Тренировочный День 10

Глава 15

Глава 15

Из черной «Волги» неторопливо вышли четверо мужчин. Первым — высокий, широкоплечий, лет сорока пяти, в темном костюме и белой рубашке без галстука, расстегнутой у ворота. Лицо обветренное, скуластое, с крупным носом и тяжелым подбородком. Волосы зачесаны назад, густые, с проседью. На руке — массивные золотые часы, которые поблескивали в лучах заходящего солнца. На мизинце — перстень с крупным темным камнем.

За ним — трое помоложе. Все трое — в одинаковых темно-синих пиджаках поверх светлых рубашек, брюки отглажены до стрелок. Лица смуглые, восточные, с характерными чертами — узбеки или таджики. Один — коренастый, с густыми черными бровями, сросшимися на переносице, руки в шрамах, костяшки пальцев утолщены. Второй — повыше, жилистый, с тонкими усиками. Третий — самый молодой, лет двадцати пяти, с умными настороженными глазами и потёртым на локтях пиджаком.

Двигались они не спеша, уверенно, как люди, привыкшие, что их пропускают без вопросов.

— Кто это? — тихо спросила Маша Волокитина, невольно подтягивая полотенце на плечах, прикрывая купальник.

— Без понятия, — Каримова нахмурилась. — Если я их не знаю — значит не такие уж и шишки.

Четверка направилась прямиком к бассейну. Шли молча, взгляды скользили по девушкам — оценивающе, но без улыбок. Главный остановился в нескольких метрах от беседки, окинул взглядом компанию. На его лице мелькнула тень усмешки. Когда он улыбнулся, блеснула золотая коронка на переднем зубе.

— Салом, — сказал он негромко, но голос был глубоким, басовитым. — Извините, что беспокоим. Ищем одну девушку. Говорил он по-русски правильно, но с характерным мягким

акцентом, растягивая гласные. Взгляд его задержался на Каримовой — узнал, что ли? — потом скользнул дальше, по Маше, по Наташе, по Алене.

— База закрыта для посторонних, — Каримова поднялась с шезлонга, выпрямившись во весь рост. Голос ровный, спокойный, но в нем появилась та самая командная нотка, которую девушки слышали на площадке.— Здесь спортивная делегация отдыхает. Если вам нужен кто-то из администрации — обратитесь в главный корпус.

Главный чуть прищурился, рассматривая её. Зрачки узкие, жёсткие. Потом медленно кивнул. Достал из внутреннего кармана пачку «Мальборо» — импортные! — не спрашивая разрешения, закурил. Щелчок зажигалки прозвучал громко в наступившей тишине. Дым поплыл над бассейном.

— Мы в курсе, что здесь спортсмены, — сказал он, выпуская дым через ноздри. — Как раз из-за этого и приехали. Нам нужна Айгуля. Салчакова. Раньше была Салимовой.

Воцарилась тишина. Даже птицы в кустах перестали щебетать. Алена Маслова, которая только что хихикала над очередной шуткой, замерла с открытым ртом. Наташа Маркова осторожно поставила тарелки на стол, руки её слегка дрожали. Фарфор тихо звякнул.

— Так вот почему она мне знакомой показалась… — пробормотала Гульнара Каримова себе под нос.

Маша Волокитина поднялась со своего шезлонга и встала рядом с Каримовой. Две капитана, плечом к плечу. Сердце Маши колотилось, но она не подала виду.

— Её отец — Акил Умурзакович Салимов, — продолжил главный, стряхивая пепел прямо на плитку у бассейна. Движение небрежное, демонстративное. — Мы по семейному делу. Родственники.

— Салимова посадили, — ровно сказала Каримова, глядя ему в глаза. Не моргая. — Что вам от его дочери?

— У нас есть вопросы, — ответ был коротким. Главный не сводил взгляда с Каримовой. В его глазах было что-то хищное, оценивающее. Как у человека, привыкшего получать то, что он хочет. — Личные. Семейные.

Коренастый с бровями сделал шаг вперед. Руки его висели свободно вдоль тела, но пальцы были растопырены, готовы сжаться. Взгляд скользнул по Маше — оценивающе, с усмешкой. Он облизнул губы.

— А ты смелая, — хмыкнул он. Голос хриплый, с придыханием.

Маша не отступила, хотя в животе что-то сжалось холодным комком. Надя Воронина тоже поднялась, инстинктивно отступая к беседке, прижимая полотенце к груди.

В главном корпусе, у окна второго этажа, Николай стоял с бутылкой минералки в руке, глядя на бассейн. Виктор рядом разбирал бумаги на столе — составы на следующие матчи, заявки.

— Гости, — негромко сказал Николай, не отрываясь от окна. Голос ровный, но в нём появилась та особая нотка, которую Виктор уже научился распознавать. Он поднял голову.

— Какие гости?

— Не из наших. Ведут себя как опера, хамовато. Но не… не наши. И не конторские. Эмвдэшники на выпасе… скорее всего.

Виктор подошёл к окну, посмотрел вниз. Четверо мужчин у бассейна. Девушки встали, напряглись. Одна из фигур — коренастая, широкая — двинулась вперёд.

— Местные ребята, — сказал Николай, ставя бутылку на подоконник: — пойду-ка я… словечком перекинусь.

Он уже шёл к двери. Виктор молча последовал за ним. Они вышли из главного корпуса, когда разговор у бассейна уже шёл полным ходом. Николай двигался спокойно, но каждый его шаг был выверен — особая выучка, которую не скроешь. Плечи расслаблены, руки свободны, ноги ступают мягко, бесшумно. Виктор чуть позади, руки в карманах спортивных брюк, лицо непроницаемое. Челюсть сжата.

Рашид почувствовал их раньше, чем увидел. Что-то изменилось в воздухе, в атмосфере. Он обернулся.

Двое. Мужчины. Оба выглядят весьма спортивно, подтянутые, мускулистые, готовые к тому, чтобы взорваться движением. На первый взгляд — непростые ребята. Один из них молча вышел и остановился между гостями и девушками. Не сказал ни слова. Просто встал. Взгляд жёсткий, оценивающий, пустой. Глаза светлые, почти бесцветные в вечернем свете. Зрачки — узкие точки. Второй — остановился рядом, чуть сбоку. Его взгляд был другим — тяжёлым, давящим, как взгляд человека, который умеет делать людям больно и ему это нравится.

Рашид окинул первого оценивающим взглядом — фигуру, осанку, взгляд. Военный? Ну явно не срочник. Спецназ или разведка. На шее у него, чуть выше ворота футболки, виднелся край шрама — старого, белого. Рашид таких видел. Потом перевёл взгляд на второго. Тот смотрел так, что Рашид инстинктивно напрягся, почувствовал, как на лбу выступает пот. Этот — опаснее. У этого глаза как у палача.

— Меня зовут Николай, — спокойно, без эмоций сказал первый: — я помощник тренера на добровольных началах. База — закрыта. Проблемы? — Голос негромкий, но каждое слово чёткое, отрывистое. Военная дикция.

— Нет проблем, — Рашид оценивающе смотрел на него. Прикинул — лет двадцать пять, может двадцать семь. Рост метр семьдесят пять, вес килограммов восемьдесят пять. Но двигается как егерь в лесу — аккуратно, плавно, словно большое хищное животное.

— Разговор нужен. С одной девушкой. — решил сбавить обороты Рашид. Пока тут были только девушки — можно было газовать, но если схватиться с этими двумя… то возможно придется доставать оружие. Доставать и применять, потому что люди с такими глазами не пойдут на попятную только при виде ствола. Не нравились ему эти взгляды, не нравились эти двое. Дел-то было на полшишечки — сгонять на базу отдыха, забрать Салимовскую девчонку и вывезти в укромное место, тем более что все уже подготовили. Тимур сказал, что «там одни девчонки, молодые ссыкухи, да тренер ихний, тоже сопляк молодой», не понимает ни черта в людях. Этому Николаю достаточно в глаза посмотреть, чтобы понять — такой не отступит. А если такой отступит… то только для того, чтобы потом в спину ударить. Затевать конфликт на базе отдыха при такой куче свидетелей… лучше попробовать по-доброму. Он сделал жест рукой, ладонью, как будто прижимая что-то, удерживая своих людей от резких движений и фраз.

— Какой разговор? — Николай не моргнул. Стоял абсолютно неподвижно, как изваяние.

— Семейный. Личный. Я уже сказал, что мы родственники Салимовой Айгули. Можно сказать коллеги отца.

Второй мужчина сделал шаг вперёд. Движение небольшое, всего один шаг, но Рашид его заметил. Все заметили. Фарух, жилистый с усиками, нервно затянулся своей сигаретой, пепел посыпался на его пиджак. Он смахнул его дрожащей рукой.

— Семейные разговоры — дома, — тихо, но отчётливо сказал второй. Голос низкий, ровный, но в нём была сталь. — Здесь — государственная база отдыха. Режимный объект. А еще — вы мне активно не нравитесь. Отдыхать мешаете.

Он произнёс «режимный объект» так, что Рашид понял что мужчина непрост. Такие вот слова на автомате вырывались в том случае, если ты привык их говорить. «Режимный объект, тащмайор, такточно».

Рустам, коренастый с сросшимися на переносице бровями, сделал шаг вперед. Кулаки его сжались, жилы на шее вздулись. Он был на голову выше всех присутствующих, настоящая гора мышц и жира, тяжеловес.

Николай мгновенно оказался перед ним. Не коснулся, не толкнул — просто встал так близко, что Рустам замер. Николай смотрел ему в лицо снизу вверх — был ниже ростом, но от его взгляда Рустам невольно отступил на полшага. В глазах Николая не было ничего — ни злости, ни страха, ни азарта. Пустота. Как у человека, для которого убить — такая же работа, как забить гвоздь.

— Усохни, сявка, — тихо сказал Николай. Почти шёпотом, но все слышали: — хвост прижми.

Расстояние между их лицами — сантиметров двадцать. Николай дышал ровно, спокойно. Рустам — чаще, ноздри раздувались. На виске у него вздулась вена. Руки дрожали — от сдерживаемой ярости или от чего-то другого. Рашид откашлялся.

— Постой, Рустам. — сказал он, останавливая своего человека. Со стороны выглядело так, будто он затевающийся конфликт гасит как миротворец. На самом деле Рашид каким-то звериным чутьем понял, что если Рустам сейчас сделает еще шаг вперед или замахнется, то… случится что-то непоправимое. Рашид не был мальчиком, повидал в своей жизни всякого и не боялся ни драки, ни поножовщины, бывал и там, и там. Однако бывали моменты, когда лучше было сдать назад, а не бычить, тем более что он ничего не знал про этих людей. Обычный тренер и его помощник? Быть такого не может, обычный тренер бы уже хвостиком тут вилял… или на мраморной плитке валялся с разбитой головой.

Рустам тем временем отступил на шаг назад — стараясь не выдавать облегчение. Постоял, отступил ещё на шаг. Пот блестел у него на лбу.

— Мы из республиканского МВД, — Рашид попытался взять инициативу. Голос чуть дрогнул. — По делу Салимова Акила Умурзаковича. Дочь его здесь, мы знаем. Пусть выходит… Тимур, Фарух. — он кивнул головой и эти двое двинулись было к главному корпусу, но на их пути снова возник Николай.

— Удостоверения покажете? — он усмехнулся. Одним уголком рта. Без тепла.

Рашид колебался. Молчал. Руки его сжались в кулаки, перстень впился в палец. Показать удостоверения? Если они сейчас увезут девушку, то потом их найдут, удостоверения-то подлинные.

— Нет удостоверений — нет разговора, — сказал второй.Он все еще держал руки в карманах. Он стоял расслабленно, но каждая линия его тела говорила: попробуй тронь. Попробуй. Мне всё равно. Я делал это раньше. Сделаю снова.

Повисла пауза. Фарух, жилистый с усиками, нервно затянулся, стряхнул пепел. Рука дрожала. На нём были милицейские ботинки — хорошо видно. На брюках — красная ниточка лампас. Сам он стоял боком, готовый реагировать.

Рашид медленно затушил сигарету о подошву ботинка, бросил окурок в урну рядом с беседкой. Движение показное, демонстративное. Но пальцы его подрагивали. На верхней губе — мелкие капельки пота.

— Ладно, — сказал он. Голос чуть хриплый. — Мы уходим. Но передайте девочке — мы хотим поговорить. О семейных делах. И чем раньше — тем лучше. Вот телефон… пусть наберет. Ничего страшного с ней не произойдет, зададим пару вопросов и все.

— Передадим, — ровно ответил Виктор. — Через официальные каналы.

Рашид усмехнулся. Золотая коронка блеснула. Но усмешка не коснулась глаз.

— Не через те каналы, товарищ, — сказал он. — Не через те.

— Тамбовский волк тебе товарищ. — так же ровно говорит второй: — удостоверение в следующий раз захватите.

— А ты смелый… в чужой республике, на чужой земле… — наклоняет голову Рашид: — может представишься? Меня Рашид зовут. Я — двоюродный дядька Салимовой.

— Полищук. Виктор. Тренер. — отвечает второй: — чтобы не парились по базам пробивать. А насчет того, что на чужой земле и в чужой республике… как там в песне поется? Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз. Я советский гражданин и это все… — он обводит взглядом окружающее: — мой дом. Так что… уматывайте из моей гостиной, я вас не звал.

— … дерзкий ты парень. Ладно, мы еще поговорим. Потом. Еще встретимся. — закончил разговор Рашид. Повернулся, кивнул своим. Рустам и Фарух двинулись к машине. Рустам шёл быстро, не оглядываясь, плечи напряжены. Фарух почти бежал. Тимур, молодой в потёртом пиджаке, задержался. Оглянулся на Рашида — тот уже садился в «Волгу», не смотрел в их сторону. Быстро подошёл к Каримовой, заговорил торопливо, тихо.

— Передай девчонке — пусть отдаст то, что взяла. Или скажет где спрятано. Тогда оставят в покое.

— Какая девчонка? — Каримова нахмурилась. — О чём ты?

— Салчакова, — Тимур оглянулся через плечо. Адамово яблоко дёргалось. — Дочка Салимова Акила. Её вычислили на стадионе — лицо отцовское, не скроешь. Мы… — он оглянулся на машину: — мы и правда из МВД. И… родственники. Дальние.

— Так чего вам надо-то? — спросила Каримова, нахмурив брови: — Салимова же посадили.

— Пусть по-доброму расскажет. — настаивает молодой: — не отстанут они. Скажите ей.

— Пшел вон, сявка. — раздается голос Николая, и Тимур поспешно отходит к машине. Заводится мотор и «Волга» уезжает, провожаемая взглядами девушек из команды.

Девушки молчали, ошеломленные событиями вечера. Алёна первая нарушила тишину, голос дрогнул:

— Что это было?

— Неприятности, — коротко бросил Виктор. Достал руки из карманов. Пальцы были сжаты в кулаки, костяшки белые. Разжал их медленно, с усилием.

— Я объясню, — Каримова опустилась на шезлонг: — Салимова арестовали в прошлом году. Чиновник высокого ранга. Председатель Президиума Верховного Совета республики.

— Ого! — выдавила из себя Алена: — ни фига себе! Наша Айгуля его дочка? Но ведь у нее папа в ресторане работает. В «Плакучей Иве», она нам в тот раз места выбила вечером…

— Этого я не знаю. — качает головой Каримова: — почему у нее теперь фамилия Салчакова и почему она за Колокамск играет. Это вы должны знать, а не я. А этих фофелов… — она кивает вслед уехавшей «Волге»: — в первый раз вижу. Если я их не знаю — значит не такие они и значимые. Я в этой республике всех по-настоящему значимых знаю… но я за них уточню.

— Погоди, — поднимает руку Маша Волокитина: — Алена, не лезь. Гульнара… я не поняла при чем тут Салимов и за что его посадили-то?

— Посадили его по «хлопковому делу». Не помните? На всю страну же гремело. — говорит Каримова: — массовые аресты по всей республике. Начали с Узбекистана, потом Таджикистан, Туркмения. Он миллионы разворовал, ну или помогал разворовывать или глаза закрывал на то, что разворовывают. Приписки по хлопку, взятки, вымогательство. Говорили, что у него в подвале золото и валюта были зарыты в бидонах из-под молока. Знаете, такие большие алюминиевые на сорок литров? Во время обыска нашли десять таких бидонов, по самое горлышко заполненные золотом и валютой. Да и не его одного — почти все верховное руководство республики посадили. Группа следователей Гдляна и Иванова.

— И что, всё забрали? — спросила Маша, обхватив себя руками.

— А что было с эти делать? — удивляется Каримова: — конечно все конфисковали. Дом, машины, счета. Три «Волги», две «Чайки», одна импортная — «Мерседес». Жену и дочь вывезли из Ташкента до ареста. Чтобы не позорили. Мать у девочки — русская, из интеллигентной семьи. Говорили, что Салимов её любил по-настоящему, это была не показная жена. Но расписаться не мог — уже был женат официально, на узбечке. Айгуля — незаконнорождённая… ходили слухи что у Салимова любовниц было много.

— Но… получается, что у Айгули не отец а отчим?

— Когда Салимов еще при должности был — ему не с руки было дочку признавать, скандалы закатывать. — продолжила Каримова. — говорят отправил обоих в аул. Там их приютили. Мать девочки вышла замуж за местного. Хороший человек, говорят. Взял чужого ребёнка как своего. Их там прикрывал… — она запнулась, — один человек. Влиятельный. Ахмаджан Одилов. Его «хозяином долины» называют. Он сказал — никого не трогать. И не трогали. Но это еще лет десять назад было… а арестовали Салимова два года назад.

— Почему они решили, что Айгуля что-то знает? — Наташа Маркова обхватила себя руками, как будто замёрзла, хотя воздух был тёплым.

— Наверное, думают, что батя ей сказал, где ещё тайники, — Каримова пожала плечами. — Кто ж его знает. Салимов умный был. Хитрый. Десять бидонов нашли, а там… сколько всего добра не найдено? Если бидоны полные золота были…

— Или мать знает, а дочь — способ на мать надавить, — мрачно добавил Николай. Вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Виктор повернулся к Маше:

— Где Айгуля?

— В корпусе. Переодевается.

— Хорошо. Пойду за ней и… Дверь главного корпуса распахнулась. На пороге стояла Айгуля. Лицо белое. Губы сжаты до тонкой линии. Она была в спортивном костюме, волосы ещё мокрые после душа. Босиком. На ногах — резиновые сланцы. Мокрые следы, тянулись за ней по плитке.

— Я знала, что они придут, — тихо сказала она. Айгуля посмотрела на Виктора. Глаза покраснели, но слёз не было. Губы дрожали. Голос срывался, но она заставляла себя говорить:

— Я ничего не знаю. Честно. Мать ничего не говорила. Этот человек — Салимов — он мне не отец. Мой отец работает поваром в «Плакучей иве» вы же знаете. Он меня растил. Он меня в школу водил. Он мне форму спортивную и кроссовки покупал, когда денег не было. Он — мой отец. — Голос её окреп, стал жёстче: — А Салимов — это чужой человек. Он нас бросил. Я его и не помню путем, мама рассказывала. Одилов нас к себе увез, дядя Ахмаджан. Он сказал — уезжайте, здесь вам нечего делать. И мы уехали. Мама вышла замуж. Я еще маленькой была.

Руки её сжались в кулаки: — Я не хочу ничего от Салимова. Ни денег, ни золота. Ничего. Я отреклась от него. Я взяла фамилию отчима. Я — Салчакова. Не Салимова.

Виктор подошёл, положил руку на плечо. Крепко сжал. Айгуля вздрогнула, но не отстранилась.

— Для меня ты все та же Айгуля. — сказал он: — даже если выяснится, что на самом деле твой отец японский микадо или там Рошильды с Рокфеллерами у тебя в родне.

— С-спасибо. — Айгуля прижалась к нему, обняла руками: — я… я знала, что вы поддержите. Вы же моя команда.

— Ну не скажи. — говорит Алена Маслова: — если ее отец японский микадо, то я Хоккайдо хочу! Айгуля, подари Хоккайдо! Ай! Машка!

— Завались, Вазелинчик. — говорит Маша Волокитина, потирая руку: — какой у тебя лоб каменный…

— Машка права. — подает голос Лиля Бергштейн: — если Айгуля — дочка микадо, то нужно у нее просить, чтобы спорные острова уступила и подписала мирный договор. А то СССР и Япония до сих пор в состоянии войны. Нельзя только о себе думать, Алена! Нужно сперва о мире во всем мире, а уже потом — Хоккайдо! Хотя лучше Окинаву, он южнее…