Глава 4

Алена


«Сударыня, пока ваш муж под присмотром сестры, позвольте уточнить, у меня только один вопрос, почему вы почти два дня не беспокоились о его местонахождении? Неужели такой красивый, видный мужчина не волнует вас? Да он с некоторыми слабостями, а у кого их не бывает, но вас-то он определённо любит. Я не стану упоминать в протоколе сей факт, однако, если дело дойдёт до суда! То вашей репутации будет нанесён непоправимый ущерб, вы не проявили беспокойства, а могли бы не допустить до столь плачевного финала».

Слова старого следователя пронзили самообладание Алёны, как нож пронзает подтаявшее масло. Она вспыхнула, хотела по привычке сказать, что это дела личные, но вовремя осеклась. Есть способ всё уладить мирным путём, ведь Егор ничего не помнит, ни скандала накануне, ни жесткого обещания развестись с угрозами, что она останется ни с чем, если продолжит настаивать на своём…

Ответила лишь: «Муж подолгу пропадает на заводе, и в этот раз сказал, что поедет в столицу, собирался найти инженерную контору, он надеется восстановить производство, ведь город жил и процветал когда-то, только благодаря стеклу и стеклянной посуде, а теперь всё в упадке. Когда он не явился в назначенное время, я и подняла людей!»

Одинцов долго посмотрел на слишком красивую женщину, прикидывая в голове, может ли такая красотка лгать не моргнув глазом, но посчитал её ответ удовлетворительным, улыбнулся и заверил, что именно так и укажет в рапорте. Соберёт ещё данные и привезёт бумаги на подпись через сутки. Вернул небольшую шляпу на свою лысеющую голову, кивнул, прощаясь, и вышел.

Алёне не сразу удалось взять себя в руки. Несколько секунд остывала, потом опомнилась и поспешила в спальню, ведь Елена сейчас один на один с Егором, уж она та ещё змея. Теперь даже не стесняется, прямо при живой жене начинает вбивать клин в неустойчивые семейные отношения, по которым уже давно прошлась паутина трещин, как в стекле, осталось только щёлкнуть пальцами и всё со звоном рассыплется на миллион осколков, которые не собрать.

Но и Егор Петрович своего не упустил, тоже с расспросами пристал, да так, что пришлось изрядно подумать над каждым словом, чтобы не сболтнуть лишнего.

Единственное утешение — у неё теперь есть его долгожданная клятва. И, как ни странно, избитый, едва способный двигаться Егор внезапно проявил игривое мужское настроение, что весьма подозрительно, ведь он давно погрузился в свои тайные магические дела, от которых жизнь с каждым днём всё хуже и хуже.

Появилась мысль, что он и правда уже не тот, кем его считают. Вдруг что-то с магией перемудрил, но эту пугающую мысль женщина тут же прогнала от себя, чтобы окончательно не потеряться в бесконечно пугающих событиях последних дней.

— Присмотрюсь и подумаю об этом чуть позже, может и правда амнезия его так изменила. Ну, конечно, сейчас съездит на этот проклятый завод, и всё вернётся на круги своя, снова я плохая, он неудачник, жизнь кончена и…

Проворчала, поправляя у зеркала причёску, и увидела папку с документами, какую не донесла до кровати мужа из-за внезапного появления Елены. Пора проверить бумаги, пока не поздно, но тут же вспомнила про одну очень подозрительную нестыковку в поведении сестры.

— Няня, нянюшка, ты где, моя дорогая?

Старушка выглянула из небольшой столовой, где расставляла чистую посуду в буфете:

— Тута я, Алёнушка, барин-то уехал? Вот ведь дома ему не сидится. Но отпустило его, видать, как кот, девять жизней в запасе. Сейчас на свой завод съездит и снова как огурчик. Неладное это, ой неладное место.

Алёна прижала папку к груди и так взглянула на старую Федору, что та сразу замолчала.

— Я вот что хотела спросить, не кажется ли тебе странным, что Елена примчалась из своего города, почитай, сорок вёрст, а то и поболее, и так рано. Про пропажу Егора ей кто-то мог сообщить? Или он к ней ездил сразу, как дверью хлопнул после скандала? Успел он ей рассказать о наших проблемах или нет? Или она как-то замешена в этом деле? Ведь они с мужем к нам приезжали за все два года всего-то пару раз, и то проездом в столицу. Я это к тому, что всё, что между нами случилось до похищения, должно забыть, раз у него память отбили, то и к лучшему, вдруг жизнь наладится. Только бы Елена ему не напомнила…



Нянюшка округлила глаза, и уголком белого платка прикрыла рот, открытый то ли от недоумения, то ли от осознания очень уж живописной нестыковки.

Но тут же потрясла пальцем, как юродивые трясут перед лицами пугливых горожан, напоминая о страшном суде.

— А ведь и правда, я же прям удивилась, как она быстро, да сразу шипеть, мол, останусь с братиком. Да, кому она тут нужна, ведьма… А не они ли барина нашего похитили? Завод-то лакомый кусок, пусть старый, но Ленка его очень уж у батюшки просила, но тот отдал Егору, старый спор, а тут смотри как хвостом крутит и называет не иначе как «братик», да она его никогда не любила, с самого детства как кошка с собакой…

Алёна несколько секунд постояла молча, прикидывая в уме варианты и потом вздохнув подвела итог:

— Вполне возможно из-за шумихи следователь послал кого-то к ним, да, точно. Пока я искала мужа по городу, из управы кто-то мог проехать, чтобы проверить, не загостился ли он у родни. А Елена утром и примчалась. Напрямую она не виновата, просто решила подсуетиться, своего управляющего назначить, не так, так эдак, лишь бы в долю влезть без мыла. Жаль, снова у неё всё ладно получается. Ладно бы только завод забрали, невелика потеря, но она на Егора целит, ведь точно отвернёт его, напоёт ему против меня ещё песен и разрушит те остатки нашего счастья, что ещё можно было спасти. Пойду проверю документы, как и собиралась. На обед ушицы свари, щуку Митрофан принёс с ночной рыбалки, вот её и приготовь.

— Сварим, конечно, сварим, только щука-то огромная, мож, и котлеток перетереть, больно их наш барин любит, так, глядишь, и перестанет ерепениться-то, да присмиреет. Я вот что скажу, порой мужику хорошая трёпка-то на пользу идёт. Понимают заразы, что подле жены-то самое безопасное. Так котлетки-то делаем?

— Делаем, конечно, делаем. Возможно ты и права, приедет, отобедает и решит, что здесь ему самое место. После потери памяти он совершенно иной, уж такой…

— Да уж, глаз у него горит…

Женщины вдруг не сговариваясь, рассмеялись. Метафора, сказанная случайно, напомнила, про яркий фингал на правом глазу Егора, уж такой сияющий «фонарь» трудно не заметить.

— Ох, няня, вернётся со своего завода и всё будет как прежде. Не верю я, что люди меняются. Хотя нет, в худшую сторону меняются, в лучшую — никогда!

— Значит, ещё получит, на него сейчас многие зуб имеют, проучат, уж помяните моё слово.

Няня вздохнула и вышла на кухню колдовать над обедом, она свято верит и всегда верила, что у мужчин только две привязки к дому: первое — вкусная еда, второе — то, что у жены под юбкой. И только Егор Петрович постоянно разрушает эту веру. Всё ему не так, да не то.

— Недомаг, чёртов, не повезло Алёне с мужиком, ох не повезло…

— Я всё слышу, няня! — крикнула Алёна и поспешила укрыться в кабинете мужа, пора проверить, наконец, эти документы, пока к Егору не вернулась память.

Закрыла за собой дверь.

И в этот момент острая боль обожгла низ поясницы, и жаром опустилась в пах. Теперь тянет нестерпимо, в пот бросило.

Это означает только одно…

— Я опоздала, опять опоздала, боже мой, ну сколько можно, — несчастная женщина опустилась на пол, закрыла глаза и дала волю слезам, пока никто не слышит и не видит. — Всё разрушено, уже ничего не склеить…

Загрузка...