Соль и тайны морской бездны

Глава 1

Антони разочарованно фыркнул, откинулся на спинку кресла и начал яростно тереть глаза ладонями.

– Не получается? – Я подошла к нему со спины и принялась массировать плечи.

Два дня кряду Антони просматривал на планшете фотографии из «Винтерхюр». Глаза у него стали как стеклянные и покраснели в уголках из-за того, что он их тер. Словно блокнот истрепал маленький торнадо, стол устилали исписанные листки бумаги – мой любимый пытался сделать перевод.

– Сдается мне, я не осилю, – пожаловался он уже не впервые за утро. – Я просто недостаточно хорошо владею языком, а того, кто фотографировал, интересовали исключительно драгоценные камни, а не связанная с ними история.

Я взглянула на маму. Она стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку и сложив руки на животе.

– Точно не хочешь попробовать еще раз?

– Я же говорила, солнце мое. Это написано на атлантском, а не на морийском. Хорошо еще, что кто-то из нас хотя бы видел этот язык раньше.

– Хорошо… – задумчиво повторил Антони.

Мы с мамой уставились на него. Со свежевымытыми, но так и не увидевшими расчески волосами он напоминал озадаченного ежа.

– У тебя такое лицо, будто ты что-то придумал, – сказала я.

– Луси. – Антони попытался обернуться ко мне, оставаясь сидеть, и я, опасаясь за его шею, обошла кресло и встала сбоку.

– Луси? – Я, конечно, знала, о ком он говорит, но в тот момент зачем-то сделала вид, что не понимаю.

– Женщина, которая научила меня тому немногому, что я знаю. Она единственная в силах нам помочь.

Майра прошла в комнату и расположилась напротив Антони.

– И как же мы с ней свяжемся? У тебя сохранился ее номер?

– Или, например, адрес электронной почты? – Мои пальцы слегка похолодели при мысли о том, что Антони мог хранить контакты своей бывшей. Но я проигнорировала тихо постукивающую в дверь моего сердца ревность. Ее я впускать не собиралась. Вопрос был слишком важен, а Антони заслуживал исключительного доверия.

Он наморщил лоб и покачал головой.

– Нет. Я обещал ей, что не сохраню контактов.

Я склонила голову набок и посмотрела на любимого.

– Странное обещание. Ты с ней поссорился?

– Нет, мы разошлись по-хорошему. Просто она… не захотела сохранить связь. Наверняка у нее были на то причины. – Внезапно лицо Антони просветлело. – Но ее номер нам и не нужен. Ты же можешь ее позвать.

– Только если буду знать ее полное русалочье имя. Оно тебе известно?

Взгляд Антони снова потух.

– Я знал ее только как Луси. Она никогда не называла мне других имен, и даже фамилии.

– Ну, вот и приехали! – Майра откинулась на спинку кресла и, согнув колено, притянула одну ногу к себе. Переплела пальцы на колене, положила на них подбородок и замерла в задумчивости.

Антони напряженно покусывал щеку. Затем он схватил со стола планшет, и его пальцы затанцевали по экрану.

– Может, и нет. Она же показывала мне эти памятники в Варшаве и сказала, что они изображают ее. – Антони, сверкнув глазами, глянул на нас с мамой и начал вбивать слова в поисковую строку. – Я, конечно же, думал, она шутит. Просто посмеивается надо мной.

На экране планшета появилась страница текста с заголовком «Варшавская русалка».

Я придвинула стул ближе к Антони, чтобы лучше разглядеть написанное.

Справа виднелись два изображения. Верхнее представляло собой алый гербовый щит с белокурой русалкой, держащей в одной руке занесенный меч, а в другой – щит. Верхнюю часть герба венчала корона, а под ним имелась надпись: «Герб Варшавы».

– Ого! – вырвалось у меня. – Мам, иди посмотри.

Мама подошла ко мне с другой стороны, и мы все впились глазами в текст статьи.

Под теперешним гербом Варшавы находилось изображение прежнего, несильно отличающегося, только цвет щита был зеленым, а существо на нем походило на химеру: женские голова и торс дополняли хвост и крылья дракона и ноги, напоминающие утиные.

– Она объяснила, что этот создали прежде, чем разглядели ее получше, – сказал Антони, показав на зеленый герб. – Отвратительная, правда?

– Тысяча шестьсот пятьдесят второй? – тихо переспросила мама, прочитав надпись под изображением. – Сколько же ей лет?

– «Впервые это существо появилось на гербе в тысяча триста девятнадцатом», – прочитала я вслух, показывая на дату. По коже у меня побежали мурашки, и я уставилась на мать. – Как это возможно? Неужели сирена способна столько прожить?

Мама подняла одно плечо, при этом лицо ее выражало удивление.

– Почему нет?

– Взгляните-ка сюда! – Антони большим пальцем прокрутил страницу вниз. – Мне до сих пор не верится, что все это изображения женщины, которую я знал лично.

На странице имелись фотографии трех статуй прекрасных сирен – каждая с занесенным над головой мечом и щитом, еще одна русалка в пылу сражения была выполнена в виде герба на стене. А последнее изваяние, более современное и лаконичное, только приблизительно напоминало сирену, притом безоружную.

Также в статье приводились другие гербы, выполненные в разные исторические эпохи.

– Прокрути вверх, давай почитаем, что там написано. – Я погладила Антони по руке, и он вернулся к началу страницы.

– «Легенда о варшавской русалке», – прочитала мама вслух, пока каждый из нас пробегал текст глазами. – Тут говорится, что она была поймана купцом и спасена рыбаками и с тех пор стала защитницей города.

Следующая часть вызвала у меня восторженный смех.

– Статуя Маленькой русалочки в Копенгагене изображает ее сестру!

– Смотрите, – проговорил Антони странно срывающимся голосом. – Вот же оно, черным по белому.

Я снова прочитала вслух, и по спине у меня побежали мурашки.

– Польская syrenka родственна сирене, однако правильнее считать, что она ближе к пресноводной русалке Мелюзине.

Мы с Антони обменялись недоверчивыми взглядами.

– Луси, – произнес он, а затем добавил: – Ме-люзи-на. Так ведь? Это же оно?

Майра кивнула.

– Это ее имя, да. – Она положила руку мне на плечо. – Не знаю, как тебе, но мне после прочтения такого прямо-таки не терпится познакомиться с этой шестьсот-с-чем-то-летней русалкой-воительницей, причем не только из-за ее способности разбирать письмена атлантов. Так что скажешь?

Я сумела лишь кивнуть в ответ.

Призывать Луси я решила отправиться на пляж к каменному выступу, с которого обычно звала свою мать.

Пошла туда одна на закате и уселась на камни, свесив ноги в Балтийское море. Закрыв глаза, я настроилась на звук воды. Волны мягко плескались о камни и тихо шипели на песчаном пляже у меня за спиной. Я позволила своим мыслям опуститься под воду к симфоническим звукам подводного мира.

«Мелюзина».

Имя выплыло из моего сознания подобно тому, как чьи-то пальцы выпускают бумажный кораблик лениво качаться на воде.

«Мелюзина», – шептал мой разум, посылая это слово сквозь толщу воды, словно бесшумную ударную волну.

Сначала не было слышно вообще ничего. Ничего, кроме щелчков, потрескивания и невнятного воркования подводной вселенной.

«Мелюзина».

На сей раз с большим нетерпением. Не знаю, как долго я ждала и сколько раз пыталась привлечь внимание Луси, но, когда она в конце концов ответила, я ощутила всю силу ее сопротивления. Это противодействие застало меня врасплох. Когда я призывала маму, она была не способна сопротивляться. Возможно, Луси оказалась могущественнее в силу такого возраста. Возраста и силы. У меня возникло ощущение, что она слышала меня с самого первого раза, но предпочитала игнорировать. И еще мне стало любопытно, каково это, когда кто-то вторгается в твое сознание и зовет. Отогнав от себя эту мысль, я сосредоточилась на другом. Вместо того чтобы просто приманивать Луси к себе, я попыталась несколько углубить нашу связь.

«Ты нам нужна».

Я почувствовала упрямое нежелание признавать мое присутствие.

«Я не уйду, – мысленно сообщила я Луси. И добавила после паузы: – Прости».

Разговор получался туманный и трудный. Я бы с радостью объяснила Луси подробнее, с чего рискнула ее побеспокоить, но понимала, что буду только дальше запутывать и раздражать ее.

Я просила ее посетить меня и не оставляла усилий до тех пор, пока она не признала с неохотой мое присутствие и не позволила сопротивлению исчезнуть. Она не обрадовалась. Я чувствовала ее недовольство так же явственно, как собственное нежелание вторгаться в ее жизнь.

Но все же она шла на мой зов, и только это имело значение.

Я открыла глаза, и внешний мир снова принял меня в свои объятия. Моего слуха достигали разные звуки, волосы трепал ветер. Вокруг стемнело, и на горизонте цвета индиго мне подмигивало несколько звезд. С ощущением онемения во всем теле я поднялась на ноги и отправилась домой.

На дороге, где-то посередине между углом особняка и задними воротами, ведущими во двор, я увидела Антони. Он заметил меня, остановился и подождал.

– Я уже начал беспокоиться. – Он чмокнул меня в губы, приобнял за плечи и повернулся в сторону дома.

– Немного затянулось.

– Но у тебя ведь получилось? Ты дозвалась? – Антони смотрел на меня сверху вниз, на его встревоженное лицо легли полосы света от уличного фонаря.

– Дозвалась.

– Тебе известно, когда она будет здесь?

– Скоро. Прости, но это все, что я знаю.

– Запутанно. – Антони попытался улыбнуться, но мне была хорошо заметна тревога в его глазах.

– Почему ты беспокоишься? – спросила я, хотя мне казалось, что и так понятно.

Антони выдохнул, но улыбка исчезла.

– Странно, да? Встречаться с бывшей. Хотелось бы избежать неловкости.

– Не получится. – Я не смогла удержаться и ответила честно. – Но ты в этом не виноват. У тебя есть бывшая, так уж случилось, что она сирена, и как раз та, что нам нужна. Я благодарна судьбе за то, что ты ее когда-то встретил. Если бы этого не произошло, эта загадка поставила бы нас в тупик.

Мы подошли к воротам, Антони отодвинул щеколду и толкнул створку, пропуская меня вперед.

– Что я могу сделать, чтобы облегчить тебе задачу? – спросил он.

На этот вопрос ответить было сложнее. Хотелось ли ему услышать мое признание, что втайне я желаю, чтобы он недвусмысленно дал понять Луси, что я его единственная женщина – точнее, единственная сирена? Мне хотелось, чтобы она знала: что бы ни происходило между ними раньше, это давно закончилось и никогда не разгорится вновь. Я хотела, чтобы в ее присутствии Антони бросал на меня любящие взгляды, как бы тайно прикасался ко мне хоть кончиками пальцев. Мне хотелось, чтобы она видела его равнодушный, лишенный эмоций взгляд, если он обращен на нее.

Сущий, конечно, бред. Умом я все понимала. Будь Луси человеческой женщиной, я бы вряд ли испытывала подобные чувства. Да чего уж там, я точно знала, что не испытывала бы. Но Луси – не человек. Она сирена, к тому же невероятно старая и опытная. Она была бывшей моего любимого мужчины, и потому для меня все не так однозначно, как если бы она оказалась обычной девушкой.

– Ты и так все делаешь, – вырвалось у меня после всей этой внутренней чехарды мыслей и эмоций, кувыркавшихся в моей голове, словно галька в откатывающей от берега волне. – Это ведь отношения с твоих университетских времен, так что не нужно ничего делать. Нам повезло уже в том, что ты был знаком с ней, пусть и не зная о ее сущности.

Вид у Антони по-прежнему был несчастным.

– Чувствую себя по-дурацки.

– Почему? – Я остановила его и положила ладони на его предплечья.

– Потому что она ведь сказала мне, кем была. Ясно как день. Она показывала мне произведения искусства в городе и даже мало-помалу учила тому, что я считал выдуманным языком. Но все это было настоящим! Она понимала, что я никогда ей не поверю, и просто поддерживала мое убеждение, крутя фактами, не отличимыми от сказки. Поэтому я и чувствую себя идиотом. – Выражение его лица стало страдальческим. – Это унизительно.

Я вскинула руки и обняла Антони. В этот миг от противоречивых и противоречащих здравому смыслу чувств – ревности, неуверенности и неловкости – не осталось и следа.

– Ты не должен чувствовать себя глупо. Ты просто реагировал как любой другой человек, которого потчуют подобной историей. Мир не знает о нашем существовании.

– Ну, кое-кто в Варшаве знает. Иначе с чего бы все эти художники стали изображать Луси – настоящую живую русалку – на своих гербах и в своих парках?

Я отпустила Антони и отступила назад.

– Если хочешь, мы можем спросить у нее об этом, когда она появится.

– Я люблю тебя, – вдруг сказал он.

– Я знаю.

Мы молча прошли через двор и быстро зашли в дом, чтобы сообщить остальным о прибытии очень важной гостьи.