Председатель наставил на него длинный белый палец и едко сказал:
— У меня нет желания слушать вашу болтовню. Мы больше не станем предлагать никаких сделок. Мы выведаем у вас тайну!
Справа от Председателя сидел крупный блондин лет сорока с бычьей шеей. Он закричал так, что его зычный голос заполнил весь зал:
— Именно это я и хотел сделать с самого начала! Выведать у старика тайну или удавить его!
— Шах и мат, джентльмены! — возразил обладатель вандейковской бородки. — Если этот старик действительно владеет секретом вечной жизни, он не сможет умереть. Нам мешает то, чего мы больше всего желаем!
Лохматый черноглазый мужчина рядом с Цюлерихом протянул руку, схватил ученого за ухо и сильно дернул.
Цюлерих невольно поморщился от боли.
Лохматый мужчина усмехнулся и заговорил глубоким басом:
— Джентльмены, я показал вам способ. Пытайте его! Он все еще может чувствовать боль.
Весь совет с облегчением заулыбался. Блондин с бычьей шеей громко закричал:
— Вытяните из него всё!
Председатель сказал очень тихо:
— Ну же, старина, раскройте нам тайну, или вам придется обитать вечность в искалеченном теле.
Цюлерих содрогнулся. На мгновение он пожалел, что выбрался из своей тихой могилы. Он был человеком чести и предпочел бы скорее обречь себя на вечную ночь, чем дать этим жестоким людям вечную жизнь, чтобы они могли бесконечно эксплуатировать Землю. Он вспомнил искалеченную крысу, жгучую боль в ее глазах. Он знал, что, где бы она ни находилась, она все еще испытывает боль от удара, полученного в тот день в музее более двухсот лет назад. Если они искалечат его, он будет страдать вечность. Он понимал, что не может смириться с этим, и все же он знал, что смерть была единственным врагом, которого боялись эти тираны. Только смерть могла победить их и возвести на престол новых правителей с более добрыми сердцами. Если он раскроет им свою тайну, то навсегда подчинит всех людей их власти. И все же он чувствовал, что не сможет смириться с вечной болью. Это была слишком высокая цена, которую пришлось бы заплатить за комфорт других людей.
Председатель что-то прокричал на каком-то особом языке.
Снаружи зала послышался мерный топот. Казалось, весь дворец содрогается от этого звука. Приближались телекопы! Его отдадут им, чтобы они могли изувечить его!
Большие дубовые двери в конце зала распахнулись. Цюлерих поднялся из кресла, когда гиганты с квадратными головами и отвратительными глазами прошли сквозь них с размеренной чёткостью, от которой задрожал выложенный плиткой пол. Никто не обратил на него никакого внимания. Члены совета улыбались, предвкушая то, что должно произойти.
Шестифутовыми шагами великаны приближались к старому распрямившемуся Цюлериху, полному решимости мужественно встретить свою судьбу. Это были отвратительные существа, люди без мозгов, без чувств, без души! Они были страшнее, чем расстрельная команда или армия с примкнутыми штыками.
Железные руки потянулись к нему. Железные пальцы сжали его руки. Железные руки оторвали его от пола. Гиганты развернулись и двинулись ко все еще открытым дверям.
— Подождите! — взмолился Цюлерих, обратив свои выпученные глаза на Председателя Совета. — Дайте мне минутку. Я согласен. Я дам каждому из вас по порции секретного снадобья!
Председатель отдал резкую команду на особом языке. Железные пальцы держали его, но телекопы остановились и застыли по стойке смирно.
— Я дам каждому из вас порцию, дарующую вам вечную жизнь, — повторил Цюлерих. — Прекратите этот ужас.
— Очень хорошо, — ответил Председатель. — Но не играйте с нами и не пытайтесь строить коварные планы.
Была отдана еще одна команда, и Цюлериха поставили на пол, хотя он по-прежнему оставался окружен механическими гигантами.
— Пусть мне принесут пять флаконов, а также химические вещества в количествах, которые я укажу. Затем я смешаю их в особых пропорциях и, приготовив раствор, дам каждому из вас по флакону с ним и по флакону для каждого из губернаторов провинций всего мира. Его вы должны будете принять с первыми лучами солнца в первый день недели, следующей за новым годом. Тогда вы обретете вечную жизнь!
Правители были в прекрасном расположении духа. Но, всё еще опасаясь, они решили использовать некое устройство для контроля его пульса, чтобы по дрожанию красных чернильных линий на ленте могли определить, лжет человек или говорит правду.
Тогда они принесли детектор лжи и надели ему на руку манжету, и приложили датчик к пульсу, а затем снова спросили его:
— Принесет ли нам вечную жизнь секретный раствор, который вы нам дадите, если мы употребим его так, как вы нам сказали?
— Да, безусловно, он даст вам вечную жизнь, — ответил Цюлерих.
И когда они посмотрели запись на ленте, то убедились, что он сказал правду.
Итак, в предоставленную ему лабораторию были принесены химикаты и флаконы. И когда он смешал раствор и разлил его по сосудам, он раздал его Правителям, разославшим флаконы каждому Правителю провинций по всему миру, оставив большую часть для себя, своих друзей и семей.
И случилось так, что с первыми лучами солнца в первый день недели, следующей за новым годом, все Правители, их друзья и семьи по всему миру приняли бледно-зеленые капли и остались сидеть, или стоять, или лежать, застыв в той позе, в какой они находились, когда пили эти капли. Ибо, подобно Цюлериху, впервые выпившему бледно-зеленые капли, они остались живы, но совершенно утратили способность двигаться!
А Цюлерих совершенно потерял голову от радости по поводу своего успеха. Теперь, когда все тираны оказались беспомощны и были свергнуты, ему следовало проявить достаточно мудрости, чтобы постепенно передать контроль народным массам. Вместо этого он выступил с заявлением и провозгласил, что все люди должны получать вознаграждение за свой труд и жить в мире друг с другом. Он пригласил их испить его бледно-зеленых капель вечной жизни и пообещал им дополнительные капли, которые дадут им возможность двигаться.
Люди поспешили взять власть в свои руки, но они испугались его и его капель, обездвиживших их Правителей. Даже Рух, последовавший за Цюлерихом во дворец, смотрел на него с особым трепетом и не хотел пить капли, которых так усердно добывался.
Так продолжалось несколько месяцев. Цюлерих, не имея иного дома, остался во дворце, а Рух, интересующийся, чем занимается ученый, остался понаблюдать за ним.
Сильные трудовые коллективы и умные люди собрались в судах, чтобы основать новую республику, вдохновленную старыми Соединенными Штатами Америки. Люди повсюду приветствовали новые Соединенные Штаты Мира как Утопию, которая должна была удовлетворить все их потребности и желания. Однако они слишком сильно полагались на новое государство, и в конце концов оно рухнуло. Даже в век совершенной механики они поняли, что сила правительства во многом зависит от усилий и приверженности его народа.
Бунты начались в залах собраний и распространились от города к городу. Люди дрались на площадях, и беспорядки быстро распространились по всей Земле. Вскоре ни в одном городе мира не было ни безопасности, ни мира.
Наступила анархия. Промышленность остановилась из-за нехватки рабочей силы и страха перед разграблениями. Борьба была жестокой — в ход шли зубы и кулаки, дубинки и камни. Все, что могло воспламениться, горело ярким пламенем.
Мягкие, воспитанные люди внезапно сбросили с себя маски и превратились в волков, полных ярости и страха. Ослабленные жизнью, полной механически эффективных удобств, они не обладали боевыми навыками, но оказались такими же кровожадными, как и их дикие предки.
Цюлерих с растущей грустью слушала истории, которые Рух приносил во дворец. Произведения искусства, химические формулы, усовершенствованные в результате многолетних терпеливых экспериментов, оборудование, созданное в результате многолетнего неустанного труда, были изуродованы и уничтожены.
Люди обезумели от избытка свободы. Они не могли контролировать себя. Они слишком долго зависели от воли, что была сильнее их собственной. А Цюлерих стал мудрее благодаря своей второй великой ошибке. Он понял, что победил одно зло и породил другое, еще более великое. Он совершенно точно выяснил, что любое правительство, каким бы деспотичным или прогнившим оно ни было, намного лучше, чем отсутствие правительства вообще!
Перед ним встала новая проблема. Он размышлял над ней, пока тысячелетний прогресс катился в небытие.
Должен ли он возродить тиранов? Должен ли он вернуть эгоистичных деспотов к власти? Должен ли он позволить им снова взять власть в свои руки, чтобы вечно мучить людей потому, что теперь них будет вечная жизнь?
Прежде чем он нашел решение этих вопросов, Рух выдал людям местонахождение их убежища. Цюлерих узнал об этом только тогда, когда ему было уже слишком поздно бежать, даже если бы он и захотел. Первой мыслью, что пришла ему в голову, когда он услышал гул самолетов над дворцом, была мысль, что толпа хочет убить его. Он не мог поверить, что они возненавидели его за то, что он отнял у них их Правителей.
Он выглянул из дверей дворца, услышав шум самолетов и громкие голоса. Небо было заполнено маленькими ярко раскрашенными самолетами. Все посадочные площадки в парке были забиты ими. Один садился за другим. Из них выпрыгивали люди и заполняли площадку. Они двинулись вперед, к дворцу, штурмуя его всем скопом. Они были в бешенстве и, казалось, действовали без единого предводителя.
Цюлерих стоял в одиночестве. Не было ни солдат, ни полиции. Телекопы, охранявшие дворец, были бессильны. Но он был полон мужества и самозабвенного превосходства, и не обращал внимания на окружающие его опасности. Его единственной целью было правосудие, переустройство и прекращение бессмысленных разрушений.
Он толкнул большие застекленные двери, ведшие из вестибюля на наружную лестницу, надеясь с помощью разумных слов и спокойного поведения пристыдить толпу и дать ей возможность взглянуть на ситуацию по-новому.
Но этих возбуждённых людей, располагавшихся ниже него, нельзя было впечатлить самопожертвованием или героизмом. Они привыкли подчиняться только железной воле. Они не уважали ничего, кроме права сильного. У них не было морального кодекса, они не руководствовались никакими принципами, кроме желания получить всё, что можно.
Они бросились вверх по величественным, пологим ступеням, образовывавшим мраморный каскад под дверями дворца. Он догадывался о силе их цепких рук, слышал хриплый рев их ненависти и желания разрушений, видел их бегающие, налитые кровью глаза.
Ярость нарастала, пока, казалось, от неё не задрожали сами стены дворца. Она чумным поветрием передавалась от двора к двору, бурлила и вскипала, распространяясь по городу.
Звуки и вид этого вавилонского столпотворения почти лишили старика Цюлериха решимости. Но он замер в дверях, призывая их быть такими же мужественными и здравомыслящими, как он сам. Они остановились в нерешительности, обступив его полукругом, охваченные яростью, словно звери, съёжившиеся от взмаха хлыста. Он мог бы поговорить с ними, мог привести их в чувство и объяснить бессмысленность их безумия, но за дворцовыми стенами нарастал шум, хоть на дворцовых ступенях и воцарилась тишина.
В новых завываниях толпы слышалась нарастающая пульсация необузданной страсти, леденящий трепет иррационального желания, ужасающий всплеск непреодолимой силы.
Цюлерих когда-то раньше слышал подобные призывы к восстанию. Тогда его охватил ужас при мысли о том, что может натворить спящий гигант бунта, если проснется. И вот теперь он проснулся!
Ритм нарастал, удар за ударом, биение за биением, волна за волной. Он повернулся и побежал. Кто мог бы урезонить это безумие? Ужас овладел Землёй!
Он стремглав помчался по дворцовому холлу, останавливаясь только для того, чтобы закрывать и запирать большие дубовые двери. Он добрался до мраморной лестницы и взлетел по ней длинными, стремительными прыжками. Он миновал шеренги застывших телекопов, стоявших вдоль стен в напряженном механическом ожидании. Он пробежал мимо застывших, парализованных Правителей, стоявших, сидевших или лежавших, уставившись неподвижными глазами прямо перед собой. Эти глаза вызывали у него отвращение, так как в них горела жизнь. Он знал, какой страх охватил этих некогда бесстрашных деспотов, беспомощных перед надвигающейся на них толпой, ревущей от дикой ярости.
Но у него не было времени на жалость. Двери дворца разлетались в щепки, мебель ломалась и валилась на пол, люди дрались друг с другом, разъяренно топоча по плитам пола, и их шаги эхом разносились по залам!
— Глупцы! Глупцы! — вскричал Цюлерих, вновь бросаясь бежать. — Глупцы! — повторял он, достигнув следующего этажа. — Вы разрушаете собственную защиту. Почему вам всегда надо разрушать то, чего не понимаете!
Но его слова были так же бесполезны, как и вереница высоких телекопов, с бесконечным терпением стоявших у стен дворца. Людские толпы были так же неспособны контролировать себя, как он — контролировать телекопов. Там стояли железные солдаты, умеющие лишь повиноваться. Они были идеальными солдатами, безынициативным и бесстрашным, ожидающим только подходящей команды, но он не знал её.