что не станет выступать против союза Десяти Тысяч в одиночку. Сплочённость делала их слишком сильными, давала слишком много рычагов для переговоров. Поэтому сейчас нужно было отколоть от союза небольшое, но сильное государство, при этом создавая для Рубинового Суда иллюзию, что он может заставить Россию отказаться от нового Договора.

Дело было сложным и тонким, поэтому Боунс не обрадовалась стуку в дверь.

– Войдите, – бросила она, раздражённо подняв глаза, и тут же вернула внимание к письму в надежде закончить предложение, прежде чем забудет выбранный оборот речи. Рубиновый Суд думает только о ваших интересах, канцлер Ли, написала она, и хотя у меня может быть собственное видение вопроса, я призываю вас прислушаться к нему.

Дверь открылась, и на пороге появилась небритая физиономия Рэджа Хига.

– Мадам Боунс, у вас найдётся минутка?

– Да, Советник. Пожалуйста, входите, – сказала Боунс. Она не задумываясь проглотила раздражение и совершенно спокойно поднялась со стула, натягивая дежурную вежливую улыбку, не тёплую, но доброжелательную.

– Благодарю, – сказал Хиг, усаживаясь в кресло напротив. Боунс опустилась на своё место.

– Чем я могу вам помочь? Хотели бы обсудить что-то по вчерашнему совещанию? Я знаю, нас обоих беспокоит Беллатриса Блэк, и я с удовольствием рассмотрю любое ваше решение. Все знают, как великолепно американцы умеют работать с устройствами.

– Вопросов, которые я хотел бы с вами обсудить, несколько, – сказал Хиг. – Во-первых, до меня дошли слухи о том, что ваши гоблины готовят новое восстание. Во-вторых, я хотел бы поговорить о пунктах Договора, касающихся расширения прав Созданий. Я не вполне уверен, что они применимы для кентавров: у них отсутствуют институты, которые есть у волшебников, поэтому нужно обсудить альтернативы. – Боунс открыла было рот, но Хиг поспешил продолжить: – Однако самый давящий вопрос касается мистера Поттера.

Боунс выжидательно молчала.

– После совещания, – продолжил Хиг, – у нас с мистером Поттером состоялась небольшая беседа об Исчезательных комнатах и новой торговле, которая началась после увеличения тарифов. Он тогда между делом спросил меня о законах Соединённых Штатов, касающихся безопасности волшебных исследований. Он хотел узнать, какой у нас самый строгий закон – какой самый долгий срок можно получить в американской тюрьме за создание угрозы жизням других людей в процессе проведения опасного трансфигурационного исследования, – Хиг замолчал и подался вперёд, сверля Боунс взглядом. – Интересно, к чему бы он интересовался подобным?

Боунс искренне улыбнулась. Гарри всё ещё порой вёл себя очень по-детски и не всегда задумывался о том, как в большом мире могут трактовать его слова. Так по-своему очарователен… этот его подход полной честности. Он легко мог признать свою неправоту или извиниться за случайную обиду, тем не менее, Гарри можно было назвать взрослым лишь с большой натяжкой.

– Советник, могу вас уверить, что мы не проводим в Америках никаких экспериментов. Все исследования проводятся либо здесь, в Тауэре, либо в Антарктике. Каким бы зловещим ни казался вопрос мистера Поттера, он является хорошим знаком – сейчас поймёте, почему. Вам будет полезно узнать, что мы держим в Нурменгарде волшебника, которого поймали во время первых серьёзных столкновений с Благородными, когда мы только начали давать отпор нападкам Независимых. В своё время за халатность при проведении исследований его пришлось уволить из Тауэра, а также изменить его память, чтобы не дать ему продолжать работу. Когда мы снова взяли его под стражу, то обнаружили, что он не прекратил свои опасные исследования, поэтому ему пришлось предстать перед Визенгамотом. – Дело было засекречено, поэтому Боунс изо всех сил старалась не вдаваться в детали, при этом оставаясь убедительной. Вестфальский Совет повсюду имел уши, и чем меньше им будет известно об этом деле, тем лучше. – К сожалению, мы не смогли заключить его на заслуженно долгий срок… по этой статье много прецедентов, и длительный срок в Нурменгарде привлёк бы внимание.

– В подобных случаях существуют и другие варианты, – сказал Хиг. – Когда такое происходит в Америках, вопрос решается менее официально.

Боунс кивнула.

– Конечно, это в порядке вещей. И некоторые из нас пытались донести до мистера Поттера, как на самом деле работает мир. На что он ответил, что закон, возможно, необходимо изменить, и что он не намерен бросать людей в тюрьму за опасные идеи. Так что он лишь настоял на строгом надзоре, – Боунс с сожалением покачала головой. – Мистер Поттер ещё молод и идеалистичен.

– Значит, вы полагаете, это хорошие новости, потому что он спрашивал о возможности отправить опасного исследователя в американскую тюрьму. Полагаю, это можно организовать, хотя есть и более простые решения, – задумчиво сказал Хиг. – И всё же странно, что он поменял позицию и заинтересовался более практичными способами решения подобных проблем. Совсем не похоже на мистера Поттера, насколько я его знаю.

– В последние недели, – сказала Боунс, – он кажется более жестокосердным. Он больше похож на себя из прошлого, когда он впервые пришёл в Хогвартс мальчишкой. Мне это нравится. Тогда он был достаточно смелым, чтобы предстать перед Визенгамотом и спасти друга… Перед лицом грядущих трудностей подобная твёрдость характера нам только на руку.

Хиг кивнул и откинулся на спинку.

– Понятно. Интересная мысль. По крайней мере, вы дали слово, что в Америках нет секретных исследовательских станций, и я могу быть спокоен. Давайте обсудим остальные вопросы. Кентавры. Несомненно, я рад, что мы не движемся в обратную сторону, и что юный лорд Малфой больше не пытается заставить нас разрешить охоту на кентавров. Но не считаете ли вы, что мы перегибаем палку?

На это у Боунс имелся готовый ответ, а у Хига – заготовленный контраргумент. И прежде, чем Боунс смогла вернуться к письму, прошло слишком много времени, и она сбилась с мысли. Проклятые американцы.

Форт, Мумбаи

17 мая 1999 года

8:00 утра

В пекарне Яздани уже был аншлаг, все столики были заняты гостями, они пили масалу со сдобными булочками брун маска, окуная их в горшочки с маслом. Многие посетители были из местных парсов, но встречались люди и из других районов: пекарня была довольно популярна. В углу даже скромно ютилась парочка немецких туристов, они пили чай, держась за руки, а их огромные пыльные рюкзаки были спрятаны под сиденье.

В дверь вошёл старик в светлой футболке и лунги. Он проскользнул между двух столов и обогнул третий, отмахнувшись от официанта, когда тот направился к нему.

Старик протиснулся в дальний конец заведения и остановился, скрестив руки на груди, перед столиком, за которым два парня завтракали имбирным печеньем и булочками брун маска. Третий стул был свободен.

Парни переглянулись, один из них поднял глаза на незнакомца.

– Столько народу… присаживайтесь к нам, дедушка? – сказал он по-английски.

– Благодарю, – с улыбкой ответил старик, тоже по-английски, затем кивнул и осторожно опустился на сидение. – Так много людей.

– Это всё работники из Чейфекар Чоук, они пришли раньше и целый час пили свой чай, – объяснил парень, пододвигая тарелку с печеньем к старику. – Угощайтесь, дедушка, у нас его много.

Старик слегка покачал головой и снова улыбнулся.

– Нет, благодарю, – он подался вперёд, пристально вглядываясь в лицо собеседника. – Простите, вы случайно не Рашад Ирани? Я не ошибся?

Молодой мужчина широко улыбнулся и поднял брови. Он переглянулся с другом, тот тоже улыбнулся и пожал плечами. Первый вернул своё внимание к незнакомцу.

– Да… простите, мы знакомы?

Старик усмехнулся и положил руку Рашаду на предплечье.

– Можно и так сказать… Я старый друг, Кумар Хан. Эгестиментис.

Рашад отрешённо посмотрел на своего товарища, а тот нахмурился и подался вперёд:

– Что?

Вопрос повис в воздухе на несколько секунд, наконец, старик отпустил руку Рашада и повернулся к его другу.

– Я учился с матерью Рашада в одной школе. Она так хорошо справлялась с самхитами! Гораздо лучше, чем я.

– Да-а-а, правда? – удивился парень, снова улыбаясь. – И вот мы столкнулись в магловском кафе, дедуля! Я думал, только нам двоим тут нравится. Рашад, ты представляешь?

– О, брун маска здесь очень-очень хороши, – отозвался старик.

Рашад быстро заморгал, словно возвращаясь на землю, коротко кивнул и на мгновение нахмурился. А затем на его лице снова расцвела улыбка.

– Jāt khāli-yé! Очень хороши! – он повернулся к другу. – Господин Хан столько сделал для нашей семьи, мама постоянно рассказывала, как он помогал нам в очень тяжёлые времена. Я всегда хотел его как-то отблагодарить… – Рашад просиял, запуская руку в карман, – Вот, вот… возьмите, дедушка, – сказал он, доставая маленький футляр из чёрного сафьяна размером с ладонь.

– Рашад, ты что? – пробормотал второй парень, ошеломлённо глядя на друга, – Твой портключ?

– Да, да… вот, пожалуйста, возьмите, господин… это путешествие в Лондон, – сказал Рашад, уверенно вкладывая футляр в руку старика.

– Рашад, ты же копил на него много месяцев! Это целых пятьдесят котлов! – воскликнул второй парень. Ему было неловко, словно он стал невольным свидетелем чего-то слишком личного.

– Господин Хан спас нашу семью! – отрезал Рашад, – Мы обязаны ему гораздо большим.

– Ну-у, – неуверенно протянул друг, – Тогда…

– Благодарю, Рашад, – старик слабо кивнул, – Большое спасибо. Прошло очень-очень много времени с тех пор, как я последний раз был в Лондоне.

– Нет, это вам спасибо, господин Хан… я рад, что могу хоть что-то для вас сделать.

– Я, пожалуй, пойду, не буду мешать вашему магловскому завтраку. Спасибо, Рашад, за такой щедрый подарок… – торжественно произнёс старик, вставая из-за стола. Парни из вежливости тоже поднялись.

– Господин Хан, навестите, пожалуйста, мою мать, пока вы в городе. Она до сих пор о вас вспоминает, – сказал Рашад, пожимая руку старику.

– Постараюсь, – с улыбкой пообещал тот, – Вы хороший молодой человек, Рашад, – он повернулся пожать руку второму мужчине, – Рад знакомству. Эгестиментис.

Парень пустым взглядом посмотрел на старика, а затем медленно кивнул. Рашад нахмурился.

– В чём дело?

Его друг часто заморгал и повернулся к нему.

– Кажется…

– Эгестиментис Пха, – сказал старик и ушёл, прихватив со стола пригоршню имбирных печенек. Он протиснулся через заполненную людьми пекарню, вышел на улицу и исчез.

Парни какое-то время молча стояли, потом сели на свои места, медленно и неуклюже, словно во сне. Это не осталось без внимания: девушка за соседним столиком пошутила о них, а её друг засмеялся.

Некоторое время молодые люди смотрели в пустоту. Наконец, Рашад взял свой чай, поднёс чашку к губам, сделал глоток и потянулся за имбирным печеньем, которого почти не осталось. Рашад посмотрел в тарелку и нахмурился, а затем поднял глаза на друга.

– Ты съел всё печенье.

Из дневника Эдгара Эразмуса, написанного в камере Нурменгарда:

Они не понимают. Маленькие людишки с ограниченным мышлением, они не понимают.

Эти идеи маглов слишком великие, чтобы их игнорировать, слишком внушительные, чтобы просто оставить там, где мы их нашли. Почти никто не понимает. Да, существует риск, я признаю… но разве они не видят, как высоки ставки? Сколько поколений волшебников уже знали о том, что магия исчезает, что волшебные палочки превратятся в прутики прямо в наших руках. Но, как мне кажется, никто всерьёз не пытался хоть что-то предпринять. Есть варианты, которые мы могли бы попробовать. Если уничтожить или выслать всех маглов из Шотландии, разгорится ли сильнее пламя Гебридского Тёмного дракона? Если очистить Кипр от грязнокровок, засияет ли ярче Кипрский Киприйский Киприотский свет?

Но никто не осмеливается сделать подобное, поэтому гении обязаны взять всё в свои руки. С каждым поколением магия иссякает, разбавляется, превращается в свою бледную копию. Мы должны хвататься за любые новые идеи. И если людишки отвергают инновацию, потому что она идёт от маглов, они глупцы вдвойне! Если людишки отвергают инновацию, потому что она создаёт незначительный риск, они глупцы втройне! Будь проклят мальчишка в башне, проклят, проклят, проклят за то, что он такой идиот.

Тем лучше, ведь я вижу форму ещё не познанных идей – истинные и новые прорывы в магическом мышлении. Они витают в воздухе среди этих новых мыслей… испытания и систематизация, новые «протоколы» и прочее. Ждут, чтобы их открыли. Новая подлинная идея магии – новое понимание того, как она работает. Если бы это произошло впервые за много поколений… поразительная новая сила. Невозможно переоценить, какое огромное могущество подобное открытие может принести. А эти дураки всё время вставляют палки в колёса!!!!

Уже два моих исследования отобрали, даже само знание о них у меня забрали и спрятали за стеклом. Но им меня не удержать. Через какие-то два года моё заключение закончится, а пока у меня будет много времени для размышлений. Открыть новый закон магии значит стать властью.

37. Кругосветка

Ведомство портключей, Министерство Магии, Уайтхолл, Лондон

17 мая 1999 года

– Здравствуйте! – с улыбкой обратился Пип к мужчине, который сидел за столом в подразделении служебных командировок.

Тот устало поднял глаза от толстой бухгалтерской книги.

– Здравствуйте.

Мужчина пристально смотрел на Пипа воспалёнными глазами. Пип широко улыбался и выжидательно молчал. Наконец, мужчина сказал:

– Я могу вам чем-то помочь?

– Аврор Филипп Пиррип, прибыл забрать портключи, – сказал Пип, его улыбка немного поблекла от такого приёма. Он полагал, что люди будут его узнавать – молва быстро разносится. Конечно, кроме него аналогичное поручение получила ещё дюжина человек, но всё же… Он подался вперёд, снова растягиваясь в улыбке, и добавил: – По поручению Тауэра.

Клерк смерил Пипа взглядом и опустил глаза в свою книгу. Он провёл пальцем по колонке слева, а потом по строке.

– Пиррип, Филипп… да. 875 цвета рагу из бычьих хвостов, – Он снова посмотрел на Пипа и оттолкнулся от стола. Кресло на колёсиках, поскрипывая, доставило его к бюро, которое занимало всю стену кабинета. Мужчина даже не потрудился встать и, перебирая ногами, проехал вдоль рядов маленьких красных ящичков, проводя по ним пальцем. Ячейки разных оттенков красного располагались в порядке убывания яркости. – Вот он, – найдя, наконец, нужный ящичек, клерк достал его и вернулся обратно к столу, скрипя креслом.

Он положил на стол бархатный мешочек.

– Ханчжоу, Бангкок, Кипр и снова Министерство. Все подписаны. Не напутайте. – Он взял перо, сделал какие-то пометки в книге и протянул мешочек Пипу.

– Спасибо, – сказал Пип, принимая мешок. Он распечатал его, заглянул внутрь и быстро пересчитал заляпанные свёртки. Их было четыре, без сомнений. Один был открыт, внутри виднелась старая шариковая ручка.

– Всё на месте, как заказывали, – сказал мужчина за столом, Пип поднял глаза и заметил, что клерк неодобрительно нахмурился.

– Просто проверяю, – сказал Пип, чувствуя себя неуютно. – После того, что сделали близнецы Уизли, это просто…

– Всё на месте, как заказывали, – монотонно повторил клерк. Он захлопнул свою книгу с такой силой, что чернильница на столе подпрыгнула.

Работники ведомства не любили напоминаний о том, как Уизли однажды подменили все русские и венгерские портключи местными. Любой, кто пытался отправиться в Москву, вместо этого оказывался в уборной третьего этажа.

Пип решил, что простой осмотр чёртовых ключей всё равно ничего не даст, так что ему оставалось лишь надеяться, что он не окажется в каком-то гадком месте. Ну или что оно хотя бы будет сухим.

Библиотека Ю, Рубиновый Суд, Ханчжоу

– Здравствуйте! – важно проговорил Пип. – Я пришёл за свёртком для мистера Гарри Поттера-Эванса-Верреса.

Пип поднял подбородок и слегка склонил голову набок, изо всех сил стараясь излучать власть и несвойственную ему силу. Он полагал, что выглядит высокомерно, как человек, который посмотрел в глаза смерти и победил.

– С вами всё в порядке? – послышался голос Санни Чоу откуда-то сбоку. Пип повернулся и увидел особого дипломатического представителя Визенгамота в Рубиновом Суде – женщину с простыми чертами лица и карими глазами. Она смотрела на него снизу вверх с искренним любопытством.

Надменность Пипа слегка поубавилась. Возможно, у него недостаточно волевой подбородок.

– Здесь нет никаких свёртков, – сказал библиотекарь с сильным акцентом. Он покачал головой и обвёл рукой комнату, указывая на стопки книг и груды свитков, которые беспорядочно возвышались повсюду и занимали почти всё пространство этого большого помещения. – Это библиотека. Вам нужна комната с совами. Туда, сэр, – Он указал на одну из дверей.

– Нет, Чжун Ин, – сказала Чоу, отмахнувшись рукой. – Это аврор Пиррип. Его Превосходительство Хэ Дзинь оставил здесь посылку для мистера Гарри Поттера-Эванса-Верреса. Его Превосходительство должен был принести её лично.

– Я проверю, – сказал библиотекарь. Он развернулся и направился к углу комнаты, аккуратно огибая стопки книг. Они были чуть ли не в два раза выше него и угрожающе покачивались от малейшего колебания воздуха, но библиотекарь миновал их, и ни одна так и не упала.

Какой чудной способ хранения, подумал Пип, разглядывая пирамиду свитков: один из них скатился с вершины и застрял на полпути, ненадёжно зацепившись за торчащий уголок другого. Держать оборону здесь – сущий кошмар. Но это, наверное, такая защита от кражи, способ маскировки. Здесь сложно что-либо найти, но, может быть, именно этого они и добиваются.

Библиотекарь отодвинул деревянную панель в стене, достал металлический ящик и открыл его. Пип увидел внутри светящиеся бутылочки с воспоминаниями. Библиотекарь взглянул на пузырьки, медленно кивнул и повернулся к гостю.

– Да, здесь для вас действительно кое-что есть. Простите мне мою грубость. Извините, прежде чем передать вам посылку, я должен принять меры предосторожности, – он указал на одно из немногих свободных мест в комнате, и Пип увидел тонкий круг, очерченный мелом на полу.

Пип оглянулся на особого дипломатического представителя: Чоу спокойно кивнула и зашла в круг.

– Что это? – пробормотал он с беспокойством, следуя за ней, – Защитные чары?

– Не совсем. Вы знакомы с работами Сян Юй? – шёпотом ответила Чоу. Пип отрицательно помотал головой.

– Ну, – сказала Чоу, когда библиотекарь направил на них палочку, – тогда просто скажем, что вам не стоит двигаться.

– Пескипикси рендехоушан, – проговорил библиотекарь.

Тут же Пипа и Чоу окружил оранжевый экран. Он простёрся колонной от деревянного пола до потолка, и Пип ощутил на лице исходящий от него жар. Он не выказал удивления, палочка уже была у него в руке, а в голове – первая фаза бессловесного Буравящего Проклятия. Но, похоже, им не угрожала непосредственная опасность, пока они не двигались, да и Чоу спокойно стояла рядом, скрестив руки на груди.

Оранжевый барьер был прозрачным и как будто жидким: маленькие водовороты лениво двигались по его поверхности. Сквозь него Пип видел, как библиотекарь подошёл к краю комнаты и отлевитировал в сторону стопку книг, раскрывая Омут памяти. Он добавил воспоминание и погрузил в него голову.

Спустя минуту библиотекарь выпрямился и повернулся к нарисованному мелом кругу. Он неслышно прошептал команду – и сияющий оранжевый барьер исчез так же быстро, как появился.

– Прошу прощения, особый представитель и господин аврор, – сказал библиотекарь, слегка склонив голову, – Нам не было дозволено знать о том, что здесь оставили свёрток.

– Мне говорили, что это дело секретное и требует соответствующих мер безопасности, – сказала Чоу. – Это наша оплошность, не ваша..

Библиотекарь снова поклонился и вернулся к стене, из которой доставал воспоминание. Он взялся за случайную, на первый взгляд, панель и потянул, деревянная доска выехала из стены, превращаясь в длинный шкаф с многочисленными выдвижными ящиками.

Он потянул за ручки четырёх ящиков в некоторой последовательности, и последний открылся. Ящичек был слишком мал, но услужливо растянулся, когда мужчина поднёс к нему руку.

Могу поспорить, если неправильно задать последовательность: выбрать не тот ящичек или что-то в этом роде – можно лишиться руки, изумлённо подумал Пип. Он оценил идею, хотя был уверен, что она стала причиной многих несчастных случаев. Ему стоит рассказать об этом в Министерстве. Если бы они создали нечто подобное, то, может быть, какой-нибудь грубый скрипящий косящийся мерзавец из Ведомства портключей в будущем стал бы повежливее.

Библиотекарь медленно и осторожно достал что-то из ящичка: книгу. Нет, часть книги. Изрядно потрёпанные края и разорванный переплёт говорили о том, что это была не целая книга, а лишь оторванная обложка и пара дюжин страниц. Библиотекарь повернулся и протянул посылку Чоу, снова склонив голову. Она приняла её, слегка поклонившись в ответ, и передала Пипу.

Пип взглянул на обложку. Написано по-английски, не по-китайски. Переплёт старый, на первый взгляд ему было не менее двухсот-трёхсот лет. Но в глаза также бросалось, что переплёт моложе самой книги… одного взгляда на последнюю страницу хватило, чтобы понять, что книга была по-настоящему древней: на пожелтевшем от времени пергаменте виднелись мелкие дефекты. Длиннокожих коз разводили до четырнадцатого века, а значит самой книге было как минимум шестьсот лет. Она многое повидала… к обложке был прикреплён обрывок пергамента, который представлял собой лишь середину страницы. Текста Пип не понял, но в этом не было ничего удивительного.

Пип снова взглянул на обложку. Позолоченные буквы гласили: автор Гарри Лоу.

А книга называлась Трансмиграция.

противостояла им. Наш народ завладел их знаниями и вершил великие дела. В будущем захватчики придут снова. Но возжелают весь мир. И с ними придёт разруха и страх, и погибель, о которой я говорил. Но это не будет длиться вечно. Будет новое мастерство, и новые мастера займут место старых. Я видел это и поэтому говорю вам, чтобы однажды вы поняли. Огонь души велик, и сияет

Волшебный банк Бангкока, Бангкок, Таиланд

– Здравствуйте! – сказал Пип, заглядывая за стойку, – Есть кто живой?

Здание банка плохо освещалось и выглядело запущенным. Пол из прекрасного мрамора покрывали царапины и сколы, главная стойка из кремового стеатита выглядела не лучше. Место казалось заброшенным: даже охраны не было, что совсем уж ненормально для банка. Ещё более странным Пипу показалось то, что внутри не было никакой мебели. Ни стульев за стойкой, ни ящиков для сообщений и повесток, ни даже стульев для посетителей.

– ขอโทษ… ขอโทษ![181] – послышался быстрый ответ на тайском откуда-то из подсобки. Спустя мгновение появился смуглый круглолицый мужчина в широкой белой мантии, льняных штанах и с босыми ногами. – สวัสดีครับ[182].

– Простите, вы говорите по-английски?

– คุณพูดไทยได้ไหม?[183] – удивлённо ответил мужчина.

– Что?

– อะไร[184]?

– Здесь есть кто-нибудь, кто говорит по-английски? – отчаянно спросил Пип. Он предполагал, что в банке будет хоть кто-то, понимающий английский. Возможно, это было наивно, но ведь английский был волшебным языком всего мира многие века. Практически всё, что делала Конфедерация, было на английском.

– Прасонг! – позвал мужчина через плечо, – Пра-а-а-а-а-асонг! Прасонг! คนอังกฤษ[185]!

– Йа-а-а-а! – послышался раздражённый ответ. – ฉันกำลังมาาาาาาา![186] – Из подсобки показался второй таец, как две капли воды похожий на первого. На секунду Пипу показалось, что он превращается в магла и ужасного человека, но потом он понял, что перед ним близнецы.

– Здравствуйте, сэр? – сказал второй близнец, произнося слова как-то странно: заканчивая каждое предложение вопросительной интонацией: – Добро пожаловать в Волшебный банк Бангкока? Чем я могу вам помочь?

– Да, здравствуйте. Я здесь за свёртком? Аврор Филип Пиррип, из Британии? – сказал Пип. Он окинул взглядом комнату. – У вас здесь всё в порядке?

– Да? Только английский свёрток, полагаю? – спросил таец, кивая – Без проблем? – он повернулся к брату и быстро что-то сказал. Казалось, что он о чём-то спрашивает, но, видимо, это были некие инструкции, потому что тот несколько раз кивнул и исчез в подсобке. Воцарилось неловкое молчание. Таец широко зевнул и потёр лицо. Пип задумался: неужели тот только проснулся. Ведь здесь было уже довольно поздно.

– А где всё? – спросил Пип, чтобы нарушить тишину.

– Что всё? – переспросил мужчина.

– Ну, это ведь банк, так? Где же все… банковские штуки? – неловко закончил Пип.

Мужчина пожал плечами:

– Мы не хотим, чтобы что-то украли? Деньги в хранилище, чтобы уберечь их от людей… снаружи? – он махнул рукой в сторону двери.

– Но что остановит того, кто решит… прийти сюда и пробраться в хранилище? Вы ведь здесь одни, – заметил Пип. – В Гринготтсе много видов охраны… и волшебников, и гоблинов, – Он немного помолчал, – У вас там куча гоблинов или что?

Мужчина почесал щёки, задумавшись над вопросом, а затем покачал головой:

– Нет, нет… вся стража на нижнем уровне? И мы с Претангом สควิบ[187]… эм, сквибы? Просто работаем?

– Какая-то чёртова бессмыслица, – сказал Пип.

Сквиб (неужели правда?) пожал плечами:

– Вход в банк один? Там живут наги, они питаются магией? Если ты магия или в тебе магия, они будут есть тебя? Мы идём через водопад и вниз в банк? – он пожал плечами. – А внизу есть стража, если вас это беспокоит?

Пип внимательно посмотрел на него.

– Не может быть. Не существует создания, которое охотилось бы только на волшебников. Профессор Кеттлберн был не ахти, но, всё же, не настолько, чтобы упустить подобное.

Таец снова пожал плечами, но ничего не сказал. Они так и стояли в тишине, пока не вернулся близнец. У него в руках Пип увидел обрывок книги, который сразу узнал: это была часть того древнего манускрипта. От последней страницы осталась лишь первая треть, а линия разрыва идеально совпадала с первым обрывком.

Аврор ушёл, так и не получив ответов. Он составил полный отчёт, но странности Банка Бангкока так и остались для него загадкой… как и множество других вещей.

Я сказал вам всё. Осталось лишь одно. Слушайте же, и на этом мой сказ будет окончен. На смертном одре Мерлин поведал о великом пророчестве: он произнёс роковые слова, но сказал, что не станет их объяснять. Вот эти слова:

«Ахайцы принесли бесчисленные знания на британские земли, но пришли как захватчики: они объединились с малым народцем и феями и истощили наши места силы. Но сила, текущая в Британских землях,

Чертог Киприотов, Кипр

– Здравствуйте! – сказал Пип. Его голос уже не был таким весёлым, но он всё ещё старался изо всех сил. Как говорила его мать: веди себя как тролль, и с тобой будут обходиться соответственно.

Пугающе высокая и невероятно красивая девушка обернулась и одарила Пипа внимательным взглядом. Её густые чёрные волосы, собранные узлом в длинный хвост, почти доходили до поясницы, ткань её официальной мантии отливала металлическим блеском и с волшебной точностью облегала фигуру. Изящные брови скептически изогнулись над большими карими глазами.

– Аврор Пиррип? – спросила она глубоким голосом с хрипотцой, – От Тауэра?

Пип почувствовал, как весь расплывается.

– Да, – произнёс он, стараясь взять себя в руки, – Это я.

Она изучающе посмотрела на него и кивнула.

– Я леди Фери Сара Эллесмир Ондер из Благородного Дома Ондер. У меня для вас посылка, если угодно.

Пип кивнул, изо всех сил стараясь улыбаться не как идиот.

– Благодарю, леди Ондер. С радостью приму её.

– Тогда следуйте за мной.

Киприотка повела его к выходу из Чертога. Снаружи здание выглядело очень изящным с его рифлёными хрустальными колоннами и отделкой из бриллиантов и казалось хрупким от нанесённого ему урона. Огонь уничтожил несколько колонн, а в стене позади них виднелись огромные расплавленные дыры. В то время как Тауэр сражался с Независимыми, давая отпор их агрессии по всему миру, каппадокийцы воспользовались случаем, чтобы напасть на своего давнего врага. Сейчас, даже в это время, три гоблина восстанавливали колонну. Волшебник, которому они принадлежали, стоял неподалёку: небольшое напоминание о том, насколько варварской оставалась эта страна в некоторых сферах. С трудом верилось, что эти чёртовы рабовладельцы могли считать себя британцами.

– Зачем ваш господин попросил у меня эту книгу? – тихо спросила Леди Ондер. – Это величайшее сокровище моего Дома, и мне бы хотелось знать, куда и зачем оно отправится.

– Я не знаю, мадам, – признался Пип, – Предполагаю, он собирается её прочесть. Мой, эм, „господин“ – Тауэр, и он, кажется, хочет знать всё.

Их путь проходил по улицам волшебного Кипра, по тысячелетним камням мостовой, отполированным ногами многих поколений людей. Вокруг почти никого не было: одинокий торговец с ароматным печеньем из орехов и фруктов, держащиеся за руки девушки на романтической прогулке и гоблин в ошейнике, несущий сову в клетке.

– Мне кажется, ваш господин считает, что уже знает всё, – сказала киприотка. Она остановилась у двери роскошного дома из зелёного камня. Внешне он был очень британским, если не считать элегантного минарета, возвышающегося над крышей, и как две капли воды походил на особняк Малфоев, который Пип видел на картинках. Над дверью блестел золотой герб: трискелион из рук со сжатыми кулаками.

– Что вы имеете в виду? – спросил Пип.

Леди Ондер открыла дверь.

– Договор, а теперь и новый его вариант, принесли мне и моему народу много добра. Но в нём также много… указаний. Давно решённые вопросы теперь снова открыты, и в этом даже есть какая-то… ну, некоторые сказали бы, неблагодарность, – Она шагнула в сторону и жестом пригласила его внутрь, – Прошу.

Пип кивнул и вошёл в дом.

– Мне жаль слышать это, мадам. Кипр и Британия всегда были близки.

Киприотка холодно улыбнулась:

– Не всегда. Но мы действительно долгое время равнялись на вашу страну. Порой только мы одни. По мнению многих, это заслуживает некоторого уважения со стороны Британии. Никто не любит, когда его друг решает воспользоваться преимуществом.

– Вы не любите вмешательство, – сказал Пип. Внутри стояла прохлада и полумрак, но было сразу очевидно, что Дом Ондер невероятно богат. В холле стояли низкие диванчики, обитые белой кожей двурога, на стене висело дорогое зеркало для прорицаний, а рядом располагалась ваза с пышной композицией из серебряных цветов. Широкая лестница вела наверх, скрываясь из виду.

– Не любим, – строго подтвердила Леди Ондер. – Теперь всё так гладко устроено, что у нас нет выбора. Это не означает, что мы рады текущим изменениям и будем рады тем, которые нам навяжут в будущем.

– Мне жаль, что это расстраивает отношения между нашими странами, – сказал Пип, призывая все свои дипломатические навыки. Да, ужасно жаль вмешиваться в ваши рабовладельческие дела, проклятая вы куча жмыровского дерьма. Не можете обращаться с домашними эльфами как цивилизованные люди? Как смеем мы мешать вашим традициям. Уберусь подальше как можно скорее, чтобы вы могли спокойно продолжить пить кровь младенцев из кубков, сделанных из черепов гоблинов, или чем вы тут ещё занимаетесь.

– Митри! – позвала киприотка, – Здесь британец. Принеси книгу.

Наверху послышалась приглушённая возня.

– Да, Леди Ондер, – отозвался усталый голос, владелец которого уже направлялся к ним. Шаги звучали как-то неправильно: шарканье и гулкий удар. Причина стала понятна, когда существо подошло к лестнице и вышло на свет. Это был гоблин, и у него не было ноги. С помощью костыля он медленно и осторожно перешагивал ступеньку за ступенькой. У него были короткие уши – слишком короткие для гоблина – и длинный перебитый посередине нос. Гоблин казался очень усталым. По крайней мере, они сочли нужным дать ему пристойную одежду: белую тунику и галстук, под которым почти незаметно поблёскивал стальной ошейник. Он нёс книгу под мышкой.

– Прошу, аврор Пиррип, – сказала Леди Ондер, когда её раб передал Пипу книгу. – Я не жду, что вы её вернёте. Надеюсь, она не принесёт вашему господину ничего хорошего.

– Благодарю, Леди Ондер, – сказал Пип, – Благодарю за всё.

– За всё? – нахмурилась киприотка, когда Пип направлялся к двери.

– Да, за всё, – сказал Пип через плечо, – Поверьте, сегодня вы заставили меня почувствовать гордость. Дважды.

ярко, как звёзды»

И наступила тишина, потом протест, потом упадок духа, ибо никто не мог понять тех слов. И снова народ был встревожен. Записал те слова Мандр-близ-Ручья, позже они перешли к его сыну, затем их хранил Тогрод Теулу, потом вождь малого народца, Йэль, передал их мне. А я передаю их вам, ибо нельзя допустить, чтобы они потерялись. На этом всё, и теперь мой рассказ завершён.

Столб Безопасности, Годрикова Лощина

В тот же день

– Здравствуйте, – сказал добродушный старик, обращаясь к дежурившим у Столба Безопасности аврору и целителю, которые вовсю резались в драконий покер. – Вы мне не поможете?

Целитель, будучи очень исполнительным человеком, сразу же отложил карты, проигнорировав недовольное выражение лица аврора.

– Конечно, сэр. Вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, доставая палочку.

– Устал немного, – ответил старик и с благодарностью кивнул, принимая руку целителя. – Было много хлопот.

– О, теперь вы можете расслабиться, – сказал целитель. – Всё будет хорошо.

Я сказал вам всё. Осталось лишь одно. Слушайте же, и на этом мой сказ будет окончен. На смертном одре Мерлин поведал о великом пророчестве: он произнёс роковые слова, но сказал, что не станет их объяснять. Вот эти слова:

«Ахайцы принесли бесчисленные знания на британские земли, но пришли как захватчики: они объединились с малым народцем и феями и истощили наши места силы. Но сила, текущая в Британских землях, противостояла им. Наш народ завладел их знаниями и вершил великие дела. В будущем захватчики придут снова. Но возжелают весь мир. И с ними придёт разруха и страх, и погибель, о которой я говорил. Но это не будет длиться вечно. Будет новое мастерство, и новые мастера займут место старых. Я видел это и поэтому говорю вам, чтобы однажды вы поняли. Огонь души велик, и сияет ярко, как звёзды»

И наступила тишина, потом протест, потом упадок духа, ибо никто не мог понять тех слов. И снова народ был встревожен. Записал те слова Мандр-близ-Ручья, позже они перешли к его сыну, затем их хранил Тогрод Теулу, потом вождь малого народца, Йэль, передал их мне. А я передаю их вам, ибо нельзя допустить, чтобы они потерялись. На этом всё, и теперь мой рассказ завершён.

38. Неотменимая модальность зримого

«– Какие же [мифы]? И что ты им ставишь в упрёк?

– То, за что прежде всего и главным образом следует упрекнуть, в особенности если чей-либо вымысел неудачен.

– Как это?

– Когда кто-нибудь, говоря о богах и героях, отрицательно изобразит их свойства, это вроде того, как если бы художник нарисовал нисколько не похожими тех, чьё подобие он хотел изобразить.

– Такого рода упрёк правилен, но что мы под этим понимаем?

– Прежде всего величайшую ложь и о самом великом неудачно выдумал тот, кто сказал, будто Уран совершил поступок, упоминаемый Гесиодом, и будто Кронос ему отомстил. О делах же Кроноса и о мучениях, перенесённых им от сына, даже если бы это было верно, я не считал бы нужным с такой лёгкостью рассказывать тем, кто ещё неразумен и молод, – гораздо лучше обходить это молчанием, а если уж и нужно почему-либо рассказать, так пусть лишь весьма немногие втайне выслушают это, принеся в жертву не поросёнка, но великое и труднодоступное приношение, чтобы лишь совсем мало кому довелось услышать рассказ.

– В самом деле, рассказы об этом затруднительны.»

– Платон, «Государство», II: 337e-378a (перевод А. Н. Егунова)

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

17 мая 1999 года

В тот же день

– Что ж, я потратил два часа своей жизни впустую, – протянул Драко, входя в комнату Парного Партнёрства. Он закрыл за собой дверь, шурша Листьями Лавгуд. – Я даже представить не мог, насколько занудно наблюдать за вознёй кучки маглов. – Он покачал головой и провёл рукой по волосам, приглаживая их.

– Что, картина не понравилась? – Гарри оторвался от компьютера и повернулся в кресле. Из угла на Драко пристально глядела Аврор Крейм: она стояла, прислонившись спиной к большому металлическому шкафу и скрестив руки на груди, и неотрывно следила за ним взглядом.

– Вам нужно называть их как-то иначе. «Картина»… подчёркивает, насколько всё это примитивно по сравнению с настоящим представлением, – Он включил свой визгливый магловский голос: – Вау, смотрите, люди в этой картине двигаются, прямо как настоящие! Если бы только у нас хватило вкуса посетить реальный театр!

– Раньше их называли «синематограф», – сказал Гарри с ироничной ухмылкой, – Так что могло быть и хуже. Но спрос на билеты в кинотеатр растёт каждую неделю, так что не думаю, что с тобой все согласятся.

– Это очередной способ убить время, как обед у Зигфрида. Люди как овцы, и ты указываешь им на новые загоны. Но не факт, что эти загоны будут пользоваться успехом долго. Говорят, Гриндевальд обожал живопись, но сегодня в Венгрии художники уже не популярны. После того, как Гриндевальда заточили в Нурменгарде, большинство деятелей искусства вернулось к скульптуре. Так что если ты хочешь, чтобы люди действительно заинтересовались, а не просто клюнули на новизну, нужно снимать фильмы о том, что для них важно. А не о маглах с оружием, – Драко взял стул и подвинул его ближе к аппарату ЭЭГ, подключённому к компьютеру Гарри.

– Я не собираюсь открывать кинокомпанию, – сказал Гарри, качая головой, но застыл на середине жеста и нахмурился. – Хотя почему бы и нет? Я не вижу причин, которые помешали бы нам сделать это. Начать с адаптации каких-нибудь знаменитых волшебных пьес, при этом можно взять на роли тех же актёров.

– О да, ещё больше сфер, где тотально доминирует Гарри Поттер, – протянул Драко. – Я не думаю, что этим должен заниматься ты. Тебе не удастся создать впечатление естественного успеха, если ты и дальше будешь проталкивать таким образом свои магловские затеи. Мне кажется, всё это нужно немного децентрализовать.

Гарри рассмеялся:

– Малфой Продакшнс?

Драко молча бросил взгляд на стоявшую у стены аврора, которая всё слышала. Гарри с улыбкой посмотрел на Драко:

– Не беспокойся, Обет неразглашения.

Лорд Малфой кивнул и продолжил:

– Что ж, вообще-то, я подумал о совместном проекте с американцами. В Приливной зоне будет несложно открыть подобный кинотеатр. У нас есть старый вестфальский союзник с глубокими карманами – Литлбрук Стронгбаунд – и он, вероятно, был бы рад хоть в чём-то обойти твоего сердечного друга Хига. Слишком много золота и власти утекает сквозь пальцы Стронгбаунда… и, полагаю, он чувствует, как на шее Совета постепенно затягивается петля.

– Подобное предприятие требует немало вложений, – сказал Гарри, – Все привыкли, что Малфои инвестируют чрезмерные суммы в нерентабельные летающие замки. И с финансовым отделом вы в последние годы не особо дружите. – В Британии негосударственное ростовщичество практически исчезло – вместе с его традиционно высокими процентными ставками. – Будете привлекать слишком много внимания.

– Да, – сказал Драко. – Новые деньги должны объяснить видимый успех, к тому же я нашепчу в некоторые доверительные уши, что на самом деле это золото каппадокийцев – плата за лоббирование их интересов здесь.

– Вообще, я думал о том, чтобы представить инвестором Амикуса Кэрроу, – сказал Гарри. – Если бы тебе перешла часть его имущества, это стало бы более чистым объяснением.

– Сестрам Кэрроу вряд ли понравятся новости о том, что я взял под контроль часть собственности их дяди, Гарри, – поднял бровь Драко, – Им и так пришлось через многое пройти.

В этих тихих вкрадчивых словах слышались вопрос, упрёк и беспокойство. Гарри никогда не забывал о невинных жертвах, это было не в его духе. Независимо от их идеологических взглядов сёстры Кэрроу не были ни в чём виноваты и определённо не заслуживали того, чтобы их втягивали в грязные истории.

– Конечно, ты прав, – покачал головой Гарри. Он наморщил лоб и вздохнул. – Не могу сосредоточиться: я сегодня не в лучшей форме.

– М-м-м, ясно, – неопределённо промычал Драко. – В общем, если истории про каппадокийцев тебе недостаточно, добавим ещё один уровень для умных: Хмури займётся «расследованием» моего вероятного сговора с одним из арифмантиков Тауэра. Пусть думают, что неожиданный доход – это на самом деле твои деньги. Ты много лет напускал таинственности вокруг своих арифмантиков, так что слухи о предателе в их числе прекрасно подойдут.

– Ладно, – согласился Гарри. Он казался рассеянным.

– Гарри, ты достаточно спишь? – спросил Драко, – Или днями пропадаешь в клинике, заботясь о больных свинкой русалках и сквибах с занозами, а ночами сканируешь мозг людей, читающих заклинание Козла в Кубок?

– Зачем кому-то может понадобиться заклинание, которое… ох, забудь, – Гарри закатил глаза, – Я достаточно сплю. Просто накопилось много вещей, которые нужно контролировать. Уследить за всем в Тауэре, в Британии, да и, по большому счёту, во всём мире становится всё сложнее, особенно без помощи Гермионы, – Драко сжал губы, и Гарри поспешно добавил: – Конечно, хорошо, что можно полагаться на тебя… но по факту объединение Договоров не сильно всё упростило.

– И при этом ты начинаешь новые проекты – вроде древнего артефакта, который принёс тебе один из Невыразимцев или приспешников Тауэра.

– Как ты… – Гарри было удивился, но проследил за взглядом Драко: на соседнем столе стояла коробка из-под Простой листодоливочной машины Макадама. – Может я и правда устал, – пробормотал он, сделав недовольное лицо.

– Единственное, для чего тебе бывают нужны ремонтные приспособления – это починка чего-то, на чём нельзя применить трансфигурацию, – сказал Драко с улыбкой. – А список подобных вещей довольно короткий. Что-то, что можно использовать?

– Книга о Мерлине, – сказал Гарри. – Она натолкнула меня на некоторые идеи, но использовать их нельзя – конечно, если нет желания понаблюдать за тепловой смертью Вселенной.

Драко не стал расспрашивать.

– Тогда, возможно, не стоит тратить на неё время. По правде говоря, тебе стоило бы взять отпуск. Правительство, Конфедерация, тауэрские исследования и все твои маленькие сторонние проекты вроде дурацких фильмов и сферонавтов, плюс исследование теории магии. И ты погружён во всё это беспрерывно со времен… ну да, нашей первой встречи. Ты не можешь вечно продолжать в таком темпе: ты всего лишь когтевранец.

– Может, мне просто нужна помощь умного слизеринца, – сказал Гарри и сменил тему. – Что произошло с Винсентом Крэббом?

– Всё ещё пытается наладить бизнес в Лютном переулке. Он так и не простил меня, и видимо предпочитает быть сам по себе. К сожалению, его свечная лавка недавно накрылась, превратив инвестиции в тыкву. – Судя по едва уловимой ухмылке на лице Драко, это тонкое напоминание о его проницательности было также камешком в огород Гарри. – Так или иначе, подумай о выходных. Оставь правительство неотёсанным Уизли, мир – Боунс, а всё прочее – Хмури и мне. Займись своим чтением.

– Когда-нибудь я возьму годовой перерыв… Поеду в Японию, буду веселиться в лаборатории, – сказал Гарри. – Но ещё рано. Всё слишком неустойчиво. Со мной всё в порядке.

– Подозреваю, что твоё «когда-нибудь» наступит только когда все в мире будут свободны и бессмертны, на Луне построят город, а ты сможешь быстренько прогуляться к атлантам и забрать Дамблдора из вневременья, – тон Драко был мягче, чем слова, которые он говорил.

– У нас одна минута до полуночи, Драко[188], – твёрдо сказал Гарри. – Уже несколько поколений маглов могли уничтожить мир, и только по милости Петрова этого ещё не произошло. Я не собираюсь уходить в отпуск, едва познакомив волшебников с наукой, это слишком опасно. Посмотри хотя бы на людей вроде Эдгара Эразмуса и на то, сколько усилий мы тратим, чтобы оградить их и обеспечить всеобщую безопасность, – он покачал головой. – Мерлин пытался остановить неуклонное распространение знаний, поскольку считал, что волшебная сила растёт слишком быстро. Я не думаю, что он изобрёл наилучшее решение, но насчёт самой проблемы он не ошибался. Сейчас мы должны крайне внимательно следить за тем, что происходит. Иначе всем грозит страшная опасность.

Где-то в Тауэре

В тот же день

Целитель Вилифред Оуэн нахмурился. Происходило что-то очень странное.

Он окинул взглядом пациента, лежавшего без сознания, обездвиженного и оглушённого. Это был старик неопределённой национальности, скорее всего азиат: откуда-то из Индии или вроде того. Очевидно, он ещё не проходил обновление, но никаких повреждений или внешних симптомов болезней не наблюдалось. Когда же Оуэн прикасался палочкой к животу пациента, он неизменно видел одно и то же: внутренние органы без каких-либо отклонений, абсолютно идеальные.

Чары диагностики, похоже, работали исправно: когда Оуэн касался палочкой собственного живота, заклинание создавало в его голове чёткую картину кишечника со знакомой чередой доброкачественных узелков на внешней стенке толстой кишки и привычной двенадцатиперстной кишки со странными бугорками. Но как только целитель возвращал палочку к пациенту и делал повторную диагностику, она не выявляла ни единой кисты, ни шрама – ни малейшего изъяна. Что бы он ни проверил, всё равно получал один и тот же результат: тело пациента было идеальным, словно иллюстрация в медицинском атласе, и это было невероятно странно… особенно учитывая, что старик жаловался на общее недомогание и боли. Он был совершенно здоров, и ему не из-за чего было испытывать постоянную боль.

Оуэн задумался. Возможно, пациент просто оказался поразительно идеальным представителем своего вида, который, доживя до шестидесяти с лишним никогда не получал никаких травм. Однако, это было крайне маловероятно. Существовала возможность, что старик – мистер Хан, судя по карточке, – когда-то был тяжело ранен, из-за чего пришлось магически исцелить большую часть его тела. Но от подобного обычно оставались следы; например, костерост оставлял на костях различимые (хоть и безвредные) спирали из ламинарной и неламинарной ткани.

Самым же вероятным, а вместе с тем и самым тревожным объяснением было то, что пациент мог быть в числе первых волшебников, прошедших обновление. Это объясняло, почему он выглядел старым: Оуэн слышал, что в начале Тауэра иногда избегали косметического восстановления. Если пациент действительно был в числе первых, это также объясняло, почему о лечении не осталось никаких заметок: большая часть ранних записей сгорела при пожаре несколько лет назад.

Также было возможно, что мистер Хан прошёл обновление недавно, но ему было сделано особое исключение, и тело не омолодили. Однако, подобное случалось крайне редко, к тому же это предположение не объясняло отсутствия записей.

Оуэн упёрся в стену, нужно было пробудить пациента и узнать подробности лично у него. Время поджимало: до следующего обхода Гарри оставалось всего пятьдесят минут. Чтобы трансфигурации целителя стали постоянными, Гарри должен был прикоснуться к пациенту – этого требовали все зачарования Тауэра, поэтому если Оуэн не успеет решить проблему и провести исцеление быстро, он застрянет с мистером Ханом до следующего обхода, а это ещё три часа.

Стоит ли позвать аврора, прежде чем будить пациента? Пожалуй, нет. На Мистера Хана не было никакого досье, значит он не был сколько-нибудь важным и могущественным, да и палочку у него в соответствии со стандартной процедурой изъяли. Плюс ко всему, палочка мистера Хана была такой потёртой, что вероятнее всего досталась ему из вторых рук (а то и из третьих). Оуэн не был склонен к предрассудкам, но не мог не отметить этого факта.

Однако, протокол есть протокол. Безопасность в Тауэре была невероятно комплексной, она принимала во внимание все сложности и учитывала любые мелочи, сопровождающие исцеление могущественных незнакомцев со всего мира, но даже она не была стопроцентно надёжной.

Отодвинув занавеску и высунувшись из палаты, Оуэн крикнул в коридор:

– Эй, кто-нибудь, мне нужен аврор!

Стоявший со скучающим видом аврор поспешил к нему и, миновав несколько рядов палат, спросил:

– Мне нужно что-то знать?

– Пациент какой-то странный внутри. Возможно, он проходил обновление до того, как Тауэр переехал в это здание, – сказал Оуэн, передавая тонкую карточку, которую они завели на мистера Хана в Приёмной комнате. – Я слышал о тех людях… ты уже работал здесь тогда?

– Нет, – ответил аврор Мадагаскар, – Я служил в другом месте. Но о подобном слышал, – Он открыл карточку, но в ней не оказалось никакой интересной информации: лишь пара сухих фактов вроде места рождения (Ведийское царство, хотя пациент прилетел через столб в Годриковой Лощине), количества братьев и сестёр (семь, все умерли) и подобного. Мадагаскар пожал плечами: – Буди.

Оуэн убедился, что заклинание приватности активно, и что Мадагаскар наложил все базовые защитные чары, после чего пробудил пациента. Стандартная процедура: некоторые люди плохо реагировали на пробуждение после оглушающего эффекта Столбов и Жезлов Безопасности. Большинство просыпалось спокойно, словно после дрёмы, но некоторых это совершенно дезориентировало и пугало.

Пациент спокойно открыл глаза и заморгал. Он склонил голову на бок, посмотрел на целителя и аврора и огляделся. На его лице на мгновение возникло странное выражение – не типичный страх, сомнения или боль, а мрачная тень – но почти сразу же исчезло.

– Со мной всё в порядке? – спросил мистер Хан. Он прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

– С вами всё в порядке, мистер Хан. – улыбнулся ему Оуэн. – Вы в Медицинском центре Джона Сноу. В Тауэре. Меня зовут Вилифред Оуэн. Я целитель. Это Гарри Мадагаскар, он работает со мной. Мы хотели задать вам несколько вопросов, но если вам нужно прийти в себя, не спешите.

Пациент кивнул и сел.

– Я могу встать? Это разрешается? – спросил он мягко.

– Нет, простите, – сказал Оуэн. – У вас может закружиться голова. Лучше просто посидите минутку.

Оуэн отступил было к Мадагаскару, но аврор махнул ему в сторону. Освободить линию огня, подумал Оуэн, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.

Мистер Хан осторожно передвинулся на кушетке. Он был одет в простую коричневую мантию, порядком изношенную.

– Вы сказали целителю, что вас мучают боли? – спросил Оуэн.

– Да, – сказал мистер Хан. Он перевёл взгляд с Оуэна на Мадагаскара, а потом резко опустил голову, схватился рукой за грудь и сморщился. – Опять.

Оуэн нахмурился и покачал головой.

– Не знаю, что может быть причиной…. – Он снова сделал шаг вперёд и поднял палочку. За его спиной Мадагаскар сдвинулся в сторону, пытаясь найти лучший угол обзора. – Скажите, сэр, вы бывали здесь раньше?

Оуэн приложил палочку к груди мистера Хана и уставился в белую стену палаты, фокусируясь на изображении внутренних органов пациента. Всё выглядело как и прежде.

Мистер Хан что-то тихо пробормотал. Оуэн слегка наклонил голову:

– Простите?

Пациент мягко прикоснулся к локтю Оуэна и повторил шёпотом:

– Я сказал, Эгестиментис.

И Оуэн на некоторое время отключился, они с мистером Ханом очутились вдвоём в каком-то тесном пространстве. Казалось, миновали часы, хотя в реальности прошло всего несколько секунд.

За это время мистер Хан внёс кое-какие изменения в образ мыслей Оуэна. Целитель с интересом наблюдал за процессом со стороны. Казалось, мистер Хан был одновременно и очень большим, и очень маленьким, он смотрел на разум Оуэна с какой-то огромной высоты, в то же время двигаясь сквозь него. Его разум, как заметил Оуэн, представлял собой беспрерывно ползущую массу из тысячи и тысячи тонких слоёв скользкого желе, идущих волнами и возмущающихся при каждом взаимодействии друг с другом. При этом он состоял и из пахнущих уксусом шариков света, которые касались друг друга и то разгорались ярче, то гасли, образуя замысловатые рисунки. Ещё он был острыми иголками, что беспрестанно выходили из тихо вздыхающих тёмных форм и снова в них исчезали. Разум Оуэна был и многим другим при необходимости.

Мистер Хан передвигал что-то и объяснял Оуэну, что так Оуэн станет немного другим человеком. Не сильно другим, но достаточно, чтобы помочь мистеру Хану. После того, как он всё объяснил, всё встало на свои места. Они ещё очень долго разговаривали. И всё это время мистер Хан передвигал желе (свет, иголки, переключатели, зубы). И в конце концов, Оуэна одновременно и убедили, и изменили, и он не знал, где заканчивалось убеждение и начиналось изменение, и была ли вообще между ними граница или разница.

Оуэн согласился, что мистеру Хану следует сделать так, чтобы Оуэн мог забыть обо всём случившемся. Мистер Хан создал в разуме Оуэна давление, ожидающее команды, возможности освободиться – мысли и импульсы, изгнанные со своих мест и согнутые в напряжении, готовые бежать по выбранному пути. Мистер Хан объяснил, что оставит только одно такое давление, потому что не хочет навредить Оуэну. Когда мистер Хан освободит это давление, разум Оуэна мгновенно переместится на своё место, по выбранному пути… и Оуэн забудет, что когда-то лечил мистера Хана, помогал мистеру Хану, и даже что этот самый мистер Хан вообще существует. К тому моменту всё уже закончится.

Всё будет хорошо, говорил мистер Хан. Они со всем разберутся.

И тогда

– Вилифред, всё в порядке? – спросил Мадагаскар.

Оуэн повернулся.

– Конечно. Просто не могу понять, – Он пожал плечами. – Мистер Хан, отдохните минутку. Мне нужна консультация другого целителя. У нас в Тауэре работают прекрасные специалисты, и мы сделаем всё возможное, чтобы разобраться.

Спросите учеников, как быстро, по их мнению, слух может распространиться среди людей. Допустим, в первый день один человек рассказывает слух другому, и каждый день каждый, кому известен слух, передаёт его ещё одному человеку. Дайте ученикам время на обсуждение вопроса: «Через сколько дней слух дойдёт до 50 человек? До 100 человек? До всей школы? До всей страны?»

В описанной ситуации количество осведомлённых людей удваивается каждый день, потому что каждый знающий человек ежедневно рассказывает слух новому. Иными словами, наблюдается стопроцентный уровень передачи информации: 100 % людей, обладающих информацией, передают её дальше. Такой высокий уровень означает, что количество людей, которые знают об этом слухе, растёт очень быстро. Фактически, в этой упрощённой экспоненциальной модели один человек может донести слух до всего населения Соединённых Штатов меньше чем за месяц!

– Патрик Хоннер, «Экспоненциальный рост: математика эпидемий»

Бонус. Драко

Особняк Малфоев, Уилтшир, Англия

12 февраля 1997 года

Год назад

– Грей самовар, – приказал Драко Грегори, кивком головы указывая на пузатое серебряное устройство. Вечером они ожидали визита троих домовых, а те очень ценили подобные жесты. Возможно, причиной тому было их вечное чувство неполноценности из-за Британцев, словно преемники Мерлина были виноваты в своём главенствующем положении в Конфедерации или в том, что могущественная магия была их наследием. Русские всегда требовали, чтобы с ними обращались очень обходительно, и впадали в ярость от любого намёка на неуважение.

Хотя Драко и без того проследил бы за соблюдением всех любезностей. Это ведь такой простой рычаг воздействия, он не требует ничего, кроме элементарной предусмотрительности. Людям стоит быть гибче.

Грегори Гойл послушно повернул ручку самовара – изысканного устройства, украшенного двумя стилизованными головами дракона. С тихим шипением самовар начал нагреваться.

– Какие будут указания?

– Когда приведёшь наших гостей, вернись и поставь метки на их мётлы. Громовержец разбрасывался золотом, пытаясь подмять под себя Благородных. Я хочу знать, кто был столь любезен, чтобы стать связующим звеном для его агентов, – сказал Драко. – Потом проверь их людей, может увидишь там какие-нибудь возможности, а когда закончишь, присоединишься к нам в роли важной шишки.

Драко помолчал, а затем бросил в воздух:

– Добби.

Через мгновение из-за занавески вышел эльф. Естественно, было бы невежливо аппарировать в середину комнаты… этикет требовал, чтобы домовой эльф появлялся незаметно. Перепачканное острое лицо маленького создания выражало обеспокоенность:

– Хозяин?

– Собирай вещи для путешествия. Для меня и матери. Холодная погода. Верховая езда, официальные чёрные мантии, официальные зелёные и мантии для отдыха, – отдал приказ Драко. – Я хочу, чтобы всё было готово к концу встречи.

Он отвернулся и махнул рукой эльфу.

– Да, хозяин, – сказал Добби, широко раскрыв глаза. Он осторожно зашёл за занавеску.

– Кэрроу будет? – неловко спросил Грегори.

– Да, – сказал Драко, холодно смерив Грегори взглядом, будто говорившим: «Тебе-то что за дело?».

– Ладно, – сказал Грегори, ничего не добавив.

Он занялся расстановкой мебели: отлевитировал из комнаты два лёгких деревянных стула, заменив их массивными креслами. Всего было пять посадочных мест: четыре парных и одно отдельное, рядом с камином. Драко, естественно, займёт его, а посетителям позволит самостоятельно выбрать себе места.

То, как расположатся русские, может дать полезную информацию. Если двое сядут, а третий останется стоять рядом, это покажет их сплочённость, что обычно является признаком нервозности или сознательной враждебности. Если все трое сразу сядут, это покажет их открытость и готовность сотрудничать и будет означать, что Драко может смело строить более крепкие отношения и посвятить домовых в свои планы. Если же гости замешкаются, можно посмотреть, как они будут рассаживаться, и выяснить, кто главный, кто подчиняется остальным и так далее.

Решились прийти в поместье Малфоев, бедняжки домовые.

Они, конечно, не просто развлечение, они нужны для будущего. У Драко имелась прочная основа власти в Британии и много последователей за границей: число подписок на Нерушимую честь в стране и за её пределами было почти одинаковым. Но он знал, что ему никогда не стать полноправным игроком на международной арене, если он не обзаведётся надёжными связями с внушающими уважение мировыми лидерами. Избиратели – это, конечно, хорошо, но для стального кулака нужна поддержка посерьёзнее. Нужны диктаторы.

В коридоре скрипнула половица, Драко застыл на месте. Грегори с суровым лицом выхватил палочку.

– Это я, – послышался мягкий голос Амикуса Кэрроу, – твой дядя Амикус.

– Войдите, – сказал Драко.

Дверь открылась, и в комнату вошёл Амикус Кэрроу. Шпионский лидер Благородных и старый союзник Малфоев был высоким и сухопарым, с короткой стрижкой и жидкими французскими усиками, он носил чёрную мантию с блестящими пуговицами всегда застёгнутыми до подбородка.

– Драко, мой мальчик, я так рад тебя видеть, – Он окинул Драко взглядом с ног до головы, как всегда пристально и испытующе. – Перламутровая печень, – пробормотал он почти неслышно, хищно сверкая глазами.

– Здравствуйте, мистер Кэрроу, – сказал Грегори чуть громче, чем следовало. Он натянул на лицо защитную улыбку.

Кэрроу приостановился, словно не сразу понял, что Драко не один, и медленно повернул голову ко второму юноше.

– Грегори, – поприветствовал он.

Драко который раз восхищался исполнением Шизоглаза Хмури. Дело было не в безукоризненной актёрской игре, хотя он так мастерски справлялся, что даже племянницы Амикуса Кэрроу не заметили подмены (конечно, Хмури сыграло на руку, что девочкам не разрешали проводить много времени с дядей, и никогда не оставляли их с ним наедине: обычная родительская предосторожность от взрослых мужчин с блуждающими паучьими руками). Нет, истинное величие игры было в другом. Драко знал – он знал – что Хмури, надевая идеальную маску Кэрроу и изображая главного шпиона Драко, одновременно следит за интересами Гарри Поттера и при этом всегда остаётся крайне бдительным и готовым к внезапным нападениям. Виртуозное представление человека, фанатично преданного делу.

– Ваша поездка прошла успешно, Амикус? – спросил Драко.

Хмури – нет, невозможно было думать о нём иначе, чем об Амикусе Кэрроу – Кэрроу поджал губы.

– Да… Думаю, да. Ты единственный, кому Таиланд может верить, когда речь идёт о подобных обещаниях. Они не выйдут раньше Китая, поскольку боятся остаться в холодном одиночестве, но будут тянуть время как можно дольше. Союз Десяти Тысяч не славится скоростью, поэтому я думаю, что нам не стоит беспокоиться: они не присоединятся к рядам наших врагов в ближайшее время.

Драконьи головы на самоваре открыли пасти, выпуская пар. Их глаза светились тусклым красным светом.

Драко подошёл к высокому окну. Вглядываясь в темноту, он мог видеть одну из башен Декларации Цели, которая неприятно напоминала о том, как важно грамотно управлять инвестициями.

– Мы не дадим им ничего, что можно использовать – лишь идею о перспективах, не имеющую применения. Тупик, – сказал Драко. – Вкус власти, но ничего, что позволило бы им отхватить нашу руку или нарушило баланс сил в союзе Десяти Тысяч.

– Они не глупцы, мой мальчик, – сказал Кэрроу, – Их не так просто обвести вокруг пальца. Если сука не щенится, ты не просто перережешь ей горло… но и проучишь своего эльфа тем же ножом.

Драко подумал о Добби и, ухмыльнувшись, перевернул метафору Кэрроу по своему вкусу:

– Если твой эльф плохо обучен, виноват только ты сам. Мы устроим для наших иностранных друзей развлечение. Тайцы, русские, американцы… старые и новые союзники, они узнают, какую силу обретут, присоединившись к нам. В этом нам помогут люди из Тауэра и Отдела Тайн.

– Люди вроде Амбридж не смогут дать того, что нам нужно, – постукивая пальцем по подбородку, ответил Кэрроу.

– Похищенные секреты – не единственная наживка. Есть ещё простые магловские открытия. В этих техниках таится поразительная сила… сила, которая впечатлила бы даже вас, Амикус, – сказал Драко, поворачивая голову к Кэрроу. – Законы Менделя могут перестраивать плоть безопаснее и предсказуемее, чем самые ловкие саркаманты Элевсинских мистерий. Думаете, Полоумная Лавгуд случайно возится с Дьявольскими силками? Методы, скрывающиеся за её безумием, ценны и для нас, – Он постучал пальцами по подоконнику. – Помимо перечисленного, мы обманом купим их доверие. Сейчас я работаю над тем, чтобы создать противника для Благородных – противника, который показательно потерпит неудачу, и будет стоить нашим былым союзникам огромных средств.

– Твоя прелестная мать… как раз занята подбором ваших избранных глупцов, – медленно кивнул Амикус.

– Ведёт переговоры, её очень воодушевил этот проект. Полагаю, её забавляет создавать противника своими руками. Ловушки, созданные из людей, – искусная вещь.

– Я бы мог посодействовать, если бы знал заранее, мой мальчик, – Кэрроу скрестил руки на груди и слегка наклонил голову на бок. Его правый глаз дёрнулся. – Это твоя ошибка.

Выражение лица Драко стало холодным, а глаза сузились.

Кэрроу смотрел, не отводя глаз и не моргая.

Повисла тишина. Наконец Драко вдохнул и сказал, спокойно и холодно:

– Вы слишком много себе позволяете, Кэрроу.

Грегори выпрямился и расправил плечи: тонкий и важный сигнал.

Драко встал напротив Кэрроу и сложил перед собой ладони. Он начал разводить руки в стороны, и когда расстояние стало достаточным, между ладонями появилась трость его отца. Лорд Малфой схватил серебряный набалдашник в виде змеи и звонко стукнул тростью об пол.

– Я Драко Малфой, – прогремел его голос. – И я… я…

Голос оборвался. Драко отвёл глаза и замолчал, опустив плечи. Казалось, что-то внутри него погасло. Он замер, не произнося больше ни слова. Выжидая..

– Лорд Малфой? – неуверенно окликнул его Грегори.

– Нет, – сказал Драко.

Грегори затаил дыхание.

Драко снова поднял глаза и посмотрел на Грегори.

– Нет, – повторил он. – Это слишком важно. Слишком важно, чтобы сейчас играть на публику. – Он уверенно посмотрел в глаза Кэрроу и тихо продолжил: – Никаких речей, никакого пафоса, никаких приказов. Я говорю вам сегодня, Амикус Кэрроу, что мы в переломной точке для сотен поколений волшебников. Если мы потерпим поражение, мир станет тёмным и печальным местом. – Драко подумал о серебряном свете, который он видел однажды… чистое сияние, которое опровергло столько лжи самим своим существованием, которое наполнило его таким светлым благоговением, что его мир перевернулся в одно мгновение. Он представил, что этот свет исчез навсегда, и позволил печали наполнить свой голос. – Если мы потерпим поражение, если упустим хоть одну уловку или нам не хватит капли ума, то окажемся в мире, в котором живут бессмертные монстры и которым заправляют маглы. Мы боремся против экзистенциальной угрозы: неуловимой и мощной силы, которая может стереть с лица земли не только нас, но и всё, что нам дорого. – Он покачал головой. – Поэтому обойдемся без угроз и без глупостей. Если вам не хватает смелости для того, чтобы занимать это место и делать свою работу, когда она попирает вашу гордость, что ж – идите, и пусть ваши оковы не сильно жмут. – Он поднял трость (он знал, что в трости не было ничего особенного, а главным его оружием была сила убеждения) и указал ею на Кэрроу. – Но если у вас есть честь, и если вы с нами… тогда вы с нами, и вы займёте своё место.

Апофазия.

Ещё до того, как он закончил, Кэрроу опустился на одно колено.

– Мне остаётся лишь извиниться и поклясться в своей верности, Лорд Малфой.

Грегори выглядел довольным, как жмыр, поймавший хрустянку. Он стоял, скрестив руки на груди и едва заметно ухмыляясь. Казалось, он стал выше на фут. Словно свершилось то, о чём он мечтал.

– Хозяин, – сказал Добби, появляясь из-за другой занавески. – Посетители здесь.

– Пригласи их, – сказал Драко, не отводя взгляда от Кэрроу. Добби снова исчез за занавеской. Драко опустил трость. – Гойл, встреть наших гостей.

Гойл вышел, на его лице сиял плохо скрываемый триумф. История об этом моменте будет передаваться из уст в уста. Драко улыбнулся.

Кэрроу и Драко остались наедине. Единственной их компанией было тихое шипение пара, вырывающееся из драконьих пастей.

– Пхах, – бросил Кэрроу, поднимаясь с колена. Он выхватил палочку и закрутил её так быстро, что едва можно было разобрать движения, их окружило горячее потрескивание защитных чар. Уединяющие щиты, вдобавок к тем, что уже были наложены на особняк.

Драко ничего не сказал. Какой смысл.

– Повтори это ещё раз, Малфой, – сердито сказал он, – и увидишь совсем другую реакцию. Гойл будет рассказывать всем историю о том, как ты лишился уха.

Драко холодно смерил его взглядом.

– Возьмёте и разрушите всё, что мы строили? Вы слишком дисциплинированны для этого.

– Может быть. Но также слишком дисциплинирован, чтобы бояться разрушить планы, если так нужно, – огрызнулся Кэрроу.

– Только прежде убедитесь, что оно того стоит. Подобные планы можно разрушить лишь раз.

– Подобные планы? Твоя мать собирает кучку идиотов, чтобы пожертвовать ими, и в процессе вытянуть из каппадокийцев денег, а? Помогает Благородным укрепиться, собирая под своими знамёнами всех врагов? – Кэрроу ткнул пальцем в Драко. – Или это уже просто прикрытие для твоих собственных попыток подмять власть под себя, независимо от Поттера?

– Я не чураюсь запасного плана, Шизоглаз, – сказал Драко, – потому что я не идиот. Если что-то случится с Гарри, или если он зайдёт слишком далеко, или если случился что-то ещё… Я не собираюсь ставить всё на один бросок монетки. Благородные – мой запасной план, моя «независимая» основа власти, если угодно, а не кучка идиотов-однодневок. Поэтому Благородные верны мне, лично. Гарри знает об этом. Вы знаете об этом. И, как я полагаю, вы оба понимаете, что это означает, – он смерил Кэрроу твёрдым взглядом. – Не стройте из себя невинность, я знаю, у вас есть собственные планы.

Не то, чтобы он знал, но мог смело предполагать.

– Есть разница между готовностью ко всему и предательством, – прорычал Кэрроу совершенно не свойственным Кэрроу образом. – Интересно, к чему ты ближе?

– Продолжайте гадать, – отрывисто ответил Драко.

– Н-да, – протянул Кэрроу. – Что ж. Ты можешь верить, что способен попасть бладжером Поттеру в спину, если появится возможность. И ты даже можешь быть прав. Он умён, но мягок. Он доверяет тебе. Но я – нет. – Кэрроу сурово посмотрел на Драко, и выражение его лица не оставляло сомнений в том, на что он способен. – Но будь осторожнее с мыслями, что твои планы глубже моих, мальчик. Многие так думали… и закончили на глубине шести футов.

– Лорд Драко Малфой, – объявил Грегори, открывая дверь на противоположной стороне комнаты, – из Благородного и Древнейшего Дома Малфоев, последний и лучший защитник чести магической Британии и судьбы магии.

Драко повернулся к двери, держа в руке трость, на его лице сияла любезная улыбка. Трое суровых мужчин с безразличными лицами проследовали в комнату за Грегори. От них исходила аура крайней важности. У одного на груди красовалась брошь из рога единорога с изумрудами, другой держал в руке заострённую двухфутовую палочку в славянском стиле, которая была явно старинной. За спинами у них развивались красные шерстяные плащи русских домовых: людей, которые принимали решения за один из величайших народов волшебного мира, и были не менее влиятельными, чем члены Визенгамота. В их руках было множество жизней, они знали о своих подданых всё вплоть до формы души и могли начинать и заканчивать войны, когда считали нужным.

Теперь они изволили пожаловать в особняк Малфоев.

Кэрроу и Гойл подошли к Драко и встали за его спиной. Улыбка Драко стала шире.

– Прошу, господа, – сказал он, – Присаживайтесь, как вам будет удобнее.

39. Сосуществование противоположностей

Конец наступил незаметно и неслышно.

Аврор Кванон вошла в переговорную, жестом подозвала Крейм и что-то пробормотала. Крейм кивнула и вышла, а Кванон заняла позицию позади Гарри. Он кивнул ей, но спрашивать ничего не стал – скорее всего, дело было в какой-то рядовой мелочи, к тому же он доверял Кванон не меньше, чем Крейм.

Гарри вернулся к обсуждению следующих этапов космической программы с Луной и Амбридж. К сожалению, главной проблемой на повестке оказался конфликт между двумя сферонавтами: Бэзилом Хортоном и Роном Уизли. Они отказывались работать вместе. Луна хотела отстранить обоих и найти им замену, а вот Амбридж явно была на стороне Хортона и считала, что следует убрать только Уизли.

Спор продолжался уже двадцать минут, но они всё ещё не пришли к консенсусу.

– На следующей неделе я поговорю с ними обоими и тогда приму решение, – вздохнул Гарри. Он сложил пергаменты в стопку и сдвинул их в сторону.

– Хорошо, Гарри, – слащаво пропела Амбридж, бросая на Луну взгляд, полный плохо скрываемого триумфа. Она встала из-за стола и снова посмотрела на Гарри. – Ты поговоришь с ними и сразу всё поймёшь, разница очевидна: неотёсанный мальчишка против опытного мужчины.

– Очень опытного, – загадочно бросила Луна, поднимаясь. Амбридж покраснела. Гарри вздохнул и покачал головой.

– Спасибо, – сказал он.

– Ты в клинику? – спросила Луна после того, как Амбридж поспешно вышла.

– Только через час, – сказал Гарри, откидываясь в кресле. – Я собирался немного почитать. Выдались…

– Мистер Поттер? – послышался голос Крейм за дверью.

– Да? – отозвался Гарри. На самом деле он собирался навестить профессора Квиррелла, принести ему новых кассет и книг. В последнее время у Гарри наконец-то появилось больше окон в расписании, и он мог снова позволить себе вести беседы с узником шкатулки и был бы крайне недоволен, если бы сегодняшнюю встречу пришлось отменить из-за каких-то глупостей. Что на этот раз? Очередная выходка учеников, ищущих его благосклонности, или кто-то опять безуспешно пытается атаковать Тауэр?

– Сэр, вы нужны в Материальных Методах. Наконец вернулся один из гоблинов с информацией о том, что у них происходит, – обеспокоенно сказала Крейм, что было совсем на неё не похоже.

– Хорошо, – сказал Гарри, – Наконец-то. Хотелось бы знать, что происходит в Акле. Мне не нужна ещё одна группа замкнутых сердитых Созданий… хватит с нас кентавров.

– Удачи, Гарри, – сказала Луна, подходя к двери. – Постарайся их вернуть… они нам нужны.

– Конечно, Луна, – ответил Гарри и направился вперёд по коридору, разделившись с ней.

Повернув за угол, он с удивлением наткнулся на незнакомца в окружении нескольких целителей и авроров из клиники. Амбридж тоже стояла рядом и улыбалась.

– Что… – начал было Гарри, но мужчина уже сделал шаг вперёд. Гарри инстинктивно отпрянул. Почти так же молниеносно он запустил руку в левый рукав и выхватил палочку. Но мужчина оказался проворнее: он успел коснуться запястья Гарри, а дальше уже было поздно.

– Эгестиментис.

Гарри Поттер-Эванс-Веррес существовал. Это утверждение было истинно. Существовал не только здесь, но и где-то ещё. Часть его сущности была отделена, спрятана где-то в другом месте, в то время как оставшийся небольшой кусочек разума был разложен перед врагом, ничем не защищённый.

Гарри наблюдал, не чувствуя ничего, кроме праздного любопытства.

Его сознание лежало перед ним как на ладони. Словно во сне, оно перетекало из одних форм в другие, постоянно изменяясь, но оставаясь при этом неизменным. Гарри видел гормональные всплески, глубинные импульсы, воспоминания, мимолётные ощущения – всё, из чего состоял его разум, но понимал всё это будто откуда-то издалека. Ещё он заметил, что нечто твёрдое пронизывало части его разума: Нерушимый обет сковывал мысли, не позволяя принимать им некоторые формы… но это зрелище не имело значения. Гарри был пятнышком, осколком, пылинкой самосознания.

Мужчина, коснувшийся его руки, тоже был здесь. Враг. Где-то глубоко внутри Гарри это знал. Но это тоже не имело значения. Гарри, являвший собой не более, чем тень Гарри, просто наблюдал.

– Здравствуйте, мистер Поттер. С тех пор, как мы виделись, вы успели повзрослеть, – сказал мужчина.

Он был среднего роста, неопределённой национальности: со смуглой кожей и азиатскими чертами лица, заметно поредевшими волосами и спокойными карими глазами. На нём была простая и очень качественная мантия.

– Я Мельд. По крайней мере, вы можете так ко мне обращаться. Это слово из моей далёкой молодости.

Гарри впитал эту информацию и ощутил, как она проходит через сознание и попадает в глобальные части разума, где поддаётся критическому анализу. Но осознавала это лишь малая часть Гарри, которой не были доступны такие сложные реакции как речь или сопротивление.

– Вы в безопасности, мистер Поттер. Я не собираюсь вас убивать. Когда мы закончим, вы изменитесь, но не умрёте. Не пытайтесь сопротивляться. Ничто из доступного вам не сможет помешать Прикосновению Леты. Ваша окклюменция – детская игрушка, которая больше подходит для забав, чем для защиты. Если вы будете сопротивляться, миру от этого не станет лучше… поверьте, мои действия миру лишь во благо, – сказал Мельд. – Если мы хотим сохранить жизнь, магия должна исчезнуть. Таков завет атлантов. Таков завет Величайшего из волшебников, Мерлина. Мы долгие годы воплощаем его в жизнь, делаем свои ходы и наблюдаем, как магия иссякает.

Мельд стал пробираться сквозь разум Гарри, аккуратно протискиваясь сквозь колышущиеся творожные занавески, пахнущие белоснежной чистотой.

– Вы совершенно непредсказуемы, мистер Поттер, поэтому я не стал полностью лишать вас сознания. Мало ли какие ловушки вы заложили в своём разуме, пока скрывались от магического подслушивания и подглядывания в своей зазеркальной башне. Я предпочитаю не рисковать. К сожалению, из вышесказанного следует, что сейчас мы не сможем побеседовать. Приношу вам за это мои извинения.

Он запустил пальцы в белый творог, отделил кусок и принялся с любопытством его рассматривать.

– Так много необычных идей… – он улыбнулся. – Вот оно. Так-так-так… пророчества, значит? «Лишь обратившись к скорпиону и лучнику, запертым за гранью, откуда нет возврата, можно решить главную загадку. Этим путём повержена будет смерть для изгнанного отца». И что это значит… а, понятно.

Мельд вытянул похожий на репей серый узелок, чтобы лучше его рассмотреть. За ним следом потянулся целый ряд таких же: они походили на упругую колючую верёвку. Мельд внимательно изучил один из её сегментов. Любопытство на его лице сменилось удивлением, словно он что-то осознал.

– Какое интересное применение Камню Души вы нашли, конечно, если не ошибаетесь с выводами. Признаю, это… умно. Даже гениально, учитывая, как вы отбирали камень у нашей пешки, – он покачал головой с тихим смехом. – Если ваш план заключался в этом, вам очень повезло, что я пришёл. «Повергнуть смерть»?.. Что, как вы думаете, может из себя представлять такое событие? Если бы вы хотя бы секунду подумали об альтернативных интерпретациях и возможных исходах, вы бы пришли в ужас, бросили эту затею и занялись бы собственной жизнью. Но вместо этого вы выбрали желаемое значение и ухватились за него, – Он замолчал, задумчиво разглядывая другие колючие комки. – Так далеко вас заводит чувство вины, а не здравый смысл.

Мельд раскрыл ладони, позволив пахнущим уксусом шарикам света снова собраться в форму трёхмерной сетки, пульсирующей энергией. Колючая верёвка не превращалась в светящиеся шарики, она была и тем, и другим. Осторожными движениями пальцев Мельд проследовал за пучком нитей в сетке и добрался до яркого узла, всё это сопровождалось кислыми на вкус пульсациями света.

– Другие пророчества… мальчик, которому суждено сломить великий дом… Ерунда. С тем же успехом этот мальчишка Лоуренс может разрушить и чей-нибудь особняк, а не сыграть роль в вашей маленькой политической игре. Попытки изменить его отношение были пустой тратой времени.

– О, так-так-так… – пробормотал Мельд и ухватился пальцами за жёлтый костяной бугорок, вытягивая его из узловатой массы как ириску и получая тем самым некую информацию.

Гарри наблюдал, находясь одновременно здесь и не здесь. Мир для него ограничивался одним мгновением, сознание походило на примитивный разум животного, и это было так чудесно.

– Да, – проговорил Мельд, – Это вы то дитя, что «разорвёт на части сами звёзды на небесах». Следовательно, вы также «разобьёте на кусочки небесные огни», «распечатаете глаза неба» и всё прочее, сформулированное подобным образом – серия пророчеств, относящихся к одному ребёнку и одному решению. Это было очевидно ещё Дамблдору, поверженному ферзю Нелл. Думаю, вас нельзя винить. Вы старались, старались изо всех сил, применяя все инструменты и знания, что у вас были. Вы хозяин мира – или по крайней мере могли бы им быть, если бы решились поставить мат вашим оппонентам. Может, конечно, не в один ход, но это не суть важно. – На мгновение Мельд замолчал. – Такой властью могли похвастаться единицы. Возможно даже, один только Мерлин. Но ваши цели были выбраны неверно, они откровенно глупы, и вы не воспользовались большей частью своих возможностей. На протяжении стольких лет у вас был доступ к древнейшему наследию, а вы потратили это время на глупости – «спасательные шлюпки с Земли», серьёзно?

Волшебник тихо засмеялся, качая головой. Он перешёл к другому месту на внешней стороне костяной массы и прикоснулся к гладкому заметно выпирающему бугорку.

– Комбинация магловского и волшебного – не новая идея, что бы вы себе ни думали. И какие же плоды она вам принесла, кроме игрушек в небе? Посмотрим.

Он отломил бугорок и запустил руку в костную ткань, разрыхляя её пальцами, проникая всё глубже. Наконец он вытащил полную пригоршню бесформенной белой массы и осторожными, но уверенными движениями придал ей вид колонны.

– Что это? – он принялся изучать мысли. – Какая-то сентиментальная смесь старой философии, новой «науки» и слов Мерлина? Что ж, всё это…

Голос Мельда оборвался, повисло долгое тяжёлое молчание. Казалось, его оглушило осознание. Он сделал шаг назад и всплеснул руками, лицо налилось кровью, а губы исказились в негодовании:

– Ты понял это, но решил отбросить идею?!

Гарри, частичка блаженного сознания, наблюдал за этим гневом с отстранённым интересом. Он заметил изменения в тихом перестуке длинных острых зубов внутри огромной челюсти, которая теперь олицетворяла его разум; Мельд схватил один длинный резец, но другие начали двигаться воронкой вверх и вниз, демонстрируя этим неописуемым образом, что часть Гарри огорчилась. Пылинка, которой был Гарри, наблюдала за своей собственной отчаянной, но безуспешной борьбой.

– И при этом вы искренне верите, что хотите сохранить все жизни. Надо отдать вам должное, ваши намерения действительно чисты. Но вместе с тем вы не видите противоречия в том, что хотите пожертвовать жизнями из страха перед неким абсурдным событием, которое произойдёт через… – Мельд с силой ударил по зубу, внимательно разглядывая поверхность, – «гугол» лет. Отборнейшая чушь, и она показывает, какую серьёзную угрозу вы представляете.

Мельд махнул рукой и выпустил огромный зуб, позволив ему выскользнуть из хватки и вернуться на своё место, словно отпуская вместе с ним свой гнев. Он вздохнул.

– Последствия… за гранью практической выгоды… ох, но ведь вы знаете так мало. Гениальный идиот, который наудачу двигает фигуры по доске. И сколько здесь искажений! Они распространяются внутри вашего разума, словно гниль. Том Риддл внутри и Том Риддл вовне, и вы всё больше превращаетесь в них обоих.

Он покачал головой и упёр руки в бока, глядя сверху вниз на окружающие его толстые комки жира, повисшие в воздухе.

– Хоть я и опасался, но всё же хорошо, что я пришёл. Я не только уберегу вас от глупости, но и получу новые знания, о которых и мечтать не мог. Не могу найти метафору из игры королей… достаточно сказать, что долгие века усилий не позволили бы мне подняться так высоко, как позволят ваши безумные способности.

Часть Гарри, которая была в сознании и спокойно наблюдала, заметила внутри себя движение. Планомерный подъём ментальной защиты – скрытая сила, которую он получил в результате долгих лет практического применения интроспекции и системного мышления. Гарри не мог прикоснуться к ней, не мог познать, мог только наблюдать.

Он так долго тренировал свой разум: эвристики, когнитивные искажения, окклюменция, обеты. Он не был древним и могущественным, но его сила была в логике, критическом мышлении и стремлении к рациональности. Никто не был хозяином его разума, кроме него самого.

Далёкий разум, содрогаясь, разрастался, всё ритмичнее пульсировал созвездиями из жирных шариков, и изо всех сил старался вернуть контроль. Мощная дрожь пронеслась через всё его естество.

Гарри и Мельд спокойно наблюдали.

Дрожь затихла. Разум Гарри умолк и признал поражение.

– Для начала, – сказал Мельд, протягивая руки к двум жирным каплям и соединяя их в одну, – нам следует кое-что изменить. Пожалуй, ваш Нерушимый обет – он воистину нерушим, даже для меня – действительно оберегал нас прежде, и нам стоит быть благодарными Тому Риддлу и его дальновидности. Но сейчас будет гораздо лучше, если вы целиком будете моим.

Гарри Поттер-Эванс-Веррес наблюдал за своим хозяином, не чувствуя ничего, кроме праздного любопытства.

40. Надежда окрыляет

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

18 мая 1999 года

День спустя

Кабинет Драко располагался на новой территории – в дальней части Тауэра. Раньше он соседствовал с Материальными Методами, где было довольно тихо, потому что тогда гоблины как раз ушли в Кёрд и Акл заниматься своими гоблинскими делами (предположительно, мериться длиной ушей и купаться в рубинах). Но стоило только шумным карликам вернуться к работе и продолжить ковать свои до абсурда большие золотые перчатки, как в этом месте стало практически невыносимо находиться: вас окружали неуместные запахи, непрерывный шум, а в коридоре постоянно толпилась орда недорослых полуэльфов.

Теперь же Драко с комфортом устроился рядом с недавно расширенными Пределами Проникновения, в которых пара ведьм и волшебников и один кентавр тихо ковырялись с какими-то линзами. Их занятие не вызывало у Драко никакого интереса: он не понимал, как можно применить крошечные пуговицы с Протеевыми чарами, но был доволен, что в беспокойно гудящем Тауэре ему достался тихий уголок.

Дорогая мать, писал он, наклонившись над пергаментом.

Всё идёт хорошо – даже лучше, чем мы могли надеяться. Теперь, когда Тауэр согласился на постройку отдельной Приёмной комнаты для союза Десяти Тысяч, у меня появились идеи насчёт реорганизации работы Тауэра. Вторая комната подразумевает отдельного Терминуса и независимую структуру управления, и здесь закономерно возникает вопрос, кто кому будет подчиняться. Более того, по этому поводу уже возмущаются вестфалийцы: они требуют, чтобы Америкам тоже предоставили собственные Приёмные комнаты. Если они этого добьются, ЮАР, Нигерии и остальной Африке гордость не позволит оставаться в стороне, и они также потребуют для себя отдельную Приёмую комнату.

Всё ведёт к тому, что Тауэр фактически превратится в представительский орган Конфедерации, а это значит, что вскоре она может стать субъектом голосования. Противостоять Конфедерации Поттер точно не сможет: он слишком мягкотелый и не способен составить оппозицию Независимым. Тогда для многих – и для нас в том числе – откроются благоприятные возможности. Удача падает к нам в руки, словно спелая слива.

Драко продолжал в таком ключе, расписывая свои притворные ожидания достаточно размыто, чтобы они казались убедительными. Он описал план по распространению своей власти внутри Тауэра и, что важнее, убедился, что он был потенциально реализуем: набросок пути, по которому другие могли бы следовать.

Прежде чем запечатывать письмо, Драко взял нож для пергамента и сделал две зазубрины на нижнем левом углу страницы. Так мать поймёт, что письмо предназначено для других, и устроит утечку. Это поможет им завлечь несколько избранных в свои ряды.

В дверь кабинета громко постучали.

Драко, недовольный тем, что его прервали, бросил взгляд на большие настенные часы. Его «шпион» и союзник Долорес Амбридж должна была явиться только в десять, так что у него оставалось время, чтобы написать ещё и настоящее письмо для матери. Все последние годы они строили особые отношения с Благородными и Драко не мог допустить, чтобы эти отношения – или его отношения с матерью – развалились.

– Кто там? – бросил он.

– Иногда меня зовут… Тим, – отозвался голос из-за двери.

– Входи, Лонгботтом, – раздражённо выдохнул Драко.

Невилл открыл дверь и вошёл в комнату, осматриваясь. Прошли годы с того дня, когда они впервые сели в Хогвартс-Экспресс, и с тех пор Невилл из неуклюжего сопляка превратился в высокого статного парня. Неуклюжим он быть не перестал, но теперь в нём чувствовалась сила: его глаза горели, лицо сияло улыбкой, и выносить его было совершенно невозможно.

– Гарри попросил узнать, есть ли у тебя минутка, – сказал Невилл, косясь на золотую статую в углу – величественную многоголовую кобру, свернувшуюся толстыми кольцами и раскрывшую свой широкий капюшон.

– Есть, – сказал Драко, ещё раз бросив взгляд на часы. Он закрыл чернильницу и отодвинул пергаменты – вместе с поддельным письмом – в сторону. Он займётся им позже.

Невилл указал пальцем на статую.

– Новая.

– Из Таиланда, – повернулся к ней Драко. – Мифическое существо Ананта-шеша. Как причудливы всё же бывают идеи маглов… Считается, что на своём капюшоне он держит весь мир.

Невилл рассмотрел змея внимательнее: его тело покрывали чешуйки, а каждую из многочисленных голов венчала изысканная корона.

– Значит, несмотря на все его короны, по нему все топчутся? – спросил он пренебрежительно.

Драко проигнорировал укол. Он поправил мантию, обошёл стол и, направляясь к двери, спокойно ответил:

– Говорят, однажды он встанет в полный рост.

Он чувствовал на себе недовольный взгляд гриффиндорца и перед тем, как покинуть кабинет, Драко повернулся, свысока посмотрел на него и бросил через плечо:

– И тогда исчезнет всё, кроме него, – Драко недобро ухмыльнулся, – Ананта-шеша – «то, что остаётся».

Возможно, это было ниже его достоинства, но Невилл вообще целыми днями с маглами в войнушку играет.

Драко быстро зашагал по коридору. Он миновал Предел Проникновений, прошёл между Сочетаниями Сотворений и Раскрытиями Расширений. В последнем толпились люди, которые что-то друг другу громко и раздражённо доказывали. В новейшем прототипе Бездонного куба обнаружились серьёзные неисправности: второй карманный мир вот-вот должны были вывести на орбиту, но почему-то прототип разрывало. Одна исследовательница чуть не погибла из-за того, что находилась внутри: прототип разорвало, и её разрезало пополам на уровне груди.

Драко повернул по коридору налево, минуя вход в Материальные Методы, открыл дверь и стремительно вошёл в переговорную комнату. Когда делаешь вид, будто знаешь, что происходит, важно действительно знать, что происходит, любил говорить его отец.

Кроме Гарри в переговорной была ещё пара авроров, Перси Уизли и Седрик Диггори. Ни Боунс, ни Шизоглаза нет… значит, дело не касается политики Тауэра или международных отношений. Значит, что-то личное…

Он поприветствовал коротким кивком всех присутствующих и подошёл к столу, минуя авроров, а в голове продолжал перебирать вероятности.

Разговор пойдёт о матери? Нет, что бы там ни было, они не станут касаться этой темы. Знают, что между Драко и его семьёй лучше не вставать. Знают, что в первую очередь он Малфой.

Кто-то из его людей отказывается подчиняться? На ум пришёл целый список узколобых пешек, управляющих большей частью Лютного переулка. Джем и его компания не выйдут из тюрьмы Говарда ещё три месяца… Лаура Лок и Тэллоу Энсер залегли на дно в Кенте и пока не собираются высовываться. Остаётся только Джин-Люк Бигби и Мортимер Кайнен. Шесть лет назад они занимались тем, что при помощи злых чар выбивали платежи из должников. Они снова взялись за старое и попались, нарвавшись не на того?

Или вопрос более личный? Может, они наконец начали получать информацию от Беллатрисы – сломали непостижимую защиту её безумия?

– Здравствуй, Гарри, – сказал Драко, остановившись позади пустого кресла. Он положил руки на спинку, выдержал паузу, а затем повернулся к остальным двоим: – Диггори. Уизли, – Мягкое напоминание о порядке вещей. – Какие новости нам принесло это утро?

– Всё как обычно, Малфой, – сказал Седрик с обычным плохо скрываемым презрением. Ему было трудно принять новые реалии Тауэра: Драко в роли союзника, а не поверженного врага.

Драко проницательно улыбнулся и выдвинул было кресло, но не стал садиться и замер.

Что-то было не так.

Драко не знал, что именно, но что-то точно было не так. Он снова окинул взглядом лица сидящих за столом и ощутил неясную тревогу.

В чём дело? Всё-таки, мать? Нет, Гарри предупредил бы. Недоразумение? Они раскрыли «план» по свержению Гарри и неправильно всё поняли?

Осознание пришло внезапно, когда все подняли на него глаза. Их лица. Все – и Гарри, и Диггори, и Уизли были словно не здесь. Они не просто выглядели рассеянными, скорее казалось, что их отвлекал какой-то шум или чьё-то невидимое присутствие. Это было едва заметно… но учитель по социальным навыкам, мастер ДеКампо, всегда говорил Драко, что манипуляция – тончайшее из искусств. Три сидящих перед ним человека боролись с чувством вины. И он видел это.

За что они себя винят?

– Думаю… – начал Драко, но почувствовал, как сзади приблизились авроры. В его спину упёрлась палочка.

Внутри всё перевернулось, но Драко лишь ухмыльнулся. Гарри правда думает, что я не рассматривал сценарий с предательством? «Можно быть уверенным только в трёх вещах: смерть, предательство и клык кикиморы». Драко лично сделал портключ в свой кабинет внутри Тауэра. Портключи не работали наружу, но он мог переместиться внутри – к заранее подготовленному спасательному тайнику.

– Ты ошибся, Поттер, – сказал Драко. Он как раз подбирал подходящее колкое выражение, с которым собирался исчезнуть, когда поймал взгляд Гарри. Казалось, тот боролся с собой, на его лице читалась неуверенность. Он не стал ввязываться. Всё-таки ему не достаёт воли, чтобы принять верное решение. От этой мысли Драко почувствовал себя увереннее. На самом деле, это даже хорошо.

На его плечо опустилась чья-то невидимая рука.

– Эгестиментис.

Проведя необходимые манипуляция с разумом Драко, Хозяин занял обычное место Гарри во главе стола. Все остальные тоже сели – предстояло обсудить следующий шаг.

– Застать Шизоглаза врасплох, – покачал головой Драко, – Звучит как… как нечто в корне неестественное.

– Как будто сами понятия противоречат друг другу? – предположил Седрик.

– Как нечто парадоксальное? – предложил Гарри.

Драко кивнул Гарри.

– Парадоксальное, как горящая вода или счастливый эльф. – Он покачал головой. – «Захваченный врасплох Хмури». Это невозможно.

– Что ж, полагаю, мы набрали критическую массу, – сказал Гарри. – Нас достаточно много, чтобы сделать это, но и достаточно мало, чтобы не привлекать внимания. Большинство авроров вчерашней и сегодняшней смены плюс Драко. Если будем действовать сейчас, сможем избежать беспорядка и обойтись без жертв. – Он с надеждой посмотрел на Хозяина.

– Да, – слабо кивнул Мельд. – Изменения, которые я внёс, не очень… тонкие. Я потратил долгие века, чтобы овладеть Прикосновением Леты, но даже моего навыка недостаточно, чтобы спрятать настолько кардинальную, эм, смену приоритетов, назовём это так.

Драко кивнул:

– Я понял, что что-то не так, как только вошёл в переговорную. Ты прав, следует действовать немедленно. Нет смысла тратить ресурсы, которые могут быть полезны Хозяину в будущем.

Гарри откинул рукой свой хвост за спину и подался вперёд.

– Есть ли хоть малейший риск, что Прикосновение Леты перестанет действовать? – спросил он у Мельда. – Если у этих чар есть временное ограничение, нам следует составить расписание, чтобы следить друг за другом. – Он задумчиво помолчал и указал пальцем на Хозяина. – Если вам от нас требуется помощь, придётся раскрыть ваши цели и предполагаемые пути их достижения.

Мельд поднял бровь и подался вперёд, сцепив руки в замок перед собой. На его лице застыло мягкое выражение весёлого любопытства, словно он наблюдал за детьми.

– Вот как?

– Гарри, ты что, пытаешься выудить информацию? – спросил Седрик, подозрительно нахмурившись.

– Вообще, да, – задумчиво ответил Гарри. – Это интересно. Я всегда считал, что заклинания разума вроде Империуса подразумевают изменение личности и её образа мышления. Возможно, я проводил параллели с магловскими техниками типа промывания мозгов. Но теперь вижу, что это больше похоже на магловскую политику… тёмную сторону рациональности, где ценность идеи заключается не в её сути, а том… в том… – Он сделал жест, – Как ты её используешь. В политике не важно, насколько верно идея или теория отражает реальность, важно лишь помогает она вашей команде или мешает.

Тень коснулась лица Мельда. Он медленно поднялся с кресла.

– Почему ты способен рассуждать подобным образом? Как ты превозмог Прикосновение?

Гарри покачал головой:

– Вы не так поняли. Служить вашим целям – главное для меня. Но Прикосновение Леты – не лоботомия, поэтому я по-прежнему способен к самоанализу и осознаю, что изменение моих приоритетов основывается не на рациональной оценке ситуации, – он добродушно улыбнулся. – Чем больше знаешь (в том числе о самом себе), тем лучше. Вы удивитесь, как часто мне приходится это повторять…

– Читать нотации, – со вздохом вставил Седрик.

– …но это важно, – невозмутимо продолжил Гарри. – Нет никакой опасности в том, чтобы знать, как ваш собственный мозг работает и почему отклоняется от рационального принятия решений. Действовать в соответствии с вашими инструкциями, Хозяин, нас вынуждает магия, и нет никакого смысла притворяться, что это не так.

– Если бы ты смирился, это по крайней мере выглядело бы менее жутко, Гарри, – нахмурился Драко. – Просто прими всё как есть и не выдумывай лишнего.

– Нет, нет, – быстро сказал Гарри. – В этом-то и дело! Вы путаете идею сопротивления изменениям в вашем разуме с идеей их осознавания.

– Это не важно, – тихо сказал Мельд. Он снова успокоился, видимо, удовлетворившись объяснением Гарри, и сел обратно в кресло. – Мы составим план, который позволит справиться со всеми угрозами. Затем мы уделим время подготовке ходов… Решим, какие фигуры сохраняем, а какими жертвуем. Скорректируем стратегию так, чтобы она позволяла прийти к выбранному мной эндшпилю – а не этому безумию с исцелением маглов и запуском всяких штуковин в небо. Магии должен прийти конец.

Гарри казался озадаченным. Драко с ухмылкой наблюдал, как он открывал и закрывал рот. Наконец, Гарри нашёл подходящие слова, нахмурился и произнёс:

– Да, сэр, – и очень удивился, словно хотел сказать не это.

Драко вернул внимание к Хозяину:

– Хмури должен напасть сегодня, сегодня чётное число. Думаю, нам стоит подготовить поддельного рецидивиста и разыграть спектакль.

– Мы уже сталкивались с недовольными, требовавшими повторить процесс обновления, – объяснил Седрик. – Мы так не делаем, поскольку считаем, что нужно обновлять тех, кому это жизненно необходимо, а не заставлять их ждать, пока кто-то проходит процедуру второй или третий раз. Пару лет назад три французских волшебника прибыли на повторное обновление и так задержали очередь, что несколько людей чуть не умерли… С тех пор мы стараемся не допускать подобного.

– Хмури это точно предусмотрел, – сказал Гарри. – Я уверен. Это его обязанность – параноить обо всём на свете и не доверять никому, – он ткнул пальцем в поверхность стола. – Даже мне. – Он повернулся к Драко. – Этого явно не достаточно. Если мы хотим иметь хоть какие-то шансы, нам нужно множество уровней.

Аластор Хмури ждал полуночи. По ночам люди становятся небрежными: забывают заглядывать за углы, теряют счёт людей в комнате и всё такое. Он уже несколько месяцев не нападал на Тауэр по ночам. Скорее всего сейчас авроры уже гадают, не пробрался ли он внутрь незамеченным… Проводят повторную проверку пациентов в клинике, устанавливают личность людей в коридорах. Добавить к этому усталость, и, возможно, Хмури сможет добраться до Гарри и «убить» его.

Он улыбался своим мыслям, проверяя ловушки Гленуоллеса на косяках входной двери в своём доме. Будет весело.

Что ещё лучше, в этот раз ему повезло с телом: высокий смуглый кареглазый мужчина, совершенно обычный и весьма крепкий. Конечно, когда речь идёт о вторжениях, не стоит недооценивать плюсы тела маленького ребёнка или толстяка, однако никто не будет спорить, что и физическая подготовка даёт неплохое преимущество.

Дважды звякул маленький колокольчик, и Аластор нахмурился. Сова. Он проверил входную дверь и окна, а затем подошёл к клетке. Сова принесла только пергамент, больше ничего, так что Хмури снял барьер и впустил птицу, забирая у неё послание.

В КЛИНИКЕ РЕЦИДИВИСТ. НУЖНО ТИХО ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО И УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ОН НЕ ВЕРНЁТСЯ. ИСПОЛЬЗУЙТЕ УБЕЖДЕНИЕ.

Ниже стояла подпись Малфоя.

Уловка? Ловушка? Аластор знал, где находится 75 % шайки Малфоя – почти все из них нейтрализованы – но стоит учитывать, что он может знать не всё, скажем, о каждом пятом из них. Малфой, возможно, имеет рычаги давления на кого-то из авроров среднего уровня – например, сегодняшнего Терминуса. Сам Малфой тоже может быть под контролем могущественной группы или личности, возможно, Тройки. А может он просто пытается втереться в доверие. Или чуть хитрее: он делает вид, что пытается втереться в доверие, зная, что это бесполезно, – отвлекает внимание от своей настоящей цели.

А если это китайцы или американцы? Проверяют, как далеко смогут зайти. Не стоит сбрасывать со счетов и этого маленького подлеца Хига. Не слишком ли он стал услужливым и любезным после того, как Вестфальский Совет получил желаемое?

Есть мизерная вероятность, что за этой ситуацией нет никаких скрытых мотивов. От этой мысли у Хмури вырвался громкий смешок.

Аластор схватил несколько листов пергамента и нацарапал неразборчиво три записки: по одной в УПП и Министерство, с приказами заменить начальников смен, и третью страховочную – на случай, если первые две провалятся. Вряд ли Малфою или кому-то другому удалось бы взять под контроль всех командующих. Он наложил на письма Подтверждающие чары и отправил.

Аластор перепроверил ловушки Гленуоллеса и Детекторы Тьмы – всё равно проходил мимо, – собрал вещи и проверил всё остальное. Наконец, внимательно изучил в зеркале своё совершенно нормальное отражение.

Безопаснее всего аппарировать в министерство и воспользоваться там защищённым дымолётом, но это не будет неожиданностью для авроров и позволит им быстрее его опознать, что иронично. Нет, как всегда, лучший вариант – самый простой и быстрый – Жезл Безопасности.

Сразу было понятно, что что-то не так.

Пройдя из Приёмной комнаты в клинику, Аластор увидел рецидивиста – посреди клиники стоял молодой мужчина с безупречной кожей обновлённого и спорил с целителем. Целитель пытался мягко вернуть рецидивиста в палату.

Но с ними было ещё семь авроров.

Нет ни единой причины звать столько. Это слишком много. Хватило бы и трёх авроров клиники, четвёртый из Приёмной комнаты уже бы был лишним. Рецидивисты отвлекают и задерживают работников, и позвать в подкрепление к трём аврорам ещё четверых в этой ситуации значит усугубить проблему, с которой пытаешься бороться. Рецедивиста нужно утешить, заверить в том, что всё хорошо и отправить своей дорогой без лишней суеты.

Все знали Протокол. Более того, это же диктует и здравый смысл. И тут были не новички, а авроры с опытом, подчинявшиеся, насколько ему было известно, только администрации Тауэра. Но вот они стоят здесь толпой, хотя не должны.

Самое время рассмотреть вероятность того, что это ловушка Малфоя (или чья-то ещё).

Аластор попятился назад, вышел из клиники и обратился к аврору, мимо которого только что проходил.

– Пиррип!

Идиот повернулся.

– Сэр? – Он понял, что это Аластор, когда при входе обменялся с ним кодовыми фразами.

– Отправляйся к Гарри, скажи ему, что с рецидивистом в клинике творится что-то подозрительное. Сразу же возвращайся. И приведи сюда кого-нибудь с боевым опытом, – рявкнул Аластор. Он убедился, что Пиррип убежал и ринулся обратно в клинику.

Едва он забежал внутрь, позади раздался крик. Выглянув в коридор, он увидел, что Пиррип извивается на полу, как от Кишковыжимательного проклятия.

Почти автоматически, Аластор быстро шагнул вправо и обратно. Он слышал за спиной выкрики заклинаний, но не все они били в него – что бы ни происходило, у него есть союзники. Кинув за спину багряный Азарийский Огонь, он выскочил за дверь и прильнул к стене. Огонь изверг столп дыма, и Аластор, пользуясь этим, рванул к двери в Приёмную комнату, чтобы запереть вход. Он налёг на дверь из гоблинского серебра, над головой прошипели Бертрамские молнии, дверь поддалась и плавно встала на место, отрезая Тауэр от внешнего мира.

Теперь нужно добраться до Гарри. Аластор бросился бежать со всех ног.

Проносясь мимо Пиррипа, он даже не думал останавливаться. Поравнявшись с дальним входом в клинику, Хмури мельком глянул внутрь и заметил, что из Приёмной комнаты отправили двоих на подмогу (участвуют в сговоре и в решающий момент ударят в спину? Нет, это Мадагаскар и Нимуэ, они ненавидят друг друга, а такой ненависти можно доверять больше всего на свете. Они не работают вместе). Значит, они здесь потому, что поднята тревога.

Пробегая мимо Сектора Совершенствования, он свободной рукой выхватил из-за пояса зелье, бросил за спину и выругался. Кто бы ни стоял за вторжением, он смог создать хаос, но почему враг думает, что сможет победить? Что сможет взять Тауэр под контроль, даже не зная что такое Тауэр. Они пытаются изучить «особые сети», которые позволяют «трансфигурировать Тауэр»? Или они узнали про Камень и пытаются его похитить? Аластор надеялся, что Гарри был начеку и надел поддельные перчатки, как только подняли тревогу. Туда, где в настоящей перчатке располагался Камень, в подделки вшили фрагменты древних разрушенных кубков – если что-то всё же украдут, то лучше уж их.

Но всё оказалось даже хуже, чем он предполагал, гораздо хуже. Вывернув из-за угла с палочкой наготове, он мигом присел и увидел, что они уже добрались до Гарри.

– о, Мерлин, о, нет –

Гарри лежал на полу с ножом в груди, вокруг растекалась лужа крови.

– обернуться, сзади никого, бежать вперёд, звать помощь, двое прикрывают тыл –

Откуда столько крови? Мальчишка мёртв? Ботинки не те. Его нужно спасти, нужно спасти, никто не сможет занять его место.

– отклониться в сторону, поднять палочку, кто-то под разнаваждением, мерцание, не тратить время на снятие, широкая атака, пригнуться –

Пригнувшись, Хмури вскинул палочку в позицию Vom Tag и сконцентрировался. Он старательно выуживал из памяти бабушкины глаза и сверкающие голубые огни. Добиться этого было чертовски сложно, но нужно было как можно скорее достать их оттуда, и Хмури с облегчением ощутил, как вихрь арктического ветра вырывается из его пальцев, кусаясь холодом.

Не переводя дыхания и не сводя взгляда с коридора, он призвал Азарийский Огонь. По размытым очертаниям было видно, как враг сдвинулся, перенаправляя атаку. Мастерский ход. Но глупый. Теперь Хмури слишком многое известно об их стиле. Может, они хотят притупить его бдительность, добавив ему самоуверенности?

– для этого нет времени, нет времени, нет времени, использовать арку, с секретностью разберёмся потом, как в прошлый раз –

Аластор метнул три быстрых проклятия, выиграв тем самым полсекунды, и запустил руку в мантию, чтобы достать из кошеля металлическое кольцо. Отклонившись в сторону, он выбросил вперёд руку с палочкой и выкрикнул проклятие, настолько мощное, что от создаваемого давления заболели уши.

А следом он запустил во врага металлическое кольцо. Оно должно было сработать. Нужно было спасти Гарри.

Кольцо, а если точнее – Арка Улака Непобедимого, самая совершенная тюрьма из когда-либо построенных, – расширилось в полёте, трансформируясь в полированный обруч размером с человека и будто перестала быть частью физического мира.

Враг был быстр: прежде чем его настигла Арка, он успел произнести два заклинания, но оба они – порыв ветра и вспышка пламени – исчезли вместе с ним, словно их никогда не существовало. Арка была средством радикальным и непостижимым – крайняя мера, запасной план Аластора Хмури на случай предательства.

Арка поглотила врага и упала. В коридоре остались лишь пустой металлический обруч, Аластор с поднятой палочкой, бегущие следом авроры и умирающий Гарри Поттер-Эванс-Веррес. На котором были не те ботинки.

Не те ботинки.

Ловушка.

Между осознанием и потерей сознания было лишь мгновение, но его хватило, чтобы Аластор понял. Поддельный Гарри – значит, враг уже контролирует Камень. Значит, вторжение было спектаклем. Значит, подмога из Приёмной комнаты тоже участвует в заговоре. Значит, никто не поднял тревогу. Значит, замешаны все.

Доверять нельзя нико…

После того, как Хмури был схвачен, двое авроров унесли тело Крейм-Гарри. По приказу Мельда, её пока положили в клинику. С Аркой было сложнее. Хмури пришлось прошептать над ней заклинание, прежде чем стало возможно поднять её и освободить Седрика. Глава Аврората даже не ощутил течения времени – настолько идеальной была эта тюрьма.

Все перевели дыхание.

Но ненадолго.

– Что ж, – сказал Мельд, поворачиваясь к Гарри. У Тауэра в глазах стояли слёзы, но он, казалось, не замечал этого. – Полагаю, теперь самое время навестить некую чёрную шкатулку. Она представляет угрозу, поэтому с ней следует разобраться… И думаю, решение должно быть более радикальным, чем вам хотелось бы.

Гарри стало не по себе от услышанного, но его сила воли не противилась приказу. Новое устройство мышления несло его вперёд так же неотвратимо, как спутник летит сквозь космическое пространство, так что Поттер с готовностью кивнул.

Пришла пора навестить Волдеморта.

41. Пифос

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

18 мая 1999 года

В тот же день

– Почему вы держали существование этого места в секрете от всех, мистер Поттер? – спокойно спросил Мельд. Он оглядывал маленькую комнатку, в которую они попали из зловещего коридора, полного чар, замков и ловушек, среди которых Мельда особенно позабавила та, где нужно было подождать 5 минут, ничего не делая.

Комната была обставлена весьма аскетично. Стопки аудиокассет, несколько магнитофонов, укрытых в густой листве Лавгуд, в центре небольшой деревянный стул, на сиденье которого жёлтый блокнот и механический карандаш.

Рядом стояла чёрная шкатулка.

Гарри мельком взглянул на неё и, медля с ответом, пошёл к одному из магнитофонов, чтобы выключить аудиокнигу. Тихий голос вещал: «Может быть, эти уверения и были искренны, но при том высоком положении, на которое его вознесла фортуна, он едва ли мог…[189]» – Гарри нажал на кнопку, и запись оборвалась на середине предложения.

– Мистер Поттер? – настойчиво повторил Мельд.

– Этот Тауэр не первый, – ответил Гарри. – Изначально мы располагались в специально оборудованном месте, которое было частью Хогвартса. Там произошло… нападение. Могущественный волшебник, обезумевший от горя, требовал, чтобы мы воскресили его ребёнка, хотя лично мне кажется, это был его способ самоубийства. Он всё продумал… даже отправил нам сообщение из будущего, чтобы мы не смогли воспользоваться Маховиками Времени. Тогда… Погибла Гермиона. И её феникс. – Гарри вздохнул, – Волдеморт тогда существовал в виде маленького камня в кольце, которое я носил. Когда во время борьбы с нападавшим Гермиона оттолкнула меня в безопасную область, я упал и обронил кольцо. Если бы я тогда надолго потерял сознание или погиб… Волдеморт мог возродиться или освободиться прямо с Философским камнем под носом! Хмури предупреждал меня, что так и будет, и мы даже ввели дополнительные меры предосторожности, но… Следовало сразу признать, что этот план никуда не годится. Из всех возможных способов заключения Волдеморта я выбрал самый рискованный. Поэтому я принялся искать другие варианты. И всё оказалось проще, чем я думал… Многие волшебники прошлого работали над созданием сознания в искусственной среде или его переносом туда, что, кстати, не может не беспокоить. Так вот, мы особым образом приготовили специальный сорт мандрагоры, – и он стал вместилищем сознания Волдеморта. Я знаю, что многие не разделили бы моих моральных принципов: не стали бы всем этим заниматься, а предпочли бы какое-нибудь более… летальное решение.

– Ну да, – сказал Мельд задумчиво. Они оба смотрели на шкатулку. Волдеморт по-прежнему молчал.

– Однако, вы ошибаетесь, мистер Поттер, – добавил Мельд. – То сообщение отправил не безумный волшебник, а мы. Мы познакомились с тем господином, когда он вторгся в наше место для встреч. Он стал нашей первой попыткой вмешаться в ваши афёры… не вполне удачной. Хотя, если учесть, к чему она привела, то, может, и наоборот.

Гарри закрыл глаза и покачнулся. Он попытался удержаться за стену, но сполз вниз, на одно колено.

– Вы убили Гранвиля… Убили всех этих людей… сэр, я не могу… простите…

Мельд покачал головой и мягко улыбнулся. Он подошёл к Гарри, наклонился и утешительно положил руку ему на спину.

– Ничего, дайте себе минутку. Боюсь, это моя вина… я изменил в вас слишком мало. Только ваш… ох, нет подходящего слова… Только ваш телос. Самое важное. Поэтому вы ощущаете конфликт. Но ничто не сможет преодолеть мои изменения. Не бойтесь.

– Бойтесь, – внезапно сказал Волдеморт. Мельд повернул голову на звук и выпрямился, но не выглядел обеспокоенным. На его лице было прежнее любезное выражение, которое так ему подходило.

– Я не передразниваю вас, – продолжил мужской голос из шкатулки нейтральным тоном. – Это совет.

Мельд ответил не сразу. Вместо этого он подошёл ближе, внимательно рассматривая чёрную шкатулку.

– Благодарю, но я не принимаю ваш совет. Вы Том Риддл? Или вы называете себя своим последним именем, Профессор Квиррелл?

– У меня было много имён, – сказал Волдеморт. – Обращайтесь ко мне так, как вам больше нравится.

– Прекрасно, Лорд Волдеморт, – с улыбкой сказал Мельд. – Я пришёл с визитом в Тауэр. Вы можете звать меня Мельд – это слово из языка, на котором говорили, когда я был молод.

Последовала пауза, затем Волдеморт сказал:

– Я понимаю, что вы имеете в виду, но ваша ложь совершенно неубедительна. Я бы попросил вас не принижать мой интеллект, Мельд, если мы собираемся вести беседу.

– Вот как? – спросил Мельд, немного громче, чтобы его было слышно на фоне судорожных рыданий Гарри, изо всех сил пытавшегося взять себя в руки.

– Пусть я и не знаю, как эта тюрьма влияет на мои способности, но я всё же не идиот, – сказал Волдеморт. – Я не настолько наивен, чтобы без доказательств поверить в существование такого древнего мага. Очевидно, вы каким-то образом смогли подчинить мистера Поттера своей воле. Подобное вмешательство – это всегда риск, насколько бы вы ни были искусны. Если регулярно идти на риск, пусть даже минимальный, пусть даже раз в столетие, мало шансов дожить до сегодняшнего дня. Превратности судьбы, – Голос из шкатулки издал искусственный смешок. – Я знаю, о чём говорю, уж поверьте.

– Занятно, – любезно сказал Мельд, но больше ничего не добавил. Он поднял руку над шкатулкой и прошептал несколько слов, произнося их так, будто разрезал слогами материю. Постояв некоторое время в тишине, он опустил руку и выдохнул:

– Ах. Эта шкатулка. Раньше их было три. Не знаю, сохранились ли остальные, но эта работает, как прежде. Если её уничтожить, остальные будет бесполезно применять по назначению, если предположить, что они ещё существуют, – Он мягко улыбнулся. – Кэйри Орден повеселила бы идея использовать их как зоопарк, – Он склонился над шкатулкой и протянул руку, словно хотел прикоснуться, однако, остановился над тёмной гладкой поверхностью, по которой в ту же секунду пробежал красный узорчатый блик.

– Вы, маленькие тираны, всегда были полезны. Вы несётесь по миру, словно смерч, притягивая древние знания и устройства в свой хаотический шторм. Убиваете соперников, похищаете предметы силы и срываете тайные печати. А в конце какой-нибудь герой, или Прикосновение Леты, или Ритуал Дома, или Дустукхиаск уничтожает вас и большую часть того, что вы собрали или разрушили. – Мельд выпрямился, на его лице снова играла улыбка. – Ваши попытки сеять зло приносят миру много добра.

Гарри наконец пришёл в себя и поднялся на ноги. Его лицо было красным, волосы растрепались – казалось, он только что с кем-то отчаянно боролся.

– Вы пришли уничтожить меня, – резюмировал Волдеморт.

– О, да, – сказал Мельд. – Спустя шестьдесят лет после моей последней победы над вами, когда мы играли в шатрандж. Такой мучительно неприятный момент, не так ли?

– Что вы, моему положению можно только позавидовать. Наконец-то всё снова идёт согласно моему плану… Некоторое время это было не так, – сказал Волдеморт. – Простите, но я нахожу и положительные моменты в сложившейся ситуации.

– Сэр, он создал новое заклинание, улучшенную версию Крестража, – сказал Гарри, и хотя его голос звучал напряжённо, он стоял прямо и изо всех сил пытался помочь. – Если его убьют, или он покончит с собой, или даже просто переместится в человеческий мозг, его душа освободится и сможет возродиться. Мы разработали способ обнаружить сеть Крестражей, что позволило найти и уничтожить многие из них, но не все… Мы точно знаем, что как минимум один находится вне зоны нашей досягаемости на данный момент.

– За свою жизнь я создал невероятное количество Крестражей, и у меня был год после моего возвращения на их усовершенствование, – сказал Волдеморт размеренным голосом, который, тем не менее, передавал насмешку. – Кроме того, я использовал Кубок огня и Воскрешающий камень – два самых могущественных артефакта из ныне существующих – чтобы расставить ловушки.

Мельд кивнул, не переставая любезно улыбаться, и перевёл взгляд на Гарри.

– Это правда, мистер Поттер?

– Нет, сэр. Насколько мне известно, Волдеморт никогда не имел доступа к Кубку огня, – медленно сказал Гарри. Волдеморт не стал возражать. – Он хранится в Отделе Тайн… под Кадмейским классом доступа: слишком опасен для использования или исследований. Кажется, он спрятан внутри некоего магического озера или болота, или чего-то подобного – необходимая мера безопасности, доступ к нему имеет только хранитель Линии Мерлина – и он находится там с последнего турнира Трёх Волшебников. Но даже я никогда не видел его, хотя много времени посвятил поиску его брата. – Гарри поднял левую руку в перчатке и постучал по круглому украшению на ладони. – Древние могущественные артефакты отлично подходят для подмены Философского Камня.

Гарри замолчал, задумчиво глядя в одну точку. С его лба на щёку стекла капелька пота. Наконец, он продолжил:

– Думаю, Профессор сказал это лишь затем, чтобы получить дополнительную информацию. Он ожидает, что освободится, как только умрёт.

– А он освободится, мистер Поттер? – мягко спросил Мельд.

– Недавно группа исследователей из Тауэра – Мафальда Хопкирк, Долорес Амбридж, Луна Лавгуд, Бэзил Хортон и Неменья Сальери – смогла настроить Детекторы Тьмы на восприятие слабейшей магии. Поначалу применять их было негде, поскольку на любой волшебной территории они зашкаливали из-за фоновой магической энергии. Но затем мы создали их, – Гарри указал на Листья Лавгуд, – Они поглощают фоновую магию. Изначально их создавали, чтобы применять магловские устройства в комбинации с волшебными, но затем мы соединили их с таумаметрами и получили возможность отслеживать очень слабые магические связи, такие, как Каминные сети… или сети Крестражей. Которых у Волдеморта оказалось много… сейчас все Крестражи, кроме Воскрешающего камня, недоступны, поскольку находятся вне Тауэра. В другом мире. Но пока внутри Зеркала, в Тауэре, есть хотя бы один… Волдеморт может освободиться. Поэтому лучше его не убивать, сэр.

– Я видел это в разуме мистера Поттера, лорд Волдеморт, и это похоже на правду, – сказал Мельд, снова поворачиваясь к шкатулке. – Вы, вероятно, правильно поняли мою заинтересованность, ведь вы заметили, что я… намекнул на свой более солидный возраст.

Повисла долгая тишина.

– Лорд Злостный, – сказал Волдеморт.

– Архонт Ираклий Храбрый, – поправил Мельд, не переставая улыбаться, – Но да, я известен в истории как «Герпий Злостный» благодаря знаменитым сказкам героической четвёрки ведьм и волшебников.

Гарри уставился на Мельда с выражением благоговения, отвращения и боли на лице.

– Вы Герпий Злостный… который изобрёл заклинание Крестража? Который сражался с Ровеной Когтевран, Годриком Гриффиндором, Салазаром Слизерином и Хельгой Пуффендуй?

– Да. В этих людях было много добра или, если правильнее сказать, добрых намерений. Но даже тогда, в моей молодости, я смотрел дальше и видел больше, чем подобные им. Я понимал опасность магических артефактов, открытия путей в другие миры и привлечения их в наш собственный. Уже тогда меня мучил вопрос, почему никто не может понять урок атлантов, – Мельд с сожалением покачал головой. – О великой школе Хогвартс говорилось в пророчестве, воистину, только пророчество могло сплотить эту четверку, ибо что ещё, кроме великого триумфа или огромной опасности, было способно сделать это? Я попытался вмешаться. В интересы мира совсем не входил могучий оплот магического образования и исследований, и я хотел спасти всех нас, – мягко и без тени гордости сказал Мельд.

– Вы не справились и погибли, если верить истории, – сказал Волдеморт.

– Да. Но благодаря извесным предосторожностям я не исчез. И мои действия не остались незамеченными, – ответил Мельд. – Но это уже совсем другая история.

– Прекрасно, – усмехнулся Волдеморт, – Значит, ваша цель осталась прежней? Интересно, мистер Поттер всё ещё способен оценить иронию? Мистер Поттер? Вы там как, целы за этим контролирующим заклинанием?

– Это Прикосновение Леты, – подсказал Мельд, снова улыбаясь.

– Я читал о нём, – коротко бросил Волдеморт, – Так как, мистер Поттер, вы видите иронию?

– Да, Профессор, – сказал Гарри, снова закрывая глаза и обнимая руками живот. – Я здесь. И я понимаю иронию.

– И в чём же ирония? – полюбопытствовал Мельд.

– У нас с вами одна цель, возможно, даже одинаковые ценности, сэр, – сказал Гарри. – То есть, сейчас у меня единственная цель: служить вам как можно лучше, но раньше…

Мельд покачал головой и отмахнулся:

– Я понимаю, всё нормально. Вы пытаетесь сказать, что мы оба хотим спасти мир.

– И всё же, мистер Поттер, вы фундаментально не согласны. И это не вопрос истины и доказательств, не так ли? – спросил Волдеморт. – У вас одинаковая цель, но вы не согласны. И как же разрешилось это разногласие?

– Насильственно, – неохотно сказал Гарри, – В мой разум вторглись против моей воли.

Мельд с интересом переводил взгляд с Гарри на шкатулку и обратно.

– Я не понимаю подтекста в ваших словах, мистер Поттер, но я достаточно наблюдал за вашими приспешниками, чтобы понять, что вы не противник насильственных мер. В вашем подчинении есть люди, которые буквально всё своё время посвящают применению силы, стирая и заменяя воспоминания маглов.

– Используют когнитивный диссонанс в качестве оружия, – Гарри кивнул с ещё большей неохотой. – Но Профессор хочет преподать мне урок о власти, а не о морали.

– Понятно, – сказал Мельд. – Что ж, думаю, мы больше не можем тратить время. Довольно, – он поправил мантию и оглянулся по сторонам. – Вам не хватило духу покончить с этой угрозой – угрозой, которую вы по-прежнему зовёте «Профессор». Угрозой, которая смогла пробраться в ваше сердце и разум, даже находясь в заточении и будучи лишённой силы. Мир ничего не получит от жизни этого создания, но многое может потерять, – произнося это, Мельд не казался печальным, ликующим или безразличным. Скорее он излучал мирное спокойствие. – Вам есть что возразить, лорд Волдеморт?

– Вы примете доводы? – спокойно спросил Волдеморт.

– Я выслушаю всё, что вы пожелаете сказать, но я не передумаю, – сказал Мельд. – Простите. Вы слишком опасны, а ваша тюрьма слишком ненадёжна. Мои стремления не изменились со дня битвы в Алту-Алентежу, разрушенного мрамора Эштремоша, когда я повёл моего тараска и дементоров в великое сражение против четырёх титанов из пророчества. Ни гибель Ираклия Храброго в тот день, ни долгие годы после не изменили моей цели, к которой я стремился тысячами разных способов тысячи дней. Я не буду жесток и не стану давать вам ложной надежды. Ваша судьба определена, и она не изменится.

– Понятно, – сказал Волдеморт.

Волосы Гарри разметались, наполовину закрыв лицо. Несколько прядей прилипли к щеке, мокрой от слёз.

– Тогда позвольте сказать вот что, – проговорил Волдеморт со свинцовой серьёзностью. – Ещё не поздно.

Мельд улыбнулся, но ничего не сказал. Он слушал.

– Даже сейчас, – продолжал Волдеморт, – у вас есть возможность решить всё справедливо и мирно. Если вы снимете контроль с мистера Поттера и его маленьких друзей, он не станет мстить. Это поразительно и нелогично, но он будет хотеть работать с вами, вместе найти дорогу, ведущую вперёд. Он верит, что он герой, и считает, что герои всегда должны проявлять милосердие и искать ненасильственный путь. Его не беспокоит очевидное для нас с вами преимущество эффективности над милосердием.

К тому же, судя по всему, вы одержали лёгкую победу, и это должно вас насторожить. Мистер Поттер шагает по трупам тех, кто когда-то считал его болваном. И как тот, кто однажды ему противостоял, но был повержен и заперт в ловушке, уверяю, что ответные меры мистера Поттера абсолютно лишены злобы и от этого они по-настоящему жестоки. Его жестокость за гранью даже моего воображения, потому что исходит из извращённого милосердия… И если вам посчастливится выжить, вы даже не сможете его возненавидеть. Послушай моего совета, старик. Отрекись. Отступись. Отпусти.

Мельд помолчал, убеждаясь, что Волдеморт закончил.

– Не думаю, что в этом есть необходимость. – ответил он мягко. Казалось, его позабавила сама мысль. – Но я ценю вашу доброту. Почему бы вам просто не порадоваться мысли, что в своё время мальчишка уничтожит меня? Уверяю, он даже не думает о подобных планах, но почему вы проявляете такое великодушие?

Волдеморт рассмеялся. Это был холодный глумливый смех, выходящий за пределы возможностей озвучивающего его голоса. Всего миг он звучал точно как смех профессора Квиррелла: цинично и остроумно, беспощадно и язвительно. Человек, не испытывающий радости или любви, который нашёл утешение лишь в холодном честолюбии и власти. Наставник и монстр.

– Я искренне вас предупреждаю и предлагаю мирную альтернативу, – с триумфом заявил Волдеморт. – Если вы действительно не понимаете, что мои слова – самый серьёзный удар, что я могу вам нанести, то вы заслуживаете такой судьбы.

– Надеюсь, эта мысль вас утешит, – мягко ответил Мельд и повернулся к Гарри. – Пожалуйста, мистер Поттер, сделайте то, о чём мы говорили. Мир важнее сантиментов.

– Да, сэр, – выдавил Гарри. Они с Мельдом отошли и остановились у выхода из расширенного пространства по пути в узкий коридор с ловушками и защитными чарами.

Гарри вытащил из рукава палочку и достал из кошеля кусочек вольфрама.

– Джеминио, – проговорил он, касаясь палочкой поверхности металла. Кусков стало два, через мгновение – четыре, потом семь, двенадцать, двадцать… Спустя несколько секунд кусочки металла посыпались из ладони. Гарри бросил горсть в комнату, вольфрам тем временем продолжал реплицироваться даже на лету: тридцать три, сорок четыре, восемьдесят восемь… Металл дождём обрушился на пол, громко отскакивая от камня и чёрной шкатулки, которая замерцала красным светом.

Гарри и Мельд вышли в коридор, Мельд указал палочкой на дверь. От пола до потолка вырос тонкий голубой кристалл, закрывая проход. Через полупрозрачную лазурную перегородку было видно, как комната быстро заполняется вольфрамовой крошкой. Обычно металл не реплицировался так долго, а разрушался и исчезал, но Гарри сделал его постоянным с помощью Философского камня в правой перчатке. Гарри редко этим пользовался, поскольку подобные трюки могли поставить под сомнение наличие «особых трансфигурационных сетей», с помощью которых официально объяснялось искусство целителей Тауэра.

Довольно быстро в комнате за голубым кристаллом не осталось места, всё покрывала сплошная масса металлических кусочков. Не было видно ничего, кроме неравномерной металлической стены голубоватого цвета. Гарри мысленно остановил заклинание Джеминио и опустил дрожащую палочку. Его зубы были плотно сжаты, а мантия на спине темнела от пота.

Мельд скрестил руки на груди, не прерывая молчания. Наконец, старый волшебник мягко спросил:

– Дать вам ещё минуту?

– Да, сэр, – выдавил Гарри, – Извините… мне сложно справиться с чувствами, – Он вздрогнул, обнял руками живот и слегка согнулся.

– Я понимаю, – сказал Мельд. Он прикоснулся пальцем к голубому кристаллу, на поверхности которого открылось небольшое отверстие. Через него выпало несколько кусочков вольфрама, но давление верхних слоёв держало остальные на месте.

Гарри попытался выпрямиться и поднять палочку, но снова задрожал и согнулся. Он с трудом сказал:

– Я просто… Я…

– Позволь помочь, – сказал Мельд. Он мягко поднял руку Гарри, доведя её до отверстия в экране. – Если хочешь, можешь попрощаться.

– Прощайте, профессор! – крикнул Гарри.

Он набрал полную грудь воздуха и снова закричал что было мочи:

– Прощайте, профессор! Прощайте! Простите меня!

Гарри вложил все силы в этот крик, чтобы быть услышанным через плотную металлическую массу, чтобы быть услышанным несмотря ни на что.

И он получил ответ. Хотя это и было невозможно. Гарри лично проводил ритуал Озвучивания Мыслей, тщательно следуя предписаниям пергамента, и Волдеморт не должен был иметь возможность говорить так громко. Вопреки всему, он ответил, и ответом не стали прощение, добрые слова или хотя бы мольба.

Лишь насмешка.

– Пха! – прогремел холодный смех лорда Волдеморта, последняя полная ненависти издёвка, и затем голос превратился в пронзительный лязг магического шума.

Повисла тишина.

Мельд нахмурился.

– Никакого изящества, даже сейчас. – нахмурился Мельд. – Печальный конец. Действуй, – скомандовал он.

Гарри закрыл глаза и прикоснулся палочкой к вольфраму. Комочки начали плавиться, образуя монолит – огромный куб металла, заполняющий почти всю комнату, саркофаг для Волдеморта.

Гарри поднял руку и приложил перчатку к металлической поверхности.

Так закончилась история Тома Риддла.

Мобильная Мэри Гермионы, замок Повис, Уэльс

19 мая 1999 года

Следующим утром

Гермиона проснулась в слезах. Ей снился Гранвиль. Она ещё слышала эхо его радостного крика.

– Гермиона? – окликнула её Эстер, осторожно приоткрывая дверь в Мобильную Мэри и вглядываясь в полумрак. За окном лучи утреннего солнца подсвечивали зелень садов Повиса. – Извини, но от Гарри пришло сообщение. Ты ведь просила разбудить? Всё хорошо?

Гермиона шмыгнула и кивнула, вытирая лицо рукавом, а затем села.

– Ничего… просто плохой сон. Что хочет Гарри?

Эстер протянула пергамент:

– Вроде бы, ничего серьёзного… Он просто хочет, чтобы ты пришла. Говорит, ему нужно тебя кое с кем познакомить.

42. Записки о войне

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

В тот же день

– Вот, – указал рукой Мельд, отпуская запястье Гарри. – Подумай хорошенько и пробуй вспомнить хоть что-нибудь.

Гарри молча закрыл глаза. В узком коридоре, где они стояли, было очень тихо – это была дальняя часть Тауэра и ничто не отвлекало внимания.

Через некоторое время Гарри снова открыл глаза.

– Нет, сэр. Я не могу вспомнить ничего о том, где Волдеморт. Но я вроде бы помню всё о подразделениях Тауэра. Нет никаких явных пробелов, которые могли бы дать подсказку. – Он помедлил. – Спасибо, что оставили всё остальное.

– Было бы жестоко поступить иначе, – наклонил голову Мельд.

– Благодарю, – сказал Гарри с короткой улыбкой, которая тут же погасла. – Прежде чем мы вернёмся к остальным, нам стоит обсудить хотя бы в общих чертах, как именно вы займёте моё место. Тогда я смогу подумать, как помочь. Знаю, вы верите в надёжность Прикосновения Леты, но зачем рисковать? Это же базовое правило информационной гигиены.

Мельд пренебрежительно махнул рукой.

– Не стоит беспокоиться. Я заберу твою личность, а ты станешь новым человеком. А затем мы твоими же инструментами откорректируем траекторию, по которой движется мир.

Гарри покачал головой.

– Нет, сэр, я вижу серьёзные проблемы. В частности, конечные цели, что вы нам дали, слишком… – он замялся, пытаясь подобрать нужные слова. – Они порождают серьёзный внутренний конфликт. Это написано на наших лицах, и рано или поздно заставит вести себя странно. Будет как у Азимова с Тремя Законами… внешние наблюдатели смогут понять по нашему аберрантному поведению, что в игре есть некие новые базовые правила. Многие мне преданы, но нет никого, кто был бы предан абсолютно, до такой степени, чтобы моя воля и желания стали для них законом.

– Мы контролируем несколько десятков твоих союзников, но я создал внутри них конфликт, – сказал Мельд. – Они заколдованы точно так же, как ты, и их можно освободить, заново прочитав заклинание Прикосновения и добавив в конце…

– Нет! – Гарри резко вскинул руку. – Мне не нужно знать! Информационная гигиена! – Он неловко опустил руку и едва заметно улыбнулся. – Простите, сэр, но мне не стоит знать кодовое слово… вряд ли может принести хоть какую-то пользу. Да, сейчас вы полностью можете мне доверять, но вдруг я смогу как-то освободиться? Тогда лучшим вашим оружием станет контроль над моими близкими… Я буду гораздо слабее, если любой удар по вам будет ставить под угрозу жизнь Драко или Хмури – или если ваша смерть оставит всех моих друзей навсегда под действием чар.

– Не стоит беспокоиться, мистер Поттер, – мягко сказал Мельд. – Нет ни малейшего шанса, что вы освободитесь. Никто и никогда не обходил Прикосновение Леты одной лишь силой воли, и никому из ваших союзников не известно заклинания, способного снять зачарование. Сейчас между нами максимальный уровень доверия, какой только может быть между людьми.

– Но что насчёт моего Нерушимого обета? – спросил Гарри. – Это очевидная проблема… что случится, если вы попросите меня сделать что-то, что может уничтожить мир?

Мельд скрестил руки на груди.

– Естественно, вы не сможете этого сделать. Точно так же, как если бы я попросил вас заставить летифолда улыбнуться… Но от этого Прикосновение не развеется. Я потратил достаточно времени, изучая ваш разум, мистер Поттер, и уверяю, вам неизвестно ничего, что способно стать для меня угрозой.

Гарри молчал, прислонившись спиной к стене коридора. Мельд терпеливо ждал. Через некоторое время Гарри снова заговорил:

– Когда я думаю о своих гипотетических планах на случай подобных непредвиденных обстоятельств, кажется очевидным, что я бы что-то приготовил, а потом убрал воспоминания об этом в Омут памяти или же просто аккуратно, не оставляя следов, стёр их. Конечно, если бы я когда-то потом опять задумался о подобном, я мог бы придумать всё снова, а значит мне пришлось бы также стереть воспоминания, которые изначально заставили меня придумать план.

– Значит нам не стоит думать об этом, – тихо рассмеялся Мельд. – Не стоит беспокоиться о неизвестном или пытаться защититься от него, ведь неизвестное может принять любую форму. Ключ к великой силе в том, чтобы защититься от всех известных угроз, какими бы незначительными они ни казались, и оставаться скрытым для неизвестного.

– Я не согласен. Против неизвестного тоже можно что-то спланировать: заготовить путь, по которому вероятнее всего будут развиваться события, добавить некое обстоятельство, которое сузит круг возможностей… Я совершенно уверен, что обязан был хотя бы попробовать что-то предпринять. С тем, как работает магия, не так уж невероятно, что объявится какой-нибудь старый могущественный волшебник с недобрыми намерениями. Я знал наверняка, что есть люди, подобные Николасу Фламелю. А учитывая долгую историю мира и тот факт, что когда-то магия была гораздо могущественнее, вероятность того, что бессмертные волшебники существуют, стремится к единице, – пожал плечами Гарри. – Пожалуй, я даже мог бы предсказать, что это будете вы, сэр. Изобретатель заклинания Крестража. В ретроспективе, это кажется таким очевидным. А может, я и предвидел это.

Мельда явно забавлял разговор.

– Вы с Волдемортом, похоже, солидарны в оценке ваших способностей, мистер Поттер. Прошу прощения, но я не разделяю этого мнения. Победа далась легко, хватило бы и одной пешки.

Гарри снова пожал плечами.

– Это как-то подозрительно. – Он собирался было что-то добавить, но лишь резко покачал головой, случайно стукнулся макушкой о стену и сморщился от боли.

Мельд молча наблюдал за сценой, а потом ответил на так и не заданный вопрос.

– Нет, мистер Поттер, я не думаю, что из страха перед ловушкой, которую вы могли в теории заложить, мне следует от вас избавиться прямо сейчас. Тем более, мне пригодится ваша помощь. Когда я займу ваше место, вы станете моим помощником и советником. Разумеется, мы изменим вам внешность. Я освобожу остальных, они продолжат служить «вам», а Тауэр займётся планомерным уничтожением магии. Ваши магловские знания наконец послужат правильным целям… без этих ваших глупостей. – Мельд дружелюбно посмеялся. – Кое-какие меры по предотвращению конца света можно будет принять в ближайшее время. Мы проведём один новый ритуал, который я видел в ваших знаниях. Не хочу даже думать, что вы собирались выбросить эту возможность… ради каких-то далёких огоньков!

Гарри опустил глаза и напряжённо нахмурился.

– Я решил, что это аморально, особенно учитывая, что существуют альтернативы, которые не так сильно увеличивают энтропию Вселенной. И… – Гарри говорил невнятно и сбивчиво, словно множество мыслей одновременно пыталось вырваться наружу. – Вокруг многих звёзд может существовать жизнь, сейчас или в будущем, риск настолько велик, что он перевешивает любую пользу для одной жизни здесь. Кроме того, когда мы достигнем второго типа по шкале Кардашёва, мы столкнёмся с нехваткой энергии масштаба… масштаба… я даже не знаю, с чем сравнить! Это как если бы ради спасения одного человека мы пожертвовали собственным Солнцем… или уничтожили каждую искорку пламени всех когда-либо существовавших фениксов.

Он не повышал голоса, но в нём чувствовалось такое напряжение, словно он спорил не с Мельдом, а с самим собой. Гарри продолжал, не сбавляя темпа и всё так же проглатывая слова:

– И скорее всего в этом просто нет необходимости! За несколько лет Сектор Совершенствования сильно продвинулся вперёд. Благодаря одним только изменениям органов средняя продолжительность жизни сильно поднимется. Предстательная железа, сердце, глазной нерв, сетчатка, позвоночник, колено, зубы… есть множество правок, которые уменьшат шанс смертельного исхода. Сделаем их частью стандартной процедуры обновления, секретно… возможно с применением Прикосновения – и это перебросит нас далеко вперёд по кривой продолжительности жизни по закону Мура.

– Нет, – решительно отрезал Мельд. – Зачем ждать, если новый ритуал так просто разработать… Нужно всего лишь немного разобраться в вашем магловском учении о звёздах. Как говорят, ни минуты больше.

Гарри кашлянул, повесил голову и ничего не сказал. Он смотрел в пол.

– Подумать только, а ведь я боялся идти сюда, считал это опасным, – удивлённо пробормотал Мельд, покачивая головой. Он указал на коридор: – Пойдём. Нужно покончить с нашим поверженным слоном, Беллатрисой Блэк, и принять необходимые действия относительно отбившихся от рук гоблинов, их тоже следует наставить на истинный путь. – Он улыбнулся этой мысли. – А затем я покину Тауэр, чтобы посоветоваться с союзниками, но прежде мне потребуется подготовка.

Гарри послушно последовал за Мельдом в переговорную. Мельд бросил на него взгляд и мягко сказал:

– Новые бессмертные, избранные, чтобы служить нашей цели, будут превозносить мой риск и ваши жертвы, мистер Поттер. В небе бесчисленное число звёзд… хватит на всех ведьм и волшебников, что мы выберем.

На берегу озера зубов, у края чёрных холмов, Тир на Ног

19 мая 1999 года

В тот же день

Перешёптывание зубов.

Фрактальные тени.

Пустота.

– Вы справились… поздравляю, – сказала третья фигура, Нелл. Её поздравления были лёгкими и приветливыми, но всё равно не убедительными.

– Благодарю, – ответила первая фигура, Мельд. – Это полный успех.

Вторая фигура молча наблюдала за разговором.

– Вы использовали на короле-мальчишке Прикосновение… он останется за главного? – спросила Нелл.

– Нет, – ответил Мельд. – Я изменю внешность и займу его место. Он создал крепкий аппарат управления, думаю, почти ничто не сможет ему противостоять.

– А вы не думали, что, возможно, слишком самоуверенны? Вы точно его контролируете? – спросила Нелл.

Мельд некоторое время молчал. Вторая фигура, которая всё ещё не произнесла ни слова, повернула к нему своё размытое тенью лицо и замерла.

– Гордость заставляет меня ответить да, – наконец ответил Мельд, – но mirgo que n’a qu’un trou est bientôt prise…[190] Может быть, вы и правы. Не более часа назад мистер Поттер беспокоился о том же самом. Я собирался использовать восстание гоблинов как повод резко изменить политику, но даже гоблинской армии может быть недостаточно, чтобы напугать союзников Поттера и приглушить подозрения.

– Если вам нужна помощь, вы её получите, – сказала вторая фигура.

– Ставки слишком высоки, – согласилась Нелл. – Мы окажем любую поддержку, какая потребуется.

– Да будет так, – провозгласил Мельд. – Я не стану отказываться от помощи. Со своей стороны, я не стану претендовать на Камень Долгой Песни, если вы, мадам, при необходимости будете делиться его силой.

– Конечно, – сказала Нелл, и тени заклубились на её лице в странной имитации улыбки.

– Нет, – промолвила вторая фигура. – Этого недостаточно. Сейчас не время сидеть в защите, следует воспользоваться возможностью и нанести удар. Следующий ход – наш. Пришла пора действовать. Мы сделаем то, чего не делали уже очень давно. В своё время Зонтаг процветал, купаясь в чудесах наследия Певереллов, и это позволило нам собрать богатый урожай. Вы опасаетесь, что к вашему манёвру подготовятся? Давайте утопим их в жестокости.

– Разве это не опрометчиво? – спросил Мельд.

Даже Нелл казалась удивлённой предложением.

– Если нужно, я готова полностью посвятить себя делу, но я считаю, что…

– Мы ударим огромными силами. Соберём армию. Я использую всю доступную мне силу, – перебила вторая фигура, игнорируя остальных. – С нами будут не только гоблины с их вновь обретённым мастерством изделий воли. К жизни вернутся виски и лейи, и их снова поведут порождения ночных кошмаров, гаунты. Я остановлю цикл недремлющих и верну ваших давно исчезнувших террасков и василисков. Орды маглов, пожирающих сами себя, строем двинутся к цели. Мы пожертвуем многими…Но это позволит уничтожить волшебников Лондона, Бостона и Ханчжоу.

– Не уверена… – быстро проговорила Нелл. – Мы не действовали так масштабно со времен… – она тряхнула головой, заставляя тьму вокруг заклубиться, – Пожалуй, такого ещё не было. Это смелый шаг, воистину достойный Мерлина. И невероятно опасный.

– Да будет так, Перенель дю Маре, – сказала вторая фигура. Не дожидаясь ответа, она повернулась к Мельду, – Да будет так, Ираклий Храбрый. Мы утопим мир в крови, разрушим тысячи артефактов и сожжём тысячи волшебных свитков, посеем такой ужас, какого ещё не бывало.

Последовало бесконечно длинное молчание, никто не сдвинулся с места. Все Трое были не из тех, кто начинает поспешно действовать, как бы уверенно и решительно ни завершилась беседа. Они терпеливо ждали, пока каждый всё не обдумает и не согласится с новой формой грядущего мира.

Нелл задумчиво произнесла:

– Перед лицом угрозы такого масштаба выжившие волшебники объединятся вокруг Тауэра. Вокруг вас. – она подняла глаза на Мельда.

– Вокруг нас, – мягко поправил Мельд. – И тогда нам не составит никакого труда добавить пунктов в Статут о секретности и ограничить распространение и рост магических знаний. Нужно будет продумать детали плана и расстановку фигур, но теперь, когда я подчинил Тауэр, с ресурсами не будет проблем.

– Ещё ведь остался вопрос Беллатрисы Блэк и Волдеморта, – сказала вторая фигура, скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Я позаботился о смерти Блэк, – ответил Мельд, – но с Волдемортом… возникли трудности. Вообще, мне есть что вам рассказать про Крестражи, но пока оставим эту тему. Итак, я запер Волдеморта вне пространства и стёр память о месте. Думаю, этого будет достаточно.

– От Поттера тоже нужно избавиться, – сказала вторая фигура. – Какими бы знаниями он не владел, риск слишком велик. Нам не нужны дополнительные трудности.

– Как пожелаете, хотя странные шаблоны его мышления весьма эффективны, – спокойно ответил Мельд. – Я соберу оставшиеся знания из его разума, а затем покончу с ним, – он коротко склонил голову. – Как только я закончу, я отправлю сигнал для нашей следующей встречи. Тогда спланируем войну и расставим фигуры.

– Хорошо, – сказала вторая фигура. – Я хочу, чтобы каждый из вас использовал всё своё могущество. Для грядущего столкновения не надо жалеть ни сил, ни знаний. Если мы идём на такой риск, победа должна стать неизбежной.

Тройка отбыла, каждый своим путём.

Перешёптывание зубов.

Фрактальные тени.

Пустота.

Тир на Ног продолжал стоять.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

Вечер того же дня

После возвращения в Тауэр Мельд казался уставшим. Он тяжело вышел из смежного с Приёмной комнатой помещения, где он проводил ритуал для посещения земли тёмных фей. Его руки до сих пор были в ритуальной крови.

На минуту спокойного и уверенного в себе волшебника словно подменили. Внешность не изменилась: это было всё то же смуглое лицо с тёмными глазами и широкими губами, но он казался настолько измождённым и разбитым, что к нему подошёл обеспокоенный Хмури и засыпал его вопросами. Мельд отмахнулся от главного шпиона и вошёл в золотую арку Тауэра. Гарри, хмурый и несчастный, ожидал у входа в компании с Диггори. Оба парня испытали огромное облегчение от того, что их хозяин жив, хотя по их обеспокоенным взглядам было видно, что они волнуются из-за его состояния.

Диггори заговорил первым:

– Сэр, мы задержали несколько человек в Материальных Методах.

Вся компания медленно двинулась по коридору в сторону клиники.

– Мадам Боунс, Перси Уизли, советник Рэдж Хиг и семь авроров, явившихся на свои обычные смены. Все оглушены и ждут вас. А ещё ждут обычные дела Тауэра… люди нуждаются в лечении.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Мельд. – Пусть Гарри займётся исцелением. Мне нужно отдохнуть. Пленников пока держите оглушёнными под охраной. С остальным всё хорошо?

– Акл и Кёрд отослали эмиссаров министра Н'гома, – сказал Гарри, внимательно глядя на Мельда. – А Гермиона Грейнджер прислала сообщение, что будет здесь вечером. С вашими союзниками всё нормально?

– Да, – ответил Мельд. Он тяжело вздохнул. – Ох, но… простите мою усталость, но грядёт столько жестокости, мистер Поттер. Должен признаться, я не предвидел подобного, и когда я думаю об этом, мне жаль мой сад, мой дом, мой храм… Боюсь, я не скоро смогу их увидеть, и это дискомфорт, который мне не приходилось терпеть очень давно, – он покачал головой. Гарри прикоснулся к его плечу, стараясь утешить, старый волшебник бросил взгляд на его руку и едва заметно улыбнулся.

– Сэр, простите, но нам следует приготовиться ко встрече с Грейнджер, – прервал сцену Диггори. – Она изобретательна, а её Возвращённые безумны.

– Я слишком устал, юноша, – сказал Мельд. – Мистер Поттер, разработайте план, – он снова вздохнул. – Мне нужно отдохнуть. Грядёт война, которая потрясёт весь мир. Великий и грозный бог жаждет крови. Я не видел подобного много столетий. Мне нужно отдохнуть и подумать.

Гарри придержал Диггори за руку, они отстали. Мельд продолжил медленно идти вперёд, пока не скрылся из виду в клинике.

– Так даже лучше, Седрик, – сказал Гарри. – Не уверен, что он бы мог правильно оценить угрозу, которую представляет Гермиона, но мы можем. Давай составим план.

43. Мельпомена

Угрод Ур, Акл

19 мая 1999 года

В тот же день

– У меня нет полномочий, – сказал Нагрод, серьёзно кивая собравшимся в Ургод Уре. – Я лишь посланник, и не могу принимать решения.

– Но ты выражаешь мнение Кёрда, – подчеркнул Саб-Гол, с прищуром глядя с высоты своего сиденья, где он располагался, скрестив руки на животе.

– Превосходно, – сквозь нетерпеливую улыбку бросил Юрг, который сидел рядом с Саб-Голом. – Мы будем рады совету наших братьев.

Нагрод обвёл Ургод Ур взглядом: небольшая комната, пропахшая потом и немытыми телами. Здесь собрались умные и почитаемые гоблины, столпы акльского общества, поколениями руководившие своим народом… Но они провели взаперти уже больше трёх недель. Никому не разрешалось ни входить, ни выходить, кроме как под строжайшей охраной (ошейник острастки и сейчас был на шее Нагрода, несмотря на его высокий статус). Только так можно было сохранить независимость во враждебном мире, управляемом злобными и коварными волшебниками.

– И? Какое решение принял Кёрд? – спросил Билгурд Мудрый, не скрывая скепсиса.

Их колени дрожат, а уши не слышат дальше собственного затылка, – подумал Нагрод, изучая лицо Билгурда. – Но нам нужно выступить единым фронтом.

– Кёрд примет предложение Архонта, – безапелляционно заявил Нагрод. – Наше наследие стоит любой войны. И мы надеемся на поддержку Акла.

Поднялся шёпот, все начали многозначительно переглядываться.

– Кёрд отважен, – наконец сказал Билгурд.

Несколько гоблинов пристально посмотрели на Юрга, на лице которого застыло выражение торжественного одобрения. Должно быть, он надеялся взять на себя инициативу, – подумал Нагрод. – Если верить слухам, меха его кузницы гудели без остановки весь прошлый месяц. Но если он за, то кто против? Кто-то же мешал им прийти к консенсусу.

– По-моему, стоит прислушаться, – наклонил голову Саб-Гол. – Мы обсуждали это по кругу уже тысячу раз. «Они дали нам палочки», «они дали нам силу», «они дадут нам молодость»… Но Кёрд прав! Наши братья осознали: нам выпал уникальный шанс, шанс вернуть назад то, что наше по праву рождения – истинное волетворение. Акл снова может расцвести золотом и алмазами, как это было до Эдикта Гортензия.

– Это будет ошибкой, – прищурился Билгурд, глядя в глаза Нагрода. Нагрод твёрдо встретил этот взгляд. Ага, вот ты где.

– Всего за несколько лет упомянутый Эдикт был отменен, – продолжил Билгурд, – или его современный эквивалент, во всяком случае. И палочки – не повод для насмешек. – Он сунул руку в блестящую кожаную кобуру на поясе и достал свою. Как и у прочих гоблинских палочек (за редким исключением), на ней почти не было следов использования. Тем не менее, теперь палочки были у каждого. – Гоблины поколениями сражались и умирали за право их вернуть. Кайслин-Каанн восстал во имя этого под началом Крэда Беспёрого. А теперь вы собираетесь напасть на Тауэр, который вернул нам это право?

– Значит, по вашему мы звери? – спросил Саб-Гол с нескрываемой насмешкой. – Как побитая собака, мы должны вернуться к тому, кто держит хлыст, только потому, что он бросил нам сухую корку? Можно не сомневаться в силе Архонта и его союзников, нам эффектно её продемонстрировали. Они предлагают то, что никак иначе не вернуть… то, что не во власти Тауэра. Мы не знаем, как именно Архонт возьмет контроль над событиями, но наверняка так же тонко и осторожно, как Тауэр… а значит мы получим всё то, что дал нам Тауэр, плюс то, что обещал Архонт, плюс у нас будет новый могущественный покровитель, который, вдобавок, перед нами в долгу! Если нам суждено быть орудием Тёмного Лорда, так пусть это будет тот из них, кто больше платит. По вашему лучше обзавестись новым ужасающим врагом или всё-таки союзником?

– Почему мы опять это обсуждаем? Дебаты уже прошли, мнения сформировались, и теперь мы знаем решение Кёрда, – напомнил Юрг.

Нагрод кивнул, изобразив на лице выражение благодарности. И всё же, чаша весов всё ещё может склониться в любую сторону. Если они примут неправильное решение, что помешает Кёрду передумать? Слова Архонта странным эхом повторились в сознании Нагрода. Нельзя допустить, чтобы текущее обсуждение закончилось неудачно.

– Акл должен принять решение самостоятельно, – сказал он. – Наша точка зрения не должна слишком сильно влиять на вашу. Но должен сказать, у нас звучали те же доводы, примерно в тех же формулировках… Что мы должны быть благодарны Тауэру, что мы обязаны ему всем. Лично я не считаю одолжением, если сосед перестаёт меня избивать, и не чувствую, что я чем-то обязан тому, кто всего лишь перестал творить несправедливость.

– Тауэр – это конкретный волшебник, – парировал Билгурд, – а не волшебники как таковые. Вы хотите предать его и тех, кто пытался исправить ошибки прошлого. Это бесчестно, это неблагодарно и это нарушает нашу верность договору, – горячо проговорил он. – Не будем малодушничать и прятать своё откровенное предательство под мантией общих слов и отговорок. Давайте хотя бы признаем, что мы делаем, раз мы это делаем… Собираясь всадить нож в спину волшебника, который помог нам больше, чем кто-либо другой за многие поколения, мы отказываемся от нашей чести.

Всё задумались, на мгновение повисла тишина. Наконец Саб-Гол пожал плечами и подался вперёд на своём каменном троне:

– Хорошо, пусть так. Зато наши дети будут нам благодарны, как и дети наших детей, и у них будет лишь один вопрос: почему мы так долго терпели рабство, прежде чем снова решились действовать, как когда-то действовали наши предки. Я считаю, мы не должны упускать возможности вступить в союз с этим Архонтом, этим новым Тёмным Лордом. Он могуществен. Тем более, мы не можем, будучи в здравом уме, отвернуться от древней силы, данной нам по праву рождения… от мастерства изделий воли, которое, как мы думали, давно утеряно.

– Да, Тауэр не олицетворяет всех волшебников, – согласился Нагрод, пристально глядя на Билгурда. – Но в том то и дело. Вы готовы поставить всё на честь?

Билгурд продолжил горячо отстаивать свою точку зрения, и теперь к нему присоединились Юрг и другие, обеспокоенные надуманными идеями и пустяками. Нагрод ответил уверенно и напористо, многие его поддержали.

На самом деле, к тому моменту все слова были сказаны, и Аклу предстояло принять решение, основываясь на уже озвученных аргументах. Последующие часы дебатов прошли впустую – не было обмена идеями, обсуждения вариантов, была только бесплодная борьба, не приводящая ни к чему, кроме умственного истощения и эмоционального выгорания. Спустя день Акл принял решение.

Воистину, кто будет ставить всё на честь?

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

В тот же день

Как и для всех остальных, для Гермионы, Эстер и Хиори самым простым способом попасть в Тауэр был Жезл Безопасности. Они использовали один на троих: Эстер и Хиори взялись за один конец, Гермиона за другой, рывок, и он сломался. Невидимый крюк ухватил их за животы и утянул куда-то под углом к реальности и прочь из неё.

Бездонная Усыпальница Недремлющих, Согвипхо, провинция Чеджудо, Южная Корея

19 мая 1999 года

В тот же день

В 1976 группа охотников за сокровищами из Ханчжоу, полагаясь на обрывки легенд и таинственные древние карты, смогла обнаружить вход в Бездонную Усыпальницу Недремлющих. Поиски заняли долгие годы, но награда того стоила. Ходили слухи, что в Бездонной Усыпальнице Недремлющих хранятся горы зачарованного серебра – древнее богатство времён Тамны.

Внутри их ждало множество сложных ловушек и защитных печатей. Безликий инфернал охранял главный вход, за которым шёл длинный извилистый проход, смертельный на каждом шагу. Чтобы открыть внутренние ворота из висмутовой бронзы, пришлось разгадать хитроумную загадку. Следующий зал был пропитан ядовитыми испарениями.

– В самом начале, у подножия Халласана, когда мы только обнаружили вход в эту смертельную ловушку, нас было двенадцать, – вспоминал Гуан Му в книге Тайны опасных глубин. – Когда мы добрались до внутренних покоев, в живых осталась лишь половина.

У шести оставшихся охотников за сокровищами захватило дух от вида гор блестящих монет и бесконечных рядов драгоценных слитков размером с голову волшебника. Однако, спеша завладеть наградой, они забыли об осторожности.

– Первым бросился вперед Го Ци, он по локоть запустил руки в сундук с серебряными монетами и набрал полные горсти, – писал Гуан Му. – С оглушительным звоном он высыпал их обратно в сундук и повернулся ко мне с горящими от восторга глазами… А потом, когда шум утих, мы услышали их. Тихий скрежет со всех сторон: звук чешуи, скользящей по камню, роговых пластин по металлу. Мы разбудили последних стражей.

Из соседнего зала выскочил василиск, рассекая воздух как стрела. Мы бросились бежать, прикрывая глаза и молясь, чтобы тварь не обратила на нас свой взор, но она уже была занята бедным Го Ци. Краем глаза я увидел, как его тело каменеет и становится серым, а огромный змей обвивается вокруг и сжимает кольца, превращая беднягу в пыль.

Мы бежали со всех ног, и в своём ужасе забыли про дверь. Некоторым это стоило жизни, поскольку дало возможность напасть второму чудовищу – смертоносному тараску. Он со страшным скрежетом вырвался из груды серебра и бросился в погоню.

Если вам когда-нибудь не посчастливится столкнуться с одним из этих свирепых созданий, вы узнаете его по следующим приметам: он вдвое выше волшебника, его тело состоит из красного блестящего камня, у него шесть хрустальных лап, широкий панцирь из грубого камня и львиная голова из обсидиана и вонючей селитры.

В ужасе мы попытались заблокировать ему путь трансфигурированной сеткой и щитами, но он просто отмахнулся от наших заклинаний. В мгновение ока тараск схватил Цзэн Чана, и хотя тот храбро сражался, ему суждено было встретить смерть в пасти чудовища. Вскоре за ним последовал Ду Ве.

Я был вынужден использовать Смертельное Проклятье, но к своему ужасу обнаружил, что оно не имеет абсолютно никакого эффекта на это каменное существо. Только благодаря быстрым слаженным действиям и изобретательности оставшихся членов команды нам удалось повалить тараска, использовав Размягчающие чары, и запечатать его внутри камня, укрепив эту импровизированную могилу прочными магическими барьерами.

Ни с василиском, ни с Усыпальницей больше ничего мы сделать не могли. Мы запечатали вход, оставили охрану и отправились за подмогой. Для возвращения требовался хороший план, мы не могли позволить себе проиграть.

По словам Гуан Му, они вернулись с подкреплением, в числе союзников был даже знаменитый охотник за тёмными волшебниками. Им удалось выманить и уничтожить василиска, заплатив за победу несколькими жизнями. Его плоть и клыки стали частью огромной добычи, которую группа вынесла из Бездонной Усыпальницы Недремлющих.

С тех пор Усыпальница стала излюбленным местом историков и археологов, которые пытались найти следы неизвестной ведьмы или волшебника, кто смог приручить двух самых свирепых в мире чудовищ и заставить их охранять свои несметные богатства. К сожалению, мало что удалось найти: лишь несколько неизвестных рун и загадочные гравировки на слитках.

Однако в этот день Усыпальница пустовала, и некому было увидеть прибывшую на огненной колеснице фигуру в плаще. Посетитель, не замедляя шага, тихо прошептал что-то, и установленный исследователями барьер из камня и стали плавно открылся, впуская его. Защитные чары и печати словно ничего не заметили.

Главный вход больше не охранялся нетленными стражами. Ловушки извилистого коридора были обезврежены. Дверь-головоломка на внутренних воротах стояла открытой. Зал был очищен от ядовитых испарений и дышал свежестью. Внутренние покои были пусты, серебро исчезло, единственным украшением был гигантский пожелтевший змеиный череп на витрине.

Но посетителя всё это мало интересовало, быстрым шагом он направился через главные ворота, извилистый коридор и дверь-головоломку прямиком в угол одного из внутренних залов. Не сбавляя скорости, он шагнул в сторону, на какой-то одному ему видимый шов, резко повернулся несколько раз и вошёл в тайный проход, хитро и совершенно безумно спрятанный в двух измерениях.

Посетитель, похоже, не испытал никаких последствий от потери одного измерения, хотя согласно здравому смыслу (и геометрии) такой переход должен был неотвратимо привести к смерти любого, кто осмелится на такой глупый шаг. Но, вопреки логике, Евклиду и Эдвину Э. Эбботту с его Флатландией, посетитель просто двинулся дальше по коридору.

Вскоре он будто бы достиг конца коридора, где потолок и пол сходились со стеной, однако, не останавливаясь, он прошёл сквозь стену и оказался в тайном помещении глубоко под горой Халласан.

Воздух в этой комнате был спёртым и затхлым, густым от пыли долгих веков, и он мерно гудел от шелеста чешуек по камню и роговых пластин по металлу. В комнате стоял кромешный мрак, посетитель силой мысли призвал в руку горящую сферу.

Свет залил огромный, но при том переполненный зал.

Десятки василисков раздражённо шипели, сонно поднимая головы и сбрасывая дрёму. Тараски вяло шевелились, собираясь из беспорядочных каменных гор, образованных их телами.

Посетитель властно поднял ладонь.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

В тот же день

– Просыпайся, Гермиона, – сказал Гарри.

Она открыла глаза и улыбнулась… хотя было немного странно видеть Гарри. Обычно её и Возвращённых пробуждали в Приёмной комнате, после чего они самостоятельно шли в Тауэр. Так было лучше для имиджа. Неужели Гарри наконец-то покинул Тауэр, впервые за многие годы?

Нет, они в клинике. В палате. Эстер и Хиори рядом нет.

Она не могла двигаться. Попытавшись пошевелиться, она почувствовала холод металла на руках и ногах, сдавливающие крепления на груди.

О, Боже.

Она дёрнулась, но металл не поддался. Гоблинское серебро?

Она точно в Тауэре? Это точно Гарри?

Как ей выбраться, не убивая его? Она поискала в памяти заклинания, которые не требовали бы палочки и активных жестов.

– Всё в порядке, – успокаивающе произнёс Гарри.

Спокойнее от этого не стало.

– Гарри, что ты делаешь? – стараясь говорить ровным голосом, спросила Гермиона.

Театр Яры Цимрмана, Прага, Чехия

19 мая 1999 года

В тот же день

– Dobrý den! – окликнул весёлый женский голос.

Якуб повернул голову на звук и увидел миловидную девушку, которая стояла на другой стороне улицы, у входа в театр, и махала ему рукой. Она была невысокого роста, с женственной фигурой: широкими бёдрами и пышной грудью. На ней было странное зелёное платье, до того закрытое, что касалось подолом тротуара, а высокий воротник прикрывал шею. Оно больше походило на сценический костюм, чем на одежду, поэтому Якуб решил, что она участвует в постановке. Он бросил взгляд на наручные часы… до возвращения домой ещё оставалось время. Поддавшись любопытству, он перешёл через улицу.

– Co pro vás mohu udělat, slečno? [191] – спросил он, с улыбкой подходя к актрисе. Она улыбнулась в ответ. Широкий рот и миниатюрный носик делали её похожей на куклу.

– Ahoj! Máš něco v plánu na dnešní večer?[192] – приветливо спросила она.

На самом деле, у него были планы: вечером они с Ханой собирались пойти на танцы. Но Якуб решил узнать, что происходит, что ему собираются предложить. Может, Хана захотела бы пропустить танцы и сходить на представление.

– Ještě nevím[193], – он пожал плечами, не переставая улыбаться (может даже немного флиртуя, но он ведь, слава богу, не монах). – Proč se ptáte? Napadá vás nějaké místo kam bychom mohli zajít? [194]

Девушка тоже пожала плечами, слегка повернула голову и робко улыбнулась. Она демонстративно запустила руку в глубокий карман платья и вытащила палочку.

– Ano, napadá mě jedno specifické místo. Potřebujeme vaši pomoc.[195] Конфундо.

Якуб ощутил, как по телу пробежало лёгкое покалывание, словно он нырнул в горячую воду. Это было странно, но в то же время почему-то успокаивало.

– Jdi dovnitř a čekej na další pokyny. Jdeme do války[196], – сказала девушка, и Якуб почувствовал, что согласно кивает, ведь он уже и так собирался зайти внутрь и тихо ждать дальнейших указаний.

Он толкнул дверь в театр. В фойе никого не было, но он знал, что должен пройти мимо касс прямиком в зал. Это было очевидно.

Пройдя в партер, он с разочарованием увидел, что все места заняты. Даже в проходах стояли люди – разномастная толпа мужчин и женщин разных возрастов и комплекций. Якуб нахмурился и стал проталкиваться вдоль стены, пытаясь найти свободный от терпеливо ожидающих людей уголок.

Наконец он прислонился к стене и расслабился. Посмотрел на наручные часы. Планов на сегодня, впрочем, как и на будущее, у него не было, так что можно было спокойно ждать. Это ведь его предназначение… просто стоять здесь и ждать, пока не настанет время взять оружие. А потом они, конечно, отправятся на войну. Всё понятно.

Якуб закрыл глаза и расслабился. Лучше поберечь силы.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

В тот же день

У нее было всего несколько секунд на раздумья, прежде чем в палату вошёл кто-то ещё.

Пожилой мужчина с приятной улыбкой. Он взглянул на Гарри, но ничего не сказал, и протянул руку к лодыжке Гермионы.

Равнины смерти, Тир на Ног

19 мая 1999 года

В тот же день

Равнины смерти сохраняли ледяную тишину уже много лет. Схваченные морозом тела не шевелились, сладкой болью разбросанные всё там же, где оставил их владыка ляписа.

Молочные дожди покрыли всё белым инеем.

– Крувос [197], – ветер принёс шёпот из-за края поля, с безопасного расстояния. – Спондехо крувос. Крувос. Крувос. Спондехо крувос.

– Крувос, – ответили холодные губы. – Крувос.

Между окровавленными кусками тел зашевелились чёрные пальцы. Рука дёрнулась, ломая мутную ледяную корку вокруг, начала цепляться и тянуть вверх с такой невероятной силой, что суставы затрещали, будто несмазанный механизм. Наконец она освободилась целиком, отпустила хватку и резким движением оторвала бледный лоскут мяса, а затем осторожно поднесла его к иссохшимся губам.

На мертвецки белом лице распахнулись чёрные как кровь глаза: гаунт пробудился. Он улыбнулся, и любой, кто увидел бы эту улыбку, в тот же миг сошёл с ума.

Равнины смерти больше не молчали: отовсюду слышался треск. Показался коготь лейи, а рядом – длинные пальцы второго гаунта.

Существа земли тёмных фей пробудились.

Мельд отпустил Гермиону и приветливо улыбнулся.

– Так-то лучше.

Она подняла глаза.

Вселенная содрогнулась, словно от боли.

44. Сердце мне разбей

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

В тот же день

У нее было всего несколько секунд на раздумья, прежде чем в палату вошёл кто-то ещё.

Пожилой мужчина с приятной улыбкой. Он взглянул на Гарри, но ничего не сказал, и протянул руку к лодыжке Гермионы.

– Эгестиментис.

Гермиона существовала как осколок сознания, в то время как незнакомец расхаживал внутри её разума.

– А вы, значит, мисс Грейнджер, – задумчиво произнёс мужчина. Он погладил одну из извивавшихся пушистых меховых мыслей. – Или можно звать вас Гермионой? Может быть позже, когда познакомлюсь с вами поближе. – Мысль увильнула от прикосновения.

– Я Мельд, – сказал он. – Мы здесь, потому что возникла необходимость несколько вас изменить. Все ваши друзья уже через это прошли, в том числе и Гарри Поттер. – Он пробирался сквозь клубки извивающихся меховых мыслей, выдёргивая то одну, то другую. – Тоже маглорожденная… и так похожа на мистера Поттера. Мне кажется, ему было бы приятно это услышать. У него нет романтических чувств, там… Больше преклонения, чем чего-либо ещё, словно вы статуя на пьедестале. Но услышать о вашем с ним сходстве ему всё равно было бы приятно.

Пылинка, которой была Гермиона, отстранённо наблюдала.

Мельд коснулся туго скрученного жгута густого жёлтого тумана, и тот завибрировал.

– Любопытно, – он скользнул ладонью по нескольким таким жгутам и вытянул один, чтобы изучить поближе. – Вы считаете своих «Возвращённых» такими важными? Хм-м. Тогда мы, пожалуй, примем их в нашу команду. Грядут великие события, мисс Грейнджер. Настоящие армии собираются и готовятся к тому, чтобы выступить и хлынуть друг на друга, как волны. Падут народы. Целым мирам придёт конец. Поставим в их ряды и ваших Возвращённых… и тоже уберём их с карты.

Волшебник дружелюбно улыбнулся.

– Но сперва следует внести некоторые изменения. Одно очень важное изменение в вашей голове. – Он дёрнул очередную прожилку, освобождая её. – Приступим, Гермиона.

Мельд отпустил Гермиону и приветливо улыбнулся.

– Ну вот. Так-то лучше.

Она подняла глаза на своего хозяина.

Вселенная содрогнулась, словно от боли.

Волна прокатилась по небольшой белой палате в клинике Тауэра, прошла сквозь лежащую на кровати Гермиону, сквозь Гарри и Мельда. Словно кто-то взял реальность за углы как простыню и крепко её встряхнул.

Мельд бросил на Гарри вопросительный взгляд, плотно сжав губы. Двумя быстрыми движениями он расстегнул рукава мантии. Его кожа начала излучать приятный золотистый свет, принимающий форму острых игл, а из-под одежды выползло полупрозрачное, пахнущее серой зеленокожее существо и обвилось вокруг хозяина. У твари было множество лап, больше похожих на щупальца с когтями, широконосая морда и немигающие глаза огромной ящерицы.

Гарри в недоумении бросал взгляды вокруг, его лоб покрылся испариной, а руки дрожали.

У Гермионы вырвалось хриплое:

– Что…

– Боже… – перебил Гарри, повернувшись к ней. – Гермиона, ты что, использовала её? – Его голос перешел в возмущенный крик. – О чём ты только думала? Ты осознаёшь, какой опасности подвергла всех нас?! Весь Тауэр… да всю Британию! Ты совсем рехнулась?!

– Что такое, мальчик? – оборвал его Мельд, мрачно прищурившись. В его голосе слышалось нехарактерное напряжение.

Гарри обвиняюще указал пальцем на Гермиону.

– Это самая опасная вещь во вселенной! И ты использовала её!

Мельд пронзил Гермиону взглядом и вскинул руки в гневе. Его ладони покрыла чёрная смолистая жидкость. Казалось, это был совершенно другой человек. Он смотрел угрожающе, светился острыми иглами злобы, и чёрная жидкость закипала на его руках.

– Что ты сделала?!

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

17 января 1996 года

Три года назад

Гарри осторожно поставил на стол кожаную сумку.

– Вот, – сказал он. – Фред нашёл его в месте, о котором говорили кентавры.

– А мы уверены, – произнесла Гермиона, не отрывая взгляд от сумки, – что он настоящий? Что это не подделка, которая превратит нас в лягушек, ну или что-то в этом роде.

– Его независимо проверили директриса, Хмури, Мафальда Хопкирк и Эдгар Эразмус, – сказал Гарри и, глядя, как у Гермионы поднимается бровь, поспешно добавил: – … сразу после чего им стерли воспоминания, естественно, с их согласия.

Поджав губы, Гермиона перегнулась через стол и открыла сумку. Затем осторожно запустила в неё руку и вытащила Кубок Огня, также известный как Кубок Рассвета, – грубоватого вида чашу с толстыми стенками и массивным основанием. Кубок не полыхал огнём, вокруг него не было даже какого-нибудь сияния… Это была самая обычная деревянная поделка, причём не лучшего качества.

– Как-то… не впечатляет, – нахмурилась Гермиона.

– Это чаша плотника[198], – улыбнулся Гарри.

– Это что, правда… – начала было Гермиона, но снова нахмурилась. – Да ну тебя.

– Я составил текст контракта, – сказал Гарри, вытаскивая из кармана сложенный пергамент. – Кубок регулярно использовали для спортивных мероприятий и международных соглашений, так что принципы его работы хорошо изучены. Хопкирк мне их разъяснила. Он связывает магическим контрактом тех, кто бросит в него свои имена, причём контракт должен быть правомерным: связывать двух или более человек, иметь чётко сформулированные условия и негативные последствия их несоблюдения и так далее. И, насколько известно, избежать штрафных санкций за нарушение контракта невозможно.

– Звучит не очень полезно для нас, – разочарованно сказала Гермиона. – Чтобы доверять друг другу, нам не нужны контракты.

– Негативные последствия – понятие относительное, – возразил Гарри, передавая ей пергамент. – Мы принесём вот такую клятву, а потом сотрём все связанные с ней воспоминания.

Предложенный контракт был довольно длинным.

Мы, связанные клятвой, настоящим заключаем договор о том, что ни при каких обстоятельствах не будем находиться под контролем, не будем одержимы и никаким иным способом не будем зачарованы другим человеком или группой лиц, клубом, группировкой, организацией… При нарушении данного соглашения по нашей вине или вследствие действий других людей… будем безотлагательно подвергнуты снятию всех воздействующих на разум чар или модификаций сознания, включая, но не ограничиваясь… как указано в Приложении XIV… с обязательным стиранием памяти об условиях договора, о самом договоре, о местонахождении и статусе всех агентов и объектов, необходимых для поддержания договора, на время действия договора…

И так далее.

– Тебе не кажется, что это слишком параноидально? – спросила она, проглядывая контракт на предмет лазеек. – В смысле, даже по меркам Аластора. Мы могли бы использовать Кубок иначе… А так ради перестраховки мы отбрасываем массу возможностей. Если мы спрячем его и сотрём воспоминания, то не сможем применить его для чего-то ещё. Например, мы могли бы скрепить Кубком поддержку Договора о сохранности жизни или хотя бы гарантировать лояльность наших авроров…

Гарри поднёс к глазам Кубок Огня.

– Магия слишком велика, слишком непредсказуема. С одной стороны, это хорошо, ведь это означает, что мы даже представить себе не можем пределы возможностей человечества в этом полном магии мире. Исследования и колонизация за пределами нашего светового конуса, уменьшение энтропии… ничего нельзя исключать. Известны тысячи заклинаний и еще десятки тысяч забыты полностью или частично. Слишком много неизвестных величин. Возможно, мы даже недостаточно параноидальны… Я пытался найти способ заключить контракт порознь, но увы, с самим собой контракты заключать нельзя. – Он поставил Кубок на стол. – Да, нам придётся поступиться возможностями, но мы обязаны иметь защиту от всего, даже от неизвестного и невозможного. Уровни и уровни.

Гермиона посмотрела на Кубок Огня и медленно кивнула.

– Ладно. Честно говоря, я не понимаю, почему у подобных артефактов всегда такие нелепые названия.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

19 мая 1999 года

Сейчас

– Она использовала Звезду Смерти, – ответил Гарри Мельду, его голос дрожал, а лоб покрывала испарина. – Мы все в опасности. Само наше существование во Времени под угрозой. Сэр, мы должны немедленно доставить вас в безопасное место!

Кубок Огня… наш контракт, подумала Гермиона, быстро моргая. Память вернулась – как будто она всегда знала о контракте, но эта информация всё время ускользала от её внутреннего взора. Мы нарушили контракт, и Кубок наложил штрафные санкции. Предохранитель сработал. Мы свободны. Она бросила взгляд на обручи из гоблинского серебра, которые обхватывали её ноги, талию, грудь, предплечья и приковывали к серебряной пластине на нижней стороне койки. В каком-то смысле свободны. Интересно, эта конструкция изначально предназначалась для буйных оборотней, или её создали специально для меня?

Мельд развернулся на месте, одной рукой продолжая целиться в Гермиону, а вторую направил на Гарри. Чёрная жидкость пузырилась между его пальцами, и там, где она капала на пол, камень растворялся, оставляя после себя выщербины. – Звезда Смерти? В ваших разумах не было ничего подобного, – решительно проговорил Мельд, в его голосе явно ощущалось напряжение и злость.

Его не проведешь. Если враг, которого ты держишь на мушке, делает сомнительные заявления о секретном оружии, он, скорее всего, лжёт. И даже если нет, лучшим решением чаще всего будет убить его. Ради собственного здоровья и доброго имени следует немедленно от него избавиться.

Надо его припугнуть. Она посмотрела на пол, изъеденный чёрной жидкостью. Страх небытия. Страх перед неизвестным.

– Она настигает нас, – сказала Гермиона. – Она уже подменила наше прошлое – вычеркнула из первоисточника. Думаю… Думаю, она начала с момента собственного создания. Даже наши воспоминания об этом исчезли. А может… не знаю. Я знаю наверняка только одно: она не остановится, пока не поглотит наше Время. Ваше, моё и Гарри. Мы исчезнем, – она тяжело выдохнула и прикрыла глаза. – И я готова заплатить эту цену.

– Ты не поддалась Прикосновению Леты, – холодно заметил Мельд. – Я подчинил тебя, внёс изменения, но ты всё равно рада моей смерти, – он помолчал. – Здесь задействована сила, которой я не понимаю.

Гермиона снова открыла глаза и увидела, что Мельд смотрит на неё, не отрывая взгляда. Она вдруг вспомнила обед с Рэджем Хигом и Пиром Авик-Зодерлунд-Эллингсен и то, как иногда полезно бывает допустить небольшую, но стратегически важную оговорку.

– Что бы вы ни делали, я не остановлю Звезду Смерти, – сказала она твёрдо, а затем добавила громко и холодно: – Умри. И будь проклят.

Он повернулся к ней лицом, полностью. За его спиной, внимательно наблюдая за происходящим, тихо стоял Гарри. Хорошо. Важно не перегнуть палку. Полупрозрачное зелёное существо, обвивающее Мельда, тихо зашипело, не сводя глаз с Гарри.

Мельд ничего не ответил, и лишь встретил взгляд Гермионы своими тёмными глазами. Она почувствовала прикосновение к своему разуму – лёгкое прощупывание чужими мыслями. Едва заметный шёпот Легилименции: игла ментальной атаки настолько тонкая и острая, что, казалось, её можно ощутить физически.

Гермиона не отреагировала. Её подготовка учитывала очевидное. Её разум был камнем её разум был сталью её разум был воском её разум был быком её разум был ребёнком её разум был ею самой.

И Мельд не нашёл там ничего, кроме презрения. Умри и будь проклят.

Мельд продолжал молчать, и она почувствовала, что прикосновение изменилось. Острый шёпот Легилименции исчез, сменившись чем-то незнакомым… Её разум окружила затягивающая пустота. Одновременно со всех сторон появился вакуум, в который утекали её мысли. Напоминало последние мгновения перед засыпанием, когда мысль может всплыть на краю восприятия и тут же мягко упасть в темноту.

Но и на это у Гермионы был ответ. Она позволяла поглощать свои мысли одну за другой, бросая их в это затягивающее беспамятство, что укутывало её ватным одеялом. Она швыряла воспоминания как камни, выбирая те, которые можно предложить без ущерба: тёплые солнечные лучи на её плечах, когда она сидела последний раз на лугу в Повисе; наполняющий дом запах пирожков с мясом, которые пекла бабуля; разрывающие кошмар Азкабана крики Гранвиля, наполняющие светом; стук одной шахматной фигуры о другую, когда отец учил её делать рокировку.

На последней мысли тянущая пустота исчезла, по лицу Мельда промелькнула тень: удивление и подозрение.

Гермиона не отводила взгляда.

– Kurwa, – выругался Мельд, покраснев от гнева. – Отлично. Ещё одно Прикосновение. И на этот раз я разорву твой разум в клочья.

Тогда тебе придётся подойти поближе, коротышка, подумала Гермиона.

Он сделал шаг вперёд и потянулся к закованной руке Гермионы. Золотой свет, исходивший от него, исчез, и чёрная жидкость перестала бурлить в его ладонях.

За спиной Мельда Гарри медленно вытащил палочку.

Гермиона резко рванулась вперёд корпусом, со всей силы ударила ногами и напрягла живот, выкручивая руки в оковах. Гоблинское серебро и не думало поддаваться. Она вспомнила, как сражалась с Тинегар в подвале Приливной зоны, вспомнила ценность самопожертвования. Боль – это пустяк. Спаси одну жизнь.

Оковы врезались в её правую руку, и Гермиона резко провернула её. Послышался резкий неприятный хруст ломающейся кости. Дикая боль ослепила её.

От неожиданности Мельд отшатнулся.

Гарри поднял палочку и указал ею на Мельда. В тот же миг зелёное существо, обвивающее его, громко зашипело и бросилось на Гарри. Он попятился, пытаясь сбросить с себя тварь, которая клацала на его груди дымящимися клыками. Потрясённый Мельд резко развернулся.

Гермиона рванулась ещё раз, пронзительно крича. Рука выше локтя освободилась, но ладонь и предплечье остались прикованными к кровати. Кровь хлынула алым фонтаном.

Но среди обломков её собственных костей показалась Ульна Ультима, запасная палочка Гермионы.

– Лаганн! Ступофай.

Заклинание Пронзающего бура расчистило путь, а самонаводящемуся заклятью оглушения даже не пришлось менять траекторию – оно попало Мельду прямо в грудь.

Однако он не упал, а лишь покачнулся, и по нему прошлась красная мерцающая волна. Зелёное существо на груди Гарри запрокинуло голову и разлетелось дождём светящихся красно-зелёных искр. Они как-то связаны? Своего рода волшебный предохранитель? В тот же миг Ульна Ультима вспыхнула красно-зелёным и сгорела дотла. Гермиона почувствовала запах горелого мяса и поняла, что это горит её собственная плоть.

Я безоружна, подумала она в полубреду.

Лицо Мельда исказила гримаса ярости, он бросился к Гермионе, бормоча что-то неразборчивое, и вытянул руку.

В отчаянии она ударила сломанной рукой, обломки костей врезались глубоко в щёку Мельда, оставляя глубокие царапины. Боль ослепила её Адским огнём.

– Гермиона! – крикнул Гарри, широко распахнув глаза. Он тянулся за своей упавшей палочкой.

– Гермиона… – прорычал Мельд, покачнувшись. Его рука всё ещё была вытянута.

– Гермиона, – согласилась Гермиона и ударила второй раз. Острые кости разодрали горло Мельда, словно когти и кровь хлынула на её лицо и грудь.

Рука умирающего волшебника коснулась её плеча, в его глазах горела ярость. Он попытался заговорить, произнести заклинание, но не смог издать ничего, кроме невнятного булькания. Он оскалился, и его зубы были красными от крови.

– Ступефай. Ступефай. Ступефай! – кричал Гарри из-за его спины. Мельд был смертельно ранен, лишён защит, и на этот раз заклинание сработало. Красная энергия волной прокатилась по его телу, мышцы одеревенели, и Один из Тройки рухнул на пол, словно срубленное дерево.

Гермиона прижимала культю здоровой рукой, её била крупная дрожь. К счастью, кровь уже остановилась. Это означало, что, вопреки опасениям Гермионы, Кубок Огня не «аннулировал» её способность к регенерации.

Гарри тяжело облокотился на стул, не выпуская палочку из рук. Его тоже трясло, а на щеке краснело пятно ожога. Гермиона предположила, что это последствие взрыва той зелёной твари, что сожгла вместе с собой её палочку.

Она перевела взгляд с Гарри на застывшего Мельда и обратно, и наконец смогла выдавить:

– Звезда Смерти?

Гарри пожал плечами, но не смог сдержаться и улыбнулся, что странно контрастировало с его трясущимися руками и мокрым от пота лбом.

– Я не смог… не смог быстро придумать ничего другого, что звучало бы достаточно правдоподобно и при этом пугающе. – Он покачал головой. – Ума не приложу, как мы…

Он замолчал на середине фразы и побледнел.

– О, Мерлин… все остальные. Тауэр, весь Тауэр зачарован Мельдом. Он добрался почти до всех, Гермиона. Драко, Хмури, Седрик, авроры, целители… десятки людей всё ещё под воздействием этого… этого… этого заклинания.

– Для начала освободи меня, – сказала Гермиона, откидываясь на спинку кровати. Боль в руке наконец начала утихать.

– Пуговицы-тринадцать-Сангома, – произнёс Гарри, и с лёгким щелчком оковы раскрылись. – Прости меня пожалуйста, я не…

– На это нет времени, – перебила Гермиона, – и вообще, не глупи. Как мы всех освободим?

Гарри стиснул зубы и начал потирать виски.

– Я не знаю. Существует контрзаклинание, но я не дал Мельду рассказать мне о нём, как раз по вот этой причине. Берётся та же словесная формула – Эгестиментис – и в конце добавляется что-то ещё. Но я не знаю, что.

Гермиона опустилась на колени рядом с Мельдом и прижала руку к его шее.

– Доставай аптечку. Может быть, мы сможем его разбудить и каким-то образом вытащить из него кодовое слово.

Гарри сел рядом и открыл кошель-скрытень.

– Аптечка, – сказал он. В руку прыгнула маленькая белая коробочка, Гарри открыл её и достал Чудесный коагулянт Хаверфорда и несколько бинтов. – Беллатриса Блэк у нас уже несколько недель, и только вчера удалось безопасно вытащить из неё кое-какие сведения. Думаешь, мы сможем сломать его за те несколько минут, пока никто сюда не заглянул, и вдобавок не превратиться снова в марионеток?

– Справедливо, – согласилась Гермиона. – Но у меня ведь даже нет палочки, не говоря об остальном, так что я даже не знаю, что нам ещё остаётся. Ты сможешь оглушить всех в одиночку? Может ты тайно учился дуэльному мастерству у Седрика, или что-то в этом роде? – спросила она, убирая руку с горла раненого волшебника.

Гарри молча закатил глаза и выдавил оранжевый гель на шею Мельда. Кровь, бегущая из рваной раны, начала замедляться и вскоре совсем остановилась.

– Твои вещи, в том числе и палочка, в переговорной, но я могу предложить тебе запасную. Прямо здесь, в клинике. Я хотел спрятать её особенно надёжно, даже от остального Тауэра. А пока возьми мою.

Он протянул ей свою палочку. Гермиона приняла её здоровой рукой. На второй руке рана уже затянулась, но требовалось ещё как минимум пара десятков минут, прежде чем ей можно было бы воспользоваться. Гермиона поморщилась, глядя на культю, которая покрылась свежей розоватой кожей и пульсировала болью в такт сердцебиению.

– Теперь я трансфигурирую Мельда, – сказал Гарри. – Мы не можем его убить: возможно, он действительно понадобится, чтобы всех освободить. Дай-ка назад на минутку.

Гермиона неохотно протянула ему палочку: это оставляло её без оружия, а Гарри был плохим дуэлянтом. Гарри прижал палочку к груди волшебника. Мельд начал сжиматься, меняя цвет.

– Это ведь и правда Герпий Злостный, изобретатель заклинания Крестража, – сказал Гарри, поднимая глаза.

Гермиона задумчиво кивнула:

– Ожидаемо.

Она встала и подошла к занавешенному входу в их палату.

– Это заклятие… рабство. Долго ты был в таком состоянии? Давно он здесь?

– Пару дней, – одними губами ответил Гарри. – Было больно. Как будто сражаешься сам с собой. Одна часть моего разума изо всех сил пыталась вырваться, а другая словно потеряла память, не могла ничего сделать. И это была самая сильная моя часть. – Он замолчал, глядя отсутствующим взглядом куда-то сквозь Мельда, который стремительно уменьшался. – Меня пугает зависимость. Мне кажется, именно так она и ощущается.

Мельд исчез. Вместо него на полу лежал маленький белый камень.

– Тогда тебе нужно подготовить план и на этот случай, – решительно сказала Гермиона. Соберись, Гарри. – Сколько по-твоему у нас есть времени, прежде чем кто-нибудь…

Отдёрнув занавеску, в палату вошёл Седрик Диггори в сопровождении двух авроров. Он удивлённо открыл рот, собираясь что-то сказать. Авроры за его спиной оказались быстрее, их палочки уже были наготове.

Палочка всё ещё у Гарри. У меня – ничего, даже хуже: всего одна рука. Нужно сократить дистанцию.

– Είναι ο ίδιος! – решительно обратилась к ним Гермиона и сделала широкий уверенный шаг навстречу. Её греческий был ужасен: она выучила лишь несколько основных слов перед налётом на каппадокийскую крепость Гёреме, но это было неважно. Им, как и мне, был установлен безусловный приоритет: подчиняться Мельду и защищать его. Для меня это преимущество. Плюс внутренний конфликт должен их тормозить.

Однако, они были слишком хорошо обучены и слишком опытны, чтобы это сколь-нибудь значительно повлияло на скорость их реакции. Она всё ещё была слишком далеко, когда они оправились от удивления и решили, что лучше сначала оглушить, а потом разбираться. Молодцы, правильное решение. Хотя сейчас оно и усложняет ситуацию. Лица авроров ожесточились, а руки снова были напряжены. Седрик тревожно расширил глаза и выхватил свою палочку.

Гермиона вытолкнула на поверхность сознания меланхолию ноября и воспоминания о запахе горящих листьев и сделала нечеловечески сильный рывок вперёд. С кристальным звоном перед ней материализовался призматический щит, сплошной стеной отгораживая вход в палату.

Не помогло. Аврор слева от Седрика выпустил две Бертрамских молнии, одну поверху, вторую понизу. Второй аврор неотрывно следил за Гермионой палочкой и бросал Оглушающие проклятия по ходу её движения. Ещё в полёте Гермиона услышала, как призматический щит разлетелся на куски, и почувствовала лёгкое онемение от близко прошедшего Оглушающего проклятия.

– Ступефай! Ступефай! Экспеллиармус! – успел прокричать Гарри, прежде чем она приземлилась. Гермиона врезалась спиной в Седрика и повалила его с ног. Он упал сверху и, прижимая её к полу, попытался направить на неё палочку.

Один из авроров призвал перед собой Роджеров щит, практически без усилий отражая атаки Гарри этим разноцветным кругом. Второй аврор направил свою палочку на Гермиону, готовясь бросить проклятие. Ему мешал Седрик, но это не имело значения, поскольку он хотел её только оглушить. До аврора было слишком далеко, а оружия у неё всё ещё не было. Попытаться отнять у Седрика палочку?

Точно. Седрик.

Здоровой рукой Гермиона схватила Седрика за ногу. Она успела увидеть, как его лицо исказила гримаса ужаса. Она потянула за ногу, прилагая неимоверное усилие наверх и в сторону. Поднять его таким образом она не могла, ему бы просто оторвало ногу, так что Гермиона просто швырнула его параллельно земле и сбила с ног второго аврора. Двое волшебников покатились по полу.

Оставшийся аврор переключил на неё внимание лишь когда стало уже слишком поздно. Гермиона уже была рядом, и лёгким ударом по голове вырубила его.

Гарри бросился вперёд и оглушил оставшихся двоих. Они застыли, так и не успев распутаться. Гарри бросил ей палочку, и она поймала её здоровой рукой.

– Последняя палата, – сказал он. – Пароль – «роскошный пятидесятый бьюик».

Гермиона кивнула.

– Убедись, что эти трое в порядке.

– Иди, – ответил Гарри, доставая аптечку.

Она перепрыгнула через аврора, которого только что вырубила, и выбежала в главный коридор клиники. Перед ней был длинный ряд палат, закрытых занавесками. В мгновение ока она оказалась на другом конце коридора, у дальнего края общего отделения. В это время в двери появился ещё один аврор – Хидли Кванон. Гермиона заметила, что палочка Кванон уже была наготове.

– Ступефай! – выкрикнули одновременно Кванон и Гермиона.

Гермиона при этом нырнула в сторону, в одну из палат, выцепляя из разума нужные воспоминания для нового призматического щита. Кванон, в свою очередь, поразительно быстро подняла стену Азарийского Огня вместе с красным туманом Расплаты Бартоломео, а затем успела вернуть свою палочку в дуэльную позицию Пфлуг. Её щиты поглотили заклинание Гермионы, и Кванон тут же бросила три Бертрамские молнии с расстоянием в шаг, избегая призматического щита и целясь с упреждением. Гермиона ощутила, как они пронеслись мимо – тускло-жёлтые искры не попали в цель только благодаря её скорости и удаче.

Едва Гермиона вскочила на ноги, в палату вбежала Кванон, на ходу поднимая новую стену Азарийского Огня – прикрытие для атаки. Но теперь она ударила по полу.

– Орбис.

Гермиона почувствовала, как камень под ногами становится мягким и затягивает её, словно трясина. Она лучше меня умеет использовать цепочки заклинаний и точнее стреляет. Если потеряю мобильность, мне конец, подумала Гермиона.

Ей вспомнились уроки Хмури: как только понимаешь, в чём заключается твоё преимущество, старайся использовать его как можно больше. Она решила пожертвовать выгодным расположением и зачаровала камень пола, который послушно вспучился вверх, сформировав искривлённую каменную стену между ними. Затем она с силой оттолкнулась, зарываясь пальцами ног глубже в каменную трясину, и прыгнула вперёд.

Было слышно, как за стеной Кванон начала накладывать руны равновесия – оборонный манёвр. К несчастью для Кванон, у Гермионы не было на это времени.

Она на полной скорости протаранила каменную стену плечом, разбивая её на осколки, и оказалась перед ошарашенной Кванон, которая всё ещё рисовала в воздухе оранжевые символы. Гермиона оглушила её красным искрящимся проклятием.

Тяжело дыша, Гермиона подбежала к палате в конце коридора.

– Роскошный пятидесятый бьюик, – произнесла она, потирая плечо.

Гладкий камень стены в одном месте едва заметно сместился. Гермиона подошла к нему и осторожно прикоснулась. Камень повернулся как дверца на невидимых петлях, обнажая небольшую нишу в стене.

В нише лежала бузинная палочка. Гермиона узнала её. Когда-то она принадлежала Альбусу Дамблдору, потом перешла к Лорду Волдеморту. Он, в свою очередь, передал её Гарри Поттеру, который, насколько поняла Гермиона, стал её законным владельцем по праву победителя.

Пока его не победила Беллатриса Блэк, осознала Гермиона. Прямо перед тем, как я проткнула её кулаком.

Гермиона Грейнджер подняла свою палочку.

45. Омофоны

Гермиона взвесила в руке Бузинную палочку. Она была длиннее обычной палочки и имела причудливую форму: на её поверхности были вырезаны небольшие узелки. До этого Гермиона видела её лишь пару раз, Дамблдор редко доставал её в присутствии учеников, но не узнать её было невозможно.

Гермиона сжала палочку в руке и вдруг осознала, что новый голос присоединился к гимну, играющему внутри неё. Этот гимн звучал уже давно, но она никогда раньше его не замечала. Он воспевал борьбу и триумф, и чувствовать его глубоко внутри себя было так же естественно, как чувствовать биение собственного сердца.

Что ты умеешь? На что способна? Как ты можешь мне помочь? – спросила Гермиона у этой мелодии. Никакого ответа. И никаких указаний на возможности и природу палочки. Гермиона знала, что Гарри не использовал её с тех пор, как начал жертвовать частицы своей магии – одну за другой, год за годом – чтобы возвращать людей к жизни. Посвятив себя этому, он сосредоточил усилия на организации, планировании и руководстве… Что ж, он никогда не собирался становиться волшебником, владеющим тайной магией невероятной силы, так что носить бузинную палочку в кармане было скорее обременением, чем преимуществом.

– Её слишком опасно держать при себе, я не хочу рисковать. Тем более что мы едва понимаем её, – сказал он. – Мы даже точно не знаем, как палочка переходит к новому хозяину, что для неё означает «быть побеждённым». Если, допустим, я проиграю в какой-нибудь игре, или буду зачарован, или попросту убит, то мне бы не хотелось, чтобы «победитель» мог просто протянуть руку и забрать древнее устройство такой силы. Она усиливает все твои заклинания, но кто знает, на что ещё она способна, окажись не в тех руках? Наши исследования не смогли обнаружить её скрытых свойств, но если предположить, что этот артефакт сродни Мантии Истинной Невидимости, должен быть ещё один секретный уровень.

В любом случае, сейчас это неважно. Какая бы невидимая сила ни таилась в палочке, Гермиона в тот момент была рада и усилению магической силы. Против них целый Тауэр, зачарованный делать всё, чтобы спасти Мельда. Не было больше ни непредвиденных обстоятельств, ни хитрых планов. Возможно, существовал ещё один план, ещё один уровень, скрытый от её памяти так же, как Кубок… но что-то она сомневалась. Нет, похоже теперь остались только она и Гарри, плечом к плечу против остального мира.

Гермиона легонько махнула рукой, палочка оставила за собой серебряный искрящийся след. Работа легендарных Певереллов, один из трёх Даров Смерти. Эта мысль вернула её к настоящему. Нам нужно попасть в переговорную, там мои вещи. Мантия поможет вызволить Эстер и Хиори, если они ещё не зачарованы, и вытащит нас отсюда. И уже тогда мы сможем заняться планом по освобождению всех остальных.

Гермиона опустила палочку и осмотрела повреждённую руку. Она постепенно заживала, скрученная розовая плоть на культе обрастала свежей кожей. Через несколько минут рукой можно будет пользоваться.

Преисполненная решимости, Гермиона вышла из палаты и направилась к Гарри, который остался на другом конце общего отделения. Он уже запечатал другой вход дверью из гоблинского серебра и теперь шёл навстречу быстрым шагом. Гарри выглядел помятым: его волосы, как всегда собранные в хвост, растрепались, а простая мантия была перепачкана кровью. Шрам на лбу, обычно незаметный, сейчас ярко выделялся белёсой молнией на фоне раскрасневшегося лица. Вокруг глаз темнели круги.

Они встретились в середине коридора. Гермиона развернулась, и они зашагали рука об руку, не сбавляя скорости.

– Переговорная недалеко, – сказала она. – Пройти мимо выписной, завернуть за угол, и до конца коридора. У нас получится.

– Когда они придут, попробуй прорваться. У тебя больше шансов. А потом ты сможешь всех спасти, – ответил Гарри, крепко сжимая палочку. Он протянул ей белый камень, который был Мельдом, Гермиона прикоснулась к нему палочкой и на долю секунды сфокусировала волю, чтобы трансфигурировать его текущую форму саму в себя, тем самым перенимая контроль за процессом её поддержания.

Она не стала отвечать, а он не настаивал. Между собой они давно уже не притворялись и не отыгрывали роли. Она не сказала, что не бросит его, и что у него больше шансов придумать план, как всё исправить и освободить Тауэр. Он не ответил, что куда важнее, чтобы хоть кто-то выбрался, и что слишком многое зависит от того, останется ли хоть кто-нибудь на свободе. Ни ролей. Ни лишних слов. Только Гарри и Гермиона.

В конце коридора появился незнакомец. Он бежал со всех ног, но увидев их, резко остановился. Судя по всему, аврор, подумала Гермиона. Среднего роста, среднего веса, совершенно незнакомое лицо. В руке палочка.

Аврор по-волчьи ухмыльнулся, и она поняла.

Аластор.

Он даже не пытался замаскировать язык тела, плечи были сгорблены, а ноги уже в правильном положении для Мецо Пассо. В руке была его основная палочка. Он выглядел точно так же, как сотни раз до этого в десятках других обличий, очередным утром проверяя её и четверых других учеников. Выглядел подготовленным.

– Гермиона. Гарри. Вы освободились, – сказал он. Незнакомый голос, но знакомая резкость и хриплость. – Молодцы.

– Аластор, – спокойно сказала она. – Мельд мёртв.

– Мы должны найти способ его вернуть, во что бы то ни стало, – сказал Гарри, стоя рядом с ней.

Аластор покачал головой, всё ещё ухмыляясь, и укоризненно постучал по виску пальцем свободной руки. Глаз Вэнса, заменяющий ему настоящий глаз. Он видел, что в комнате не было Мельда, и видел белый камень в кармане её мантии. Он всё знал.

Из чего следует, быстро пронеслось в голове у Гермионы, так быстро, что это едва ли можно было назвать оформленной мыслью, что совсем скоро здесь будет толпа авроров, и он пытается задержать меня болтовнёй, а ещё он может видеть сквозь все перегородки и палаты, поэтому у него тактическое преимущество, и он знает, что я это понимаю, а ещё знает, что у меня не так много вариантов, и знает, что у меня Бузинная палочка – дополнительный стимул сразиться с ним лично, так что он не станет просто оглушать, нет глупо, глупо, конечно же станет, но кроме того он попытается замедлить меня как-то ещё, Гарри – моё слабое место, он также ударит по нему, заставляя меня подставиться для его защиты, следи за этим, следи за этим.

Они начали одновременно. С невообразимой скоростью Аластор взмахнул перед собой палочкой, повернулся боком и бросил два проклятия, так быстро и неразборчиво, что она не узнала их издалека. Никакого видимого эффекта не последовало. Одновременно с этим Гарри поднял палочку и начал читать заклинание Промедления Шахрияра. Не успел он закончить и первого жеста, как Гермиона резко оттолкнула его в сторону. Его отбросило в палату, прямо через тонкую тканевую перегородку на металлическом каркасе.

Гарри ещё был в воздухе, когда Аластор начал следующую атаку, а Гермиона подняла защиту. Не привычный Роджеров щит, а Азарийский Огонь. Этому заклинанию научил её Хмури, что делало его использование одновременно рискованным и перспективным: с одной стороны Аластор хорошо его знал, а с другой, оно должно было напомнить, как близки они были. Гермиона не рассчитывала, что Прикосновение Леты можно побороть: в те несколько мгновений, что она испытывала его на себе, оно не ощущалось каким-то выделенным ограничением, чем-то, с чем в принципе можно бороться. И всё же это Аластор, какая-то его часть всё ещё должна быть уязвима к эмоциональной атаке.

Однако это нисколько не замедлило начальника безопасности Тауэра, но и её щиты он трогать не стал. Мудро: голубое пламя, вспыхнувшее перед Гермионой, горело необычайно ярко и куда жарче, чем она когда-либо видела. Бузинная палочка.

– Редукто, – Хмури метнул заклинание в потолок, и несколько камней взорвалось в пяти футах над головой Гермионы. Она была готова и заблаговременно подняла над собой Роджеров щит. Это оставило её палочку в нижнем квадрате, чем она и воспользовалась, резко повернув запястье вправо.

– Гоменум Ревелио, – произнесла она, не обращая внимания на падающую сверху каменную крошку.

Она ощутила холодные потоки ветра с четырёх сторон: от Гарри, который поднимался на ноги слева от неё; от Аластора впереди, который произносил ещё одно заклинание без видимого эффекта; и от двух авроров, крадущихся в её сторону то ли под чарами разнаваждения, то ли в мантиях-невидимках, а скорее всего – и то, и другое. Авроры уже преодолели почти половину дистанции.

Гермиона мгновенно оглушила одного из них, а на обратном ходу палочки призвала позади своего Азарийского Огня Призматический щит. Второй аврор перешёл в атаку, присоединяясь к Аластору, который тем временем поднял новые щиты. Гермиона бросила несколько быстрых заклинаний из-за стены голубого пламени. Бузинная палочка усиливала каждую атаку: Бертрамские молнии летели быстрее мысли, а оглушающие проклятия были широкими и яркими, они словно сами жаждали найти цель, хотя Гермионе приходилось выпускать их сквозь собственные щиты. Она увернулась от нескольких ответных проклятий и рассеяла анестезирующий газ, который создал разнаваждённый аврор, чьё расположение она всё ещё примерно ощущала. Конкретного рассеивающего заклинания не потребовалось, хватило простого Фините Инкантатем.

Слева в палате Гарри пригнулся к полу с палочкой в руке, стараясь не высовываться и готовясь в любую секунду защищаться. Он использовал простое заклинание, чтобы расчистить линию обзора до Хмури, но пока не вмешивался.

Увернувшись от очередного оглушающего проклятия, Гермиона увидела двойную вспышку: Медленные Клинки Крайне Своеобразного Разрушения врезались в её Азарийский Огонь. Она поняла, что это были те два заклинания без эффекта, которые Аластор выпустил в начале. Но было ещё и третье. Быстро нейтрализовав очередное оглушающее проклятие Руной Отмены, Гермиона взмахнула рукой в сторону Гарри, отчаянно надеясь заблокировать третий Медленный Клинок Аластора Расплатой Бартоломео.

И только потом она поняла, в чём была уловка, поняла, что Аластор вынудил её повернуться к себе спиной.

– Лаганн! – услышала она голоса нападающих, и её Азарийский Огонь потух.

Гермиона не стала пытаться развернуться, наоборот, она поднялась на носочки и закружилась в быстрых шене в сторону ряда белых палат. В ту же секунду по месту, где она только что стояла, ударило проклятие Кровавых ног, окрашивая пол в тошнотворный пурпур. Гермиона подняла палочку в дуэльную позицию Пфлуг, а ноги выставила в Мецо Пассо. Она уже практически не осознавала, где находится разнаваждённый аврор, но Ревелио подсказывало, что тот быстро приближался. Она почувствовала, как внутри поднимается волна паники – даже с Бузинной палочкой Аластора было очень сложно побороть, а тут ещё и аврор.

Едва эта мысль пронеслась у неё в голове, как пол в пяти футах перед ней провалился, образуя тёмную дыру, от которой во все стороны расползлись трещины. Выглядело так, словно от квадратного метра пола осталась только тонкая плёнка сверху, а остальное расплавилось. Когда аврор наступил на эту ловушку, плёнка не выдержала, и он по инерции упал вперёд, в густую серую жижу, которая обхватила его и начала затягивать вниз, проявляя силуэт человека.

Гарри поднялся на ноги слева от Гермионы, довольный собой. Аврор пытался выбраться из липкой пены, трансфигурированной под тончайшим слоем камня, но только загонял себя всё глубже, и ему определённо было не до продолжения схватки.

Волчья ухмылка Аластора исчезла. Он бросился в атаку, обрушивая град проклятий на Гарри и Гермиону.

Гарри наблюдал за дуэлью Гермионы и Хмури со странной смесью восхищения и замешательства, словно за профессиональным матчем по крикету (или квиддичу, если на то пошло, который всегда казался Гарри чем-то похожим на смесь рэгби и тестового крикета, только в сотне ярдов над землёй). Он знал правила и понимал основную тактику, но осознавал, что множество ходов и трюков он даже не замечает, не говоря уже о том, чтобы их оценить.

И Гермиона, и Аластор казались несокрушимыми. Время от времени Гарри доводилось видеть дуэли самого высокого уровня, но это… ничего подобного он не видел уже много лет, с той мрачной ночи в Азкабане. В целом это и понятно: и Хмури, и Гермиона были умелыми боевыми волшебниками, умными и изобретательными. Богатый опыт и параноидальная осторожность Хмури (а также две рабочие руки) против нечеловеческих рефлексов Гермионы и её Бузинной палочки. Но главное, поединки и тогда и сейчас не были смертельными. Ни Хмури, ни Гермиона не собирались убивать друг друга – Хмури скорее всего хотел сохранить важный ресурс для Мельда – а в Азкабане аврор следовал протоколу (а Волдеморт играл со своей добычей). Дуэли насмерть, подумал Гарри, обычно заканчиваются гораздо быстрее.

Он продолжал прижимать палочку к полу, стараясь помочь Гермионе. Первым делом он создал воздушный канал для пойманного в ловушку аврора, трансфигурировав цилиндр из пены в перья. Затем он попытался лишить Хмури опоры под ногами тем же способом, что и аврора, но Глаз Вэнса не дал застать его врасплох. Зная, чего ожидать, Хмури следил за любыми изменениями в камне вокруг себя. И всё же ему пришлось потратить время, чтобы развеять подкрадывающуюся трансфигурацию, что позволило Гермионе сбить один из его щитов сверкающим синим проклятием. Гарри продолжил придерживаться той же стратегии, снова и снова применяя частичную трансфигурацию, чтобы сбрасывать с потолка куски камней, превращать участки стены за спиной Хмури в эфир и закись азота и убирать опору из-под ног. Он пробовал всё, что можно было провернуть без риска для жизни и достаточно быстро, прежде чем Хмури заметил бы изменения в камне.

Гермиона закрылась тремя последовательно появляющимися щитами от трёх проклятий, и, сделав выпад в сторону, контратаковала ярко-жёлтыми молниями. Хмури повернулся, пропуская их мимо, и поднял новый щит. Гарри заметил, что бешено вращающийся Глаз Вэнса на некоторое время застыл, глядя назад, зрачком внутрь головы.

Его подкрепление уже почти здесь – мы потратили слишком много времени на схватку. Должно быть, они готовили что-то по приказу Хмури на случай его поражения. Пора заканчивать.

В конце концов, как нередко бывает в бою, им просто улыбнулась удача. Гарри превратил часть потолка в бензокаин, и мощный анестетик объемом с бладжер окатил Хмури в тот самый момент, когда Гермиона уничтожила его последний щит, защищавший от физических соприкосновений. Ему облило руку и грудь.

Аластор отряхнулся, забрызгав пол, но было уже поздно. Через секунду палочка выскользнула из его стремительно немеющей руки, но это не уменьшило его решимости: он перехватил её второй рукой и попытался поднять защитные барьеры. Гермиона использовала Бузинную палочку, чтобы мощными заклинаниями их разбить.

Они победили не драматично, красиво или хитро… а лишь благодаря ошибке оппонента. Жизнь – это не пьеса, и иногда так случается.

Гарри подумал о потраченных впустую последних словах Волдеморта, о мгновении бессмысленной злобы. Иногда так случается.

Хмури открыл рот, собираясь что-то сказать, но Гермиона, не дожидаясь, оглушила его. Застыв в неловкой позе, он опрокинулся на пол. Гермиона подошла ближе и крикнула через плечо:

– Зови на помощь, а я пока проверю, всё ли с ним в порядке.

Гарри призвал мысль о неудержимом человечестве, которое переросло и преодолело смерть, время и боль. Это было не труднее, чем просто улыбнуться.

– Экспекто Патронум.

Перед ним появилась человеческая фигура, излучающая мягкое серебристое свечение, от которого на душе становилось тепло.

– Отправляйся к директору МакГонагалл и скажи, что все в Тауэре, за исключением Гарри и Гермионы, попали под контроль преступника по имени Мельд. Он управляет Малфоем, Хигом, Хмури, Боунс и всеми аврорами Тауэра. Необходимо предупредить Министерство и Вестфальский Совет, – сказал Гарри. Затем он повторил это ещё раз, на случай, если директриса будет слишком поражена, чтобы верно понять всё с первого раза. С тех пор, как она отклонила его предложение помогать ему в управлении Британией, они виделись достаточно редко, всего несколько раз в год. Она осталась преподавать и администрировать учебный процесс, и как ему казалось, ей это нравилось. Возможно, она не готова в один момент снова оказаться втянутой в подобного рода безумие. Но она вступится. Как и всегда.

Светящаяся человеческая фигура развернулась и, игнорируя стены, двинулась прямиком к выходу из Тауэра широкими шагами, которые переносили её на неожиданно большое расстояние.

Гермиона поднялась на ноги рядом с оглушенным Хмури.

– Он в порядке.

Не говоря больше ничего, они побежали по коридору к незапечатанному выходу.

Время поджимает. Нужно добраться до переговорной. Нужно бежать. Мы не сможем победить весь Тауэр, даже с Бузинной палочкой. Гарри снова мысленно обругал прошлого себя за некстати проявленную дальновидность. Мельд сказал, что заколдованных Прикосновением Леты можно освободить, если заново произнести заклинание, добавив в конце какое-то слово или несколько слов. Гарри не позволил Мельду раскрыть эти слова, опасаясь сценария, который как раз и произошёл.

Надо радоваться, с иронией подумал он, пока они бежали по коридору, что заклинание вообще можно отменить. Кажется, это всегда так… Странного рода «закон сохранения магии». Эффект заклинания не может быть непрерывным и вечным, если не было необратимой утраты чего-либо, как в случае жертвоприношения, или нет постоянной подпитки «энергией», как в случае Хогвартса, который был создан на лей-линии. Своего рода удивительный моральный баланс, одна из тех странных вещей, которые наводят на мысль, что всё это – спроектированная система.

Когда-нибудь он найдёт её создателей – будь то атланты, или неизвестная цивилизация до них, или ещё кто-то – и получит ответы. А может даже поможет им исправить некоторые уязвимости, например существование Смертельного Проклятья.

Через несколько секунд они были у выхода из клиники. Тауэр имел форму огромного равнобедренного треугольника с Зеркалом в вершине. Клиника располагалась вдоль одной стороны комплекса, а исследовательские отделы – вдоль другой. Более крупные отделы, такие как Материальные Методы и Раскрытие Расширений, располагались в основании треугольника, где было больше места. В центре находилась переговорная. Недалеко.

Когда они подошли к выходу, Гермиона остановила Гарри, подняв руку, которая постепенно возвращала нормальный вид, но всё ещё была розовой и напоминала кусок сырого мяса. Но, по крайней мере, у неё снова было две руки. Гермиона попыталась выглянуть.

И почти сразу же дернулась назад, едва избежав нескольких оглушающих проклятий и потока пламени из огненной ловушки, который опалил ей прядь волос.

– Они приготовились и ждут, – сказала она, нахмурившись. – Невилл, близнецы и та русская ведьма, плюс больше десятка авроров. И на следующих оборонительных позициях их будет ещё больше.

– Как только они установят защиту, они будут штурмовать клинику, – сказал Гарри, тоже нахмурившись. При этой мысли он сжал палочку крепче. – В Материальных Методах есть оружие… кое-что в разработке.

Пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, пусть окажется, что я предвидел это и создал еще одну страховку на случай непредвиденной ситуации. Он поискал в своем мозгу слова, которые могли быть кодом активации в минуту отчаяния.

Когда ему было семь, он придумал набор сигналов на случай, если его похитят, возьмут в заложники, несправедливо посадят в тюрьму и на ряд других сценариев. Он заставил своих родителей выучить его наизусть, и потом целый месяц проверял, как они его запомнили. Может быть, один из них сработает? Этот ностальгический порыв к личным воспоминаниям накатил на него в минуту опасности… может, он всё-таки приготовил тайную Ложку Спасения из Полной Задницы, и она среагирует на один из его сигналов?

– Чамбл спаз, – сказал он громко и с надеждой. Ничего не произошло, только Гермиона повернулась и удивлённо посмотрела на него. – Чамбл-спаз-чамбл-спаз, – повторил он. По-прежнему ничего. – Анатидафобия! Анатидафобия анатидафобия! Плиппи плоппи сырный нос!

Нет… ни внезапного удара грома, ни волшебных кентавров-спасателей.

Гермиона продолжала смотреть на него, в её карих глазах появилось беспокойство.

– Просто пробую некоторые возможные секретные команды, которые я мог заставить себя забыть, – объяснил он.

– А-а, – сказала она. – Я было подумала, что у тебя приступ. – Она повернулась к двери и ухватилась за серебряный гоблинский щит.

– Что ты делаешь? – сказал Гарри, поднимая руку, чтобы остановить её, – Мы не можем закрыть клинику и надеяться на спасение. Мы не продержимся столько времени, сколько понадобится подкреплению снаружи, чтобы пробиться в Тауэр.

– Ты прав, – сказала она, выкатывая щит в дверной проём до характерного щелчка. – Поэтому и нам нельзя пытаться пробиться сквозь подготовленную оборону. Вместо этого мы пожертвуем нашей позицией для отступления. – Она указала на стену. – Вырежь большой прямоугольник. Я проломлю его и вырублю их с тыла. С разрушенной стеной нам некуда будет отступать, но там в любом случае достаточно людей, чтобы проломить её за пятнадцать минут простыми Редукто.

– Так у нас не будет пути назад, – сказал Гарри. Но он уже подошел к стене, на которую она указала, и коснулся её палочкой.

– Его никогда и не было… с тех пор, как я встретила в поезде одного очень раздражающего мальчика, – сказала Гермиона. Он обернулся и увидел натянутую улыбку на её лице.

Потребовалось всего мгновение, чтобы трансфигурировать камень по тонкому контуру будущего дверного проема в смазку. Прямоугольный каменный блок был теперь отделен от стены и готов к перемещению. Старый трюк – фактически один из его первых трюков с частичной трансфигурацией. Он отошёл в сторону.

Гермиона подошла к камню, сжимая и разжимая кулаки, и Гарри почувствовал, как его желудок сжался от напряжения. Она положила ладони на блок и ухмыльнулась.

– На самом деле, это я виновата, что знаю шесть кварков.

Она покачала головой, как бы сожалея, а затем сделала резкий толчок.

Огромный каменный блок медленно и неохотно заскользил, но Гермиона рванулась вперед, врезаясь в него плечом, и с силой богини выбила плиту из стены. Блок опрокинулся и с неистовым грохотом упал на пол, сила падения была такой, что зубы затрещали в голове у Гарри.

Гермиона бросилась следом, метнув в проход несколько заклинаний ещё до того, как оказалась в коридоре. Гарри услышал звуки битвы.

– Левый фланг, – настойчиво окликнула она его, и он шагнул вперёд и поспешно коснулся палочкой камня.

Он начал трансфигурацию, медленно двигая точку изменённой материи всё дальше от себя. Он не мог видеть сквозь проход, поэтому оставалось только догадываться, на каком расстоянии нужен эффект; он знал Тауэр как свои пять пальцев, но не знал, где именно в данный момент находится противник. Чем больше была площадь, тем больше времени требовалось, поэтому он решил трансфигурировать ловушку того же размера, что и раньше, точно так же превратив каменный блок в липкую пену под тонким слоем камня.

Всё это время он слышал, как выкрикивались проклятья и отдавались приказы. Он слышал треск огня и свист заклинаний. И всё это время Гермиона продолжала колдовать, едва успевая произносить магические формулы. Она не делала пауз, чтобы перевести дыхание. Это сила Бузинной Палочки? Или это её собственные способности?

Прежде, чем Гарри окончил трансфигурацию, в коридоре послышался треск и шипение пены. Гарри отменил чары.

– Правый фл… – выкрикнула Гермиона, но прежде, чем она успела закончить, прогремел взрыв, и её швырнуло сквозь дыру в стене, как куклу, а следом повалил густой чёрный дым. Она проломила две больничные перегородки и безвольно рухнула на пол. Её одежда тлела.

– Я попал! – донёсся из коридора радостный крик Невилла Лонгботтома, – Не волнуйтесь, с ней всё будет в порядке! Заряжай!

Что там у Невилла? У него что, гранатомёт?

Гарри метнулся к дыре и поднял палочку. Надо выиграть время.

– Призматис! – выпалил он.

Сияющая радужная стена скрыла отверстие в то самое мгновение, когда из коридора показался Джордж Уизли. Он увидел радужный щит, проверил свой заряд и ухмыльнулся.

– Привет, – начал он.

– Гарри. – закончил Фред, становясь рядом с братом.

Они оба подняли палочки. Гарри бросил взгляд на Гермиону, которая по-прежнему не шевелилась. Она выглядела тяжело раненой, её тело было скрючено, конечности переломаны, а невидящие глаза смотрели в потолок.

У Гарри опустились руки.

Всё это так глупо и так бессмысленно. Мы могли бы использовать Кубок как-то по-другому. Мы могли попытаться связать всех избыточными контрактами, по цепочке. Зайти так далеко, быть так близко к успеху, и прийти к такому концу… По крайней мере, мы действительно пытались. Мы бы могли всех спасти.

Это было бы идеально. Какой же всё-таки глупый и печальный конец. Как у Волдеморта, который пренебрег каждым шансом, который он имел, даже своим последним шансом кануть в небытие с достоинством. И теперь он навечно заточён где-то в Тауэре, в тюрьме из металла и магии, вне досягаемости Гарри.

– Лаганн! – крикнули близнецы, и Пронзающий бур разрушил щит Гарри.

Гарри отшатнулся.

Но даже в этот момент, когда всё было потеряно, он продолжал думать. Мысли проносились всё быстрее и быстрее, снова и снова прокручивались в голове последние секунды, проведённые с Профессором Квирреллом – Лордом Волдемортом – и то, как он потратил их впустую.

Это презрительное последнее слово. Потраченное впустую последнее слово. Он почти слышал его снова, сейчас, когда близнецы подняли на него свои палочки. Холодный смех и полный насмешки и ненависти выкрик: «Пха!»

Пха.

Осознание обрушилось на Гарри, и это было как глоток сладкого воздуха для утопающего.

– Пха. Эгестиментис Пха, – громко произнёс он.

Близнецы покачнулись и заморгали. Они опустили палочки и уставились друг на друга, подняв брови.

Внезапно стало тихо. Очень тихо.

Впервые в жизни близнецам Уизли было нечего сказать.

46. Плотина

В конце концов, помощь прибыла. Как могло быть иначе? Директор МакГонагалл действовала профессионально и быстро, и в ответ на её просьбу Россия, Китай, Америки и Корея отправили своих лучших волшебников: бостонских брахманов, сибирских ракшаса, циньло и триратна. Однако после столкновения в Приёмной комнате им потребовалось ещё полчаса, чтобы развеять подозрения и враждебность. В сообщении Гарри говорилось, что в Тауэре все находятся под контролем врага, так что доказать, что это больше не так, было крайне сложно… К тому же гости принесли мрачные новости.

Магловские СМИ били тревогу – мир охватила настоящая истерия – то и дело поступали сообщения о массовых исчезновениях людей. Тысячи, а может и десятки тысяч человек внезапно пропали без вести. За один день опустели целые районы. Естественно, ведьмы-наблюдатели из разных стран передали эти новости магическому миру, но лишь немногие смогли понять истинное значение происходящего. Действия такого уровня были за гранью возможностей любого из ныне живущих. Ничего подобного не случалось уже многие поколения, с тех незапамятных времён, когда сражения между могущественными волшебниками в значительной степени строились на битвах между армиями вооружённых маглов, контролируемых магией и запугиванием.

Кроме того, вызывали беспокойство действия гоблинов. Уже было известно, что все семь гоблинских городов активно ведут переговоры друг с другом, а особенно – с Аклом. С помощью шпионов и шпионских чар стало известно, что гоблины начали собираться в огромных количествах на равнинах близ Акла, игнорируя риск быть увиденными маглами. Они разбили многотысячный лагерь, выставили вооружённую охрану и игнорировали любые обращения и предупреждения. Волшебникам оставалось лишь наблюдать, как они суетятся среди своих ярких палаток и механических серебряных зверей, и теряться в догадках.

Ходили разные слухи, множились подозрения. Чтобы обсудить события последних дней и свалившиеся на магический мир проблемы, пришлось потратить два изнурительных часа. Были отправлены запросы в разные правительства, каждую минуту приходили ответы. Была осмотрена камера Гриндевальда, проверены оковы Абику и надёжно укреплена Яма Тьмы, узилище Сарайи. Но все чудовища покоились в заточении, и встревоженные умы обратились к другим версиям. Упоминалось имя Мерлина. Упоминались атланты. Лишь немногие знали достаточно, чтобы содрогаясь, говорить о Тройке.

Некоторые реагировали очень плохо. Один провидец в Стамбуле сошёл с ума: он стал кричать о возвращении Dökkálfr, что было чистым безумием, ведь эти ужасающие феи исчезли с лица земли сотни поколений назад. А мальчик-слизеринец по имени Лоуренс почувствовал, как по его спине пробежал холодок, когда он прочитал последний выпуск Ежедневного пророка и понял, что снова надвигаются смертельно опасные события.

Гарри Поттер-Эванс-Веррес сидел в переполненной переговорной в окружении влиятельнейших и могущественейших людей на планете, готовя распоряжения для премьер-министра маглов и министра магии Кармел Н'гома, одновременно пытаясь понять реальные масштабы нависшей угрозы… Но несмотря на всё это он вдруг понял, что думает о Волдеморте.

Где же вы, Профессор? Вероятно, его можно было бы обнаружить с помощью таумометров, точно так же, как они находили крестражи. Но Гарри утратил не только воспоминания о том, где он спрятал тюрьму Волдеморта, но и как он её спрятал. Подумав об этом, он понял, что не может сам искать эту тайную комнату внутри Тауэра… это слишком опасно. Какие ловушки и ложные следы я расставил? Придётся этим заняться Гермионе, но согласится ли она? Да, согласится, когда я предложу ей представить бесконечный ад одиночного заключения и сенсорной депривации. Нужно будет…

– Гарри! – взволнованно окликнула его Мафальда Хопкирк, взмахнув рукой. Судя по всему, пышная начальница Невыразимцев пыталась привлечь его внимание уже некоторое время. Рядом с ней стояли Амелия Боунс и Рэдж Хиг, в которых тоже читалось беспокойство.

– Простите, – сказал Гарри.

Он поднялся из-за стола и оглядел переговорную. Остальные, похоже, не заметили, что он отвлёкся. Хмури и его помощники обговаривали что-то с несколькими американцами, китайцами и тремя представителями магловского правительства. Седрик торопливо объяснял что-то корейцам и стоящим рядом Гермионе и Шичинин – кстати, почему у Невилла синяк под глазом? Отчего-то побледневшая Амбридж молча сидела в углу, а два сферонавта (брат Перси Рон и Бэзил Хортон) говорили с Драко. Двое Возвращённых, Хиори и Эстер, и ещё несколько авроров стояли на страже.

Гарри сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, и повернулся к Хопкирк.

– Простите, Мафальда, – повторил он. – Тяжелая выдалась неделя. На чём мы остановились?

– У нас кризисная ситуация, – коротко ответила Хопкирк. Её обычно ровный командный голос дрогул.

– Пока мы были под контролем, мир сошёл с ума, – вздохнул Хиг, потирая свой широкий нос. – Мне нужно возвращаться, в Америках меня ждут неотложные дела. В Нью-Йорке, Рио-де-Жанейро и Мехико пропали без вести тысячи людей. Кроме того, бостонские брахманы Ван Ренселлер, Рэндольфс и Хардекнуд сообщают о других проблемах. Из заточения в Инферно вырвались два десятка тёмных ведьм и волшебников.

– Кто-то разрушил печати Ля Бока Дель Инферно? – резко спросила Боунс. Не дожидаясь ответа, она подозвала одного из помощников Хмури. – Отправьте Ударную Группу проверить Говарда. Протокол Геккон.

Лицо помощника побледнело, он поспешно вышел из комнаты.

– Наши аналитики из отдела прорицаний согласны с заключением Бюро Потребностей… – продолжила Хопкирк. – Происходит нечто глобальное. На несколько порядков превосходящее всё, что они когда-либо видели или слышали.

Её голос был спокойным, но напряжённые плечи выдавали тревогу.

– Время заморожено, – сказал Хмури, приближаясь. На его лице застыла мрачная гримаса. – Заморожено везде. Мы попытались организовать наблюдение и начать подготовку и потеряли двоих авроров. Скверная смерть. Похоже, это невозможно: в Японии повторили нашу попытку, и тоже ничего не вышло.

– Я связалась с Повисом, – сказала Гермиона, присоединяясь к совещанию вместе с Седриком и Драко. – Ург получил сообщения из Кёрда, и они подтверждают доклад Седрика. Тысячи гоблинов со всего мира собрались под Аклом.

– Аппарируют? – удивлённо спросила Боунс, – Большинство из них ведь только недавно получило палочки. – Она на секунду задумалась. – Хотя нет, вряд ли… Вероятно, они заранее сделали портключи. Давно начали готовиться.

Она мрачно нахмурилась.

– Мы знали, что они наращивают арсенал, – устало сказал Гарри. – Мы планировали, что… не знаю. Со временем наладим с ними дипломатические отношения. Так что нельзя сказать, что это неожиданность.

Ему вдруг скрутило живот. Умом он понимал, что неправильно так думать… Думать, что они обязаны ему только потому, что он наконец прекратил длившееся многие годы угнетение. Хороший человек перестаёт делать зло, потому что это зло, а не потому что ему что-то нужно от жертвы. Но всё же было горько.

– И это после всего, что мы сделали для этих подлых коротышек, – сказала Хопкирк. Хмури и Боунс мрачно закивали. Драко выглядел так, словно его разрывает между самодовольством и ужасом.

Гермиона, нахмурившись, взглянула на Гарри, но промолчала.

Гарри представил, какое разнообразие смертоносного оружия можно создать при помощи гоблинских технологий и капли изобретательности. Представил, какой ущерб может причинить огромная зачарованная толпа людей, даже обычных маглов. Представил, какой силой может обладать древняя магия по сравнению с современной. Представил, какое количество неизвестных факторов ещё проявят себя.

– Что мы можем, – резко сказал он, сглотнув подступившую к горлу желчь. – Что мы можем противопоставить врагу?

Начался примерный подсчёт ведьм и волшебников и оценка их эффективности при разных сценариях. К обсуждению присоединились главы циньло и ракшаса, помогая Хигу заполнить пробелы в данных. Все лгали друг другу, скрывая информацию о реальном количестве бойцов и утаивая наличие мощных артефактов, но, тем не менее, довольно скоро удалось получить примерную оценку боевой силы, на которую можно будет рассчитывать, если все члены Конфедерации предоставят своих людей.

В мире было около миллиона ведьм и волшебников, большая их часть концентрировалась в таких местах как Британия (по причинам, которые правильнее всего было бы охарактеризовать как «имперские»). Только половина из них имела нормальное магическое образование, и не все были способны сражаться. Учитывая всё это, по самым оптимистичным оценкам выходило, что даже в случае угрозы всему миру – например, при нападении гигантских армий маглов или гоблинов – в бой могли вступить пятьдесят тысяч волшебников. И из них только десятую часть можно было мобилизовать в кратчайшие сроки.

– А мы не слишком торопимся? – спросил Седрик после этих мрачных выводов. – Мы ведь даже не знаем, связаны ли между собой исчезновения людей, странное поведение гоблинов и нападение Мельда. С чего мы вообще взяли, что будет конфликт?

– Я думаю, – осторожно начала Гермиона, – что нам следует исходить из предположения, что все эти события так или иначе связаны между собой, пусть даже не очевидно, как. Случайных войн нам, конечно, начинать не стоит, но против нас ведь Тройка, а не Один. Где-то есть ещё два таких, как Мельд, к тому же он прямо сказал Гарри, что грядёт война.

– Мы должны предполагать худшее, – сказал Драко с лёгким презрением в адрес Седрика. – Но даже если у гоблинов или маглов будет численное превосходство, пусть даже три к одному, мы всё равно сможем победить. Если будем знать, куда они ударят, и будем готовы оперативно реагировать, то сможем отразить любую атаку.

Гарри поднял руку и подождал, пока станет тихо. Он посмотрел на мадам Боунс.

– Госпожа президент Международной конфедерации магов, вы позволите? – она нетерпеливо кивнула, и Гарри громко произнёс: – Нам нужно расставить приоритеты и организоваться. Нужно, чтобы между лицами, принимающими решения, была коммуникация. Нужно определить наиболее вероятные цели врага, сформировать основные силы наших армий. Нужно попытаться выяснить, кто за всем стоит – если это организовано – и чего они хотят.

Он указал на Хмури и Хига.

– Рэдж, я понимаю, что вы хотите вернуться к своим сотрудникам, но придётся им переместиться сюда, вы все нужны здесь. Ваша с Хмури задача – анализ наших уязвимостей… конкретно, уязвимостей нашего мира. Если получится, свяжитесь с Хи Джином из Рубинового Суда, пусть он возьмёт на себя руководство.

Затем Гарри повернулся к Драко и Боунс.

– Мадам Боунс, Драко, вы займётесь структурой управления и мобилизацией наших сил. Используйте всех, кого можно, и учитывайте возможность предательства, намеренного и непреднамеренного. Попросите о помощи министра и Перси.

Он повернулся к остальным.

– Наши товарищи из других стран должны назначить чрезвычайных полномочных представителей. Для вас в ближайшее время будут определены свои задачи. – Он глубоко вдохнул и затянул хвост туже. – Я думаю, Драко прав. Не все из вас знают меня лично, но я могу без лишней скромности сказать, что все присутствующие знают обо мне. Так что прошу, поверьте, у нас всё получится. Пусть мы не ожидали нападения, и у врага временное преимущество, в большинстве прямых столкновений волшебники обладают лучшей мобильностью и боевой мощью. Даже при самом худшем сценарии – возвращении к старым войнам из книг, с тысячными армиями маглов и гоблинов с их оружием – наши силы будут равны. Если мы не потеряем голову, мы справимся.

Многие люди уверенно закивали, приветствуя эту короткую речь. Поверив в него. Некоторые нахмурились или покачали головой. Они не нуждались в воодушевлении, или он их не убедил. Единицы выглядели разгневанными. Гарри не знал, почему.

– Здесь, в Тауэре, Мельд заставил нас пройти через ад, но благодаря нашему уму и подготовке мы победили. И мы можем сделать это ещё раз, если Тройка действительно планирует масштабное нападение, если действительно собирается выйти из тени. Они будут использовать силу старого мира, всё, что в прошлые времена служило залогом победы для злодеев вроде них. А мы будем использовать всю мощь нового мира, и мы победим.

Не успел Гарри закончить, как в дверях переговорной появился аврор. На его лбу была испарина, а в глазах стоял ужас. Следом вбежал ещё один аврор, девушка, она бросилась прямиком к Мафальде Хопкирк.

О, нет.

– Мадам Боунс, – дрожащим голосом произнёс первый аврор. – Армия маглов напала на Министерство. Всех эвакуировали, здание пока держится, но их тысячи. Тюрьма Говарда была атакована. Кроме этого…

Вдруг раздался короткий вскрик, Хопкирк покачнулась на месте, её лицо исказила гримаса. Все повернулись к ней.

– Тёмные феи были призваны в этот мир. Раздирающие плоть. Беснующиеся. Чудовища из моря зубов. О, Мерлин, нет, нет, нет… К чёрту маглов и гоблинов, тёмные феи вернулись. – Её голос звучал сдавленно, и эта потеря самообладания пугала больше, чем её слова. – Это не… мы не можем… о, Мерлин, за что? Не вызывай того, кого не сможешь повергнуть. Мы… мы… – Она снова покачнулась и тяжело оперлась на плечо помощника, дрожа от ужаса. – Мы все умрём, – прошептала Хопкирк. – Миру конец.

47. Ад

Трафальгарская площадь, Лондон

19 мая 1999 года

16:40

Низкий голос ведущего было плохо слышно через наушник, так что Андреа была вынуждена попросить повторить вопрос. Она прижала наушник плотнее к уху, чтобы лучше слышать бас ведущего и визуально оправдать необходимость повторения.

– Андреа, удалось ли вам что-нибудь узнать? Опишите в общих чертах, что происходит. – повторил Билл мягко и с участием, но при этом достаточно уверенно, чтобы это успокаивало. Андреа считала, что таких как он выращивают в колбах.

– Ничего не известно, все напуганы, Билл, – сказала она, качая головой и одновременно обдумывая оставшуюся часть ответа. – Мы не уверены, что именно происходит, но это что-то серьёзное… По официальным заявлениям, к югу отсюда произошёл некий инцидент – настолько опасный, что пришлось эвакуировать правительственные здания Уайтхолла: казначейство, старое адмиралтейство и всю резиденцию британского правительства.

– Правильно ли я понял, что нам пока не известны подробности? Выдвигаются разные версии: от выброса химикатов до атаки с применением биологического оружия, при этом многие эксперты считают, что этот инцидент связан с недавними массовыми исчезновениями людей по всему миру.

– Подробностей нет, Билл, однако из-за оцепления постоянно слышны звуки взрывов… полиция не даёт нам подойти ближе, – ответила Андреа. Особенно после того, что случилось со съёмочной группой Би-би-си. От мысли об этих несчастных, о том, что транслировалось с их камеры, по её коже пробежали мурашки.

Тогда вокруг монитора, установленного на задней двери грузовика Би-би-си, собралось семнадцать съёмочных групп. Все они поклялись ничего не рассказывать, пока не получат разрешение от властей. А что ещё оставалось?

Съёмочная группа успела проскочить до того, как было установлено полицейское оцепление. Журналисты шли по набережной Виктории, было слышно, как они перебрасываются тихими отрывистыми фразами, быстро шагая по бетонной плитке. На заднем фоне появился неразборчивый гул, он всё нарастал, и в какой-то момент стал таким громким, что вся группа замолчала, бросив попытки его перекричать. Солнце уже клонилось к закату, деревья отбрасывали длинные тени. Вокруг никого не было.

Съёмочная группа Би-би-си остановилась, они сняли общим планом реку и Биг Бен, а затем повернули камеру на юг, на безлюдную улицу с вереницей застывших машин и автобусов.

Вдруг камера покачнулась и нырнула вперёд, кто-то издал гортанный возглас удивления или испуга. Ничего не было видно, кроме размытого изображения тротуара, но когда камера поднялась наверх и вправо, на одну тошнотворно долгую секунду в кадр попала грузная женщина в плотном коричневом фартуке с широко раскрытыми немигающими глазами. Её волосы, выбившиеся из пучка, закрывали половину лица, в руках она сжимала толстую металлическую трубу. На трубе была кровь и чьи-то спутанные волосы. За её спиной виднелись и другие люди, сбившиеся в плотную толпу. Обтекая Мемориал авиации флота, они размеренно шагали вперёд, прямо к съемочной группе. Среди них выделялось несколько человек: мужчина с винтовкой в руках, ребёнок с ножом и женщина, прижимающая к груди что-то, похожее на большую трубу.

Наконец, камера пошатнулась и упала на тротуар, и запись оборвалась.

– Мы знаем, что Её Величество Королева в безопасности, как и премьер-министр Великобритании, – продолжил ведущий, – но насколько происходящее может коснуться правительства?

Андреа задумчиво кивнула, делая вид, что это содержательный разговор, а не банальные спекуляции, и ответила:

– Кто-то из первых лиц государства всё ещё может быть в опасности, но пока мы не можем подтвердить этой информации, Билл.

– Спасибо, Андреа. Мы вернёмся к вам позже. Будьте осторожны, – сказал Билл, и она глубокомысленно кивнула, словно, чёрт его дери, понимала, как это осуществить. – Что ж, теперь генерал-лейтенант Хасан проанализирует ситуацию. Генерал, что, по-вашему мнению, вероятнее всего, происходит?

Вход в Министерство Магии, Гвидир-Хаус, Лондон

Спустя десять минут ада авроры начали использовать заклинания, представляющие смертельную опасность. Никакого приказа на этот счёт не поступало, но в какой-то миг один из авроров в ярости или от отчаяния оживил статую кентавра с фонтана в центре вестибюля. Скульптура спрыгнула вниз, цокая гранитными копытами, натянула тетиву и отправила через весь атриум метровую стрелу, которая пробила навылет двух маглов. Они замертво рухнули на пол. Два других магла подобрали их оружие – нож и пистолет. Другой аврор заклинанием поджёг одежду нападавших на него людей. Табу было нарушено. Началась кровавая бойня.

Не все поняли, что происходит. Только достаточно образованные волшебники и те, кто интересовался историей, знали, почему маховики времени перестали работать и почему не получалось аппарировать, хотя единственными видимыми врагами были маглы. История рассказывала о великих битвах древности, в которых друг против друга свои армии направляли волшебники-кукловоды.

Теперь было понятно, куда из разных городов по всему миру исчезли тысячи маглов. Они были здесь. По крайней мере многие из них.

В истории было достаточно рассказов о подобных сражениях. Например, в Свитке Мхлонго говорилось: «Фундаментальный принцип войны – это контроль. Тварей нужно направлять ровным потоком, ибо твоя задача – вывести оппонента из равновесия, захлестнуть его. Строй атаку так, чтобы ограничить противника, а не нанести ему урон, и поток со временем его захлестнёт».

Применение заклинаний требует энергии и концентрации, но даже у величайших волшебников нет бесконечного запаса и того, и другого. Если они загнаны в угол и возможностей для отступления нет, рано или поздно они устанут, допустят ошибку или опустят руки. И тогда, как знает любой изучающий магическую историю, маглы возьмут верх.

Времена личных армий и битв на истощение давно прошли. Уже много лет действовал статут о секретности, а Вестфальский мир привёл к возникновению современных магических государств. Это сделало создание таких армий невозможным, и они остались в прошлом.

К сожалению, выяснилось, что у прошлого другое мнение на этот счёт.

Когда постовые у входа в Министерство заметили гигантскую человеческую толпу, словно возникшую из ниоткуда, они в тот же миг сообщили об этом своим коллегам. Хорошо обученные и экипированные авроры сработали безупречно: к тому моменту, как этот безумный парад хаоса и жестокости достиг входа, они успели всех эвакуировать. Они запечатали все три входа в Министерство, и хотя массивные двери не смогли задержать маглов надолго, установленные за ними многоуровневые щиты и ловушки позволили удерживать атриум почти полчаса, несмотря на ударную силу магловского оружия. Улицы стали заполняться трупами: тела, разорванные осколками кристаллов, обожженные кислотой, повреждённые другими способами, лежали среди магловских правительственных зданий. Это была безумная бойня. Но Министерство держалось.

Пока в атриуме не возникли огненные колесницы, запряжённые пылающими лошадьми, и маглы не посыпались на авроров в несметных количествах. Это была невиданная атака, невозможная атака: призвать армию прямо на голову оппоненту, игнорируя все чары, защищающие от такого перемещения.

Многие маглы были ранены и перепачканы кровью – видимо, атаковали не первый раз – они нападали активно и целенаправленно, но не казались разгневанными или безумными. Они были вооружены ружьями, дубинками, ножами и всем, что могло быть использовано в битве. Казалось, им нет конца. Сотни. Тысячи. Больше и больше.

Вскоре атриум начал заполняться телами раненых и погибших. Авроры попытались создать новый периметр, наколдовав вокруг себя облако едкого дыма. Но нападающих это не остановило, они нескончаемым потоком пробирались сквозь дым, пошатываясь и карабкаясь по мёртвым телам, без колебаний бросаясь на магические щиты и защитные сферы со своим оружием.

Авроры оборонялись, запуская грады режущих игл, бросая смертоносные вспышки зелёного света, сбивая противников взрывами кислотного газа. Но на место каждого убитого магла вставало двое новых, и когда под напором их ударов щиты начали разбиваться, они полезли в образующиеся бреши. Один из авроров замешкался буквально на долю секунды, и цепкие пальцы схватили его за руку и повалили вниз. Окровавленный магл со всего размаха ударил его по голове металлической битой, и аврор больше не шевелился. Магл успел ударить ещё два раза, превращая лицо аврора в кровавое месиво, прежде чем его настигло Смертельное Проклятье. Слишком поздно.

Аврорам пришлось отступать. Они покинули атриум, наполнив его огнём и дымом, и спустились на лифте в ДМП, после чего уничтожили лифт, заполнили шахту валунами и начали устанавливать новые ловушки и барьеры.

Немыслимо, что маглы прорвались в Министерство. Даже найти вход было для них совершенно невозможно, не говоря уже о том, чтобы пройти через атриум, и всё же…

Авроры лихорадочно вызывали помощь по пузырефонам и отчаянно пытались придумать план обороны. Рассматривали даже вариант оставить здание, но он был отброшен. Не из-за гордости или принципов – в Отделе Тайн хранилось много могущественных артефактов, и существовала вероятность, что именно они являются целью врага. Истинную мощь некоторых из них не могли оценить даже невыразимцы, и было совершенно недопустимо, чтобы они попали в чужие руки.

Наконец, через Исчезательный Шкаф прибыло подкрепление – две дюжины волшебников. Ещё столько же начали начали расчищать плотную толпу у входа в Министерство, используя самые разрушительные заклинания. Третья группа авроров отправилась в Гринготтс, надеясь мольбами или подкупом получить на время драконов. В прежние времена с их помощью маглов удавалось контролировать, возможно ради этого их и держали. Однако двери банка оказались запечатанными, и ещё одна надежда испарилась.

Волшебники вспоминали и использовали самые необычные способы убийств en masse. Противники тонули в камне, превращённом в вязкую субстанцию размягчающими чарами, умирали от криков мандрагоры, брошенной в толпу, один за другим исчезали в Магическом огне. Враги умирали десятками и сотнями, но им просто не было конца. Откуда-то неприрывно прибывали новые и новые маглы, счёт шёл на тысячи. Это выходило за рамки логики. Нет, даже хуже… это выходило за рамки здравого смысла. Словно невидимая рука, управляющая атакой, совершенно не заботилась о собственных ресурсах и не имела цели. Весь ужас, вся кровь и ярость – всё казалось бессмысленным.

У некоторых маглов были небольшие коробочки. Взрывобомбы. Авроры, отступившие на нижний уровень Министерства, услышали взрывы, почувствовали, как содрогается камень, и мрачно переглянулись. Даже если взрывчатка не сможет пробить дорогу ордам маглов, рано или поздно появятся новые огненные колесницы.

Маглы наступали. Без остановки. Без жалости. Защитники Министерства Магии сражались с океаном, и океан побеждал.

Можно понять, почему вокруг послышались всхлипывания, когда по пузырефонам передали, что бескрайнее море маглов появилось в Хогсмиде. Остановить его было некому, потому что подобные атаки происходили по всему миру. Под угрозой был даже Тауэр – закрытый и запечатанный. Слёзы отчаяния были понятной реакцией.

Ведь у многих авроров в Хогвартсе учились дети.

Приливная зона, Бостон, США

Ранее

В тот же день

День был погожий и ясный, советник Литлбрук Стронгбаунд отдыхал на балконе, потягивая яичный глинтвейн. Из Альтинга открывался прекрасный вид на гавань, здание возвышалось над всей Приливной зоной, выделяясь изящными бетонными стенами. Доступ к такому кабинету был одним из плюсов его долгой службы в Совете. Стронгбаунд сделал глоток и посмотрел на водную гладь, удовлетворенно причмокнув.

Сегодня был продуктивный день. Много месяцев Хиг действовал скрытно во всём, что касалось британцев и их проклятых Договоров. Стронгбаунд понимал, что это сильный ход со стороны его старого противника. В свою очередь, он пытался заручиться поддержкой, пойдя проторенным путём, и заключил сделку с сыном Люциуса, этим змеёнышем, который, как оказалось, затеял всю эту возню с Независимыми для дураков и, пользуясь идиотизмом Громовержца и слепой ненавистью каппадокийцев, развязал конфликт, в котором был обречён с самого начала. Уже к вечеру, после той однодневной войны мальчишка Малфой смог выторговать себе путь на вершину этого дурацкого Тауэра, то ли больницы, то ли школы, то ли правительства, а своих бывших союзников оставил ни у дел. Однако, в тот момент не было шанса заключить сделку получше, и они поддержали его, рассудив, что лучше иметь хоть какое-то представительство, чем никакого.

Теперь стало очевидно, что младший Малфой не боролся за идею, а просто ждал шанса свергнуть этого шрамолобого князька в башне. А Хиг – черт бы побрал этого старого мошенника! – оказался в крайне выгодном положении. Теперь всё стало понятно… Хиг долгие месяцы выступал против «нового тёмного лорда» и Договора сохранности жизни, чтобы набить себе цену, а дальше единственная поездка в Британию и бам – он уже готов к сделке. И так совпало, что его договор с Богиней включал колоссальные субсидии институту Рассела и институту Салемских Ведьм, предоставлял арифмантиков для «помощи» Совету с финансами, прекращал поддержку чёртовыми британцами проклятых киприотов, и отменял пошлины. И всё это благодаря ему, Хигу… Он мог теперь претендовать на благодарность богатых торговцев, поддержку элит и одобрение со стороны всех туркофилов, которые до недавних пор ему не доверяли.

Но сегодня, подумал Стронгбаунд, наконец-то пришёл его черёд. Он улыбнулся этой мысли, разглядывая бокал. После закона о кентаврах Хиг прибрал к рукам Бюро Чутких Ушей. Комитет по надзору одобрил больше его запросов, чем чьих бы то ни было, и у него был доступ практически к любой ценной информации, полученной благодаря программам Совета. Однако Стронгбаунд одним из своих немногих одобренных комитетом запросов наткнулся на золотую жилу, и скоро всё изменится. Он нашёл один маленький восхитительный грязный секретик, касающийся двух членов комитета. Этот рычаг скоро превратится в информацию, а информация – это власть.

Стронгбаунд сделал глоток, по телу разлилось приятное тепло, и будущее заиграло яркими красками.

– У-у-у-у, – внезапно протянул кто-то на улице странным голосом. Стронгбаунд нахмурился и выглянул, наклонившись через перила. Внизу на залитой солнцем мостовой никого не было – лишь шуршащий по брусчатке одинокий клочок пергамента, подгоняемый легким бризом.

Стронгбаунд выпрямился.

Кто-то стоял у него за спиной. Он почувствовал.

Он обернулся.

Большие глаза. Чёрные и маслянистые. Влажные.

Бледная кожа. Отслаивающаяся, в глубоких трещинах. С выдранными кусками.

Длинные худые руки. Костлявые ноги. Рёбра. Торчащие суставы.

Рот. Улыбка.

Улыбка.

Оно повернуло руку палец открыло улыбку. Чёрные зубы острое касание. Хруст. Плоть часть дыра прочь крик. Ночь шёпот жажда конец отрывает. Тысяча нет моего раздирает наружу мокрое. Острое. Красное. Черное. Черное. Рвёт. Крик.

Улыбка.

Советник Литлбрук Стронгбаунд умирал очень, очень долго.

Когда он, наконец, расстался с жизнью, Мистический Альтинг и Вестфальский Милостливый Совет погрузились в тишину. Не осталось ни единой живой души. По пустым коридорам бродил бандивиг, время от времени останавливаясь, чтобы вылизать очередное влажное пятно на полу, не обращая внимания на кишаших на его спине чизпурфлов. Сладкий аромат магии и времени влёк гаунтов из одного здания в другое в Приливной зоне. Никто не спасся, магия утекала из растерзанных тел, и виски лениво парили над ними на своих тончайших крылышках.

Хогсмид, Шотландия

В то же время

В тот же день

Практически все, кто жил и работал в Хогсмиде, эвакуировались, едва заметили приближающееся к деревне полчище маглов. Лишь несколько упрямых и отчаянных волшебников осталось, рассчитывая отогнать хотя бы часть непрошенных гостей. О появлении врага узнали сразу, поскольку протоколы безопасности школы охватывали и ближайшие поселения. Дежурными аврорами здесь были Никомидиус Саламандер и Холли Нгуен. Среди авроров эта работа считалась скучной и непопулярной, но эти двое в своё время служили добровольцами в Азкабане, так что теперь их карьера зашла в тупик. Они скучали у входа в Сладкое королевство, когда услышали первые крики и увидели, как кто-то послал вверх сноп красных искр.

Несмотря на их текущий статус, они имели большой опыт и отличную подготовку. Саламандер сразу же отправил сообщения в ДМП и Приёмную комнату, а Нгуен попыталась произвести разведку с воздуха.

Едва она успела взлететь и заметить толпу, как была атакована. Либо стрелявших было слишком много, либо им просто повезло, но прежде чем она успела установить соответствующий щит, пуля прошила её бедро. Она вскрикнула, покачнулась в седле, но удержалась, и увела метлу вверх и в сторону. Глупо, глупо, глупо. Хоть огнестрельное оружие и могло застать врасплох за счёт своей скорости, стрельба пулями была повторяющейся и предсказуемой атакой, поэтому от неё было легко защититься. Даже если бы Нгуен не была маглорождённой, ей было бы несложно справиться с кучкой вооружённых маглов.

Однако тысяча вооружённых маглов – это другое дело. Они буквально заполоняли улицы Хогсмида, снося преграды на своём пути. Человеческую массу попросту вдавливало в магазины вместе с витринами. Сквозь кишащую орду маглов Нгуен разглядела кровавые пятна, которые остались от тех несчастных, кто не успел сбежать. Она не видела, кто послал красные искры, но перед «Дэрвишем и Бэнгзом» на земле виднелись обрывки окровавленной мантии. Из большого окна «Волшебной Репы», проломленного маглами, валил дым.

Нгуен обогнула толпу по широкой дуге, достаточно высоко, чтобы опять не попасть под обстрел. Она пыталась увидеть контролирующих атаку волшебников. Может быть их привезли на автобусе или самолёте, подумала она, разрывая упаковку «Вондо-Стоп-Кровь» и прикладывая влажную ткань к ноге. Чертовски много… Даже для портключей. Их понадобилась бы не одна сотня.

В зоне видимости не было ни атакующих волшебников, ни какого-либо транспорта, что крайне настораживало. Как будто ярые футбольные фанаты, почему-то вооруженные, всем стадионом ввалились в защищённую противомагловскими чарами деревню, чтобы опрокинуть по кружечке пива в «Кабаньей голове».

Чувствуя, как внутри поднимается паника, Нгуен вернулась к Саламандеру, который стоял у «Трёх Мётел». Ей стало ещё хуже, когда он сообщил, что на Министерство тоже напали маглы, что Тауэр закрыт и никого не принимает, и что со всего мира поступают сотни сообщений о подобных происшествиях. Неужели повсюду вдруг перестал работать Статут о секретности? Неужели маглы пошли войной на волшебников? Она всегда думала, что это не более чем слизеринская байка, но других объяснений в голову не приходило.

– Все успели уйти? – спросила она. Опустившись на землю рядом с Саламандером, она не стала слезать с метлы и продолжала прижимать руку к бедру.

– Нет. – Саламандер покачал головой и снова затарабанил в дверь таверны. – На тревогу среагировали все, кроме этой дуры, я уже подумываю вломиться и вытащить её силой!

Нгуен оглянулась через плечо. Маглы будут здесь через несколько минут. Огромная вооружённая толпа.

– Мадам Розмерта? – закричала она через дверь. – Это Холли! Вам нужно уходить, срочно! На нас идут сотни маглов, они уже убили нескольких людей! Мы не сможем вас защитить, если они попытаются проникнуть внутрь… несколько бочонков сливочного пива не стоят вашей жизни!

Раздался громкий стук, и дверь открылась. Из-за неё выглянула мадам Розмерта. Недавно она прошла процедуру обновления, но поскольку и до того выглядела молодой, её внешность почти не изменилась: густые каштановые локоны, светло-зелёные глаза, скептичная улыбка.

– Маглы? Так может…

– Конфундо, – произнесла Нгуен, быстро взмахнув палочкой. Она не стала тратить время на изменение её восприятия, было достаточно и простого замешательства. Она вытащила Жезл Безопасности из внутреннего кармана мантии.

– Стой! – остановил её Саламандер, схватив за запястье. – Я же говорю, Тауэр закрыт. – Он протянул ей гладкую металлическую пластинку с выемкой в середине. – Возьми. Он международный, но других у меня нет, и у нас нет времени её сопровождать.

Нгуен не спорила. Она вложила брусок в руки Розмерты и сделала руками движение, как будто ломает его. Розмерта, глядя перед собой невидящими глазами, послушно повторила движение. Портключ сломался, издав знакомый успокаивающий звук, и она исчезла, увлекаемая в какое-то невозможное измерение.

– Доложи в Хогвартс, они наверняка идут туда. И вызови подкрепление, – сказала Нгуен. Она взмыла вверх на метле, поравнялась с крышами и услышала, как приближаются маглы, слишком быстро.

– Откуда? – крикнул Саламандер, доставая метлу из кошеля и поднимаясь в воздух. – ДМП и Тауэр атакованы. До замка-то мы долетим, но кого звать на помощь? Это ведь они нам должны помогать!

– Кого-нибудь – кого угодно! – отрезала Нгуен. – Вспомни всех, кого знаешь. Дежурные у Столбов Безопасности. Охрана в Говарде. Может, кто-то сможет выделить людей.

Увидев маглов совсем рядом, авроры направили мётлы к Хогвартсу и поспешили туда.

Ни от дежурных у Столбов Безопасности, ни от охранников Говарда ответа так и не пришло. Либо они были слишком заняты – недобрый знак, – либо вообще были не в состоянии поднять пузырефон – ещё хуже.

Нгуен и Саламандер прибавили скорости, на ходу пытаясь придумать, к кому ещё обратиться, кто мог бы быстро предоставить бойцов. Внизу проносились земли Хогвартса, полоса Запретного леса становилась всё шире, а здание школы приближалось.

Ситуация была безвыходной, так что пришлось принимать отчаянные меры: Саламандер связался с одной из авроров в отставке, которая уже много лет была не в себе. Раз дошло до этого, дело было и правда плохо.

Аврор ответила почти сразу, и затараторила в пузырефон:

– Привет. Только что поняла что не туда нажала три недели назад я встретила пёсика он посмотрел на меня и я решила придумать ему пять хороших кличек но когда мне было семнадцать другой пёсик наблевал мне в постель так что все клички были связаны со рвотой и я переживаю насчёт того что происходит в Тауэре и мы собираемся выдвигаться так что тебе лучше говорить быстро. Извини насчёт этого, меня до сих пор не отпустило, что такое?

– Тонкс, – крикнул Саламандер в пузырефон, защищая его рукой от ветра, – Нам нужна помощь!

Нападения происходили по всему миру. Враги были повсюду. Салем, Париж, Осло, Гуанчжоу, Москва, Кипр, Йоханнесбург, Абуджа, Данидин. Орды маглов, существа земли тёмных фей, освобождённые тёмные волшебники и прочие… создания. Шедевр насилия, контроля и жестокости обрушился на мир, словно всемогущий бог изливал свой гнев, придав ему обличие армий. И помощи ждать было не откуда.

Годрикова Лощина

В то же время

В тот же день

Звучал сигнал тревоги, но прийти на него было некому.

На высоком холме перед деревней стояли десять чудовищ. Они смотрели вниз, на хрупкие домишки магического поселения, окружённые невысокими кирпичными заборами. Василиски в капюшонах, закрывающих им глаза, неопределённо раскачивались на месте. Рядом недвижно стояли каменные тараски, словно высеченные из скалы. Позади чудовищ стояли четыре волшебника с палочками в руках, они выглядели напряженными и неуверенными. По-настоящему подчинить этих чудищ было выше их способностей, эти четверо скорее были их служителями. Змее- и камнеподобные монстры выполняли команды некоего незримого мастера, и тёмные волшебники уже жалели, что приняли великодушное предложение этого молодого жизнерадостного незнакомца.

Однако они получили свободу, о которой вчера можно было только мечтать. К тому же сила, которую им продемонстрировал их освободитель… о, они бы сделали что угодно по его приказу. Так что они стояли и ждали там, где было велено.

Внизу на улицах деревни суетились обороняющиеся. Двое патрульных выводили из дома последнего волшебника, который всё никак не хотел бросать своих жмыров. Остальные под руководством авроров и Ударной группы устанавливали всевозможные щиты и ловушки, в том числе и простые каменные преграды – всё, что по их мнению могло бы замедлить наземного врага. Была идея атаковать стоявших на холме и явно чего-то ожидавших тварей, пока не стало ещё хуже, но… Что ж, даже у самых смелых и опытных бойцов разум порой уступает страху. Деревню защищали четыре десятка волшебников, и все они боялись что-либо предпринять.

Не лучше ли было сбежать? Оставить Годрикову Лощину, её сокровища, её историю? Возможно, это было бы мудрым решением, но они остались. Они отыскали зеркала, и теперь могли выдержать взгляд василиска, по крайней мере на каком-то расстоянии. Они искали в памяти заклинания, которые могли бы сработать на этих тварях, отчаянно пытаясь вспомнить боевую магию – впервые за много лет. И очень надеялись на помощь.

Но помощь не пришла.

Вместо неё пришли гоблины.

Рокот их приближения напоминал рычание огромного металлического дракона. Они поднялись на холм с запада, шумно гремя тяжёлыми сапогами. Их было больше сотни, над ними развевались пёстрые знамёна кланов. У многих были щиты из серебра, золота или бронзы, все совершенно разные и каждый был по-своему великолепен.

Они шагали вразнобой, но явно не от отсутствия дисциплины. По громкому выкрику они резко остановились на вершине холма, в двадцати ярдах от чудовищ. Один из тёмных волшебников торжественно кивнул, словно приветствуя союзников.

Гоблины развернулись к перепуганным защитникам Годриковой Лощины.

Хогвартс

– Тауэр снова доступен. Была попытка захвата, – сказал Саламандер, опуская пузырефон.

Пятеро Возвращённых синхронно повернулись к нему, опуская палочки. Выглядело жутковато.

Они стояли на некотором расстоянии друг от друга, на пологом склоне перед лестницей, ведущей к воротам замка и Большому залу. Впереди была дорога в Хогсмид: отполированные временем камни в твёрдой как бетон земле. Справа раскинулся Запретный лес, тёмный и опасный. Слева, из-за угла замка, где располагались оранжерении, была видна Декларация Цели, летающая крепость Малфоев.

– Пока ничего не понятно, но с Богиней всё в порядке, – проворчал он.

Саймон поглядел на Сьюзи. Она хмуро встретила его взгляд и снова повернулась к Саламандеру.

– Значит, милый мой, мы уходим.

Он застыл на месте, не сводя с неё глаз.

– Вы рехнулись?

– Протего Тоталум, – произнесла Тонкс, проводя палочкой по воздуху.

В нескольких шагах позади неё Саймон накладывал это же заклинание, а поодаль Шарлевуа тоже поднимала защитные чары. В текущей ситуации лучшим вариантом было наложить в несколько слоёв барьер против физического воздействия – чтобы выиграть время. Двенадцать авроров и пять преступников-фанатиков не остановят армию маглов, так что целью было задержать её на как можно более долгое время. Каждая выигранная минута увеличивала шанс дождаться подкрепления. Поскольку Время было заморожено – они получили предупреждение, как и все остальные с Маховиками Времени – это была наилучшая стратегия.

Это приводило в отчаяние. В этот день безумия и хаоса вспомогательные силы в первую очередь были направлены в Министерство и Тауэр, а затем уже… ну, везде, куда было возможно. И теперь, даже если бы им удалось связаться с важными шишками, имеющими полномочия отменять предыдущие приказы, уже некому было откликнуться на их просьбу о помощи. Но это же Хогвартс! А всё, что смогли наскрести для его защиты, – это семнадцать ведьм и волшебников! Нгуен отправилась просить помощи у преподавателей и даже старост, а тысяча маглов была уже в нескольких минутах от школы.

Теперь ещё эти Возвращённые цепляются за юбку своей проклятой Богини и не хотят помогать, хотя у них есть годы боевого опыта и мощные золотые перчатки.

– Нам нужны все, кто есть. А то и раз в десять больше. Никуда вы не пойдёте! – ощетинился Саламандер.

– Мы идём на помощь Гермионе, – твёрдо сказал Саймон.

– Не идёте, – сдавленно проговорила Нгуен, выходя через ворота. Она хромала. – Есть протоколы от Империуса и Конфундуса, и они сейчас в силе. Так что никто не может попасть внутрь Тауэра или покинуть его. Терминус следует букве правил, никто не пройдёт через Приёмную. А раз вы не можете туда войти, вы можете остаться здесь и помочь защитить жизнь мисс Грейнджер отсюда.

Саламандер знал, что это наглая ложь. Блокировку сняли, и скорее всего в Тауэре сейчас командный центр, как это было во время Однодневной войны. Но он ничего не сказал и даже не посмотрел ей в глаза. Они не могли потерять пятерых закалённых в боях солдат. Помощь рано или поздно придёт, но пока повсюду идут сражения… им важна каждая палочка.

К слову, за Нгуен следовало около сорока человек. С некоторым облегчением Саламандер заметил среди них восемь профессоров. Компетентная помощь. Никто из них не преподавал в его время, но он всё равно знал большинство из них. Слизнорт, Спраут, Флитвик, Хуч, Синистра, Вектор и Мурклук. Толстого он не узнал, но предположил, что это профессор Плейсла, который пришёл на замену предыдущему преподавателю Прорицания.

Саламандер был рад видеть даже юношей и девушек из числа учеников – похоже, это были старосты. В свои пятнадцать они во многих отношениях были взрослыми, и могли по крайней мере сами о себе позаботиться, знали некоторые защитные чары и проклятия. В конце концов, к пятому курсу ученики должны были получить достаточно опыта на уроках по Уходу за магическими существами, чтобы смочь справиться с разъярённым маглом – невелика разница. Если не станут высовываться, с ними всё будет нормально.

Но кроме этих было ещё примерно двадцать учеников не старше четвёртого курса.

– Мы не можем… – начал Саламандер, глядя на одного из них, но осёкся. – Где все? Где Хмури и авроры Тауэра?

– Это и есть все, – ответила Нгуен. – Тауэр чуть не захватили, но сейчас там снова безопасно, и там сидят все самые важные в мире шишки. Столько всего происходит… Они обещали прислать помощь, как только смогут, – с горечью сказала она. – Директриса и два профессора остались охранять учеников. Они активируют дополнительные уровни защиты замка, но это всё, что мы имеем.

В Хогвартс нельзя аппарировать. Авроров, которых отправили куда-то ещё – неважно, в Министерство или в Антарктиду – придётся ждать очень долго.

Возвращённые отвели свои жуткие пустые взгляды и сосредоточились на работе. Они устанавливали ловушки вдоль дороги из Хогсмида: трансфигурировали триболы, копья и ямы с тягучей землёй. Мелкий гоблин из Возвращённых – Ог? Ург? – вытаскивал из кошеля небольшие металлические прямоугольники и заправлял их в золотые перчатки, которых у него было две (в отличие от остальных).

– Сэр, мы можем помочь, – сказал один из учеников, симпатичный темнокожий мальчик с острыми скулами. – Я могу помочь, – он явно был в ужасе, но держался решительно.

– Вы умрёте, – жёстко проговорил Саламандер. – Мы видели, что там. Это целая армия. – Лучше сказать сразу. Пусть лучше сломаются сейчас, чем потом.

– Они знают, – перебил профессор Слизнорт. Его голос потерял всякую мягкость. Он говорил холодно и кратко. – Мы все знаем. Аврор Нгуен всё объяснила. И объяснила, что больше никого нет.

Из-за дверей Хогвартса раздались звуки металла, бряцающего о камень, и из школы идеальным строем вышли ожившие статуи в доспехах. Ими не нужно было управлять, и они не боялись развеивающих чар. Спустя много лет пришлось снова воспользоваться этой древней магией, сотворить которую не под силу никому из ныне живущих.

– Мы здесь, чтобы сражаться, сэр, – не сдавался мальчишка. – Я понимаю, враг сильнее нас, но мы можем сражаться. Мы понимаем, что к чему. Ведь… – он замолчал, пытаясь подобрать слова, и Саламандер снова заметил страх в его глазах. Страх, который он пытался проглотить, как камень. Через мгновение он нашёл нужные слова: – Нет преступления в том, чтобы стремиться к тому, что за пределами твоих способностей, если ты чётко видишь, к чему стремишься.

За спиной мальчика стояла кучка других учеников, и Саламандера не оставляло чувство, что он видит лишь маленькую часть запутанной истории, кусочек сложной картины.

– Браво, – прошептала профессор Синистра.

– Хорошо сказано, юноша, – неохотно признал Саламандер. – Что ж, нам нужно удержать позиции. Нужно простоять, пока не придёт помощь. Вы можете помочь. Как тебя зовут?

– Лоуренс, – сказал мальчик, вздёрнув подбородок.

Саламандер услышал за спиной нарастающий гул. Маглы приближались. Профессоры и авроры занимали позиции, многие садились на мётлы. Часть занялась учениками: их выстраивали в последних рядах и давали строгие инструкции. Саламандер почувствовал, как внутри всё напряглось, и повернулся обратно. Он снова посмотрел на Лоуренса, которого уже отводил в сторону профессор Слизнорт, и ему в глаза бросились нашивки на его мантии. Зелёные.

– Ты слизеринец?

– Да, сэр, – ответил Лоуренс, повернувшись к аврору, и в тот момент страх полностью исчез с его лица и из голоса. – Серебряный слизеринец.

– Они на подходе! – прокричала Нгуен, быстро поднимаясь в воздух слева от Саламандера. – Никомидиус, на позиции!

Саламандер отбросил своё удивление и собрался.

К тому моменту, как маглы показались у подножия холма, боевое построение было сформировано. За первым слоем щитов и защитных чар располагались статуи в доспехах с собственным оружием или тем, что удалось для них трансфигурировать. По воздуху навстречу врагу уже неслась группа авроров и профессоров на мётлах, в том числе Нгуен. Их задачей было атаковать с тыла и нанести как можно больше урона, чтобы вывести нападающих из строя или хотя бы замедлить. Остальные защитники разделились на группы по трое и выстроились перед зигзагообразной лестницей, ведущей к главным воротам замка. Возвращённые сформировали отдельный воздушный отряд и держались плотной группой в стороне от главной боевой линии. Учеников расположили на лестнице, под частичным укрытием – на позиции, откуда они могли бы наносить урон, не слишком подвергаясь риску.

Передний фронт маглов разбился о ловушки, расставленные на пути к замку. Они не шли бездумно вперёд, а действовали с осторожностью, но так целеустремлённо, словно это были не люди, а муравьи: когда кучка маглов попадала в волчью яму, их соседи продолжали идти вперёд, даже не обернувшись. Они всё шли и шли. Некоторым удавалось сделать один-два выстрела, когда маги на мётлах оставляли участок, не накрытый заклинанием тушения огня, но даже эти редкие выстрелы попадали в щиты.

Когда поредевшая толпа маглов приблизилась, ведьмы и волшебники начали создавать заграждения из огня и острых как бритвы кристаллов и другие барьеры. Маглы продолжали идти вперёд, но их продвижение было медленным и стоило огромных потерь. Упавших затаптывали. Ценой каждого дюйма были десятки жизней.

Саламандер бросал проклятие за проклятием, и чувствовал, как его тошнит. Это было не сражение, а мясорубка.

Вдруг Возвращённые резко подались вправо, словно по какому-то сигналу, и начали двигаться вдоль склона в сторону Запретного леса. Большая часть маглов их проигнорировала, хотя эти фанатики с пустыми глазами продолжали на лету осыпать их проклятиями. Они открыли второй фронт, достаточно далеко от лестницы, чтобы враг был вынужден или разделиться, или игнорировать их, подставляя фланги под атаки. Молот или наковальня.

Маглы выбрали второе, возможно, решив, что бессмысленно отправлять часть человеческой массы на атаку сверхмобильных Возвращённых. А может, так решил скрывающийся где-то волшебник, который ими управлял. А может, они просто обезумели и не были способны мыслить в рамках тактики. Что бы ни было причиной, маглы продолжали наступать.

Прошло не так много времени – на самом деле, чертовски мало – прежде чем они добрались до первого слоя защитных чар. Десять пар кулаков начали колотить по невидимым барьерам. Потом двадцать. Сорок. Активировались щиты Хогвартса, в нападающих полетели молнии и огненные стрелы, но этого было недостаточно. Хотя маглы массово умирали, на их место приходили новые. Через несколько минут дымящиеся тела оказывали такое давление, что его хватило, чтобы разрушить щиты, которые рассыпались, словно разбитое стекло. Первый щит искривился, испустил алый энергетический всполох, наполнив воздух пузырящейся кровью, и исчез.

Саламандер перестал использовать огонь, который наносил слишком мало урона и плохо сдерживал врага. Вместо этого он принялся размягчать землю, так что маглов затягивало в неожиданно появляющиеся дыры, они тонули в вязкой грязи и увлекали за собой своих товарищей.

Он видел, что Возвращённые начали использовать свои перчатки, поливая маглов фонтанами липкой расползающейся пены. Это работало хорошо, но недолго: после того, как первых маглов впечатало в пену, остальные начали её обходить. Ещё менее эффективными оказались порывы ветра и ядовитый газ: и то, и другое остановило примерно пятьдесят врагов.

Их просто было слишком много, вот и всё. Не было стратегии или неожиданных ходов. Просто сотни и сотни маглов, напирающие плотной толпой. Тысячи и тысячи. Целый город мужчин и женщин. Это было за гранью возможного. За гранью здравого смысла.

Когда очередные щиты пали, в атаку пошли оживлённые статуи. Они использовали своё собственное оружие: один из рыцарей разрубил магла огромным двуручным топором, а мраморная статуя Виндиктуса Виридиана размахивала гранитной булавой. Авроры и профессора поддерживали их, забрасывая маглов огнём с едким дымом, а ученики останавливали прорвавшихся вперёд с помощью сонных чар.

Возвращённые открыли огонь по флангам. Поразительно, но было похоже, что они используют трансфигурацию: они трансформировали почву и плоть в густые облака кислоты, горючих химикатов и ядовитых газов. Несмотря на обстоятельства, Саламандер был потрясён – это было форменное безумие, они как будто думали, что не переживут эту битву. Хотя, скорее всего, они были правы.

Должно быть, погибло уже больше тысячи, оцепенело подумал Саламандер, глядя на склон, заваленый телами. Он пронзил четырёх маглов стальными стрелами, и тут же выпустил ещё в тех, что шли следом. Он начал ощущать подступающее опустошение внутри – магическое истощение. Они не смогут продолжать в таком темпе.

– Никомидиус, – раздался мягкий серебряный голос под его локтём. Саламандер на долю секунды опустил глаза на звук и увидел рядом кошку. Патронус Директрисы. – Помощь идёт. Десять минут.

Одна из статуй впереди опрокинулась, не выдержав бесчисленных ударов магловских железных прутьев, и Саламандер выпустил ещё одну огненную волну. Два других живых доспеха тоже пали, и маглы добрались до второго слоя защитных щитов. Саламандер бегло огляделся. Три волшебника из тех, что были на мётлах, спустились на землю или погибли. Один из профессоров потерял сознание от магического истощения. С удивлением Саламандер заметил, что Лоуренс убегает. Вместе с какой-то девчушкой они неслись на мётлах прочь от поля боя, куда-то влево, в сторону теплиц, темнеющих в тени Декларации Цели.

Слизеринцы, с отвращением подумал он и снова ринулся в бой, игнорируя тёмные мушки, которые начали плясать у него перед глазами.

– Держать строй! – прокричал он. – Помощь идёт! Держать строй! Держать строй!

«Мисс Уотсон, ваш беглый негр Джим находится здесь, в двух милях от Пайксвилла, у мистера Фелпса; он отдаст Джима, если вы пришлёте награду.

Гек Финн»

Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха и что теперь смогу молиться. Но я всё-таки подождал с молитвой, а сначала отложил письмо и долго сидел и думал: вот, думаю, как это хорошо, что так случилось, а то ведь я чуть-чуть не погубил свою душу и не отправился в ад. Потом стал думать дальше. Стал вспоминать про наше путешествие по реке и всё время так и видел перед собой Джима, как живого: то днем, то ночью, то при луне, то в грозу, как мы с ним плывём на плоту, и разговариваем, и поём, и смеёмся. Но только я почему-то не мог припомнить ничего такого, чтобы настроиться против Джима, а как раз наоборот. То вижу, он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял свою, и не будит меня, чтобы я выспался; то вижу, как он радуется, когда я вернулся на плот во время тумана или когда я опять повстречался с ним на болоте, там, где была кровная вражда; и как он всегда называл меня «голубчиком» и «сынком», и баловал меня, и делал для меня всё, что мог, и какой он всегда был добрый; а под конец мне вспомнилось, как я спасал его – рассказывал всем, что у нас на плоту оспа, и как он был за это мне благодарен и говорил, что лучше меня у него нет друга на свете и что теперь я один у него остался друг.

И тут я нечаянно оглянулся и увидел своё письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, – это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю себе: «Ну что ж делать, придется гореть в аду». Взял и разорвал письмо.

– Приключения Гекльберри Финна, Марк Твен, перевод Нины Дарузес

Годрикова Лощина

В то же время

В тот же день

Один гоблин вышел вперёд и встал перед собравшимся войском. Он был невысок, но гордо носил свой ярко-серебристый шлем. Он поднял своё копьё, щедро усыпанное крупными рубинами, и повернул его в сторону Годриковой Лощины, давая какой-то сигнал своим товарищам. Блеснувшее остриё наконечника, казалось, способно было рассечь солнце.

Василиски тихо шипели, тараски стояли с упрямым спокойствием. Чудовища ждали сигнала, чтобы броситься на волшебников, поглотить их плоть, отведать их крови. Ждали.

Предводитель гоблинов передал копьё товарищу и поднял забрало своего шлема. Он с насмешкой смотрел вниз на деревню. По спинам бойцов, обороняющихся в Лощине, пробежал холодок. Глядя на гоблинское серебро и чешую василисков, они приходили в отчаяние.

Гоблин снял с шеи сверкающий горжет и достал из простой кожаной кобуры на боку волшебную палочку. Он взмахнул ею в воздухе, коснулся своего горла, и что-то произнёс. Ничего не произошло, но зоркие волшебники догадались, что он пытался наложить Сонорус.

И хотя заклинание было простым, гоблину оно удалось только с десятой или одиннадцатой попытки. Тем не менее, учитывая, что многие волшебники впервые видели, как гоблин произносит заклинание, это впечатляло. Гоблин прочистил горло и заговорил, его голос звучал хрипло от эмоций, а в речи слышался сильный гоббледукский акцент.

– Я – Билгурд Мудрый. Я говорю от лица глав Угрод Ура, Великого города Акл! Я говорю также от Бургод Бур Кёрда, Малвирт Мал Подхурта, Солвирт Сол Фрайхаммер Монса, Курл Шикоку, а также от Курл Ваиматэ Вама и Курл Зингурда! Я говорю от всего гоблинского народа!

Его голос гремел над Годриковой Лощиной, над выжидающими чудовищами и оцепеневшими защитниками.

– Мы гоблины, и мы не забываем!

Тысячу лет назад наши города гордо сияли изделиями Воли – тайным искусством трансфигурации, известным нам одним! Великолепный Акл утопал в мраморе и алмазах. Волшебники увидели изделия Воли семи городов и преисполнились зависти, и люди, такие как Северус Гортензий, отняли у нас палочки! Гоблинам запретили пользоваться палочками, и семь городов пришли в упадок, и мы не забываем!

Голос Билгурда источал горечь.

– У нас больше не было палочек, и нам приходилось рассчитывать только на собственный ум и искусство владения молотом! Но волшебники всё равно завидовали нам! И вот, пятьсот лет назад нас обокрали: Гринготтс Лондона и Лургодс Кочина отняли у законных владельцев, а золото, хранящееся там, было объявлено собственностью волшебников! Нас ограбили, и украденное золото до сих пор лежит в хранилищах благородных домов, и мы не забываем!

Два волшебника, которые стояли позади василисков и тарасков, обменялись насмешливыми улыбками, их тревогу заглушило презрение.

– Триста лет назад волшебники решили, что их жажда крови и стремление к господству над другими всё ещё не утолены! Волшебники – люди, которые держали эльфов в рабстве, убивали маглов и охотились на кентавров ради развлечения – боялись мести со стороны своих жертв! И не удивительно! Так что они закрылись от маглов и выпустили указ, по которому ни один гоблин больше не может свободно ходить по земле! Волшебники осмелились заточить целые народы в кандалы секретности, настолько полной, что никто не мог назвать её справедливой! Мы веками жили, скованные Статутом, хотя без наших голосов решения Конфедерации не могут иметь законной силы, и мы не забываем!

Гоблин повернулся к чудовищам, его блестящий серебряный шлем сиял, как маленькая луна.

– С начала времен волшебники крадут у нас – отнимают нашу волю, растаскивают её по кусочкам. Они выставляют творения наших кузниц, свет наших душ на всеобщее обозрение, размахивают ими, словно трофеями, оправдывая это незаконными и бессовестными контрактами, хотя ни один гоблин не стал бы заключить контракт на свою душу! Предательство пылает в каждом украденном доспехе, в каждом украденном копье и клинке, в каждом зеркале гоблинской работы. Они забрали творения наших молотов, равно как и силу наших изделий Воли, и мы не забываем!

Крики Билгурда стихли. Он сделал паузу, затем заговорил снова, тихо и с чувством.

– У гоблинов есть честь. С нами говорил новый волшебник, с древним именем и великими знаниями. Архонт, как он себя назвал. Архонт Мельд. Он знал, что мы пострадали, и был к нам добр. Он говорил о палочках и о банках, о тюрьмах и о кражах. Архонт сказал, что вернет нам знания о трансфигурации, которыми мы когда-то владели, и мы сможем делать то, что не под силу даже волшебникам – трансфигурировать не на часы, а на дни. Изделия Воли – наше древнее предназначение. Архонт сказал, мы обретем свободу и станем хозяевами своей жизни и судьбы.

У гоблинов есть честь, поэтому мы рассказали ему, что заключили союз с Тауэром, и что он относится к нам справедливо. Мы сказали, что он дал нам палочки, и что мы получили место в Визенгамоте, а скоро получим ещё, и что у нас есть доступ к любым целительским искусствам, какие только есть в Тауэре. Мы сказали, что не сомневаемся в том, что волшебники меняются, что мир меняется, и что всё может быть иначе. Мы сказали ему об этом, а он посоветовал нам вспомнить все справедливости и несправедливости нашей долгой истории и спросить себя, в какую сторону склоняется баланс.

Билгурд повернулся к гоблинам, и впервые стало ясно, что он обращался не к защитникам Годриковой Лощины, не к собравшимся чудовищам и их спутникам, тёмным волшебникам. Он обращался к своему народу. И его голос звучал звонко и страстно.

– У гоблинов есть честь, поэтому мы собрались в наших правительствах и устроили дебаты. Мы спорили о ценности договоров и репутации, мы спорили о самом смысле наших жизней. Мы спорили о том, какое наследие оставим своим детям. Мы спорили о том, чем мы можем быть обязаны нашим друзьям. А потом семь городов проголосовали, и мы приняли решение.

Голос гоблина стал громче, и теперь в нём рокотала память тысячелетий.

– У гоблинов есть честь! Гоблины Акла и Кёрда! Гоблины Подхурта и Фрайхаммер Монса! Гоблины Шикоку, Ваиматэ Вама и Зингурда! Тауэр под угрозой! Его люди в опасности! Волшебники протянули нам руку, и…

Сотня гоблинов взревела в унисон жестко, как железо, и звонко, как медь:

– Мы не забываем!

Они развернулись на месте. Встали лицом к чудовищам. Нацелили копья. И бросились в атаку.

Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения (Тауэр)

Сейчас

Когда в Тауэре стало известно, что Хогвартс атакован, воцарился хаос. В манере, совершенно неподобающей умудрённым опытом правителям, они бросили свои дела – обмен сообщениям с другими странами для получения информации, координацию действий авроров, патрульных и остальных бойцов, поиск взаимосвязей – и просто начали кричать. Еще хуже стало, когда три разных волшебника применили Сонорус и попытались прорваться сквозь хаос, одновременно выкрикнув:

– Хватит!

Шум прекратился только тогда, когда Гермиона Грейнджер изо всех сил топнула ногой по камню, врезавшись в него с громоподобным треском.

– Тишина, пожалуйста, – сказала она и повернулась к Гарри, – Я беру с собой наружу всех, кто в состоянии держать палочку, прямо сейчас.

– Не всех, – сказал Гарри, – Полумна, – он повернулся к Лавгуд, которая каким-то образом сохраняла неопределённое выражение лица и отстранённый вид, – мне нужно, чтобы ты привела Бэзила и брата Перси. У меня есть работа для вас троих… невероятно важная.

Не дожидаясь ответа, он по очереди указал пальцем на десять человек:

– Вы все – в Зал Записей! Каждый возьмите по два ящика и вытащите их. Заклинание, позволяющее их освободить: «Фуззи-вуззи было семнадцать Манила». Перенесите их из Тауэра в безопасное место – в УПП.

Гарри повернулся к двум случайным аврорам.

– Вы двое. Мы эвакуируемся. Ваша задача – сказать мне, когда все покинут Тауэр.

В комнате повисла тишина. Все застыли в ступоре – даже те, кому только что было выдано задание. Аластор Муди стоял зажмурившись и опершись на стол. Гермиона обнаружила, что её глаза наполняются слезами.

– Гарри, что ты… – начала мадам Боунс.

– Мы эвакуируемся. Разместите все необходимое в Большом зале. Авроры и все, кто могут, вы идёте сражаться, оставаться здесь больше нет смысла. Я уничтожу Тауэр. Потом мне нужно будет посоветоваться с Гермионой насчёт того, что я собираюсь предпринять, – голос Гарри был таким же ледяным, как решимость в его зелёных глазах.

– А потом, – добавил он, глядя на разинувших рты людей, – Я пойду в библиотеку. Все, выполнять!

Снаружи

Саламандер видел, как погибла Нгуен – она просто упала с метлы. Он не знал, почему: может быть, она потеряла сознание, а может, её сбили. Но он видел, как она внезапно покачнулась на метле и упала прямо в море маглов. Она была мертва.

Некоторые ученики потеряли сознание. Другие левитировали профессоров и авроров вверх по лестнице. Третьи, слишком уставшие даже для этого, просто тащили упавших, физически.

Каждый потерянный боец был катастрофой.

Оставался только один слой защитных чар. За ним стоял Саламандер, с флангов его прикрывали ещё двадцать человек. На мётлах оставалось только три бойца, которые ослабли настолько, что могли использовать лишь базовые проклятия и чары. Каждый делал всё, что мог, пока мог. Все сражались так, словно это был конец света. Возможно, это он и был.

– Сомниум! Сомниум! Инфлагрейт! Флогистикейт! Флогистикейт!

– Флогистикейт! Сомниум! Вентус! Вентус! Призматис!

– Ступефай! Ступефай! Ступефай! Ступефай!

– Сомниум! Сомниум! Призматис!

Они отступили назад, тем самым образовав плотный магический узел у подножья лестницы. Маглы били своим оружием о призматические щиты. Саламандер поддерживал свой щит только силой воли, у него уже не осталось магии. Он питал заклинание своей жизнью.

Ему показалось, что появилась какая-то тень, когда магл обрушил кувалду на его щит. Тень?

Медленно поднимаясь над теплицами, по направлению к ним плыла по воздуху Декларация Цели.

Ещё один магл ударил трубой по щиту – старик, тонколицый, одетый в рваные штаны, тощая грудь не прикрыта рубашкой. Саламандер разнес его на куски, залив кровью щит. Тысячи маглов уже мертвы. И будет больше.

Саламандер видел, как ниже по склону бьются Возвращённые. Они истратили все заряды из своих перчаток, пока непрерывно обрушивали их на нескончаемый поток маглов. А теперь, видимо, они исчерпали и свою магию.

Они ножом вонзились в маглов с фланга, наклонились на мётлах и пробили перчатками головы своих целей. Опять поднялись над толпой – одной метлы не хватало, но Саламандер не смог разглядеть, чьей именно, – развернулись по резкой дуге и повторили снова. И снова.

У одной из авроров не выдержал щит. Через мгновение три магла всадили ножи ей в грудь и живот. Она умерла.

Саламандер понимал, что ему следует освободить пространство для отхода, для манёвра.

Но если он опустит щит, он уже не сможет создать его снова.

Он стоял.

Он держался.

Декларация Цели проплывала над ними. Приземистая каменная крепость мягко парила над головами.

О, подумал Саламандер, теряя сознание, так вот куда делся мальчишка.

Когда Декларация Цели обрушилась на входную лестницу школы чародейства и волшебства Хогвартс, она врезалась в камень с такой силой, что земля содрогнулась. Крепость поднялась и опустилась снова, а затем ещё раз, целенаправленно и грандиозно. Она трижды врезалась в лестницу, прежде чем разрушиться и превратиться в кучу камней.

Люди умирали. Среди них был и Никомидиус Саламандер. Среди них были многие, многие невинные люди, похищенные, порабощённые и увезённые куда-то далеко, чтобы быть убитыми в войне, которой они не понимали.

Среди них были Лоуренс Бредвиан и Аннабет Данкгезанг.

Хогвартс продолжал стоять.

Первыми на огненных колесницах прибыли существа земли тёмных фей. Они тут же заинтересовались лежащими по всему Хогсмиду трупами, растерзанными в клочья. Кошмарные гаунты издавали свой странный крик веселья, ведя перед собой лей. Они направлялись к замку Хогвартс.

За ними следовали тёмные колдуны и волшебники, почти всех их держал на расстоянии ужас перед тёмными феями. Лишь двое без страха шли вперёд, обогнав своих напуганных соратников. Одна шла почти вприпрыжку, с трудом сдерживая безумный шаг. Другая тяжело переступала, и каждый её шаг был наполнен ненавистью и отчаянием. Беллатриса Блэк и Лимпел Тинегар составляли странную пару.

Перенель дю Маре привела с собой василисков и тарасков. Она не озаботилась тем, чтобы накинуть капюшоны на огромных змей, и не обращала внимания на их взгляды. Фигуристая ведьма в зеленом платье шла среди них по полю боя и, казалось, была погружена в свои мысли.

Последним пришёл незнакомец в простой серой одежде, без оружия и чего-либо, что можно было использовать в битве.

Отовсюду армии шли на Хогвартс.

48. Третья с конца

Приёмная комната, Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс

Сейчас

Это был определяющий момент. Грегор Нимуэ знал это. Все склоняли его к тому, чтобы нарушить протокол, но он стоял на своём.

Это был его звёздный час, и он его долго ждал.

Учитывая его опыт и навыки, он должен был стать Терминусом Приёмной комнаты намного раньше. У него было вдвое больше знаний и втрое больше мозгов, чем у любого другого аврора Тауэра, и то, что он так долго оставался в стороне, было практически преступлением. Он много лет чах под командованием каких-то сосунков, торчал на дежурствах с чизпурфлами или занимался ещё какой-нибудь ерундой – и всё потому, что ему не повезло оказаться на службе в Азкабане в ту ночь, когда с неба на фениксе свалилась эта помесь вейлы и тролля и разнесла всё в пух и прах. Уже через неделю целый отряд опытных авроров был переведён в дозорные, и с тех самых пор Грегор выполнял приказы болванов.

Причём та самая неделя, когда он наконец-то получил приличную должность – Терминус, работу по-настоящему важную, – была одной из самых сумасшедших недель. Взрывы в Косом переулке и Приливной зоне, вступление в силу Договора о независимости, нападение этих никчёмных малолеток с сотней докси, Однодневная война, нападение Беллатрисы Блэк, а теперь, похоже, попытка захвата, в то самое время, как мир катится к чёрту. Многие авроры были ранены или сломались морально – или и то, и другое – и больше не могли работать, так что карьера старого доброго Грегора наконец-то, наконец-то пошла в гору.

На случай, если могущественные волшебники ухитрятся обойти охрану и подчинить себе людей, существовали протоколы, и Грегор следовал им в точности. Как только МакГонагалл оповестила о полученном ею сообщении, он подал сигнал. Они выкатили щит и запечатали Тауэр, и ни одна сила на планете не могла заставить его открыть дверь, пока он лично не убедится, что Тауэр не скомпрометирован. Таково было правило. Такова была его роль. Терминус был первым и последним защитником от нападения – с какой бы стороны золотого проёма оно не произошло.

Раненых волшебников, ведьм и сквибов отправляли в соседние кабинеты Хогвартса, там их состояние стабилизировала – насколько могла – команда малоопытных авроров. Лучших Грегор держал рядом с собой, и теперь, когда начали прибывать целые отряды иностранных авроров и Ударные группы волшебников, стало очевидно, что это необходимо. На зов директрисы, Тауэра и какой-то американской шишки явились многие знаменитые дуэлянты и боевые волшебники. Бостонских брахманов, между прочим, не оглушило по прибытию, они появились в полном сознании, а это означало, что они использовали нелегальные портключи Тауэра, не имеющие оглушающих чар. Грегору придётся доложить об этом – и тем самым заработать ещё одно очко в свою пользу.

Теперь, когда история прояснилась, он мог бы позволить передачу сообщений наружу и впустить внутрь несколько представителей и курьеров, но из Тауэра никого бы не выпустил. Странный могущественный волшебник попытался захватить власть, но потерпел неудачу… ладно, допустим, но что если бы странный могущественный волшебник попытался захватить власть и преуспел? Всё выглядело бы точно так же, не так ли? Грегор не снимал блокировку.

Даже когда пришло известие, что Министерство атаковано, и что лоботрясы, дежурившие в Хогсмиде, заметили толпу маглов, Грегор стоял на своём. Он делал свою работу. Американцы, русские, корейцы и, кажется, тысяча разгневанных англичан, включая самых влиятельных людей, которых он знал, давили на него, а он делал свою работу.

Это был его звёздный час, и он его долго ждал.

– Сними блокировку, Нимуэ! – прокричала аврор Хидли Кваннон. – Прошло почти тридцать минут! Разве ты не понимаешь, что там происходит?

– Ты что, не знаешь слова ‎протокол, Кваннон? – огрызнулся Грегор. Он стоял по другую сторону от двери и не мог её видеть, но знал, что она в ярости. Как же приятно было, что с одним из любимчиков Тауэра обращаются, как со всеми остальными, для разнообразия. А ещё, что другую из них, эту стерву Крейм, сегодня тяжело ранили.

Если ещё окажется, что Пиррип упал с метлы и сломал себе шею, засмотревшись на сопляка Диггори, нашего дорогого начальника, это сделает его день.

– Можете не выпускать их, но вы должны впустить нас! – пробасил один из трёх китайских волшебников, донимавших Грегора последние двадцать минут. Они держались на некотором расстоянии – всё-таки перед ними было пятьдесят авроров Тауэра с палочками в руках, готовых защищаться и нападать.

Но если всё это – уловка, и за ней стоите вы, разве не этого вы добиваетесь, чёрт возьми? – подумал Грегор. – Хотя, учитывая обстоятельства, до сих пор наиболее вероятно, что за всем стоит Шизоглаз. Он насмешливо улыбнулся прямо в лицо китайскому Ударному волшебнику, и вежливо ответил:

– Нет, сэр. Извините.

Двое авроров Тауэра обменялись тревожными взглядами, но палочек не опустили. Грегор это заметил и поставил в голове галочку напротив их имён. Ненадёжные.

– Мы дали тебе все коды подтверждения и прошли верификацию Патронусом – все пятеро! – крикнула Кваннон. – В точном соответствии с протоколом!

– Я всё ещё имею право решать, – отозвался Грегор, – и я не видел ничего такого, что…

– Всё. Достаточно, Нимуэ, – произнёс новый голос, в котором звучали жёсткие командные нотки. Мадам Боунс. Она была его начальником в ДМП, прежде чем перепрыгнула четыре или пять ступенек и стала президентом Международной конфедерации магов и Верховным Чародеем. – Если Тауэр каким-то образом скомпрометирован, этого уже не доказать и не исправить. Вы снимите блокировку, сейчас же. Умирают невинные люди.

Грегор задумался. Она права. Я уже показал себя. Если это был тест Шизоглаза, то я его прошёл. А если нет… что ж, возможно, это всё равно пойдёт мне на пользу.

– Ладно, – сказал он. И, прежде чем он успел произнести ещё хоть слово, напряжённые авроры со вздохом опустили свои палочки. Те, кто соображал побыстрее, сразу же пошли к сбившимся в кучу людям, пытавшимся выстроиться в очередь рядом с узким проходом в Тауэр, или направились в Хогвартс.

Грегор повернулся к одному из авроров, отвечающих за сканирование.

– Нужно выяснить, кто может помочь снаружи… – начал было он, но прервался, когда увидел в толпе ведьм и волшебников движение около входа в Тауэр. Они расступались, чтобы освободить проход.

Из Тауэра быстрым шагом вышла Гермиона Грейнджер. Её лицо было напряжено. В одной руке она держала палочку, а вторая выглядела странно розоватой, словно обгорела на солнце.

Грегор знал, что это был его звёздный час. Человек, сломавший однажды его карьеру, теперь вознаградит его за соблюдение правил в ситуации, когда это было труднее всего, когда любой бы сдался.

Он шагнул ей навстречу:

– Мадам Грейнджер, надеюсь, вы…

Богиня даже не заметила, что впереди кто-то есть, целеустремлённо шагая прямо. В последний момент Грегор попытался убраться с её пути, но не успел, и она задела его плечом. Настолько сильно, что он пошатнулся. Он сделал шаг назад, пытаясь восстановить равновесие, но что-то попало ему под ноги, и он неуклюже приземлился на зад.

Никто не обратил на это внимания – в суматохе и напряжении, – кроме нескольких человек рядом с ним (включая басовитого китайского аврора, который и выставил ногу позади Грегора).

Грегор видел, как Богиня в сопровождении двух ведьм пронеслась по комнате и исчезла за дверью. Следом за ней бросились десятки авроров и других волшебников, их лица были мрачными и напряжёнными. Едва Богиня покинула комнату, появился кое-кто ещё – пожалуй, единственный человек, который мог привлечь к себе больше внимания, чем Гермиона Грейнджер.

– Седрик, бери всех, кто умеет вызывать Патронуса и не участвует в командовании, – сказал Гарри Поттер, быстро шагая к выходу из Тауэра. На нём была простая одежда – брюки и жилет под незамысловатой мантией. – Самое важное, что ты сейчас можешь сделать – это обеспечить коммуникацию. Мы можем быстро перебросить сюда подкрепления с помощью Жезлов Безопасности, но передвигаться отсюда будет сложнее, поэтому…

– Поэтому нам нужно как можно быстрее узнать, что нам угрожает и где, – закончил Верховный аврор и глава ДМП, шагая чуть позади Тауэра.

Поттер коротко кивнул, а затем на его лице промелькнуло выражение неуверенности. Он сделал ещё пару шагов и остановился. Он стоял за золотым овалом входа в Тауэр и смотрел на Приёмную комнату.

Грегор встал и повернулся, пытаясь понять, на что смотрит Тауэр. Он окинул взглядом комнату, но не увидел ничего необычного – это была простая каменная комната с привычным убранством – столы с Детекторами Тьмы, полки с чизпурфлами, немногочисленные предметы другой мебели. В ней толпились готовые к бою волшебники, постоянно прибывали раненые, но не было заметно никаких явных угроз. Казалось, у Тауэра не должно быть никаких причин колебаться… Неужели он нервничал из-за какой-то опасности, которая могла остаться? Это казалось невозможным, учитывая, как часто Поттер подвергался настоящей опасности. Всего пару месяцев назад его чуть не взорвали в Косом переулке, а буквально сегодня на него пытались наложить какой-то аналог Империуса. В конце концов, он всего лишь мальчишка. Мальчишка, который управляет миром, но всё равно мальчишка. Ещё и с дурацкой причёской.

Откуда-то из-за спины Поттера появилась мадам Боунс. Она что-то очень тихо ему сказала, а затем положила руку ему на спину и мягко, но настойчиво подтолкнула его. Тауэр сделал шаг вперёд и покинул место, которое создал и благодаря которому получил своё прозвище. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он казался бледным.

Но через секунду Поттер обратился к другой особе, идущей с ним рядом – светловолосой ведьме – он велел ей всё подготовить и запомнить всё, что он сказал.

Несколько авроров толкнули Нимуэ в сторону, а следом ещё светловолосый волшебник с презрительной ухмылкой – неужели Драко Малфой?

– Это ты Терминус, который нас не выпускал? Молодец, болван, – усмехнулся Малфой и, не останавливаясь, пошёл дальше.

Всё было совсем не так, как он ожидал. Несправедливо.

– Да уж, молодец…

– …полный кретин, – взбалмошно и весело бросили ему два рыжеволосых Ударных волшебника, проходя мимо.

– Я следовал протоколу! – запротестовал Грегор. – Я просто делал то, что должен!

– Ты поступил правильно, Нимуэ, – сказала Боунс, пристально глядя на него. Её голос был холодным. – Но именно тогда, когда это причинило нам больше всего вреда. – Она отвернулась от него и посмотрела на другого аврора, вышедшего следом за ней из Тауэра. – Мадагаскар, ты за главного. Собери всех, кого сможешь, и веди их наружу, на помощь Грейнджер.

Гарри подошёл к Зеркалу, которое по-прежнему было зафиксировано на месте более прочно и неподвижно, чем сами стены Хогвартса, и скорее напоминало причудливое украшение замка, чем мощнейшее из ныне существующих магическое устройство.

Сильнее мог быть только Кубок Полуночи. Он дошёл до наших дней лишь в виде нескольких осколков, и почти никакой информации о нём найти не удалось. Однако Хопкирк предполагает, что Кубок был тем самым артефактом, с помощью которого был приведён в исполнение Интердикт. Причём примерно в то же время Кубок был разбит, а Мерлин потерял свои жизнь и время. Бритва Оккама подсказывала, что все эти события должны быть связаны между собой, хотя легенды о них противоречили друг другу.

Когда-то Гарри и представить себе не мог, что будет принимать такое решение… решение за всех людей. Конечно, в каком-то смысле каждое маленькое решение имеет привкус вечности. Но сознательно выбрать путь для будущего человечества, сделать ставку на человеческий разум… что ж, такая судьба выпадала немногим.

И сейчас Гарри собирался стать одним из этих немногих.

Напряжение, созданное в Тауэре принудительным карантином, ощущение хаоса из-за атак по всему миру, суматоха, вызванная приказом об эвакуации из Тауэра – всё это вкупе породило нечто похожее на панику. Целители, чиновники, исследователи, дипломаты и союзники, стремившиеся попасть в Тауэр, теперь обнаружили, что их выпроваживают. На развилке двух главных коридоров Тауэра стоял Хмури и выкрикивал приказы. Всего пять минут назад авроров здесь было больше, чем нужно, теперь же их осталось всего несколько, и они занимались эвакуацией. Зал Записей был опустошён, исследовательские отделы оставлены – их работникам разрешили лишь один раз зайти внутрь и забрать всё необходимое, а тех, кто сопротивлялся, выводили насильно.

Один из исследователей в отчаянии выхватил палочку после того, как ему не разрешили повторно зайти за его личным Омутом памяти с какими-то воспоминаниями. Пришлось его оглушить и унести. Много кто жаловался, некоторые плакали, однако, большинство восприняло происходящее не так драматично.

Возможно, многие из них не верят, что с Тауэром по-настоящему что-то случится – они рассчитывают, что смогут вернуться после того, как всё утихнет. Они не знают, что с ним будет… даже я не знаю, что с ним будет. Гарри уставился на Зеркало. Оно стояло неподвижно, как точка сверхъестественной стабильности. Если бы Гарри представлял себе сверхмассивную чёрную дыру в центре галактики, то она была бы именно такой: мощной, не поддающейся исчислению и более прочной, чем само пространство. Правда, ему никогда не доводилось видеть чёрную дыру. Он усмехнулся.

Гарри смотрел на золотой овал Зеркала.

Он должен это сделать.

Он должен заставить себя это сделать.

Кваннон не позволяла никому отвлекать его своими навязчивыми просьбами помочь или сделать исключение. Она преграждала им путь физически – или с помощью чар, когда это было необходимо, – чтобы его уголок Приёмной комнаты перед входом в Тауэр оставался пустым. Гарри почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Он повернулся и увидел аврора Пиррипа, вспотевшего, но широко улыбающегося. Он взглянул через его плечо на Кваннон – но она тоже улыбалась.

– Да? – спросил Гарри.

– Мистер Поттер! Вы ни за что не поверите… гоблины, сэр!

Гарри ощутил, как внутри у него всё скрутило. Он знал, в чём дело, и радоваться было нечему.

В каждом из бесчисленного количества раундов волшебники предавали вместо того, чтобы сотрудничать. Чего ещё можно было ожидать?

– Дай угадаю: они напали, но мы победили. – Он вздохнул и снова отвернулся к Зеркалу. – Всё шло к этому уже несколько недель. Нет, даже несколько лет. И самое ужасное во всём этом то, что ни винить их, ни радоваться победе невозможно. Победа ничего не меняет, а во многом даже усугубляет ситуацию. Я не считаю, что моральная ответственность передаётся по наследству, но столетия социального неравенства и откровенного угнетения невозможно игнорировать…

– Сэр! – прервал его Пип, снова потянув Гарри за рукав, когда нетерпение взяло верх над вежливостью и уважением, – Они сражаются с нами – сражаются за нас! Повсюду! Они спасли Чертог Киприотов и Шармбатон. Они спасли Годрикову Лощину!

Что… боже, мы этого не заслуживаем. Никто из нас этого не заслуживает.

Невероятно. Это был великодушный жест прощения, великий момент.

Гарри почувствовал, как глаза наполняются слезами, а губы невольно расплываются в улыбке.

– Всё летит к чертям, мистер Поттер, – сказал Пип, улыбаясь в ответ, – но мы не одни.

– Сэр! – обратилась Кванон к Гарри, прерывая Пипа и кладя ему руку на плечо, чтобы остановить разволновавшегося аврора. – Вы нужны снаружи! Богиня там, но…

Всё уже плохо и будет ещё хуже. Так что время пришло. В Приёмной не осталось никого, кроме целителей – те, кто мог сражаться, ушли, а остальные пытались укрыться вместе с учениками в подземельях.

Последним из Тауэра вышел Хмури с группой авроров, левитировавших следом за собой пару оглушённых. Хмури тяжело кивнул. Гарри не видел его таким печальным с тех пор, как Альбус Дамблдор исчез из времени.

– Знаю, – сказал Гарри Кваннон. Он снова повернулся к Зеркалу. Теперь он был готов. – Сначала я должен сделать дело. А потом мы пойдём в библиотеку. Пусть Гермиона делает свою работу, а я буду делать свою.

Он шагнул ко входу в Тауэр – карманный мир, созданный им самим. Мир, созданный из его стремления. Он поднял свою палочку:

– Муффлиато.

– Яинелмертс, – произнёс он, и поверхность Зеркала изменилась. И с тем Медицинский центр Джона Сноу и Школа Сомнения Тауэра исчезли.

Что за расточительство, мрачно подумала Гермиона. Она направила метлу вверх и в сторону от входа в замок. Что за героическое расточительство.

Защищающиеся могли бы действовать совсем по-другому, если бы взглянули на ситуацию нестандартно или бросили вызов условностям. Но они сражались так, как и всегда: самоотверженно, но совершенно неизобретательно.

Позади неё остался замок, возвышаясь на крутом холме над водами Чёрного озера. Лестницы, спускавшейся с холма, больше не было – будто что-то откусило от неё половину, – а у подножья лежали обломки. Территория Хогвартса – пологий травяной склон, простиравшийся от самого замка до главных ворот Хогсмида, теперь был завален хламом и трупами, среди которых пробирались толпы людей, текущие из Хогсмида нескончаемым потоком. Их было тысячи, возможно, десятки тысяч. Или даже больше. Гермиона вспомнила, что на площади Тяньаньмэнь в Пекине помещается миллион человек, и попыталась прикинуть. Если учесть весь этот хаос и непроходимые области… сколько же здесь людей?

Она выбрала участок земли и провела вычисления Ферми, подсчитав живых и мёртвых на этом участке и экстраполировав на всё поле.

Девяносто тысяч.

Откуда-то снизу послышался глухой резкий звук, и в воздухе пронеслось что-то, оставляя за собой полоску серебряного дыма. Гермиона смотрела, как оно по дуге плавно опускается вниз и ударяется о кованую крышу теплицы Пуффендуя. Ракета взорвалась, но не причинила особого вреда, если не считать разбитых стёкол. Она обратила внимание на то, что среди толпы были видны люди с винтовками и другим оружием.

Что ж, она не могла поверить, что так думает, и старательно напоминала себе о морали, равенстве и о том, что подобные мысли – это скользкая дорожка, но в её голове всё равно крутилась мысль: в конце концов, это всего лишь маглы.

Гермиона резко наклонила метлу вниз и опасно быстро спустилась к земле. Она остановилась прямо перед собравшимися аврорами. С каждым мгновением их становилось всё больше. Гермиона бегло оценила, кто здесь был и каковы были их возможности. Грозная сила, даже против такой армии, и если они будут сражаться грамотно, то смогут победить.

Возвращённые тоже были здесь. Не было Саймона. Гермиона посмотрела на Урга, Шарлевуа, Эстер, Никиту, Тонкс, Сьюзи и Хиори, встречаясь взглядом с каждым. Она ничего не сказала, они тоже. Ничего не нужно было говорить.

– Брахманы и ракшаса, – скомандовала она, указывая на элитные американские и российские отряды авроров. – Вы в воздухе. Докладывайте обо всём, что происходит. Оставайтесь вверху, не атакуйте, защищайте себя. Если увидите возможность для атаки, сообщите циньло или триратне. – Она указала на китайский и корейский отряды. – Они будут работать в командах, защищать друг друга и атаковать. Вы будете трансфигурировать то, что я скажу, – некоторые опасные вещи. То, что нельзя трансфигурировать. Но вы будете это делать, потому что только так мы сможем остаться в живых… и спасти множество жизней.

Гермиона выждала мгновение, ожидая споров или требований по поводу её приказов. Но их не было – лишь уверенные кивки и холодная решимость. Они знали Богиню. Они знали репутацию Тауэра.

Она повернулась к британским силам.

– Шичинин, Омега, у вас самый большой опыт борьбы с маглами. Обороняйте эти позиции. Пусть половина из вас встанет к бойницам… это замок, используйте его как укрытие. У меня есть идеи, как остановить это. Драко Малфой и Аластор Хмури присоединятся к вам, когда прибудут.

Гермиона развернула метлу и указала на орду внизу.

– Тысячи людей уже погибли, включая десятки наших. Но лучше всего сработал физический барьер. Используйте его. Сдерживайте их, держите оборону. Магловские новости трубят о массовых исчезновениях, мы не знаем, сколько их прибудет. Поэтому ваша задача – сдержать натиск и обеспечить безопасность школы. Если понадобится, отступайте внутрь. Оставайтесь в живых.

Она подала сигнал Возвращённым, и они поднялись на мётлах.

Невилл Лонгботтом окликнул её:

– А ты… ты идешь к источнику?

– Да, – ответила она, – Оставайся в живых.

И она улетела, сопровождаемая Возвращёнными.

49. Вторая с конца

У Гермионы было время подумать, пока они с Возвращённым летели к Хогсмиду. Они неслись сквозь ветер над территорией школы, постепенно удаляясь от замка. Расстояние было небольшим, всего на несколько минут полёта, но Гермиона воспользовалась этой возможностью. Было необходимо рассмотреть ситуацию стратегически: сейчас их действия были продиктованы сиюминутными обстоятельствами и выбранной тактикой, но чтобы завладеть инициативой в бою, мало просто отвечать требованиям момента, нужен долгосрочный план и понимание перспективы.

Что можно сделать? Как бороться с врагом, который нарушает все правила игры? – размышляла Гермиона. Тройка атаковала… – Ну, формально это теперь Двойка, – подумала она, вспомнив о простом белом камне, который лежал в неприметной железной коробочке в кармане у директрисы. Но ведь Мельд всего одним заклинанием посеял тотальный хаос и чуть не подчинил себе весь мир… Чтобы противостоять такому нападению, потребовался древний артефакт и годы планирования. И даже это могло бы не сработать, если бы им не повезло. В тот последний момент, если бы Мельд достал ещё одно заклинание из своих вековых запасов, скорее всего, он смог бы даже с перерезанным горлом справиться с ней и Гарри.

Старые книги всё время рассказывали о фантастических подвигах и могущественных заклятиях, но попытки отделить историческое от апокрифического напоминали скорее интерпретации, чем научные исследования. Например, считается, что Лорд Злостный повелевал дементорами, василисками и тарасками. Но что это, настоящее заклинание или легенда? А если настоящее, может ли Тройка его применить?

В обычной ситуации Гермиона могла бы исключить некоторые вещи – например, тайное древнее заклинание, которое позволяет остановить чьё-либо сердце без возможности защититься или уклониться. Если бы такое заклинание действительно существовало, оно бы сделало того, кто его изобрёл, непобедимым, и история бы выглядела иначе.

Но, по словам Гарри, Мельд намекнул, что Тройка тайно контролировала события в магическом мире на протяжении многих поколений, а значит, они, возможно, действительно непобедимы.

«‎Они будут использовать силу старого мира», – сказал Гарри, – «всё, что в прошлые времена служило залогом победы для злодеев вроде них. А мы будем использовать всю мощь нового мира, и мы победим».

Но если в ближайшее время у них не возникнет блестящих идей, она не понимала, как.

Далеко внизу раздался глухой хлопок, где-то в копошащейся массе маглов-марионеток – нет, людей. Гермиона поднялась выше, Возвращённые последовали за ней. Хотя они и так летели достаточно высоко и были защищены чарами, и им не угрожала опасность пострадать от огнестрельного оружия – перестраховка никогда не бывает лишней. Она огляделась, чтобы убедиться, что все на месте и никто не ранен. Слева и справа от неё летели Хиори и Эстер. За ними следовали Шарлевуа и Ург, расположившись на разной высоте, а Сьюзи, Тонкс, Никита и Джесси – в третьем ряду в шахматном порядке. Бросалось в глаза отсутствие Саймона.

Саймон. Моя твёрдая скала. Милый, надежный Саймон. Теперь его нет. Гермиона жалела, что не смогла быть рядом – спасти, помочь, даже просто взять за руку.

Он был первым, кого она спасла.

Когда Гермиона начала открывать двери камер, всё ещё шел дождь. В стенах Азкабана зияли пробоины, а одна из трёх сторон тюрьмы была расколота до основания и зияла огромной зубастой трещиной; Гранвиль перенёс её внутрь, и впервые за много веков разрушенные коридоры Азкабана омылись ледяным дождём.

Большая часть камер пустовала. Узники были переведены в новую тюрьму Говарда или отпущены на свободу, но некоторые всё ещё оставались здесь.

Запертая дверь. Гермиона с грохотом, заглушающим шум дождя, проломила косяк двери рукой, и с силой распахнула дверь. Пусто… Нет, здесь кто-то есть.

Она шагнула внутрь, позволив мягкому оранжевому пламени осветить камеру. Гранвиль издал тихий звук скорби и упрёка, обеспокоенно переминаясь на её плече.

Человек лежал на боку, уставившись в потолок. Он гнил заживо, его иссохшая воспалённая грудь была покрыта огромными сочащимися язвами, и чёрные полосы заразы расползались от них по всему телу. Когда теплый свет коснулся его лица, он медленно прикрыл глаза и повернулся к ней. Что он увидел, когда открыл их и посмотрел на неё – промокшего перепуганного подростка с фениксом на плече? Кем он её посчитал?

Она подошла ближе и ободряюще протянула ему руку.

«Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я здесь, чтобы вам помочь».

А теперь его не стало. Храбрый Саймон.

Они миновали ворота Хогсмида, и она вернулась мыслями к настоящему. Впереди показались новые враги: кроме бесконечного потока вооружённых маглов, появилось ещё две группы.

Их было всего около сорока – ведьмы и волшебники в мантиях непринужденно и неспешно пробирались сквозь толпу маглов. Они шли широким ровным клином по вымощенной камнем дорожке из Хогсмида, словно ученики, возвращавшиеся из Сладкого королевства. Маглы расступались перед ними, словно направляемые невидимой силой. Это так действует контролирующее заклинание, или маглам изначально дали такие приказы, или… может быть, эти волшебники контролируют маглов или могут отдавать им приказы?

Гермиона продолжила всматриваться в фигуры врагов, и пару из них она узнала даже с высоты. По её спине пробежал холодок. Советник Лимпэл Тинегар и Беллатриса Блэк. Последняя – с одним глазом и одной рукой (её искусственная рука скорее всего до сих пор лежала в хранилищах Отдела тайн). Среди остальных были волшебники, носившие эмблемы эскадронов смерти Гриндельвальда – «Вестников Конца». Она разглядела красный меч отряда Зах Кардья и красную руку – Вереш Кезек. Никакого Гриндельвальда в его собственном обличье – хоть какое-то облегчение в этом потоке кошмаров.

Но это был ещё не конец, ведь следом за тёмными волшебниками шли чудовища.

Василиски. Огромные змеи следовали за ведьмой в зелёном платье и, казалось, подражали её движениям. Они шли, покачиваясь в такт её шагов, не отрывая взглядов от её спины и игнорируя всё вокруг. Василиски были не менее пятидесяти футов в длину, а может и больше; та часть их тел, которую они держали вертикально, была высотой с двухэтажный магловский дом.

За василисками шли другие твари – настолько ужасающие, что не узнать их было невозможно. Тараски. Они передвигались на шести корявых ногах, покрытых блестящей красной чешуёй, а их спины покрывали широкие грубые панцири, похожие на растрескавшийся камень. Десять футов в высоту, с головами размером с львиные и огромными пастями, из которых шёл пар. Тяжеловесные, переступая по дороге, они напоминали то ли танки, то ли гигантских мерзких черепах.

Им не справиться с ними таким маленьким отрядом. Она резко увела метлу в сторону, едва не столкнувшись с Хиори. Может быть, стоит трансфигурировать специальные очки, чтобы защититься от взгляда василисков? Нет, на это нет времени, да и палочки нужны свободные. Сейчас главное как можно быстрее вернуться и предупредить остальных. К тому же теперь у Гермионы появилось ещё одно важное поручение для Луны.

Враги шли пешком – это казалось странным, но в целом проявление вальяжности посреди войны, казалось, было в их духе, – так что у Гермионы и её людей был шанс уйти, избежав столкновения. Описывая дугу при развороте, она услышала далекие крики внизу, но ей и Возвращённым грозила максимум пара атак, а через несколько секунд они уже будут вне зоны досягаемости врага. Боже… мало нам бесконечной орды маглов, так ещё придётся сражаться с бывшими обитателями Говарда и Нурменгарда?

Мимо пронесся сгусток зелёного света. Следом ещё один, направленный более точно – он пронзил воздух между Эстер и Шарлевуа. Почти одновременно с этим в центр группы ворвался густой клуб пара, но на таком расстоянии он был неопасен. Тем временем группа с каждым мгновением всё больше удалялась от врага.

Вступать в бой было бессмысленно, но Гермионе пришла в голову одна мысль – очевидная, конечно, в ретроспективе. Она слегка замедлилась и поднесла палочку к горлу.

– Сонорус, – произнесла она, а затем прокричала во все легкие: – Эгестиментис Пха!

Реакция внизу последовала мгновенно: четыре или пять ведьм и волшебников начали стрелять друг в друга. Среди толпы вспыхнул огненный шар, выпущенный одним из них. Гермиона усмехнулась и прижалась к рукояти метлы, ускоряясь. Им всё ещё предстояло подготовиться к встрече с чудовищами.

Странный протяжный ухающий звук заставил её вздрогнуть. Он был похож на крик огромной совы где-то совсем рядом, каким-то образом прорезая порывы ветра. Гермиона резко повернула голову, пытаясь обнаружить источник, но ничего не увидела. Она встретила озадаченный взгляд Урга: он тоже слышал это.

А потом Сьюзи кувыркнулась с метлы и полетела вниз, молотя руками по чему-то, что обвилось вокруг её головы. Гермиона успела увидеть это существо лишь краем глаза в тот миг, когда Сьюзи сорвалась с метлы – нечто обнажённое, с зубами, трясущееся в ярости.

Гермиона нырнула следом, направив метлу вертикально вниз и вытянув руку в золотой перчатке вперёд. Она слышала крик Сьюзи, невозможно громкий и дикий – она билась в агонии.

Не стоит нет времени глупо глупо глупо, подумала она в смятении, но продолжила гнаться за Сьюзи.

Гермиона всем телом подалась вперёд, изо всех сил пытаясь ускориться, долететь, дотянуться. Сьюзи кубарем летела вниз, опутанная собственной мантией, залитая собственной кровью; она молотила руками по твари, что вцепилась в её лицо и грудь, пока наконец та не отпустила, и её не унесло ветром. Теперь им навстречу неслась земля.

Гермиона тянулась, тянулась и…

Есть!

Схватив Сьюзи за лодыжку, Гермиона неистово рванулась назад и с такой силой потянула переднюю часть метлы вверх, что рукоять изогнулась и опасно затрещала в её руке. Она вошла в пике, по дуге пронеслась на расстоянии вытянутой руки от разъяренной толпы маглов и, не сбавляя скорости, подняла их обеих обратно в небо. От резкого поворота Сьюзи сильно дёрнуло, и Гермиона почувствовала, как что-то в ноге ведьмы вывихнулось – бедро или колено, – но Гермиона поймала её, слава Богу. Слава Богу, она поймала её.

Они неслись вперёд, левой рукой Гермиона крепко держала метлу. Правой она подняла Сьюзи вверх и положила на переднюю часть метлы.

Сьюзи была мертва.

Её лицо и грудь были месивом окровавленного мяса, разорванные, словно перемолотые какой-то чудовищной машиной. Её рот был открыт – безжизненная чёрная рана среди растерзанной плоти.

Гермионе жгло глаза от ветра и ярости, она скрипела зубами от злобы. Сосредоточься. Сьюзи ещё можно спасти.

Через несколько мгновений к ней спустились остальные Возвращённые.

Снова послышалось уханье.

Нет нет нет что это такое?!

Эстер поравнялась с Гермионой и наклонилась. Она схватила Сьюзи за руку и потянула ведьму на себя. Гермиона поняла, чего она хочет, и ухватившись одной рукой за заднюю часть мантии Сьюзи, помогла перенести ведьму с одной метлы на другую, второй рукой держа метлу на ровном курсе.

Снова раздался ухающий звук, и что-то столкнулось с Эстер, её метлой и Сьюзи. Всё произошло так стремительно, будто в них ударила молния.

Гермиона повернулась в седле и увидела… что-то. Не столько физическое воплощение, сколько поток ощущений. Напоминало использование беспалочковой магии: целенаправленное движение определённых идей. Но то, что она уловила, было каким-то образом видимо, и оно двигалось, источая злобу. Набор ощущений, лишенных здравого смысла и какой-либо цели.

Большие глаза. Чёрные и маслянистые. Влажные.

Бледная кожа. Отслаивающаяся, в глубоких трещинах. С выдранными кусками.

Длинные худые руки. Костлявые ноги. Рёбра. Торчащие суставы.

Рот. Улыбка.

Улыбка.

Вокруг с радостным уханьем заметались другие, их было много, они были такими быстрыми; метла Гермионы летела на полной скорости, а они прыгали на неё.

Не говоря ни слова, Хиори и Шарлевуа отделились от Гермионы и остальных. Гермиона повернулась в седле и увидела, что они по широкому кругу возвращались туда, где упали Эстер и Сьюзи. Они метали проклятия так быстро, как только могли, но твари были неуловимыми, они как будто были бесплотными: даже те заклинания, которые, казалось, попадали в них, не имели никакого эффекта. Твари с криками набросились на Хиори и Шарлевуа, и пара исчезла из вида.

Гермиона повернулась вперёд, ещё сильнее стиснув зубы, и крепко сжала руки на рукояти. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, старалась держать себя в руках.

Эстер и Шарлевуа. Французская ведьма когда-то была почти в кататонии и срывалась на крик, едва её разлучали с Гермионой. Эстер какое-то время была очень тихой, глубоко надломленной предательством и собственным гневом. Но за прошедший год эти двое нашли друг друга – Гермиона не лезла с расспросами. Они даже собрались переезжать из Повиса, купили дом в Годриковой лощине.

Хиори. Загадка даже для Гермионы. Немногословная и очень серьезная. Она сидела в тюрьме за убийство, но внутри неё всегда было что-то, что Гермиона никогда не могла постичь. Хиори умела тонко разыграть ситуацию, и в её глубоком взгляде, казалось, прятались мысли, которые она никогда не раскрывала.

Сьюзи. Язвительная и саркастичная, она любила притворяться кокни, и использовала сексуальный подтекст как броню. Как и все Возвращённые, она оставила часть себя дементорам, но сражалась отважнее всех, чтобы вернуть её себе.

Гермиона, Тонкс, Ург, Никита и Джесси продолжали лететь, обратно в Хогвартс, снова на помощь.

Хотя Гермиона не знала, чем здесь можно помочь. Какое оружие могло бы сработать? Что вообще можно сделать в такой ситуации?

И опять же, чего вообще хотят эти проклятые монстры?

Всё, что происходило, не имело ни малейшего смысла! Почему враг появился в Хогсмиде, а не прямо за стенами замка – или, если уж на то пошло, не в самом замке? Допустим, у заклинания есть ограничения, но ведь Беллатриса уже использовала его, чтобы появиться внутри Хогвартса, так почему бы не сделать это снова?

Зачем вообще затевать такую войну? По словам Гарри, Мельд упомянул лишь, что «великий и грозный бог жаждет крови»… в рамках какого-то большого плана по уничтожению магии. Последнее совпадало с тем, что сказала Тинегар в Приливной зоне. Кажется, это было тысячу лет назад… Тинегар утверждала, что борется за то, чтобы остановить разрушение мира.

Если только у Тройки не было какой-то скрытой цели, они зря тратили ресурсы. По их замыслу Мельд должен был занять место Гарри, продолжая его контролировать, а Гарри – изменить внешность и стать его советником. Но ведь подготовка нападения началась ещё до того, как Гермиона отправилась в Тауэр. Утром того дня магловские новости уже сообщали об исчезновениях. Выходит, Тройка фактически нападала сама на себя. Но зачем? Это не могло быть внутренней борьбой, ведь Мельд знал обо всём, когда разговаривал с Гарри. Это часть плана. Но Гермиона никак не могла понять, в чём заключался план, если цель Тройки – уничтожение магии. Они пытаются развязать войну между маглами и волшебниками? Или хотят убить как можно больше волшебников? Или это просто такое развлечение трёх психопатов, которым нет дела до человеческих жизней? И как они отреагируют на потерю Мельда?

– О!

Осознав что-то, Гермиона запустила руку в карман, отчего её метла покачнулась, и достала пузырефон. Она мысленно представила Гарри; он ответил практически сразу.

– Гарри! – прокричала она во весь голос, стараясь перекричать ветер. Она не желала сбавлять скорость. – Мельд собирался стать тобой!

Его глаза загорелись, и она поняла, что он тоже понял: для двух других из Тройки, вероятно, мир выглядел так, будто Мельд преуспел и контролирует Тауэр. Возможно, они не слышали, как она использовала контрзаклинание, если находились далеко от той группы волшебников. Возможно, они и дальше думают, что всё идет по плану.

Драко вдруг с отвращением осознал, что он здесь не главный. Прибыв в Большой зал в сопровождении Шизоглаза и Диггори, а также двадцати авроров (и одного Грегори Гойла), он встретил Лонгботтома и Богданову, и они рассказали ему, что Грейнджер раздала всем приказы, а затем отправилась заниматься своими обычными делами (падать с большой высоты, прыгать выше головы, обнаруживать, что на самом деле не так уж хороша в магии, и потому молотить кулаками по разным вещам, например по маглам). Планы у неё были хорошие, но только кто-то должен был остаться за главного. Лорд Малфой (ныне величайший из тех, кто носил это имя, один из немногих, под чьим командованием находится весь мир) встал в полный рост и приготовился принять это нелёгкое бремя.

Но не успел он открыть рот, как услышал, что Шизоглаз уже отдаёт приказы с крыши над главным входом:

– Вы там, вернитесь сюда – встаньте на крыше, не надо тут летать! – рычал он, указывая на одну из групп в воздухе. – Используйте замок и держите позиции! Сдерживайте наступление, не забывайте, что стены Хогвартса – это сильнейшая древняя магия, используйте это! И, ради Мерлина, все наденьте чёртовы пузыри!

Отрезвлённый, Драко поднёс палочку к голове и произнёс:

– Буллеско.

Он почувствовал как из одной ноздри противно начал надуваться пузырь, постепенно охватывая всю его голову.

Все принялись за работу.

Они понимали, что стандартная дуэльная тактика здесь бесполезна: врагов слишком много. Простая математика: даже если каждый аврор сможет убить по сотне маглов, этого всё равно будет недостаточно.

Так что Драко решил, что они сосредоточатся на площадных атаках. Редкие заклинания с сильным уроном быстро истощали силы, так что предпочтение было отдано Трансфигурации и чарам, применяющимся к местности.

Вдали от замка отряды на мётлах распылили среди маглов нечто под названием «зарин». В считанные секунды он парализовал и убивал врагов в огромных количествах. Другие отряды сбрасывали большие металлические канистры, трансфигурированные Шизоглазом – это были взрывобомбы. Падая на землю, они накрывали толпы маглов огненным шаром.

Что касается тех маглов, которым удалось добраться до вершины холма и до стен замка, то защитники применяли Размягчающие чары на землю под их ногами, делая дальнейшее продвижение невозможным. И всё же некоторым удавалось подобраться достаточно близко, чтобы атаковать из своего оружия. Один из таких выстрелил из похожего на трубу оружия дальнобойной взрывобомбой, и она взорвалась у стены замка, словно зачарованный огонь. И хотя урон был незначительным, это было опасно. Огромные полчища маглов, несмотря на их ограниченность, представляли собой настоящую угрозу.

Это похоже на войны древности, те, о которых говорится в старых легендах, подумал Драко с трепетом и тревогой. Маглы гибли сотнями, и Драко, стоя на балконе над большими воротами, неистово защищал всё, что было ему дорого, сражаясь на войне, в реальность которой было сложно поверить.

Через некоторое время ему стало плохо. Но ничего не оставалось. Он тяжело сглотнул и, перегнувшись через перила, снова взмахнул палочкой:

– Ступефай! Ступефай!

Еще двое маглов упали в жидкую каменную суспензию и исчезли из виду.

Его внимание привлекло какое-то движение сверху, и, подняв голову, он увидел, что Грейнджер возвращается, несясь на огромной скорости. Половина её фанатиков исчезла. Он с облегчением отметил, что сама она, похоже, не пострадала.

Она приземлилась на крышу рядом с Шизоглазом, вне поля зрения Драко (он был на балконе внизу), но в пределах слышимости.

– Аластор, сюда направляется отряд врагов. Беллатриса и та американская ведьма, Тинегар, и ещё по меньшей мере тридцать человек, включая некоторых из старой шайки Гриндевальда.

– Но не сам Гринди, – хмыкнул Шизоглаз. – Они ведь свели его с ума пытками двадцать лет назад.

Не успела новость про новых врагов шокировать Драко, как Грейнджер продолжила:

– Хуже того… с ними десять василисков и почти столько же каменных чудовищ из древних легенд, тарасков. И… и… – В её голосе послышалась паника, но она овладела собой и продолжила. – И ещё что-то. Не знаю, какие-то существа. Очень быстрые, и заклинания на них не работают.

– Гарри в библиотеке, – ответил Шизоглаз. Затем он грубо позвал кого-то: – Вы все, живо сюда!

Слева от Драко пролетели Шичинин и присоединились к паре на крыше. Прогремел взрыв, унося ещё дюжину жизней, и Драко снова сосредоточился на бое. Он выбрал ещё двух маглов, отделившихся от массы и почти добравшихся до замка.

И тогда появились чудовища. Драко никогда не видел ничего подобного. Гигантские змеи – василиски – их он узнал. А следом – шестилапые существа размером со здание. Они шли к Хогвартсу, снося всё на своём пути, шагая прямо по маглам, словно тех не существовало, давя их ногами.

Чудовища… как вообще можно им противостоять?

Оставалось только решать проблемы по мере их поступления и ждать указаний. На вершину холма, карабкаясь по утонувшим в камне соратникам, забрались ещё трое маглов, и Драко их сбросил. Один из них успел было поднять похожее на трубу оружие, но Драко с ним разобрался – по крайней мере, ему так показалось.

В следующий миг ослепляющая боль погрузила мир в темноту, и всё смешалось от сокрушительного удара. Драко обнаружил, что лежит на камнях перед огромными воротами и смотрит в сторону замка.

У него шумело в ушах, и он не мог понять, что произошло.

Он перевернулся на спину и закашлялся. Это было непередаваемо больно, казалось, что внутри что-то разрывалось, но он не мог остановиться.

Он посмотрел на крышу замка. Грейнджер и Шичинин снова поднялись в воздух и летели к нему плотной группой. Они были в дюжине ярдов.

На это нет времени, занимайтесь своим дурацким планом, в чём бы он ни заключался, подумал Драко с насмешкой, пытаясь встать на ноги. Он поднял руку и вяло отмахнулся от них.

Грейнджер кивнула ему, но он не смог понять выражения её лица. Она повернулась и махнула рукой одному из близнецов Уизли – Мерлин знает, кому именно – а затем указала на что-то на земле, вне поля зрения Драко.

– Фред! – крикнула она, и Драко едва разобрал её слова сквозь звон в ушах. – Берите их и поднимайтесь вверх! Ждите моего сигнала!

Драко приложил руку ко лбу, а когда отнял её, она оказалась вся в крови. Он почувствовал головокружение, к горлу подступило, он согнулся пополам и его стошнило. Едва он смог выпрямиться, как его стошнило снова. Ноги сделались ватными, его качало из стороны в сторону, несмотря на все попытки удержаться в вертикальном положении.

Кто-то крепко схватил его за предплечье, удерживая на месте. Он ошарашенно посмотрел на ребёнка в доспехах, который держал его руку. Нет, это не ребенок. Это гоблин, закованный в блестящее серебро.

– Полегче, волшебник, – сказал гоблин. – Ты нам ещё понадобишься.

Драко не мог понять, что он видит. Что-то попало ему в глаза; он провёл по лицу рукавом мантии и быстро заморгал от того, что в глазах защипало. До него дошло, что его Пузыреголовое заклинание разрушено. Нужно его вернуть.

Но в тот момент всё что он мог – это бороться за то, чтобы устоять на ногах, поскольку гоблин отпустил его, чтобы поднять копье и указать им на подножие холма – туда, где бесновались чудовища.

Драко выпрямился и на мгновение почувствовал надежду.

А потом услышал странный ухающий звук.

Поодаль невзрачный человек в простой серой мантии наблюдал за боем. Никто его не заметил.

Подняв руку, он провёл пальцами по воздуху, и перед ним возникло сплетение светящихся багровых нитей, которые, следуя направлению его взгляда, двинулись к замку и невидимой цели внутри него.

Незнакомец медленно и осторожно двинулся вверх. Он поднимался по крутому склону к разбитой оранжерее Пуффендуя. Там, где склон становился слишком крутым и было совсем неудобно идти, земля плавно сдвигалась, подстраиваясь под его шаг и выстилая путь. Человек прошёл в оранжерею и, осторожно шагая по разбитым стёклам, скользнул внутрь школы.

И направился в библиотеку.

50. Конец

История войн волшебного мира наполнена драмами и героизмом, на её основе ставят яркие представления, и всё это совершенно не похоже на реальность.

Рассказывается, как мерзкие гоблины, подлые маглы или злодеи-военачальники, с ног до головы залитые кровью и утопающие в своих грехах, заполоняют поле боя, а потом приходит доблестный Изумрудный Лорд, совершает древний ритуал, поднимает свой Посох Семи Слов и сметает врага единственным очищающим жестом. Или, если это история другого сорта, то какой-нибудь добродушный барон, от которого зависит исход битвы, теряется в самый ответственный момент, но благодаря смекалке умного мажордома ему удаётся обмануть врага-злодея. С помощью магического обета – точнее, с помощью двусмысленности в этом обете он в конце концов побеждает злобного врага. Бывает и так, что борьба между героями и злодеями происходит в неясной тени какой-то далёкой древней силы, которая в последний момент вмешивается в ход событий с роковым раскатом грома и решает конфликт в пользу Добра.

Нельзя сказать, что авторы этих историй были наивны и ничего не знали о битвах. Просто в мире, где знания и могущество так тесно сплетены, истории о войнах обычно пишут победители, которые в своих рассказах выдают желаемое за действительное.

Но настоящая война – это ужас.

Все, кто мог, отступили внутрь замка и забаррикадировали входы, поливая врага градом заклинаний из бойниц, окон и балконов. А те немногие из бойцов, кто остался снаружи, сражались с нарастающим отчаянием.

Как ни странно, Хогвартс не был идеально приспособлен для сражений. Школа была древним храмом магических знаний, и хотя она была создана в те времена, когда мир был более диким, а магия – более могущественной, ей редко бросали вызов. Вопреки всем вероятностям и несмотря на разрушительную природу магии, со времен Мерлина в Британии не было насильственной смены режимов. После того, как был создан Совет Волшебников – революционное правительство, предшествовавшее Визенгамоту и Всемирной Конфедерации, лишь два злодея осмелились атаковать школу, и каждого ждал быстрый и неизбежный конец. Внешний наблюдатель мог бы даже сказать, что в целом магическая история была подозрительно спокойной.

Однако, несмотря на свою неприспособленность к активному бою, замок представлял из себя серьёзное укрепление. Так что после отступления под защиту древних стен бойцы направили все свои силы на то, чтобы те устояли. Было совершенно очевидно, что если Хогвартс падёт, продолжать оборону будет невозможно. Здесь не было ни мотта, куда можно было бы отступить, ни внутренней защитной системы, – лишь ненадежная воля самого замка. Это был последний бастион, и он не должен был пасть.

Использовались все имеющиеся в распоряжении силы, любые возможные хитрости, к защите привлекли всех, кого можно было перебросить из других сражений.

Для переброски использовались запасные портключи из разных тайников. Портключи в Хогсмид, в Приёмную комнату, в Хогвартс и в Запретный лес. Большинство из них были нелегальными, но использовалось всё, что можно было найти. Тем не менее рассчитывать на большое подкрепление не приходилось, ведь шли и другие сражения. В Министерстве магии держала оборону героическая горстка людей. В Годриковой лощине отряд гоблинов отважно сражался с толпой монстров. В некоторых местах на просьбу о помощи уже было некому ответить.

Результаты сражений по всему миру сложно было назвать победами. Там, где врагов удавалось уничтожить или отбросить назад, успех достигался ценой разрушительных потерь. А ведь не каждое сражение было успешным: Приливная зона была теперь пуста и безжизненна, Рубиновый Суд – залит кровью и мёртв.

Но те, у кого были силы и средства перемещения, пришли на защиту Хогвартса и Тауэра – места, в котором сосредоточились война и помыслы и надежды всего мира. Помощь приходила из Америки и России, Кореи и Китая. Из ЮАР, Савада, Кипра, Каппадокии и Скандинавии. Из Франции, Германии, Венгрии, Чили и Новой Зеландии. Отовсюду.

По мере того как день сменялся сумерками, а чудовищные орды всё ближе продвигались к крепостной стене, знающие люди постепенно приходили к пониманию, что здесь может быть только два исхода:

Либо Хогвартс и волшебники переживут эту ночь.

Либо нет.

Гермиона слышала, как кричал Эдгар Эразмус. В какой-то момент этого напыщенного волшебника, участвовавшего в воздушном бою высоко в небе, порывом ветра сбросило с метлы. Когда он упал, гоблин, не упуская момента, метнулся вперед и вонзил копьё в его живот. Копье перед этим унесло жизнь василиска, и теперь кислотный яд разъедал рану Эразмуса. Он завыл нечеловеческим голосом, его глаза широко раскрылись, а лицо стало пунцовым. Он скорчился, схватившись за живот, и увяз в луже жидкого камня. Большая часть холма с восточной стороны замка превратилась в месиво из обломков камней и заколдованной почвы. Маглов здесь почти не осталось, а те, что были, с трудом пробирались вперёд по разрушенной местности… большинство из них погибало от беспорядочных атак гигантских змей и неживых каменных тварей, не делающих различий между другом и врагом.

Эдгар Эразмус оказался совершенно не в том месте, и крики его агонии были ярким тому доказательством. Здесь было не место для людей, на этом поле битвы против древних ужасов.

Услышав его крик, Гермиона Грейнджер подумала: «На милосердие нет времени», – и, к своему стыду, даже не поняла, что подразумевала этой мыслью.

Вздрогнув, она в третий раз обрушила топор на голову тараска, и та отломилась от тела и упала. Из раскрытой пасти твари вырвалось облако зловонного пара, тяжелая туша с грохотом упала на землю, сбив с ног стоящих рядом маглов и придавив правую ногу Гермионы. Гермиона коротко вскрикнула и инстинктивно рванулась назад, оставив под тушей монстра палец, возможно даже не один. Несмотря на адскую боль, она устояла на ногах и повернулась в поисках новой цели, стараясь не поднимать взгляда.

Слева от неё другой тараск терзал кого-то – то ли магла, то ли волшебника, то ли гоблина. Тварь методично разрывала тело на куски челюстями, придавив его к земле одной из шести лап, периодически опуская и поднимая свою мерзкую безглазую голову из чёрного камня.

Вдруг Гермиона увидела или скорее даже почувствовала, как на неё бросился василиск. Она сделала выпад в сторону и неловко рубанула топором. Гоблинское серебро прошло вскользь, стесав лишь небольшой участок змеиной кожи. Прежде чем она успела пошевелиться, что-то – то ли тело этого василиска, то ли ещё один василиск – с силой товарного поезда ударило её в спину.

На мгновение Гермиона отключилась.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что сидит, привалившись спиной к чему-то твёрдому. Она быстро опустила взгляд. Гигантские чудовища – это слишком просто, давайте им ещё нельзя будет смотреть в глаза, подумала она, словно в тумане. Эразмус всё ещё кричал.

Гермиона услышала лязг металлических сапог – похоже, это были те три гоблина, которые только что присоединились к битве. Те самые, что дали ей топор. Она осторожно бросила взгляд в ту сторону, откуда доносился звук.

Один из гоблинов был в полных латных доспехах, похожих на средневековые, а остальные двое носили только нагрудники и шлемы. Доспехи сияли серебром, золотом и латунью; некоторые детали были украшены гравировкой на скошенных гранях, другие же отличались лаконичностью и простотой линий. У гоблинов были щиты. По какой-то причине, которой Гермиона не понимала, все гоблины теперь носили щиты, даже если это затрудняло использование оружия.

У неё было такое ощущение, как будто должна была понять, почему, но так и не смогла.

От бойца, который стоял над Гермионой на зубчатой стене, пронеслась куда-то вниз зеленая вспышка. Гермиона была рада, что кто-то на их стороне всё ещё мог произнести заклинание; она надеялась, что попали в василиска. Её собственная палочка лежала в кобуре. Топор оказался эффективнее.

Гермиона прикоснулась к камню за спиной – это была стена замка, повреждённая ударом её собственного тела. Если бы это был обычный камень, она бы проломила его насквозь, но на стене Хогвартса лишь появились едва заметные трещины. Гермиона ухватилась за край камня и поднялась на ноги.

Она посмотрела в том направлении, куда ринулись гоблины, осторожно скользнула взглядом по разорванной дымящейся земле, пока не увидела периферийным зрением гигантское извивающееся тело василиска. Тогда она бросилась вперёд, следом за гоблинами. Двое из них подняли мечи, а третий упёр в локтевой сгиб обух копья. Все трое выкрикивали гортанные возгласы, которых она не могла понять.

Что-то блеснуло серебром – топор. Гермиона на бегу схватила его своей золотой перчаткой. Она услышала шипение, что-то метнулось в стороне: василиск бросился в атаку. Мимо неё пролетело то, что осталось от одного из гоблинов.

Двое других продолжали героически наступать, их крики не смолкали. Гермиона тоже закричала и бросилась за ними.

Драко не мог пошевелить правой рукой. Большая её часть была обглодана, растерзана похожей на собаку тварью, одной из тех, что носились вокруг, разрывая на куски своих жертв. Он не мог их толком разглядеть – на них невозможно было сфокусировать взгляд, они казались просто пятнами концентрированного безумия. Грубые вспышки в голове: Широкая пасть. Диски зубов. Блёклые глаза с голубыми катарактами. Узловатые мышцы.

То, что осталось от его руки, безвольно свисало с плеча, словно никогда и не было его частью. Но зелье, по крайней мере, остановило кровотечение. Сохранило ему жизнь. Зелье дал тот уродливый коротышка, американец Хиг. Он был в конце коридора с Грегори Гойлом. У другого окна. Другая защита.

Им удалось убить трёх или четырёх тварей. Смертельное проклятие работало, а может и не только оно, Драко не был уверен. Твари двигались так быстро, быстрее, чем что-либо могло двигаться, быстрее, чем это физически возможно, и каждое их прикосновение отрывало от жертв кровавые ошметки. Защитные чары работали, но даже такие надежные заклинания как Призматический щит рассыпались от их атак, словно от удара дракона. Драко поднял защитный барьер, чтобы не дать очередной человекоподобной твари залететь в окно, которое он охранял. Что-то ударило по заклинанию с такой силой, что Драко опустился на колени. Он не упал, но это был вопрос времени: он чувствовал, как магия безвозвратно покидает его.

Драко перевёл палочку из нижнего квадрата в боевую позицию. Внизу были маглы, но совсем мало. На фоне остальных существ они казались странными со своими крикетными битами и ножами. Ни у кого из них не было огнестрельного оружия или взрывчатки, поэтому они не стоили внимания.

Солнце садилось, делая всё красным. Скоро наступит ночь.

За окном что-то промелькнуло, послышался крик.

Драко прислонился к изогнутому оконному проёму. Ему хотелось упасть на землю. Хотелось плакать. Хотелось заснуть.

Но он не мог этого сделать. Некоторые вещи сильнее сна, слабости, смерти. Он будет бороться.

Послышалось уханье. Драко поднял щит. Слишком медленно. Прежде чем он понял, что именно произошло, он оказался на полу перед окном, и что-то придавило его сверху. Палочки не было, видимо он её выронил. Он ничего не мог сделать.

Это был один из летающих, он был на его плече и на одной стороне груди.

и

он почувствовал

разрывающую боль

и

он услышал

влажный звук

разрываемой плоти

и хруст

костей

больно

невыносимо больно

он кричал

он кричал

он кричал

он кричал

он отключился на мгновение

и вспомнил

– Драко, – сказал Гарри. – Спасибо, что пришел. Я… ну, спасибо.

– Что тебе нужно, Поттер? – спросил Драко, глядя на него в упор. Лицо у Поттера было перекошенное, брови нахмурены – обычное его выражение, когда он собирался быть невыносимо серьезным. При взгляде на него Драко почувствовал тошноту – глубокое отвращение с привкусом горечи во рту.

Поттер закрыл глаза.

– Я хочу дать тебе обещание. Обещание насчёт твоего отца. Я хочу…

– Гарри Поттер, – угрожающе прошипел Драко, – Будь очень осторожен в том, что собираешься сказать.

Он чувствовал желчь на языке, но еще больше она жгла его вены изнутри. Ярость и ненависть. То, что заставляло его по ночам плакать навзрыд, уткнувшись лицом в подушку. То, что делало присутствие матери жестоким, ведь они были почти чужими, а отца он только что похоронил. То, из-за чего ему так хотелось причинить кому-нибудь боль.

– Будь очень осторожен, – повторил он.

Поттер поднял на Драко глаза. Свои зелёные, полные сострадания глаза. Драко хотелось в них плюнуть.

– Послушай, – наконец сказал Поттер. – Я много думал о том, что я должен… о том, как всё есть на самом деле, и о том, насколько я навредил другим своей самонадеянностью и слепотой. Думаю, скоро ты сможешь лучше меня понять, но… – Он замолчал и опустил глаза. – Драко, я хочу дать тебе обещание. Обещание изо всех сил постараться исправить, что я сделал. И мне ничего не нужно от тебя взамен, даже твоей дружбы. Мне ничего от тебя не нужно. Дело не в тебе. Дело в… терминальных ценностях. – Мальчик снова остановился, похоже, обдумывая, как звучат его слова. – О вещах, которые для меня важнее всего на свете.

Драко мог бы его убить. Они были одни, и никто не знал, что он здесь. У него был нож, и Поттер бы этого не ожидал.

– Драко, – сказал Поттер, – мне жаль, что твой отец умер. Искренне и абсолютно. От всего сердца. – На лице мальчика промелькнуло что-то вроде сожаления. – Но я видел невозможные вещи. Магия – это невозможно, или, скорее, это когда возможно всё, что, по сути, одно и то же. Она вернула… Гермиона вернулась. Магия превратила пространство между жизнью и смертью, и без того не очень широкое, в нечто, что кажется совсем маленьким. Магия… – Поттер закрыл рот и покачал головой. – Прости, я говорю не то, что имею в виду. Получается совсем не то.

Поттер скрестил руки на груди, обнимая себя. Драко неотрывно смотрел на него.

– Я… Не знаю, как сказать, Драко. – снова начал он. – Вдруг это покажется оскорбительным, безумным или ещё каким. Поэтому я просто скажу как есть, и буду надеяться, что ты поймешь, что я говорю искренне. – Он поднял глаза и встретил взгляд Драко.

– Я намерен, – сказал Гарри Поттер, – всю оставшуюся жизнь работать над тем, чтобы больше никто не умирал – ни чей-либо отец, ни мать, ни сын, ни дочь. И я намерен вернуть тех, кто уже умер, какой бы ритуал или заклинание не пришлось изобрести, чтобы преодолеть эту последнюю брешь во времени.

– Драко, – сказал Гарри, – я обещаю, что до конца своих дней буду изо всех сил стараться, чтобы вернуть твоего отца.

В тот момент лорд Малфой едва не убил лорда Поттера за то, что тот играл с его сердцем. Но Драко остановил себя и заглянул в глаза Гарри, которые не отрывались от его собственных.

И он увидел там что-то. Он увидел сталь и нечто более твердое, чем сталь. Он увидел волю, не терпящую никаких препятствий и преград. Он увидел твердую, как алмаз, волю, которая вернула Гермиону Грейнджер, и хотя Драко не знал, как, он знал, что это сделал Поттер. Он увидел честь, которая связывала этого мальчика с его путём. Он увидел обещание, которое было сильнее сна, слабости или смерти.

– Ты поможешь?

Палочка Драко была в его руке. Она всё ещё была в руке.

Он был там, и он был жив. Что-то набросилось на него. Одна из этих тварей его терзала. Убивала его. Он не хотел умирать. Он не умрёт. Он не может умереть. Потому что…

Потому что он хочет когда-нибудь снова увидеть своего отца.

А некоторые вещи были сильнее сна или слабости. Или смерти.

– Авада Кедавра! – произнес он. Тварь на его плече исчезла, растворившись во вспышке зеленого света, остановившей смутное беспамятство смерти.

Он снова лёг на камень, задыхаясь.

Мир заволакивали туман и темнота. Драко быстро моргнул.

– Сэр! – раздался голос. – Держитесь, сэр, я здесь!

Пип увидел, что по грубой черепице крыши на него летит проклятие Кровавых ног. Он подпрыгнул, но приземлился неудачно, одна нога соскользнула, и он лишь чудом смог ухватиться рукой. Беллатриса Блэк рассмеялась.

Грёбаное дежавю.

Казалось, бой шёл уже несколько часов. Часть защитников переместилась на крышу – была идея попытаться уничтожить самых безумных чудовищ массированными залпами Смертельных проклятий, – и в начале даже получалось, но все три ровные тактические формации защитников хаотично рассеялись, как только в бой вступили новые враги. Из какого-то невозможного измерения вырвалась пылающая колесница, запряженная огненными лошадьми, и она принесла безумие:

Десять ведьм и волшебников со знаками на мантиях в виде кулаков и мечей.

Та тощая угрюмая американская ведьма из Вестфальского совета, похожая на паука.

И кровожадная и безумная Беллатриса Блэк.

Пип почувствовал то, что должно быть, чувствуют гриффиндорцы в библиотеке: растерянность и огорчение. У Беллатрисы не было руки и глаза, а она все равно сражалась лучше.

Слева от него мадам Боунс билась с американкой. Это должно было закончиться быстро, но вестфалийке каким-то образом удавалось сдерживать Верховного Чародея, она использовала странные невиданные заклинания и была мрачнее тучи. Мистер Диггори уже был на земле – ему прямо в лицо прилетело заклинание Гниющих Лёгких, и он закашлялся до потери сознания.

Справа от него Шизоглаз Хмури и ещё три аврора сражались с приспешниками Гриндевальда. Стоп, разве у них не было собственного названия? Что-то венгерское и непроизносимое? Неважно. И хотя хороших парней было в два раза меньше, они побеждали. Пип не мог даже уследить за некоторыми действиями Хмури. Он мог бы поклясться, что видел, как в какой-то момент одно из оглушающих проклятий Хмури повернулось в воздухе, прежде чем попасть в цель.

Таким образом Пип и Кваннон остались один на один с Беллатрисой Блэк. Безумие, учитывая, как всё закончилось в прошлый раз. Но делать было нечего, и они приняли бой, а Беллатриса снова смеялась.

Возможно, поможет кто-нибудь из тех, кто в воздухе. Пип знал, что на мётлах оставался один отряд авроров из Америки, а также Шичинин. Конечно, у них были свои враги, но это ведь Беллатриса Блэк.

Кваннон подняла щит, чтобы выиграть им немного времени, но Пип хорошо помнил прошлый бой, и тоже поднял щит. Когда заклинание Пронзающего бура уничтожило барьер Кваннон, летящее следом проклятие, выпущенное неимоверно быстро, разбило щит Пипа, который оказался не таким уж и избыточным. Оба аврора успели броситься в сторону, чтобы избежать Смертельного проклятия, которое обрушилось на них через мгновение.

– Ещё лучше! – со смехом воскликнула Беллатриса, – Куколки танцуют!

– Лаганн! Ступефай! – выкрикнул Пип почти одновременно с криком Кваннон: «Ступефай! Лаганн!».

Беллатриса хихикнула и крутанулась на месте, уклонившись от части заклинаний, а часть приняв на свой щит и позволив ему раствориться. Пип не успел моргнуть, как она уже подняла новый, а затем сделала палочкой какое-то незнакомое движение. Из ниоткуда хлынул поток жёлтой жидкости.

Не имея ни малейшего представления о том, как действует проклятие и какой щит уместен, Пип поступил так, как его учили: он снова уклонился. Кваннон, обученная тем же человеком (который сейчас казался метающим проклятия миражом за их спинами), сделала то же самое.

И Беллатриса это предвидела. Когда Кваннон метнулась в сторону, её уже ждал Тихий Клинок Необычайно Специфичного Разрушения. С неистовой силой он взорвался.

Кваннон бросило в сторону, она упала с крыши и исчезла.

И именно в тот момент Пипу захотелось оказаться другим человеком. Кем-то важным. Наследником великого дома, или блестящим исследователем, или провидцем. Или даже просто кем-то по-настоящему особенным. Потому что он знал, что по-настоящему особенные люди не умирают. Не так, не после всего произошедшего. Не в тот момент, когда это имеет наибольшее значение, когда неудача означает смерть Аластора Хмури, Амелии Боунс и многих других.

Он видел спектакли. Да чёрт, работа в Тауэре и была похожа на пьесу. Невероятные вещи происходили, именно когда это было необходимо, и так постоянно. Когда поистине особенные люди оказывались в опасности, даже когда их поражало Смертельное проклятие… ну, всё как-то разрешалось.

Но Филип Пиррип просто был сыном своей матери. Он был неплохим аврором и трудолюбивым человеком, в этом он не сомневался. Но в момент, когда он приземлился на ноги и попытался придумать, что делать дальше, зная, что он уже один раз сражался в этой битве и проиграл, причём проиграл без вариантов, словно был малышом из Пуффендуя… что ж, он просто хотел бы быть кем-то другим. Кем-то особенным.

Гермиона снова увидела её. Ведьму в зелёном. Ту, что была с монстрами, шла среди них, управляла ими.

Гермиона высвободила топор из головы василиска. Он дымился от яда. Как и золотая перчатка на правой руке Гермионы. Теперь оба металла приобрели зеленоватый оттенок. Гермиона резким движением стряхнула с топора кровь, и там, куда она упала, земля начала пузыриться и дымиться.

Ведьма в зелёном остановилась у стены замка и погрузила руку в камень. Рядом с ней неподвижно стоял тараск, послушный, словно огромный каменный пёс. Она провела рукой вниз, и камень поддался, словно масло под ножом. Она сделала разрез до самого низа, для этого ей пришлось опуститься на колени, а затем освободила руку и выпрямилась.

Должно быть, она одна из них. Одна из Тройки. Одна из лидеров. Враг.

Гермиона достала пузырефон. Его задняя стенка была помята, декоративная крышка болталась, но он всё ещё работал.

– Мальчики? – позвала она.

– Мы здесь, – послышался голос одного из близнецов Уизли.

– «Мальчики», – передразнила русская ведьма, которая была с ними.

– Будьте готовы, ждите сигнала, – сказала Гермиона.

– Принято, – ответил второй близнец.

Гермиона убрала пузырефон и приготовилась. И атаковала.

Без вызова, без предупреждения. Просто изо всех сил метнула топор в ведьму, он со свистом пронёсся по воздуху.

Тараск закрыл собой хозяйку, топор отскочил от его грубого красного панциря.

Ведьма повернулась к Гермионе. Её лицо было серьёзным, глаза горели. Тараск неуклюже отодвинулся в сторону, освобождая путь.

– Привет, – сказала ведьма с лёгкой хрипотцой в голосе. – Ты – Гермиона Грейнджер, преисполненная магии и невероятно сильная. – Она подняла руку. – Но думаю, твоё время вышло.

Гермиона выхватила Бузинную палочку и ринулась в атаку.

По коридорам Хогвартса, никем не замеченная, шла фигура в простой серой мантии. Она двигалась как-то неуверенно, словно знала место назначения, но не знала точного пути. Тем не менее, вскоре она добралась до библиотеки.

Гарри Поттер её не заметил. Он давал срочные указания по пузырефону.

– Нет, недостаточно просто произнести слово. Ты должна… должна найти что-то внутри себя. Нужно почувствовать в себе осознанную волю, как если бы ты использовала беспалочковую магию.

Гарри Поттер стоял у окна библиотеки, рядом со странным магловским устройством – трубой на треноге, которая была направлена на звёзды. По обе стороны от устройства стояло по аврору, они прикрывали окно магическими щитами. Пол был исписан мелом, пометки несколько раз стирали и наносили заново.

Это не был архонт Ираклий Храбрый, идеально преобразованный в факсимиле. Это было очевидно. Как странно. Гарри Поттер каким-то образом победил. Невозможно поверить, но это было так.

Перед фигурой стояла Угроза во плоти, беззащитная и уязвимая, и фигура её изучала. Всего лишь мальчик. Их цель – всего лишь ребенок. Извечная угроза жизни, несущая опасность для всего и вся, сфокусированная линзой времени в этого единственного человека, и это был всего лишь мальчик.

Фигура позволила себе улыбнуться.

За западными стенами плотным кольцом собрались существа земли тёмных фей. Они разрывали кого-то на части, и этот кто-то кричал. Чёрные глаза и широкие влажные рты двигались аккуратно и целенаправленно, причиняя боль, словно это было искусством.

Это было ужасно, но это давало защитникам передышку.

Нет, не передышку, подумал Драко. Возможность.

Где Хмури? Нельзя её упустить.

Он оттолкнулся от стены, на которую опирался, и взмахнул палочкой:

– Экспекто патронум.

На камне перед ним возник серебряный крайт.

– Отправляйся к каждой ведьме и волшебнику в этой части замка и на крепостных стенах, – приказал Драко, усилием воли превращая это в мысль о мире и счастье. – Скажи им, встречаемся у входа в башню Гриффиндора. Будем атаковать.

Змея ещё не успела скрыться из виду, как Драко вытащил из мантии пузырефон и начал звонить всем, кого видел, и кто ещё отвечал.

Крик снаружи не прекращался.

Когда Грегор Нимуэ и Гарри Мадагаскар словно подкошенные рухнули на пол, Гарри понял, что время пришло.

Он обернулся и увидел мужчину средних лет в простой серой мантии. Он был немного не в форме, с животиком. Ростом выше среднего, но сутулый. На лице, покрытом морщинами от забот, выделялись зелёные глаза. Древние, древние зелёные глаза.

– Вы – он? – спросил Гарри.

Мужчина слегка улыбнулся. У него было доброе лицо.

– Да, Гарри Поттер, – сказал он мягким голосом, который оказался ниже, чем Гарри ожидал.

Пип продержался ещё несколько минут, хотя он подозревал, что это произошло лишь благодаря жестокости Беллатрисы Блэк.

– Глупенький мальчишка, – пропела безумная ведьма, – теперь повеселимся!

Она как бы мимоходом связала его, бросив Инкарцерус среди шквала других заклинаний.

Он упал, и мог лишь беспомощно лежать.

Ему пришлось смотреть, как она переключилась на Хмури, который пятился назад, пытаясь выгадать пространство для маневра. Рядом с ним остался лишь один аврор против пяти венгров, а проклятия и щиты появлялись и исчезали, перетекали и рассыпались с такой скоростью, что это больше походило на волшебный танец, чем на бой, который можно осознать разумом. Но отступать было некуда, и не было возможности освободить пространство или сбежать. И теперь Пипу придётся смотреть. Снова.

Беллатриса Блэк разразилась безумным хохотом и разбила щит Хмури. Затем еще раз, когда он поднял новый. Как бы отчаянно он ни сражался, ему приходилось ещё и давать отпор солдатам Гриндельвальда, которые стали атаковать интенсивнее. Наконец, Хмури достиг края крыши – отступать стало некуда.

Беллатриса остановилась, сделала глубокий, счастливый вдох, и снова захихикала. Она подняла свою палочку.

– Беллатриса! – раздался сверху крик. – Беллатриса Блэк! – крик словно раздавался из другого мира. – Беллатриса Блэк! – в нём слышалась ярость, – Беллатриса Блэк! – и величественность, – БЕЛЛАТРИСА БЛЭК! – это был Невилл Лонгботтом.

Он спустился с неба. Точнее сказать, не спустился, а упал в таком крутом пике, что казалось, он просто проломит черепицу крыши. Но в последний, идеально точный момент он остановил метлу, спешился и пошёл по крыше, и всё это одним непрерывным движением. Метла не успела упасть за его спиной, как он уже метал проклятия, одно, второе, третье, как будто гравитация, время и все законы и вероятности были лишь формальностями, которые он решил отбросить. Высокий и грозный, Лорд Лонгботтом двигался словно ветер.

Он бросился на Беллатрису, и было в этом нечто прекрасное и великолепное – его движения напоминали танец, который он отрабатывал каждый день на протяжении многих лет. Призывая щит, он сделал ложный выпад вверх, который оставил его в универсальном положении для множества различных атак, и который, в свою очередь, плавно перетёк в три светящиеся молнии. Цепочка, которую знает каждый аврор… но вместо двух-трёх последовательных заклинаний Лонгботтом атаковал без перерыва, ритмично и чётко, разнообразно и страстно. Он переходил от низких атак к широким, ставил защитные заслоны, а затем сам разрушал их новыми неожиданными атаками, ураганом ударов срывая защиту Беллатрисы.

В реальности, которая казалось вот-вот переполнится невероятным, Пип всё ещё находил место для изумления.

Беллатриса разразилась высоким, безумным хохотом.

– Глупая маленькая кук… – начала она, но шквал ударов прервал её, заставив защищаться. – Глупе… – снова попыталась она, и опять была вынуждена выкрикнуть заклинание кристаллического щита. – Ты…

– Глупе…

Никто не смог бы устоять на ногах, атакуя бесконечно, неустанно, безостановочно, но Невилл Лонгботтом не сбился с шага, не нарушил последовательности. Одно заклинание следовало за другим, одна атака – за другой, один щит – за другим. Никаких уязвимостей, никаких слабых мест, никаких возможностей, никакой передышки.

Смех Беллатрисы Блэк прервался. Она отражала атаки, поднимала щиты и метала проклятия, но сражалась она не с волшебником. Она сражалась со стихией.

Каждая её насмешка, каждая шутка, каждый безумый возглас обрывались новой атакой. Каждое слово обрывалось нападением. Каждое мгновение она была в блокаде.

– Это…

Не замедляясь, Лонгботтом двинулся вперед. Он отказался от своей человечности, хотя из глаз его текли слёзы.

– Нет… Ты…

Безумная улыбка наконец ушла с лица Беллатрисы, когда та, отчаянно уворачиваясь от сотой атаки, закричала полным ужаса голосом:

– Стой!

И в ответ Невилл Лонгботтом, словно разъярённый бог высотой в тысячу футов, извергающий серное пламя, прорычал:

– Они тоже тебя просили! Авада Кедавра!

Дуэль Гермионы с ведьмой в зелёном платье была странной.

Богиня подняла палочку и бросилась вперёд, на ходу читая заклинание. Противница усмехнулась и вскинула руки, между ладонями сверкнула молния.

Бузинная палочка разрядила её на себя.

Заклинания Гермионы разбивались о щиты ведьмы, которые реагировали лишь мягким серебряным свечением, поглощая одно проклятие за другим. Атаки же ведьмы не достигали цели, поскольку Бузинная палочка, двигаясь сама по себе, помогала своему истинному владельцу и рассеивала враждебную магию так просто, словно это были заклинания первокурсницы.

Гермиона сократила дистанцию, и они снова обменялись проклятиями. Заклинания увязали в щитах, отражались защитными чарами, наложенными на палочки. Поединок был похож на бурю без ветра.

Как бы между делом Богиня проломила голову тараска, выпустив из золотой перчатки прожигающий всё на своём пути сгусток яда василиска. Но у неё никак не получалось нанести урон ведьме в зелёном платье, которая казалась совершенно спокойной.

– Глупая обезьяна, – процедила ведьма, делая пассы рукой, от которых в сторону Гермионы летели вспышки зелёного света, сгустки пламени и острые кристаллы, тут же разрушаемые Бузинной палочкой, – разве ты не знала, что здесь возможен только один исход?

– Знала, – задыхаясь, ответила Гермиона, – И сейчас самое время, господа.

Гермиона атаковала, вложив в проклятия всю свою веру, всю силу своих убеждений и горя, и вражеские щиты ярко засветились под её напором. Без промедления она ударила другой рукой с такой силой, словно это был молот титана.

В тот же миг послышалось два резких хлопка, почти одновременно. Два выстрела сверху.

Первый выстрел разбил щит ведьмы. Второй прошёл сквозь её живот.

Перенель Дю Маре закричала, громко и протяжно.

Драко оглядел своих солдат. Около сотни ведьм и волшебников. Изможденные, потрепанные, израненные, они теснились на небольшом пространстве, где гриффиндорская лестница соединялась с главным коридором. Трое сторожили окна, за которыми ужасные твари разрывали на части своих жертв. Драко схватился здоровой рукой за искалеченную, чтобы она не раскачивалась – но оказалось, что это качался он сам. Проклятье. Нет, так не пойдет.

Нерушимая честь.

Лорд Малфой заставил себя выпрямиться. Перед глазами заплясали чёрные пятна, и на миг всё вокруг померкло и стало каким-то далёким, но он удержался на ногах, как истинный Малфой.

Драко овладел собой, придал лицу выражение холодной уверенности. Его тело было лишь инструментом.

Голос. Он хотел заговорить, но ощутил в горле комок из крови и желчи. Не пойдёт. Он сглотнул, очистил свой инструмент.

– Мы ударим, – сказал он. – Массированно. Враг собрался в кучу и не боится. А стоило бы.

– Мы умрем, – ответил Рэдж Хиг. Это было не возражение, а констатация факта.

– Возможно. Но мы уже мертвы. А так у нас будет шанс…

Нет, не так. Это… слабость. Отчаяние и глупость… Последние шансы никого никогда не убеждали. Будь ты проклят, Драко, сосредоточься на их слабости, а не на нашей. Где ты? Ты – нож. Так режь.

– Послушайте меня, все вы, – сказал Драко, наполнив свой голос сталью. – Я не буду притворяться, что верю во всё, что верит Тауэр. Я не буду рассказывать вам красивые истории о том, каким может быть мир. Но я скажу, что мы должны действовать прямо сейчас, чтобы защитить мир, каким мы его знаем. Я скажу, что магия существует, она бесценна, и мы должны её защитить.

– Я не из тех, кого называют хорошим человеком, – продолжил Драко, и теперь сталь появилась сама собой. Он выпрямился ещё сильнее, и услышал в своём голосе голос отца. – Я из тех, кто добивается результатов. Вопреки всему. Я выступил против всей страны, против всего мира, и добился результатов. Потому что есть кое-что важнее, чем вы и я, и даже чем эта чёртова школа. Важнее, чем наша кровь и наша эпоха. В каждой палочке и в каждой душе в нашем мире есть магия, и они уничтожат её, если мы позволим.

Он поднял палочку вверх, и она засияла огнём, который, как он знал, горел в его собственных глазах.

– Когда я говорю, что время пришло, и спрашиваю, пойдете ли вы за мной, знайте – это наша единственная надежда, и будьте уверены – мы победим. Ибо есть вещи более важные, чем добро, более важные, чем эта битва, и это – мы!

Ну и чушь, думал лорд Малфой, произнося эту сладкую ложь.

В ответ вверх взметнулась сотня палочек.

Вдруг откуда-то сверху послышался новый звук. Крик, состоящий из множества отдельных птичьих голосов.

– Кто вы? – спросил Гарри, опуская пузырефон. Он оставил его открытым, Луна слушала на другом конце.

– Мерлин, – просто ответил мужчина. Он смотрел на Гарри, держа руки свободно.

Несмотря ни на что, это имя заставило Гарри вздрогнуть. Он знал, что это вполне могла быть ложь – на месте этого человека он именно так бы и сказал, – но это могла быть и правда. Если руководствоваться законом экономии, это был самый вероятный вариант: Мерлин, который тайно корректирует историю, чтобы предотвратить предсказанную им катастрофу… Что ж, это не нарушает правил путешествия во времени и не требует введения дополнительных сущностей.

Конечно, Гарри рассматривал и другие возможности. Это мог быть Альбус Дамблдор, которого ловушка вне времени отправила в какую-то древнюю эпоху до создания Зеркала. Или Гаррик Олливандер, род которого до подозрительного неизменно присутствовал в истории Британии почти с самого начала. Или сам Гарри из будущего, в котором они овладели всеми знаниями, действующий, чтобы обеспечить реализацию этого будущего. Или какой-то случайный безымянный человек, полностью скрытый от глаз на протяжении всех времен и не попавший ни в одну легенду.

Но в конечном счёте, кто может подойти лучше, чем человек, который, как всем известно, изначально пытался ограничить магию и спасти тем самым мир?

– Вы здесь, чтобы уничтожить меня и спасти будущее мира, – сказал Гарри. Он старался говорить строго официально. – И за это, сэр, я вас уважаю. Возможно даже, что… – его голос дрогнул, когда он вспомнил окровавленное тело Джэй Си Крейм, смерть Гермионы и Гранвиля, вспомнил о сотнях тысяч погибших сегодня… Но он нашёл в себе силы продолжить. – Возможно даже, вы поступили правильно.

Мерлин торжественно кивнул, улыбка исчезла с его лица.

– Значит, ты понимаешь.

– Понимаю, – сказал Гарри. На мгновение он ощутил всю абсурдность происходящего. Это был момент, который определял, будет ли их мир миром магии и прогресса, миром, где смерть может быть побеждена и Дамблдор может быть возвращён, или… или другим миром. Более мрачной веткой реальности. И всё зависело от этого простого, неуклюжего разговора.

Мерлин поднял руку.

– Но, – продолжил Гарри, – ваша карта неверна.

Мерлин не опустил руку, а лишь слегка наклонил голову. Приглашение.

– Вы наверняка знаете об Альбусе Дамблдоре, возможно, вы даже были с ним знакомы, – сказал Гарри. – Иногда я задаюсь вопросом, был ли он самым мудрым человеком из всех, кого я знал, или просто самым храбрым. Он досконально изучил Зал пророчеств и использовал свои знания о будущем, чтобы определять его форму. Думаю, он не верил, что пророчества можно по-настоящему предотвратить, и, возможно, он был прав. В ретроспективе это кажется очевидным, но люди вроде Тома Риддла годами пытаются избежать того или иного пророчества, и всегда терпят неудачу. – Гарри пожал плечами. – Я никогда не слышал о пророчестве, которое было бы просто неверным. И если я правильно понимаю, вы с ним согласны. – Гарри сделал паузу, но не дождавшись ответа продолжил: – Значит, вам известно, что я, Гарри Поттер-Эванс-Веррес, разорву звезды на части.

Мерлин медленно кивнул. Его глаза были веселыми и любопытными, но в них была какая-то фундаментальная пустота. Гарри не мог понять, что это было – утомление от столь долгой жизни, готовность игнорировать любые доводы или что-то за пределами его понимания, – но времени беспокоиться об этом не было. Он чувствовал, как мысли в его голове начинают проноситься со скоростью света.

Жил-был одинокий маленький мальчик, который попал в странную школу. Он проповедовал новые идеи и по-новому смотрел на вещи – был остриём копья, летящего из одной цивилизации в другую, сила накопленных тысячелетиями знаний концентрировалась в нём в точку, твёрдую из-за травмы как алмаз. Однако в конечном итоге всё это не имело ни малейшего значения. Так мало его способностей было использовано. Следовать убеждениям было сложно, и даже новаторы порой используют простые решения.

Лишь в конце мальчик осознал истинный смысл своих убеждений и достиг просветления. Рациональность побеждала.

Разум Гарри пылал лесным пожаром. Он поднял сжатую в кулак руку.

– Во-первых, – он разогнул большой палец, – Лишь два человека за всё время смогли подчинить себе мир ведьм и волшебников. Оба, полагаю, сделали это ради благой цели. Но учтите, что при всех ваших силе и опыту я сделал то же самое… причём без применения силы, а наоборот, даруя силу и жизнь, и сделал это всего за семь лет. В этом отношении я вам ровня, и если вы сейчас меня недооцениваете, то подумайте о судьбе всех прочих, кто так считал. Подумайте о своем союзнике, Ираклие Храбром.

– Во-вторых, – он разогнул указательный палец, – Уже идут приготовления, которые гарантируют сохранение магии и выживание человечества. Тауэра больше нет, а Зеркало, которое было дверью, теперь нашло новое место. – Высоко над нами, подумал Гарри, на высоте шестисот километров, так что в поле его зрения попадает вся планета. – Рядом с ним ждут мои друзья – ждут, выживу я или умру. Я не стану рассказывать вам их инструкции. Но знайте, что все мы сейчас отражаемся в зеркале.

– В-третьих, – он разогнул средний палец, – Вы уже несколько раз пытались мне помешать. Вы уничтожили мою первую базу, убив при этом моего друга. Буквально сегодня ваш союзник пытался подчинить меня своей воле. Однако я всё ещё здесь, а он повержен.

Гарри сжал губы и пристально посмотрел в глаза Мерлину, а затем соединил эти три пальца – большой с указательным и средним – готовясь сделать щелчок.

– Так что подумайте. Остановитесь и подумайте. У нас всех в голове есть мысленная карта реальности. Двигаясь по миру, мы можем проследить на ней свой путь. Если вы предполагаете, что какое-либо событие должно произойти, и оно действительно происходит, вы понимаете, что карта соответствует реальности. Если же вас что-то удивляет, это происходит не потому, что реальность неверна… а потому, что неверна ваша карта. Если вы это осознали, у вас есть два варианта: либо вы поменяете карту, либо заблудитесь.

Мерлин внимательно на него посмотрел, и в его глазах больше не было неопределённости и пустоты. Теперь это был хищный взгляд того, кто находился за гранью смерти и слабости, кто взвешивал человеческую жизнь и находил её ничтожной, если она мешала его воле.

– Подумайте, не удивило ли вас происходящее. Подумайте, не находитесь ли вы на незнакомой территории. Подумайте о своих павших союзниках, о всех сорванных планах, – тихо сказал Гарри. – Остановитесь, подумайте и решите: хотите ли вы продолжать двигаться в этом направлении или, может быть, на этом пути вас ждут и другие сюрпризы?

Я даю вам шанс, тот же, что был у лорда Волдеморта – Тома Риддла – прежде чем я лишил его жизни. Я даю вам тот же шанс, который был у Мельда, прежде чем я лишил жизни его. Остановитесь, и ступайте с миром.

Или я вас уничтожу.

Гарри не колебался и не боялся.

Не потому, что у него имелся какой-то последний аргумент или великий план.

Не потому, что он знал, что Гермиона спасёт положение, совершив какой-то невозможный подвиг.

Не потому, что он верил в нечто большее, чем он сам.

Гарри не дрогнул, потому что в этот момент обнажилась его сущность – раскалённая добела линия гуманизма в самом его центре, пронзающая чёрную дугу Тома Риддла и разрушающая все препятствия на своём пути. Гарри не дрогнул, потому что проверил все варианты и твёрдо держался лишь тех, что были истинны, и он направил эту истину на служение добру, во что бы то ни стало и изо всех сил.

И для Гарри Джеймса Поттера-Эванса-Верреса это было целью жизни.

– Так что? – спросил Гарри.

Снаружи раздался громкий протяжный крик. Крик умирающей женщины.

Через мгновение к первому крику присоединился другой: зов сотни фениксов, подобный рождению нового мира.

Мерлин пристально посмотрел на Гарри.

А затем повернулся.

И ушел.