Старый, но крепкий 9

Глава 2

Набойки моих сапог глухо стучали по дороге, укатанной тысячами телег, утоптанной сотнями тысяч обычных путников.

От недалекого города тянуло печным дымом, от реки веяло знакомой речной сыростью. Запахи вызывали легкую ностальгию и тянули за собой воспоминания — как хорошие, так и не очень.

Я направлялся к массивным воротам из потемневшего от времени дерева и толстых железных полос. Конечно, можно было бы перемахнуть через стену в любом другом месте — если уж в Фейляне получалось, то здесь будет не сложнее, чем перешагнуть через лужицу на дороге, но мне нужно обозначить себя раньше, чем это сделает кто-то из практиков школы и поднимет шум.

— … еще немного, и закроем. Дождемся только во-он той повозки, и баста. И до утра вряд ли кто еще будет, — лениво бросил один из стражников у ворот второму, махнув рукой в сторону леса за моей спиной.

Его напарник, сидящий за столом плотный мужчина с обветренным лицом, кивнул и уставился на меня с той самой грустью, с которой обычный трудяга смотрит под конец рабочего дня на дополнительную работу.

Я был одет в потрепанные вещи, которые обычно надевал в дорогу, чтобы выглядеть непримечательным путником и не привлекать лишнего внимания, поэтому и уважения ко мне было, как к обычному путнику.

— Имяфамилияцельпосещениягорода? — слитно выдохнул страж поднадоевший за день вопрос и обмакнул потрепанное перо в чернильницу, приготовившись записывать.

— Китт Бронсон, — охотно ответил я. — Практик из секты Тьмы. Прибыл с целью туризма и укрепления добрососедских отношений.

Перо дрогнуло в толстых пальцах и оставило на дрянной желтой бумаге мелкую кляксу. Судя по реакции, страж знал секту Тьмы, и готов поставить любую вещь из своего походного рюкзака, что в этом городе она почетом не пользовалась. Впрочем, и в Циншуе практик школы Небесного Гнева вряд ли мог рассчитывать на дружелюбную улыбку.

Дабы развеять нехорошие мысли стража и не вгонять его в панику, я достал из загодя развязанной горловины рюкзака бумаги и положил их на стол.

— Я предполагаю, что обычно вы доносите начальству о таких гостях города, как я. Так вот, передайте заодно, что я остановлюсь в гостевом доме под своим именем, и за мной не нужно высылать отряд бравых ребят. Я здесь по официальному делу короны к школе Небесного Гнева. Завтра же зайду в школу, где представлюсь и объясню цель своего визита всем, кому требуется.

Мужчина двумя пальцами ухватил лист и осторожно развернул его. Пробежался по строчкам по диагонали бараньим, ничего не понимающим взглядом, но на оттиске королевской печати — тяжелого кругляша из темного воска — взгляд замер. Узнал, выходит. Читать не умеет, но королевскую печать рассматривает слишком уж внимательно.

— Проходите, — угрюмо выплюнул стражник, и я сразу воспользовался приглашением. Пусть без доброжелательности, но требовать ее человеку, чья секта стояла за многочисленными смертями от пепельной лихорадки, пожалуй, перебор.

Куда идти человеку в чужом городе? О, на этот вопрос можно собрать массу ответов! Можно посетить бордель, где за тройку серебряных монет получится снять не только комнату с относительно чистыми простынями, пропахшими дешевым парфюмом и трудовым потом путан, но и сомнительное развлечение на ночь. Можно отправиться в один из гостевых домов у рынка, где из-за тонких стен доносятся храп, смех или стоны. Можно наведаться в храм, где за мелкую монету (а иногда и за простое человеческое «спасибо») тебе дадут угол, койку, а если у монахинь осталось что-то с ужина, даже нальют миску похлебки.

Я выбрал гостевой дом, где когда-то жили Гус и Кира. Заселиться вышло меньше, чем за минуту: пожилая хозяйка молча кивнула на вопрос «есть ли у вас комната?», забрала монеты и протянула ключ.

Комната была средненькой. Не «люкс», но и не брошенный на пол матрас. Узкий топчан, кровать с продавленным тюфяком, шаткий столик и стол у окна, глиняный тазик и кувшин с водой для умывания. Не роскошь, но могло быть и хуже.

А вот стоящая здесь тишина меня угнетала. Я надеялся, что в гостевом доме будет шумно, что за стеной будет кто-то разговаривать, смеяться, ссориться, что по улицам будут ходить люди, но почему-то царящую здесь тишину никто нарушать не спешил.

Стоило мне оказаться в тихом помещении, наедине с самим собой, в относительно безопасном городе, где не нужно выбирать маршрут через кусты, прислушиваться и присматриваться, вычисляя, есть ли рядом духовные звери или екаи, как подступили вопросы, о которых я умудрялся не думать всю дорогу.

Достаточно ли внимателен я был, и стоило ли уделить внимание посторонним вещам (в том числе переписке Квейта со своим Домом)?

Мог ли я защитить Сталевара, если бы знал больше?

Мог бы я изготовить для него зелье повышения ранга? Выпил бы признанный алхимик зелье, если бы я приготовил?

Если бы, уничтожив отряд Крайслеров возле Фейляня, я вернулся в столицу и использовал все свои новообретенные знания против зельеваров, как изменилось бы будущее? Уцелел бы Сталевар? Что случилось бы в таком случае с моей семьей? Получилось бы у меня подорвать влияние Крайслеров, или я сдох бы ни за что, а потом умерли бы и родные?

Бы, бы, бы…

Я постоял у окна в тишине, глядя, как на улице фонарщики зажигают фонари, и ощущая, как натягивается пружина нервов. Разум атаковали все новые и новые вопросы, ответы на которые ничего не изменят и будут абсолютно бесполезными.

Поэтому я поставил рюкзак у кровати и вышел, заперев дверь. Остаток вечера я проведу где угодно, но не в этой комнате, это во-первых. А во-вторых, желательно при случае сварить безвредное успокоительное. При всем уважении к почившему Сталевару, думать о нем каждую свободную минуту я не готов.

Я надел плащ теней и, скользя между черными пятнами тьмы, отправился в Золотой квартал, к новой лавке Роя. Если не найду его там, пойду в старую лавку. А если и там никого не будет — что ж, тогда мне прямая дорога в его дом, в усадьбу с зеленой черепичной крышей, где я был куда реже, чем в лавках.

Рой был здесь. Внутри лавки с панорамными окнами горел свет, а между полок, раскладывая товары, бродил травник.

Я дернул ручку, но дверь не поддалась. Тогда я постучал.

Когда Рой подошел к двери, я в очередной раз отметил, что он все еще выше меня, пусть теперь всего на полголовы (за эти месяцы я не только подрос вверх, но и заметно раздался в плечах).

— Заперто, — сказал он, и только потом — посмотрел на меня. Лицо травника осветилось искренней улыбкой.

— Китт, — констатировал он, коротко обняв меня за плечи. — Тебе-то я всегда рад. Забегай, сейчас чаю заварю. Гля, как вымахал-то!

Он щелкнул замком на двери, перевернул табличку на двери и кивком указал на узкую деревянную лестницу в глубине зала.

— Пошли-пошли. Сейчас под чаек посидим, поболтаем.

Мы поднялись в его кабинет — помещение, заваленное свитками, фолиантами и образцами редких растений в стеклянных колбах. Рой развалился в массивном кожаном кресле, жестом предложив мне такое же напротив. Я скинул плащ, сел.

За следующие полчаса я рассказал большинство из того, что произошло со мной за учебу в секте.

Рой слушал, не перебивая, его пальцы медленно барабанили по резному подлокотнику. Когда я закончил на своих неудачах с эликсиром усиления, он усмехнулся, в глазах мелькнула хитрая искорка.

— Я, конечно, в алхимии и зельеварении не сведущ…

Я криво улыбнулся.

Спустя несколько месяцев, за которые сварено множество самых разных эликсиров (и большинство — в открытую) вернуться к человеку, который и посоветовал мне начать занятия зельеварением с ЗАВАРИВАНИЯ ЧАЯ, как бы забавно это ни звучало, и услышать, что он по-прежнему скрывает свое хобби — это будто увидеть колыбельку, в которой тебя когда-то качала мать. Любой, кто мало-мальски разбирается в ремесле, с первого взгляда на это помещение понял бы, что здесь варят не только супы. Да, посуда была вычищена до блеска, полки пустоваты, но сама подборка из пустых реторт специфической формы, трех разных ножей для нарезки (грубый, тонкий и серповидный), безделушечные, казалось бы, весы с гирьками на полке. Баночки с травяными порошками, опять же. В самих баночках нет ничего запрещенного, но они явно расставлены в этом помещении, чтобы быть под рукой, а не внизу, в торговом зале, где они смотрелись бы логично и не привлекали внимания.

Это я в наиболее мягкой манере постарался донести до Роя. Тот озадаченно нахмурился и стрельнул взглядом сперва — на полки, потом на посуду.

Я мягко указал на все это Рою. Мужчина озадаченно нахмурился, словно впервые видел свое же хозяйство.

— Впредь буду внимательнее, — буркнул он, но в его тоне не было ни капли смущения. — Так вот. Повторю, про рецепты зелий я не знаю практически ничего, зато в ингредиентах кое-что понимаю. Я, как-никак, травник. Погоди, сейчас чай налью и продолжим…

Я молча наблюдал, как Рой разливает по чашкам густой травяной взвар, пахнущий дымом и мятой.

— Так вот, скажи-ка, — продолжил он, отпив чая. — В чем, по-твоему, главное отличие зелий временного усиления от тех, что дают эффект постоянный?

Вопрос был неожиданным, но простым. Я сделал глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается теплом по горлу.

— Временные не меняют организм. Постоянные же воздействуют на саму плоть, на органы, перестраивают их.

Рой одобрительно кивнул:

— Все так. А помнишь, как с людьми целителя Рика ходил в горы? Ну с тем самым грузом?

Я помнил и ледяной ветер, и скрип снега под сапогами, и ночевку в холодной пещере.

— Помню, — кивнул я.

— После вас туда никто не совался, — напомнил травник. — И то самое тело, последнее тело, никто не забирал. Тебе надо вернуться туда и забрать тот цветок. «Ледяное Сердце».

Чашка замерла у губ. Сердце учащенно забилось.

— Зачем?

— А как ты сам думаешь? На горе осталось растение, которое месяцами питается духовной энергией. Оно впитало в себя и силу мертвого тела, и морозную Ци горной вершины. Я почти уверен, что через эксперименты с этим цветком ты перешагнешь через границу своих умений. Я уже говорил, что с помощью этого цветка создаются временные эликсиры, часть силы которых остается с практиком навсегда? Ты пытаешься закрепить эффект, используя стандартные ингредиенты. Но используя лепестки этого цветка, ты можешь закреплять временные эффекты, позволять эликсирам менять организм.

А в этом что-то есть…

Я с новым интересом принялся задавать травнику вопросы по редким ингредиентам, взамен рассказывал рецепты, которые даже Рой мог спокойно повторить.

Мы настолько увлеклись, что посиделки закончились поздно ночью. Сперва я дошел до гостиницы, но оказавшись в комнате, понял, что уснуть сразу у меня не выйдет — недостаточно вымотался. А если не усну сразу, то не смогу уснуть и потом — опять полезут ненужные мысли, вопросы, всякие «а если?».

Уже полезли.

Поэтому я, прикинув варианты, подхватил рюкзак и снова направился тенями в Золотой квартал — к доброму дедушке Пирию, который всегда рад предложить помощь внукам.

Охранник вызвал к воротам заспанного слугу, который, выслушав меня, решил не будить дедушку, а вот лабораторию посетить разрешил.

До утра я был занят варкой эликсиров. А часов в восемь отправился не в школу Небесного гнева, как можно было ожидать, а в бедные кварталы, к школе Гуса.

Я шел по узкой, кривой улочке, перешагивая через мелкие лужи и переходя крупные по заботливо проложенным доскам. В отличие от оживленных центральных улиц города, здесь было тихо и пустынно. Пахло старым деревом и дешевой едой: рисом, рыбой.

— В тесноте, да не в обиде, — бормочу вполголоса. Эта поговорка весьма подходила кварталу: темные от влаги и времени дома жались друг к другу, будто греющиеся в толпе пингвины.

Бедно? Да.

Уныло? Пожалуй, уныло и грустно: я будто смотрю на заросший огород пенсионера, сажать и убирать который сил у человека уже не хватает. Но приличненько. И доски через лужи уложены, и на улице не воняет помоями — видно, что люди здесь живут пусть и небогато, но с достоинством, и в своем квартале поддерживают порядок.

Кстати, когда я был здесь в прошлый раз, квартал казался умирающим, четко помню пару провалившихся крыш, а сейчас все более-менее в порядке. Влияние Гуса?

Я был в паре улиц от «Школы братьев Зулов», когда услышал глухой ритмичный шум. Спустя еще улицу я начал различать отрывистые команды. Шум исходил с заднего двора школы Гуса, обнесенного высоким забором. Можно было встать на цыпочки и попробовать увидеть, что творится по ту сторону забора, но я отогнал мысль уподобиться любопытному подростку и дошел до двери школы.

Внутри уже не пахнет плесенью, атмосфера светлая и даже как-то по-домашнему уютная. Голые стены теперь покрывает свежая побелка. Деревянные лавки, единственная мебель, находившаяся в холле в прошлый раз, всё ещё стоят на своих местах, но уже выскобленные до белизны. К ним добавился небольшой столик, за которым дежурит высокий нескладный подросток.

— Господин! — ученик вскочил и поклонился. — Приветствую вас в нашей школе!

— Здравствуй. Я пришел к Гусу. Мы с твоим мастером знакомы.

— Вас проводить?

— Будь добр.

Парень еще раз поклонился, суетливым движением одернул рубаху и повел меня к заднему дворику, откуда и доносились ритмичный стук и команды. Когда мы вышли и стояли на крыльце, парнишка обернулся и неуверенно произнес:

— Мастер Гус там, господин. Мне доложить?

— Не надо его отвлекать, — мягко остановил я паренька. — Я просто постою, посмотрю, пока твой наставник не закончит.

Парень с явным облегчением кивнул, еще раз неловко поклонился и поспешил назад к своему дежурному посту. Я же прислонился спиной к косяку, скрестил руки на груди и погрузился в наблюдение.

Гус стоял посреди двора. Длинные волосы мечника по-прежнему чисто вымыты и собраны в длинный хвост, перехваченный кожаной лентой. Взгляд стал еще строже, увереннее, что ли. Думаю, случись в его жизни еще какая трагедия, Гус уже не запьет.

Перед мечником выстроились двадцать пять мальчишек и девчонок с деревянными мечами.

— Раз! — спокойно и властно уронил практик.

Команда заставила группу взорваться движением: два с половиной десятка мечей поднялись и одновременно описали короткую рубящую дугу сверху вниз.

— Семь!

Клинки синхронно ушли вбок, парируя невидимый удар.

Движения были еще не отточены. Где-то кособокие, где-то слишком размашистые, но в них уже угадывалась основа будущего умения. Видно, что дети занимаются этим не день и не неделю.

Я посмотрел на их движения и мысленно отметил про себя: да, дисциплина и мотивация у каждого присутствуют. Но пластичности, гибкости, той самой подготовки тела к упражнениям — этого тут определенно не хватало. Здесь очень пригодятся мои комплексы.

Спустя десять минут Гус меня заметил.

— Ты? — голос практика прозвучал хрипловато, но уверенно. — Не ожидал тебя увидеть. Привет, кстати. По делу?

— Здравствуй. Заглянул по пути, — почти не соврал я. — Вижу, не теряешь времени. Квартал стал облагороженнее.

Гус кивнул.

— Оказывается, ответственность меняет людей. Начал тренировать ребятишек, а там и в дела их семей втянулся. Когда сам за что-то отвечаешь, уже и смотреть на мир по-другому начинаешь. Подождешь, пока я закончу с ребятами?

Не знаю, сказалась ли личность Гуса, более близкого мне по возрасту человека, либо — его собственная потеря. Я собирался ответить, что с радостью подожду, но неожиданно для себя самого сказал совершенно другое.

— У меня проблема. Умер близкий мне человек. Мой мастер зельеварения.

Если считать прошлую жизнь, то это не первая моя потеря, но легче от этого факта не стало.

— Соболезную, — кивнул мечник, не смотря на меня. И уставился на детей. Минуты тянулись за минутами, и мы оба молчали. Я — погруженный в мысли. Гус — наблюдающий за детьми.

Потом Гус неловко кашлянул, прочищая горло.

— Прости, Китт. Если ты ждал от меня утешения, или какого-то совета, то прости. Я не тот человек, который может поддержать тебя в этой ситуации, найти какие-то правильные слова, которые перевернут твой мир, или заставят взглянуть на ситуацию по-другому. Я не смогу сказать даже что-нибудь, что ослабит твою боль. Да и вообще, вряд ли кто-то способен найти такие слова… Единственное, что я могу — поделиться с тобой своим опытом, и сказать, как будет потом, через время. Ты по-прежнему будешь видеть родного человека во сне, по-прежнему будешь пытаться заговорить с ним, но такие моменты будут случаться все реже. Будет ли легче? Да, будет легче. Может, ты станешь думать, что твой мастер в другом, лучшем мире, и эта вера облегчит твою душу. Может, просто привыкнешь к этой боли, немного очерствеешь и повзрослеешь. Всякое может быть.

Он сочувственно похлопал меня по спине, чего раньше никогда не делал.

— Но прошу тебя об одном: не начинай заливать горе алкоголем. Я мог бы сказать, что твой мастер этого не одобрил бы, но это будет манипуляцией. На самом деле это вредно, к тому же никто не будет счастлив от того, что хороший человек вроде тебя начнет скатываться в бутылку. Можешь совершить что-то хорошее для своего мастера, это увлечет тебя, займет руки и голову. Я вот для брата школу открыл. Осталось сделать ее знаменитой, чтобы обо мне и о нем узнали, и я буду рад, если у меня получится.

Гус замолчал. А я потянулся к кошельку, набитому золотом. Почему бы и не пожертвовать деньги тому, кому они на самом деле пригодятся.

А для мастера я уже спланировал кое-что. Не скажу, что хорошее, но и плохим поступком смерть его убийцы точно не станет.