Все демоны моего мужа (СИ)

Глава девятая. Гости и единороги.

Странно, но как только я немного пришла в себя и успокоилась, во мне начала зарождаться тоска по городу, который я оставила, и в который, очевидно, никогда больше не вернусь. Мои мысли с настойчивостью маньяка все время возвращались к самому первому моменту знакомства с ним, когда под крылом самолета развернулся урбанистический пейзаж, который ни с чем не спутаешь. Дома, улицы, башни – блестящая феерия, растянутая на невероятное множество километров, и самолет все готовился и готовился к посадке, а этот прекрасный вид никак не кончался. Мне опять и опять казалось, что самолет, приземляясь, кружит над городом, и уже могу различить все, что проявляется внизу до мельчайших подробностей.

Я гнала от себя видения плотно скованных пережитыми столетиями домов, навязчиво появляющиеся запахи раскаленного асфальта, смешанного с озоном перед дождем, вкус первой клубники, которую в больших прозрачных контейнерах привозил мне Влад, как только появлялись первые фургончики с яркими смешными ягодами, нарисованными на боку. Мне снились хитросплетения улиц и ненавязчивое обаяние уютных тупиков, золотые маковки многочисленных церквей, зимняя слякоть на блестящих тротуарных плитках и загадочные блики фонарей, отражающиеся в них. Ещё я начинала вспоминать Влада, но не с перекошенным лицом, а того, из самого начала, когда нам было просто невероятно хорошо вместе.

Гнала эту грусть, доказывая сама себе снова и снова, что это прошло и больше не случится в моей жизни, так зачем вызывать ненужные воспоминания? Но стоило расслабиться, утонуть в дневной полудреме, как они приходили ко мне и грустно маячили сквозь стекло времени, становясь все более размытыми и нечеткими, а от этого – ещё более прекрасными. И вдруг я поняла, что если приятные воспоминания приходят снова и снова, значит, отхожу от ужаса, который гнал меня так далеко, как только можно. Страх издевательств уходит, его заменяют приятные воспоминания. Только вот тосковать по несбыточному мне было совершенно не к чему.

Тем более, что в Старом Доме время от времени происходили совершенно неожиданные, но довольно симпатичные события. Пусть и не судьбоносные в своем величие, но очень по-домашнему уютные.

– Привет! – звонкий раскат задорного голоса на пороге пронзил сонную тишину.

В этот раз Старый дом застиг меня врасплох, потому что вдруг наполнился радостными голосами. Он зазвенел предчувствием чего-то замечательного, словно в бокал со льдом вливалась тугая хмельная струя золотистого вина. Мне показалось даже, что я слышу радостное хлопанье крыльев нарисованных птиц, и меня просто потянуло вниз, к порогу, где заклубилась остроглазая и быстроречивая жизнь.

Приехали Хана и Майя, это этих веселых и беззаботных художниц встречали птицы. Как и положено созданиям встречать своих творцов. Мелькали руки, дорожные сумки, кто-то разувался, разбрасывая белые кроссовки от нетерпения, кто-то обнимался, и все говорили разом, быстро, не слушая друг друга от полноты чувств. Во всем доме то тут, то там образовывались веселые вихри, Лия уже звенела чем-то на кухне, оттуда тут же потянуло запахом свежесваренного кофе, в душевой заплескалась вода, и все обитатели Старого дома оказывались сразу везде, наполнили каждый его угол, и одновременно собирались куда-то немедленно ехать, идти, что-то делать и дома, и вне его.

Размышлять о своем сложном внутреннем мире как-то сразу стало некогда, и я включилась в этот поток энергии, который нес уже сам, по инерции, как бурная река несет тебя вне желания в ей выбранном направлении. То есть моментально приникла к этой бурлящей всеобщей энергии, и неслась уже в общем стремительном векторе, не давая себе труда задуматься, зачем и почему. Смысл снова возвратился к жизни самой, а не к тому, что я о ней думаю. Словно мой разбитый вдребезги мир снова стал населяться различными людьми со своими радостями и проблемами. Иногда совершенно случайно, без моего на то участия.

– Я теперь словно магнит для всяких якобы остроумных высказываний, – быстро, словно боясь не успеть выложить все, что пришло в голову, рассказывала Хана. Высокая, худая бывшая жгучая брюнетка в самом центре комнаты просто светилась нежно-розовыми волосами. Это было, мягко скажем, несколько неожиданно. – Никто не может пройти мимо, я постоянно ловлю на себе странные взгляды. Это какой-то дикий опыт существования под пристальным вниманием.

Лия засмеялась:

– Они же не знают, что ты просто жертва неудачного обесцвечивания. Хотела убрать фатальность из образа, а получила ещё большую непохожесть на других.

– Ну почему люди никогда не могут оставить меня в покое? – закричала Хана, схватив чашку с кофе и большой бутерброд.

– Потому что ты выделяешься из толпы. – Подхватила мысль Майя. – И сама подчеркиваешь это своим обликом. Твои розовые волосы – знак того, что ты – другая. И поставила эту метку сама себе. Так что не возмущайся. Хочешь покоя – перекрашивайся в русый, черный, в любой обыкновенный цвет. Будешь как все, и сможешь растворяться в толпе.

Это была очень интересная тема, по моему мнению. Мне тоже захотелось участвовать в этом бунте против розовых волос или за них – я ещё не решила, на чьей стороне мне хочется выступать, но сказать что-нибудь по этому поводу определенно хотелось.

– Иногда, как ни старайся, толпа не дает тебе в ней раствориться. Даже если человек изо всех сил пытается мимикрировать под неё. Прямо выпихивает из себя. Есть такие личности, которые никогда и никак не смогут раствориться в толпе, – я задумчиво внесла свою лепту в разговор. – А есть такие, что изо всех сил пытаются выделиться, но все равно остаются её частью. Мне кажется, что дело не во внешней метке, которую человек ставит сам себе. А в какой-то глубинной, которую на личность ставит кто-то свыше.

Лия прищурилась:

– О, метка крови? Мы опять возвращаемся в нашей легенде? Поздравляю Хана, ты – потомок волка Аштарака. Твой дар непохожести, а вместе с тем отчужденности – розовые волосы.

– Чего? – Хана недоуменно воззрилась на нас с Лией, потому что мы как раз в этот момент обменялись понимающими взглядами.

– Все не так буквально, – произнесла вдогонку я, и мы с Лией рассказали девочкам местную легенду.

Хана верила в динозаврика Гошу и в единорогов. Гошу она сама создала и собирала с его историями кучу лайков в интернете, а единорогов никогда не видела. Поэтому она с восторгом приняла нашу версию событий.

– Я вот, правда, не смейтесь, все время чувствую, что какая-то другая. С самого детства. Люди всегда как-то странно смотрели на меня. Я чувствую, что им одновременно хочется ко мне прикоснуться и уйти куда-нибудь подальше.

– Ты их просто раздражаешь, – засмеялась Майя. – Потому что у тебя в голове – единороги, а не грядки с картошкой, и они чувствуют это.

– А что в этом такого? – искренне удивилась Хана.

– Про картошку можно всегда поговорить – как посадили, окучивали ли, удался ли урожай. А как обсуждать несуществующих единорогов? И главное – зачем? От этого нет никакой практической пользы. Бесполезная информация, которую никуда не применишь в жизни.

– Единороги существуют, – упрямо пробурчала Хана. – И их запросто можно применить в жизни. Только сначала их нужно встретить. А вот это уже проблема.

И вдруг, посмотрев на меня, выдала:

– А как тебе живется с твоей меткой?

– С какой? – опешила я. В тот момент вообще не поняла, что она имеет в виду.

– С меткой жертвы....

– Вот что ты сейчас сказала? – сердито вмешалась Лия. Она закончила собирать грязную посуду со стола, и теперь сидела как бы погруженная в пинание каких-то птичек на планшете. Но, судя по всему, нить беседы не упускала.

– Так у неё на лбу высечено: «Жертва», – виновато оправдывалась Хана. – Я же за неё переживаю. Лиза, тебе явно нужна помощь.

Я проглотила ком, опять поднимавшийся к горлу, и натянула улыбку на лицо. Улыбка, как дырявый чулок, пошла затяжками гримас, получилось что-то похожее на оскал. Я это чувствовала, но ничего не могла с этим поделать.

– Ха-ха три раза, – сбивчиво проговорила я. – Никакая я не жертва. Тебе показалось.

Хана прищурилась, но промолчала. В эту секунду мне послышалось хлопанье крыльев нарисованных птиц. «Это просто связь между художником и его картинами, – быстро подумала я. – Ничего она не видит, просто чувствует наши разговоры с птицами».

– Хана, твоя непосредственность иногда граничит с идиотизмом, – Лия отложила планшет и встала. Краем глаза я видела, как она делает какие-то угрожающие знаки Хане. – У меня есть предложение спуститься в город. Мне нужно по небольшим делам, а потом мы можем выпить кофе в кафешке. Или просто потолкаться по улицам.

Уж не знаю почему, но настроение у меня резко испортилось. Опять накрыло ощущение, что у меня какая-то заразная болезнь, которую чувствуют окружающие и сторонятся. Мне хотелось жить так, словно ничего не случилось. А эти взгляды и перемигивания....

– Я не пойду. – Резко погрустнев, сказала я девочкам. – У меня много работы.

– Принцесса Иголочка? – подмигнула мне Лия, и голос её опять стал насмешливым.

– Какая принцесса? – тут же взволновалась Хана. В данный момент она выпускала серию открыток со сказочными персонажами, и её очень волновал вопрос принцесс и прочих волшебных существ. Единорогов, да.

– Я тебе потом расскажу, – пообещала я и отправилась к своему ноутбуку. Потому что, как бы ни надсмехалась надо мной научная Лия, но моя капризная принцесса Иголочка уже начинала догадываться о том, что её крестная – злая ведьма. Я действительно не могла оставить её в такой драматический момент одну на перепутье. А девчонки отправились толкаться по улицам. Притягивая к себе взгляды, в основном, нежно розовым отсветом волос Ханы.

Я подумала немного и отправила Иголочку перекрашиваться в розовый цвет. В феемахерскую к волшебным мастерам феям. Теперь Иголочка стала удивительно похожей на Хану. Мне даже показалось, что моя принцесса стала выше и худее. И ещё у неё появилась вертлявая привычка постоянно оглядываться в поисках единорога. «Вы кто?», – спросила её на входе во дворец злая ведьма, притворявшаяся доброй крестной.

– Джора на твою голову, – вдруг донеслось с улицы в этот волнующий момент, и это был негодующий женский голос, обладательницу которого мне не было видно из-за вышеупомянутого мандаринового дерева, занявшего своей кроной все окно. Судя по интонации, с кричавшей происходило что-то из ряда вон выходящее, и я забыв обо всем, сломя голову, ринулась вниз по ступенькам. Когда я, запыхавшись, выскользнула из тугой калитки, моему взору предстало удивительное зрелище.

Это была Ануш, о которой я просто не могла не думать в последнее время из-за постоянных упоминаний. И эта самая Ануш тащила волоком прямо по дороге какой-то огромный мешок. Мешок был черный и блестящий, что выдавало в нем мусоросборник. Ещё в таких мешках просто замечательно перетаскивать трупы, подумала я по привычке. Впрочем, было понятно, что среди бела дня Ануш, несмотря на всю свою загадочность и непостижимость для меня, не стала бы перетаскивать труп на глазах у всей деревни. Даже если бы ей это было просто невтерпеж. Скорее всего, труп исключался, но любопытство из меня было исключить гораздо труднее.

– Что случилось? – крикнула я ей и помахала рукой, чтобы привлечь внимание.

– Сын шайтана, Додик, – задыхаясь, пояснила она мне, кивнув на мешок. Я внимательно посмотрела на него. Неужели я была права, и в мешке сейчас располагается расчлененный Додик, сын шайтана?

– Он там?– робко попыталась уточнить некоторые моменты я, все так же, не спуская глаз с мешка.

– Кто? – удивленно вытаращилась на меня Ануш. Её лицо раскраснелось, и даже как-то побагровело, а выбившиеся из неизменного перекрученного резинкой на макушке хвоста, пряди волос прилипали к влажному лицу. Ануш отплевывая очередную прядь волос, залезавшую ей в рот, и повторила:

– Кто там?

– Додик, – засмущалась я.

– Где?

– В мешке? – В каком мешке Додик? – испуганно спросила Ануш.

– В... вашем? – это было всего лишь предположение.

– В мешке грунт, – Ануш смотрела на меня с подозрением, как на не совсем нормальную. Хотя это было и несправедливо. Моя логика была безупречной. Это она сама говорила непонятно.– Додик так торопился, что выкинул мешок на краю Аштарака. И умчался дальше на своем авто. Подозреваю, что спешил к очередной своей пассии. Додик у нас влюбчивый. А мне теперь этот клад тащить до дома. Как назло, деревня словно вымерла.

Я дотронулась все ещё с опаской до предполагаемых останков Додика. Под ладонью сквозь нагретую поверхность мешка действительно ощущалось что-то крупно сыпучее.

– Могу помочь....

Не то, чтобы мне очень хотелось тащить этот уже изрядно пыльный мешок через всю деревню, но раз уж выскочила на призывный зов Ануш, что мне ещё оставалось сказать?

Она явно обрадовалась, хотя тут же изобразила недовольное лицо:

– Не надорвешься? Ты выглядишь хлипкой какой-то.

Я вздохнула и впряглась бурлаком в волочение мешка. Не то, чтобы она взяла меня на «слабо», хотя, очевидно, именно это она и пыталась сделать, просто отступать было уже некуда. Через пару минут мы с Ануш, несмотря на все внешние различия, стали напоминать сестер – с красными от натуги лицами и растрепавшимися волосами. Я стала отплевывать пряди, лезущие в рот, точно так же как она, и казалось, ещё немного и стану кричать что-нибудь вроде «Лёкунту алам ляу ариф!». Так во время нашего пути, остановившись на секунду передохнуть, вскрикивала жалобно и одновременно грозно Ануш. И как это у неё получается в одну фразу вместить столько противоречивых эмоций? Ещё мы вместе, практически хором, проклинали любвеобильного Додика. Хотя, может, и зря. Это было всего лишь предположение Ануш.

Вниз с горки, когда уже показалась ограда её дома, увитая каким-то пышным и одновременно ползучим растением, тащить мешок стало не только физически, но и морально гораздо легче. Мы кинули его прямо у той самой ограды, и Ануш, охнув уже вполне умиротворенно, махнула рукой в сторону веранды.

– Проходи, я сейчас.

Она заспешила куда-то внутрь дома, я присела прямо на ступеньки, смакуя каждую секунду такой прекрасной неподвижности после усиленного физического труда. Это было невероятно замечательно – вот так сидеть, и ровным счетом абсолютно ничего не делать. Проклинать Додика, пусть и про себя, стало вдвойне приятнее. Я не успела даже осмотреться, так быстро на пороге показалась Ануш с небольшим разносом, на котором стояли два высоких запотевших бокала с прозрачным напитком.

– Это сок. – Сказала она, присаживаясь рядом и протягивая мне один из стаканов. – Виноградный сок. Я не буду предлагать тебе вино, тебе сейчас это будет хуже. Пей сок.

Я благодарно взяла стакан из её рук. Напиток показался мне просто божественным. Я выпила его, казалось, одним глотком. Странно, но уходить мне не хотелось. И о чем говорить, тоже не знала. Просто так и осталась сидеть на ступеньках, вертя в руках уже пустой стакан. Разговор начала Ануш.

– Ты приехала к Лие, кажется?

Я кивнула.

– Мы встречались с вами. Я уже говорила....

– Помню. Спасибо тебе, Лиза.

Я обрадовалась, что она запомнила мое имя.

– А Додик, это кто? – черт побери, мое любопытство, но вопрос просто сам по себе вырвался из меня.

– Родственник. – Засмеялась Ануш. – Но у нас тут, у старожилов, альумур альмуакат, все между собой родственники. Акариб. Это последние несколько лет здесь активно стали дома покупать и переезжать люди из других мест. А ещё наши родители жили очень тесно и обособленно.

Я кивнула.

– Среди вновь прибывших встречаются довольно странные люди. – Задумчиво глядя в глубину окружающих гор, сказала Ануш. – Писатели. Или девочки с розовыми волосами.

– Вас беспокоят гости? – виновато спросила я.

– И да, и нет. Мне нравятся гости. Но иногда они появляются не очень вовремя.

Мне стало неудобно, словно деревня была вся во владениях Ануш, и я вторглась в её пространство, нарушив уединение. Тут же вспомнила, что приехала совершенно не к ней, а к Лие с Алексом и немного обиделась. А кто бы ей, например, помог сегодня, если бы не эти гости, которые не вовремя? Или она все ещё злится за пропавшего Мухтара? Но ни писателям, ни девочкам с розовыми волосами совершенно ни к чему сводить чужую собаку со двора. И вообще ни к чему совершать подобные глупости. Ануш поняла мое молчание, как обиду, и сказала уже немного извиняющимся тоном:

– Ничего личного, Лиза. Просто сейчас действительно такое время, что в Аштараке лучше всего не находиться посторонним.

– Это связано со звуком охотничьего рога по ночам? – осмелилась спросить я.

Ануш кивнула.

– И с этим тоже.

– Старинная легенда....

– Это просто легенда. – Ануш поднялась со ступеней, давая понять, что разговаривать на эту тему она не намерена. – А ты странная, Лиза. Что-то есть в тебе. Только очень слабая.

– Вы меня совсем не знаете, – тихо сказала я.

– Мне и не нужно долго знать. Я вижу....

Женщина неопределенно повертела рукой в уже вечернем воздухе.

– Вижу не только глазами. От тебя идет запах страха. И пота. Как от загнанной зверушки.

– И вы тоже....

Я вспомнила утренний выпад Ханы.

– Вы ошибаетесь. Вы все ошибаетесь. Я справлюсь с этим. Сама.

Мне показалось, что Ануш словно начала принюхиваться ко мне, чуть опустив глаза. Она делала это, стараясь как можно незаметней, но я все равно видела: она явно втягивала ноздрями запах, который шел от меня. Стало немного не по себе. «И это она мне говорит, что я странная», – промелькнуло в голове.

– Нет, – наконец-то Ануш открыла глаза и стала опять вполне нормальной. – С ЭТИМ ты сама не справишься.

Я поняла, что она вполне понимает, что со мной происходит. И ещё поняла, что ей ой как не хочется вмешиваться в мои дела. Хотя я собственно и не просила её об этом.

– Вы меня пугаете. Зачем? – посмотрела ей прямо в глаза.

– Предупреждаю. Потому что ты мне нравишься, – она горько вздохнула, словно только что подписалась на ненужное ей мероприятие. – Ты славная девушка. Хоть и слабая. А у меня совсем на это все нет времени и сил. Будь осторожнее, Лиза, ладно?

Несмотря на то, что я не совсем поняла, что именно она имела в виду, который раз за этот месяц пообещала совершенно постороннему человеку быть осторожнее. Хотя куда уж больше? Куда уж осторожнее?

От собственной никчемности и неопределенности хотелось завыть. Всю дорогу, которую я потная и пыльная, проделала от дома Ануш, хотелось выть, и даже в Старом Доме, когда бросилась ничком на кровать, все ещё хотелось выть. Я зависла, как вирусная компьютерная программа. Бежала от прошлого, пыталась переварить его в настоящем и понятия не имела, в какую сторону меня потянет будущее. Поймала себя на мысли, что даже походка у меня стала какой-то тяжелой, грузной. Почему-то я стала шаркать ногами и сутулиться. Такой походкой в будущее устремляться просто неприлично. Хотя о чем это я? Не неприлично, а просто невозможно.

Будущее.... Наверное, вскоре нужно будет искать земную работу и какое-то жилье в аренду. Сколько я могу ещё висеть на шее у Алекса и Лии? Деньги от продажи квартиры за эти несколько лет моего счастливого замужества и вдохновенного писательства уже растворились в просторах бытия, как будто и не были. Какую работу я могу найти здесь? Устроиться на время летнего туристического сезона горничной в отель? Или посудомойкой в кафе? Сейчас даже эти варианты казались мне нереальными. Обратиться опять к кому-нибудь за помощью? Папа давно жил с другой семьей в другой стране, ему было явно не до меня в борьбе за свой кусок места под солнцем. Мама...

Тут меня совсем прорвало. Я заплакала, стараясь зарыться как можно глубже в подушку, на особо яростных и неистовых подвываниях. У меня никого не осталось, кроме Лии и Алекса. «Будь осторожнее», – сказала эта совершенно незнакомая мне женщина. Что она знает о моей жизни и моем желании быть осторожной? Я разозлилась на совершенно неповинную в моих злоключениях Ануш, и резко села на кровати. За окном уже явно сгущались сумерки, и оказалось, что Дом вновь наполнился жизнью.

Снизу раздавались голоса, и мне как-то сразу расхотелось сидеть в своей комнате. Все мое жизнелюбивое, в общем, существо потянулось к людям, неторопливым разговорам, теням, которые отбрасывали уже в темноте густо сплетенными кронами деревья в заброшенном саду. Я спустилась вниз, и тихонько присела на свободный шезлонг. Очевидно, во двор были выставлены все шезлонги, которые имелись в доме.

Это было действительно очень неплохо: сидеть у мангала, смотреть на ограниченный жесткими гранями огонь, ждать, когда поленья прогорят до углей, предвкушая тронутые этим огнем куски мяса, уже замаринованные и выложенные на решетку. Скоро, очень скоро в запах костра сначала робко, а потом все настойчивее вмешается аромат поджаривающегося мяса, и что-то древнее, первобытное и животное просыпается в душе от одного только предвкушения.

– Здесь такой обычай, – продолжала начатый до моего появления рассказ Майя. – Мне рассказывала девочка, с которой я ходила в автошколу. Это такой древний обычай, но на современный лад.

– Похищение? – лениво спросила Лия, которая с расслабленным удовольствием потягивала пиво из бутылки. Готовка мяса на огне – чисто мужское занятие, и этим вечером она могла позволить себе переложить все хозяйственные хлопоты на мужа. – Неужели до сих пор крадут? Да, ладно....

Майю немного оскорбила недоверчивость в её голосе, и она принялась рассказывать торопливее. Девочки, включая и меня, и якобы недоверчивую Лию, слушали, затаив дыхание. В любом возрасте, хоть в сто лет, девочки будут внимательно слушать любовные истории. И переживать.

– Парень, который хочет украсть девушку, сговаривается с её сестрой или подругой. Или с братом, но непременно – двоюродным. Родной брат на это никогда не пойдет. Ничего не подозревающая девушка идет с предательницей в кафе или в гости, и тут нарисовывается этот крендель и предлагает подвести домой. Подругу доставляет по адресу, а девушку коварно привозит к себе. Её закрывают в комнате. Конечно, никто невесту и пальцем не тронет, и кормить будут, как королеву, и все прихоти выполнять. Если она провела ночь у него в доме, значит, считается украденной. К утру родственники не явившейся ночевать девушки понимают, что к чему, и находят её. Пленницу спрашивают, остается она или нет. Если говорит «да», то через несколько дней играют свадьбу. Если она не согласна, родители спокойно забирают её, но укравший парень считается опозоренным.

– Слушай, – Лия очень заинтересовалась этой историей, – а я ведь слышала что-то подобное. Там девушка была украдена в очень уважаемую семью, и не могла допустить, чтобы на этот дом легла тень позора. Это было бы достаточно чревато последствиями для всей деревни. Но и замуж очень не хотела. Тогда она утром при всем честном народе сказала да, а на следующую ночь вместе с сестрой, которую оставили для присмотра за ней, вылезла в окно и убежала. Неудавшийся жених все равно оказался опозоренным, но на семью тень не упала.

– Точно, – подхватила Майя. – Она же дому сказала «да», а жених сам виноват, что не смог удержать.

На пороге появился Алекс:

– Кто не смог удержать? – спросил он, и проведя рукой над углями, довольно хмыкнул. Щепки прогорели, как нужно.

– Мы про похищения невест рассказываем, – сдала нас всех Лия мужу.

Алекс положил решетку с основательными кусками мяса на мангал, и, глядя то ли на огонь, то ли на аппетитные мясные куски, сказал:

– Что-то в этом есть....

– Что есть? – не поняла Лия.

– В похищении что-то такое есть. Мне нравится.

– И кого ты собрался похищать? – ужаснулась Лия, а мы все рассмеялись.

– Мне жалко, что я тебя в свое время не похитил. Сейчас было бы, что вспоминать.

– И как бы ты сделал это в сибирском индустриальном городе, – засмеялась Лия, но, наверное, она все-таки была довольна ответом мужа.

– Не, – замотала головой Хана. – Это в тебе мужской шовинизм говорит. Ты хочешь относиться к женщине, как к жертве или добыче. Первобытный зов крови.

– Я же мужчина. – Сказал Алекс. – Значит, правильно отношусь.

Мы все дружно кивнули, соглашаясь, что он правильно относится, честно говоря, потому что спорить было лень. И ещё мясо уже начинало источать божественный аромат, а решетка была в руках у Алекса. Только я подумала вдогонку, что иногда понимаю первобытных женщин, сдавших свою свободу мужчине, у которого в руках была плошка, наполненная поджаренными кусками мяса.

В этот момент я вдруг почувствовала на себе какой-то пронзительно осуждающий взгляд. Посмотрела вверх, на небо, и увидела только яркие звезды. Странно, но казалось, лучи негодования идут именно оттуда. Свыше. Ещё немного и мне бы стало стыдно перед негодующими звездами за такие свои продажные мысли, но тут раздался крик Лии.

– Единорог! – закричала она, заглядывая куда-то за спинку своего шезлонга. Туда же моментально подлетел Алекс, отставив решетку с мясом на большой пенек, служивший столом, заглянул за шезлонг. Мы втроем тоже ринулись в эту сторону.

– Стоп! Стоп! – страшным угрожающим голосом крикнул Алекс, и даже в разные стороны развел руки, предупреждая, то никто к единорогу без соблюдения некоторых правил не пройдет.

– Ты девственница? – строго спросил он у Ханы.

Она почему-то сразу задумалась и погрустнела.

– Ты не увидишь единорога, если ты не девственница, – важно сказал Алекс.

Мы все дружно навалились на это ярое проявление неприкрытого и оголтелого мужского шовинизма, и Хана опустилась на колени за шезлонгом, взволнованно вглядываясь в темноту. Все замолчали. Вдруг она выдохнула в торжественной тишине.

– Это, да... Это он. Единорог. Жук-единорог.

В голосе её дрожала встреча с долгожданным чудом.

– Вот видишь, – Алекс важно поднял указательный палец в небо, очень довольный собой. Словно это не он минуту назад препятствовал встрече Ханы с мечтой по нелепому, надуманному предлогу. – Ты мечтала о встрече с единорогом, и ты его встретила. У нас в саду. Только у нас водятся единороги.

Майя и Лия тихонько подошли к сидящей на коленях девушке, чтобы рассмотреть редкостного жука. А я не пошла. У меня было чувство, что Хану обманули. Она увидела своего единорога, но что-то в этом было не то. Почему-то в этот момент мне захотелось, чтобы из-за темного дерева вышел настоящий единорог. Он бы был весь белый, со светящейся холкой, а рог был бы у него прозрачный, словно хрустальный. С узорами. Память услужливо подсовывала вид фужеров в бабушкином комоде. Рисунки с бабушкиного хрусталя перешли в моем воображении на волшебный рог. И надо сказать, что-то в этом было невероятно притягательное. Этакое домашнее волшебство.

Я нисколько не удивилась, когда в темных деревьях что-то зашуршало и из темноты кустов на нас выглянула любопытная морда рыжей коровы. Она как всегда жевала что-то из обглоданного в нашем саду. Девчонки взвизгнули, Алекс выругался, а Лия метнулась в дом и через секунду появилась на пороге, вставляя пульки в свой знаменитый мушкет. Рыжая обиженно сказала «му-у», и, не дожидаясь уже привычного щелчка затвора, отправилась восвояси, все так же повиливая бедрами.

Лия в бессилии опустила руки и сказала:

– Алекс. Нам нужен новый забор. Вот делай что хочешь, но нам нужен новый забор. Она уже просто прогнившие доски рогом цепляет и проходит. Я каждый день латаю дыры, но все бестолку.

– Угу, – буркнул Алекс неопределенно. Видимо, ему не понравилась смена разговора с единорога на новый забор. Я же опять подумала про превратности судьбы, которая дает иногда мечту частями. В данном случае разделив рог и нечто, выходящее из темноты сада. В результате получается что-то совершенно третье. Не то, что задумывала ты, но и не то, что имела в виду судьба. Странно....

Утром девушки уехали, а во дворе ещё несколько дней сиротливо маячил закопченный мангал с остатками прогоревших углей, как напоминание о празднике. Казалось, он тщетно пытается сохранить головокружительные запахи вчерашнего ужина, но они беспощадно уплывают, растворяются в наступившем новом дне. А ещё чуть позже Алекс куда-то его спрятал. Наверное, до лучших времен. Можно было снова погрузиться в свои страдания и размышления о тщете всего сущего.