Глава 17

Почти год прошел с того дня, как я очнулся в теле восемнадцатилетнего одиннадцатиклассника. Иногда, просыпаясь по утрам, я все еще ожидал увидеть свою старую квартиру в Хабаровске, но реальность каждый раз напоминала — это новая жизнь, второй шанс, подаренный судьбой.

Последняя неделя выдалась насыщенной — выпускные экзамены, хотя с опытом десятков симуляций они показались до смешного простыми, последние приготовления к выпускному, встречи с подрядчиками по бизнесу. Вчера мои люди закончили обустраивать дом для родителей — просторный особняк всего в паре кварталов от моей резиденции, который я арендовал на время их приезда.

В аэропорту я нервно поглядывал на табло. Хоть формально эти люди и не были моими настоящими родителями, за год общения по телефону и видеосвязи я проникся к ним искренней теплотой. Родители прилетели всего на несколько дней — специально ради моего выпускного, но я планировал сделать каждый из этих дней особенным.

Они появились в зале прилета — невысокая женщина с добрыми глазами и подтянутый мужчина в строгом костюме. При виде меня мама замерла.

— Сашенька… — произнесла она дрожащим голосом. — Как же ты вырос!

Она бросилась ко мне, и я крепко обнял ее в ответ, чувствуя неожиданный ком в горле. Странное чувство — словно встреча с родными людьми, которых никогда раньше не видел.

Когда мы вышли на парковку, мама ахнула, увидев новенький черный «Гелендваген».

— Господи, Саша… это что, твоя машина? — спросила она.

— Да, мам. Нравится?

Отец обошел автомобиль, с явным трепетом касаясь идеально отполированного капота.

— Сын, такая машина стоит целое состояние… — проговорил он.

— Пап, — сказал я, открывая дверцу, — это только начало.

Их изумление только усилилось, когда мы подъехали к моему белому двухэтажному дому. При виде роскошного особняка с собственной территорией мама просто потеряла дар речи.

— Саша, — отец выглядел потрясенным, — откуда… как… это же миллионы!

— Десятки миллионов, пап, — спокойно ответил я. — Бизнес идет хорошо.

В гостиной их ждал сюрприз — праздничный семейный ужин, на котором присутствовали все близкие мне девушки. Алиса, элегантная в строгом черном платье, Рада, сменившая привычный образ учительницы на более свободный стиль, Ира с Анной Викторовной, и Лиза, чья естественная красота всегда притягивала взгляды.

— А это… — мама растерянно переводила взгляд с одной красавицы на другую.

— Мои девушки, — просто ответил я. — Каждая из них особенная.

За ужином, после первого шока, родители постепенно освоились. Анна Викторовна, как всегда безупречная в своей элегантности, очаровала их светской беседой. Алиса поразила глубиной суждений, а Рада — эрудицией. Даже юная Ира держалась с удивительным для ее возраста тактом.

Вечером родители переехали в подготовленный для них дом. Отец задержался в дверях.

— Санчо, — проговорил он, — не одобряю я… эту ситуацию. Как-то это не по-людски… Тебе, может, кажется, что они приняли все это, но ведь каждая женщина в душе — собственница… Ладно, — он махнул рукой, — главное, вижу, что ты действительно повзрослел, сынок. И добился невероятных успехов. Дай бог, чтобы не растерял нажитое.

Утром следующего дня в элитном ателье портной в последний раз проверял посадку костюма. Я смотрел в зеркало на свое отражение — молодое лицо, но глаза… В них читался опыт, который никак не мог уместиться в восемнадцать лет.

На выпускной я приехал в сопровождении своих девушек. Алиса и Лиза держались чуть в стороне, зато Ира гордо шла рядом, а Анна Викторовна, как мать выпускницы, блистала в дизайнерском вечернем платье. Рада, хоть и работала теперь в другой школе, пришла поддержать бывших учеников.

Юля, которую я недавно взял в свою компанию на должность аналитика, просто расцвела. Больше никакой забитости — в элегантном платье она выглядела настоящей бизнес-леди. Я намеренно держал дистанцию в отношениях с ней — несмотря на очевидную взаимную симпатию, понимал, что ее сверхчувствительная, ранимая душа не примет идею гарема. Я не мог и не хотел причинять ей боль, но взял под свое полное покровительство, обеспечив и работой, и финансовой поддержкой.

Рина была здесь по праву — одна из лучших выпускниц, президент школьного психологического кружка. В изумрудно-зеленом платье она затмевала всех красотой, но старательно избегала моих взглядов. Наша недавняя размолвка все еще отзывалась болью.

Татьяна Геннадьевна поднялась на сцену.

— Этот выпуск особенный, — начала она торжественно. Сказав несколько общих слов обо всех, она переключилась на меня. — … И сегодня я хочу отметить удивительную трансформацию, которую продемонстрировал Александр Воронцов. За один год он показал результаты, которыми может гордиться любая школа.

Виктор Андреевич взял слово следующим.

— Когда в начале года Александр решил сложнейшую олимпиадную задачу, я подумал — случайность, — произнес он с нескрываемой гордостью. — Но он раз за разом доказывал, что способен на большее. Победы на олимпиадах, уникальные решения, способность видеть математическую красоту там, где другие видят только формулы…

Елена Петровна, поднявшись на сцену после Виктора Андреевича, говорила с искренним волнением.

— За восемнадцать лет работы в школе я впервые вижу такую удивительную трансформацию ученика, — сказала она. — Александр не просто раскрыл свой потенциал — он показал всем нам, что нет ничего невозможного. Но, что еще важнее, никогда не забывал о своих одноклассниках. Помогал тем, кто нуждался в поддержке, организовывал дополнительные занятия, создавал возможности для развития каждого.

— Рада Сергеевна первой разглядела потенциал Александра, — добавила директор. — И ее вера в него полностью оправдалась.

После торжественных речей начался самый волнующий момент — вручение аттестатов. Татьяна Геннадьевна вызывала выпускников по одному. Когда назвали мое имя, я поднялся на сцену под громкие аплодисменты. Краем глаза заметил, как мама украдкой вытирает слезы, а отец гордо выпрямился в кресле.

Аттестат с отличием, почетные грамоты за победы в олимпиадах — каждая награда сопровождалась новой волной аплодисментов. Рина получала свой красный аттестат следом за мной — в этот момент наши взгляды невольно встретились.

После официальной части во дворе школы выпускники по традиции открыли шампанское. Брызги золотистого напитка, смех, поздравления — все смешалось в один счастливый момент. Фотографы едва успевали ловить яркие кадры.

Катя Максимова, сияющая от счастья, обнимала свою маму — еще полгода назад врачи говорили, что та не доживет до выпускного дочери. Но я, узнав о ситуации, оплатил лечение в лучшей клинике Германии. Теперь обе женщины не могли сдержать слез радости.

У ворот школы нас ждал сюрприз — вереница шикарных лимузинов. Я арендовал их для всего класса. Мы колесили по городу, останавливаясь в живописных местах для фотосессии: набережная, исторический центр, смотровая площадка делового квартала. Девушки в вечерних платьях, парни в строгих костюмах — мы наслаждались каждым моментом своего триумфа.

В «Метрополе» нас встречали родители и учителя. Я позаботился о том, чтобы праздничный ужин запомнился всем. Мои мама и отец сидели с Анной Викторовной и другими важными гостями. Катя, которая теперь была одной из самых успешных стримеров моей платформы, сидела рядом с мамой, обе счастливые и элегантные. Елена Петровна с гордостью наблюдала за своими выпускниками. Отец, поначалу смущенный роскошной обстановкой, постепенно освоился и уже увлеченно беседовал с генералом Звездовым о перспективах развития города.

Звездов сам подошел ко мне ближе к концу вечера.

— Александр, — произнес он. — Наслышан о ваших успехах. Не только в учебе, но и в бизнесе.

— Благодарю, — ответил я, держась уверенно, но скромно. — Просто нашел свое призвание.

— Да, я слежу за развитием вашей платформы. Впечатляет, — сказал генерал-лейтенант, внимательно изучая меня. — Особенно для человека вашего возраста.

Я понимал: меня проверяют. Оценивают. И от того, как я себя покажу, может зависеть многое.

Во время небольшого перерыва я вышел в холл ответить на видеозвонок от Маши.

— С выпускным, братишка! — Ее улыбающееся лицо на экране выглядело немного усталым, несмотря на поздний вечер по немецкому времени. — Прости, что не смогла прилететь.

— Спасибо, Маш. Как дела в Германии?

— Отлично! — Она заговорщически подмигнула. — И знаешь, возможно, скоро увидимся. Нужно кое-какие документы оформить в Москве…

— Буду рад встрече, — ответил я, вспоминая наш последний разговор и то, как Лиза передавала ее «особый привет».

Позже вечером я нашел момент остаться наедине с родителями.

— Спасибо вам за поддержку, — сказал я, глядя им в глаза. — За то, что поверили в меня, даже когда я резко начал меняться. За то, что приняли мои решения, пусть и не все из них вам понятны.

— Сынок, — голос мамы дрогнул, — мы очень гордимся тобой. Ты вырос таким… необыкновенным.

— Знаешь, — отец положил руку мне на плечо, — когда ты начал добиваться таких успехов, я сперва беспокоился — не связался ли ты с чем-то противозаконным. Но теперь вижу — ты просто очень талантливый. И главное — человеком остался хорошим.

Под утро, когда выпускники поднялись на крышу ресторана встречать рассвет, я стоял в окружении своих девушек. В лучах восходящего солнца город казался особенно красивым. Где-то там, в утренней дымке, едва виднелось здание моей новой компании.

Почти год назад я очнулся в чужом теле, не зная, что делать с этим подарком. Тридцатилетний мужчина в школьной форме — звучало как начало плохой комедии. Но система симуляций дала мне бесценный опыт, и сегодня у меня есть все: успешный бизнес, влияние, любовь прекрасных женщин.

Не хватало только одного — я посмотрел на Рину, стоящую у перил в своем изумрудном платье. Но это дело времени. В конце концов, у меня впереди целая жизнь.

* * *

Мила Лазарева смотрела на свое отражение в панорамном окне офиса — женщина с глазами загнанного зверя. Когда-то, десять лет назад, в этом взгляде жила надежда…

Четырнадцатилетняя девочка, мечтавшая вырваться из нищеты, из квартиры с вечно пьяным отчимом и измученной матерью. В памяти всплывали мельчайшие детали той прошлой жизни: запах перегара в тесной «однушке», звон пустых бутылок по утрам, приглушенный плач за картонной стенкой.

Тот ноябрьский вечер изменил все. Отчим снова сорвался — звон разбитой посуды, крики, рыдания матери. Мила бродила по улицам до ночи, пока ноги не онемели от холода, а пальцы не перестали гнуться.

Маленькое кафе на углу манило теплом и запахом свежей выпечки. Заказав самый дешевый чай, она пыталась растянуть его на час, чтобы подольше оставаться в тепле. Официантка бросала сочувственные взгляды, но молчала. Именно тогда он впервые подошел к столику.

Равиль походил на успешного бизнесмена из глянцевых журналов — безупречный костюм, дорогие часы, уверенные движения человека, привыкшего повелевать. Его взгляд излучал то внимание и заботу, которых так не хватало дома.

— Замерзла? — Голос парня прозвучал мягко, почти по-отечески. — Позволь угостить тебя нормальным ужином.

Он заказал еды, расспрашивал о жизни, слушал с неподдельным интересом. Равиль казался спасителем. Рассказывал о своем бизнесе, о возможностях для целеустремленной девушки. Говорил, что видит в ней потенциал. Мила, никогда не слышавшая подобного, была очарована.

— Такая красивая и умная девочка не должна жить в нищете, — произнес он, накрыв ее замерзшие руки своими теплыми ладонями. — Я могу показать тебе настоящую жизнь. Ты достойна большего.

Первый месяц напоминал волшебную сказку. Просторная квартира в новостройке, дизайнерская одежда, дорогие рестораны. Равиль держался безупречно — вежливый, внимательный, никогда не позволявший себе ничего лишнего. Мила чувствовала себя принцессой. Он не торопил события, давая время привыкнуть к новой жизни.

— Ты особенная, — повторял он, глядя на нее. — Я вижу в тебе огромный потенциал. Ты станешь настоящим бриллиантом, вот увидишь.

Первое предупреждение прозвучало, когда она захотела навестить мать. Равиль мягко, но настойчиво отговорил: «Зачем тебе эта пьяная семейка? Ты теперь со мной, у тебя новая жизнь».

Постепенно мир сузился до Равиля и нескольких его «деловых партнеров». Школа осталась в прошлом: «Зачем тебе эта бесполезная учеба? Я научу тебя тому, что действительно важно».

А потом начался кошмар. Сперва появился газлайтинг — постоянные замечания, придирки по любому поводу: «Ты неправильно поставила тарелки», «Почему так громко ходишь?», «Опять не так посмотрела на меня?»

Переломным стал вечер, перечеркнувший все. Накрывая праздничный стол для важных партнеров Равиля, она случайно пролила красное вино на его белоснежный пиджак. Удар пришел без предупреждения — короткий, поставленный как у профессионального боксера. В глазах потемнело, во рту появился металлический привкус крови.

— Нужно быть аккуратнее, девочка моя… — Он помог подняться, с почти нежной заботой вытирая кровь с разбитой губы. — Я делаю это только потому, что люблю тебя. Ты должна учиться на своих ошибках.

Так начались пять лет кошмара. Сначала побои случались за конкретные проступки — разбитую чашку, пересоленный суп, слишком громкий смех. Затем поводы стали незначительными — косой взгляд, медленное выполнение приказа, затянувшийся телефонный разговор. В конце он бил просто из прихоти. Равиль действовал методично — никогда не оставлял следов на лице, только на теле. Синяки, порезы и ожоги покрывали кожу словно карта боли.

— Нужно беречь твою красоту, — приговаривал он, нанося удар за ударом. — Ты же понимаешь, что я делаю это ради твоего блага? Никто никогда не полюбит тебя так, как я.

К семнадцати годам Мила стала безвольной тенью. Равиль контролировал каждый аспект существования. Прослушивал телефонные разговоры, установил камеры в квартире, отслеживал каждый шаг. Знал, где она находится, с кем говорит, о чем думает. Мир сжался до размеров клетки, где единственным живым существом оставался мучитель.

— Я люблю тебя, — шептал он по ночам, прижимая к себе с болезненной силой. — Ты только моя. Навсегда моя. Никуда не убежишь, не спрячешься. Я всегда найду тебя.

В девятнадцать он едва не убил ее. Обычный вечер, очередное наказание за мелочь. Возможно, не рассчитал силу удара, или она просто устала бороться. Очнулась в реанимации.

Молодой врач, осматривая ее, хмурился при виде старых шрамов и неправильно сросшихся переломов. Впервые за пять лет в душе проснулась надежда. На вопрос о следах побоев она не стала повторять привычное «упала с лестницы».

Началось долгое разбирательство: заявление в полицию, бесконечные допросы, унизительные медицинские освидетельствования, суд. Мила предъявила медицинские карты с записями о «несчастных случаях», показания соседей, слышавших крики, но боявшихся вмешаться. И главное — телефон с видеозаписями побоев, который прятала все эти годы. Равиль получил четыре года. Смехотворно мало за сломанную жизнь, но достаточно для нового начала.

После суда она перебралась в другой район. Пошла на курсы самообороны, научилась пользоваться холодным оружием. Но кошмары не отступали. Каждый мужчина с властным взглядом напоминал Равиля.

Первое убийство произошло почти случайно. Работая официанткой в кафе, столкнулась с настойчивым посетителем. Он выслеживал после работы, засыпал сообщениями. Однажды попытался силой затащить в машину. В сумке лежал нож для самозащиты. Момент удара стерся из памяти, остались только удивленный взгляд и теплая кровь на руках.

Полиция не вышла на след — уроки Равиля пригодились. Тело нашли через неделю в промзоне. А она испытала странное облегчение — словно отомстила самому Равилю.

За первым последовали другие, а Мила сменила место работы на небольшой продуктовый магазин, с таким графиком, что оставалось время на другие… увлечения.

Бизнесмен, избивавший жену — Мила замечала синяки, когда та приходила в магазин. Тренер из фитнес-клуба, домогавшийся учениц. С каждым разом становилось проще. Выбирала цели тщательно, никогда не действовала импульсивно. Полиция искала серийного убийцу, даже не подозревая скромную кассиршу.

Так началась охота. Насильники, садисты, упивающиеся властью над слабыми — все носили для нее одно лицо. Лицо Равиля. Выслеживала их, изучала привычки, выжидала момент. Каждое убийство становилось актом возмездия, попыткой уничтожить монстра из кошмаров. И так уж совпало, что все ее жертвы, как оказалось, были бабниками, неверными своим женам, девушкам или, что тоже бывало, активно встречались с несколькими. Потому журналисты и прозвали ее «убийцей бабников».

Полгода назад Равиль вышел на свободу. Быстро нашел ее — она и не скрывалась особо. Появлялся несколько раз: стоял у кассы в магазине, дежурил у подъезда, следил из машины.

Убить его не получалось. Пробовала неоднократно — что-то останавливало. Возможно, слишком глубоко засел страх. Руки, уверенно державшие нож для других жертв, дрожали при виде его силуэта. Он словно стал частью ее существа.

Но сегодня все закончится.

Телефон лежал на краю стола. Мила в последний раз проверила сообщения. Среди входящих — непрочитанное от матери: «Доченька, я записалась к психологу. Ты была права — пора двигаться дальше». Первый шаг к новой жизни. Который она сама уже не сделает.

Внизу мелькнул знакомый силуэт, входящий в здание. Мила достала нож — тот самый, которым лишала жизни других. Сегодня он послужит в последний раз.

Дрожащие пальцы набрали знакомый номер.

— Привет, Саша. — Мила улыбнулась своему отражению.

— Мила? — В голосе Сани промелькнуло беспокойство. — Что-то случилось?

— Просто хотела… поблагодарить… — Ее пальцы крепче сжали рукоять ножа, холодный металл впился в ладонь. — За то, что все это время понимал. И не осуждал. Ты единственный, кто видел во мне человека, а не чудовище.

— Мила, где ты сейчас?

— Прощай, Саша. — Она отключила телефон, отправив заготовленное сообщение: «Я знала, что ты догадываешься. Береги себя».

Двери лифта открылись с тихим шипением. Равиль появился — постаревший, осунувшийся, с нездоровым блеском во ввалившихся глазах. От былого лоска не осталось следа. Тюрьма изменила внешность, но внутри сохранился прежний монстр.

— Здравствуй, любовь моя! — Голос Равиля дрожал от болезненного возбуждения. — Ты все-таки решила вернуться? Я так скучал по тебе! Каждую минуту думал только о нашей встрече…

— Ты изменился, — перебила она, спокойно разглядывая его и ощущая странное облегчение. Страх исчез, осталась только усталость.

— А ты все такая же прекрасная. — Он облизнул пересохшие губы, шагнув вперед. — Я же тебе говорил! Говорил! Все эти четыре года… я только о тебе и думал. Каждый день, каждую ночь. В камере на стене висела твоя фотография. Ты ведь тоже скучала?

— Нет. — Мила покачала головой. — Я тебя давно не люблю и уж тем более не скучала. Я тебя вообще больше не боюсь, Равиль. Ты потерял власть надо мной.

Лицо мужчины исказилось от ярости. Равиль схватил настольную лампу и швырнул в нее. Мила увернулась, и лампа разбила панорамное окно, осколки брызнули во все стороны. Он бросился вперед с нечеловеческой скоростью — тюрьма не отняла звериной грации. Нож вошел между ребер, но Равиль словно не заметил раны. Пальцы сомкнулись на горле с привычной жестокостью.

— Ты моя! — Он сорвался на безумный хрип. — Только моя! Умрешь только со мной!

Они схватились в финальной схватке у разбитого окна. Тридцать четыре этажа вниз. Достаточно, чтобы закончить все навсегда.

Мила рванула его на себя, чувствуя, как осколки стекла впиваются в спину. Мелькнуло голубое небо, и мир исчез…

* * *

Я открыл новостную ленту и замер: в сети распространялось видео, снятое из окна соседнего бизнес-центра — две фигуры в смертельной схватке у разбитого окна напротив. Несмотря на расстояние между зданиями, я узнал ее силуэт. Узнал бы из тысячи.

Новостные сводки скупо сообщали о падении с тридцать четвертого этажа. Мужчина и женщина погибли на месте. Личности погибших устанавливаются.

Я убрал телефон и вздохнул. Только спустя некоторое время журналисты докопались до правды, что позволило мне узнать историю Милы целиком. Историю, которая завершилась для девушки так же, как и началась — во тьме. Она не была героиней или злодейкой. Просто человеком, который однажды не смог разорвать порочный круг насилия.

Загрузка...