Хантер-Киллер. Сломанная маска

Глава 9

Открыл глаза я уже лежа лицом в стол. Вскинулся, осмотрелся и понял, что нахожусь в допросной. Они все одинаковые, потому что все полицейские управления строили по единому плану, так что я мог оказаться где угодно.

Руки мои были прикованы к столу, на котором находился микрофон, я дернулся один раз, второй, пытаясь разорвать цепи, но это было бесполезно. Ко мне уже успели подключиться и ограничить силу протезов.

Ноги были пристегнуты к привинченному к полу стулу. Я попытался рвануться, чтобы освободиться, а потом уже всем весом разорвать цепи, но сколько бы я не пытался бы, у меня ничего не получалось. Дернулся один раз, второй, и все напрасно.

И тогда я взревел со всей ненавистью и яростью, на которую был способен. Это конец. Мне нельзя было попадаться в полицию, ни в коем случае нельзя, потому что они сразу же раскроют мою личность, это очень быстро станет известно всем преступникам в городе. А они на меня охотятся, за мою голову назначена награда.

Черт, да я даже здесь не в безопасности, даже если меня в одиночную засунут. Никто не мешает каким-нибудь нечистым на руку операм вывезти меня, скажем, для следственного эксперимента, где меня завалят какие-нибудь «случайные налетчики». Ну да, полицейские получат выволочку от начальства, но полученные деньги легко это компенсируют. Да даже если их из органов попрут, миллион-два — это огромные бабки. Настолько много, что можно будет до самого конца жизни не работать, да еще и детям останется. А уж если их правильно вложить…

Да меня могут и прямо тут положить, якобы при попытке к побегу.

Все, это конец. Веселье закончилось. И на этот раз никто не вытащит меня из участка, никакие корпораты. Разве что…

Нет, надеяться на это вообще бессмысленно. До суда я не доживу однозначно, с этим стоит смириться. Остается только умереть достойно.

Отчаяние вдруг уступило, оставив место ледяному спокойствию. Ну а чего? Чего я хотел? Знал ведь, что рано или поздно меня отправят в переработку. Но нет, клянчить и умолять я не буду, драться стану до последнего. Руки и ноги на месте, пусть это и всего лишь протезы, ограниченные в силе. Попытаются меня убить в камере? Вывезут из участка, чтобы прихлопнуть? Дотянут до тюрьмы, где попытаются зарезать во время прогулки или по дороге на обед? Заберу на тот свет хотя бы одного. Плевать, буду зубами грызть, но просто так не умру.

Вдох. Досчитать до четырех. Выдох. Вдох. Досчитать до четырех. Выдох. Все, вроде бы успокоился.

Теперь ждем. Посмотрим, что легавые собираются мне предъявить. Они меня взяли на месте преступления, я оказывал сопротивление при аресте, да еще и ранил с пару десятков бойцов отряда специального назначения. Да, никого не убил, но это все равно очень тяжкое преступление.

Долго мое ожидание не протянулось, дверь допросной открылась, и в помещение вошел уже знакомый мне полковник. Тот самый, что в свое время передал меня корпоратам и сделал так, что уголовное дело испарилось.

Стоп. Так это получается, я в той же управе, где Макс работает. И что это значит? Обнадеживать себя все равно не стоит, он подставляться глупо не будет. Попытается, конечно, вытащить, но мы с ним не друзья ни в коем случае, так, приятели, и помогали друг другу пару раз.

Ладно.

— Ну здравствуй, Кравцов, — проговорил полковник, усаживаясь напротив меня. — Давно не виделись. Но ты знаешь, я подозревал, что это ты, если честно, очень уж почерк похож на твои прошлые похождения.

— Называй меня Хантером, — ответил я.

Мне почему-то было неприятно слышать свое имя. Одно дело, когда его произносит Алиса в моих снах, а совсем другое — этот коррумпированный урод. В том, что он купленный, я не сомневался, тем более, что Макс это подтвердил. Да я и без того это знал, правда тогда он работал на корпорации, а теперь по-видимому, спелся с дельцами, которые женщин продавали.

— Нет уж, Федя, — он покачал головой. — Теперь я знаю твое настоящее имя. И, знаешь что? Весь город его теперь узнает, слухи уже поползли. Ну и что думаешь? Пришла к тебе настоящая слава. Ты ведь именно ее хотел, верно? Поэтому носился по городу, стрелял, резал, взрывал?

— Ни хрена ты не угадал, — ответил я. Он по-видимому, издевался.

— Ну да, — он усмехнулся. — Тебе это неинтересно. И деньги не интересны. Ну и чего ж тебе такого надо? Ты ведь понимаешь, что толку от этой твоей войны — как от козла молока. Ты одного убьешь, на следующий день в банду пятерых примут. И бороться с этим никакого смысла нет.

— То-то ты на своем посту сидишь, — ответил я. — Перед пиджаками шестерил, вижу, а теперь с бандитами спелся. Ну и сколько тебе пообещали, какую долю ты с того аукциона получишь?

Он посмотрел на меня уже другим взглядом, после чего выключил микрофон. Пожевал губы. Не растерялся, пожалуй, а несколько удивился о том, что я в курсе. Явно думал, что все взятки гладки.

— О доле моей мы с тобой потом поговорим, — ответил он. — Импортного пиджака ты как убил? Яд?

— Неа, — покачав головой, соврал я. — Переволновался он, вот сердечко и схлопнулось. Я его немного совсем прижал, даже резать еще не стал. А он захрипел, упал, да и умер.

— Интересно, — он хмыкнул и вытащил из кармана шприц, который положил передо мной. — А вот это, получается…

— Если все знаешь уже на хрена спрашивать? — посмотрел я на него. — Давай по делу. А еще лучше, пусть в камеру отведут уже.

— Неа, — в тон мне ответил он. — Мы с тобой сперва побеседуем. Хорошо так поговорим. По фактам. Значит, про аукцион ты в курсе? И именно поэтому с пиджаком решил разобраться, так?

— Так, — кивнул я.

— А тебе какое дело до них?

— Они женщин молодых за границу продавали, — ответил я. — Это уже повод влезть. Ты вот тоже знал и тоже влез. За долю, как я понимаю, что-то они тебе пообещали вкусное. Мне вот интересно, только за то, что в сторону смотришь, или еще и за то, что крышу обеспечил? Они ведь не прятались особо, людей хватали прямо на улице. И никто ничего не расследовал. Есть у меня доступ к вашим базам, я прекрасно видел, что это висяки, которыми даже не занимается никто.

Полковник задумался, пожевал губы, посмотрел мне в глаза. У него были пронзительно голубые радужки оптики, наверное, такие могут быть только у ангелов, если они существуют.

— Есть у меня ощущение, что стукачок у меня завелся в управе, — наконец сказал он. — Кто-то, кто достаточно высоко сидит, и при этом обо всем тебе барабанит. Что скажешь?

— Нет никого, — спокойно пожал я плечами. — Я же террорист, кто в своем уме со мной работать будет. Да и ты сам в курсе, что крепко всех за яйца держишь.

Оставалось надеяться, что он поверил. Макса подставлять нельзя ни в коем случае. Даже если я тону, то он пусть свое дело делает. Он честный легавый, не скурвился.

— Да, ты прав, — кивнул он. — Я своих людей держу крепко. И ты даже не представляешь, каких трудов мне это стоит. Они ж тут волки голодные, в опера другие не идут. И это правильно, есть кое-что схожее. Опера, как и волка, ноги кормят.

— Только волки вряд ли подачки выпрашивают у тех, кого ловить и резать должны, — все-таки не удержался и подколол я его.

— За нами сила, — он явно повелся, вот и принялся разъяснять. — И с нами считаются. Поэтому и несут, мы ни у кого ничего не выпрашиваем.

Ага, верь. Бандиты вас за людей не считают.

— Давай вернемся к аукциону. Ты знаешь организатора?

— Знаю, — решил не врать я, тем более, что он и так в курсе. — Кул это, банкир местный. Из подпольных. Шнайдер только за то, чтобы покупателей созвать, отвечал. Девок воровали наемники по заказу Кула, организация тоже вся на нем.

— Хорошо, — он выдохнул и откинулся на кресло, посмотрел на меня с сомнением, а потом вдруг проговорил. — Тогда у меня есть для тебя предложение.

— Какое еще предложение? — спросил я.

— Бабок они срубили под восемьдесят миллионов. И они сейчас все у Кула. Его брать не за что, там взятки гладки со всего, он даже работает официально, прикинь. Но тебе, как нам обоим известно, закон не писан. Так что ты вполне можешь.

— И чего ты хочешь?

— Поедешь туда, примешь его. Всех, кого увидишь, в переработку. А бабки вывезешь и передашь мне, все до копейки. Тогда получишь свободу.

С каждым его словом мое лицо само собой растягивалось в улыбке. Вот ведь ублюдок, решил, что доли ему мало, а там ведь отвалили солидно, если он их крышевал. Хочет все забрать. А я бы на его месте как поступил?

Мерзко мне представлять себя на его месте, да только вот я себя сейчас хлопнул бы, а потом труп Кулу бы предъявил, и срубил на этом. А потом продолжал бы с банкира того бабки тянуть потихоньку, как по аукционам этим, так и по другим делам. Устроил бы взаимовыгодное сотрудничество.

А вот он так не хочет. Желает моими руками каштаны из огня потаскать и загрести все, что есть. И ведь глупо это на самом деле. Хотя, если он долго в полковниках ходить не собирается… Кубышка у него наверняка есть, а с ней и свалить можно.

— Жадность тебя рано или поздно погубит, полковник, — ответил я. — Ой погубит, помяни мое слово. Неужели ты думаешь, что тебя компаньоны Кула не отыщут? Да за такие бабки они кого угодно из-под земли достанут.

— А с меня взятки гладки, — он усмехнулся. — Это ж ты налетел, большой и злой Хантер-Киллер. А что бабки забрал… Ты ведь их не оставляешь обычно, берешь. Мне вот интересно, кстати, ты это делаешь, чтобы следы замести, мол, конкуренты налетели, или копишь?

— Я над златом чахнуть не привык, — ответил я. — Мне для моей, как ты сам сказал, войны, инструменты нужны. Чем-то ведь нужно резать, колоть и взрывать. Вот и покупаю.

— Человек дела, однако, — он вдруг улыбнулся, максимально честно и открыто. — Но ты подумай сам, мне в общем-то выгодно, что ты город чистишь. И делаешь это сам по себе, как я понимаю. А можешь моим человеком стать, и я твои усилия в нужное русло направлю. А что сам с этого поимею… Так почему нет? Ты продолжишь мочить ублюдков, только у тебя теперь в полиции будет свой человек, который и наводку подкинет, и…

— Покрутел ты, — констатировал я, перебив его. — Год назад был готов на пиджаков шестерить, а теперь, надо же, свою команду сколачиваешь. Только ведь ты не моим человеком решил стать, а меня своим человеком сделать, и на крючок подсадить. Ну а что скажешь про то, что мое настоящее имя теперь знают?

— Близких у тебя нет, так? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Бояться не за кого, только самому беречься. А ты и так прячешься, так что сильно ли твоя жизнь поменяется?

— На самом деле сильно, — покачал головой я. — За меня такая награда назначена, что половина города тут же с мест сорвется, чтобы меня достать.

— Ну вот, зато я тебе спину прикрою, плохо что ли?

Ну да, сперва запугал, а теперь очень гладко стелит, просто елеем мажет. Конечно, прикроет он меня. Хотя, может быть, и прикроет, если я буду на него работать, да только… Я не продаюсь, он же в курсе.

— И что, так и отпустишь прям? — спросил я.

— Так ты ж сбежишь, — он улыбнулся. — Не в первый раз уже, верно? А потом поедешь к Кулу, разберешься с ним. А чтобы все нормально прошло, с тобой пара моих оперов поедет, проследят, чтобы…

— Чтобы бабки кому надо достались, — я кивнул.

— Ну в том числе.

Тут-то все стало ясно. Нет, под честное слово он меня, конечно, не отпустил бы, а тут все просто: я с этими операми еду к Кулу, кончаю его, забираю бабки. Опера отправляют меня в переработку, и все в ажуре: пришли на перестрелку бандитов, геройски вступили в дело, предотвратили, наказали… А что бабки по дороге помылили, то кто о них знать будет? Нужно еще журналистов карманных привлечь, и в итоге все совсем хорошо будет, не подкопаешься.

Или ему реально человек вроде меня нужен? Нет, он же не дурак, он в курсе, что я на него работать не стану. И что даже если сейчас соглашусь, то только чтобы попытаться вырваться. И используют меня, как гондон, а потом выбросят. Тоже вариант так себе, если честно.

— Подумать надо, — ответил я.

— А чего тут думать-то? — удивился полковник. — Тебе тут либо соглашаться, либо в переработку. Уж извини, другого варианта нет.

— Угрожаешь?

— Факт констатирую. Тебя удавят даже если мы в одиночку тебя засунем. Слишком много ног оттоптал. Да и некогда думать, сейчас я знаю, и где Кул, и где бабки. А они в любой момент уйти могут. Доедут до банка его, и хоть ОМОНом штурмуй, хрен они тебе что вынесут.

Это правда, чтобы бабки из хранилища вытащить, общевойсковой операции будет мало. Там само здание должно быть как бункер, так еще и охраны достаточно. После того, как прошлого владельца прямо в хранилище завалили, должны были усилить, это однозначно.

— Час дашь? — спросил я.

Час — это много. Мало ли что за это время может случиться. Ну а если уж других возможностей не предвидится, то буду соглашаться, делать нечего. И тогда уже думать, как вырваться из клещей, в которые угодил.

— Час… Пожалуй дам, — кивнул он. — Но не больше. Там уж решай. Тут посидишь, или в камеру?

Похоже, он расслабился, понимает, что мне деваться в общем-то некуда.

— В камеру, — ответил я. — Прилечь бы. Болит все, да и спина затекла так сидеть.

Говорить нужно как можно более спокойно и открыто, чтобы поверил.

— Хорошо, — кивнул он и поднялся. — Тебя заберут. У тебя час, так что решайся.

Полковник вышел, а я размял затекшую шею. Думать — не думать, но полежать час пусть и на жесткой шконке и немного привести голову в порядок будет неплохо. А потом…

Дверь в допросную открылась быстро, в помещение вошло двое дюжих сержантов. Один из них достал из кармана ключи, отстегнул мои наручники от крюка, потом освободил и ноги. Я поднялся, меня перехватили за локти и повели к выходу. Заламывать не стали.

Впрочем, в этом случае им пришлось бы расстегнуть наручники, чтобы потом снова сковать руки, уже за спиной. А им явно не хотелось оставаться со мной втроем в замкнутом пространстве, и давать мне хоть какую-то возможность для маневра.

Мы вышли из допросной и пошли по коридору, причем обращались со мной достаточно вежливо. Навстречу шли люди, полицейские разных званий, и они расходились в стороны, только любопытно глядели в мое лицо. Ну да, до этого ведь во всех сводках фигурировали только те рожи, которые рисовала мне маска, а теперь они могли увидеть настоящее.

Я увидел Макса, который шел навстречу. Он поравнялся со мной, мы встретились глазами, и капитан вдруг кивнул мне. Ну и что он имел в виду? А ну, дружок, давай, попробуй угадай… Хотя… Это ведь явный призыв действовать. А что я вообще могу сделать в таком положении?

Попытаюсь вырваться — застрелят. Или снова изобьют, и подозреваю, что второго щедрого предложения от полковника уже не будет, тут и завалят. Ладно, действуем.

Я толкнул одного из сержантов плечом, что было сил. Он отлетел на шаг, врезался в стену, а подошва моего ботинка уже впечаталась в голень второго. С хрустом переломилась кость.

Перелом голени. Нарушение подвижности конечности.

Макс рванулся навстречу ко мне, оттягивая в сторону полу кожаной куртки, под которой я увидел кобуру с табельным «Лебедевым». Я встретил его ударом лбом в нос, получилось достаточно сильно, он с хрустом сломался, и брызнула кровь.

Перелом носа.

Прости друг.

Последним движением я выхватил у него из кобуры пистолет, развернул к себе и перехватил локтем за шею, прижав ствол к затылку. Рванул на себя, вставая спиной к стене.

— Все правильно, — гнусаво прошипел он. — Теперь выходи из участка.