Трибунал

Глава II. Коллапс (часть 6)

Кабесинья-третий старался держать себя в руках, но с каждым днём это становилось всё более непросто.

Это в норме любой организационный процесс со временем стремится выйти на плато, когда устоявшаяся череда однообразных событий сама собой сглаживает все шероховатости. Люди притираются, мелкие временные неудобства перестают замечаться, конфликты становятся реже, а взаимодействие между сотрудниками постепенно обзаводится надлежащими рабочими ритуалами.

Но на «Тсурифе-6» с самого начала финнеанского мятежа словно бы лежало какое-то бизнес-логическое проклятие. Стоило хоть как-то смириться с одним недоразумением, за ним следовали ещё два, куда более неприятных. Только-только разблокировалась с грехом пополам нарушенная ранее цепочка поставок, как её тут же полностью останавливали ещё в двух местах. Даже хуже — ровно в тот момент, когда Кабесинье-третьему начинало казаться, что дела уже и без того идут хуже некуда, как, разумеется, становилось куда хуже.

Суток не проходило, чтобы очередная скверная новость не сменяла предыдущую.

Взять хотя бы те же «три шестёрки» и их горе-команду. Сначала все гадали, как впредь защитить тактическую сферу станции от подменных транспондеров, каковые до того считались попросту невозможными, поскольку это означало практическую реализуемость вмешательства третьей стороны в процесс квантового шифрования.

Дальше-больше. Шумные мичмана Златовичи, ради которых Кабесинью-третьего и пробудили к жизни, устроили на станции форменный ад своим вездесущим сверхтекучим оптимизмом, суя свой нос во все уголки станции и проникая, кажется, буквально в каждое помещение разом. Тяжело сказать, это их неуёмная кипучая энергия делала своё дело, или же биометрический контроль жилых объёмов станции попросту пасовал перед невероятным явлением полного задвоения индивида. Но с этим ещё можно было мириться, даром что их случайные вмешательства в переговоры комиссии уже стали притчей во языцех, настолько это каждый раз было глупо и нелепо. А вот с новостями о том, что обнаружены обломки третьих и, судя по всему, настоящих «трёх шестёрок» вся эта история окончательно превратилась в дурное космачье шапито.

Все бегают, орут друг на друга пуще прежнего, а отвечать Кабесинье-третьему, кому же ещё.

Ведь это же он, едва пробудившись, получил весь этот зоопарк в нагрузку к собственному экзистенциальному кризису. Пока Риоха, Мартинес и другие операторы продолжали благополучно поживать своей привычной жизнью, ну или по крайней мере имели полную возможность на этот счёт заблуждаться, решая неприятные, но предсказуемые проблемы станции, оказавшейся в блокаде со стороны Адмиралтейства, Кабесинья-третий начинал свой день с панической атаки, попросту наблюдая собственную недоумённую физиономию в крошечном зеркале санузла выделенной ему личной каюты.

Физиономию, которую он даже толком не узнавал.

Водянистые, красные от перманентного недосыпа глаза.

Бледная, постоянно влажная, похожая на шкуру неведомого моллюска кожа.

Бесконечно бьющаяся на лбу жилка нервного тика.

Кабесинья-третий смотрел сам на себя как на сущее недоразумение, он выглядел куда большим подменышем, чем все мичмана Златовичи на свете. По-хорошему, это его бы упрятать куда подальше, пока не натворил бед. Не место ему в этом мире. Он был бесполезен.

Как может оставаться эффективным поломанный бэкап оператора, который даже сам с собой в итоге не может разобраться? Ему бы не на переговорах заседать, а к мозгоправу обратиться. Говорят, на Эру есть специалисты. Вправляют когнитивные вывихи даже особо ценным кволам по заказу Синапса. А уж биологические мозги ставят на место одной левой. Проходите, садитесь, на что жалуетесь? Вас это беспокоит и вы хотите об этом поговорить? Скажите «а».

К сожалению, ближе декапарсека от «Тсурифы-6» таковых не наблюдалось. А сюда их, пожалуй, и не дозовёшься. Во всяком случае, покуда разбирательства вокруг всего этого мятежа не закончатся. И зачем только Риоха встал тогда на сторону Финнеана, на их же голову. Жили бы сейчас, не тужили. Впрочем, ладно, отставить нытьё.

Главная проблема «трёх шестёрок» на текущий момент состояла в том, что их пришлось срочно отбуксировать на гало-орбиту, где обе посудины благополучно и болтались до сих пор, такие близкие и такие недостижимые.

А станция между тем всё больше нуждалась в запасах воды, поскольку никогда не была рассчитана на автономную работу. С каждым новым шлюзованием и с каждым новым ушедшим на прыжок автоматическим балкером отработанных биоматериалов запасы аквы на борту таяли.

Этот трёпаный лихтер-рудовоз, несмотря на всю горемычную его биографию (а Кабесинья-третий пусть и не сохранил воспоминаний о последних часах жизни Кабесиньи-второго, но отбросить сам факт собственной гибели ради спасения мичмана Златовича и его людей никак не мог), так вот, этот корабль был нужен им прямо сейчас, но вместо того, чтобы разгружать его танки, они недели напролёт продолжают спорить о происхождении его и его груза, попутно ещё выслушивая истерические вопли обоих посланников, не устающих доказывать собственную первородность, натуральность и далее по тексту.

Это было невыносимо, у Кабесиньи-третьего от них шумело в ушах и болела голова, но хуже того — дело ничуть не двигалось.

Если не случится чудо и ситуация кардинально не изменится, мятежную станцию гарантированно будет ждать печальная судьба. Адмирал Таугвальдер только и ждал сигнала «мэй дэй» в общем канале, чтобы одним решительным манёвром свернуть эту шарманку раз и навсегда. Решив этим и проблемы с энергообеспечением, и косяки с логистикой, и, самое главное, вопросы подчинённости. Независимость станций Фронтира от управленческой вертикали Адмиралтейства с самого начала Бойни Тысячелетия постоянно ставилась Афинами под вопрос и если бы не противодействие Кирии и Тетиса, относительное самоуправление «Тсурифы-6» было бы ликвидировано задолго до этого злополучного мятежа.

Но сейчас, печально взирая на явно зашедшие в тупик переговоры и всё более тяжелое положение станции, Кабесинья-третий чаще и чаще задумывался о том, что, возможно, вояки были не так уж не правы в своих возражениях.

Семь Миров неплохо управлялись с многополярным мироустройством внутри замкнутого пространства Сектора Сайриз, но стоило человечеству только сунуться за пределы Барьера, как сразу начался форменный бардак. Вот как теперь найти аргументы перед Конклавом? Впрочем, один вариант, несомненно, был. Контр-адмирал Финнеан со своим космачьим мятежом был ключевой частью общего безумия, он же оставался и главным аргументом за продолжение эксперимента. Так что пока «Тсурифа-6» держалась на плаву, всю свою блокаду адмирал Таугвальдер мог засунуть себе в холёную адмиральскую задницу. Если у «консерв» они вообще бывают.

Но долго так, конечно, продолжаться не могло.

Кабесинья-третий решительным жестом оправил складки кабинсьюта и вышел из каюты.

И тут же вокруг погас свет.

Хотя нет. Первое ощущение было неполным. Обострённая реакция оператора работала за него, дополняя случившееся посторонними деталями. Свет погас, а в голове Кабесиньи-третьего уже сами собой принялись вертеться причины возможной аномалии — одна другой потенциально опаснее. Перегрузка центральных энерговодов, замыкание в системе жизнеобеспечения, нарушение целостности макроструктуры гигантской космической актинии, да мало ли ещё что могло случиться со станцией, которую уже три года никто толком не обслуживал, и которая всё это время дышала на ладан минимального энергообеспечения!

Хотя нет, отставить, Кабесинья-третий прислушался. Если это авария, тогда где рявканье аварийной сирены? Опять же, если это авария, его должна окружать масса разнообразных звуков — топот лап авторемонтных фрогов, матюги дежурной смены, да хоть что-нибудь.

На деле Кабесинью-третьего окружала плотная, оглушительная тишина.

Разгерметизацию он бы заметил даже в саркофаге. Опять же, ни тебе следов гипоксии, ни прочих неприятных эффектов в виде вскипающей у тебя во рту слюны. Оператора словно бы ловко отрубили разом ото всех внешних рецепторов и на этом успокоились.

Хотя, если подумать, так всё и было. Он, конечно, теперь не настоящая «консерва», однако аугментация оператора станции у него частично активирована. И при этом доступна для произвольных сигналов снаружи, не прикрываемая больше могучими брандмауэрами станционного квола. Следовательно, взломать её вполне было возможно.

Ловкий ход. Хотел бы он узнать, кому вообще понадобилось вытворять подобное.

— Эй?

Но тишина оставалась такой же непроницаемо-плотной. Кабесинья-третий слышал только собственный голос.

— Эй, кто тут?

И только теперь, на самом пределе чувствительности Кабесинья-третий услышал какое-то отдалённое уханье, как будто кто-то пытался воспроизводить звукозапись человеческой речи на предельно замедленной скорости.

— Если вы и правда пытаетесь мне что-то сказать, то нет, пока ничего не выходит.

Кажется, до невидимого и почти неслышимого собеседника дошло. Раздались какие-то щелчки, после чего посреди черноты окружающей Кабесинью-третьего, начало проявляться некое смутное изображение.

— Раз-раз, теперь слышно?

Черти космачьи, да вы издеваетесь!

Картинка наконец сфокусировалась, представив Кабесинье-третьему неприметного такого человечка, на которого второй раз взглянешь — не узнаешь. Человечек выглядел довольным, как будто справился только что с весьма сложной проблемой.

— Кто вы и зачем хулиганите?

— О, так вы теперь меня видите? Отлично. Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение, однако возможности мои весьма ограниченны, а время поджимает.

— Вы вообще кто?

— Действительно, где мои манеры! Ещё раз прошу прощения, просекьютор первой статьи высшей межпланетной журидикатуры, кавалер ордена Нерушимой Стены генерал Леонард Даффи.

Звучало слишком внушительно для столь скромной, если не сказать потёртой внешности. Журидикатура Тетиса обыкновенно представала перед посторонними при исполнении — в пафосных париках и мантиях, или же облачившись в боевой «защитник», сверкающий начищенной бронёй и пугающий жерлами воронёных стволов. Тут же ничего подобного не наблюдалось, даром что уж виртуальный образ просекьютор мог бы выбрать себе любой. Но предпочёл не производить впечатления вовсе — растянутый свитер с оленями и потёртые джинсы вряд ли были способны произвести неизгладимый эффект на кого бы то ни было в этой галактике.

— Впервые слышу о таком, — отрезал Кабесинья-третий.

— Это и хорошо, — ничуть не смутился просекьютор, или кто он там, генерал первой статьи, — мы обычно свою работу не афишируем.

— И тем не менее, у вас ко мне какое-то конкретное дело? А то избранный вами способ связи больше похож на похищение. Как вам вообще удалось взломать мою следовую начинку?

— Да есть у нас методы, спасибо специалистам Синапса, помогают.

— Куда проще было со мной связаться безо всяких «специалистов», — Кабесинья-третий начинал ощущать в себе нарастающее раздражение по поводу всего этого «генерала».

— Простите, но иначе было никак. Секретность! — просекьютор всем своим видом разве что не подмигивал.

— Так, мне это надоело, бардак прекратить! Говорить строго по делу! И вообще, Тетису следует контактировать с персоналом «Тсурифы-6» исключительно через официальных представителей журидикатуры, вы наверняка знакомы с барристером Феллметом.

— Простите, что перебиваю, но сир Феллмет нам не поможет. Он же под глобулом, а наша с вами беседа, как бы это сказать… — просекьютор отчаянно заюлил.

— Вы бы предпочли, чтобы она осталась конфиденциальной, — милостиво подсказал формулировку Кабесинья-третий.

— Именно! — «генерал» тут же расплылся в довольной улыбке. — Я рад, что мы мыслим на одной волне.

— Черти космачьи с вами на одной волне. Вы нахально пользуетесь тем, что я не могу по собственной воле прервать этот наш затянувшийся тет-а-тет, так может, перейдёте, наконец, к делу?

Просекьютор тут же послушно посерьёзнел.

— Так точно, перехожу. Мы с коллегами являемся участниками негласного расследования событий за Воротами Танно.

— Всё-таки Тетис решился провести трибунал над контр-адмиралом Финнеаном?

— В таких терминах — пока что нет. Но я бы предпочёл сейчас не удаляться в подобные рассуждения. Вам следует знать лишь то, что расследование наше продвинулось куда дальше непосредственно изучения действий высших чинов CXXIII флота, в частности, мы надолго застряли, копаясь в архивах «Тсурифы-6».

— На которые у вас, разумеется, есть все необходимые документы о должной журисдикции.

— Поймали, поймали, — на вид просекьютор как будто даже не язвил. — Но дело не в этом. Для простоты можете считать, что моих полномочий для этого достаточно. То, что я говорю с вами сейчас без глобула, это не оплошность, а моё вам одолжение. Скажем так, из нас двоих в конфиденциальности этого разговора больше заинтересован не я, а вы и ваши коллеги.

— Это ещё почему? — у генерала-просекьютора наблюдался буквально специальный талант раздражать окружающих.

— А вот почему. К вам прямо сейчас направляется, хм, один рассерженный пассажир, и лучше вам быть готовым к моменту его прибытия.

— Пассажир? Прекратите уже темнить, просекьютор, говорите как есть. Что за пассажир и причём тут я?

— В этом вся щекотливость ситуации, я знаю, что ваши коллеги, скажем так, выделили вас из состава операторов станции для взаимодействия с гостями «Тсурифы-6», так вот, один из этих гостей достался нам по наследству от вашего предыдущего воплощения.

— В каком смысле?

— В прямом. Согласно найденным документам, корабль, которым означенный индивид прибыл на «Тсурифу-6», допущен на докование по паспорту, на котором стояла ваша виза. Точнее, оператора третьего ранга Рауля Кабесиньи-второго.

— Мало ли какие паспорта я визировал. Всё происходит в полуавтоматическом режиме.

— Мы тоже так подумали, — кивнул просекьютор, — но вот сам пассажир оказался об этом инциденте несколько иного мнения. Она вас знает лично.

Тут Кабесинья-третий окончательно потерял нить.

— Будьте так любезны, рассказывайте с начала.

Просекьютор благосклонно кивнул.

— В процессе расследования мы обнаружили на борту «Тсурифы-6» некий забытый всеми биосаркофаг. Попытки идентифицировать его содержимое не удавались, да ко всему на нём активизировался обратный отсчёт, так что мы с коллегами поспешили его вывезти со станции от греха.

— Как интересно. Мне одному кажется, что это похоже на похищение? Дайте угадаю, ваш, как его, «пассажир», вылупился ровно из того саркофага?

— Вы же просили по порядку, так и слушайте внимательно, — осклабился просекьютор. — Вылупиться-то он вылупился, однако в похищении он обвиняет почему-то не меня, а вас.

— Меня?

— Ага. Ну, точнее, станцию в целом, но и вас персонально. И я бы на вашем месте отнёсся к его инвективам вполне серьёзно.

Ерунда какая-то. Саркофаг дурацкий. Пассажир непонятный. Вся эта беда уже вызывала у Кабесиньи-третьего стойкую головную боль. И судя по всему, это было только начало.

— Но причём тут вообще я? Это же вы его, по сути, выкрали?

— А мы тут же извинились! — просекьютор кивал при этих словах, как янгуанский болванчик. — Принесли, так, мол, и так, официальные извинения от лица межпланетной журидикатуры, после чего немедленно начали — скажите спасибо! — тщательно уговаривать отказаться от желания немедленно вернуться на «Тсурифу-6», тем более что там ничего интересного уже как бы не происходит, и вообще тишина.

— Какая тишина? Да говорите же вы нормально!

Просекьютор в ответ выдохнул, будто собираясь с духом.

— В общем, история такая, в саркофаге был ирн. Была. Ну, вы поняли.

Час от часу не легче.

— Ирн, которая меня знает? Но я не знаю никаких ирнов! В глаза их не видел!

— Вот в этом вся загвоздка, вам не приходило в голову, что ваш предшественник что-то от вас мог намеренно скрыть?

Кабесинья-третий начал чувствовать некоторую усталость от всего этого разговора. Как с кволом беседы вести. Полное ощущение, что разговариваешь с «китайской комнатой». Вроде и человек с тобой говорит, а вроде и детерминированный процесс без малейших зачатков создания.

— Как вы себе это представляете?

— Что именно?

— Как я, — язык не поднимался называть себя прежнего «предшественником», — мог от себя самого нечто скрыть? Зачем? Да ещё и намеренно.

— Ну вы же не всё помните?

— Разумеется, бэкапы делаются раз в сутки, часть воспоминаний перед инцидентом с «Тэ шесть сотен три» осталась утраченной.

— Ну так вот, с тем же успехом могли быть вычеркнуты и любые иные воспоминания. Вы не беспокойтесь, я консультировался с погонщиками Синапса, существуют и менее экстремальные способы.

— Экстремальные? — не понял Кабесинья-третий.

— Ну, менее связанные с вашей физической гибелью, — вид у просекьютора при этом был виноватый, и это отдельно раздражало.

— Вы мне забыли объяснить, какого космачьего чёрта мне вдруг понадобилось от самого себя что-то скрывать! — рявкнул Кабесинья-третий.

— Да вы не волнуйтесь, бывает. Иногда по утрам такое вспомнишь, что лучше бы и напрочь забыть. Вы мне скажите, вы вообще с ирнами когда-либо пересекались?

— Никоим боком!

— А вот наша случайная гостья откуда-то вас знает. Причём настолько хорошо, что разом норовит в собственном похищении обвинить.

Кабесинья-третий тряхнул головой, словно пытаясь тем самым избавиться от этого наваждения.

— Ерунда какая-то.

— Ага, — закивал в ответ просекьютор, мы ей так и сказали. Кабесинья, говорим, третий. А вам нужен, наверное, второй. Но её это не успокоило. Требовала срочно доставить её на станцию. Мы уж и так уговаривали, и эдак. Ссылались на карантин и блокаду, отправляли к адмиралу Таугвальдеру, всё без толку.

А, ну да. Уговаривали они. Инкогнито проникшие на «Тсурифу-6» и втайне тут шустрящие просекьюторы Тетиса в чине полного генерала выкрадают, пусть и из лучших побуждений, представителя чужой расы, тут уж особо не навоюешь и просто так на все четыре стороны не отправишь.

— И что в итоге? — Кабесинья-третий задал этот вопрос скорее по инерции, нежели из какого-то действительного интереса. И так всё понятно.

— Ну, мы провели с мисс ирн раунд вежливых, но беспокойных переговоров, после чего предоставили ей безопасный и, так сказать, неформальный маршрут на «Тсурифу-6», минуя блокаду адмирала и официальные таможенные посты. Очень далеко минуя.

— То есть контрабандой.

— Ага. Ею.

Кажется, ему вовсе не было при всём этом за себя стыдно.

— А это дело ой какое хлопотное. Так что часов, скажем, восемь у вас ещё есть. И мой вам совет, воспользуйтесь этим гандикапом по полной.

— И как вы это себе видите?

— Ну, я не знаю, — закатил глаза просекьютор, — обдумайте своё положение, согласуйте с коллегами показания. В конце концов, сделайте свежий бэкап, чтобы впредь не беспокоиться об утерянных воспоминаниях.

— Вы это к чему?

— Она же ирн, — просекьютор задумчиво помял собственную челюсть, как будто та вдруг отчаянным образом заныла. — От них чего угодно можно ожидать.

Ясно. Точнее, ни космачьего черта тут не ясно.

— Я могу идти?

— В смысле? — просекьютор на секунду задумался. — А-а, — протянул он, — понял. Да, в общем, я вас больше не задерживаю. Только прошу вас, будьте настороже.

— В каком конкретно смысле?

— В самом прямом. Я бы на вашем месте крепко призадумался, что же на самом деле привело к гибели вашего предшественника.

Опять это дурацкое слово!

— Это был несчастный случай, вы вроде были в курсе, просекьютор.

— Может и несчастный, а может и счастливый. Только вы имеете дело с расой, которая не очень-то склонна прощать чужие ошибки. И вы вполне могли сподобиться столь изощрённым способом попытаться устроить себе банальное алиби.

Алиби? Ещё одно дурацкое слово.

— Вы темните, просекьютор, и я всё ещё не понимаю, зачем вы-то в это всё лезете.

— Я вам и так рассказал больше, чем следовало. Кто предупреждён, тот вооружён. Дерзайте, воспользуйтесь шансом и, глядишь, переживёте этот кризис, а не как в прошлый раз.

С этими словами аватар просекьютора исчез, а морок вокруг рассеялся.

Ловко, ничего не скажешь.

Кабесинья-третий обнаружил себя вертящим головой посреди пустого коридора станции. Вот ведь в глупое его положение поставил генерал Даффи, или как его там.

С другой стороны, и не соврал ведь. Обещал, что всё это к его же, Кабесиньи-третьего, вящему интересу, ну так и получите.

Прислонившись к переборке, оператор задумался. Его вновь поглощало непривычно зыбкое ощущение затягивающей трясины. Ещё пару минут назад главной проблемой в его жизни была парочка буйных мичманов Златовичей. А что теперь?

С небесных хлябей на него свалились ирны, а за его действиями, оказывается, пристально следят просекьюторы межпланетной журидикатуры, попутно обвиняя его в утаивании неких мутных секретов от самого себя. Прелестно.

Стараясь не скрежетать зубами, Кабесинья-третий с тоской поглядел на список встреч на сегодня и тут же решительным движением их все отменил, сославшись на личные обстоятельства. Нужно возвращаться в каюту и готовиться к столь замысловато анонсированному визиту. Не то чтобы он так уж жаждал, особенно учитывая обстоятельства, иметь дело с ирнами, но тут у него, по всей видимости, выбора особого и не было.

А вот в чём выбор был, так это верить или не верить Даффи.

Просекьютор, несмотря на его хамские манеры и мутный вид — одни олени на свитере чего стоили — в итоге подкинул Кабесинье-третьему поводов для размышлений.

Предположим (только предположим!), что тот прав, и безвременно почивший Рауль Кабесинья-второй действительно знал обо всём происходящем драматически больше, чем его бэкап. О чём это говорило?

Захлопнув за собой люк каюты, Кабесинья-третий достал из раздатчика пачку рисовой бумаги, стило, и принялся черкать всё по пунктам. Отчего-то ему казалось, что доверить подобные записи кволу стало бы не лучшей идеей.

Итак. Пункт первый. Возможно, Кабесинья-второй имел какие-то связи с ирнами. Не факт! — надпись просто необходимо было обвести жирно и поставить восклицательный знак. Пункт второй. Возможно, лакуны в памяти Кабесиньи-третьего гораздо шире, чем он полагает. Не доказано! — зачеркнул, потом снова написал. Пункт третий. Смерть Кабесиньи-второго могла быть неслучайной.

Со злостью бросив стило в переборку, он устало опрокинулся на кушетку и принялся изучать потолок.

Это был тупик.

Ничего он не придумает и ничего он так не решит. Слишком мало вводных, слишком много неизвестных.

Чисто статистически, как часто гибнут операторы на станциях проекта «Тсурифа»? Архив Порто-Ново на это выдавал какие-то смутные обрывки статистики, но ничего подозрительного. Как давно в пределах Барьера видели представителей Ирутана? Со времён Бойни Тысячелетия таких случаев было зафиксировано всего-ничего. Сколько мятежей расследовал Тетис? Несколько ничтожных инцидентов, ничего сравнимого. Как часто станции Фронтира попадали в блокаду крафтов Адмиралтейства? Ни разу.

Как-то слишком уж много совпадений, не находите? И почему, собственно, ирн оказалась в биосаркофаге? Что мешает ей по итогам столь запоздалого освобождения прибыть на станцию официально, безо всей этой белиберды и таинственности? А хоть бы и по его, Кабесиньи-третьего, душу.

Всё это выглядело и звучало дурным спектаклем на подмостках погорелого театра. Он должен кумекать сейчас не об этой ерунде, а о том, как разблокировать на мятежной станции логистику поставок. Уговорами, шантажом, лестью, а где-то и прямым принуждением. Решить проблему «трёх шестёрок», разобраться с блокадой адмирала Таугвальдера, сдвинуть с места застрявшие переговоры.

А не прислушиваться поминутно к себе, ощущая предательскую дрожь в коленках при одной только мысли о том, что Кабесинью-второго де убила не случайность. Это всё с самого начала могло быть заговором.

Заговор, в котором принимают участие мичмана Златовичи? Он вообще сам себя слышит?

Полный бред. Эти двое не были способны на заговор чисто физически. Они бы растрындели о нём всему космическому флоту в диаметре декапарсека.

Или нет.

Что, если они лишь притворяются простаками, а на деле они — холодные исполнители, которые явились доиграть ту самую пьесу.

— Я смотрю, генерал Даффи загадал вам загадок.

Кабесинья-третий буквально подпрыгнул на месте.

Тёмная фигура, сидевшая в кресле напротив, как будто запрещала на себя смотреть. Любые попытки сфокусировать на ней зрение никак не могли увенчаться успехом, стоило Кабесинье-третьему перестать с силой таращиться в её сторону, как его глаза тут же уводило куда-то в сторону, нарочно пряча объект в слепом пятне сетчатки.

На выходе получалось что-то вроде бесформенной пустоты, будто заполненной случайными обрывками окружающих текстур. Кажется, так видят окружающий мир люди с с неоперабельным ожогом глазного дна. И за что ему такое наказание?

Впрочем, к непрошеным гостям он уже начинал понемногу привыкать.

— Вы, простите, кто?

— Зовите меня Лили.

Голос был женский. Но странность его состояла не в этом. Да, в дальнем космосе, населённом почти сплошь «консервами», нечасто встретишь женщин. Но ведь и ирны — тоже не за каждым углом прячутся. Голос незнакомки звучал под стать её образу — сухой, надтреснутый, хриплый, шелестящий. Так должна была разговаривать древняя мумия.

— Вы тоже у нас это, контрабандой?

И смех у неё был такой же. Мумифицированный.

— В некотором смысле да. Но я к вам заглянула не ради обсуждения моей собственной персоны.

— А чьей же, генерала Даффи?

— Мне кажется, он справился и без моей помощи, а вот вам я бы дала пару советов, прежде чем вы тут наломаете дров.

— В таком случае, мне стоит повторить лишь свой первый вопрос — кто вы, чтобы давать мне советы на моей же станции?

— Ваша станция, — прошелестела Лили, как бы прислушиваясь к звучанию этой фразы, — допустим, что это так. Надолго ли?

Звучало донельзя угрожающе.

— В каким смысле?

— В прямом. Знаете, ирны, как и адмиралы, бывают донельзя несговорчивыми.

Кабесинья-третий лишь всплеснул руками. Видимо, вот так взламывать всё подряд способны не только просекьюторы, но и вот эта, как её там. Лили. Хотя, взлом взломщика это же не преступление, а так, сущий пустяк.

Или нет?

— Вы что-то об этом знаете?

— Скажем так, я некогда вела неофициальное расследование Ирутанского инцидента, и я бы советовала вам рассказать вашей гостье всё, что вы знаете, честно и без утайки.

Ирутанский инцидент? Сколько этой Лили лет? Мумифицированный голос начинал в этом свете звучать весьма логично.

— Так мне ничего и не известно.

— Хорошая позиция. Её и придерживайтесь!

— Никакая это не «позиция»! — вспылил Кабесинья-третий, яростно зыркнув в сторону Лили и тут же отвернувшись. Смотреть на неё было невыносимо.

— Тем более. Так, мол, и так, скажите, вы обознались, я Кабесинья-третий, в вам нужен Кабесинья-второй. Ирны весьма чувствительны к подобного рода нюансам, уж поверьте моему опыту.

Говорит она при этом серьёзно или так нарочно издевается, понять было совершенно невозможно.

— Мне это уже советовали сегодня. Скажите хоть, чего они хотят?

— Ирны? Вернуть свою посланницу, разумеется.

— Но причём тут я? — интересно, ему когда-нибудь надоест это повторять?

— Судя по записям станции, которые оказались в распоряжении генерала Даффи, вы, точнее ваш прототип, встречались с посланницей Ирутана и её сопровождающей в обстановке, предполагающей конфиденциальность, после чего посланница каким-то чудесным образом оказалась за Воротами Танно на борту астростанции «Эпиметей» и с тех пор её никто не видел. То есть вы и только вы — помимо собственно сопровождающей и экипажа астростанции — являетесь последним, кто видел посланницу в живых.

— А в том есть какие-то сомнения?

— Жива ли она? Это как раз то, что интересует ирнов больше всего.

— Но тут я им вряд ли помогу.

— Несомненно. Однако ирны, помимо прочего, ещё и очень не избирательны в средствах. Они умеют настоять на своём.

— Пытать станут? — отчего-то деловито поинтересовался Кабесинья-третий.

— Да уж как без этого. Шучу.

Хороши шутки!

— Впрочем, доказательств того, что вы или ваш предшественник имели какой-либо контакт с тем самым саркофагом, у генерала Даффи не нашлось. Следовательно, у вас хорошие шансы выпутаться. Хотя, вы же оператор, за вас всё мог сделать бортовой квол.

Кабесинья-третий тотчас встрепенулся.

— Квол! Точно! Нужно его и спросить, он подтвердит моё алиби!

«Алиби». Опять это ветхое, замшелое слово, как будто прямиком из старых дорам.

— Увы, в момент аварии был утрачен и ближайший станционный квол. Короткое замыкание в силовом контуре. И неудивительно, тогда выхлопом снесло почти десятую часть второго рукава «Тсурифы-6».

И меня заодно, мрачно подумал Кабесинья-третий. Но вслух ответил иначе:

— Как-то всё слишком складно выходит. Будто бы я нарочно самоубиваюсь, унося с собой в могилу всякие следы контакта с ирнами, но запись подтереть мне недосуг, да и саркофаг этот — что стоило его попросту в космос выкинуть?

— Решительность я одобряю. Только перед ирнами такого не ляпните, они плохо понимают наши иносказания. Да и язык отцов звучит для их уха как-то грубовато.

— Так они ещё и лингвистические гурманы у нас?

— А то вы думали! — судя по голосу, она снова не шутила.

— Так может мне вот, янгуанских посланников на переговоры пригласить? Для особой изысканности речей. Причём сразу обоих.

— Не советую. И вообще помалкивайте по поводу предстоящего визита. Целее будете.

Футы-нуты.

— Вы мне забыли сказать, отчего вдруг такая забота о моей скромной персоне. Не убьёт же меня эта ирн.

— Может и не убьёт, — отрезала Лили, — вот только беспокоиться о вас мне бы пришло в голову в последнюю очередь. Наше поколение весьма прохладно относится к «консервам».

Ясно. Кабесинья-третий резко потерял к разговору всякий интерес.

— Мы, стало быть, для вас, естественников, люди второго сорта?

— Не в этом дело, — легко отмахнулась мумия. — Вы отчего-то упорно предпочитаете отождествлять себя со своими прототипами. Такой себе компенсаторный механизм. Вам так проще. Но вы — не ваш предшественник. Вы родились не в момент его смерти. Вы только проснулись. А потому, простите, вы всё ещё не стоите ни малейшего интереса к себе. Вы покуда — лишь пустая болванка, которую ещё только предстоит наполнить собственным содержимым.

— Видимо, вы пришли ровно ради этого? Наполнять меня содержимым?

— И да, и нет.

— Звучит обнадёживающе.

— Не дерзите. Единственная причина, по которой я с вами вообще разговариваю, это ваша центральная роль в идущем сейчас расследовании.

— О котором я ещё час назад был ни сном, ни духом.

— Да. Но этот прискорбный факт ничего не меняет. От того, как пройдут ваши переговоры, во многом зависит будущее человечества.

— Вот так вот?

— Именно так.

— То есть, вы тоже считаете, что всё это неспроста, и финнеанский мятеж как таковой есть плод чьего-то воздействия и вообще злонамеренного плана?

— Что считаю я — совершенно неважно, отрезала Лили, — в любой Вселенной, где человечество выбирается в космос, обязательно случается свой финнеанский мятеж, но есть нюанс.

— Как вы сказали, «в любой Вселенной»?

— Во всех известных мне вариациях этого сюжета мятеж проваливается.

Кабесинья-третий потряс головой. Звучала эта ахинея донельзя неубедительно.

— Вы меня простите, но больше это похоже на какие-то басни.

— Выражусь иначе. Человечеству в лице отдельных его представителей известны различные возможные варианты развития событий начиная с Века Вне. И ни в одном из этих вариантов не предусмотрено успешное окончание финнеанского мятежа. А ещё… — Лили задумалась.

— Договаривайте.

Ему показалось, или гостья в тот момент на какую-то секунду словно выпала из слепого пятна?

— А ещё ни в одном из известных Хранителям исторических последовательностей спасителей не называют спасителями.

И тут же вернулась в привычную уже ненормальную норму.

— А потому слушайте сюда, слушайте и запоминайте.