Союз-77. Книга 1. Теория заговора

13. Горизонты сотрудничества

Всего вместе с водителем я насчитал шесть бугаёв. Почти по Райкину, двадцать два бугая один мяч перекатывают. Шестеро и, по крайней мере, пятеро из них силачи и хорошо подготовленные рукопашники. Это дело я сразу вижу…

Шабашников было восемь, а этих шестеро. Но шабашники были с арматурой, не организованы и не умели нифига. Да и, к тому же, у них если главаря убрать, остальные сразу отступают. А здесь всё наоборот.

Дверь открылась.

— Выходи, — кивнул здоровый, как Шварц чувак.

— Давай, земеля, выползай поманеньку, — подбодрил меня и «шóфер».

Он был тоже немаленьким, покрупнее меня, потяжелее. И со стволом, сто процентов. Можно было попытаться его вырубить, секретная точка около ушной раковины на виске, например… Правда, шансов попасть в эту точку было немного. Вряд ли бы он замер и ждал, когда я ткну, куда мне надо. Вот только он бы мог уже не очнуться, а труп на себя брать пора не пришла…

Протянуть руку, нажать на точку, перегнуться открыть дверь выпихнуть Васю из кабины, завести мотор и задним ходом высадить ворота, расплющив к херам всех, кто окажется на пути. Это отдалённо напоминало план. Правда вот этот Шварценеггер у двери… дать бы ему носком ботинка по роже, но хер, он держался на расстоянии. Кот, бля, учёный…

А пока бы я разбирался с Васьком, он забрался бы в кабину и попытался меня остановить. Тем или иным способом. В общем, заберётся и разберётся. Вариант был так себе. Но был и ещё один, не стопроцентный, конечно, но имелся. Усыпить их внимание и попытаться уйти в самый неожиданный момент.

Сейчас они вон какие все собранные, настороженные и, сука, боеготовые.

— Что происходит? — недоумённо спросил я, повернувшись к Васе. — Денег у меня нет, на чёрного трансплантолога ты не похож вроде. Вась, тебе чего надо от меня? Я ж студент простой.

— Выходи, студент. Не бойся, просто поговорим и всё. Я даже до общаги тебя подброшу потом.

— Ты что, не наговорился ещё? — пожал я плечами. — Всю дорогу ведь языком чесал.

— Так, ты не зли меня, понял? — моментально стал он суровым и сердитым. — Выметайся, сказал. Конечная, приехали! Пошёл, говорят тебе.

— Да хер там! С чего бы мне выходить? Завёз, непонятно куда. Может, у вас тут притон, какой.

— Ну, долго там? — раздражённо бросил от двери Шварц. — На выход!

Все они, кроме Васи, явно походили на силовиков. Сомнений не было. Вот только из какой они конторы?

— Так, всё, не хочешь по-хорошему! — рыкнул Вася и выхватил ПМ из кобуры, спрятанной под рабочей курткой.

Выхватил, это слишком сильно сказано, конечно. Дёргал два раза, искал, расстёгивал. В общем, не менее трёх секунд потратил. Я бы успел его наказать за эти оплошности, но оценил шансы и решил ждать более подходящего момента.

— Ты чего, Васёк? — сделал я удивлённые глаза. — Долбанулся что ли?

— Хайло захлопни и выпуливайся!

Рассердился, уже неплохо. Я покачал головой, будто получил одно из наибольших разочарований в жизни и выпрыгнул из кабины. Инстинктивно стиснул зубы, ожидая резкой боли, но спина даже не скрипнула. Никак не мог привыкнуть, что здоровье у меня теперь очень даже ничего. Мгновенно промелькнуло воспоминание о ночи с Дориш и я улыбнулся.

Бойцы сгруппировались вокруг меня и встали очень даже грамотно, из чего я сделал вывод, что это, скорее всего, контора. Предположил и ошибся. С крылечка подошёл плотный дядя с обманчиво добродушной физиономией и показал мне красные корочки… МВД СССР.

О, как… Этого я не ожидал, поскольку инцидент с лесовозом и вертолётом связывал не с собой а, естественно, с Весёлкиным. В моей личной истории ни до, ни после сегодняшней даты проблем с милицией не имелось.

— Полковник Сёмушкин Иван Трофимович, — представился благодушный дядечка.

Представился, уже хорошо. Значит сразу беспредельничать не станут. Дальше — как пойдёт, конечно, но пока есть надежда разойтись по-хорошему.

— Моя милиция меня бережёт, — кивнул я. — А на каком основании…

— Да ладно, — перебил он и подмигнул. — Мы же не в суде и не у прокурора. Просто поговорим, да и всё, какие для этого нужны основания?. Пять минут. Ну, может, двадцать пять. Ты не торопишься?

— Тороплюсь, конечно, — нахмурился я.

Иван Трофимович был плотен, невысок и лыс. Длинные седые пряди зачёсанные так, чтобы прикрыть плешь, выглядели неважнецки. Лицом он напоминал милого бульдожку с набрякшими веками, но глаза смотрели совсем не флегматично. Они были умными и цепкими.

— Значит, ничего не поделать, дело-то у нас государственное, — развёл он руками. — Не ради личной выгоды, сам понимаешь. Ладно, чего на дворе топтаться, пойдём в дом. Там и чай уже готов. Чай, баранки, сухари…

— Ну, вы прямо с сухарей разговор начинаете?

— Что? — он недоумённо хлопнул пару раз веками, а потом рассмеялся, как Мюллер из «Семнадцати мгновений», мелко и сухо. — Насмешил, насмешил, брат, хвалю. Но это, как пойдёт, конечно, а то бывает и безо всяких сухарей, и даже без права переписки, слыхал, небось, про такое?

Он снова подмигнул мне, и кивнул парням. Мы вошли в дом. Обстановка была обычная, деревенская. Круглый стол, старые стулья, диван, печь, крашеные коричневой краской половицы. На столе стояла вазочка с малиновым вареньем и миска с сухарями и баранками. Застарело пахло дымом и копотью.

— Присаживайся, — кивнул полковник и сам уселся на жалобно скрипнувший стул.

Я шагнул к столу, но путь преградил один из сотрудников. Он молча обыскал меня, достал паспорт и передал его шефу.

— Я хочу с тобой по душам потолковать, по-приятельски, понимаешь? — кивнул шеф, перелистывая страницы. — Да не держи ты его, пусть присаживается. Значит… значит… Стрелец, Григорий Андреевич, пятнадцатого апреля пятьдесят второго, Пушкин, Ленинградской. Твой паспорт?

— Да вроде мой, — пожал я плечами, садясь к столу.

— Вроде, — покачал головой Сёмушкин.

Добрая фамилия и рожа добрая, а вон погляди ж, мент.

— А вы, Иван Трофимович, где служите, в смысле, должность какая у вас?

— Должность у меня ответственная, — сказал он, многозначительно поджал толстые губы и чуть кивнул.

Голова при этом слегка нырнула и сразу всплыла, как поплавок при первой поклёвке.

— Но что мы, — продолжил он, — должностями хвастать пришли? У нас же разговор неофициальный. Давайте, ребятки, идите, встаньте к окнам, к дверям, не смущайте нас своим присутствием.

Бойцы тут же вышли один за другим и распределились по постам у окон и дверей снаружи дома. Однако… ради меня одного такой шухер. Сто процентов речь о Весёлкине пойдёт. Либо о моей «командировке», но через это тоже о Весёлкине. Других идей у меня не было.

Сёмушкин пожевал губы, разглядывая меня.

— Ты откуда такой красивый нарисовался? — наконец, начал он.

— В смысле?

Уж не путешествиях ли во времени речь?

— Ну, что «в смысле»? Молодёжь, понимаешь. Откуда ты прилетел на Тушинский аэродром? Где ты был до этого? Твои однокурсники турнепс с картошкой из земли тягают, а ты симулируешь, разъезжаешь, неизвестно где.

— Так я же травму получил, — тоном оскорблённой невинности заявил я. — Вон весь затылок в шрамах.

— Ты это… успокойся. Ваньку передо мной валять не надо. Я таких ванек повидал за жизнь свою, тебе и не снилось. Просто академики всесоюзного уровня, вот какие ваньки мне представления давали. Тоже мне…

Я усмехнулся. Дядька-то неплохой, возможно. Впрочем, как гласила народная мудрость, все они хороши, когда спят зубами к стенке.

— Алексей Михайлович Весёлкин, — двинул он дальше. — Знаком тебе такой человек?

Я прищурился.

— Да ладно, не гипнотизируй, — махнул рукой милицейский полковник и налил в чашку кипяточку из самовара, плеснул заварки из металлического чайничка и сделал глоток. — Отличный, Цейлонский, хотя подостыл уже. Знаю я, что знаком. Старший лейтенант КГБ Весёлкин прибыл девять дней назад в село Красноперниково Тульской области, чтобы провести вербовку агента. Так?

Вот это поворот, как говорится. Прохудилось дно Весёлкинской лодки, плещет из неё информация, как из решета буквально. Менты знают, что творится в КГБ. Однако. «Контур». Точно, это «Контур», милицейская контрразведка. А говорили, что не существовало никакого «Контура», что типа брехня всё это. Но кто ещё будет проворачивать такие операции с грузовиками и стрельбой посреди белого дня.

— Ты глазами-то не хлопай, — усмехнулся полковник.

— А разве МВД, прошу прощения… имеет…

— Ты мне тут не рассказывай, кто какие права имеет, — перебил Сёмушкин. — Уж я-то получше тебя знаю. Расследование проводит генпрокуратура, а мы выполняем для них оперативные действия. Ясно? Или бумагу показать?

Он выложил из чёрной кожаной папки бумагу с гербовой печатью и положил передо мной. Я даже не взглянул.

— Не надо, — покачал я головой. — Извините, глупость сморозил.

— Вот именно. Думать надо, прежде чем ляпнуть чушь какую.

Бумага, сто процентов, была липой. Нарисовать они могли всё что угодно, так что наличие документа ни о чём не говорило. А вот говорило и даже орало об очень многом то, что из милицейского вертолёта велась стрельба по машине оперуполномоченного КГБ, причём при исполнении. И к этому был без сомнений причастен вот этот самый товарищ Сёмушкин, похожий на ласкового бульдога.

— Проблема в том, — продолжал он, — что твой Весёлкин государственный преступник. А, поскольку, официально он работает в КГБ, доверить расследование КГБ мы не можем.

Ну-ну, дядя. Рассказывай дальше, уже очень интересно становится и…

— Что он тебе пообещал? — сверкнул глазами Бульдог Сёмушкин. — Погоди, дай я сам скажу. Спецшколу КГБ, да? Сразу после института, а потом? Работу за границей? Агентурную? Но надо пройти испытание, верно? Что, думаешь, ты один такой? Знаешь, скольким молодым людям он уже жизнь испоганил?

Полковник поставил чашку и изменил позу, сев точно так же, как я. Опёрся одним локтем о стол, а второй положил на спинку стула. Ну-ну. Я про себя хмыкнул. Он хотел вызвать неосознанную симпатию, повторяя мои движения. Ну-ну… молодец… Психолог, бляха.

— Смотри, — чуть подался вперёд бульдог. — Да, не скрою, мне нужно от тебя всё, что ты знаешь о Весёлкине. Вообще всё, до последней мелочи. И я могу засадить тебя так глубоко, что ни один прокурор не найдёт, понимаешь? Возможности у меня имеются. Но давай сделаем так… Я вижу, парень ты неплохой и единственное, почему связался с этим типом — это желание помочь Родине. Поэтому поступим мы вот как…. Скажешь мне одну только вещь. Только одну, маленькую и незначительную. И всё. И считай на этом всё, можешь ехать в своё общежитие.

— Так засадить меня может и Весёлкин, — с сомненьем произнёс я. — Не менее глубоко, чем вы.

— Кто? — развеселился Сёмушкин. — Да ты его уже никогда больше не увидишь. Ты уже использованный материал. Что тебе пообещали, что свяжутся с тобой, когда понадобишься? Да? Ну видишь? Это всё брехня. Ладно, не отвлекайся! Скажи мне только одну вещь из всего, что мне нужно. Где ты был? Куда он тебя посылал? Говори спокойно, здесь кроме меня и тебя нет никого, приобщить твои слова к делу я не смогу. А ты скажешь и пойдёшь дальше по своим делам. Лады? Давай. Куда он тебя отправлял?

Да-да, никого, кроме нас здесь нет, а запись-то идёт. Оперативные материалы собираются. Он меня обрабатывал по всем правилам психологии. Испугал посадкой и тотчас предложил выход, как этого избежать. Потом сказал, что ему нужно было о Весёлкине всё, что я знаю, но разрешил мне сообщить только одну вещь, место моей командировки. Этот приём назывался приманкой. Ну, а если клиент сказал «А», скажет и «Б», как миленький скажет. И всё остальное выложит.

Приёмов таких существовало много. Мне в своей работе их применять не приходилось, профиль другой, но учить когда-то учил. Триста лет назад, конечно, но кое-что ещё помнил, как выяснялось.

— Куда? — наседал Сёмушкин. — Да говори-говори, не бойся. Пойми, ты не предаёшь, а спасаешь Родину! Куда он тебя посылал? Где ты был? Куда ездил? На каком виде транспорта? Какова конечная цель поездки?

Давил бульдог красиво, с интонациями, обкладывал, сыпал вопросами, не давал обдумать ложь, не позволял сосредоточиться. Он увеличивал темп речи, говорил всё быстрее, а скорость речи в большинстве случаев помогает получить согласие.

Потом он вдруг резко замолчал и продолжил после короткой паузы уже совсем другим, значительно более мягким голосом.

— Смотри, я тебе так скажу. Всё-таки, мы советские люди и оба хотим своей стране только лучшего, правильно? Правильно. Поэтому… Ты можешь отказаться. Прямо сейчас скажешь, что не хочешь мне помогать и поедешь в общежитие. Это твой собственный выбор. Сознательный выбор гражданина, понимаешь? Я не шучу, скажешь «нет» и пойдёшь. Но, прежде чем отказаться, подумай. Хорошенько подумай, как ты, комсомолец, будешь смотреть людям в глаза, как ты товарищам своим в глаза поглядишь, зная, что не помог своей стране, своему народу. А кому ты помог? А помог ты врагу, внедрённому агенту, фабрикующему лживые материалы, чтобы опорочить руководство нашей страны. Ты можешь себе это представить? Чтобы комсомолец и отличник помог врагу нашего великого народа, народа-победителя и народа-труженика? Ты ведь даже в партию хотел вступать, кажется.

Он стелил красиво и самозабвенно, просто артист. Художник. С большой буквы «Х». Естественно, право на «нет» было совершенно фиктивным и эфемерным. Скажи я сейчас это самое «нет», он бы ответил, мол, хорошо, это твой выбор, твоё право, и продолжил бы ломать и убалтывать.

— Так что? — снова пошёл он на ускорение. — Скажешь? Мне нужно знать, куда ты ездил. Ничего, кроме названия населённого пункта? Готов? Тогда давай? Ну! Куда⁈ Куда⁈ Куда ты ездил⁈ В Ош?!!!

Название «Ош» прозвучало резко и громко, специально, чтобы ошарашить. Я, конечно, виду не подал, но был удивлён.

— В Ош⁈ В Ош ты ездил?

— Да, — без задержки и как бы поддаваясь тактике этого энэлпэшника, подтвердил я.

— Ну, вот. И молодец, что сказал. Видишь, ничего не случилось, правда? А чего ломался-то?

— Я не говорил, — ошарашенно и даже немного испуганно ответил я и помотал головой. — Это вы сказали!

Ну, а что, я в начальной школе тоже в драматический кружок ходил. Мне даже главную роль доверили, Герасима из «Му-Му». Мама и дедушка с бабушкой едва сдержались, чтобы не расхохотаться. Правда, тогда я думал, что они сдерживались, чтобы не разрыдаться, верил в силу своего актёрского таланта. Потом уже они сознались, но триумф был? Был.

— В том-то и дело! — радостно подхватил Сёмушкин. — Вот видишь⁈ Ну, и молодец! Вот и правильно. Это не ты, это я сказал. Давай так и продолжим. Я говорю, а ты отвечаешь, да или нет. А из Оша ты поехал сначала в Фрунзе, а потом в Токмок, правильно?

Я кивнул.

— Что ты киваешь? Да или нет?

Пишет, пишет, всё пишет, зараза.

— Да, — ответил я.

— Хорошо. Тебя отправили к Аскару Ноге?

— Да…

— Передать что-то на словах?

— Письмо было, — помотал я головой.

— Точно? — нахмурился полковник. — Ты сам видел это письмо?

— Только конверт.

— Хм… Ну, а что тебе передали в ответ? Письмо или словесное послание?

— Ничего, — развёл я руками. — Вы же говорите Весёлкин больше не проявится. Какой тогда ответ? Или вы не уверены?

— Чего сделает? Не проявится? Нет, конечно… Хм… Точно ничего не передавали?

— Нет…

— А как ты добирался?

— Я летел на самолёте.

— Из какого аэропорта и куда? — сосредоточенно спрашивал полковник, понимая, что клиент, то есть я, уже поплыл, причём, без особых усилий с его стороны.

Он радовался этому, радовался своим способностям, своему мастерству, и уже не так внимательно следил за беседой.

— Я не знаю. Меня посадили в вертолёт, перевезли на военный аэродром и военным бортом переправили на место. Вернее, куда-то там. А потом на машине.

— Встречали, да?

— Да.

— Письмо передали, — нахмурив лоб, и выстривая логические конструкции, прищурился он. — и всё, да? Хм… Хм… Хм… Показали кому-надо и… Значит… значит тебя просто показали, и теперь ты будешь возить деньги… А обратно повезёшь что-то другое. А может, и не повезёшь.

— Вы же сказали, что он больше на связь не выйдет! — воскликнул я.

— Я же не знал, как глубоко ты пал, — развёл он руками. — Ты хотя бы понимаешь, о чём идёт речь?

— Не совсем, — мотнул я головой.

Я действительно не понимал. Нет, то что населённые пункты, кроме Оша, лежали в районе Чуйской долины, было ясно. Но конопля там была дикорастущая, не обладающая в полной мере свойствами, достаточными для организации полноценного трафика. Ну ладно, об этом мы ещё подумаем.

— Это наркотики, — победно заявил полковник и хмыкнул. — Влип ты парень и влип очень серьёзно. Но ничего, не робей, я тебе помогу. Всё, успокойся, сейчас поедешь домой. Вася Сомов тебя отвезёт. Теперь ты будешь работать под моим крылом. Я тебя в обиду не дам, но и спрашивать буду по всей строгости. Отныне Василий — твой друг. Служили вы в одной части, хоть и в разное время, на этой почве и сблизились.

— Социальный и психологические профили у нас слишком уж разные, — нахмурился я.

— Чего? — удивился Сёмушкин и его брови полезли на лоб.

— Дружба наша будет выглядеть слишком неестественной, понимаете? У нас разные интересы, среда социальная совершенно разная.

— А, вон ты о чём. Ну, слишком часто вам видеться незачем. Так что нормально, не волнуйся, всё будет совершенно натурально. Обговорим сейчас методы связи и ещё кое-какие моменты. И бумажку надо будет подписать. О сотрудничестве. Формальность, но необходимая. И вот ещё что. Про твою поездку…

Он сделал ещё несколько заходов, выспрашивая подробности моей поездки. Я назвал пару вымышленных имён воротил низового уровня, и повторил маршрут и расписал программу пребывания, из которой получалось, что меня просто показали киргизским товарищам.

К общаге меня вёз Васёк Сомов. Теперь он вёл себя иначе, как куратор. Повторял методы связи, а я размышлял о своём. Сёмушкин, скорее всего был не из какого не из «Контура», поскольку по итогу показался мне не таким уж и профи. Скорее, это какая-то группа под одним из Щёлоковских замов.

Ну, а поскольку речь вдруг зашла о наркоте, то кто-то из них, менты или конторские начали внедряться в местные группировки. Если, конечно, к этому моменту они уже сформировались.

Доверия Сёмушкин у меня не вызвал, он немного не дотягивал, хотя в принципе работал с самоотдачей. Весёлкин тоже был очень и очень мутным типом и…

— Без моего ведома уезжать из Москвы нельзя, — кивнул Васёк. — Только по моему разрешению.

— А мне, как раз надо, — повернулся к нему я.

— Куда это? — нахмурился мой однополчанин.

— К матери в Питер. В Пушкин то есть.

— Когда? — недовольно уточнил он.

— Завтра хотел. Или сегодня даже.

— Сегодня точно нет. Да и завтра не выйдет, я думаю. Но спрошу у шефа.

— Сегодня у нас девятнадцатое? У мамы через три дня день рождения. Я обещал приехать. Будет очень странно, если не приеду.

Вообще-то не обещал, но он-то знать об этом не мог.

— Ладно. Спрошу и сообщу.

— Ты не спрашивай, просто поставь в известность и всё. Чего спрашивать-то?

Я вышел из машины и не прощаясь пошёл ко входу в общагу. Кругом виднелись следы недавней стройки, а вдали желтел прекрасный лес, где я гулял несметное количество раз.

Пропуска в общагу у меня естественно не было и пришлось ждать комендантшу, которая сначала не могла понять, почему я не в колхозе, а потом долго проверяла меня по спискам и никак не могла найти.

— Проходи, — наконец, смилостивилась она. — Временный пропуск я тебе выпишу, но не забудь в трёхдневный срок поменять прописку в паспорте на новый адрес. Иначе не впущу тебя больше, ясно?

— Ясно, Клавдия Ульриховна.

Она недовольно кивнула, а я пошёл к себе в комнату на тринадцатый этаж. Прошёл по длинному коридору и оказался возле своей двери. Меня охватило лёгкое волнение, как перед возвращением в родные места. Собственно, так и было.

Постучал. Никто не отозвался. Я постучал ещё раз. Мой сосед, отличник, талант и самородок Саша Литвинов должен был находиться в комнате и зубрить коллоидную, физическую или ещё какую-нибудь химию. Но его не было. Я постучал ещё раз и вдруг… и вдруг сообразил! Девятнадцатое сентября! Точно! Вот где он может находиться.

Я бросился к лестнице и, перескакивая через три ступеньки помчался наверх, на этаж выше. Какой? Какой номер комнаты? Я взлетел на следующий этаж и теперь стоял и озирался по сторонам. Туда! Я побежал по памяти в дальнее крыло и… Да! Восемьдесят седьмой! Конечно, восемьдесят седьмой!

Подбежал и что есть сил забарабанил в дверь. Там гомоннили, но сразу стихли, и я затарабанил сильней, ещё сильней. Со всей, прям-таки дури. Бам! Бам! Бам!

— По голове себе постучи!! — воскликнули из восемьдесят седьмого.

Дверь открылась и на пороге появился высокий и видный Артурчик Цесаревич. Хулиган и раздолбай.

— Ты чё долбишь⁈ — злобно воскликнул он. — Может, повторить хочешь?

— Повторить? — переспросил я.

— Да, — ухмыльнулся он. — Ты только скажи, это я мигом. Тумаков мне не жалко. А теперь…

Он не договорил. Я сделал шаг и, размахнувшись, обрушил кулак на его физиономию.