Убийство в заснеженных горах

Глава двенадцатая

В апартаментах, после сытного ужина из индейки с овощами и пирога со смородиной, Скай пересказал Питу стихотворение. Дословно, конечно же, не запомнил, но общий смысл и настроение передать сумел.

– Бывают, конечно, и просто стихи… – протянул Пит. – Но кто его знает, этого подозрительного поэта. Пожалуй, стоит познакомиться с ним поближе, только очень осторожно. А еще неплохо бы выяснить, знаком ли он с Креем.

– Не знаешь, он еще не вернулся в город?

– Знаю. Пока не вернулся. И в Вимберже он не появлялся, сегодня оттуда один внимательный человек приехал. Прямо любопытство разбирает, где же он шастает?

– Ну, главное, чтобы тоже не пропал бесследно, – полушутя буркнул Скай. – Сколько мы еще тут будем Фаула пасти?

– Сколько потребуется, – вздохнул Пит. – Он наверняка входит в это тайное общество, по крайней мере, на их встречах бывает.

– А кто там еще? Кто-то, кого я уже знаю?

– Подумай хорошенько, хочешь ли ты это знать сейчас? – Пит внимательно посмотрел на Ская. – Сможешь удивляться, когда понадобится, и задавать Крею те же вопросы, как если бы узнавал все впервые? А ты, Ник? Разговаривать тебе, может, и не придется, но смотреть на тебя будут тоже.

Скай и Ник дружно помотали головами.

– Ты прав, не говори пока, – признал волшебник.

Утром Скай проснулся отлично выспавшимся, но в скверном настроении. Услышанные вчера и почти забытые стихи во сне казались неимоверно важными, необходимыми для выяснения правды, так что волшебник всю ночь тщетно пытался их вспомнить. А рядом возникали то Крей, то поэт, то Фаул и смеялись над ним. Потом появилась леди Кэссия. Смотрела укоризненно и даже пыталась давать какие-то подсказки, но Скай уже совсем запутался и никак не мог их понять.

К завтраку явился Фаул, что веселья тоже не добавило. К тому же чванливый волшебник снова успел выбрать в обеденном зале самый неудобный стол на всеобщем обозрении. Скай мысленно пообещал себе, что в следующий раз попросту не согласится здесь сидеть и заставит Фаула перейти вон в тот уютный угол. И никуда он не денется, пересядет! Но сегодня на столе уже стояли первые блюда, а заставлять подавальщиков таскать туда-сюда тарелки, до краев наполненные золотистым сырным супом, казалось свинством. Пит, конечно, снова стал бы укорять его в недостаточном барстве, но Скай не собирался ему жаловаться. Уж с этим-то он точно способен разобраться сам.

Горячий сырный суп почти исцелил Ская от раздражительности. Фаул был для разнообразия спокоен, почти благодушен и с напускной печалью сообщил, что, к сожалению, после завтрака оставит приятеля скучать без своей компании: вчера он получил очень заманчивое приглашение от дамы, если Скай понимает, о чем речь. При этом подмигивал он так, что догадался бы и полный болван. Скай заверил ловеласа, что как-нибудь сумеет обойтись денек без него. На душе сразу стало легко и свободно. Ник тоже заметно повеселел. Скай надеялся, что заметно это было только ему самому: обижать Фаула не хотелось, тем более до встречи с Креем.

После картофельного пирога по-веррийски и ароматной медовой коврижки Фаул еще раз горестно вздохнул и быстро удалился. Когда за ним захлопнулась дверь, Ник и Скай переглянулись.

– Как же мало иногда нужно для счастья! – вздохнул травник и потянулся за последним куском коврижки.

– Не хочется портить тебе аппетит, но раз уж нас покинул господин волшебник, надо бы воспользоваться случаем и навестить господина поэта, – сказал Скай.

Ник кивнул, запил коврижку травяным отваром и спросил:

– Ну, господин поэт не показался мне таким уж ужасным. Когда мы к нему поедем? Он, как я понял, не назвал конкретного времени?

– Не назвал, – согласился Скай. – Так что мы нагло явимся к обеду.

– А не к ужину? – уточнил Ник. – Вроде бы все, кто нас здесь приглашал в гости, звали именно на ужин?

– Вот именно поэтому мы и поедем к обеду, – ухмыльнулся волшебник. – Ларежская знать привыкла по вечерам развлекаться, так что на ужине могут быть другие гости, или, наоборот, самого поэта может не оказаться дома. По утрам до обеда наносят деловые визиты, а нам вовсе не надо, чтобы дорогой хозяин хоть мельком подумал, что у нас к нему деловой интерес. Так что обед, на мой взгляд, самое то.

Пит план одобрил и отправился готовить экипаж. Скай по-быстрому привел себя в порядок: тщательно расчесал волосы, собрал в аккуратный хвост и сменил повседневную рубашку на парадную, украшенную белоснежными кружевами на вороте и рукавах. Костюм волшебник менять не стал. Обед – не ужин, шикарного камзола не требует. К тому же, если уж следовать всем правилам модников, надевать тот же костюм два раза подряд – почти неприлично, а в лучшем костюме Скай как раз был вчера на поэтическом вечере. Конечно, позволить себе действительно новый костюм для каждого званого ужина могли только самые богатые господа. Остальные ухищрялись как могли, меняя воротники, кружева, пуговицы… Скай же всегда предпочитал пользоваться правом практикующего волшебника на нарушение любых светских условностей и ходил всюду в привычной повседневной одежде. Сейчас, однако, не следовало выбиваться из образа человека амбициозного и недовольного своим положением. Приходилось терпеть и кружева, и неудобные узкие рукава модного в столице замшевого камзола.

Ник возился со своим костюмом дольше Ская: тщательно вычистил одежду и сапоги, причесался, умылся холодной водой из кувшина. Причесался снова. Поправил кружевной, не такой шикарный, как у господина волшебника, но все равно дорогущий воротник. Подвернул рукава. Расправил их снова. Потянулся за расческой, но тут его решительно перехватил Скай.

– Нервничаешь?

Ник мотнул было головой, но под серьезным взглядом волшебника признался:

– Угу. Смешно, да? Сам сказал, что не вижу в этом поэте ничего ужасного, а сам не могу собраться. Болван!

– Ничего смешного, – не согласился Скай. – Ты вообще на светском приеме был когда-нибудь?

– Сам же знаешь, что не помню! – почти возмутился травник. – Но не думаю, чтобы был: кто бы меня туда позвал? С другой стороны, Пит мне уже на три раза объяснил, как себя вести и что делать.

– Все равно волноваться тебе вполне нормально, – развел руками волшебник. – Я, помнится, перед первой конференцией в Академии четыре пера налысо ощипал, пока готовился. Кстати, тогда Крей дал мне один дельный совет. Представь, говорит, что всем этим высокомерным господам коварная чаровная мышь прогрызла сзади на штанах по здоровенной дырке, а они и не знают. И представь, какие у них станут лица, когда они это заметят!

Ник фыркнул, но не успокоился.

– Ну, ты же был на самом деле готов? И имел право быть на этой самой конференции? А я здесь все время чувствую себя не на своем месте. Как будто я фальшивый, неправильный, и скоро все-все это заметят. Я же и вести себя не умею, и выражаюсь не так, как надо, и вообще не помню даже, кто я такой!

Последнюю фразу Ник говорить-то не собирался, тем более так громко и отчетливо. Травник покраснел и замолк. Еще чего придумал – жаловаться. И так все сложилось наилучшим для него образом, о такой удаче и мечтать нельзя. Не только уцелел в безвыходной ситуации, так еще и отличных друзей нашел. Не о чем тут ныть. Поддельный он, видишь ли. С ролью не справляется! Ведь сам напросился, никто его не зазывал, не тащил… И как теперь объяснить Скаю и вернувшемуся как раз к концу разговора Питу, что он не такой жалкий, не отказывается от дела и вообще не это имел в виду? Но открыть рот никак не получалось. Хотелось исчезнуть. Ник почувствовал, как шевельнулась скрытая внутри сила Лешего. Вот сейчас он и правда исчезнет, никто не будет его видеть, можно будет ничего не говорить… Но это будет уже совсем постыдно. Ник сосредоточился и загнал Силу обратно.

Кучер посмотрел на красного, как мартовский закат, травника, на не знающего, что сказать, волшебника, снова на травника.

– А я тебя давно раскусил, – заявил он, ткнув в окончательно смешавшегося Ника пальцем.

– Что? – с трудом выдавил из себя травник.

– Я говорю, что знаю, кто ты такой, – уверенно продолжил Пит.

Теперь Скай и Ник смотрели на него одинаково ошарашенно.

– И кто я? – спросил наконец Ник.

– Ты тот храбрый придурок, что полез в одиночку воевать с городским волшебником, хоть и боялся его до ужаса. Ты тот, кто продолжал сражаться, даже прикованный к доске в подвале. Ты упрямец, который не бросает друзей, даже когда тяжело. Ты ненавидишь злобных жестоких мерзавцев. Ты ответственный, поэтому очень стараешься быть полезным. Ты честный – именно поэтому тебе сейчас так трудно притворяться. Ты себя недооцениваешь – это, знаешь ли, часто свойственно хорошим людям. Кем ты был в прошлом, ты однажды вспомнишь, а меня вполне устраивает то, кто ты есть. Я рад, что ты мой друг. И мне вполне достаточно знать о тебе это.

Пит помолчал и добавил уже другим тоном:

– А теперь пора собираться и ехать, если вы, конечно, не хотите заявиться к поэту в разгар обеда. Так, конечно, тоже можно…

– Но не стоит, – закончил Скай. – Мы же все-таки хотим с ним приятельствовать, а не спорить, кто нарушит больше правил. Ник, если тебе совсем не хочется ехать, то я и один справлюсь.

– Нет, – решительно заявил Ник. – Извини, больше нытье не повторится.

Дом господина Авериана оказался не слишком большим, но очень приметным. Невысокая кованая ограда, украшенная розами и завитушками, открывала взору прохожих заснеженный садик с аккуратными дорожками. На лужайках справа и слева от дорожки застыли две ледяные статуи – полуобнаженные девушка и юноша в причудливых позах дамберских танцоров. Статуи были выточены так искусно, что казались живыми людьми, внезапно обращенными в прозрачный лед. Ник, и без того взволнованный предстоящим мероприятием, снова напрягся. Будто тоже заледенел.

Скай ободряюще похлопал его по плечу.

– Не бойся, если вдруг господин поэт окажется ужасным злодеем, то мы непременно его разоблачим. Так что бояться должен он.

– Я не боюсь, – возмущенно соврал Ник. – Просто какие-то эти статуи странные. И неприличные к тому же! Разве можно такое на улицу выставлять? Они же почти голые!

– В искусстве голая, то бишь обнаженная, натура – это нормально. В столичном парке в Верхнем городе можно и совсем раздетые статуи увидеть. Лишь бы самое хм… пикантное было прикрыто. А эти даже одеты. Но позы провокационные – это да. Представь, как краснеют, рассматривая эти статуи, благовоспитанные дамы! – Скай рассмеялся.

В приоткрывшуюся дверцу экипажа заглянул Пит.

– Ваше мажество, не пора ли послать помощника доложить о вашем прибытии? Я, конечно, и сам могу, но как-то это не по чину.

Ник вздохнул, вылез и быстрым шагом направился к дому. На статуи он больше не смотрел и со стороны выглядел вполне уверенно.

– Если все пойдет совсем не по плану, швыряй в окно чем-нибудь тяжелым! – без тени улыбки сказал Пит. – Я буду настороже, да и наш связной знает, куда мы поехали.

– Я так нервно выгляжу? – поинтересовался Скай.

– Нет, ты-то выглядишь отлично, – заверил его кучер, придерживая дверцу. – Но план отхода всегда лучше иметь.

От дома уже возвращался Ник в сопровождении сразу двух лакеев, так что пришлось выбираться из уютного экипажа. Скай скорчил высокомерно-вежливую гримасу, как раз подходящую для визита в логово зла и поэзии. Он и сам не знал, чего опасается больше: того, что Авериан окажется-таки злодеем и догадается, что Скай явился по его душу, или того, что зловещий смысл в стихотворении им просто примерещился и теперь придется напрасно потратить уйму времени на пустую светскую болтовню, приправленную выспренним занудным этикетом? Пожалуй, волшебник предпочел бы первое.

В гостиной, украшенной статуэтками и картинами, по сравнению с которыми статуи на лужайке выглядели просто образцом целомудрия, Ская и Ника встретил хозяин дома. Господин Авериан снова был с ног до головы облачен в черное и в интерьере смотрелся совершенно чужеродно, но странным образом не терялся среди пестрых диванов, золоченых рам и розовых тел на картинах, а, напротив, притягивал взгляд. «Как черный уж в горшке с разноцветными фиалками», – подумал Скай и едва сдержал усмешку. В этом контрасте, в мрачном облике поэта, в нарочитой откровенности картин виделась не подлинная страсть, а тщательно продуманный, выверенный образ. Что там Пит говорил о популярности стихов господина Авериана? Наверняка знакомые с поэтом читатели находят в них намеки на разврат даже в описаниях погоды.

Поэт выразил искреннюю радость от встречи. Волшебник ответил тем же. Приветствия плавно перешли к обсуждению погоды, города, предстоящих праздников, Вимбержского курорта и ближайших планов волшебника… Авериан выглядел вполне довольным беседой, Скай тоже старался выглядеть непринужденно. Слуга принес аперитив и закуски. Разговор все не сворачивал ни к поэзии, ни к другим волшебникам, ни тем более к тайным обществам… Наконец Ник, который по своему обыкновению незаметно и молча присутствовал где-то рядом, не выдержал.

– Прошу прощения, господин Авериан, – влез он, едва в разговоре нашлась пауза. – Мне так понравилось то стихотворение, что вы читали на вечере! Что вас вдохновляет?

Поэт расцвел. Скай мысленно обозвал себя болваном, что не додумался до этого вопроса сам. Ник не сводил с поэта глаз, ожидая ответа.

– О, вообще я нахожу вдохновение во всем окружающем мире. Обычно меня вдохновляют прекрасные создания, иногда – творения человеческого гения, – он широким жестом обвел комнату. – Но эти стихи и правда особенные. Они явились мне во сне.

– Правда? – восхищенно спросил Ник и замолчал, ожидая продолжения.

– Да-да. Я задремал в карете на пути из Вимбержа сюда. Там есть такое место на дороге недалеко от поворота на Хангайские пещеры… Обычными словами не объяснить, что с ним не так, но оно страшное и неимоверно грустное. Там живет безысходность, горное одиночество. Я думаю, – поэт понизил голос, – думаю, где-то там погибли эти пропавшие артисты. И никто не найдет их могилу в горных снегах. Разве что Снежные Змеи что-то видели с вершин, но они не расскажут.

Драматическое молчание прервал слуга, пришедший доложить о прибытии леди Кэссии.

Кэссия сегодня была еще очаровательнее, чем на поэтическом вечере, и смотрелась в гостиной Авериана еще неуместнее, чем он сам. В присутствии красавицы в строгом темно-зеленом платье нарисованные распутные девицы разом стали неприглядными и постыдными. Скай даже испытал острое желание увести ее отсюда, пока она не рассмотрела пошлые картины. Ник тоже выглядел смущенным. Сама Кэссия не обратила на интерьер ни малейшего внимания. Очень тепло поздоровалась с поэтом и его гостями. Скай отметил, что Авериан вполне привычно обменивается с девушкой рукопожатиями. Кэссия приносила свои правила с собой так просто и естественно, что никому и в голову не приходило их нарушить.

Едва девушка успела поздороваться с Ником, послышался мелодичный перезвон колокольчиков, и дворецкий пригласил всех к столу.

На торжественных обедах из гостиной в столовую полагалось переходить парами и под музыку. Этот обед торжественным не был, в качестве музыки играла большая музыкальная шкатулка, а дама присутствовала лишь одна. Хозяин дома так явно наслаждался сложностью ситуации, что Скай попросту предложил Кэссии локоть. Кэссия чуть улыбнулась, посмотрела на Авериана насмешливо, но под руку волшебника взяла. Авериан ухмыльнулся и предложил локоть Нику, однако помощник волшебника сделал вид, что намека не заметил вовсе. Поэт вздохнул и направился в столовую.