Ночью спалось плохо — постоянно ворочался, сбрасывая тяжёлую волчью шкуру. Сон был рваным и полным кошмаров. Из всех щелей дома, из-под пола, с тёмного потолка на меня лезли огромные чёрные морды с клацающими жвалами, хитиновыми панцирями и бесчисленными ножками, которые с противным звуком перебирали по стенам и земляному полу. Твари забирались ко мне в кровать, ползали по телу и кусали.
Я просыпался, весь покрытый холодным потом, и отчаянно чесался. Стоило снова заснуть, как всё повторялось опять, будто наложили морок, от которого невозможно избавиться.
В какой-то момент, не выдержав, встал. Посреди ночной тишины принял Стойку Тысячелетнего Вулкана и начал медленно дышать, сжигая липкий страх и тревогу во «внутреннем горне». Только простояв около получаса, когда в ногах появилась лёгкая боль, остановился. Снова весь мокрый от пота, забрался в кровать и долго лежал, глядя в темноту, прислушиваясь к каждому шороху. Наконец, провалился в сон.
Разбудил меня резкий стук в дверь.
Дёрнулся и рывком сел на лежанке, дико озираясь и пытаясь понять, где я. Сердце колотилось, за окном светало, и в комнате было достаточно светло. Я что, не услышал крик петуха? Вот же чёрт. Виной тому — отвратительная ночь и работа до поздна. Но кого там принесло в такую рань?
Быстро встал, натянул вчерашнюю одежду и, подойдя к двери, отодвинул засов.
На пороге стояли двое мужчин — щетинистые лица, уставшие и покрасневшие глаза. Тот, что пониже, был в поцарапанном кожаном шлеме, а второй, повыше — без него, взлохмаченные волосы тронуты сединой. Оба одеты в простую форму ополчения. Я вопросительно на них посмотрел.
— Пойдёшь с нами, — устало, без всяких предисловий произнёс тот, что был без шлема. — Староста к себе вызывает. Немедленно.
В речи не было угрозы — ему дали приказ, и тот пришёл его исполнить.
— Хорошо, — просто ответил ему.
Брик, услышав голоса, выглянул из кузни. Пацан смотрел, как я выхожу из дома в сопровождении двух ополченцев.
— Кай! Я убрался в кузнице! Всё, как ты сказал! — доложил бодро, но в глазах читалось беспокойство.
— Хорошо, Брик. Можешь пока готовить еду, — сказал ему, а сам тем временем огляделся.
Сегодня Шестневник — рыночный день. Вдоль главной улицы виднелись разложенные на земле товары. Людей было заметно меньше, чем обычно, судя по воспоминаниям Кая. Вчерашние события оставили след — не было привычного шума и смеха, торговля шла вяло, почти вполголоса. Но, несмотря на угрозу, жизнь брала своё — крестьяне выложили на мешковину овощи: горы репы и капусты. Охотник-одиночка продавал несколько заячьих шкурок, а гончар выставил ряды горшков. Люди привычно вышли, чтобы обменяться товарами и новостями.
— И насчёт продуктов… действуй! — крикнул Брику через плечо, удаляясь вслед за ополченцами.
— Хорошо! — донеслось в ответ. Мальчишка смотрел вслед, и я чувствовал его тревожный взгляд.
Шёл по главной улице, и взгляды прохожих на меня были другими, словно каждый в Оплоте уже слышал о моей инициативе. Люди перешёптывались, а некоторые даже показывали пальцем.
— Славное дело замыслил, пацан! — одобрительно проговорил лысый и низенький мужичок с пышными чёрными усами, выставивший на продажу плетёные корзины. — Правильно! А то наш староста и носом не поведёт, чтоб ополчение вооружить как следует!
— Хорошего подмастерья Гуннар воспитал! — донеслось чуть дальше.
Это говорил старик в войлочной шапке, похожей на гриб. Дед выложил на прилавок пучки зелени и несколько крупных тыкв.
Кивнул старику и бросил взгляд на спины ополченцев, что шли впереди. Чуть-чуть догнав их, ещё раз посмотрел на лица — будто провели бессонную ночь на дозоре — серые, с тёмными кругами под глазами. Сложно понять, как мужики относятся к одобрительным выкрикам в мой адрес.
Когда поднялись почти на холм, один из солдат сбавил шаг и, не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Если и вправду что-то толковое для нас смастеришь — народ благодарен будет. Вот только староста гневается — не любит он, когда что-то мимо него проскакивает.
— Но он мужик не глупый, — добавил второй. — Понимает, что для общего дела стараешься, так что сильно браниться не станет. Ты главное, слушай, что тот говорит, и со всем соглашайся — не перечь.
Мужчина повернул голову, и его уставшие глаза с любопытством посмотрели на меня.
— К слову, чего мастерить-то задумал?
Как же ему ответить? Так, чтобы не возникло лишних вопросов, откуда у меня такие знания.
— Да мастер Гуннар как-то рассказывал… — начал, стараясь говорить неуверенно. — Про старое оружие, что его дед ещё ковал — говорил, получше наших копий будет. С большим таким наконечником, похожим на лезвие косы. Что им не только колоть, но и рубить можно, и зацепить всадника с лошади. Вот и решил попробовать таких наклепать, пока время есть.
Сказал просто, изображая растерянность. Мы уже подходили к большому дому Борина.
— О как! — с удивлением воскликнул ополченец в шлеме. — Так ей же, поди, и махать-то по-другому надо — ещё научиться придётся.
Решил не отвечать, сейчас важно сконцентрироваться на предстоящем разговоре со старостой — от него будет зависеть очень многое. Кстати, пока шёл, вспомнил ещё одну вещь, что не давала покоя ночью — уголь, которого стремительно становилось всё меньше. Хватит ли сырья на такую масштабную работу? Может, удастся убедить Борина выделить немного из запасов для общего дела?
Мы подошли к дому — настоящая крепость в миниатюре, насмехающаяся над жалкими мазанками вокруг. Первый этаж сложен из массивных валунов, скреплённых раствором. Узкие, похожие на бойницы, окна с толстыми железными решётками. Второй этаж сделан из дубового сруба, а покатая крыша покрыта не соломой, а аккуратной деревянной дранкой. К дубовой двери вели три широкие, вытертые сотнями ног деревянные ступени.
Доведя до створки, воин без шлема открыл дверь, пропуская внутрь. Второй остался снаружи, уперев копьё в землю. Я вошёл.
После серого утра оказался в помещении, залитом тёплым светом. Воздух был сухим, пахнущим дымом очага и чем-то пряным. Это была просторная прихожая-сени, на каменном полу лежали шкуры волков и одного большого медведя. Вдоль стен — массивные дубовые лавки, а на стене — оленьи рога, на которых развешана верхняя одежда.
Ополченец кивнул в сторону широкого проёма, что был завешен шерстяной шториной, или чем-то в этом духе.
— Туда. Ждут.
Я отдёрнул штору и вошёл в главный зал, занимавший почти весь первый этаж. В дальнем конце пылал камин. В центре зала стоял массивный стол из цельного куска дерева, способный вместить два десятка человек. На стенах — гобелены с вышитыми сценами охоты, а также оружие: скрещённые мечи, боевые топоры и несколько окованных железом щитов.
В центре зала, прямо у стола, в массивном деревянном кресле сидел Борин. Резьба на кресле была грубой, но мощной — узоры напоминали скалы и могучие сосны, над которыми парили похожие на драконов птицы. Староста, которого я уже видел раньше, выглядел ещё более взвинченным — беспокойное, одутловатое лицо раскраснелось, будто тот только что вышел из бани или с кем-то поссорился. Рядом с ним, положив тонкую руку на спинку кресла, стояла Инга — жена главы поселения.
Борин, до этого момента разглядывавший деревянный кубок в руках, поднял голову. Женщина тоже обернулась, и холодный взгляд прошёлся по мне.
— А! Подмастерье Гуннара. Проходи-проходи, мальчик.
Староста властно махнул унизанной перстнями рукой, указывая на центр комнаты. Я сделал так, как просили, и медленно пошёл вперёд, разглядывая огромный зал, что напоминал залы викингов из фильмов, которые смотрел в прошлой жизни.
Мужчина, одетый в длинную шерстяную жилетку поверх рубахи, с усилием поднялся с кресла и сделал несколько шагов навстречу. Борин оказался почти одного со мной роста, что было редкостью для взрослого мужчины здесь. Инга осталась позади, вперившись в меня бесцветными глазами.
— Что ж ты, парень, ко мне-то на поклон не пришёл? — голос мужчины был обманчиво-мягким, почти отеческим. — Самовольничать удумал. Пацана своего пустил по деревне горлопанить. Народ-то у нас тёмный, всякому слову верит, после такого сразу шептаться начали. «Вот, — говорят, — кто деревню теперь от напасти спасать будет, кузнечонок». «Героем» уж кличут. Ты вот смекни теперь, как я в их глазах-то выгляжу? — Борин подошёл совсем близко. — Нехорошо это, парень. Совсем не по-людски. Ты хоть понимаешь, о чём я толкую?
«Вот же чёрт… может, и вправду поторопился?» — сомнения на мгновение сцепили сердце в узел. Тут же заставил себя дышать — медленный вдох. Энергия Ци пошла по меридианам. Цепенеть нельзя, живая энергия — живая мысль.
— Вы правы. Поторопился, староста, — сказал ровно. — Я ведь сам испугался. А раз уж у меня теперь кузня, да какие-никакие знания, решил действовать. Что, если твари нападут прямо сейчас? — Посмотрел мужику в глаза. — Уж не знаю, известно ли вам, но видел их своими глазами в шахте — страшные существа. Шахтёров перебили, несмотря на то, что у тех кирки были в руках. Сам чудом спасся и двоих тварей прикончил. Знаю, как против них бороться, и оружие хотел сделать подходящее.
Решил не следовать совету ополченца и не поджимать хвост. Должен показать старику, что я не мальчик для битья, что сам сражался с тварями — этому бюрократу такое и не снилось. Как только подошёл к нему, тут же почувствовал — силы в нём нет, одна лишь власть, унаследованная и удерживаемая хитростью. Как такой человек мог быть потомственным старостой в этом суровом мире, в голове не укладывалось.
— Хм-м-м… — промычал старик, затем развернулся и, тяжело ступая, отправился назад к креслу. Плюхнулся в него, отхлебнул какое-то тёмное пойло из кубка и снова поглядел на меня. — А всё ж таки ты ловко извернулся, Кай, сын Арвальда. И вправду, крови охотника в тебе нет — ум у тебя не от этих дуболомов.
Борин коротко, по-поросячьи, хрюкнул, то ли смеясь, то ли кашляя. Я невольно скривился как от звука, так и от неожиданного презрения в словах. Интересно, а сами охотники знают, что их староста думает о них? Решил полностью проигнорировать эту реплику.
Мужчина замолчал, с присвистом дыша, будто у него была одышка. Инга поджала тонкие губы, опустив взгляд.
— Что сделано, того не воротишь, — продолжил Борин, становясь серьёзным. — Люди теперь языками чешут, будто мне дела нет до мужиков наших, до защиты Оплота. Разве ж можно так думать, а? — сощурил свои маленькие глазки так, что те превратились в узкие щёлки, затем подался вперёд.
Ага, понял, старик, это такая игра — ты хочешь, чтобы я был не просто на твоей стороне, а стал твоим рупором.
— Это крайне неправильно, староста Борин! — сказал преувеличенно-почтительно, широко раскрыв глаза. — Чтобы о вас такое подумать! Вы — глава Оплота! Ваша семья — хранители этой деревни испокон веков!
— Вот-вот! — почти взвизгнул мужчина, вскидывая кубок так, что пойло едва не выплеснулось. Он, кажется, даже не уловил в моих словах сарказма. Я мельком заметил, как женщина неодобрительно покачала головой. — А раз уж ты кашу заварил — тебе её и расхлёбывать! Сегодня же вновь пустишь своего щенка по деревне! И чтоб орал на каждом углу, что это староста Борин велел металл для кузни собирать! Усёк, али нет?
Голос его сорвался на визгливый тон.
— Конечно, староста, — слегка склонил голову в знак повиновения.
Мужчина удовлетворённо выдохнул, сверкнув на жену торжествующими глазками. Её лицо оставалось бесстрастным.
— А теперь, — Борин откинулся в кресле, настроение старосты явно улучшилось, — расскажи-ка мне, чего это ты там придумал?
Глава поселения улыбался, как кот, объевшийся сметаны.
— Оружие, которое будет против этих тварей очень… — чуть не сказал «эффективным», но вовремя прикусил язык. — … очень подходящим. У них ведь под брюхом брони нет. Нужно такое, чтоб можно было вспарывать им животы — что-то вроде копья, но с крюком на конце. Мастер Гуннар о таком говаривал. Сегодня же сделаю вам образец и покажу, вот только…
Замолчал, делая вид, что сомневаюсь.
— Понимаю, что вся эта затея ляжет на плечи кузни. Уголь на исходе… да и я один всё не сделаю — чтобы дело пошло, нужно, чтобы и другие мастера включились. Нужны хорошие, крепкие древки, на которые наконечники насаживать. А ещё хорошо бы в тех местах, где ополченцы будут их держать, сделать обмотку из кожи, чтобы руки не скользили. — Посмотрел на мужика прямо. — Такая согласованная работа всех мастеров требует вашего участия, староста Борин. Материалы. Время. Чтобы мастера не остались в убытке. Может быть, и оплатить им этот труд из общинной казны…
Замолчал, внимательно наблюдая, как бегает мысль в хитрых глазках Борина. Он медленно перевёл взгляд на свою жену — та в ответ едва заметно кивнула.
— Хм-м… дело говоришь, — кивнул староста. — Ясное дело — нельзя мастеров в убытке оставлять. Я сам этот вопрос улажу. Ты давай, куй, что нужно. Отныне за оружие головой отвечаешь. А старый Торин пусть с плугами да подковами разбирается. — Борин подался вперёд, и голос стал жёстче. — И вот ещё что, Кай — не подгадь мне. Справишься — сам увидишь, как староста за добро платит.
Мужчина кивнул, давая понять, что аудиенция окончена, и одним махом осушил кубок.
Я тоже кивнул, а взгляд случайно скользнул по Инге — глаза у женщины были недобрыми, но очень заинтересованными. Жена старосты улыбнулась уголками губ, и от улыбки стало не по себе.
Собирался уходить, как в голову пришла мысль, что заставила замереть на месте.
В зале воцарилась полная тишина, лишь за спиной слышал тихий шёпот женщины, что-то говорившей мужу на ухо. Когда замер, шёпот прекратился.
Медленно повернулся.
— Староста. Ещё одно соображение, если позволите.
— Ну, толкуй, — лениво бросил Борин, вытирая губы.
«А не много ли на себя беру⁈» — пронеслось в голове. Дышать. Дышать. Если мысль пришла, нужно пробовать. В крайнем случае — мужик просто отмахнётся, но если согласится…
— Раз уж такая напасть, так может… организовать укрепления? По внешнему периметру частокола?
— М-м? — промычал старик, не понимая.
Староста долго смотрел на меня — лицо, всё такое же красное, было хмурым. На лбу выступили капли пота, заметные даже с большого расстояния. Борин явно не знал, что ответить. Мужчина снова бросил беспомощный взгляд на жену.
И тут женщина заговорила сама.
— Ты можешь идти. Мы над этим поразмыслим, мальчик.
Инга говорила размеренно, тщательно выверяя каждое слово, будто ступала по очень тонкому льду.
Не говоря ни слова, развернулся и направился к выходу.
Внутри осталось гадкое ощущение от разговора. Староста произвёл ещё более неприятное впечатление, чем ожидал — безвольный, недалёкий и падкий на лесть. А жена была другой — холодная, расчётливая и тёмная. Понятно, кто на самом деле правит в этом доме. Под таким «начальством» деревня долго не протянет — неудивительно, что здесь всё прозябает, а частокол и ворота находятся в таком плачевном состоянии.
Вышел на свежий воздух — после душной атмосферы он показался особенно чистым. Несмотря на очевидные успехи, которых удалось добиться, на душе муторно. Заставил себя сделать несколько глубоких и медленных вдохов, чтобы прийти в себя.
Ополченцы у двери тут же повернулись ко мне.
— Ну как? — с надеждой спросил тот, что был повыше.
— Дело сдвинулось, — ответил я. — Будет у вас хорошее оружие.
Мужик простодушно улыбнулся и с облегчением переглянулся с напарником, а я двинулся в сторону кузни, проходя мимо рядов торгующих людей.
Когда подошёл к кузнице, у входа ждала небольшая толпа: несколько мужчин и женщин. Сперва подумал, что это поставщики металлолома, но оказалось, что люди пришли с заказами — простыми, бытовыми: у одного треснул обод на колесе телеги, у другого — сломался лемех плуга, женщине нужен новый ухват для котелка.
— Мальчик, сделай, очень нужно! — причитала пожилая женщина.
— Куда ж ещё идти? Торин сказал, у него заказов на неделю вперёд!
Пришлось объяснять и говорить, что кузня Гуннара теперь полностью сфокусирована на создании оружия, что мы собираем металл для общего дела и сам староста велел все хозяйственные нужды нести в кузницу старого Торина. Люди не на шутку расстроились, постояли ещё немного и побрели прочь, понуро склонив головы.
Посочувствовал им, но в глубине души всё-таки порадовался — кузню стали воспринимать всерьёз даже без мастера. Славного мы шороху навели, вот только если не справимся… Если я не справлюсь… Последствия могут оказаться плачевными, но отступать уже некуда — нужно делать прыжок в неизвестность. Не попробуешь — не узнаешь, на что способен.
Заглянул в кузню. Там, на табурете, сидел Ульф и, привычно уставившись в стену, сосредоточенно ковырял в носу. Увидев меня, детина неспешно вытащил палец, задумчиво его рассмотрел и медленно вытер о нижнюю часть табуретки. Вот же… мерзость.
Я немного разозлился, но тут же подавил желание делать ему выговор.
— Ульф, а Брик где? В доме или уже пошёл закупаться?
Молотобоец ответил, что не знает. Нужно срочно найти мальца, чтобы передать новый приказ Борина. Вышел из кузни и заглянул в дом — пусто. «Сегодня пропустил утреннюю практику,» — кольнуло внутри недовольство. Но с таким гвалтом с самого утра, может, и не стоит корить себя слишком сильно — дел и так невпроворот.
Пошёл вниз по улице, пробираясь мимо торговых рядов, выложенных практически на коленке, а затем увидел вдалеке знакомую маленькую фигурку — Брик стоял перед прилавком крестьянки в чёрном платке и отчаянно торговался за мешок репы. Мальчик спорил, размахивал руками, принимал деловой вид, точь-в-точь как заправский торговец. Кажется, пацан отлично справлялся — это вызвало улыбку.
Подошёл к нему и, отведя в сторону, похвалил за рвение, а затем шепнул на ухо задачу — важно донести до людей, что староста Борин принимает в сборе металла самое непосредственное участие.
Мальчишка смекнул в чём дело почти сразу, в глазах блеснул понимающий огонёк. «А парень-то не промах,» — с уважением подумал я.
Затем почти бегом отправился к Гретте, больше не в силах ходить в рванье. До её дома было минут десять спокойной ходьбы. Переступая через те же широкие лужи, наконец добрался до её порога.
Женщина открыла дверь, и как только увидела меня, печальное лицо озарилось такой светлой радостью, что даже растерялся — в глазах ткачихи я был не просто кузнецом, а настоящим спасителем Оплота! Она, оказывается, уже обо всём наслышана и не скрывала восхищения, без умолку повторяя, что весь пошёл в отца — настоящий герой.
Постарался отмахнуться от этих добрых, но смущающих слов.
— Гретта, у меня сейчас совсем нет времени, чтобы сделать для вас ножницы и иглы, как обещал…
— Тише, мальчик, тише, — тут же перебила ткачиха, приложив палец к губам. — Об этом и не думай — у тебя сейчас дела поважнее.
Женщина скрылась в доме и через мгновение вышла, неся в руках аккуратно сложенную стопку одежды — видно, что Гретта вложила в работу душу.
Две рубахи из плотного льна — простого кроя, но с крепкими швами, и двое штанов из тёмно-коричневого холста, с усиленными на коленях вставками. Одежда была не красивой, но надёжной — самое то для жизни в этом месте.
Я низко поклонился, от всего сердца поблагодарив Гретту. Та лишь грустно улыбнулась и велела беречь себя.
Вернулся домой и аккуратно уложил новые вещи в сундук. Решил пока не переодеваться — работать буду в старом и грязном, а чистое — для выхода в свет и для дел.
Больше не мог терпеть. Мысли о металле, об огне и молоте вытеснили всё остальное. Помчался в кузню — так сильно ещё никогда не хотелось работать.