Змеи Неба и Пламени

Мой взгляд скользит по телу Принцессы, отмечая каждый синяк, что я оставил. Их присутствие меня беспокоит. Хотел бы я сразу исцелить все эти повреждённые места.

— Я хочу ещё таких, — принцесса поворачивается ко мне и поднимает наполовину съеденную ягоду. — Принеси мне ещё.

На мгновение меня отвлекает треугольник розовой плоти между её ног — две округлые губы с углублением между ними. Ранее она показала мне свои гениталии от страха, а теперь мне любопытно взглянуть на них снова. Они кажутся куда сложнее, чем брачная щель у самки дракона.

Теперь, когда она знает, что я не стал бы спариваться с ней в этой форме, она снова стыдится своего тела. Замечая, что я смотрю на неё, она прикрывает это место свободной рукой.

— Иди и принеси то, что я хочу, — резко бросает она.

Я удаляюсь, кипя от гнева из-за того, как она мною командует… мною, принцем драконов. Когда я возвращаюсь с ещё одной ягодой, она полощет свой наряд в озере. Она надевает мокрую одежду, которая скрывает от меня её зад и гениталии.

— Где одежда, которую ты обещал? — спрашивает она.

— Она скоро будет. Завтра.

— Это недостаточно скоро. Мне нужно что-то сейчас.

— Возможно, у одной из других пленниц есть что-то, что ты могла бы надеть, — говорю я. — Или, может, где-то найдется кусок гобелена, обрывок парусины…

— Ты ждёшь, чтобы я, принцесса, надела кусок парусины? — Её синие глаза расширяются, в манерах читается высокомерие и ярость. — Ступай и принеси мне платье, дракон. Я требую его. Принеси мне платье прямо сейчас. Найди его.

— Как пожелает Ваше Высочество, — огрызаюсь я. — Если потребуется, сорву платье с другой пленницы.

Её выражение мгновенно меняется. Этот переход настолько резок, что я начинаю подозревать, что все её жалобы и требования — лишь спектакль. Она притворяется, хотя я не уверен, зачем.

— Не раздевай другую пленницу, — восклицает она уже мягче. — В этом нет нужды. Просто… найди мне что-нибудь. Может быть, у кого-то из других пленниц есть запасной плащ. Или, полагаю, я могла бы превратить верхнюю юбку своего платья во что-то вроде временной одежды. Она осталась в твоей пещере.

— Тогда мы пойдём за ней. Роткури уже должен был закончить убирать после тебя.

— Роткури — это тот синий дракон, с которым ты говорил по дороге сюда?

— Да. — Я не говорю ей, что ещё сказал мне Роткури… что он лизал свою пленницу, и ей это сильно понравилось. Он сказал, что чем больше он это делал, тем охотнее она соглашалась остаться с ним. Его рассказ и был причиной того, что я лизнул Принцессу по спине ранее. Но, похоже, на неё это не произвело такого же эффекта, как на пленницу Роткури. Возможно, я лизнул её не в том месте.

— Я бы предпочла не болтаться в твоих когтях, — произнесла Принцесса. — Есть ли на твоей спине место, где я могла бы безопасно сидеть?

Я опускаю тело к земле.

— Можешь посмотреть сама.

Она подходит ко мне, ставит босую ногу на мою переднюю лапу и поднимается, чтобы взглянуть на мою спину.

Мои чешуйки, какими бы прочными они ни были, чувствительны к прикосновению, и легкий вес её ноги на лапе вызывает неожиданную дрожь. Она касается моей шеи, упираясь одной маленькой ладонью в мои чешуйки.

Где-то у основания хвоста я ощущаю слабое, пульсирующее возбуждение, и мой член касается щели, в которой скрыт.

Это не то, что я чувствую, когда мне нужно справить нужду. Это совсем другое ощущение.

— Кажется, между двумя твоими шипами есть место, где я могу сесть и держаться, — говорит Принцесса. — Я попробую забраться наверх.

Она собирается сесть на меня, оседлать, прижав свои нежные половые органы прямо к моим чешуйкам. Еще одна волна возбуждения прокатывается по телу — более глубокая, тяжелая дрожь, и мой член увеличивается внутри своего укрытия. Если он вырастет еще немного, то сам выйдет наружу. Этого я не могу допустить.

Я резко поднимаюсь, и Принцесса соскальзывает с моей лапы на траву. Она выглядит очень расстроенной.

— Я понесу тебя в когтях, — говорю я ей.

Она скрещивает руки на голой груди.

— Нет.

— Ты не можешь мне отказать. Здесь командую я.

— Ты похитил меня из моего города в самый разгар кризиса, — парирует она. — Я не знаю, что стало с моими друзьями, с хорошими людьми во дворце, с моей матерью… — Она запинается. — Ты обязан переносить меня так, как я этого хочу, из уважения к моему достоинству.

Горе поглощает меня, как разрушительная приливная волна, сметая все мягкие чувства. Я бросаюсь к ней, обнажив клыки, нависаю над ней, как грозный монстр, как грохочущая гора гнева. Её лицо бледнеет, но она не отступает, даже когда я говорю с ней самым мрачным тоном, мои челюсти всего в шаге от её лица.

— Твоё королевство много лет охотилось на мой народ, — рычу я. — За одно это вы заслуживали ту бойню, что мы устроили вашим армиям. Но этого оказалось мало, ваш Верховный Колдун убил мою обожаемую бабушку, на советы которой я надеялся. Он убил мою дорогую сестру, без которой мы с братом остались абсолютно потерянными. Он похитил мою Наречённую, дракона-воина, которая стала бы моей спутницей. Она была прекраснее и сильнее, чем ты, жалкое создание, когда-либо сможешь себе представить. Ты и твои обрекли мою расу и разрушили моё счастье навеки. Я не должен тебе ничего. Ты — ничто.

Это правда. Она для меня всего лишь кусок, который легко можно было бы захватить зубами и разжевать.

Она смотрит на меня, тяжело дыша от ужаса. Но потом что-то меняется в её лице — её глаза становятся мягче, теплее. Она осторожно кладёт руку на мой нос, прямо между ноздрями.

На мгновение я замираю. Удерживаемый и парализованный этим нежным касанием.

Она не просит прощения за то, что её народ сделал с моим. Она просто касается меня, будто этого достаточно.

Этого недостаточно.

Я отшатываюсь с рычанием и, схватив её передними лапами, взмываю в воздух.

Когда мы возвращаемся в пещеру, в гнезде не хватает двух небольших кусочков, а каменный пол недавно вымыт.

Я опускаю её в гнездо.

— С этого момента, если тебе нужно будет облегчиться, делай это здесь. — Я вытягиваю неглубокую глиняную чашу из глубины пещеры. — Я буду избавляться от твоих отходов по мере необходимости.

— А где драконы справляют нужду? — спрашивает она.

— Иногда с обрыва. Обычно в океан или в укромной яме на земле, где можно закопать. — Я ложусь поперек входа в пещеру, повернувшись к ней спиной. — Одевайся.

Послеполуденное солнце согрело камень, и тепло просачивается сквозь чешуйки, достигая костей. Я могу создавать своё тепло, но приятно греться в этом восхитительном солнечном свете.

Отец всегда говорил, что разные элементы природы питают силу каждого дракона. Моя способность — ярко-оранжевый огонь, так что логично, что солнечные ванны восстанавливают мою энергию быстрее, чем просто отдых. Варекс, со своей магией пустоты, предпочитает темные ночи без луны и часто отправляется в полеты среди полуночи.

Солнце может восстанавливать мою магию, но оно также навевает сон. Усталость сковывает меня: сердце ранено, тело измотано, а то немногое, что я успел получить при отдыхе прошлой ночью, явно недостаточно. Когда веки начинают смыкаться, я не сопротивляюсь. Мое тело загораживает вход в пещеру. Если Принцесса снова решит направиться к обрыву, я почувствую это и смогу её остановить. К счастью, она, кажется, стала менее склонна к саморазрушению, когда поняла мою истинную цель. Мне следовало объяснить всё это с самого начала.

Но, как я уже говорил, я ей ничего не должен.

Купаясь в тёплом солнечном свете, я погружаюсь в сон.

Пока её голос не нарушает тишину.

— Когда-то у меня была жена,

Что забрала мою жизнь,

И похоронила меня

Под водой морской.

Чёрт ее побери.

Она поёт громко, весело. Нарочно нарушает мой покой, маленьким актом мести.

Я не дам ей удовольствия знать, что она разбудила меня. Хотя дрожь в заострённых ушах, возможно, уже выдала меня.

Принцесса продолжает петь:

— Моряк поймал меня в свою сеть

С лодки, что выиграл в пьяном споре.

Я поглотил его душу,

Чтобы стать целым,

Какую глупую историю она рассказывает, и какой дурацкой песней её сопровождает. Она крутится по кругу, и конца ей нет, нет конца — кто мог выдумать такое отвратительное средство пытки?

— Я отправился в таверну, чтобы выменять эль,

И трактирщица молила: «Расскажешь мне историю?»

И я ответил…

Когда-то у меня была жена,

Что забрала мою жизнь,

Каждый раз, как я начинаю снова засыпать, принцесса меняет тембр или громкость голоса. Наконец, я не могу больше это терпеть. Я резко поднимаюсь и поворачиваюсь, хвост хлещет воздух, крылья изогнуты, челюсти сжаты.

Она сидит в гнезде, облачённая в рваные кусочки розового шёлка — один из них завязан вокруг талии, другой обвивает грудь. Глаза её широко раскрыты, в них смешаны ужас и возбуждение, и она улыбается с торжеством, наслаждаясь тем, что вызвала мою реакцию.

Черт возьми, она безумно красива.

Слова вырываются из моего горла в виде раздражённого рычания.

— Ты отвратительна.

Её улыбка становиться жестче.

— Говорит отвратительное чудовище.

Я медленно подкрадываюсь к ней, как хищник, подходящий к добыче.

— Ты прекратишь петь эту песню.

— Заставь меня.

— Какое упрямство для такой хрупкой и беззащитной.

Она делает шаткий вдох, когда я возвышаюсь над ней и сверлю её взглядом. Воздух вокруг нас становится густым и натянутым, как электрическое напряжение. Я не знаю, что собираюсь сделать. Я отказываюсь вредить ей, но она выводит меня из себя так, что мне нужно сделать с ней что-то. Я хочу её тело между моими зубами, под языком, прижатое к моим чешуйкам. Я восхищаюсь её ярким, живым мужеством, и всё же хочу, чтобы она подчинилась мне, покорилась.

Я опускаю нос и проводя им по её щеке, позволяя ей почувствовать моё горячее дыхание.

— Ты, — бормочу я. — Ты должна быть хорошей девочкой.

Она резко вдыхает. Не отстраняется.

Мой язык вырывается вперёд и проводит линию по ее горячей, розовой щеке. На этот раз возбуждение намного сильнее, оно пронзает меня от рогов до хвоста.

Она начинает петь снова, тихо.

— Я поглотил его душу, чтобы стать целым…

Из груди вырывается рычание.

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил?

— Может быть. — Что-то пугающее мелькает в её глазах.

— Не думаю, что ты этого хочешь. Ты слишком полна духа, жизни. Ты источаешь жизненную силу, мужество… что-то… — Я вдыхаю её аромат, эту хрупкую сладость.

— Я делаю это, не потому что хочу, чтобы ты меня убил… больше не хочу. Но я хочу, чтобы ты страдал. Ты заслуживаешь страданий. Все драконы их заслуживают за то, что они сделали.

— Вы нас преследовали.

— А вы не преследовали вас раньше? Потому что я слышала, что много веков назад драконы ели людей. Мы были такими вкусными маленькими закусками для вашего рода.

— Вкусными… маленькими… закусками, — пробурчал я, проводя языком по её горлу. — Продолжай дразнить меня, принцесса. Посмотрим, что будет.

Она дышит тяжело и быстро, но поднимает подбородок. Будто даёт мне доступ к горлу.

Я прижимаюсь к её шее, рисуя по ней влажными мазками языка. Я едва понимаю, что делаю, и не понимаю, что происходит. Тепло пульсирует между нами, безумное голодное влечение, животная потребность.

Когда она говорит, её голос дрожит.

— Ты заключил союз с Ворейном не только из-за злобы на прошлые обиды. Должно было быть что-то ещё.

На её проницательное замечание я останавливаюсь.

— Да. В этом году нас поразила новая чума, и она уничтожила всю живность на этом архипелаге. Другие острова лишены всего, кроме самых мелких животных.

— Чума распространялась между островами? Это довольно необычно, разве нет?

— Наверное, да. Я никогда раньше не задумывался над этим, но это странно, как чума распространилась так быстро. Она не заражала драконов… мы прилетали с одного острова на другой, надеясь на добычу, и находили, что чума уже уничтожила большинство зверей. Будто болезнь обладала собственным разумом и пыталась намеренно нас истощить. У нас на Уроскелле едва ли хватает пищи для выживания, — говорю я ей. — Но когда появится следующий выводок драконов, нам нужны лучшие угодья для охоты, иначе многие из нас умрут от голода. Молодняк растет быстро и им требуется много пищи для поддержания роста. Благополучие драконят должно стоять выше благополучия взрослых и старейшин.

— Старейшины — это взрослые драконы? — Она осторожно отодвигается, избегая моего языка. — Сколько тебе лет?

— Мне будет двадцать пять лет через три недели после Ребристой луны.

— И сколько живут драконы?

— Счастливчики живут до ста пятидесяти лет. Любой дракон старше восьмидесяти считается старейшиной. — Я колеблюсь, прежде чем продолжить, но, поскольку она вскоре станет драконом, думаю, ей стоит знать это. — Старейшины и взрослые переживают брачную лихорадку каждые двадцать пять лет без исключений, но мы фертильны только два или три из этих циклов. Некоторые драконы спариваются много раз за сезон, но так и не дают потомства, а другие откладывают одно или два яйца, и не все из них могут вылупиться.

— А сколько времени нужно, чтобы драконье яйцо вылупилось?

— Яйца откладываются примерно через неделю после спаривания, и могут вылупиться в течении семи дней. Некоторые яйца требуют немного больше времени. Мой брат опоздал на три недели, но его случай был редким. Обычно, к тому времени, мы понимаем, что яйцо не жизнеспособно.

Мне кольнуло сердце, когда я вспомнил разговор с Варексом о его вылуплении. Я жажду испытать радость вылупления с членами моего клана.

Принцесса нахмурила маленькие бровКи.

— Насколько я понимаю, это будет твой первый брачный сезон?

— Да. — Я отступаю от неё, ощущая внезапное чувство вины. — Я должен был пережить его с Мордессой, но её уже нет.

— Она была твоей невестой?

— Моей Нареченной, да. Она была бы моей спутницей на всю жизнь.

— То есть ты любил её.

Почему это так важно для всех? Любовь, любовь, чёрт возьми, любовь… есть и другие узы, не менее важные.

— Я испытывал восхищение ей, — мрачно говорю я. — Она была сильной и умной. Искусной воительницей и охотницей. Красивой и здоровой.

Принцесса приподнимает бровь.

— Это всё?

— Я тебе говорил, не все драконы выбирают спутника жизни по страсти.

— Звучит, печально. Я думала, что союз, в котором сочетаются и восхищение, и страсть, был бы идеальным.

— Ну… да, полагаю, так. Не всем выпадает такая удача. — Я думаю об отцах Мордессы, о силе их связи, о легкой зависти, которую почувствовал, глядя на них.

— И ты планируешь превратить нас всех в самок-драконов, после чего ты будешь… — уголок её губ дрогнул, — исполнять для нас брачные танцы? Какие они, эти танцы?

— У меня такое чувство, что ты насмехаешься надо мной.

— Правда? — Она невинно моргает.

— Брачные танцы — это священные, величественные представления.

— Уверена, что так. Покажешь мне один?

Я отхожу от неё подальше, рыча.

— Я не стал бы исполнять брачный танец для тебя, даже если бы ты была последней самкой на земле. Пока моя обязанность — держать тебя живой и здоровой, но я решил, что, когда твоя трансформация завершится, тебя отправят к другим самкам до брачной лихорадки, во время которой твоим партнёром станет другой самец. Возможно, его терпение окажется больше моего. Или, может быть, превращение в дракона изменит твоё дерзкое поведение на что-то более приемлемое.

Я направляюсь к выходу из пещеры. Спустя мгновение камень ударяет меня в бок. Впрочем, это скорее был мелкий камешек, но должно быть, принцессе пришлось приложить немалые усилия, чтобы бросить его.

Обернувшись, я вижу её за пределами гнезда, покрасневшую и в ярости.

— Мне не нужно становиться приемлемой для тебя, — говорит она. — И ты ничего не знаешь о моём истинном характере.

— Я знаю только то, что ты показала. Есть ли в тебе что-то ещё, кроме девчонки, которая гадит там, где спит, и бесконечно ворчит о мыле, одежде и чае?

Она стоит с сжатыми кулаками. Когда она не отвечает, я отворачиваюсь от неё и выхожу на свет.

Спустя несколько долгих мгновений я слышу слабый звук её босых ног, скользящих по камню, она приближается ко мне. Она садится, скрестив ноги, сбоку от меня, так что я могу видеть её краем глаза.

— Я люблю читать, — тихо говорит она. — Люблю заучивать стихи и песни. Разные песни, не только раздражающие. Иногда я сама пишу песни, но никогда их никому не пою. Мне нравится готовить. Люблю шить и вышивать. И гладить. Это процесс разглаживания складок на одежде. Большинство людей считают его скучным, но мне он кажется успокаивающим, и меня не пугает жар.

Я не понимаю, что означает «вышивать», или зачем нужно разглаживать складки с одежды, но не спрашиваю.

— Я никогда не была принцессой, которая ничего не делает, — продолжает она. — Мне всегда нравилось помогать слугам с работой или с их детьми. Иногда они приводили своих малышей во дворец, и я качала их или играла с ними, пока их родители работали. Лучший возраст — когда дети начинают пытаться говорить. Их глаза такие яркие, и они издают все эти мягкие, нетерпеливые звуки, и смотрят на тебя с таким счастьем и надеждой. Я люблю детей. Всегда любила. Я люблю животных — собак и лошадей. Мою любимую лошадь зовут Фейэвезер. Она будет ужасно по мне скучать. Я надеюсь, что Ворейнцы не будут слишком сильно её нагружать и не сломают её дух.

Тихая грусть в её голосе пробуждает и мою собственную боль, но мягко, словно ветер, шуршащий по траве.

— Я всегда думала, что мне лучше было быть горничной, а не принцессой, — шепчет она. — Мне нравится разбирать шкафы и полки. Выбивать ковры в ясный утренний день. Подметать, сочиняя песни в голове. Может быть, мне суждено было быть женой крестьянина на какой-нибудь процветающей ферме, окружённой сладкими, розовощекими детьми. Может быть, я родилась принцессой по ошибке. Мне всегда не хватало тех амбиций и той безжалостной уверенности, которые нужны, чтобы быть правителем. Во всяком случае так думала моя мать. Это причина, по которой она не рассказывала мне много о войне, не спрашивала моего мнения по государственным делам, не давала мне никаких обязанностей, кроме редких миссий с благими намерениями — посещать бедных или больных. Она использовала меня как игрушку, чтобы отвлекать и успокаивать народ. И, вероятно, она бы устроила для меня брак по договоренности через год-два, если бы Элекстан выжил в войне.

— Она упряма, твоя мать, — говорю я. — Во время тех недель, когда мы сражались за Ворейн, я часто удивлялся, почему она не сдалась. Поражение твоего королевства было неизбежно с того момента, как мы заключили союз с вашими врагами. Если бы она сдалась, нам бы не пришлось убивать так много ваших солдат.

— Её упрямство, может быть, — единственное, что я унаследовала от неё, — признаёт принцесса. — Ты сказал «она упряма», а не «была упряма». Думаешь, она ещё жива? Король Ворейна пообещал заточить нас обеих, а не убивать, но мне хотелось бы знать точно, пощадил ли он её.

— Мне нужно будет встретиться с ним в ближайшее время, могу спросить его.

— Буду благодарна.

Слово «благодарна» тревожит меня, и кажется, что оно беспокоит и её. Она встаёт, бурча что-то себе под нос, и, фыркнув, уходит в глубь моей пещеры.

Мы больше не говорим. Полагаю, мне следовало бы поохотиться или посетить клан, но по какой-то причине я не могу заставить себя покинуть логово. Мысль о встрече с другими драконами невыносима. Мне гораздо приятнее свернуться в гнезде и не двигаться, не говорить и не есть несколько дней.

Но как один из принцев Уроскелле, я не имею права на такой угрюмый покой. Иссириан появляется у выхода из пещеры вскоре после моего разговора с пленницей. Он кивком головы приветствует меня, но я замечаю по натянутой позе его шипов, что он взволнован. Он бросает взгляд на принцессу, прячущуюся в тени у гнезда, а затем говорит со мной на драконьем языке, видимо, не желая, чтобы она услышала.

— Моя пленница всё время требует «расческу для волос». Она очень настаивает на этом. Ты знаешь, что она имеет в виду?

— Ты спросил её?

— Я не хочу, чтобы она посчитала меня глупым и малообразованным в знаниях о людях, — признаётся Иссириан. — Я хочу, чтобы она восхищалась мной.

— Хорошо… — Я бросаю взгляд на свою пленницу, но мне тоже не хочется просить её объяснить этот термин. — Думаю, расческа для волос — это… расческа для волос.

— Щетка?

— Я видел, как воины Ворейна гладили своих лошадей большими деревянными веслами с щетинками. Они называли это «расческами».

— Большое весло с щетинками. — Иссириан с радостью кивает. — Я видел сломанное весло на северо-западном пляже. Наверное, оно прибилось к берегу после кораблекрушения. Думаю, я смогу сделать что-то из этого. Спасибо, мой принц.

После его ухода я ползу в гнездо, но вскоре вылезаю снова, чтобы должным образом встретить следующего прибывшего — Рорриса, слоновидного дракона с алыми крыльями.

— Мой принц, — говорит он тоже на драконьем языке. — Моя женщина плачет с тех пор, как я принёс её в свою пещеру. Могут ли люди погибнуть от слёз? Я не знаю, как это прекратить.

— Погибнуть от слёз? Нет, не думаю, что это возможно. Но так как она теряет жидкости из глаз в больших количествах, тебе стоит позаботиться, чтобы она пила побольше воды.

— Солёной воды? — предлагает Роррис. — Слёзы солёные. Может быть, ей нужно пить морскую воду, чтобы восполнить запасы солёной воды в теле.

— Думаю, родниковая вода подойдёт. Но можешь попробовать и морскую воду, посмотрим, как она отреагирует.

— Попробую, спасибо.

После его ухода я наслаждаюсь почти часом покоя, пока в мою пещеру не врывается Гавенат, его фиолетовый хвост нервно хлещет воздух, и он восклицает на драконьем языке:

— Моя пленница кровоточит!

— Кровоточит? Ты её ранил? Укусил?

— Нет, мой принц.

— Где рана?

— Между её ног. Она, кажется, не переживает, но я чувствую запах крови. Я думаю, она положила повязки внутрь одежды, чтобы остановить кровотечение, но, насколько я могу судить, кровь продолжает идти.

— Она испытывает боль?

— Она злится. Что бы я ни делал, она кричит и проклинает меня.

— Положи её в гнездо и позволь отдохнуть, — говорю я. — Накрой её дополнительной травой, чтобы она не замёрзла, и принеси ей много ягод. Если кровотечение продолжится, скажи ей, что нужно осмотреть рану, чтобы убедиться, что она не смертельна.

— А если она не даст мне осмотреть рану?

— Тогда возвращайся ко мне, и я приведу принцессу в твою пещеру. Может быть, твоя пленница позволит другому человеку осмотреть её.

Гавенат благодарит меня и улетает. Я не стараюсь снова устроиться в гнезде. У меня предчувствие, что это будет долгий день.

10. Серилла

Не знаю, почему я сказала «благодарна», когда дракон предложил выяснить правду о судьбе моей матери. Я никогда не могла быть благодарна такому существу, независимо от того, какие обрывки новостей он посчитает нужным мне принести. И что я думала, позволяя ему тереться о меня и облизывать шею? Сначала мне показалось, что он собирается меня съесть… а потом я не могла думать ни о чём, потому что его влажный, бархатистый язык скользил по коже, а глубокий голос вибрировал в крови, гудел и возбуждал её до самой…

Боже, нет. Нет, нет, нет.

Я сделала правильно, отталкивая его от себя, не могу позволить ему снова оказаться так близко.

День и вечер тянутся медленно. Драконы несколько раз заходят в пещеру, чтобы поговорить с моим похитителем на драконьем языке. Каждый раз они склоняют головы в знак уважения перед тем, как начать говорить. Похоже, они сообщают ему о проблемах и заботах, которые он решает спокойным, уверенным тоном. Каждый посетитель уходит из пещеры успокоенным.

Мне тяжело признать это, но он действительно кажется достойным правителем… за исключением, конечно, массовой резни моего народа. Но, как он сказал, моя мать отчасти виновата в этом. Гордость не позволила ей уступить, даже когда наша погибель стала неизбежной.

Последний посетитель дня приходит на закате. Это Роткури, синий дракон, чья пленница выглядит гораздо более довольной, чем я. Приятный аромат предшествует его появлению, и когда он приземляется, я невольно спешу вперёд. Он несёт свёрток ткани в зубах, и когда кладёт его на землю, один из когтей сдвигает ткань, и из свёртка выпадает кусок жареного мяса.

Не сдержавшись, я вскрикиваю от нетерпения. Мясо ещё горячее, от него валит дымок.

— Мой Принц, это оленина, приготовленная другими женщинами, — говорит он на Общем Языке. — Это для вашего сокровища. — Он склоняет голову в знак почтения.

Сокровище? Мне это нравится больше, чем «пленница».

— Она не мое сокровище, — рычит чёрный дракон.

Я отвечаю Роткури поклоном.

— Вот кто умеет обращаться с женщинами, — говорю я, делая на этом акцент. — Благодарю тебя.

Глаза синего дракона сияют, и он двигается вперёд с плавной грацией. Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что в его взгляде появляется похотливое свечение и в том, как его язык скользит между зубами, когда он говорит:

— Добро пожаловать, Ваша Светлость. Если я могу чем-то помочь, чтобы вам было комфортнее, приятнее…

— Хватит, — рявкает мой похититель. — Оставь мясо и займись своей женщиной.

— Конечно, мой Принц. — С ещё одним поклоном в мою сторону Роткури уходит.

Я сразу хватаюсь за мясо и откусываю. Оно восхитительно, приправлено травами.

— Они не должны баловать своих женщин, — говорит мой похититель. — Вам всем нужно научиться есть мясо сырым, как драконы.

— Зачем мы должны учиться этому сейчас? У нас будет достаточно времени, когда мы станем драконами… если мы когда-нибудь ими станем. — Я откусываю еще кусок, немного постанывая от удовольствия вкуса оленины.

Чёрный дракон следит за мной, прищурив глаза.

— В следующий раз я приготовлю для тебя мясо сам, своим огнём.

— Ты думаешь, я хочу мясо, обугленное твоим драконьим дыханием? Нет, спасибо.

— Ты слишком привередлива.

— Разве это привередливость — хотеть съедобную пищу? — Я поднимаю на него брови. — Может быть, тебе стоит полететь к другим пещерам и посмотреть, как твои соплеменники обращаются со своими женщинами. Судя по всему, некоторые из них справляются с этим гораздо лучше тебя.

— А некоторые гораздо хуже, — огрызается он. — Я ухожу на охоту. Постарайся не убить себя, пока меня не будет.

— Очевидно, я заинтересована в том, чтобы выжить, хотя бы до тех пор, пока не доем этот ужин. Давай, уходи и задержись как можно дольше. Я буду спать лучше без твоего запаха, отравляющего здесь всё вокруг.

Он отступает с обиженным фырканьем.

— От меня не воняет.

— Я лишь намекаю, что один из нас сегодня мылся, а другой — нет. Ты пахнешь сырой козой, старым седлом… и грязью.

Он шипит на меня, а я прячу улыбку, откусив ещё один кусок жареной оленины. С полным ртом говорю:

— Прежде чем уйти, мне нужен источник света и тепла. Принеси мне дрова для костра.

— У меня в пещере есть Дайр-камни. Я могу нагреть один для тебя.

— Я не знаю, что такое Дайр-камень, но я хочу костёр. Потрескивающий, приятно пахнущий костёр, за которым приятно наблюдать. Разведи мне костёр.

— Ты неправильно понимаешь свою ситуацию, — отвечает он. — Ты, кажется, пребываешь в иллюзии, что я обязан предоставлять тебе всё, что ты захочешь, и исполнять каждое твоё требование. Это совершенно не так.

— Прекрасно. В следующий раз, когда я увижу одного из твоих собратьев-драконов, я расскажу им, как плохо их лидер со мной обращается. Возможно, кто-нибудь из них возьмёт меня под своё крыло и будет заботиться обо мне так, как я заслуживаю.

— То, что ты заслуживаешь, — рычит он, — это тёмная яма с застоявшейся водой и кровососущими жуками, ты, маленький раздражитель. Ты такая обуза, неудивительно, что твоя мать не…

Он резко замолкает, но слишком поздно. Я уже догадываюсь, что он собирался сказать.

Да пошёл он.

Я немного доверилась ему, а он использовал моё признание, чтобы ранить меня. Он побеждает меня в моей собственной игре.

Я кладу мясо обратно на ткань, вытираю рот тыльной стороной ладони и выпрямляюсь во весь рост.

— То, что я заслуживаю, — это жить так, как я сама хочу, а не подвергаться магическому превращению без моего согласия. Если ты считаешь, что принуждение самок другого вида становиться драконами делает тебя хорошим принцем, ты ошибаешься. На самом деле, я думаю, ты, возможно, худший правитель, который когда-либо был у твоего клана. Ты втянул их в войну, погубил половину из них, а другую половину заставил стать похитителями беззащитных женщин. Ты подвёл их. И поскольку ты привёл свой клан к войне, смерти драконих — твоей Невесты, твоей бабушки, твоей сестры — все они на твоей совести.

Я сделала это. Я причинила ему боль в ответ. Я вижу это во вспышке его глаз, в оранжевом свете его ноздрей. Хотя у него драконьи черты лица, я читаю их так же ясно, как своё собственное сердце. Я знаю признаки внутренней агонии.

Почти сразу во мне рождается сожаление. Не потому, что он не заслуживает боли, а потому, что я не хочу становиться той, кем притворяюсь, — эгоистичной, требовательной, бессердечной и жестокой.

Почему я вообще это делаю? Вначале это казалось идеальной стратегией, но теперь, зная больше о ситуации — верен ли этот подход? Что я на самом деле выигрываю, издеваясь над ним, кроме извращённого удовлетворения?

Чёрный дракон не произносит ни слова. Через мгновение он взмывает с уступа и улетает в темнеющее небо.

Что ж… Я всё испортила. Теперь дров для костра он мне точно не принесёт. Я одна в пещере, смотрю на горы, покрытые фиолетовыми тенями.

Клянусь, мне кажется, я слышу музыку, доносящуюся откуда-то далеко внизу. Осторожно я подползаю к краю утёса и заглядываю вниз. И правда, там горят два костра, светящиеся, как светлячки.

Похищенные женщины празднуют. Или, по крайней мере, делают вид, что празднуют, пытаясь сохранять храбрость в плену. Я уверена, они не хотят оставаться здесь и превращаться в драконов, значит, у них есть какая-то альтернатива, чтобы выбраться. Или же жители моего города были в куда худшем положении, чем я думала, и побег прямо перед финальным вторжением Ворейна стал для них спасением. Я не могу быть уверена, ведь не могу дотянуться до этих женщин, не могу поговорить с ними.

Слова дракона о моей матери, вместе с видом костров внизу, окончательно выбивают меня из колеи. С тех пор, как меня похитили, я лишь немного плакала, но внутри всё больше становилась хрупкой. Сегодня дракон отвлёк меня своим присутствием и нашими перепалками, но теперь его нет, и мне некого дразнить, некому бросать вызов. Нет ничего, что могло бы отвлечь меня от моего отчаяния.

Меланхоличная нить музыки проникает в моё сердце — вздох струн, глухой ропот флейт и далекий голос женщины, поющей скорбные, тоскливые ноты. В груди поднимается рыдание, распирающее изнутри. Я пытаюсь его сдержать, но от этого оно становится лишь более уродливым, когда вырывается из моего горла, ужасным и рваным. Всё моё тело содрогается, пока слёзы струятся по щекам и капают с подбородка. Я склоняюсь к каменному полу, рыдая.

Тяжёлый, ритмичный звук проникает сквозь мои мысли. Удары крыльев.

Чёрный дракон врывается в пещеру прежде, чем я успеваю собраться. Я поднимаю на него взгляд, моё лицо всё мокрое от слёз.

Он раскрывает когти, и на пол падает связка сухих веток. Он подталкивает их к куче своим носом, выдыхает горячий воздух, и они вспыхивают пламенем. Затем он снова взмывает в воздух и улетает, не сказав ни слова.

Я ошеломлённая смотрю на пляшущее пламя.

После всего, что я сказала ему о его близких… он всё равно принёс дрова.

Я подползаю к огню, подбирая оставшийся кусок мяса. Откусываю понемногу, пока слёзы высыхают на щеках. Внутри всё ещё болит, но самая острая боль утихла, смягчённая этим простым актом доброты.

Медленно ко мне возвращаются энергия и смелость. Мой интерес возрос, когда дракон вытащил глиняную чашу из какого-то внутреннего углубления своей пещеры, поэтому, закончив трапезу, я решаю исследовать пещеру более тщательно при мерцающем свете костра. В расселине в глубине пещеры я нахожу несколько примитивных глиняных чаш. В одной лежат разноцветные ракушки, а три другие переполнены кусочками дорогих на вид украшений. В небольшой миске находятся зубы разных животных — думаю, хищников. Я узнаю клыки гадюк, треугольные зубы акул и клыки какого-то волкоподобного существа.

Рядом лежит толстый шнур, сплетённый из травы или водорослей, с привязанными к нему костями. Мне кажется, это когти, кости пальцев, позвонки или зубы драконов. На каждом из них выгравированы символы, похожие на те, что украшают пещеру. Это похоже на реликвии — думаю, недавние. Возможно, они принадлежат погибшим драконихам. Принц упоминал что-то о «сборе костяной дани мёртвых».

На каменной полке, высеченной в стене, лежит огромный зуб с выгравированными на нём символами, а рядом — крупный коготь из чёрного дерева с белыми отметинами, процарапанными на его поверхности. Вокруг зуба и когтя разбросаны кусочки блестящих ракушек и несколько монет.

Я узнаю алтарь, когда вижу его. Но эти утраты не недавние — на предметах лежит лёгкий слой пыли. Возможно, эти реликвии принадлежат его родителям. Очевидно, он и его брат с сестрой унаследовали власть на этом острове, а значит, их родители погибли.

Мой взгляд снова падает на глиняные чаши. Полагаю, драконам время от времени нужно где-то хранить вещи. С их передними лапами и когтями они могли бы сделать эти простые блюда, а их огненное дыхание заменило бы печь для обжига глины.

Обнаружение реликвий заставляет меня задуматься, и я возвращаюсь к гнезду, обременённая мыслями обо всех смертях, вызванных войной. Мне начинает казаться, что я слышу треск костей крыльев и шипение призрачных драконов, привязанных к этому миру через воспоминания, которые сохранил их принц. Жуткая мелодия, которую мой разум создаёт в сопровождение этой мрачной фантазии, не помогает.

Когда чёрный дракон возвращается, я чувствую облегчение, увидев его. Огонь уже почти погас — слава богу, он вернулся до того, как это произошло, иначе я могла бы умереть от страха перед призраками-драконами.

Он стоит на всех четырёх лапах на противоположной стороне костра и слегка расправляет крылья, чтобы поймать остаточное тепло. Впадины под его суставами крыльев выглядят влажными, а чешуя блестит больше, чем обычно.

— Ты купался? — спрашиваю я.

Он бросает на меня косой взгляд и слегка встряхивается, прежде чем подойти к гнезду. Он тычет когтем в места, где были удалены загрязнённые куски, явно раздражённый из-за получившейся асимметрии. Но через несколько мгновений он прекращает свои придирки и сворачивается в гнезде, его чёрный, усеянный шипами хвост свисает через край и лежит на каменном полу.

Похоже, сегодня ночью мы делим гнездо. Что, в общем-то, не проблема, поскольку оно было построено, чтобы вмещать двух взрослых драконов и одного-двух детёнышей. Но как-то так получается, что лежать рядом с ним кажется слишком уязвимым. Слишком интимным. Я не могу перестать думать о том, как он лизал мою щёку, мою шею — «будь хорошей девочкой»

О, боже.

Я его ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу.

Я перебираюсь на другую сторону гнезда и ложусь на самом краю, там, где травы сплетены, образуя ободок. Драконы в своём стремлении к гнездованию похожи на больших птиц, но они также напоминают ящериц, а иногда манера, с которой принц движется, напоминает кошачью грацию.

Он смотрит на меня своими золотыми глазами.

— Тебе холодно?

— Нет. — Но на самом деле мне зябко. Несмотря на весеннее тепло, которым мы наслаждались днём, мы находимся высоко, на острове, в пещере, где часто ветрено. На мне лишь лоскут ткани, завязанный на груди, и ещё один, обёрнутый вокруг талии. Не слишком-то надёжная защита от непогоды. Я не могу не тосковать по мягким, пуховым глубинам своей королевской постели дома.

— Тебе холодно, — твёрдо говорит дракон. — Иди сюда.

— Зачем?

— Ты можешь прижаться к моему животу и согреться моим теплом.

О, чёрт. Ни за что.

— Не думаю. — Мой голос звучит высоко и фальшиво, даже для меня самой. — Мне здесь очень комфортно.

— Принцесса. — Его голос становится ниже, наполняясь повелительными нотами. — Подойди ко мне.

— Я не хочу лежать рядом с тобой или быть возле тебя вообще. По крайней мере, позволь мне сделать этот выбор. Ты отнял у меня всё остальное.

Тишина. Огонь даёт последний отблеск и искру, прежде чем последняя ветка рассыпается в пепел.

Дракон говорит низким, утомлённым голосом:

— Ты хочешь, чтобы я отпустил вас всех? Хочешь, чтобы я нашёл женщин, которые согласились бы стать драконами?

— Да.

— А как много людей, по-твоему, добровольно согласятся на это превращение, чтобы спасти наш вид?

Я хмурюсь в темноте.

— Уверена, такие есть.

— Единицы, спорю на что угодно. У нас нет времени искать тех, кто согласится, или убеждать тех, кто не хочет.

— Разве вы не можете подождать до следующего сезона спаривания?

— Брачное безумие — это мощный зов. Мы можем частично контролировать его, но драконы, которые не спариваются во время сезона, теряют часть своей силы. Их магия слабеет, и они становятся более уязвимыми к болезням.

— Это несправедливо.

— Жизнь редко бывает справедливой. Мы цивилизованы во многих отношениях, но остаёмся пленниками инстинкта размножения. Даже пары одного пола спариваются во время сезона, хотя и не производят яиц.

Я лежу неподвижно, размышляя.

— А что насчёт тех, кто не хочет выбирать гендер? У меня был друг во дворце, который не любил ограничивать себя выражением только одного пола.

— Такие случаи редки среди драконов, — отвечает он. — Драконы выбирают предпочитаемый пол, находясь внутри яйца, и вылупляются, когда их выбор становится определённым.

— А если они передумают позже?

— Тогда мы называем их так, как они сами пожелают, независимо от их биологического облика. Мне нет дела до того, какие органы находятся в кармане дракона.

— И никто из вас не занимается сексом, кроме как во время сезона спаривания, раз в двадцать пять лет? — спрашиваю я.

— Верно.

— Это сложно для людей. Большинство из нас любит заниматься сексом часто или, по крайней мере, часто доставлять себе удовольствие, даже если у нас нет партнёра.

Его жёлтые глаза моргают.

— Как возможно достичь удовольствия без партнёра?

У него есть какое-то ночное зрение — неужели он видит, как я сильно покраснела? Я сама в это влезла, так что, видимо, придётся объяснить.

— Мужчины используют свои руки, чтобы гладить свой член и достичь приятного освобождения. А у женщин тоже есть чувствительные места. Те части, которые я показала тебе сегодня… они чувствительны как снаружи, так и внутри. Прямо спереди у нас есть крошечный бугорок, как очень маленькая ягода или выступающий кусочек плоти. У каждой женщины он выглядит по-разному, но при стимуляции это доставляет невероятные ощущения.

— Как его стимулируют?

— Обычно пальцами, если женщина одна, или ртом и языком партнёра, до тех пор, пока не достигнется кульминация… и тогда… боже, это потрясающее чувство. Мы называем это оргазмом.

Собственные слова начинают пробуждать во мне жаркое возбуждение. Я ощущаю, как между ног становится влажно. Если бы я сейчас не лежала в гнезде дракона, я бы прикоснулась к себе.

— И это восхитительное чувство сделало бы тебя счастливой, довольной и расслабленной? — спрашивает дракон.

Он становится слишком заинтересованным в этой теме.

— Да, но сексуальное удовольствие не решает проблемы и не даёт длительного комфорта. Это всего лишь временно.

— Любой комфорт временный, но это не делает его бесполезным, — его огромное тело движется, издавая шорох в гнезде. — Покажи мне эту часть снова. Я использую свой язык, чтобы сделать тебя довольной и расслабленной.

— Нет! — вскрикиваю я, сжимая ноги. — Такие вещи не делаются между драконами и людьми, и уж точно не между врагами.

— Почему нет?

Почему нет? — требует мое тело. Почему, чёрт возьми, нет?

— Это неправильно, — шепчу я. — Как если бы я позволила лошади или волку трахнуть меня.

— Но я бы не трахну тебя, а только лизну. И я не совсем зверь. У меня есть более высокие цели.

— Нет, я… дело не в этом. Ты, очевидно, очень умен, и… чёрт, дело даже не в умственных способностях…

— Это потому, что мы — враги. Ты презираешь саму мысль о моём языке на своих гениталиях, потому что ненавидишь меня.

На мгновение я представляю себя, распростёртую в гнезде, с вытянутой мордой дракона между моих ног, его язык скользит из пасти, проникая внутрь меня…

Моя промежность отчаянно пульсирует. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не прижать к ней руку.

— Тебе стоит прикоснуться к себе, если это принесёт тебе комфорт и удовольствие, — говорит дракон.

— Я не могу сделать это в твоём присутствии. Это было бы неприлично.

— Так много правил, — бормочет он. — Если бы у драконов были такие части и подобные склонности, мы бы пользовались этим в полной мере. Жизнь и так достаточно тяжела, чтобы лишать себя простых удовольствий.

— Что для тебя является простым удовольствием?

— Полёт на закате. Хороший кусок оленины. Прогулка по пляжу на рассвете. — Он тяжело вздыхает. — Вилар — моя сестра — она любила пляж.

— Не знаю, нравился ли моей матери пляж или нет. Иногда она отправляла меня туда с гувернанткой, несколькими стражниками и несколькими служанками. Иногда она позволяла мне взять с собой пару дочерей местной знати. Но сама никогда не ездила с нами.

Мы оба так долго молчим, что я уверена: он, должно быть, заснул. Но он снова, тяжело вздыхает, от боли и беспокойства. Его движения в гнезде отрывисты, он расстроен. Я слишком хорошо знаю это чувство, когда ты жаждешь сна, а он безжалостно ускользает.

Его вздох даёт мне повод поддаться порочным желаниям, бушующим в теле. Повод позволить себе сделать что-то по-настоящему извращённое.

— Тебе станет легче, если я позволю тебе меня полизать? — тихо спрашиваю я.

Он замирает.

— Это было бы приятным отвлечением от моих мыслей.

— Если я позволю тебе это сделать, ты никому не расскажешь. Ни своим собратьям-драконам, ни кому-либо из пленниц.

— Клянусь костями моего отца.

Мои пальцы нащупывают лоскут юбки, который я сделала для себя. Я задираю его до талии, затем приподнимаю задницу и снимаю нижнее бельё.

— Ну же, — шепчу я.

Звук его огромного тела, грузно передвигающегося по гнезду, почти заставляет меня отказаться от своего согласия. Но когда я поднимаю ноги и раздвигаю бёдра, я слегка провожу кончиками пальцев по своему лону. Оно влажное и тёплое, такое чувствительное, что я громко стону.

— Я что, наступил на тебя? — В голосе дракона слышится ужас.

— Нет, — уверяю я его. — Я издаю такие звуки, когда мне приятно. Многие люди так делают.

— Я слышал, что драконы тоже издают странные звуки во время спаривания. — Его голос доносится из-под моих согнутых коленей, и я слегка вздыхаю, поражённая тем, как быстро он занял позицию. Кроме блеска его жёлтых глаз, я вижу лишь смутные очертания его фигуры в темноте.

— Будь нежен, пожалуйста, будь нежен, — шепчу я. — Без зубов, только языком.

— Только мой язык, — обещает он. Его голос такой низкий, такой глубокий, такой насыщенный тьмой и огнём, что я дрожу в предвкушении. Я сжимаю колени, отводя ноги назад, дрожа. В ожидании.

Его язык скользит по моему клитору, и я схожу с ума. Из горла вырывается резкий крик абсолютного экстаза.

Он отстраняется.

— Это было неправильно?

— Нет, нет, это было идеально. Сделай это снова. Снова и снова. О черт! — Я задыхаюсь, когда его огромный язык ласкает меня. Он раздвоен, боже, он раздвоен и извивается, исследуя половые губы, скользя по моему влагалищу. — Боже, да!.. Попробуй меня, поиграй со мной…

Я дрожу, испытывая более сильное желание, чем когда-либо в жизни. Я дважды занималась сексом с мужчинами: один раз с тихим, прилежным сыном дворянина, которому я могла доверять и который не стал бы хвастаться, и один раз с мужчиной-слугой, приехавшим с юга. Я сожалела о втором случае. И, возможно, я пожалею и об этом, но сейчас я физически и морально не способна передумать. Я слишком сильно хочу получить удовольствие.

Его язык снова отстраняется, и я протестующе хнычу.

— Почему ты остановился? — Внезапная неуверенность сжимает моё сердце. — Я не нравлюсь тебе на вкус?

— Ты самая вкусная из всех, кого я имел удовольствие пробовать, — говорит он. — Но я хотел попросить тебя показать мне ту часть, о которой ты говорила. Тот маленький бугорок, о котором ты упомянула.

— Мой клитор, — шепчу я. — Он здесь. — Я кладу на него палец.

Его язык снова скользит по моему лону, поднимаясь к тому месту, на которое я указала. Его раздвоенный язык водит кончиком одной части по моему клитору, а другой нежно гладит меня.

— О боже, — выдыхаю я.

Его язык исчезает.

— Ты часто упоминаешь бога. Какому богу ты поклоняешься?

— Сейчас определенно не время для религиозных дискуссий.

— Ладно. — Он снова лижет меня, на этот раз быстрее, и я издаю тихий стон. Я сверхчувствительна, вспотела, мучаюсь, жажду оргазма. Он продолжает играть со мной, лижет и гладит, пока мне не начинает казаться, что я схожу с ума, но не могу получить нужное мне давление.

— Войди в меня языком, — умоляю я. — Здесь. Пожалуйста, здесь. Глубже, глубже.

Его язык погружается в мой вход, извиваясь глубоко внутри меня. Я придвигаюсь к нему, хватаюсь за два шипа на его морде и прижимаюсь к его морде. Его язык пульсирует внутри меня, а чешуйчатая губа плотно прижимается к моему клитору, и я кончаю. Это оглушительная кульминация прекрасной песни, и я всхлипываю от захватывающего дух экстаза, пока длинные челюсти дракона прижимаются к моему лону, а его язык скользит внутри меня.

Он низко рычит, и вибрация проникает в моё тело через этот восхитительный язык, вытягивая из оргазма всё удовольствие до последней капли. Я остаюсь почти без чувств, полностью удовлетворённая и беспомощно обмякшая, когда его язык исчезает. Он поднимает голову, и его жёлтые глаза сияют, глядя на меня.

— Я почувствовал, как ты дрожишь внутри. Я ощутил разницу в твоём вкусе, когда ты достигла кульминации, о которой говорила, — оргазма. Тебе стало легче?

— Чувствую себя потрясающе, — бормочу я.

— Роткури сказал, что его женщина хорошо реагирует на облизывание. — В голосе дракона слышится удовлетворение. — Я рад, что нашёл нужное место. Мы будем делать это чаще, чтобы ты была послушной.

Чтобы я была… послушной?

Я вскакиваю на ноги — немного пошатываясь от оргазма и пружинящей поверхности гнезда, — но ярость помогает мне устоять.

— Мы больше не будем это делать. И это не какое-то волшебное заклинание, чтобы сделать меня послушной.

— Но…

— Тебе обязательно нужно было всё испортить, да? Ты не мог позволить мне насладиться моментом, тебе нужно было сказать что-то ужасное и снисходительное. Я никогда больше не позволю тебе попробовать меня на вкус!

Свет из ноздрей дракона усиливается.

— Не понимаю, почему ты злишься.

— Конечно, не понимаешь. Ты же просто дракон.

— Чёрт, ты невыносима, — рычит он и выпускает струю огня в потолок пещеры.

Я вскрикиваю и пригибаюсь в гнезде. Его пламя горячее, чем обычно, я чувствую это по тому, как мгновенно натягивается моя кожа, а камни над головой остаются раскалённо-красными ещё несколько секунд. В этом кровавом свете он выглядит устрашающе, его длинная шея и треугольная голова увенчаны двумя зловещими рогами.

— Чего ты хочешь от меня? — рычит он.

— Я хочу, чтобы ты отпустил меня! — кричу я в ответ.

— Нет. — Он пригибается, осторожно подбираясь ближе, его глаза словно расплавленный металл. — Ты — моя. У меня больше ничего не осталось, кроме этого — чтобы драконы выжили. Я дал костяную клятву отцу, когда он умирал. Я обязан защищать этот клан, понимаешь? Я должен сделать всё, что потребуется. — Его грозный голос прерывается. В нём звучит такое отчаяние, что мой гнев начинает угасать.

— Это подходящий способ начать новое поколение? — спрашиваю я его. — Заставляя нас участвовать в сезоне спаривания?

— Никто не будет принуждён. В драконьей форме ты почувствуешь зов… ты сама захочешь участвовать.

— Ты даже не понимаешь, что это неправильно, правда?

— Иногда то, что неправильно, необходимо. Как война. Правитель может ненавидеть то, что должен сделать, но он всё равно делает это.

Я вонзаю ногти в ладони, стараясь сдержать своё разочарование. Крики на него ничего не изменят.

— Ты напоминаешь мне мою мать, — говорю я тихо.

— Я ничем не похож на эту чёртову королеву Электстана, — шипит он.

— Ты больше похож на неё, чем хочешь признать.

— Хватит. — Он резко бросается в гнездо, и моё тело подпрыгивает от его удара о толстую, спутанную траву. — Спи.

— Я усну, но не потому, что ты мне приказал. — Это звучит по-детски, наверное, но я цепляюсь за любую крупицу свободы.

— И без песен, — предупреждает он.

Короткая пауза, во время которой, кажется, он осознаёт свою ошибку.

Я прочищаю горло.

— Когда-то у меня была жена, которая забрала мою жизнь…

11. Киреаган

Голос Принцессы убаюкал меня прошлой ночью. Он становился всё тише после дюжины строк, усталость пересиливала желание досадить мне. Утром, когда я покидаю пещеру и лечу вниз, в расположенный на земле грот, где мои драконы собрали своих женщин, она всё ещё спит.

Когда-то, когда эта пещера служила нам убежищем для стад, мы возвели барьер из камней и упавших деревьев у входа, чтобы держать подальше болотных волков. Теперь пространство внутри превратилось в своего рода двор, достаточно просторный, чтобы вместить женщин, нескольких драконов и два костра.

Я приземляюсь во дворе, пугая трёх женщин, которые заняты обжаркой полосок свинины на заострённых палках над огнём. На плетёном травяном коврике они выставили миски с ягодами, с дикими зёрнами и горшок с молоком. Один из драконов, должно быть, доставил свою женщину к стаду на южной стороне Уроскелле, чтобы достать это молоко. Этот вид тревожит меня, потому что, кажется, подтверждает слова Принцессы — что другие самцы заботятся о своих пленницах лучше меня.

— Это принц, — громко шепчет одна из женщин другим двум. Все трое кланяются мне, выражая человеческое почтение. Не могу отрицать, что их покорность мне приятна, особенно после презрения со стороны Принцессы. Я начинаю замечать обаяние человеческих самок, и эти трое по-своему радуют глаз.

— Всё ли у вас хорошо? — грубо спрашиваю я.

— Достаточно хорошо, — отвечает женщина с алыми волосами. Именно она узнала меня, и, если я не ошибаюсь, она принадлежит Варексу. Должно быть, он привёл её сюда, чтобы она была со своими.

Может, и мне стоит поступить так же с Принцессой. Без меня ей придётся найти кого-то другого, чтобы раздражать. Она поклялась, что я больше не попробую её, так что, возможно, для нас обоих будет лучше существовать порознь. Если я продолжу жить с ней наедине, не уверен, что смогу сдержаться. Прошлой ночью, когда я лизал её, я испытал самые волнующие ощущения в теле, особенно в области гениталий. Даже мой член выдвинулся из щели в темноте — нечто, чего не случалось, если только я не собирался помочиться. Но на этот раз всё было иначе — твёрдое, горячее, напряжённое, сладостное желание, невыразимая нужда. Я жажду этого чувства, жажду вкуса влаги, найденной между ног Принцессы.

Но я должен думать о её благополучии. Как бы я ни ненавидел её, нам придётся существовать в одном клане всю оставшуюся жизнь, так что я должен попытаться заключить мир. Её настроение может улучшиться, если я не буду постоянно напоминать ей о том, что она потеряла. Как она смело сказала мне вчера, во всём этом виноват я. Меньшее, что я могу сделать, — это обеспечить её более комфортными условиями, чем моё гнездо.

Я вхожу в грот, где живут женщины. Они выложили у стены травяные подстилки — по одной на каждую. Здесь явно кто-то управляет. Девушка Варекса, может быть?

В глубине грота течёт ручей, один из множества источников в этих горах. Его воды образуют прозрачный пруд в полумраке. Когда я подхожу ближе, кто-то вскрикивает, и несколько обнажённых женщин бросаются прикрывать себя. Похоже, я прервал их время для купания.

Я резко разворачиваюсь и выскакиваю из пещеры. Рыжеволосая женщина у костра поднимает взгляд на меня, на её остром, бледном лице играет насмешливая улыбка.

— Ты не предупредила меня, — рычу я.

— Кто я такая, чтобы указывать принцу, куда ему можно или нельзя идти? — парирует она.

— Ты ведь принадлежишь Варексу, не так ли?

Её глаза вспыхивают жестоким огнём.

— Я никому не принадлежу.

Эта женщина обладает тем же духом, что и моя Принцесса. Может быть опасно позволить им жить здесь вместе. Со своей логикой и настойчивостью они вполне могут найти способ избежать своей судьбы.

Возможно, я не оставлю свою пленницу здесь на ночь. Но хотя бы на обед я приведу её сюда.

— Оставьте часть еды для Принцессы. — Я взмываю в воздух, перелетая через заграждение, и устремляюсь в небо.

Когда я возвращаюсь, утренний свет наполняет пещеру. Лучи не достигают гнезда, но мягкое сияние освещает Принцессу, которая лежит на боку, расслабленная, одна её длинная нога перекинута через другую. Мне нравится изгиб её бедра, как её тело опускается к талии, а затем снова поднимается к плечу. Спокойствие разглаживает её лоб, который так часто нахмурен от гнева, когда она бодрствует. Её губы — пухлые и розовые.

Моя.

Это слово вырывается невольно, и я тут же восстаю против него. Она не моя. Я отказываюсь считать её своей. Когда она и другие будут превращены, я не стану танцевать для неё и не отдам ей своё тело.

Дракон может соединиться с любым готовым партнёром в период безумия, вне зависимости от того, выбрал ли он его в спутники жизни или нет. Но я предпочёл бы, чтобы моё первое соединение произошло с кем-то, кого я уважаю и кому доверяю. С сильным, достойным воином, как Мордеcса. Но не с этой требовательной принцессой, которая мечтает, чтобы её родили простой крестьянкой. Не с этой проницательной женщиной, чьи слова ранят так глубоко.

— Просыпайся! — Я почти рычу, и Принцесса едва не подпрыгивает от испуга. Она резко садится, её светлые волосы торчат клочьями, а огромные голубые глаза смотрят ошарашенно.

— Чёрт! — восклицает она. — Что с тобой не так?

Что-то тёплое разливается внутри меня, перерастая в глубокий смешок. Нет, не смешок — полноценный смех, который вырывается из пасти.

— Идиот, — ахает она. — Ты напугал меня специально. За это я снова написаю в гнездо.

— Если сделаешь это, я не отведу тебя на завтрак.

Её интерес мгновенно пробуждается. Я едва сдерживаюсь от нового смеха, видя любопытное выражение на её лице.

— Уйди на несколько минут, пока я приведу себя в порядок, — говорит она. — На этот раз я сделаю всё как положено, не в гнезде.

— Может, мне стоит понаблюдать, чтобы убедиться?

— Нет.

Я отправляюсь в короткий полёт, поднимаясь в свежий утренний воздух, несколько раз кружа над землёй, прежде чем снова спуститься.

Когда я возвращаюсь, Принцесса уже привела в порядок свои лохмотья, надела туфли и разгладила волосы.

— Я готова.

Я опускаюсь на пол пещеры.

— Залезай.

— Серьёзно? — Она смотрит на меня с сомнением.

— Второй раз предлагать не стану.

Она взбирается на мою спину, устраиваясь между двумя моими шипами. Её лёгкий, тёплый вес, обхват её ног у основания моей шеи, осознание того, что её нежные части тела прижаты к моим чешуйкам, — всё это затрагивает меня глубже, чем я опасался. Чтобы отвлечься от своей реакции, я начинаю мысленно повторять её жестокие слова.

«Думаю, ты, возможно, худший правитель, которого когда-либо знал твой клан. Ты втянул их в войну, погубил половину, превратил их в чудовищ, похищающих беззащитных женщин. Ты подвёл их. И гибель самок-драконов — это всё на твоей совести.»

Этого достаточно, чтобы смягчить остроту волнений, бегущих по моему животу. Всё же лучше сделать этот полёт коротким.

— Держись, — говорю я и бросаюсь вниз, устремляясь прямо к земле.

Принцесса хватается за два моих шипа и вопит, пока мы летим вниз. Когда я выравниваю полёт прямо перед столкновением с землёй, она тяжело дышит и дёргает мои шипы, как всадник, рвущий поводья у беспокойной лошади.

— Перестань, — рычу я.

— Тогда перестань пугать меня нарочно.

— Я всегда так летаю.

— Нет, не всегда. Ты летел прямо вниз только чтобы напугать меня.

— Хорошо. Немного нарочно.

— Плохой дракон, — рычит она, и я чувствую, как в груди снова зарождается смех. На этот раз я сдерживаю его.

Когда мы пересекаем стену и скользим во двор, где собрались остальные женщины, Принцесса издаёт звук, полный восторга и тоски, и у меня щемит сердце от чувства вины за то, что не позволил ей увидеть своих людей раньше.

Она спрыгивает с моей спины, прежде чем я успеваю твёрдо встать на землю. Рыжеволосая первой подходит к ней, и, когда она кланяется, остальные женщины следуют её примеру.

— Принцесса Серилла, — произносит рыжеволосая.

Итак, мою пленницу зовут Серилла. Я никогда не слышал, чтобы её называли чем-то иным, кроме как «наследной принцессой».

Серилла. Хорошее имя, с музыкальным звучанием. Оно будет достойно её, когда она примет облик дракона.

— Я так рада видеть вас всех, — Серилла протягивает обе руки к женщинам. — Пожалуйста, не кланяйтесь. Здесь мы равны. Как вы?

— Насколько это возможно, учитывая обстоятельства, — отвечает рыжеволосая. Она смотрит мимо Сериллы, прямо на меня. Её взгляд — это вызов.

— Как твоё имя? — спрашиваю я.

Серилла резко оборачивается, нахмурившись, и я вдруг понимаю, что никогда не спрашивал, как её зовут.

— Меня зовут Джессива, — отвечает рыжеволосая. — Ваше Высочество. — Она слегка склоняет голову, едва признавая мой титул.

— Зови меня Киреаган, — произношу я, наблюдая за Сериллой, чтобы понять, как она отреагирует на мою очевидную симпатию к рыжеволосой Джессиве.

Серилла встречает мой взгляд, затем отводит глаза, плотно сжимая губы, будто сдерживая острые слова.

Тень падает на двор, и мой брат приземляется в центре, недалеко от Джессивы. Глядя мне прямо в глаза, рыжеволосая отступает на шаг, ближе к плечу моего брата.

Значит, она предпочитает его. Что ж, справедливо.

В свою очередь, Варекс выглядит удивлённым. Он переводит взгляд с меня на Джессиву, но лишь говорит:

— Эшвелон и Фортуникс вернулись.

Вспышка волнения пробегает по телу.

— Они успешно выполнили свою задачу?

— Да. Они ждут нас в пещере Эшвелона.

Я оборачиваюсь к Серилле, которая наблюдает за нами, хмуря бровями и скрестив на груди руки.

— Это мой брат, Варекс. Мы с ним уходим. Ешь, отдыхай и общайся со своими людьми. Я вернусь позже.

— Не торопись, — резко отвечает она, словно эхом повторяя то, что сказала мне вчера вечером, когда я отправлялся на охоту.

Мне хочется зарычать на неё, но, учитывая присутствие других, я сдерживаюсь. С мощным рывком я взмываю в воздух, с наслаждением отмечая, как ветер моего взлёта треплет её волосы, заставляя её отшатнуться на шаг.

Варекс присоединяется ко мне в воздухе.

— Что это было?

— Принцесса ненавидит меня. Она предпочла бы, чтобы меня не было рядом.

— Джессива тоже иногда меня ненавидит.

— А иногда нет? — уточняю я.

— Трудно сказать.

Я украдкой бросаю взгляд на него. В его глазах блестит огонёк, крылья двигаются с лёгкостью и радостью.

— Ты можешь рассказать мне всё, — говорю я.

Он молчит некоторое время, а затем произносит:

— Ты когда-нибудь испытывал что-то странное рядом со своей женщиной?

— Объясни.

— Я думал, брачное безумие начинается только с наступлением Ребристой луны. Но я начал ощущать симптомы, о которых отец рассказывал нам, готовя к тому, что нас ожидает. Приятные ощущения в теле и определённые реакции, которые трудно скрыть. — Его голос становится настолько тихим, что я едва слышу его сквозь шум ветра. — Со мной что-то не так? Это из-за того, что я поздно вылупился?

Значит, я не единственный, кто испытывает такие ощущения. Хоть мне и не хочется в этом признаваться, я обязан быть честным с ним. Ему нужно успокоение.

— Если с тобой что-то не так, значит, и со мной тоже.

— Значит, ты тоже это чувствуешь? С Принцессой?

— Хотел бы я не чувствовать. Это те ощущения, которые я должен был испытать только с Мордессой, во время нашей связи.

Мой брат тихо рычит, выражая сочувствие.

— У меня не было Нареченной, так что я не могу представить, какую скорбь ты испытываешь — потеря не только Гриммав и Вилар, но и Мордессы. Она была великолепным созданием. Я бы гордился называть её своей второй сестрой.

Мои мышцы напрягаются, сердце бьётся медленно и тяжело, пока я заставляю себя продолжать лететь, продолжать рассекать воздух.

— Мордесса была доброй и великодушной, — продолжает Варекс. — Она бы хотела, чтобы ты испытывал радость и нашёл любовь с кем-то другим. — Он колеблется, возможно, вспоминая, что я рассказал ему о том, как не любил Мордессу так, как она заслуживала. — С другой стороны, многие успешные союзы формируются без любви. Это не обязательно. Я всегда надеялся испытать её, но многие из наших никогда не ощущают такой романтической страсти к своему спутнику жизни.

— Я знаю. — Мне хочется рассказать ему остальное. Постыдную, жестокую правду, о которой я никому не говорил. Но мы уже подлетаем к пещере Эшвелона, и времени больше нет.

Варекс и я влетаем в пещеру и сразу складываем крылья, поскольку пространство загромождено большими мешками.

— Запасы, которые вы заказывали, мой принц, — говорит Фортуникс с зубастой ухмылкой. — Может, для боя я уже мало гожусь, но тяжёлый груз всё ещё могу нести.

— А заклинательница? — спрашиваю я.

Эшвелон отходит в сторону.

— Она здесь.

К моему удивлению, Эшвелон смастерил нечто вроде трона на краю своего гнезда и украсил его тканью с золотой бахромой. Заклинательница развалилась на этом троне, одетая в пурпурное платье, которое обтягивает каждую линию её тела. Она держит изящный кубок, наполненный красной жидкостью, а рядом в гнезде лежит тёмная бутылка.

Она опускает ресницы, глядя на Варекса и меня из-под полуприкрытых век.

— Значит, вы и есть два драконьих принца.

— А ты — Телиза.

— Презираемая дочь геноцидального чародея. Это я. — Она горько смеётся и делает глоток из кубка. — Что я могу для вас сделать? Этот громила что-то говорил о превращении? — Она неопределённо махает рукой в сторону Эшвелона.

— Как ты знаешь, твой отец уничтожил всех самок драконов, — говорю я.

— И вы меня в этом вините. — Она кивает с выражением обречённости. — Я всегда знала, что отцовская чушь когда-нибудь обернётся против меня.

— Мы действительно виним тебя. Но вместо того чтобы отнять у тебя жизнь, я требую от тебя заклинание. Выполни его как следует, и ты будешь свободна.

— Боже, вы правда мало обо мне знаете, да? — Она снова глотает из кубка. — Ладно, и что за заклинание?

— Я хочу, чтобы ты превратила всех человеческих женщин, которых мы похитили в самок драконов. Таким образом, мы добьёмся двух целей: отомстим королевству Элекстан и обеспечим выживание нашего рода.

— Вот это да. — Она таращится на меня. — Это серьёзное заклинание. Очень серьёзное, чёрт возьми. Ты мне не говорил, что это будет такое серьёзное заклинание, милый, — упрекает она Эшвелона. — Непослушный дракон. Ты будешь наказан позже.

По телу Эшвелона пробегает дрожь покорности. Он тихо рычит, но в его глазах появляется странная готовность, почти почтительная жажда, пока он смотрит на заклинательницу. Что за безумие охватило мой клан? Если бы я знал, что эти женщины окажут такое влияние, возможно, я бы не принёс их сюда. Но это не важно… вскоре они будут превращены в драконов, и их неестественное влияние исчезнет. Они просто станут членами клана, которых мы обучим нашим обычаям и примем в наши родословные.

— Ты сможешь выполнить заклинание, которое нам нужно? — спрашиваю я у чародейки.

Она смотрела на Эшвелона с лукавой улыбкой, играющей на губах, но, услышав мой голос, переводит взгляд на меня.

— Заклинание, которое вам нужно, — протягивает она. — Очень интересно. Да, мои принцы, думаю, я могу обеспечить вам ту магию, которая требуется.

— Ты думаешь? Это недостаточно.

— Ладно. Клянусь. Клянусь костями моего отца.

Священная клятва, подкреплённая её пристальным взглядом, убеждает меня.

— Хорошо.

— Мне понадобится немного времени, много вина и моя сумка. Ты помнишь, какая именно, мой хороший? — говорит она, обращаясь к Эшвелону.

К моему изумлению, Эшвелон откликается на «мой хороший» низким рыком согласия. Передней лапой он отодвигает несколько больших мешков, открывая сумку из тёмной кожи, украшенную сложными символами.

— Дайте мне часов восемь или девять, и всё будет готово, — заявляет заклинательница. — Нужно провести точные расчёты, составить заклинания, смешать ингредиенты. Ах да, принцы, — она театрально делает паузу, — убедитесь, что сегодня ночью все ваши люди будут спать на земле. И драконы, и люди.

— Зачем? — спрашивает Варекс.

— Не задавай вопросов чародейке, дорогой. — Она укоризненно цокает языком в его сторону. — И не забивайте свои ужасные шипастые головы. Мне ведь выгодно сделать то, что вы хотите, не так ли? Ведь я так явно жажду свободы и хочу вернуться в свою маленькую лачугу в том засолённом городке у моря. Так что будьте уверены, всё будет выполнено так, как вам нужно. Завтра в это же время у вас и ваших человеческих пленниц будет гораздо больше общего. — Она широко улыбается, затем внезапно икает. — Летите прочь, милые монстры, но не забудьте оставить своих пленниц на земле и быть рядом с ними к закату. Превращение может оказаться неприятным для участников. Лишняя осторожность не помешает.

— Хорошо. — Я оставляю Эшвелона следить за ней, а сам вместе с Фортуниксом и Варексом вылетаю наружу, на вершину горы. Утреннее солнце заливает наши чешуйки светом, а морской ветер поднимает наши крылья, пока мы беседуем.

— Ты ей доверяешь? — спрашивает меня Варекс.

— Она поклялась костями своего отца.

— Не знаю насчёт доверия, — замечает Фортуникс. — Но магии у неё хватило, чтобы удерживать меня и Эшвелона в своём хлеву какое-то время.

— Она держала тебя в плену? — восклицает мой брат.

— Недолго. Но я уверен, что она могла бы удерживать нас дольше, если бы захотела. Она пошла с нами добровольно.

— Возможно, она хочет искупить злодеяния отца, — говорю я.

— Возможно. — Фортуникс откашливается, глубоко и хрипло, затем добавляет: — С уважением, мои принцы, но есть более срочное дело, требующее вашего внимания. Пока я находился на материке, я отправил весть королю Ворейна и запросил встречу.

Мои крылья напрягаются от удивления.

— Ты сделал это, не посоветовавшись со мной?

— Я предположил, что вы захотите с ним поговорить, чтобы убедиться, что наш договор с Ворейном соблюдается. Без обещанных им островов мы умрём от голода. Даже если в этом сезоне не будет яиц или птенцов, еды становится всё меньше. Стада диких свиней, коз и оленей ещё не успели восстановить свою численность, а на одних растениях мы не выживем. Нам нужно мясо.

— Я понимаю. Король ответил на твоё послание?

— Ответил. Он прислал одну из своих говорящих птиц. Было сказано, что мы должны встретиться с ним сегодня в полдень в крепости на Эрнском мысе.

— Тогда мы должны вылетать сейчас.

— Да, мой принц.

— Но женщины… — начинает Варекс.

— За женщинами присматривают стражи, — успокаивает его Фортуникс. — Не беспокойся больше о них. Эта встреча не о людских пленниках, она о драконах. О соглашении, которое заключил ваш отец, и о том, выполнит ли Ворейн свою часть сделки.

Он конечно прав. Разум понимает это, но сердце реагирует дикой паникой, страхом, приближающимся к физической боли, всякий раз, как я думаю о возвращении на материк. Я провёл там недели во время войны и должен признать, что пейзажи были достаточно приятны. Мне нравились леса, равнины и утёсы, где мои драконы и я жили между сражениями.

Но память о тех битвах преследует меня, и не только потому, что последняя из них принесла гибель моим близким. Я думаю о мужчинах и женщинах, которых я сжёг заживо, о том, как я воспринимал их как насекомых или вредителей, чтобы справиться с реальностью того, что делал. Теперь я вижу это иначе, после того как оказался так близко к человеку. Каждый, кого я испепелил, имел семью, чувства, мысли, умения и мечты. Я уничтожил всё это. Я принёс бесконечную боль во множество человеческих домов. Те, кто выжил, должны были пережить ту же скорбь и вину, что испытываю я.

Клятва на кости священна, нерушима, и нас учат никогда не отказывать, если её требует любимый, находящийся на пороге смерти. Но, возможно, мне следовало отказать отцу в его просьбе о клятве. Тогда я не нёс бы эту тяжесть в груди, гнетущую меня, пока мы с Варексом и Фортуниксом летим на запад через море к побережью.

Полёт до материка занимает два или три часа, в зависимости от ветров, погоды и усталости драконов. Если бы я летел один, я бы двигался гораздо медленнее, но как только Фортуникс набирает ход, он оказывается быстрым летуном, несмотря на возраст и израненные крылья. Он задаёт темп, вынуждая меня и брата двигаться быстрее. Задолго до того, как я оказываюсь готов, я замечаю скалистый мыс. На его вершине возвышается крепость из выветренного камня.

Моё тело не хочет касаться земли. Не то чтобы моя сестра пала именно в этом месте — она и остальные погибли далеко отсюда, так что касание этой земли не должно меня тревожить. Но моё отвращение нелогично.

Я не могу заставить себя ступить на этот континент, где я оставил кости своей сестры. И всё же должен.

На мгновение я задумываюсь о том, чтобы полететь в Гилхорн и взять дань костей с тех драконьих скелетов. Но это слишком далеко. Мы должны вернуться в Уроскелле до заката, чтобы стать свидетелями превращения наших пленниц в драконов.

Фортуникс и мой брат уже приземлились на утёсе возле стены крепости. Отряд стражников Ворейна выстроился в три ровные линии, их знамёна и плащи трепещут на ветру. Их король стоит впереди, ноги широко расставлены, одна рука в перчатке сжимает пояс. У него волнистые рыжевато-оранжевые волосы, густая борода с маленькими косичками и широкое, крепкое телосложение. В бороде сверкают золотые бусины, золотое кольцо пробивает пространство между ноздрями, ещё больше золота сияет на пальцах и вдоль ушей. Хотя корона отсутствует, он явно человек богатства и власти и охотно это демонстрирует.

Я облетаю крепость по кругу, поднимаясь высоко над группой. Люди подумают, что я хочу сделать эффектное приземление, но на самом деле я набираюсь мужества, чтобы коснуться земли.

Я должен это сделать. Я — первенец Костяного Короля. Я — один из правящих принцев Уроскелле. Костей Гриммав, Вилар и Мордессы нет в этом месте. Мои страхи беспочвенны, а отвращение глупо.

Несмотря на то, что я повторяю себе эти слова, мне хочется кричать, хочется испепелить крепость самым горячим пламенем, хочется превратить короля Ворейна и его народ в пепел. Возможно, я почувствовал бы себя лучше, если бы они стали прахом на ветру, как мои потерянные близкие.

Но если я убью их, то лишь добавлю ещё имена к длинному списку смертей, за которые я ответственен. Мне нужно, чтобы король Ворейна официально передал обещанные острова — и мне нужно, чтобы он рассказал, что случилось с королевой Элекстана. Принцесса ждёт этой новости.

В мыслях я вижу её утонченное печальное лицо. Слышу, как она говорит: «Я была бы благодарна».

Она притворяется эгоистичной и требовательной, но она сильнее, чем я думал. Ей было нелегко, будучи крохотным человеческим существом, оказаться в логове такого создания, как я. Насмехалась бы она надо мной, узнав, как я боюсь просто приземлиться? Или её взгляд смягчился бы от жалости, от понимания?

Она бы не осмелилась высмеивать меня. Я в этом уверен. Она бы поддержала меня своим тихим голосом, как тогда, когда сидела рядом со мной у входа в пещеру и рассказывала о себе. Я почти слышу её сейчас, как она уверяет меня, что я справлюсь.

Прежде чем я осознаю, я уже иду на снижение, направляясь вниз. Мои когти вонзаются в густую, жёсткую траву утёса.

Я приземлился. И я не умер, и не залил это место мучительным огнём.

Рахзиен, король Ворейна, кланяется мне, и я склоняю голову ему в ответ, как и другие драконы.

— Я ожидал встретить вас раньше, — говорит он. — Но, полагаю, мы оба были заняты. Да и драконы, как известно, медлительны в мыслях и действиях — разве что дело касается похищения жён, так ведь, ребята? — Он обводит взглядом своих людей, которые весело смеются вместе с ним.

Я предпочитаю проигнорировать оскорбление в адрес моего рода.

— Надеюсь, ваше завоевание прошло гладко?

— Вполне. Хотя я бы предпочёл, чтобы ваша армия была с нами на завершающем этапе.

— Прошу прощения. В то время было нелегко, и, как только мы решили взять пленниц, нам нужно было быстро доставить их обратно на наш остров.

— Конечно, конечно, — Король оценивающе смотрит на меня. — Между нами, мужчинами, — вы понимаете, что размножение с другим видом может оказаться сложным, учитывая столь значительную разницу в размерах.

— Мы не собираемся размножаться с ними в телах людей, — вставляет Варекс. — Мы захватили чародейку, которая превратит их в драконов.

Впервые король выглядит по-настоящему удивлённым.

— Ну надо же. Вот уж чего я никогда не ожидал. Кто эта чародейка с такой могучей силой?

Варекс снова открывает рот, чтобы ответить, но я бью своим хвостом по его, заставляя его замолчать.

— Давайте обсудим более насущные дела, — говорю я. — Острова Мерринволд…

— …теперь ваши, — перебивает король. — Несмотря на ваше отсутствие во время финального завоевания, ваш клан помог мне выиграть войну. Вы выполнили свою часть сделки, и я выполню свою. Право собственности уже изменено, а карты по всему Ворейну сейчас перерисовываются.

Я не совсем понимаю, что такое «право собственности», но знаю, что такое карты. Я склоняю голову в знак благодарной признательности.

— Мы благодарны.

Эта фраза напоминает мне о другом вопросе, который я должен задать.

— Что стало с королевой Элекстана?

— Этой упрямой сукой? — Король сухо смеётся. — Она сражалась до самого конца. Но её победил сильный мужчина, как это всегда бывает с женщинами. Я раздел её догола и запер в колодки на главной площади города. Ещё и выпорол. Когда граждане получили возможность увидеть её по-настоящему побеждённой и униженной, я отрубил ей голову. Но вот дочь найти не удалось. Некоторые говорят, что она бросилась со стен города, другие утверждают, что она сбежала на юг в поисках убежища. Возможно, ваши драконы видели, что с ней случилось? — Он прищуренным взглядом внимательно оглядывает нас троих.

Прежде чем я успеваю остановить его, Фортуникс выпаливает:

— Принц Киреаган забрал принцессу Элекстана к себе в пещеру.

— Правда? — Король поворачивается ко мне. — Чего ты хочешь за неё? Я могу предоставить вам доступ к банкам Паррока у побережья Эстафена. Отличное место для жирных, сочных угрей. Уверен, вашим драконам понравятся эти рыболовные угодья.

Голод на его лице заставляет меня нервничать.

— Зачем тебе принцесса?

— Кажется, она пользуется бешеной популярностью у народа Элекстана, — отвечает король. — Я использую её, чтобы держать их под контролем. Может, даже женюсь на ней.

— Я думал, ты уже выбрал жену.

Он громко смеётся.

— Да, я помолвлен, но ничего ещё не оформлено. К тому же кто сказал, что мужчина не может взять больше одной жены? Твой отец рассказывал мне, что драконы свободно спариваются друг с другом во время безумия и не всегда выбирают для этого свою пару. Конечно, ты понимаешь желание мужчины погрузить свой член не в одну, а в несколько дырок. Герцогиня, на которой я собираюсь жениться, идёт с хорошо наполненной казной, но у неё есть недуг, из-за которого она не может иметь детей. Возможно, юная и плодовитая утроба принцессы Элекстана принесёт лучшие плоды.

— Сомневаюсь, что она согласится с тобой добровольно, — говорю я.

Король громко хохочет, а его люди смеются вслед за ним.

— Сомневаюсь, что согласится, — повторяет он, издевательски имитируя мой грубый голос. — Она и с тобой добровольно размножаться не будет, принц. Давай будем честны друг с другом. Я дам тебе банки Паррока и пару сундуков с сокровищами. Вы, драконы, любите золото, да?

— Любим, — признаю я. Я питаю слабость к красоте кованого металла и блеску тщательно огранённых драгоценных камней, и я не единственный из своего рода с такими наклонностями. Мы храним наши любимые вещи в своих пещерах, но остальная часть хранилища клана спрятана в секретном месте.

— Значит, договорились? — настаивает король. — Ты получаешь три сундука размером с мою голову, полные золота и серебра, банки Паррока и острова Мерринволд. А ты передаёшь мне принцессу Элекстана.

Фортуникс бормочет согласие. Варекс молчит, и, когда я смотрю на него, он не подаёт мне никаких сигналов о своих мыслях.

Может быть, избавиться от Принцессы с её бесконечными требованиями и жалобами было бы облегчением. Я представляю, как передаю её королю Ворейна, как его грубые руки касаются тех маленьких, чувствительных мест, которые я лизал, как он вонзает в неё свой член, пока она кричит — чёрт, нет. Этого никогда не произойдёт. Ни один самец, будь то человек или дракон, не прикоснётся к ней, и никто не возьмёт её тело, кроме меня.

Я говорил, что никогда не буду танцевать для неё в брачный сезон. Но думаю, что лгал ей и себе, потому что не могу вынести мысли о том, что она соединится с кем-то ещё. Очаровательная, раздражающая, вкусная, огненная маленькая Принцесса станет драконом, и она будет моей. Она станет крылатой, могущественной и великолепной. Я наполню её своим семенем, и она родит моих детей.

— Мы договорились? — повторяет король.

— Нет, — рычу я, и в моём голосе слышится пламя. Мои ноздри светятся и дымятся.

— Нет? — Король хмурится.

— Я забираю острова, как мы договорились. Но Принцесса остаётся со мной. Наше соглашение на этом завершено.

Не кланяясь и не говоря ни слова, я резко разворачиваюсь и взмываю в воздух.

Варекс догоняет меня через несколько мгновений.

— Это было довольно грубо, даже для тебя.

— Он собирался причинить ей вред, — рычу я. — Но она моя.

— Тем не менее, ты мог бы закончить встречу более изящно. Фортуникс остался, чтобы сгладить ситуацию.

— Отлично. — Я окидываю его взглядом. — А ты пойдёшь со мной. Мы спустимся вдоль побережья, чтобы забрать кое-что перед возвращением в Уроскелле.

— Кое-что?

— Одеяла, — отвечаю я. — И, чертов, чай.

12. Серилла

— Нет, это тоже не подойдёт, — сказала Джессива, уронив голову в руки, её рыжие волосы распались по плечам. — Боже, почему так сложно? Должен быть какой-то выход.

Мы с ней уже несколько часов строим планы с другими женщинами, судя по положению солнца. Драконы оставили нас в покое, в основном, и у нас было время рассмотреть все возможные варианты побега.

Одна из женщин, Брене, предложила построить плоты, которые могли бы доставить нас обратно на материк. Но для этого нужно сначала устранить драконов. Они точно не позволят нам строить плоты прямо под их носом.

Тогда мы перешли к следующей задаче: как победить драконов. Если вооружённые воздушные корабли не смогли справиться с одним драконом, то уж пара десятков женщин с камнями не разрушат целый клан.

Кто-то ещё упомянул яд, и я поделилась знаниями о ядовитых лианах, которые нашла, когда была возле озера с Киреаганом (чёрт побери, почему он сказал Джесиве своё имя, прежде чем мне?). Но опять же — как мы можем собрать достаточно ядовитых лиан, если нас постоянно охраняет хотя бы один из драконов? Не говоря уже о том, что лианы могут причинить нам вред, если мы их коснёмся.

— Мы можем собирать лианы ночью, когда большинство из них спит, а на страже остаются лишь один или два дракона, — говорит Брене. — Мы могли бы устроить отвлекающий манёвр, и тогда несколько из нас могли бы перебраться через стену и направиться к озеру.

— Что бы мы ни решили, мы должны помнить, что не все из нас находятся здесь, в этой пещере ночью, — говорю я. — Некоторые заключены в одиночных камерах в верхних пещерах. — Я вспоминаю пухлую, румяную женщину, которую видела в логове Роткури. Ту, что любит, когда её лижут.

— Есть кое-что, о чём никто не упомянул, — вставляет стройная темнокожая девушка с белой прядью в чёрных волосах. Мне кажется, её зовут Гвенет. — Некоторые драконы не согласны с планом принца. Они вообще не хотели похищать людей. Что если мы сосредоточимся на поиске этих драконов и постараемся наладить с ними контакт? Может быть, нам удастся убедить их восстать против принцев, а тогда повстанцы-драконы смогут отнести нас домой.

В группе женщин пронёсся шёпот заинтересованности и согласия.

— Есть одна проблема с этим планом, — я встаю с камня, на котором сидела. — Нам потребуется время, которого у нас нет. Вы все знаете, что они собираются с нами делать?

— Убьют нас? Съедят, изнасилуют? Оставят в плену на всю жизнь? Разве это имеет значение? — говорит Брене.

Кожа Джессивы становится ещё бледнее, и я мгновенно понимаю, что она знает правду. Она знает, что принцы приготовили для нас, но выбрала не говорить об этом остальным женщинам. Я не уверена, почему. Может, она не хочет сеять панику.

— Моя мать никогда не была полностью честна с нашим народом относительно состояния королевства, — медленно говорю я. — Но я считаю, что честность важна, особенно когда принимаемые решения касаются всех. Так вот, я скажу вам правду: истинная цель драконов. Они захватили чародейку — дочь Верховного Колдуна. Когда принцы улетели отсюда, они собирались встретиться с ней. Они хотят, чтобы она превратила нас всех в драконов.

Женщины вздыхают, и две из них начинают плакать.

— Меньше чем через неделю начнётся брачный сезон, — объясняю я. — Он наступает раз в двадцать пять лет. Каждый дракон на этом острове будет вынужден спариваться. Они предложат нам выбор партнёров, но насколько я понимаю, этот импульс будет настолько силён, что мы будем хотеть участвовать в безумие, если мы станем драконами. Некоторые из нас будут откладывать яйца драконов. Мы станем матерями для потомства наших похитителей.

— Нет, — стонет Брене. — Нет, этого не может быть.

Я поворачиваюсь к девушке с чёрными волосами, Гвенет.

— Твой план хорош. Просто не думаю, что у нас есть время, чтобы его осуществить.

— Мы можем попробовать, — её голос звучит отчаянно. — Мы должны что-то попробовать.

— Мы могли бы сбежать, — предлагает другая пленница. — Покинем это место, разойдёмся по острову. Они потратят время, чтобы поймать нас всех, а может, кто-то из нас успеет собрать лозы, чтобы отравить их.

— Как мы их соберём? — говорит Джессива. — Лозы могут отравить и нас. Мы не можем трогать их голыми руками. И как мы убедим драконов съесть ядовитые лозы? Они не едят приготовленную пищу, а у нас нет горшков, чтобы её готовить. Даже если бы и были, они заметят, как мы кладём лозы в еду.

— Вода? — предлагает кто-то.

— Вода есть повсюду на этом острове. Мы не можем отравить всё.

— Болтовня не поможет. Мы должны выбрать. — Говорю я твёрдо и ясно. — Те, кто хочет сбежать, могут сделать это сейчас, пока нас охраняет только один из них. Бежим к пляжу — может быть, там остался корабль, который ещё пригоден для плавания. Бежим в лес — возможно, там можно найти оружие. Я не уверена, нужно ли нам присутствовать для того, чтобы заклинание сработало, или оно будет охватывать весь остров, но если вы хотите убежать — делайте это. Если хотите сражаться — придумайте стратегию. Если хотите остаться и попытаться убедить своего дракона вернуть вас на материк и отпустить, используйте все свои чары, все убедительные доводы.

— Лучше работать вместе, — возражает Джессива.

— Но мы не можем. Мы не согласны, какой путь лучше, и ни один из наших планов не выглядит успешным. Что касается меня, я, наверное, побегу. Может, если меня не найдут, на меня не подействует заклятье.

Джессива качает головой.

— Заклинания вроде этого можно наложить на расстоянии, на конкретную группу существ, — говорит она. — Побег не защитит тебя от превращения.

— Лучше уж так. По крайней мере, мне не придётся иметь дело с этим чёртовым Принцем Драконов.

Гвенет делает шаг вперёд.

— Я тоже бегу.

Ещё несколько женщин присоединились к ней.

— Я остаюсь, — говорит Джессива. — Но мы отвлечём их, чтобы вы могли проскользнуть через стену. Может, им потребуется какое-то время, чтобы заметить, что вас нет. Только будьте осторожны. Ворейн говорил о существах, которые обитают на этом острове и выходят ночью — опасных хищниках, которые иногда могут победить даже драконов.

Мысль о чём-то более страшном, чем дракон, заставляет меня усомниться в своём плане побега. Но другие женщины, желающие бежать, уже собрались вокруг меня и, похоже, ждут, чтобы я сделала первый шаг. Я проглатываю свою тревогу и говорю:

— Давайте найдём место в стене, через которое сможем проскользнуть. А затем остальные могут как-то отвлечь его…

Я указываю вверх на бронзового дракона, лениво кружащего в воздухе, высоко над двором.

— Я знаю, что делать, — говорит Джессива. — Они хотят нас для размножения, верно? А значит, они хотят, чтобы мы были здоровыми, целыми. Так что если мы начнём драку и сделаем её жестокой… — Она смотрит на одну из других женщин, высокую, красивую, с суровым подбородком блондинку и темно коричневой кожей. Между ними мелькает враждебность, и я подозреваю, что они уже обменялись не только словами, но и ударами до этого момента.

— Я с удовольствием помогу тебе сделать её настоящей, — говорит блондинка сквозь зубы.

— Хорошо. — Что я могу сделать, кроме как согласиться? Их личные разборки — не моё дело. И я чувствую тот же прилив нервов, который заставил меня броситься к городской стене, когда прозвучал драконий сигнал тревоги. Мне нужно что-то делать, а так как у меня нет оружия для борьбы с драконами, я буду бежать.

— Там есть щель, — бормочет Гвенет. — Мы слышали, как существа шуршат вокруг стены ночью, но они все были слишком большими, чтобы проскользнуть через барьер, и недостаточно сильными, чтобы перепрыгнуть его. Один из них, правда, сдвинул бревно, и думаю, мы сможем пройти через это место.

Я начинаю спрашивать, видели ли они этих хищников, но яростные крики с другой стороны двора прерывают меня. Джессива и блондинка схватились друг с другом. Драка началась.

Крики привлекают внимание драконьего стража наверху. Он резко спускается, и ветер от его крыльев поднимает пыль в огороженном пространстве.

К счастью, он стоит спиной к нам, обращённый к Джессиве и блондинке. Он начинает говорить на Драконьем языке, а затем, вспомнив, что они его не понимают, переключается на Общий язык. Я едва слышу его упрёк в адрес спорящих женщин, потому что уже слишком занята тем, чтобы пролезть через барьер за Гвенет. Ветки царапают рёбра, руки и ноги — новые раны поверх синяков. Но с небольшими усилиями, извиваясь и корчась, я вырываюсь через щель. Гвенет хватает меня за руку, поддерживая.

— Удачи тебе, Принцесса, — её тёмные глаза встречаются с моими. — Держись среди деревьев. — Затем она поворачивается и мчится в лес, как олень, бегущий к свободе, её длинные ноги легко преодолевают подлесок.

Я оглядываюсь один раз, чтобы удостовериться, что остальные проходят незаметно. Но я больше не могу им помочь. Каждая женщина должна найти свою судьбу.

Глубоко вздохнув, я начинаю бежать.

Вместо того чтобы мчаться на полной скорости, я сохраняю равномерный бег. Я привыкла к верховой езде, пешим прогулкам, стрельбе из арбалета и иногда к плаванию, но вот в беге моя выносливость оставляет желать лучшего. Мне нужно распределить силы, чтобы пройти как можно больше, прежде чем придётся сделать перерыв.

Несколько раз мне кажется, что я слышу лёгкие шаги позади, слишком лёгкие для дракона, но слишком тяжёлые для кролика или лисы. Но, когда я оглядываюсь, никого не вижу.

Наконец, я подхожу к бурному роднику, который впадает в тенистый пруд. Я подкрадываюсь к нему, прячась под нависающими ветвями огромного дуба, чтобы ни один дракон, летящий сверху, не заметил меня.

Моё сердце бешено колотится от напряжения, а тело покрыто потом. Я быстро заплетаю волосы и завязываю их длинным кусочком крепкой травы. Затем, опустившись на колени у пруда, я омываю кожу прохладной водой. Она пахнет свежестью, и как только я немного отдышалась, наклоняюсь, чтобы попить из рябящей поверхности.

Шорох бегущих шагов. Рука с силой ударяет меня по затылку, и я резко лицом ныряю в воду. Я сдавленно выплёскиваю звук удивления, пузыри вырываются изо рта.

Я пытаюсь сесть, но рука, удерживающая меня, полна яростной силы. Я чувствую её в свирепом давлении пальцев, в напряжённой силе руки, которая пытается утопить меня. Я пытаюсь царапаться, но не могу найти лицо нападавшего.

Отчаянно я дергаюсь и пытаюсь перевернуться, но нападающий бросается на меня всем телом, прижимая к земле.

Воздуха остаётся совсем немного, и паника — сила, что управляет мной. Но через невероятную силу воли я прекращаю бороться. Я заставляю себя стать совершенно вялой, хотя тело кричит, чтобы я сражалась. Мой убийца должен думать, что я уже утонула.

В голове я считаю секунды. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…

Тяжесть уходит с моего плеча, и рука исчезает с затылка.

Я мгновенно вскакиваю, жадно вдыхаю воздух и отпрыгиваю в сторону, чтобы избежать нападавшей, когда она с воплем и яростью снова бросается ко мне. Задыхаясь и кашляя, я прячусь за огромным дубом и хватаю сухую ветку, висящую сверху. Мой вес срывает её с дерева, и я инстинктивно размахиваю оружием, вкладывая всю силу рук в удар. Ветка врезается в лицо нападавшей, как только она обходит дерево.

Кровь брызжет из её рта. Она пошатывается и падает на землю.

Она судорожно дергается, шокированная, в то время как кровь стекает из её рта на землю. Мой удар изуродовал правую нижнюю часть её лица, сломал скулу и верхнюю челюсть. Я вижу белые зубы и кости, выступающие через разорванную красную плоть. Её череп, вероятно, тоже треснул.

— Чёрт… — я уронила ветку и присела рядом с ней. Я смутно помню, что видела её среди женщин, которые хотели убежать. — Зачем ты это сделала?

Сквозь боль в её глазах просачиваются горе и ярость.

— Моя мать, — шепчу я. — Это было из-за неё, да? Ты потеряла кого-то в войне, возможно, не одного, и винишь королевскую семью. Это была месть.

Она немного шевелит головой. Почти кивок. Её рука превращается в коготь, вцепившийся в землю. Кровь заливает правый глаз, а тело продолжает дергаться, пока повреждённая нервная система пытается справиться с раной.

— Прости, — бормочу я сквозь слёзы, сжав зубы. — Прости.

Но этого недостаточно. Я никогда не смогу искупить всё, что сделала мать — всё, что я не смогла сделать. Я могу сказать себе, что это не моя вина, что мама оттолкнула меня и не позволила участвовать — но я позволила ей оттолкнуть меня. Я развлекалась с детьми, лошадьми, собаками и различными домашними делами, как ребёнок, играющий в игрушки, в то время как она посылала толпы граждан в пасть смерти.

Но я не была ребёнком. Я была чертовой взрослой женщиной. Я увлекалась своими собственными делами, и ничего не сделала, чтобы остановить резню.

Мне следовало постараться больше. Нет… Мне следовало хотя бы попытаться. Но я не сделала этого. Совсем. Я думала, что мой личный конфликт с политикой матери — это уже достаточно, что я подрываю её власть, тихо соглашаясь с слугами и стражниками, когда они осуждали её правление. Что же они обо мне думали, эта избалованная принцесса, которая считала себя бессильной изменить что-то, в то время как на самом деле у меня было гораздо больше власти, чем у любого из них — я просто не претендовала на неё и не использовала её. Я использовала свои привилегии для того, чтобы выражать лёгкое недовольство или чтобы не вмешиваться.

— Я была ленивой чертовой сукой, — шепчу я умирающей девушке. — Я не боролась с мамой. Иногда только надувалась и сердилась, но это не принесло никому пользы. Теперь уже слишком поздно исправить то, что произошло, но клянусь… обещаю тебе, я больше никогда не буду стоять в стороне и смотреть, как кому-то вредят, не попытавшись это остановить. Как жаль, что ты не поговорила со мной раньше, до того, как всё дошло до этого.

Почему я так сильно ударила этой веткой? Всё произошло так быстро, что я не успела подумать. Я просто выживала.

Теперь я могу только быть свидетелем её ухода.

Я не беру её за руку. Она не хотела бы этого. Но я остаюсь рядом с ней до тех пор, пока её душа не уходит, оставляя её глаза пустыми.

Я покрываю её тело ветками, как могу. Потом мою руки в ручье, пью вволю и снова бегу.

Тошнота поднимается в желудке, когда я думаю о её изуродованном лице. Но её уже нет… она больше не угроза. Мне нужно найти побережье, найти место для укрытия и начать думать, как построить пригодный для плавания плот. Ужас от того, что я сделала, пока придётся отложить.

Драконы придут за нами — это уж точно. Я буду прятаться, строить планы, бороться и делать всё, чтобы избежать их плена. Если я избегу воздействия заклинания чародейки, я буду жить в самых густых дебрях леса, пока не найду способ перебраться через пролив между этим островом и материком. Если они превратят меня в дракона, я буду бороться с ними до последнего, пока они не пожалеют о своём выборе.

Мне приходит в голову мысль, что, возможно, самцы не учли возможную опасность для себя, когда женщины станут драконами. Они предполагают, что как только превращение завершится, мы будем покорны своей судьбе, рады присоединиться к клану. Как драконы, мы всё ещё будем в меньшинстве, но станем гораздо сильнее. Мы сможем сражаться и отомстить.

Конечно, мы будем новичками в наших драконьих телах. Мы не будем сразу знать, как летать, и, если у нас появится огонь, нам может понадобиться время, чтобы научиться им пользоваться. Возможно, на это и рассчитывают самцы — что время и тренировки утихомирят любой остаточный гнев, который мы будем чувствовать после превращения. Возможно, они надеются, что брачное безумие и последующий сезон вылупления яиц приручат нас, одомашнят.

Надеюсь, что они ошибаются. Я настроена держаться за этот гнев, несмотря ни на что. Я не забуду, что драконы сделали с моим народом, и, если я стану одной из них, то отплачу за эти обиды в десятикратном размере.

13. Киреаган

— Что ты имеешь в виду, её здесь нет?! — Мой рёв эхом разносится по двору, отзываясь в пещере. — Вы должны были за ними присматривать.

Госрик отпрянул, его бронзовый хвост тащился по земле, голова опущена.

— Женщины начали драться, мой Принц. Я боялся, что они покалечат друг друга. Пока я вмешивался, несколько других пленниц проскользнули через барьер и убежали в лес. Я сразу же позвал Ритара и Иксион, так как они были ближе всех. Они отправились искать беглецов, а я остался охранять остальных женщин.

— Ты надеялся вернуть их до того, как я узнаю?

Он съёжился.

— Да, мой Принц.

Я перевожу взгляд на Варекса. Он сидит перед Джессивой, пока она с вызовом смотрит на него.

— Это она всё спланировала, — рычу я.

— Это могла быть и твоя женщина, — огрызается Варекс.

— Уберите Джессиву из этого загона, чтобы она больше не могла причинить вреда, — приказываю я. — Отведите её подальше отсюда, но помните, что говорила чародейка. Когда она превратится, она не будет знать, как летать. Тебе нужно будет научить её.

— Я слышал, — резко отвечает он. — Я был там. Фортуникс и Эшвелон уже распространили указ, чтобы все сегодня ночевали на земле. Ты не находишь это странным правилом…

— Я нахожу странным то, что я всё ещё здесь, разговариваю с тобой, пока Серилла бродит по острову беззащитная. — С последним ревом в сторону испуганного Госрика я взмываю в воздух, ловлю стремительный океанский бриз и устремляюсь через лес рядом с загоном для женщин.

Я не стал проверять широкие открытые поля или утёсы, составляющие основную часть нашего острова. Серилла умна. Она будет держаться в самых густых частях леса, где мне будет труднее её заметить, где я не смогу просто прилететь и схватить её. Я — хороший охотник, но только потому, что знаю повадки и привычки своей обычной добычи. Умную, дерзкую маленькую женщину будет куда труднее отыскать.

— Чёрт! — проклинаю я, изрыгая ругательство в потоке оранжевого пламени.

Часами я её ищу, время от времени приземляюсь, чтобы обнюхать траву и деревья, пытаясь уловить её запах среди множества других. Почему-то её запаха нигде нет. Я трачу время, идя по следу, который кажется человеческим, только чтобы обнаружить девушку с медными локонами, забившуюся под густую крону елей. Она выглядит перепуганной, но я лишь раздражённо фыркаю и снова взмываю в небо. Пусть кто-нибудь другой разберётся с ней. Моей единственной заботой остаётся эта невыносимая принцесса.

Несколько раз я замечаю драконов, которые несут добычу в когтях, возвращаясь в пещеры клана. Несмотря на удовлетворение от того, что некоторых женщин удалось вернуть, я раздражён, потому что свою никак не могу найти. Солнце клонится к закату, а её всё ещё нигде нет.

Наконец я приземляюсь на северном пляже и иду вдоль кромки леса, вглядываясь в тёмные глубины под ветвями. Я даже захожу в лес, ругаясь каждый раз, когда ветки цепляются за крылья.

Я продолжаю путь, пока наконец не протискиваюсь через узкий проход между стволами деревьев и оказываюсь перед крутым травяным склоном. Его поверхность изрыта выступающими камнями и бугристыми гребнями дерна, а между этими гребнями и камнями — крупные ямы, наполовину скрытые густыми зарослями травы.

Я забыл, что здесь гнездо воратриц. Чёрт.

Нам следовало более откровенно рассказать женщинам об опасностях Уроскелле, вроде ядовитых лоз, волков, которые прячутся в пещерах, слишком узких для нас, и выходят ночью красть нашу добычу. Но хуже всего — воратрицы. Каждая воратрица — это нечто среднее между гигантским дождевым червём и плотоядным растением. Она не может передвигаться по земле, а должна оставаться привязанной к одному месту. Глубоко под землёй все её змеиные придатки делят один раздутый живот, и ночью её длинные шеи вытягиваются, поднимая её многочисленные пасти ближе к поверхности. Каждая шея, как стебель растения, выходит через отдельный туннель — и на тупом конце каждой извивающейся шеи находится зубастая пасть, которая может выпустить несколько длинных, похожих на языки, щупалец. Эти щупальца — настоящая угроза для драконов. Они могут протянуться высоко в небо и настолько прозрачны, что их почти невозможно увидеть, пока не станет слишком поздно.

Как только добыча поймана, воратрица проглатывает её через одно из своих горловых отверстий в общий желудок. Существо может питаться телом одного оленя или дракона целую неделю. Репродуцируются они редко, отправляя свои побеги, чтобы образовать новые ядра, примерно раз в десять лет. Старые ядра крепкие и волокнистые, почти невозможно уничтожить, но когда мы обнаруживаем новое ядро, то пускаем огонь в его горло и выжигаем его, пока оно ещё молодо и уязвимо.

Воратрицы активны только ночью, поэтому в большинстве случаев мы можем их избегать. Но за мою жизнь несколько драконов были убиты воратрицами — наиболее примечательная из этих потерь — смерть пары Костяного Короля, моей матери. Она отправилась на ночной полёт с Варексом и была поймана щупальцами ядра, которое никто не заметил. Вилар и я горько её оплакивали, но боль брата была сильнее. Ему пришлось наблюдать, как она умирает; он едва не погиб сам, пытаясь её спасти. Всё, что он принёс назад — её коготь, вырванный из её передней лапы, когда она пыталась освободиться.

После того как Варекс сообщил о смерти матери, Костяной Король взял несколько драконов и отправился на место, где это произошло, проведя день и ночь, изрыгая огонь в туннели воратрицы. Они даже выкопали землю, пытаясь найти ядро. Но существо было старым, огромным и сильно похороненным в каменистом грунте. Оно не вышло, и драконы не смогли найти его корень. Моя мать была мертва.

Солнце низко висит в небе, и его золотой свет заливает склон, бросая глубокие тени в углублениях и ямах. Воратрицы всегда выходят на закате. Через несколько мгновений это чудовище оживёт, готовое к поискам добычи. Мне нужно уходить.

Когда я начинаю поворачиваться, кожа под чешуёй вдруг напряжена, ощущая нечто, что заставляет меня остановиться. Мои ноздри расширяются, улавливая слабый запах, скрытый под слоем гнили. Тяжёлый запах драконьего навоза, а под ним… я точно знаю, что это. Это она.

Я мгновенно оборачиваюсь, снова сканируя склон, выискивая любую тень.

Вот она. Похоже, она намазала свои руки и ноги драконьим навозом, чтобы замаскировать как свою бледную кожу, так и запах. Это отвратительное, хитрое маленькое существо.

И… чёрт. Она сидит у входа в одну из ям воратрицы.

Холодный ужас сковывает меня, и чешуя встаёт дыбом. В любую секунду извивающиеся шеи чудовища выскользнут из этих туннелей, с такой скоростью, что не уступят даже полёту дракона, и одна из пастей схватит её, утащит в подземный желудок, где она будет медленно перевариваться, оставаясь в сознании. Она не продержится долго в этом кислотном растворе с её мягкой кожей, но она будет жива достаточно долго, чтобы мучиться от боли. Я не могу представить себе более ужасной смерти.

— Принцесса, — говорю я тихо. — Пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой.

Она отступает немного вглубь туннеля.

— Не подходи ближе. Я знаю, что ты не сможешь пройти в такое узкое место, и если ты подойдёшь, я уйду ещё дальше.

— Это будет ошибкой, — рычу я. — Ты сидишь у входа в туннель воратрицы. Это хищник, которого боятся даже самые сильные драконы.

— Я не верю тебе. Ты просто пытаешься заставить меня выйти.

— Посмотри на стены туннеля. Видишь как они сглажены ночными выходами этого существа?

Она оглядывается, тревога мелькает на ее лице. Она слишком умна, чтобы не заметить признаки сама, теперь, когда я указал на них. Но она пока не боится этого неизвестного монстра так сильно, как боится возвращения ко мне.

— Здесь есть и другие ямы на этом склоне, — говорю я ей. — Большинство из них почти невидимы, покрыты травой, но некоторые достаточно большие, чтобы вмещать дракона, как только его крылья будут сломаны. Вот что делает это чудовище. Оно ловит дракона своими щупальцами, отрывает чешую, ломает кости крыльев и проглатывает дракона целиком. Но оно принимает и другую добычу, не только драконов. Ты будешь для него вкусным лакомством. Сомневаюсь, что оно когда-либо пробовало человеческое мясо.

Серилла нервно взглядывает в туннель.

— Они выходят на закате, — продолжаю я. — В любую секунду существо может вылезти. Ты будешь поглощена, прежде чем успеешь убежать.

Она медленно возвращается ко входу и остаётся там, готовая прыгнуть.

— Если я выйду, ты заберёшь меня обратно в свою пещеру или в тот загон, где держишь остальных.

— Да. Там ты будешь в безопасности.

— Ты разрушишь это тело, моё тело, то, с которым я родилась, и превратишь меня во что-то другое, против моей воли.

— Мы уже обсуждали это. У меня есть причины, веские причины, — мой голос поднимается, полный разочарования и страха. — Выйди немедленно и живи. Или оставайся там и умри.

Земля слегка вибрирует под моими когтями. Это не настолько сильно, как толчок, но это определённо движение.

Воратрица приближается.

— Серилла! — реву я, и стремительно прыгаю вперёд.

Она уже бежит, выскакивая из туннеля. Слишком медленно — её сразу дергает назад, и она кричит. Я едва различаю слизкое прозрачное щупальце, обвившее её лодыжку.

Я ныряю вперёд, разрывая щупальце когтями. Оно крепкое, эластичное, трудно прорезаемое, но мои когти наносят достаточно урона, чтобы заставить его отпустить.

Серилла ползёт прочь, её нога кровоточит от крошечных крючков, вонзённых вдоль поверхности щупальца. Эти крючки идеально приспособлены для того, чтобы сдирать чешую с дракона.

Я расправляю крылья, ловлю воздух, когда хватаю её тело передними когтями. Но прежде чем я успеваю взлететь с ней, несколько щупалец обвивают мой хвост и ноги, а другие закручиваются вокруг моего левого крыла.

Я реву, изо всех сил стараясь вырваться, но несколько червей вцепились в меня своими щупальцами, и их сила неудержима, как всасывающее притяжение магии пустоты Варекса.

Понимание пронзает меня, как чёрная, ледяная вода.

Я уже мёртв. Но, возможно, принцесса сможет выжить.

Со всей силы я бросаю её вперёд, в лес. Её тело врезается в дерево, пока я борюсь, чтобы остаться в воздухе, крылья яростно взмахивают, разрезая воздух.

— Беги! — реву я. — Беги, глупая человеческая тварь, беги!

14. Серилла

Пять извивающихся, червеподобных шей выступают из различных отверстий в каменистом склоне. Каждая из них с тупым концом, раскрытым, показывающим кольца зубов, и из этих голодных пастей вырываются пучки длинных прозрачных языков, которые обвивают задние лапы дракона, его хвост и крылья. Все эти червеподобные твари действуют сообща, чтобы связать его и сломать.

Киреаган изо всех сил пытается вырваться, каждая мышца в его мощном теле напрягается, его великолепные крылья широко расправлены. Он крутится и выпускает вспышки огня в несколько языков, но те, похоже, не реагируют. Ещё больше языков дерут его спину и бока, их маленькие крючки вырывают чешую, оставляя сырые кровавые раны.

Дракон падает на землю, пойманный в сеть из щупалец. Два из них обвивают его горло и затягиваются. Он захлёбывается, издавая рычащий звук.

В панике я ищу оружие, что угодно, чем могу ему помочь. Не может быть и речи о том, чтобы бросить его, враг он или нет. Я не могу смотреть, как он умирает. Дело не в том, что я переживаю за него — нет. Но он этого не заслуживает.

Я нахожу молодое деревце с заострённым концом и бегу обратно на склон. Вместо того чтобы пытаться прорезать языки, я направляюсь к одной из пастей и втыкаю палку в горло чудовища боком. Один язык выстреливает ко мне, и я едва успеваю увернуться. Мне повезло, что большинство щупалец воратрицы заняты, иначе я уже была бы в одной из пастей.

Только одно из этих червеподобных существ достаточно большое, чтобы проглотить что-то такого размера, как Киреаган. Именно на нем мне нужно сосредоточиться.

Воратрица обвивает крылья Киреагана своими языками. Я чувствую, что вот-вот произойдёт, как она будет сжимать эти прекрасные крылья, как сломаются и согнутся кости. Киреаган тяжело дышит, страдание пронизывает каждый его сдавленный вдох.

— Нет! — кричу я, поднимая самый крупный камень, который могу поднять, и начинаю стучать им по тупому черепу самой большой твари. — Нет, к чёрту! Ты не заберёшь его! Если кто-то должен убить этого ублюдка, это буду я!

Кожа чудовища толстая и ребристая, видимо, огнеупорная и прочная, как старый кожаный доспех. Ничего из того, что я делаю, не даёт результата. Я недостаточно сильна, чтобы причинить ей вред.

Языки, обвивающие крылья Киреагана, сжимаются. Он издаёт вопль боли, но его голос меняется посреди рыка…

И так же меняется его тело.

Вспышка ослепительного фиолетового света взрывается от него, а затем он сжимается так резко, что кажется, он был здесь секунду назад, а в следующую — исчез. Языки бессильно падают на землю, как только исчезают гигантские крылья, которые они держали. Они начинают слепо ощупывать пространство, будто ищут дракона, который только что был у них в руках. Хотя я не вижу глаз или ноздрей, должно быть, у них есть какое-то восприятие тепла и движения, или, может быть, они ощущают воздух, как змеи… Но взрыв магии, похоже, ослабил их способность чувствовать добычу.

В центре этих извивающихся щупалец стоит высокий мужчина с длинными чёрными волосами, грациозными рогами и светло-коричневой кожей.

Я сразу узнаю Киреагана и не сомневаюсь в этом. Выживание — на первом месте. Всё остальное можно выяснить позже.

Он выглядит ошарашенным, поэтому я спешу к нему, перепрыгиваю через запутавшиеся щупальца и поднимаю его руку на свои плечи.

— Ты должен бежать, — говорю я. — Забудь обо всём остальном. Беги!

Его длинные ноги не слушаются, но с моей помощью он идёт по склону, прихрамывая. Мы достигаем края леса, как раз в тот момент, когда два языка скользят по задней части моих ног. Я кричу и толкаю Киреагана вперёд, заставляя двигаться быстрее, пока мы не оказываемся все зоны их досягаемости. Когда я оборачиваюсь, языки тычутся в деревья и изгибаются в подлеске. Я надеюсь, что их поисковые чувства навсегда повреждены.

— Давай, — говорю я, схватив Киреагана за руку и торопливо ведя его через лес.

— Что только что случилось? — слова звучат искажённо, будто ему тяжело формулировать их своим непривычным языком и губами.

— Не говори пока. Продолжай двигаться.

Мы не останавливаемся, пока не достигаем пляжа. Его ноги подкашиваются, и он падает на песок. Я снимаю свои разорванные сандалии и продолжаю идти, отчаянно, решительно, пока не добираюсь до воды, где смываю драконье дерьмо с рук и ног и тру свою кожу влажным песком, пока не чувствую себя снова чистой. Соль щиплет царапины, особенно порезы на ноге, но я приветствую боль. Я хочу, чтобы эта часть тела была тщательно очищена от прикосновений воратрицы.

Я не могу пока думать о Киреагане.