Глава 35 «Цзи-цзи». 既濟 Завершение переправы


Путешествие закончено лишь тогда,

когда сделан последний шаг


— Что? — теперь Ван Шэн напрягся. Он начал понимать. — Так это… А я-то сообразить ничего не мог, думал, с перепоя они такое учудили… Так это всё были ваши лисьи проделки?

— Что значит наши проделки? — потрудилась прикинуться удивлённой Сюли. — Распутные бабы отбивают у честной лисы… э-э-э… у честной женщины законного мужа, а она за свою собственность и постоять не может? Отдай своё и жужжать не смей? Это Кун-цзы такое говорил, что ли?

— Ладно-ладно, — Ван Шэн понимал, что наглую лису ему всё равно не переспорить, — но как вы это устроили и в чём состоял спор?

Сюаньжень вздохнул.

— Говорю же, Сю Бань меня порядком перепугал, сказав, что принцессы меня в покое не оставят, да ещё и женихи их могут убийц подослать. Ну, я подумал, пока принцессы с похмелья страдают, устрою им мелкую пакость, чтобы они и думать про меня забыли. Сюли мне помочь вызвалась, и мы с ней пари заключили, кто остроумнее проделку придумает. Ну а так как лисы мы Небесные, решили сделать распутным девицам пакость благородную.

Челюсть Ван Шэна отвалилась.

— Что? Я не ослышался? Благородную пакость? А такая есть?

— Конечно, — уверенно ответил Сюаньжень. — И я устроил так, что как только принцесса Ичэн задумается о блуде с чужим мужем, она начнёт нести полную ахинею и не сможет остановиться, пока не уймёт свои дурные помыслы.

— А я решила, — подхватила Сюли, — что принцессе Чэнъань нужно вести более воздержанный образ жизни. Теперь, стоит ей выпить даже одну чарку вина, она начнёт портить воздух, таким образом, скоро останется без собутыльников, и постепенно станет на Истинный Путь. И я рада, уважаемый Шэн, что моя шалость вам понравилась больше.

Шэн обернулся к дружку.

— Извини, Сюаньжень, ты просил высказаться искренне.

Сюаньжень пожал плечами.

— Ничего, самое страшное позади. Я успел заткнуть нос, как только услышал начало рулады, но глаза не сберёг. До сих пор щиплет! Это всё твои штучки, Сюли. Ты же знала, чем я рискую!

Сюли снова не признала вину.

— Я не могла знать, где это произойдёт… Случайно всё вышло.

— Ну и как этим принцессам теперь на люди показаться? — поинтересовался Ван Шэн.

— Ну, я не заметил, чтобы кто-то из местных чинуш особо шокирован был. Принцессы не раз и не такое отмачивали, так что ничего страшного. А вот император на этот раз был я ярости. Надеюсь, теперь он перестанет сажать меня за их стол.

Выиграв спор, Сюли потребовала от муженька поездки на озеро за лотосами. И все вчетвером прекрасно провели время, катаясь в лодке и сочиняя стихи, и даже устроив небольшое поэтическое соревнование.

Однако развлечение развлечениями, а дела — делами, и если первые быстро проходят, то вторые нескончаемы. Вечером оказалось, что пока они развлекались на реке, в столице произошло убийство, и не просто убийство! Погибла знаменитая чанцзы Ю Мин, по прозвищу «Свет Нефрита»!

В их отсутствие в «квартал зеленых ив» был вызван Лао Женьцы, и картина, которую он там застал, достаточно впечатлила его — по крайней мере для того, чтобы после принять пилюлю от головной боли. Убийство произошло в знаменитом квартале Пинкан.

Столица была построена по плану и имела форму практически идеального квадрата. Внутри городской стены находились квадраты поменьше — обособленные кварталы. Девушки легкого поведения — от самых непритязательных до самых утонченных — обитали у юго-восточного угла императорского дворца в квартале Пинкан. Дома этот веселого квартала занимали важное место в светской жизни столицы. Чанцзы диктовали моду, служили посредниками в решении деловых вопросов, на пирушках в их домах знакомились чиновники, учёные, торговцы, художники. За внимание знаменитых певичек соревновались самые знатные люди. И хоть чанцзы называли «опавшими цветами», среди богачей хорошим тоном считалось содержать парочку певичек.

На взгляд Сюаньженя, эти женщины внешне ничем не отличались от остальных, но они музицировали, писали стихи, были капризны и вздорны. Женатые мужчины часто посещали куртизанок именно ради их капризов: им надоедала покорность их жен и наложниц. Хоть порядочным женщинам не возбранялось посещать пирушки, на пиры чиновники чаще брали с собой певичек, от которых требовалось быть веселыми «по долгу службы». И, разумеется, большинство певичек стремились обрести богатого покровителя и переехать в его дом в качестве официальной наложницы или даже жены, и оказаться на самом верху социальной лестницы. Однако, удавалось это немногим, остальные так и оставались «опавшими цветами».

Одной из причин того, что профессия чанцзы не считалась позорной, была ее роль возлюбленной юношей из высшего общества. Суровые традиции делали невозможным для молодых холостяков романтичное ухаживание за девушками своего круга и их чувства оттачивались на «опавших цветах». Отец юноши, желающий сыну успехов в роли любовника и мужа, нередко представлял его куртизанкам для обучения любви, щедро платя за образование. Если чанцзы удавалось вдохновить юношу, то он нередко получал истинное наслаждение от приближающих его к заветной цели ухаживаний: они сопровождались полным набором обещаний и отказов, надежд и отчаяний, глупых любовных стихов и мыслей о самоубийстве. Когда же дунцзе цзи, «весенний цыпленок», через несколько недель ожидания бывал допущен к ней в спальню, он встречал свое посвящение с тем же смятением чувств, с каким молодой человек прикасался к своей первой возлюбленной.

Чанцзы Ю Мин практиковалась именно в обучении молодых аристократов, считалась особой опытной и красноречивой. У любой чанцзы была «матушка», которую чаще звали жаргонным словечком бао[1], она, как правило, была вышедшим в тираж «опавшим цветком», вложившим накопленные сбережения в своих подопечных. Бао Ю Мин звали Бай Хулян, у неё была репутация особы разумной и практичной. Ю Мин именовались «приемной дочерью», и отношения между «матушкой» и «дочерью», как говорили, давно стали не менее тесными, чем в семье.

Хулян была умна и осторожна, стремясь, однако, не упустить возможность продать своих «дочерей» любому поклоннику, увидевшему в одной из девиц будущую наложницу или жену. Выкуп девушки обошелся бы мужчине не только в сумму, вложенную бао в обучение дебютантки. Ему пришлось бы возместить будущие доходы «матушки» и первоначальную стоимость, если девушка была куплена у отца.

Публичные дома, посещаемые лишь ради удовольствий и следящие лишь за своевременностью оплаты считались заведениями, приличествующими только грубым мужланам, которых спроваживали к первой же освободившейся проститутке. В «зеленых павильонах» классом выше матушка-бао не только управляла делом, вникая в мельчайшие детали, но и направляла клиентов к девицам, которых она считала наиболее подходящими, и это было важным условием успешного ведения дела. В самых утонченных заведениях был установлен строго соблюдавшийся ритуал, в котором допуску в спальню предшествовали церемониальное чаепитие, музыкальное представление, процедуры обычного знакомства, а иногда и длительные ухаживания. Кроме того, независимо от класса блудного заведения, слово бао, подкрепленное «человеком с сильными руками», бао бяо, было законом даже для клиентов.

И в таком месте произошло убийство?

Увы, да. Лао Женьцы рассказал о происшествии во всех подробностях. Чанцзы была отравлена и найдена утром в своей постели. Насколько Лао смог понять, был использован довольно заурядный яд чёрного скорпиона, расхожий и используемый при приготовлении многих лекарств: в жареном виде скорпион назначался при лечении застарелого кашля и болезнях органов пищеварения. Оливковое масло, в котором жарили скорпиона, при наружном употреблении лечило плешивость, поясничные и суставные боли и подагру, а сушеного скорпиона, растёртого в уксусе, применяли при лечении витилиго.

Отследить убийцу по приобретению яда не представлялось возможным.

Самое худшее было то, что никто не мог сказать: куда именно и когда добавили яд. Он действует медленно и отравитель, выпив с чанцзы чаю и прогулявшись с ней, мог спокойно уйти.

Не исключалось и иное. Отравитель мог приказать доставить лаковую коробочку с чаем в качестве подарка и вообще не показываться в её покоях. При этом служанка Ю Мин, Мэй Ци, не могла достаточно точно вспомнить, не открывала ли её госпожа какой-то новый чай, но показала на гору подарков, без разбора сваленных в ящик и сказала, что госпожа иногда вынимала из него чай и приказывала его приготовить, или делала это сама наедине с клиентом.

— А не было ли у госпожи причин для самоубийства?

— Вовсе нет, она в последние дни была очень довольна чем-то, но и в худшие времена она никогда не говорила о смерти, боялась даже думать о ней. Она никогда бы этого не сделала. К тому же — она собиралась приготовить притирания для кожи и велела мне купить все необходимое. Мы хотели заняться этим через пару дней. С чего бы ей с собой-то вдруг кончать было?

— А были ли у госпожи недоброжелатели?

— Открытых не было: госпожа Ю Мин любимицей была у матушки, ладили они прекрасно.

— А скрытых?

Девица на секунду смутилась, однако договорила.

— Кто-то недавно прислал госпоже подарок — чёрную отполированную яшмовую шкатулку, на крышке которой были странные царапины. Госпоже показалось, что они складываются в иероглиф «беда» 麻烦, но, возможно, ей просто показалось…

Госпожа Ю Мин была не только певичкой, но и известной поэтессой. В столице давно было известно её знаменитое стихотворение «Мёд любви»

Узор ночной киноварных звёзд

Ляжет поверх ковра.

Забыла, кто приходил вчера,

Не помню, кто завтра придёт.


И ночь, узор повторя, умрёт.

Уйдут они, дверь притворя.

Забыла, кто приходил вчера,

Не помню, кто завтра придёт


И пахнет ночь, как вино и мёд,

Свеча стечёт янтарём.

Забыла, кто приходил вчера,

Не помню, кто завтра придёт…

И оказалось, что госпожа подлинно обладала никудышной памятью: не запоминала имена и лица поклонников, не помнила расписание встреч, в итоге всем этим занималась Бай Хулян. Говорить же о причине убийства было ещё сложнее. Чанцзы мог убить и тот, кому было отказано за неимением времени, и тот, кто не мог выкупить её, и отчаялся, и та, кто видела в ней соперницу и ревновала.

* * *

[1] Бандерша, содержательница веселого дома.

Загрузка...