Возрождение Вечного Человека

ГЛАВА 2 Новый мир

Оказалось, что этого человека звали Рух, что в соответствии с новой системой именования людей указывало на его профессию, расу, город и положение в обществе.

Рух доставил Цюлериха к себе домой и дал ему одежду. Ему предложили отобедать, и, поскольку он был очень голоден и понятия не имел, где еще раздобыть еду, Цюлерих согласился.

Еда почти полностью состояла из синтетических продуктов, изготовленных, по словам Руха, из солнечного света, газов и минералов, без использования медленно растущих растений. Также были свежий инжир из Смирны, виноград из Калифорнии и новые фрукты с терпковатым вкусом из южного Техаса. Цюлерих не заметил ни железных дорог, ни грузовых самолетов и выразил удивление, как эти фрукты доставляются такими свежими с такого большого расстояния. Рух объяснил, что все продукты питания и другие грузы доставляются в города по огромным трубам, по которым сжатый воздух перемещает контейнеры со скоростью сотен миль в час.

— Города сильно перенаселены, — пожаловался Рух. — Люди теснятся, как пчелы в улье. Вот уже двести лет не было войн, а эпидемий — более полувека. Больше нет ни ружей, ни копий, ни какого-либо другого смертоносного оружия. Нет даже спортивного оружия, потому что дичь перевелась много поколений назад. Те немногие животные, что остались в живых, содержатся в зоопарках или лабораториях. Употребление мяса в пищу считается варварством.

Рух сделал шарик из вещества, похожего на воск, и покатал его между двумя пальцами, затем опустил в маленький бронзовый сосуд, из которого тут же полыхнула струя фиолетового пламени. Сразу же по комнате разнесся довольно пьянящий, но приятный аромат.

— Картиш, — объяснил Рух. — Он стал всенародной привычкой, такой же, как курение сигар и сигарет в прежние времена.

— Довольно приятно пахнущая штука, — прокомментировал Цюлерих.

Они сидели, вдыхая необычный аромат, расслабленные, погруженные в грёзы. Наконец Цюлерих спросил:

— Вся Земля так же перенаселена, как этот город?

Рух очнулся от своих грёз, щелкнул выключателем и указал на то, что только что было высокой белой стеной. Теперь она казалась большим окном, выходящим на дикие джунгли. Он нажал другой переключатель, и джунгли, казалось, отступили, как поля за окном движущегося поезда. Цюлерих вскочил на ноги, и ему показалось, что весь дом пришел в движение, плывя над тропическими джунглями. Он снова сел, слегка смутившись, улыбнулся и стал внимательно смотреть.

— Телевидение, полагаю, — прокомментировал он.

Рух кивнул и добавил:

— Слабости человеческой натуры всегда озадачивали меня, но вот одна из них превосходит все остальные по степени необъяснимости. Люди настолько плотно населяют наши города, что в метро не хватает кислорода, и все же самые плодородные и живописные уголки нашего земного шара остаются совершенно необитаемыми. Это не казалось бы странным, если бы путешествия доставляли неудобство. Нет абсолютно никакой причины, по которой мы должны скучиваться в определенных местах, как будто больше нигде нет свободного места. И все же мы это делаем, и если бы не наше превосходное медицинское обслуживание и очень эффективные средства связи, мы были бы уничтожены нашей собственной стадностью.

— Но, конечно, — воскликнул Цюлерих, указывая на интенсивную тропическую растительность, — в этих лесах есть животные.

Рух покрутил пальцами маленькую медную ручку. Лес, казалось, принялся подступать всё ближе и ближе, пока длинные, похожие на пальмовые, листья не раскинулись перед ними густым и беспорядочным ковром. Насколько мог судить Цюлерих, это были тропики — густые, пышные и тихие. Он вглядывался в подлесок, внимательно изучая листву и стволы деревьев, проплывавшие теперь мимо них очень медленно. Он не смог найти ни жука, ни птицы, ни зверя, ни змеи.

— Почему? — изумился он.

— Люди не всегда были такими ленивыми, как сейчас. Было время, почти столетие назад, когда все, мужчины и женщины, соперничали с друг с другом в умственной и физической активности. В то время ученые уже знали, что болезни возникают почти исключительно из-за паразитизма, а паразитическая жизнь в основном представлена низшими животными. Это был век газа. Век электричества только что закончился, и люди, исчерпав его потенциал, обратились к газам, изучая их и используя в различных целях. Почти ежедневно обнаруживались новые газы и новые способы их применения. Газ переносил людей повсюду, составлял более половины пищевого рациона, согревал, охлаждал города и продукты, лечил и развлекал.

— Действуя в соответствии с общим стремлением избавиться от болезней, великий исследователь газов открыл тертопелий. Его добывали в верхних слоях атмосферы с помощью вакуумных цилиндров и закачивали в резервуары под высоким давлением. Этот газ, более легкий, чем любое известное вещество, образовывался высоко в атмосфере Земли. Этот исследователь обнаружил, что тертопелий уничтожает всех низших животных и микроскопическую жизнь, но совершенно безвреден для человека. Я полагаю, что еще в двадцатом веке по старому юлианскому календарю химики открыли порошки, ядовитые для насекомых, но совершенно безвредные для человека.

— Чтобы не утомлять вас подробностями, тертопелий был сконденсирован и смешан с более тяжелым газом, чтобы придать ему вес. Затем с самолетов им была залита вся поверхность Земли. С тех пор в наших лесах не стало ни паразитов, ни животных. Тертопелий справился с задачей очень эффективно. Невозможно предсказать или даже представить, воссоздаст ли природа нечто подобное в ближайшие несколько тысячелетий.

В то время как их разговор коснулся темы жизни и смерти, Цюлерих спросил Руха, какие идеи преобладают относительно этого вопроса в будущем. Казалось, что человечество оставило надежду на вечную жизнь на этой планете или на любой другой, хотя сам факт того, что прогресс всегда стремился к совершенству, должен был скорее укреплять, чем ослаблять веру в таковую жизнь в будущем. И из-за сомнений относительно загробной жизни Рух был тем более заинтересован в том, чтобы надежда, внушённая ему Цюлерихом, оказалась не беспочвенна.

Но по мере того, как Цюлерих задавал вопросы и узнавал новое, его энтузиазм по поводу обещания даровать людям жизнь вечную угасал. Он был глубоко духовным человеком. Он знал, что вера была основой каждого великого достижения, и сомневался в мудрости дарования вечной жизни людям, у которых не было ни веры, ни понимания. Итак, он продолжал говорить, позволяя своим мыслям течь в одном направлении, а словам — в другом.

Он рассказал, как открыл тайну изувеченной крысы, чьи полные боли глаза так глубоко тронули его, и об ученых, изучавших его, и о чувствах, похоронивших его. А Рух, в свою очередь, поведал о множестве новых невероятных чудес, о которых Цюлерих и не подозревал. В конце концов Рух, казалось, убедился, что все-таки разговаривает с очень старым и очень необычным человеком, и признался, что действительно верит в то, что Цюлерих, возможно, открыл эликсир жизни, потому что в те дни было так много нового и удивительного, что люди уже давно перестали чему-либо удивляться.

Цюлерих высоко оценил дух прогресса, столь очевидный повсюду, но Рух, казалось, не испытывал ни капли его энтузиазма.

— Да, — признал он, — мы достигли невероятного прогресса по сравнению с эпохой изобретений двухсотлетней давности. Сегодня ни у кого нет причин испытывать нужду или быть лишенными жизненных привилегий.

Но в последующие дни Цюлерих обнаружил, что масса людей испытывают нужду. Правители обезумели от власти, их обуяла жажда накопления богатств. Они брали смело и жадно, потому что больше не боялись ни народных восстаний, ни хищений со стороны сотрудников. Телекопы, охранявшие их сокровища и поддерживавшие их власть, были чисто механическими созданиями и управлялись секретным кодом, известным только их владельцам. Политические и социальные отношения никоим образом не поспевали за прогрессом механических изобретений. Все достижения были материальными. Политики открыто злоупотребляли своими полномочиями. Смирение, милосердие, служение идеалам, самопожертвование — эти качества были им неизвестны. Любовь получила новое определение, а новая жизнь, несмотря на ее механическое совершенство, была пустой.

В конце концов, Цюлерих сказал Руху, что не выдаст тайну вечной жизни ни людям, ни кому-либо еще, пока не будет восстановлено подобие справедливости в отношениях человека с человеком.

Рух пристально посмотрел на него, скривив уголки рта. Затем он схватил его за руку и зарычал:

— Если вы лгали мне, теша меня ложной надеждой, если… — его губы дрогнули, но некоторое время с них не слетало ни звука.

Гнев и разочарование захлестнули его, оставив угрозу незавершенной. Вместо этого он нажал на кнопку на столе.

Над домом раздался гул. За окном пролетел большой самолет. Цюлерих выглянул наружу: он приземлился легко, как птица на ветку. Дверца самолета открылась. Из нее вылезли три гротескные пародии на людей. Это были огромные существа. Они были, должно быть, десяти футов ростом, с угловатыми руками толщиной с мужское бедро и ногами, такими же пропорционально большими, как и руки. Они пошли вперед твердым механическим шагом. Добрались до двери, развернулись в унисон и, тяжело ступая, вошли внутрь, склоняя головы, чтобы протиснуться в неё. Все внутри дома сотрясалось от их размеренной поступи. Они вошли, и Цюлерих невольно отшатнулся от них, когда они направились к тому месту, где он сидел.

Головы у них были не круглые, а коробкообразные, а стеклянные глаза с широкими безжизненными зеленоватыми зрачками придавали им еще более устрашающий вид. Конечно, они не могли видеть, потому что были не живыми существами, а всего лишь механическими полицейскими, но позже Цюлерих узнал, что они определяли человека или предмет по тени, попадавшей им в глаза. Это приводило в действие электрическое устройство, направлявшее их. В задней части каждого стального корпуса имелась дверца на петлях, через которую можно было добраться до механических компонентов, чтобы устранить какие-либо неполадки.

Один из телекопов отошёл к двери. Двое других приблизились. Цюлерих сидел так же неподвижно, как и в своей стеклянной витрине, гадая, что они собираются с ним сделать.

Длинные, негнущиеся руки протянулись к нему тремя резкими движениями и схватили его твердыми, железными пальцами.

— Вы арестованы именем Правителей. Идемте!

Цюлерих думал, что безмолвные приближающиеся телекопы были достаточно ужасны, но этот механический голос звучал настолько безлично, и у него возникло ощущение полной бесполезности протестов или просьб о снисхождении. Он оставил надежду и не стал сопротивляться. Он знал, что любой протест или попытка защититься будут бесполезны. Он поднялся и последовал за существами, схватившими его за руки, стараясь не отставать, но, несмотря на все свои усилия, ему не удавалось поспевать за длинными шагами механических гигантов, и его просто потащили к самолету.

Он миновал стоявшего в дверях Руха. Во взгляде, которым Рух одарил его, не было ни жалости, ни снисхождения.

Его выволокли и поместили в заднюю кабину большого самолета. Это был действительно большой самолет по сравнению с маленькими самолетами, летавшими повсюду. Под крыльями и на фюзеляже виднелись треугольные эмблемы полиции.

Они поднялись в воздух. Сквозь стекло кабины он увидел настоящего человека, сидящего за рулем. Трое телекопов разместились вместе с ним в задней кабине.

Поднявшись над городом на высоту тысячи футов, они взяли курс на восток. Они летели весь день и незадолго до наступления темноты прибыли в очень большой город, являвшийся столицей мира. Там его поместили в тюрьму. В тюрьме не наблюдалось никаких признаков прогресса, поскольку Правители почти не заботились о тех, кто попадал в их руки. На следующий день он предстал перед судом.

Рух свидетельствовал против него, показав, что Цюлерих рассказал ему о секретном эликсире вечной жизни и пообещал его ему в обмен на одежду, и что Цюлерих взял одежду, но не раскрыл секрет элексира.

Судья был возмущен тем, что такое дело было передано на его рассмотрение. Он отпустил Цюлериха и отчитал Руха за то, что тот поверил в такую глупость. Но позже ночью судья разыскал Цюлериха, заговорил с ним и попытался выпросить у него порцию бледно-зеленых капель.

Цюлерих, пораженный подобострастием судьи, сказал:

— Вы высмеиваете меня в своем суде, но ищете меня ночью. Судьи моей эпохи не осмелились бы на такую наглость.

Поэтому он отказал ему и был призван на совет высших Правителей. Поначалу они проявили к нему большое уважение, пригласив во дворец, как если бы он был почетным гостем. Они задавали ему коварные вопросы и, наконец, устроили пир в его честь. На нем присутствовали все члены Совета Десяти.

Он испытывал некоторое благоговение, разделяя вместе с ними еду и питьё, потому что Цюлерих всегда был скромным человеком, занимавшимся исследованиями ради поиска истины и не жаждавшим почестей.

Когда пир закончился, все некоторое время сидели молча и внимательно наблюдали за ним. Цюлерих чувствовал себя несколько неуютно под их пристальными взглядами и тоже сидел молча, гадая, что бы могла означать их серьезность.

Наконец один из них спросил:

— Время вышло?

Невысокий темноволосый мужчина с вандейковской клиновидной бородкой, наблюдавший за Цюлерихом пристальнее, чем остальные, сдержанно кивнул. Затем он повернулся к сидящим за столом и проговорил:

— В этом человеке, Цюлерихе, есть что-то странное. Он выпил яд. Каждый из вас видел, как я наливал его ему в бокал. Но он кажется совершенно невредимым!

— Вы думаете, он тот, за кого себя выдает? — спросил Председатель.

— Я не знаю, — ответил обладатель вандейковской бородки, качая своей косматой головой. — По всем законам природы этот человек должен быть мертв, но мы должны признать, что он жив!

Тогда Цюлерих осмелел. Они проверили правдивость его заявления и практически убедились в этом.

— Я владею секретом вечной жизни, — уверил их он, — и я тот, кто любит своих собратьев-людей. Когда вы, во имя справедливости, решите довольствоваться тем, что позволите каждому человеку распоряжаться лишь собой, а не другими, я добровольно поделюсь этим даром и с вами, и со всеми людьми.

Они осмеяли его речь, называя его сентиментальным и непрактичным. И когда их насмешки не возымели действия, они попытались выторговать секрет, но Цюлерих, в свою очередь, посмеялся над ними, высмеяв их за то, что они предлагают так мало за такую великую вещь, как секрет бессмертия.

Не добившись успеха, они сократили свои требования до одной порции для каждого из Правителей, но Цюлерих покачал своей седой головой и пробормотал:

— Вы не достойны вечной жизни.

— Мы почти совершенны, — настаивал Председатель. — Нам не хватает только одного. Мы покорили Землю. Мы познали все законы природы, за исключением закона жизни и смерти. Люди и природа служат нам. Мы дадим вам место во власти, позволим вам разделить нашу власть, хотя мы заслужили эти места своей смелостью и готовностью идти на риск, а вы — не рисковали ничем. Дайте нам возможность жить вечно, и мы дадим вам власть над Землей.

Тем не менее, Цюлерих покачал головой и, обращаясь к Председателю Совета, сурово сказал:

— Вам не хватает больше, чем вы думаете.

Легкая усмешка тронула губы Председателя, и он спросил:

— Старик, чего нам не хватает, кроме тайны жизни и смерти?

— Воображения, — медленно произнес Цюлерих, делая ударение на каждом слоге. — Вы не можете мыслить за пределами собственного эго!