Варнак. Книга третья

Глава 10

Глава 10

Имение графа Суворова. Личный кабинет.

— Суворов у аппарата, — произнёс граф, сняв трубку телефона, трезвонившего длинными гудками междугородней связи. Этот телефон знало слишком мало людей, поэтому по пустякам беспокоить не будут.

— Добрый день, Василий Иванович, вас беспокоит Стасов Дмитрий Васильевич, мы с вами пересекались в столице несколько раз на императорских приёмах.

— А-а, Дмитрий Васильевич, рад вас слышать, как ваши дела? Как провинция?

— В принципе неплохо, но я звоню вам по срочному вопросу. Дело в том, что недавно, было создано Общество, где участниками были не только я, но и двое графских детей, Сергей и Мария Орловым. Так вот они сейчас задержаны, и их увезли на допрос. Меня задержать им не удалось, моя секретарша помогла мне выбраться, задержав следователей. Уверен, что об этом вас никто не уведомил, и у меня есть все основания считать, что следствие копает под вас и с ваших детей, попробуют выбить определённые доказательства. К сожалению, воспрепятствовать их аресту я не смог, и в данный момент меня разыскивают, чтобы отправить в удалённый от границы форт Восточный, где у кого-то есть сильное влияние. В Байкальске их допрашивать не стали, да и следователи вместе с сопровождением были из того же форта. И ещё, если вы будете освобождать своих детей, то прошу вызволить и дворянина, некого Аврова, бывшего барона, а впоследствии варнака. С него точно могут выбить несправедливые показания. Так как он не полноценный дворянин, и за ним не стоит крепкий род, с методами допроса в отношении него никто не будет разбираться. Как я понимаю, кто-то хочет спровоцировать вас на использование вашего служебного положения, поэтому я рекомендую не пороть горячку, а постараться обратиться к вышестоящему руководству, возможно, даже напрямую к императору.

— Дмитрий Васильевич, вы оказали неоценимую услугу моему роду, и я этого никогда не забуду, я немедленно займусь этим вопросом, пусть и не мгновенно, но я смогу решить этот вопрос, — ответил Суворов, сжав трубку так, что она начала трескаться.

— Я просто выполнял свой гражданский долг, ведь тут явное нарушение закона. Я, конечно, и сам могу заняться этим вопросом, только на это потрачу гораздо больше времени, чем вы, а как вы понимаете, ваши дети ещё достаточно молоды, и неизвестно, какими методами их будут допрашивать. А сейчас прошу меня простить, мне нужно срочно бежать, боюсь, что мне стоит поторопиться, чтобы меня не поймали, пока не снимут все обвинения.

— Хорошо, только предоставьте мне возможность самому решить эти вопросы, я и так в неоплачиваемом долгу перед вами, — сказал граф и положил трубку.

Выждав минуту и собираясь с мыслями, граф снял трубку белого телефона, на котором не было наборного диска.

— Канцелярия, дежурный Соловьёв.

— Граф Суворов, мне нужно встретиться с императором.

— К сожалению, император не принимает уже довольно длительное время, и когда сможет это сделать, информации нет, — ответили на том конце провода.

Задумавшись на несколько секунд, граф сказал.

— Тогда мне нужно встретиться с императрицей, как можно быстрее.

— Цель встречи, — спросил дежурный.

— Безопасность семьи и империи.

— Ждите, вас уведомят о возможности встречи и времени, если она состоится. У вас всё?

— Да, — ответил граф и положил трубку телефона, посмотрев на большие настенные часы.

Когда прошло двадцать минут, граф уже начал нервничать и перелистывал свой ежедневник, чтобы выбрать, к кому ещё можно обратиться, но тут раздался телефонный звонок белого телефона.

— Граф Суворов, — сказал он, сняв трубку.

— Ваша светлость, императрица готова вас принять через час, в Кремлёвском дворце.

— Буду через час, — ответил граф, положив трубку и сразу направился в свою комнату, чтобы переодеться в мундир.

Москва. Кремль. Рабочий кабинет императора.

— Ваше Величество, прибыл граф Суворов, — произнёс вошедший гвардеец.

— Проводите его и велите подать нам чай, — распорядилась высокая, статная женщина в дорогом наряде синего цвета с большим количеством драгоценных камней. Женщина сидела за столом супруга и разбирала скопившиеся бумаги.

— Граф Суворов, — раздался голос гвардейца, и в открывшиеся двери вошёл Суворов со всеми своими наградами, что по количеству драгоценных камней на них затмевали украшения императрицы.

— Ваше Величество, — произнёс Суворов, войдя и низко поклонившись.

— Граф, я рада вас видеть, а так как вы запросили срочную встречу, то давайте сразу перейдём к сути вопроса, а чай с баранками попьём чуть позже, — предложила императрица, указав на стул рядом со столом, за который граф сразу же и присел.

— Ваше Величество, моих детей арестовали и сейчас выбивают из них признательные показания в отношении меня. Понимая, кто я такой, меня откровенно пытаются спровоцировать на конфликт, чтобы я использовал служебное положение. И всё это во время концентрации монгольских войск на рубежах нашей страны и атакой хаоситов. Я могу решить этот вопрос и сам, но ещё ваш муж просил меня лично и взял с меня слово, что прежде чем вестись на такие провокации, я должен попытаться решить вопрос через него. К сожалению, во встрече с императором мне отказали, поэтому я и просил встречи с вами, — сказал Суворов, обозначив поклон.

— Граф, вы всё сделали правильно, обратившись ко мне, — сказала императрица и сняла трубку телефона.

— Бестужева ко мне, немедленно! — грозно произнесла она в трубку, сразу положив её обратно.

Бестужев являлся главой имперской безопасности, в обязанности которого входил очень большой перечень решаемых задач, поэтому и жил он во дворце, очень редко выбираясь за пределы Кремля.

— Как ваше здоровье, Василий Иванович, как супруга? — спросила императрица, поддерживая разговор, чтобы скрасить ожидание.

Но долго ждать не пришлось, они обменялись всего несколькими фразами, как дверь открылась, и гвардеец произнёс:

— Князь Бестужев с докладом.

— Ох, хитрец, наверное, уже всё подготовил и ждёт только команду, ох уж эти интриги императорского двора.

— Ваше императорское Величество, я как раз шёл с докладом к вам по графу Суворову, точнее, по его детям, нужна ваша санкция на разрешение допроса дворян, замешанных в данном инциденте и высокопоставленных чиновников из разных министерств.

— А почему вы не стали действовать на опережение, как только получили информацию по детям графа Суворова?

— К сожалению, его дети путешествовали под фамилией матери и указали неверные отчества, поэтому информация по ним поступила с существенной задержкой. Но можете не переживать, они сейчас находятся под контролем моих людей, и опасность им не угрожает, а в случае попытки ареста или задержания на длительное время их вытащат оттуда.

— А что касается варнака, которого арестовали и длительное время выбивают показания из него, — строго спросил Суворов, посмотрев на Бестужева.

— Честно сказать, с ним не всё до конца ясно, слишком невероятные истории с ним приключились в последнее время. Судя по показаниям свидетелей, он как минимум убил двух офицеров Хаоса, а одного серьёзно ранил. Собственно, это его заслуга, что город не смогли захватить хаоситы, иначе проблем с освобождением было бы намного больше. Помимо этого, есть достоверные сведения, что его лишили источника, а он каким-то чудом смог его восстановить, чего ранее никто не мог сделать. Есть подозрения, что он работает на хаоситов или завербован ими.

— Князь, а ничего, что он спас моих детей, помог выбраться жителям деревни и гарантированно убил как минимум одного эмиссара Хаоса? Такими методами вы отвадите желание помогать империи. Это ведь и ваши вопросы он смог решить, не допустив полного захвата города. Я даже боюсь представить, какие бы были потери при штурме стен крепости и среди мирного населения. Да парня наградить нужно, а не выбивать у него показания в пыточных, — гневно произнёс Суворов.

— Что за варнак? — заинтересованно спросила императрица.

— Бывший барон Авров отправлен в ссылку за нападение на графа Ильина прямо в зале суда, где граф лично применил тайную технику рода и выжег ему источник. Парень чудом выжил, но лишился магии, после чего был сослан в Дикие земли на каторгу сроком на пять лет. На сегодняшний день вся судимость погашена за заслуги в приграничной зоне. Пограничники сами наградили его. По моим данным, он участвовал в специальной операции в зоне и спас там имперских магов из отряда Дельты. Ещё он выступил с инициативой создания большого поселения на границе второй зоны, что очень рискованно, но местные пограничники его поддерживают. В его затею уже вложились дети графа Суворова и Стасов Дмитрий Васильевич. Возможно, одна из целей его ареста — это вынудить продать его долю в новом обществе по строительству поселения, — доложил Бестужев, стоя перед императрицей и Суворовым.

— Очень интересно, и почему мне об этом не докладывают. Соберите-ка мне всю информацию по этому Аврову, хочу понять, что это за человек. Может, ему уже давно пора вернуть его баронский титул? — спросила императрица.

— Ваше Величество, титул ему и так пробивают пограничники, так как, по их мнению, он принёс огромный вклад в защите Восточных рубежей империи, — ответил Бестужев.

— Вот именно, что пограничники уже оценили его заслуги и как будем выглядеть мы в этом свете. Уж им-то виднее, заслуживает он награду или нет. Подготовьте все материалы по нему и если он достоин награды, она должна исходить от императорского дома. На фоне болезни императора нам нужно проявить активность самим, показать, что в его отсутствие империя находится в надёжных руках.

— Но он же варнак — каторжник! Как это воспримут в высшем свете? — попытался возразить князь.

— На фоне арестов и встряски всей бюрократической системы он отвлечёт на себя недовольство элиты. В случае необходимости вы, князь, окажете ему поддержку. Да и должна же я отблагодарить человека, спасшего детей самого графа Суворова. Поэтому жду от вас все данные по этому варнаку, чтобы принять решение по награде. Представляю себе лица аристократов, когда его будут награждать тут, в Кремле. Да, обязательно позаботьтесь о его безопасности вне зависимости от результатов расследования. Если он окажется предателем, то всегда можно сделать из него героя-мученика, — улыбнувшись, произнесла императрица.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — низко поклонившись, произнёс Бестужев.

Авров.

Били меня долго, но не очень сильно, а я лежал на полу, прикрыв руками голову, чтобы не повредили самое ценное. Закончили минут через десять, после чего меня попытались усадить на стул, ну а я опять замедлил метаболизм и, конечно же, потерял сознание. Попытки привести меня в чувство ни к чему не привели, ну а я и не стремился к этому. Судя по всему, конструктивного диалога здесь не получится, главное, чтобы под конец не решили избавиться от меня. Тут ещё стоит вопрос, для чего они решили привлечь в это дело Орловых, а точнее, их истинные фамилии по отцу — Суворовых.

Полностью сознание я не терял, но внешне это никак не проявлялось, приходилось удерживать себя на грани, поэтому я прекрасно слышал, что происходит вокруг, правда, отключил все чувства и реакции на внешние раздражители, погрузившись в собственное подсознание.

— Что? Вы опять вызвали меня к этому заключённому? Я же его недавно лечил, что вы с ним опять сделали? — услышал я через время голос того же лекаря, что и до этого.

— Начальство сказало привести в чувства, вот и занимайся лечением, — проворчал один их моих охранников.

— Да как я его лечить буду? Вы даже прийти в себя ему не дали, ему неделю нужно отлежаться или профессионального целителя пригласить, он, возможно, и сможет поставить его в чувства.

— Раз не хочешь лечить, дай ему зелье восстановления, их можно применять несколько раз, я точно знаю, — ответил охранник.

— Да как вы не понимаете, его источник повреждён, он даже не маг, а так, некое подобие, ещё и отравление магией Хаоса, что сильно сказалось на общем состоянии. Ему нужно минимум три дня лежать, не вставая, а вы отмутузили его, он ведь так и помрёт даже без серьёзных телесных повреждений, просто тело не выдержит нагрузки, и что вы тогда будете делать. Ну дам я сейчас зелье, придёт он в себя, только вот сколько он пробудет в таком состоянии, никто не скажет, может, день, может, час, а может, и через десять минут опять отключится, потеряв сознание, — проворчал лекарь.

— Я передам начальству, а сейчас лечи давай.

Волна жара прошлась по телу, активируя чувства и ощущения, сразу заболел бок, которым ударился о крышу при попытке перелезть, в горле запершило, голова раскалывается, а тело болит практически всё. Мне точно влили ещё одно зелье восстановления, поэтому пытаться имитировать бессознательное состояние не имеет смысла.

— О, очнулся, а ты говорил, что не поможет, всё, проваливай давай, дальше мы сами, — сказал конвоир, выпроваживая лекаря, который явно был недоволен этим, но спорить не стал, подхватив свой чемодан, он вышел из медпункта, оставив меня наедине с двумя охранниками.

— Ты, паря, давай, не выёживайся, лучше расскажи, как всё было, и господин начальник закончит с тобой, а то мы так и будем туда-сюда тебя таскать. Думаешь, нам приятно выбивать из тебя правду, поэтому сейчас придём, и ты быстренько всё расскажешь ему, — сказал один из конвоиров.

— Да что с ним церемониться, сейчас отведём в дальний подвал и повесим на крюке, всем скажем, что сам повесился, на этом дело и закроет начальство. Ну пожурит нас немного, что не уследили, но наказывать не будут, тут многие не выдерживают и заканчивают в петле, — высказался второй надзиратель.

Это они так играют роли доброго и злого полицейского, проходили, знаем. Только вот если бы им было действительно на меня наплевать, то лечить бы точно не стали, да ещё и тратить дорогие зелья исцеления.

— Ну, что молчишь, куда нам тебя вести, к начальнику или в дальнюю камеру, — поторопил меня надсмотрщик.

— Это вы сами решайте, только признаваться в том, чего не делал, я не буду, — ответил я, изображая слабость. По-нормальному их бы отмутузить, но ещё рано идти на такие радикальные меры, да и потом придётся бежать отсюда, что сделать будет довольно сложно.

— Значит, по-хорошему не хочешь, а зря, я ведь тебя предупреждал.

— А давай его в тринадцатую, там как раз блатные сидят, пусть они его поучат уму-разуму? — предложил один из конвоиров.

— А, давай, хуже точно не будет. Ну, чего расселся, вставай, пойдёшь в камеру, — ткнув меня кулаком в бок, сказал охранник, и я скривился от боли, но ждать повторного удара не стал и медленно поднялся.

Камера, куда меня привели, была довольно большая, рассчитана на три десятка человек, но находилось в ней примерно половина. Меня просто втолкнули внутрь, и я вошёл, осмотревшись, пятнадцать двухъярусных кроватей, по две в ряд. Выбрав пустую у стены, я направился к ней и уселся на неё, в то время как все присутствующие внимательно смотрели на меня.

— Смотрите, братцы, дворянчика к нам покинули, да ещё и мага с подавителями. Ну, что, допрыгался, гадёныш, хана тебе сейчас настанет, — громко проговорил мерзкий тип, а я понял, что это, вероятно, так называемая пресс-хата, где сидят заключённые, сотрудничающие с администрацией и выбивающие необходимые сведения из обычных арестантов.

— Ну, тогда повеселимся сейчас, — сказал худощавый зэк, спрыгивая со второй койки, рядом со мной.

Я спокойно уселся, прижавшись спиной к стене, и стал ожидать продолжения.

— Чё молчим? Честной народ не уважаешь, а, дворянчик? Знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? — спросил он, а в его руке неожиданно появилась заточка.

— Затухни и не отсвечивай, — ответил я.

— Ты на кого рот открыл, сявка, да ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю? — громко спросил он и, оглянувшись, посмотрел на одного из старых зэков, который едва заметно кивнул головой.

Сразу после этого тот сделал рывок ко мне, целясь мне в ногу. Только вот я уже ускорил метаболизм и с лёгкостью перехватил кисть с оружием, резко вывернув, выкручивая её из сустава.

— А-а, су*а.

— Ну всё, кабздец тебе пришёл. Мочи его! — раздался крик справа, и в мою сторону бросились все заключённые, вскакивая с коек. По моей команде Бабайка проявляется у меня за спиной, в месте, куда переместилась татуировка. После чего вначале наручники-подавители, а затем и кандалы падают на пол. Когда меня выдернули из постели в номере, мой питомец спрятался на мне в виде татуировки на месте повреждённого источника, став кляксой, а сейчас переместился за спину, где и материализовался. До этого приходилось просить его не вмешиваться в моё избиение, чтобы не провоцировать следователя. Вообще, мне давно пора провести нормальную тренировку с питомцем и выяснить все его возможности, но, как всегда, времени катастрофически не хватает.

Чтобы меня не задавили числом, пришлось вскакивать и отступать к двери. Первых двух я встретил прямыми ударами ладонью в горло, ломая им гортань. Следующему пробил под колено, сбоку прямой ногой, ломая её. Собственно, это сразу застопорило нападавших, так как они перекрыли два прохода. Часть стала перескакивать в следующий проход, но и там я сломал первую руку с ещё одной заточкой, а второму нос, смяв его ударом прямой ладонью. Жалеть никого из присутствующих я не собирался, поэтому и действовал так жёстко. На ногах осталось восемь человек. Которые стали переглядываться, не решаясь нападать, но один из них рявкнул.

— Чё встали, мочи его, иначе я сам вас порешу.

Я сместился влево и встретил самого шустрого, который попытался спрыгнуть на меня со второй койкой, отступив в сторону и дёрнув его вниз, придав дополнительное ускорение. Тот врезался в пол лицом, не успев подставить руки, и остался корчиться там.

Ускорение метаболизма пришлось уменьшить, я пока ещё не мог замедлять время надолго, но способность существенно развилась, да и бойцы из зэков оказались не лучшими. Против меня осторожно вышел перекаченный мужик с волосатыми руками и кривым носом, тот не спешил приближаться близко, внимательно наблюдая за мной. В это время ещё двое перелезли через корчащихся товарищей и стали обходить меня, пытаясь зажать. Я делаю шаг вперёд и пробиваю здоровяку между ног, сделав обманное движение рукой, на которое он не повёлся, но и вовремя среагировать не успел. В этот же момент бросились двое, нападая справа и со спины. Первого бью в шею, прямо в гортань, ломая её, а второму — ногой в голень опорной ноги, когда тот бросился ко мне. Ударяю сбоку, не жалея сил, отчего раздаются хруст и очередной крик. Судя по тому, что охрана не спешит нас разнимать, она в курсе происходящего в этой камере, а значит, никого жалеть не стоит. Оставшиеся пятеро пятятся назад и собираются вместе, прикрывая мужика, давшего сигнал к нападению на меня. Расталкивая раненых зэков, медленно продвигаюсь к ним, внимательно отслеживая их реакцию.

Мелкий парень с подбитым глазом неожиданно бросается вперёд, зажмурив глаза. Его вырубаю просто ударом прямой ногой в грудь, не сильно, чтобы не убить, но пару рёбер там точно треснуло. Парень сложился на пол, захрипев, а я, оттолкнув его, подошёл ближе к троице, прикрывавшей мужика.

— Давай договоримся? — сказал он, внимательно смотря на меня.

— Давай, вы сейчас сами покалечите друг друга, чтобы я не марался и время не тратил, тогда все будете жить, — ответил я.

— Неужели ты думаешь, что сможешь выйти отсюда?

— Конечно, не только выйду, но ещё и всех причастных накажу, пусть не сразу, но заплатят все. Вы вот заплатите сейчас, а они — позже, — сказал я кивнув в сторону двери.

— Тебе не жить. Вали его, — крикнул зэк, и все бросились на меня.

Этих жалеть не стал, ломая им ноги и руки, да и у двоих были заточки, поэтому каждый не избежал пары переломов. Разобравшись с последними зэками, отправился к своей койке, где нацепил подавители на руки и кандалы на ноги, после чего улёгся на кровать, а Бабайка занял место на груди. Единственным минусом моего положения было отсутствие одежды, но я надеялся, что меня всё-таки вызволят отсюда. Сильно напрягала попытка выбить показания против графа Суворова и его детей, но, думаю, такой человек сможет разобраться со своими проблемами. Собственно, основная надежда у меня на юриста, Дмитрия Васильевича, уж он-то точно сможет вытащить из тюрьмы, главное — продержаться до этого.

Раненые и покалеченные зэки разбрелись по свободным койкам, тихо стеная, а я улёгся на кровать, закрыв глаза, дав команду Бабайке следить за всеми. Мне нужно выспаться, пока есть такая возможность, ведь против меня задействовали ещё не все методы допроса, и уверен, что они не сильно отличаются от моего родного мира.

Долго поспать мне не дали, но и почти полтора часа для моего тела достаточно много. Вначале в камеру открылось окно, и заглянул охранник, долго рассматривая, что тут происходит, но, услышав стенания раненых, куда-то убежал. Через пять минут сюда заявилось пятеро охранников, четверо из которых конвоировали меня до этого.

— Что здесь произошло, Седой? — спросил незнакомый охранник.

— Вы кого нам подселили? Этот монстр нас всех уделал в одиночку, зови лекаря, он нас всех искалечил, — сиплым голосом проговорил мужик, отдавший команду напасть на меня.

— Чё ты несёшь, вы чё, с одним не могли справиться? Да знаешь, куда вас всех после этого отправят?

— Лекаря зови, нам всем нужно срочно в больничку, пока коньки не откинули.

Охранник осторожно подошёл к моей койке и внимательно осмотрел меня. Изображать спящего я не стал и рассматривал его как ни в чём не бывало.

— Хотите сказать, что этот пацан в наручниках и кандалах вас пятнадцать человек покалечил? — спросил охранник, обернувшись на покалеченных заключённых.

— Нет, блин, мы сами друг друга отмутузили. Он, конечно, только ни кандалов, ни наручников на нём не было, — почти прокричал в бессильной злобе их старший.

— Ладно заливать, кандалы и наручники на месте, не мог он вас всех переломать, но так и быть, вас переведут в больничку. А ты, варнак, слушай сюда внимательно. Тебе время подумать до утра, не пойдёшь на сотрудничество, живым тебе из этой тюряги не выйти, — сказал охранник, направляясь к выходу.

Уже через десять минут камера опустела, и меня оставили одного, поэтому я сразу прилёг, дав команду Бабайке охранять меня. Выспался нормально и восстановил свои силы, поэтому к утру чувствовал себя вполне нормально. Утром получил свою порцию пустой каши, но был рад даже этому, так как есть хотелось очень сильно. Мне даже мой питомец присылал образы, как он достаёт для меня еду, но я от этого решил воздержаться, пока не буду уверен, что за мной не наблюдают.

А вот с утра началась суета, по коридорам забегала охрана, которая стала переводить группы заключённых из одной камеры в другую и, судя по всему, довольно сильно уплотняя. А в обед в мою камеру открылась дверь, и сюда затолкали двадцать заключённых, которые шумной толпой ввалились, переругиваясь между собой и конвоирами.

Когда дверь камеры закрылась, пожилой мужик в былинной нательной рубахе белоснежного белого цвета, подошёл ко мне, лежащему на кровати и спросил:

— Кто такой?

Открыв глаза, осмотрел мужика с ног до головы и прикрыл глаза, не реагируя на слова, так как ожидал от местных очередной провокации и начал разгонять кровь, заставляя время немного замедлиться.

— Я к кому обращаюсь? Когда уважаемый человек спрашивает, нужно отвечать, я ведь по-хорошему подошёл спросить, а могу и по-плохому.

— Вы чё, тут все бессмертные? То же на администрацию работаете? Мало вам пятнадцати инвалидов, так мне ещё два десятка подкинули, только учтите, теперь я никого жалеть не буду, живыми вас оставлю, но всю жизнь в инвалидных колясках проведёте, писаясь под себя, — ответил я, присаживаясь и при этом открывая руки и ноги с кандалами.

Мужик, увидев их, отшатнулся, от меня, произнеся,

— Варнак?

— Что, уже слава про меня пошла? Быстро тут у вас информация расходится, — ответил зэку, посмотрев в глаза.

— Братва, это тот Варнак, что Пахома и его бригаду покалечил, валим отсюда, зовите охрану, ну их к бесу всех, — громко произнёс мужик, осторожно отступая назад, смотря на меня.

В камере прокатился встревоженный гул заключённых, и они все отступили к двери, столпившись и выставив свои матрасы передо мной, а кто-то истерично заколотил миской по двери.

— Что здесь происходит, а ну, угомонились, — раздался голос охранника, открывшего смотровое окно.

— Начальник, заберите нас отсюда, мы не будем в одной камере с этим. Что хочешь делай, хоть в карцер, но сидеть с ним мы не будем, — уверенно проговорил мужик, говоривший со мной.

— Вы чё тут все обозрели, радуйтесь, что на шконках чалитесь, а не на полу без матрасов. Вам же сказали, что соседнюю тюрьму для пленников из Байкальска отдают, а их всех сюда.

— Начальник, переводи по-хорошему, не то бучу поднимем. Ты беспредел творишь, сажая с этим маньяком, он уже сказал, что порешает нас всех, и я склонен ему верить. Хочешь бунта. Мы устроим, но с ним сидеть не будем! Я всё сказал, а братва подтвердила! — строгим голосом высказал явно непростой зэк, возможно, местный авторитет.

В это же время все заключённые достали свои тарелки и стали стучать ими по стенам.

В итоге их всех вывели из камеры и куда-то увели, оставив меня опять одного, чему я был рад.