Перед уходом я заглянул к приставу и сообщил, что заключенные отдыхают и с ними всё в порядке, не стоит беспокоиться. И можно отправлять их в суд.
Заужский, если и удивился, вопросов задавать не стал. Золотой человек.
С графом Платовым я решил разобраться самостоятельно, без вмешательства закона. Если быть точным, то по законам чести. Понятно, что скорее всего Янин случайно влез в чужую хитрую схему, таким образом и удалось ему приобрести особняк на Петербургском острове. Наверняка аукцион должен был выиграть как раз Платов.
Но это не отменяло того, что ни способ приобретения, ни дальнейшее поведение графа не укладывалось в понятие порядочного поведения. Умудрится выкрутиться и против обвинений. В конце концов слово дворянина против слова этих двух воров стоит побольше. А мне такой исход был не нужен.
Я зашел в ближайшую пекарню, взял себе чашечку кофе и какое-то восхитительное пирожное. И углубился в Эфир.
О Платовых информации оказалось довольно много. Вот уж кто не особо скрывался от внимания прессы. Но данные были противоречивые.
Некоторые издания возносили графа как мецената, покровителя искусств и щедрого благотворителя. В общем-то, ничего необычного. Каждый уважающий себя дворянин занимался подобным. Я восстановил эту традицию в роду Вознесенских после первого же заказа. Хотя, насколько я знал от Прохора, патриарх и в самые сложные времена посылал деньги приютам.
Но в случае с Платовым это было как-то… Нарочито торжественно. Походило на заказные заметки, короче говоря.
А вот с другой стороны этой журналисткой медали в хрониках он мелькал сплошь скандальных. Причем не обыкновенных светских, высший свет любил погулять на славу. В каких-то нелицеприятных событиях его замечали. Уклончиво обвиняли в провокациях к дуэлям, причем не с ним. Вел себя с дамами неприлично. На самой грани, но тем не менее. Да и про финансовое положения Платова писали много. В основном догадок.
Источник его благосостояния был неизвестен прессе, отчего та особенно полюбила графа и предполагала многое. Какие-то связи с контрабандистами, нечестные сделки с той же недвижимостью и прочее.
Образ у меня сложился под стать описанию, данному вором. Хорек.
И ведь постоянно каким-то волшебным уходил от прямых обвинений и ответственности.
Так что я лишь уверился в своем решении лично заняться графом.
Ко всему прочему Платов был одинок и бездетен. По сути, род его угасал. Тем более непонятно, для чего столько усилий. Не то чтобы это его как-то оправдало, но хотя бы можно было понять, если бы он старался ради семьи. А так, для себя одного… Ну и для своих фавориток, о которых журналисты тоже не забыли упомянуть. Алчность, как известно, никого ещё до добра не доводила.
Нашел я и тот самый дом с башенками. Совсем рядом с портовой зоной, что было хорошо. По моим визитам к Висельнику я понял, что места там тихие и, что самое важное, свидетелей никогда не находится. Не принято там так. Никто никогда ничего не видит и не слышит. Удобно.
Немного поколебавшись между желанием вернуться в охотничьи угодья Зотова и необходимостью разобраться с Платовым, я всё же выбрал второе.
Не стоит давать ему возможность найти других лихих исполнителей и придумать нечто более серьезное. Например, поджечь ресторан.
Визит я запланировал, естественно, ночной. Пройду тенями и, если Платов вдруг окажется в компании, просто разведаю обстановку и уйду.
А раз до вечера оставалось полно времени, я решил посвятить его делам насущным. И отправился в Ботанический сад, куда уже вернулась природница. Откладывать наш разговор было бессмысленно.
Аптекарский остров едва уловимо изменился. Роза ветров действовала мягко, но постепенно меняла всё вокруг. Чуть теплее и светлее стало даже на набережной, да и улочки стали вроде как зеленее. Словно, пересекая мост, окунаешься в совсем иную атмосферу.
В воздухе стоял легкий цветочный аромат. А щебет птиц доносился и до соседних островов.
Сразу за воротами меня окутала приятная прохлада. Тут была зона тенелюбивых растений и она мягко переводила в более теплую, а затем и в жаркую.
И тут было много посетителей. Я с удивлением обнаружил, что по дорожкам прогуливается самая разнообразная публика. Сколько я сюда не приходил, пока работал над артефактом, никогда не видел подобного оживления. Место стало популярным.
Павлова встретила меня у восточного павильона и подтвердила то, что я заметил:
— Теперь все непременно хотят сюда попасть. На экскурсии запись на месяц вперед, представляете? Ну и просто приходят, с самого утра до закрытия. Князь Ильинский уже подумывает о том, чтобы ограничивать свободное посещение.
Ну хотя бы владелец острова не решил поднять входную плату. Она была совсем условной и шла на содержание этого уникального места. Ограничение более разумная мера, позволяющая сохранить особую атмосферу и уединенность. Всё же, когда попадаешь сюда, создавалось ощущение, что ты в сказочном лесу. Не хотелось бы его терять.
Девушка продолжила делиться приятными изменениями, пока мы шли через сад к закрытым оранжереям, где сейчас было немноголюдно, по её словам. К тому же там открыли новую кофейню.
Про нефритовую лозу она, понятное дело, ничего не говорила. Но по косвенным признакам стало ясно — дело идет успешно. Часть вокруг растения была закрыта и тщательно охранялась. Постоянно приезжали какие-то ученые, собирались, обсуждали что-то…
Да и в общем внимание к уникальному саду повысилось, не только среди праздных гуляющих. Павлова с восторгом сообщила, что сюда собираются съезжаться со всего мира.
К счастью, я попросил хранителя сада, Макара Дуболома, не распространяться о том, каким образом ему удалось сотворить такой чудесный климат и условия. Насчет его неподкупности я не сомневался. Кому нужно, тот узнает. Ну а мне было совершенно не нужно отбиваться от фанатичных садоводов с заказами на теплицы. Меня влекло вперед, к другим аспектам магии и задачам.
Но было очень приятно смотреть на творение своих рук. Так приятно, что я всё никак не мог завести разговор, ради которого и прибыл.
Мы насладились кофе под сенью экзотических лиан, природница щебетала о каких-то саженцах, которые наконец-то ей доверили, а я всё раздумывал, как же вежливо начать.
— Вас что-то беспокоит, Александр Лукич? — девушка чутко заметила моё состояние.
— Беспокоит, — признался я, намеки это было вообще не моё, поэтому я просто добавил: — Екатерина Дмитриевна. Ваш отец.
Не очень изящно, но уж как смог.
Природница стремительно побледнела, затем не менее стремительно покраснела и, по обыкновению, так захлопала ресницами, что кажется сдула какую-то бабочку, решившую пролететь рядом.
Мне пришлось отстраниться от той бури эмоций, что овладела девушкой. Гремучая смесь практических всех возможных чувств пронеслась через неё, как ураганный ветер.
Я тактично отвел взгляд, чтобы дать ей время прийти в себя. Лишь боковым зрением видел, как она судорожно крутит кольцо на пальце.
— Как вы узнали? — очень тихо, едва слышно, спросила он после минутного молчания.
Буря в ней слегка улеглась, но всё ещё полыхала смесью гнева, тоски и стыда.
— Не думаю, что это важно, — я делал вид, что разглядываю пышные цветки, висящие поблизости, всё же она находилась в большом смятении. — Уверен, у вас на то веские причины. Но в связи с этим возникает некоторая проблема…
О выходке я решил пока не сообщать. И без того княжна была в шоке. Кто знает, как отреагирует на поведение родни. Не всё сразу.
— Тимофей, — вздохнула она. — Вы же про него?
— Ваша свет…
— Прошу вас, не надо! — вскинулась она. — Понимаю, что теперь это сложнее, но зовите меня по имени, граф.
На последнем слове она сделала легкое ударение и я всё таки посмотрел на неё. Обращение одновременно дружеское и указывающее на разницу наших титулов. Но я видел, что она это сделала из-за какого-то глубинного страха. Словно, обратись я к ней, как полагается, что-то кардинально изменится.
— Я вынужден спросить, прошу прощения. Но что случилось?
Девушка окаменела на какое-то время. Как-то сжалась и стала ещё миниатюрнее. Черты лица заострились, отчего она стала ещё красивее, как ни странно. Но это была выдержка, врожденная и воспитанная годами. Внутри неё бурлил океан.
Внешне ничем не выдавая себя, внутренне она всё же ослабила контроль. Вокруг нас зашелестели листья. Они потянулись к нам, укрывая чем-то вроде полога. Природнице очень хотелось отгородиться ото всего мира и она, сама того не осознавая, делала это при помощи своего дара.
— Екатерина, — негромко позвал я её.
Девушка вздрогнула и очнулась от воспоминаний. Лианы замерли, магическое давление отступило.
— Простите, — виновато и несмело улыбнулась она. — Я знала, что это произойдет, рано или поздно. Признаюсь, мне отчего-то казалось, что никогда. Я легкомысленная, да?
Я вежливо промолчал. Правильного ответа на этот вопрос не было.
— Мне кажется, я ошиблась… — пробормотала природница.
И, после ещё нескольких секунд молчания, её прорвало. И исповедь была очень долгой. Наполненной таким множеством эмоций, что ей самой было впору романы писать.
Отцы и дети. Вечный конфликт, существующий с начала времен. Амбиции одних и мечты других. Вещи, весьма редко совпадающие.
Так случилось и с княжной Шишкиной-Вронской. Когда девушка потеряла мать, будучи подростком, это был удар, с которым справиться оказалось не под силу. Мужчины совсем иначе переживают потери и в семье нужной поддержки она не нашла.
Но, к счастью, выбрала путь не разрушительный, а созидательный. Её дар пробудился очень рано, не в последнюю очередь из-за потрясения и желание убежать во что-то лучшее. И, так как природная магия охотно ей подчинялась, девушка с головой ушла в магию.
Отец лишь радовался, ведь ему казалось, что его дочь позабыла беды и ожила. Так что ей дали полную свободу в этом «увлечении».
А вот когда она стала достаточно взрослой, чтобы глава рода задумался о выгодном браке, Екатерина уже стала другой. Одержимой своим аспектом и изучением. Ей хотелось развиваться, а не «прислуживать мужу».
В общем, отец и дочь в один миг узнали, что вовсе друг друга не знают.
Скандал, насколько я понял, был страшный. Потому что князь привел жениха сразу, без предупреждения. Ему и в голову не пришло, что девушке это вообще может не понравиться. Наоборот, ожидал радости и благодарности.
Ну а что получилось в итоге…
В итоге от весьма уважаемого семейства пришлось откупаться. Потому что оскорбление было нанесено ужасное. Екатерина не призналась, что именно она тогда сказала, но можно было догадаться.
Последующий за этим разговор с отцом тоже был предсказуем. Наговорили они друг другу слишком многое.
Как я понял, князь пригрозил тем же, чем и сыну. Лишением титула и наследства. Но с девушкой это сработало наоборот. Она сказала, что так тому и быть, хлопнула дверью и ушла.
— Я такого наговорила, Александр Лукич! — в чувствах природница повысила голос, но я накрыл нас воздушным заслоном, чтобы никто не смог услышать. — Он никогда меня не простит!
Знала бы она, что князь тоже думает о прощении… Но скажи я прямо — не поверит. Да и как я объясню, что знаю об этом?
— Так что нет у меня титула. Отец лишил меня его, и заслуженно. Но я не жалею! Я тут… — она обвела жестом растения. — Я тут счастлива, понимаете? И с Тимофеем… счастлива.
Нда, всё ещё сложнее, чем мне виделось. Вот было бы что-то… Прийти в тенях там, ну или на дуэль вызвать. До просто откупиться. Вот чёрт.
— Вы должны сказать ему, кто вы, — тихо произнес я.
Она снова вздрогнула, как от удара.
— Он меня тоже не простит, — она шмыгнула носом и совсем простецки потерла его ладонью.
Парень, безусловно, знатно обалдеет. Но прощать-то за что? Обман столь детский и понятный, с одной стороны. С другой… Да, это всё меняло и очень сильно.
После всего услышанного я уже понял, с князем они помирятся. Что один, что вторая, уже давно пожалели о горячности и своих поступках. Просто оба уверены, что обида другого слишком сильна.
Единственная проблема, которая была — у Тимофея нет титула. А значит, предстояло решить только её.
Пусть это всё равно будет неравный союз, но это неважно.
— Знаете, Екатерина, — улыбнулся я. — Уверен, всё наладится. Я обещаю. Вы только поговорите с ним. Честно. Расскажите всё, он поймет.
Вот уж в ком я не сомневался, так это в рыжем. Парень не просто влюбился. Влюбленность превозносит, любовь уважает. В Тимофее было благородства не меньше, чем в лучшем из аристократов. И уважения, что ещё более важно. Никогда в жизни он её не обидит. Это просто невозможно для такого человека.
— Вы правда так думаете? — в её глазах загорелся слабый огонек надежды. — Я не прощу себе, если разочарую его.
Ну это уже было выше моих сил. Князем приютского, конечно, так быстро не сделать, это уж он сам пусть постарается. Но уж графом наверняка смогу. Не наверняка, точно смогу.
В конце концов, патриарх не откажет принять в семью ещё одного талантливого внука. А лучше сразу двух, чтобы и для Гордея обеспечить будущее. Чем семья больше, тем лучше. Когда она настоящая.
Мне от этой мысли стало так тепло и легко внутри, что, кажется, это ощущение передалось и природнице. У девушки посветлело лицо, плечи её расправились, а вихрь эмоций совсем стих.
— Я всё расскажу ему, — решительно сказала она. — Всё, как есть. Если он меня отвергнет, значит так суждено.
Как же хорошо, что Тимофей её любит со всей вот этой драматичностью. А может и за это в том числе. Детство и юность у него были весьма ненасыщенные чувствами. Он выживал, а теперь просто радовался.
У них впереди огромный путь. И он однозначно стоит того, чтобы помочь.
Всё будет хорошо. У них, у меня и вообще. В такие моменты просто понимаешь — всё будет хорошо.
Я оставил княжну в том мечтательном состоянии, в котором пребывают люди, когда отступают все невзгоды, а впереди лишь нечто светлое. Она с любовью рассматривала цветы оранжереи, а я отправился заниматься менее романтичными вещами. До вечера было время проверить запасы в лаборатории, наличие нужных ингредиентов и составить план.
К тому же, чем ещё заняться на таком подъеме настроения, как изучением бумаг императорской академии. Я вернулся домой и с особым удовольствием взял первую папку.
И до самого вечера сидел над бумагами, внимательно изучая личные дела. Каждое из них было целой жизнью. Со своими трагедиями, триумфами и просто жизнью. Артефакторов было всего пять. Ну, по крайней мере явно выявленными. Могло так оказаться, что в процессе обучения у кого-нибудь проявился бы дар артефакторики.
Вообще бывало, что определяющие дар артефакты показывали только потенциал, а не аспект. Уж тем более после того, как я поработал над зеркалом силы. Теперь каждый был волен показать лишь то, что хотел.
Я изучил списки студентов, внес коррективы в обучающую программу кафедры, и даже составил многостраничный доклад о методах взаимодействия с магическими потоками.
В общем, любовь вдохновляет.
Обед и ужин прошли незаметно. Я тоже своего рода витал в каких-то облаках, как и Тимофей. Впереди точно ждало нечто потрясающее. Я ощущал это каждой клеточкой тела, каждой частичкой души.
К ночи я пребывал в состоянии такого всепоглощающего предвкушения, что мне уже не терпелось до покалывания в пальцах. Я даже не помнил, как добрался до дома Платова. Просто какой-то неуловимый миг и я стою перед красным зданием с изящными башенками.
Я находился в мире спокойных теней, успокаивающем и спокойным. Очищенным от фантомов и других угроз. Стоял и смотрел на сумрачные очертания дома, готовясь нанести визит графу.
Но вдруг рядом промелькнул белый силуэт. Белый силуэт большого зверя прямо в тенях.