Золото Омейядов. Часть первая

Глава 13

— Что там? — сразу заинтересовалась Элен.

— Послушай, — я протянул ей наушник и вновь устремил взгляд на колдуна, двигавшегося по проходу, который с каждой секундой становился шире. Негры чуть ли не бегом освобождали пространство. Напомнило панику на стадионе «Уэмбли», когда кто-то швырнул на трибуну взрывное устройство, и люди бросились в разные стороны, затаптывая друг друга. Вот и сейчас толпа отхлынула, а с десяток туземцев остались лежать на земле, и никто к ним не кинулся на помощь, как и на стадионе. Одно отличие: здесь дикари, а там — цивилизация XXI века, а по сути — те же дикари.

— Я не поняла, — раздался изумлённый голос Элен, — он что, кого-то? Или его кто-то? Что за звуки?

— И что непонятного? — спросил я, не оборачиваясь.

— Но мне кажется, там нет женщины, — продолжила изумляться Элен, — там точно нет женщины!

— Мне тоже так показалось, — согласился я, оглянувшись. — Читал про монахов нечто. Любили удовлетворять друг друга, но в данный момент меня волнует другое. Этот святоша время выбрал для своих утех неподходящее. Колдун идёт в сторону французов, и я бы хотел знать, что за представление нам разыграли, а без его присутствия мы в итоге получим «испорченный телефон», когда монаху озвучат короткую версию через пятое колено.

— Как весело, — проговорила Дженни, перехватив у Элен наушник, — а я думала, эта болезнь началась в XX веке.

— Ага, в двадцать первом, — поддакнула блондинка. — Читать больше нужно было, сейчас бы не задавала глупых вопросов.

— А мне про это было неинтересно читать, — парировала Дженни. — Если тебя это возбуждает, то у твоего дружка пара фильмов есть. Иди смотри. Фу, мерзость!

Успел перехватить руку Элен до того, как она зарядила африканке хороший хук слева.

— Наши враги, — я вытянул руку в сторону вырубки, — там. И скоро у вас будет возможность надавать им тумаков. А если вы будете устраивать междусобойчик, то обе слышали, что они сделают с вами, пока вы друг дружку за волосы таскать будете. Поэтому прекратите, или доведёте меня однажды, и выпорю обеих в назидание остальным.

Обе засопели и набычились на меня. Крайнего нашли.

По какой-то причине был уверен, что колдун знает английский и сейчас сообщит информацию французам, но навстречу ему выдвинулся негр-переводчик с ожерельем на шее, которое изначально принял за связку электроизоляторов. Они остановились друг перед другом и принялись беседовать. Хотя нет, беседой это не назвать. Колдун с мрачным лицом что-то рассказывал, а переводчик впитывал, склонив голову набок, и за всё время не обронил ни одного слова. Разве только ментально. Значит, не было вопросов, а только констатация фактов. Колдун, закончив говорить, развернулся на 180° и зашагал обратно, а вот негр-переводчик остался стоять на месте, вероятно, переваривая услышанное.

Это для нас хорошо или придётся использовать КПВТ?

Откуда появился монах, я не заметил, но когда негр осмыслил сказанное колдуном и вернулся к французам, я увидел среди них человека в балахоне.

— Сейчас соблюдаем тишину, — сказал я и, взяв из рук Дженни наушник, поднял его на уровень подбородка.

— Что он сказал? — поинтересовался барон на английском языке у негра-переводчика, когда тот подошёл вплотную.

— Он говорил с Тулая, Духом Леса, которому поклоняются зулусы из племён Каро, великого воина, вождя.

И замолчал, давая прочувствовать важность момента. Как это делают, я понял с первого раза, беседуя со Свази, и этот негр не был исключением. Вероятно, французы успели привыкнуть к такой манере разговора, но никто не поторопил, молча ожидали продолжения.

— Мензанганкона говорит, что Тулая сердится. Он говорит, что чёрный воин, у которого вместо глаз солёная вода, всех, кто приблизится к его жилищу, разорвёт. Эту землю охраняет Дух великого воина. Мы пришли с копьём в руках и без даров. Не приносящий даров Духу великого воина будет мёртв ещё до того, как звезда, пролившая много слёз, закроет свой глаз завтра.

Мда. Очень интересно, но ничего не понятно, и новая пауза.

Не меньше пяти минут прошло, пока он снова заговорил. То ли пытался на английский переводить так долго, стараясь донести до французов весь ужас положения, то ли в самом деле паузы в порядке вещей.

— Тулая не будет вмешиваться, так как Дух великого воина принял новую женщину, дочь вождя, отец которой был убит зулусами.

Единственная фраза, которую я понял, а вернее, догадался, о ком идёт речь. Так вот что Чика имела в виду. Чинг и всё его племя были уничтожены. Кроме женщин, разумеется, а значит, их кто-то остался охранять. Ещё какое-то энное количество воинов, и куда отвели пленниц — Бог его знает. Придётся бегать по джунглям, разыскивая их, когда всё закончится.

Пока негр снова взял тайм-аут, мои мозги едва не взорвались, перебирая в памяти последнюю неделю перед сезоном дождей. Выходит, старая шаманка всё же имела дар экстрасенса и предупредила Чинга о грядущих событиях, принудив его привести дочь на алтарь, пообещав, что таким образом они будут отомщены и удастся возродить со временем племя, или… или нечто ещё, но Чинг поверил и пошёл на такую жертву. А меня, вероятно, хотела подчинить своей воле и сделать тем самым оружием возмездия, а потом её внук остался бы единственным вождём. Вряд ли я у неё был в планах, разве что как бык-производитель. Вот такая длинная многоходовка. Европейцам не следовало приносить свою цивилизацию неграм и уничтожать язычников на чёрной территории, а учиться у них подобным интригам.

«Мензанганкона уходит в лес Дуя, где живёт Тулая, — снова заговорил переводчик, — он собирается умолять Духа Леса, чтобы тот простил его и убедил чёрного воина, у которого вместо глаз — солёная вода, не убивать зулусов. Я сказал — ты услышал».

Последняя фраза рассмешила. В XXI веке её произносили чуть ли не в каждом фильме. Помнится, в фильме «Экипаж» так высказался какой-то высокопоставленный чиновник. Но зулус это произнёс из-за скудности словарного запаса. И что сказать? Нас ждёт полная деградация.

Они опять помолчали, и барон, осмыслив сказанное, спросил:

«Что Джамакандаба решил?»

«Джамакандаба — воин. Он не поклоняется Тулая. У него другие духи. Они молчат, значит, Джамакандаба всё делает правильно. Мы пришли взять своё и уйдём, когда возьмём это».

Так переводчик — вождь. Имечко у него, язык сломать можно, и говорит о себе, как индейцы у Фенимора Купера, как о ком-то, кто в данный момент отсутствует по уважительной причине.

Я попытался рассмотреть Джамакандаба более внимательно.

Низкий лоб, толстые губы. Его дряблые щёки с неровной щетиной висели, делая лицо вытянутым и худым. Это я ещё при дневном свете разглядел. И было оно размалёванное и свирепое, без единого проблеска благородства. Да и откуда взяться благородству на лице дикаря? Его там априори не могло быть.

А кто-нибудь когда-нибудь вообще видел благородство на лице туземца в XVII веке, кроме Фенимора Купера, конечно. У него все могикане благородные, а ирокезы — негодяи. Смею заверить, что Ункас, о котором он рассказал, на самом деле был той ещё сволочью.

На низком лбу вождя белым цветом были выведены полоски сверху вниз, частично напоминая забор вокруг сарая. Подобная полоса была расположена на переносице и совсем коротенькая над верхней губой. На щеках — пять кругов, один в другом, как мишень в тире. А толстым губам позавидовала бы Иванова из Болгарии, запамятовал её имя, читал, что они у неё самые большие в мире. Колола дура кислоту три раза в год. У Джамакандаба они родные, и что он, попади в будущее, мог попасть в Книгу рекордов Гиннеса, ему и в голову не придёт.

Духи у него другие. Не в духах дело. Мозгов у дурака меньше, чем у таракана. Послушал бы своего друга колдуна и прогулялся в лес Дуя. Глядишь, Дулая бы ему их вправил.

В этот момент Джамакандаба глянул точно в нашу сторону, словно почувствовал, что я его разглядываю, и улыбнулся, показав не только большие зубы, но и дёсны. Улыбочка барракуды, но он этого не знает лишь по одной причине: зеркало в Африке отсутствует как вид.

— Так он что, в самом деле колдун? Я думала, это выдумка, — сказала Элен, когда стало понятно, что продолжения не будет.

— Почему выдумка? Экстрасенсы не вчера появились. Это в Европе таких сжигали на костре, но не всех. Кто-то был приближенным к королю: звездочеты и прочие. А здесь они быстро пробивались. Вспомнить старую колдунью. А может, именно кровь помогала, потому и хлебала литрами.

— Но я всё равно ни слова не поняла из этого английского, — махнула рукой Элен, — что он объяснял, о чём говорил. Абракадабра какая-то.

— Я тоже не совсем понял. Сейчас барон своим будет переводить на французский, может, из этого станет понятнее.

И действительно, все столпились вокруг барона, и он, принявшись жестикулировать руками, начал что-то рассказывать. Вот только нам от этого легче не стало. Монах отошёл метров на десять и расхаживал влево-вправо, периодически останавливаясь и разглядывая неприступные скалы монастыря.

А с другой стороны, почему неприступные? Понаделали сотню лестниц и создали бы нам проблему. Вот только в голову им такое не могло прийти при свободном проходе. И очень надеялся, что ночью атаковать не будут, а подождут до рассвета.

— А может, и мне расскажете, что колдун сказал? — подала голос Дженни, сообразив, что перевода не дождётся. — Что это вообще было?

— Да срань какая-то, — отмахнулась Элен, — вообще ничего не поняла и тем более не запомнила. Дух Леса, Дух воина. Ерунда полная.

— Я запомнил, — подумал, может, африканка лучше нас знает про ритуалы и что за глаза из солёной воды. Хоть что-то в детстве ей рассказывали до того момента, как во Францию укатила.

— И?

И я передал почти слово в слово.

— Вот чёрт! — Элен только руками развела. — Как ты запомнил эту муть? Тут же слова повторить невозможно даже на десятый раз. — И, обернувшись к Дженни, добавила: — Ну что, много поняла?

— Звезда, пролившая много слёз, — это солнце, которого не было видно во время сезона дождей, — сказала Дженни. — А воин с глазами солёной воды — это ты. Они, вероятно, были на берегу океана. Только он синий, а в реках вода постоянно мутная. Колдун считает, что все, кто останутся здесь, сегодня умрут. Ты убьёшь. Оторвёшь им руки и ноги, и тогда они не будут помогать племени.

— Ничего себе! — Элен откинула прядь волос назад и с удивлением уставилась на меня, словно это я выдал такую информацию.

Но как колдун узнал про пулемёт? Его бы в Москву, на «Битву экстрасенсов», задал бы он там жару!

— А откуда ты это знаешь? — поинтересовался я у Дженни.

— Я не всё время находилась в Париже. У меня есть подруги, которые живут в маленьких деревнях. Я ездила в свободное время, французский преподавала. Они так и разговаривают. У них нет слова «цвет». Красный — когда солнце садится, жёлтый — когда солнце в зените, синий — вода в океане и так далее. А вообще, не знаю, как сейчас, но там они создают ритуалы, чтобы провести чёткую грань между детством и взрослой жизнью.

— Двадцать первый век, — сказала Элен, — во всей своей красе. Как же мне повезло не родиться в Африке! А я ещё переживала, что появилась на свет в трущобах Нью-Йорка. Теперь понимаю: там было гораздо уютнее. А здесь просто убогое место.

И она возмущённо наморщила свой изящный носик, изогнув левую бровь домиком.

И вот как же у неё это великолепно получалось!

Элен могла мягко улыбаться. Она могла внимательно следить за движениями своего тела, положением рук и наклоном головы. Ей тонко удавалось скрывать свои эмоции, лгать или правдоподобно отрицать то, с чем была согласна. Она мастерски контролировала выражения своего лица, но у неё никогда не поддавались контролю движения бровей.

А бровь может быть показателем возраста, социального статуса или уровня развития. Тонкие, короткие, длинные или изогнутые — они не просто делают женщин презентабельными, но и раскрывают определённые грани личности.

Я раньше не обращал на это особого внимания, но Элен…её брови могли точно передать настроение девушки за долю секунды: заметно-нетерпеливое или недовольно-красноречивое, вопросительно-грозное или энергично-осуждающее. И всё это происходило во время едва уловимого движения бровей.

— Африка — не убогое место, — возразила Дженни. — Многие из Европы приезжают сюда жить и остаются навсегда.

— Вот сейчас расплачусь от умиления, — тут же съехидничала Элен.

— Слушай, Алекс, — не обратив внимания на блондинку, сказала Дженни, — а ведь мы можем тоже стать при короле Людовике звездочётами! Представляешь, как он обрадуется, когда мы ему расскажем, что явились из XXI века и знаем будущее!

— Вот ты полная дура, Дженни. Обрадуется король! Жди. Не знаю, существуют ли в это время дома для сумасшедших, но точно уверена, что они прекрасно обойдутся без моего присутствия, и это если, конечно, про нас не вспомнит инквизиция.

Элен перебил наушник, заговорив гнусавым голосом:

«Мы позавтракали в трёх лье от Парижа и потому отправились прямиком к дому мадам Фабье».

«Мадам Фабье? Но что можно делать у мадам Фабье в такую рань, скажите на милость?» — спросил ещё один незнакомый голос.

«Мы бражничали до полудня. А что ещё оставалось, пока не явилась Гертруда».

«А я вам так замечу, — вклинился в разговор третий, — заметьте, это мужчина желает женщину, а она очень долго этому сопротивляется. Так кому же в итоге обязаны сын или дочь своим рождением? По-моему, предельно ясно: исключительно настойчивости отца».

Несколько человек так громко рассмеялись, что их было слышно и без динамика.

Улыбнуло. И ведь не поспоришь.

«Это всё потому, что они не очень тщательно отдают себе отчёт в своих стремлениях», — проговорил снова гнусавый голос, и они вновь расхохотались.

Я глянул в НСПУМ на монаха. Он прошёл мимо развлекающихся французов и остановился рядом с бароном.

— Что скажете, падре? — спросил Анри.

— Скажу, что являться сюда с моей стороны было эпической глупостью, но что сделано, то сделано. Моя старая прабабка (когда я родился, она ещё была жива) сказала моей матери, чтобы та передала мне, когда я вырасту, опасаться чёрного принца с глазами, как воды, омывающие Южный Тироль. Что этот день может быть для меня последним. До сегодняшнего дня я, сколько ни бился, не мог разгадать этот ребус. Но сейчас мне ясно одно: этого принца нужно уничтожить не позднее завтрашнего дня. Не очень я доверяю колдуну, но вместе с предсказанием моей бабки всё это выглядит весьма устрашающе.

— Да полно, падре, что один в состоянии сделать! А вообще, мне казалось, что вы пожелаете увидеть город, о котором он рассказывал. Только представьте, сколько ценных вещей мы могли бы доставить в Европу! Возможно, он нам не всё показал, и, обыскав его обитель, мы наткнемся на поистине уникальные вещи. Но мне бы не хотелось показывать их в Танжере, вдруг у него там имеются друзья. Мы не можем этого знать. Пусть лучше всё будет выглядеть как случайное нападение зулусов. В этом случае мы всегда сможем откреститься, заявив, что выменяли их до того, как туземцы позарились на монастырь. Нужно думать о будущем, а слухи до короля быстро доходят. Вдруг Людовик пожелает отправить миссию в неизвестное Королевство, заинтересовавшись новой продукцией, и заключить договор о поставках? Совсем не хочу, чтобы через несколько лет кто-то указал на меня пальцем и заявил, что это я творил бесчинства в заморских странах, как подобное случилось с бароном Кавеньяк де Барань. Помните? Казнили и земли отобрали выбросив родственников на улицу. Я собираюсь прожить долгую жизнь.

Ну а что? Вспомнить во внутреннем дельте Нигера раскопки таинственного города, который исчез в середине XV века. По заявлению археологов, он превосходил чуть ли не в два раза Париж и его окрестности на тот же период. Барон об этом ничего не знал, но в Королевство поверил. А иначе откуда неизвестные предметы? И ведь возможно такое, что мы сами, отправившись по Конго, наткнемся на нечто необычное, о чём в XXI веке и не подозревали.

— Значит, уничтожить всех, — заключил монах, перебивая мои мысли.

Ну вот, почему первые европейцы, явившиеся в Африку, были полными придурками?