Смерть под ореховым деревом

Пролог

Ночь не имеет смысла.

Не имеет смысла без рассказанной перед сном страшной сказки. Без легкого одеяла, защищающего от монстров, которые наблюдают, стоя за окном. Без твердой подушки, впитывающей каждую соленую слезу, и без цепей, крепко сковывающих кисти и тонкие лодыжки.

Ночь не имеет смысла без… страха. Вместо сладкой пилюли и сонной микстуры, обещающих грезы. Страх утаскивает во тьму, заставляет скорее сомкнуть глаза, провалиться в сон. Страх вынуждает ждать утра, когда с первыми лучами рассвета дымка кошмаров рассеивается и они, словно голодные волки, убегают обратно в чащу. Но стоит наконец вдохнуть пыльный воздух, подставить лицо солнцу и сбросить цепи, приковывающие к кровати, как день, словно такой же напуганный ребенок, быстро прячется за матерью Ночью. И тогда страшная сказка вновь разливается по комнате песней.

Эта песня была местной страшилкой. Легендой, которой пугали непослушных детей. Но Иви была не глупа. Она знала, что даже единожды рассказанная и услышанная сказка оживляет мрачные образы. Всех историй надо бояться. Во все верить.

Отец стоял у окна и смотрел на круглую белую луну. Он нервно стучал ногой, чесал затылок, крутил в пальцах серебряный ключ, которым минуту назад закрыл замки на прикроватных цепях. Отец давно обезумел. И сейчас сводил с ума своих детей, каждый раз перед сном напевая им одни те же строчки.

Он медленно расхаживал по комнате, прислушиваясь к скрипу половиц. Прерывисто дышал, словно задыхался. То и дело проверял замок на двери, решетку на окне и цепи на руках своей маленькой дочери.

– Он придет за тобой, Иви, – отец гладил ее каштановые косы, – и заберет тебя у меня. Никто тебя не спасет. Никто…

Прежде чем уйти, отец давал Иви воды, укрывал одеялом и, задувая свечу на прикроватном столике, оглядывал комнату, будто за то мгновение, на которое он отвернулся, кто-то мог пробраться внутрь.

– Молись, Иви, – говорил он напоследок, – молись всю эту чертову ночь.

И тогда ночь обретала смысл.

Потому что обретала и страх.