Наше прибытие не осталось незамеченным. Сначала стражники, а потом и простые зеваки начали собираться на крепостных стенах и радостно махать нам руками и шапками. Раздавались приветственные вопли. Послышался стук топоров: видимо снимали доски с заколоченных ворот, чтобы впустить отряд внутрь.
У меня, как назло, начало снова темнеть перед глазами. Противная дурнота последнее время накатывала все чаще, все же кровопотеря после нападения и для прививочного материала ударили по мне сильнее, чем я думала. Натянутую улыбку на губах я держала, почти ничего не видя вокруг. Кроме расплывающихся силуэтов.
- Гвардия, - зычно крикнула я, пока меня еще и голос не подвел, - три дня отъедаемся и отсыпаемся. Потом на тренировку в обычном режиме.
- Есть, командир, - дружно гаркнули мои волчата.
- Все молодцы. Благодарю за службу!
- Ура!
Гвардию мы сейчас напоминали слабо: в грязной, прокопченной одежде, толком не мытые, усталые и исхудавшие, как каторжники. Если бы не синие плащи, нас можно было принять за ватагу разбойников или оборванцев. Которым вряд ли кто открыл центральные ворота столицы.
Смутно вижу, как толпа из ворот вываливается нам навстречу. Среди них высятся всадники, один вырывается вперед, его силуэт приближается ко мне с неотвратимостью кометы.
- Все свободны. По домам, - отдаю я команду, оставаясь на месте. Отчетливо понимаю, меня сейчас будут гневно отчитывать за самоуправство. Но я же не молча уехала, я записку оставила! Получается – и ругать в принципе не за что. Хотя, разве разозленных мужиков это остановит?
Интересно – кто первый? Или хором начнут? Хоть бы Драгомир был с ними, он прикроет. Тоже рявкнет, но прикроет. Черт, неужели даже поспать не дадут, а? После удобной постели я даже на казнь согласна – так устала. Стараюсь не моргать, иначе боюсь глаза просто не откроются. Волчата отъезжают вперед, а Добрыня не двигается с места. Ответственный, готов защищать меня ото всех. Даже с риском отхватить проблем на кудрявую голову. Категорически не хочу, чтобы ему влетело за то, что он исполнял приказы.
- Добрыня, свободен, - цежу я сквозь зубы.
- Но, командир…
- У тебя ребенок на руках. Ей нужны еда и сон. Позаботься о ней. Исполнять! – с нажимом говорю я, - с мной все будет хорошо. Езжай, - добавляю я мягче.
- Есть, - вздыхает парень и трогается с места.
Вижу, как мой помощник поравнялся со скачущим кем-то, кажется они поприветствовали друг друга. Обессиленно опускаю голову. Как же я устала. Невыносимо. Скорее чувствую, чем вижу, как рядом резко осаживает коня всадник. Ну вот и возмездие пожаловало. Кто первый? Наорут или сразу на плаху?
- Ты! «Постараюсь вернуться», значит? – рычит Беригор. Судя по бешенной интонации меня сейчас не отчитают, а свернут шею.
- Я так устала, - шепчу я, склоняясь и утыкаясь лбом в холку коня. Не пытаюсь давить на жалость, перед глазами действительно мелькают серые пятна, которые расползаются все шире. И общая тошнотворная слабость. Еще немного и я сползу прямо по копыта животного. Стыдобище. Но нет – меня стаскивают с седла и с силой, от которой едва не хрустят ребра, прижимают к себе.
- Жива! Жива, моя маленькая. Как ты, счастье мое? Не ранена?
Я обессиленно прижимаюсь к твердой груди своего медведя. И меня торопливо целуют в висок, в лоб, в губы, везде куда может дотянуться. А я так устала, что даже нет сил удивляться. Мы же вроде как в ссоре. Или расстались?
- Домой хочу, - шепчу я.
- Домой и отвезу. И больше не выпущу. Запру на все засовы!
Я только вздыхаю в ответ.
- Как она? – спрашивает еще один голос подъехавшего всадника. Князь? Самолично?
- Без сил совсем. Не обессудь, княже, к себе ее повезу. Никуда более. Довольно!
- Князь, мы все сделали. Остановили заразу, - подаю голос из-под плаща. Не ради прихвастнуть, а чтобы страха у горожан не было, пусть возвращаются к обычной жизни.
- Знаю уже все, Ярушка. Получил добрые вести. С возвращением, - слышу улыбку в голосе князя.
- Ей помощь нужна? Дай хоть глянуть, – спрашивает Драгомир и я невольно улыбаюсь. Так рада его слышать. Но глаза предательски не хотят открываться.
А меня плотнее укутывают в плащ, жадно укрывая ото всех.
- Нет. Все потом. Когда кольцо на палец одену, - и Беригор без лишних разговоров переходит в галоп.
- Если, - упорно бормочу я, проваливаясь в темноту.
- Когда, - уверенно поправляет меня воевода.
Кажется, меня кто-то мыл в восхитительно горячей воде, но сил не было даже открыть глаза. Я просто нежилась, безропотно позволяя с собой все манипуляции. Рокочущий голос говорил что-то то ласковое, то ворчливое, но я не могла разобрать слов. Поэтому только слабо улыбалась, глубже проваливаясь в усталый сон. Какое счастье заснуть в мягкой постели! Укрывшись одеялом, а не пропахшим дымом плащом.
Мне казалось, что я, как сурок, буду месяца три отсыпаться в берлоге. Но нет, получилось насколько раньше. Проснулась от того, что меня осторожно целуют в макушку, невесомо поглаживая по спине. Я нехотя заворочалась и открыла глаза. Первое, что увидела – это голая мужская грудь, в которую я спала уткнувшись. Восхитительная, мускулистая, покрытая шрамами. Невольно потерлась об нее носом, вдыхая особый, чуть терпкий аромат мужчины. Моего. Не буду думать правильно это или нет.
- Доброе утро, родная, – пророкотало сверху. Шершавые мужские пальцы поглаживают меня по щеке. Я задираю голову и вижу абсолютно счастливые, улыбающиеся глаза Беригора. Как же ему идет счастье! Оно лучится в каждой черточке, в белозубой улыбке, которую не скрадывает короткая русая борода.
- Привет! – невольно улыбаюсь в ответ.
- А я уж собирался тебя будить. Весь день и ночь проспала.
- О!
- Яра, как же сильно хотел ругать тебя! Думал шею сверну за твое «постараюсь вернуться». А сейчас держу в объятьях и ничего более не надо. Лишь бы ты рядом была.
Медленно, словно давая мне возможность отвернуться, он наклоняется и мягко накрывает мои губы своими. И с такой нежностью, так трепетно целует, что никаких слов и не нужно. После чего крепко обнимает и шепчет взволнованно:
- Как же ты напугала! В жизни такого страха не испытывал. Едва с ума не сошел, когда узнал, что ты на верную смерть поехала. А ежели бы случилось что с тобой, Яра?
- Так нужно было. И к тому же я разозлилась. Ты меня на совет не пустил!
- Гонец был из тех краев. Боялся я, что он заразу привез. Не мог тобой рисковать.
- Так поэтому?! А я так на тебя зла была! Думала опять свои замашки деспота включил. Мол, женщина, сиди-молчи.
- Да разве с тобой так можно? – улыбнулся Беригор, - это же ты, Яра, - взял он меня за подбородок, - единственная женщина, которая любого на лопатки уложит.
- Даже тебя? – улыбаюсь я.
- Меня первого. Как посмотрел в твои глаза, так и пропал. А ты мне дерзила, словно я - смерд последний. А еще эти твои штаны в обтяг, на которые все мужики слюной давились. Думал с ума сойду. Тебя и убить хотелось, и в постель уложить.
- Смотрю, ты выбрал второе – ухмыляюсь я.
- Во сто крат оно приятнее, - возвращает мне ухмылку воевода.
Мы бы еще долго лениво перешучивались, но тут совершенно неприлично громко заурчал мой желудок.
- Ох, что же я за хозяин! Самую дорогую гостью голодом морю. Я сейчас, – вскакивает полуобнаженный гигант, и я невольно любуюсь широким разворотом плеч и сильными руками. Неужели это все – мое? Мое!
Он выскакивает из комнаты, а я, потянувшись ленивой кошкой, топаю в ванную. Смотрю, огромная бадья заполнена горячей водой, но мне лень купаться. Поэтому я лишь неторопливо умываюсь, успеваю расчесать и заплести чистые волосы. Сама тоже не воняю, как скаковая лошадь, значит меня действительно мыли - не приснилось. Мой медведь? Наверняка самолично. Вряд ли бы еще кого допустил до тела. Позаботился. И рубаха на мне мужская, рукава длиннющие с плечами в районе локтей.
Выхожу и осматриваюсь по сторонам. Кажется, что не была здесь несколько лет. А все же комната здесь просторная, поболее моей в княжьем тереме. Кровать – так уж точно, с размахом. Поневоле улыбаюсь, вспоминая, как на ней Беригор был вполне себе убедителен.
А вот и он, легок на помине. Заносит поднос с едой и кивает мне в сторону стола, что стоит у стенки с лавками.
- Кажется, словно год здесь не была, – присаживаясь, прикусываю свежий пирог с ягодами, который кажется амброзией. Беригор дает мне поесть, как следует, и только потом заводит разговор.
- Ты уехала, а мы объясниться не успели, - начинает воевода.
- А чего тут объяснять? На твоем лице все написано было, - упорно держу лицо, хотя внутри все дрожит от боли и негодования.
- Погоди, Яра. Не руби с горяча. Растерялся я в тот момент. Но и времени у меня подумать было много.
- Мне жалость не нужна!
- Какая жалость? Не дышу без тебя! День и ночь только ты перед глазами.
- А дети как же? На стороне строгать пойдешь? – пытаюсь говорить спокойно, но внутри все переворачивается, как вспоминаю его потухшие глаза.
- Если не от тебя, то и ни от кого мне более не нужно. Ты нужна!
- Уверен?
- Как никогда. Ты когда эту заразу проклятую лечить поехала, у меня словно сердце вырвали. Я ведь не сразу узнал. В доме пусто, челядинки твоей в хоромах нет. Только когда шум поднял, мне княгиня и рассказала все. А к тому времени ворота из города уже заколотили. Думал через стену ночью перелезть чтоб за тобой ехать, да князь запретил даже пытаться. А потом и на недельку в острог посадил, чтоб точно не сбёг. Не выпустил, пока я слова не дал, что за тобой не уеду. Ох, и измаялся я! Каждый день мукой был. Ждал вестей и боялся, что случилось с тобой чего, а я не уберег. И главного не сказал. Думал руки себе сгрызу от бессилия! Прости меня, Яра!
И столько в его слова раскаяния, что я понимаю: не могу и не хочу на него злиться и что-то доказывать. Это мой медведь! Неуклюжий, властный, но ласковый и заботливый. Мой! Не отдам. И другого мне не надо.
Вместо ответа сажусь к нему на колени, оседлав бедра. И затыкаю рот поцелуем, глубоко проникая языком ему в рот. Хватит слов, соскучилась страшно. Хочу его! Чувствую горячие ладони на своих бедрах и нетерпеливо ерзаю, потому как сразу становится ощутимо что и мой мужчина истосковался. С голодным рыком медведь встает на ноги, подхватив меня под попу и в два шага оказывается у постели. Швыряет меня на нее и смотрит ошалелым взглядом.
- Как же я люблю тебя, Яра! Жить без тебя не могу!
- Иди сюда, - зову его, ибо мне мгновенно становится холодно без его горячих объятий.
А потом только его губы, руки и хриплый, захлебывающийся счастьем шепот. Его поцелуи и мои нетерпеливые покусывания, когда я требовала, торопила, не желая сейчас долгих прелюдий. И стон, наш общий стон, когда он входит в меня и начинает двигаться с бешенной, совершенно оголодавшей страстью. Не переставая ласкать мое тело огрубелыми пальцами.
- Посмотри на меня, - требует он, когда я попыталась закрыть глаза, наслаждаясь его движениями. Голубые глаза потемнели, кажутся сине-черными, в них горит бешенное желание. Но и я смотрю на него не с меньшей страстью, - моя, слышишь? Только моя!
- Твоя!
- Люблю тебя! И всегда любить буду!
- Да! – я взрываюсь сверхновой, едва не воспарив над телом, которое сотрясают спазмы удовольствия. Практически одновременно со мной рычит, достигая финала Беригор, обессиленно упав на меня своим немалым весом. Но сейчас мне приятна эта тяжесть, я поглаживаю мускулистую влажную спину, с трудом приходя в себя. Большое, сильное. Мое. Не отдам.
- И я тебя люблю, - вырывается из меня прежде, чем я успеваю захлопнуть рот. После этого на душе становится легко. Словно все наконец-то встало на свои места. Когда перестаешь бороться сама с собой и отрицать очевидные вещи.
- Правда? – Беригор мгновенно поднимается на прямые руки и яркие голубые глаза впиваются в меня с надеждой.
- Правда. Только не возгордись сильно, - улыбаюсь я и подставляю губы для мучительно-жаркого поцелуя.
- Не чаял я. Хотел, мечтал и не чаял. Вокруг тебя такие, а кто я…
- Ты - мой медведь. И мне другого не надо.
Меня сгребают в охапку и заботливо укладывают под бок. Но я перебираюсь на воеводу сверху. Хочу видеть его лицо, смотреть ему в глаза.
- Хочу, чтобы ты женой мне стала. По всем правилам. Но давить не буду. Пусть все будет, как ты хочешь, - твердо говорит мне Беригор. Хотя я вижу, как ему не нравится то, что он говорит. Не привык он уступать, но ради меня – идет на это. И душу заполняет горячая благодарность.
- Как любая девочка, я должна подумать.
- Думай сколько захочешь, только рядом со мной, хорошо? А я буду старательно доказывать, что из меня дельный муж получится, - и меня игриво оглаживают по бокам.
- Мыться пошли, дельный муж! – взвизгиваю я от щекотки и слетаю с кровати, уносясь в ванную.
- Так вот значит, чего боится непобедимая Яра? – коварно ухмыляется воевода.
- Даже не думай! – я усаживаюсь в горячую воду со вздохом удовольствия.
- Почему нет? Я на все готов, чтобы ты быстрее согласилась, - Беригор усаживается напротив и тут же притягивает меня к себе. Хорошо, что он любит вещи с размахом: что кровать, что эта купальня. Я с удовольствием усаживаюсь, прижимаясь спиной к широченной груди. Его губы начинают неторопливо целовать шею, а руки – мягко поглаживать и прокручивать вершинки грудей.
- Мы же пришли помыться? Или…, - мурчу я, откидывая голову ему на плечо.
- Или, - рокочет Беригор, - я истосковался. И не насытился.
Рука опускается ниже и начинает поглаживать набухшие складочки. Да так умело, что я невольно раздвигаю ноги шире, требуя больше ласки.
- М-м, никогда меня еще так приятно не мыли.
- Я еще даже не начал, - кожей чувствую его довольную улыбку и упирающееся в поясницу возбуждение. Кровь начинает быстрее бежать по венам, а внизу живота собирается голодная тяжесть.
- Пошли в постель, вода остывает, - шепчу я, откатываясь от него. Очень нехотя меня отпускают.
- Так бы и слушал, как ты это говоришь, ягодка.
Пока я неторопливо вытираюсь, мой медведь кое-как стер с себя воду, и легко подхватив меня на руки, вынес в спальню. Когда он, умопомрачительно лаская мои губы поцелуем, накрыл мое тело своим, я слегка отстранилась:
- Сама хочу сверху.
Беригор недоуменно приподнял бровь, но послушно перекатился на спину, увлекая меня за собой. И вот тут-то я дорвалась до роскошного мужского тела. Я целовала твердые губы, послушно размыкавшиеся на мою ласку, прикусила и поиграла языком с мочкой уха. Прошлась ласковыми поцелуями по крепкой шее, укусив плечо. Мужчина тяжело задышал, а мне нравилось упиваться моей властью над ним, ведь только от меня зависит какое удовольствие он получит. И я собиралась дать ему максимум.
Я гладила, слегка царапая, крепкие плечи, пока мой язык ласково кружил на темном кружке соска. По тому как зарычал Беригор, я поняла, что ему нравится то, что я делаю. Влажными пальцами накрыла второй и начала прокручивать его между пальцами, вызвав еще более громкое рычание.
- Что ты со мной делаешь, женщина!
- Я еще даже не начинала, - ухмыляюсь я.
Ласкаю языком каждый шрам на торсе, словно утешаю за то, что он так много вытерпел. Мышцы под моими губами напрягаются от прикосновений. Когда я начинаю прикусывать роскошные кубики пресса, Беригор напрягается.
- Ты что задумала, Яра? – стонет он.
- Тебе понравится, - мурлычу я и трусь щекой о твердый живот. Чувствую себя кошкой, добравшейся до лакомства. Большого, мускулистого, подрагивающего от нетерпения. Между моих ног влажно, мучительно тянет низ живота, требуя ласки. Но мне приятно дарить удовольствие. Ему, именно ему. Не задумываюсь ни на секунду, накрываю его член губами, пробегаясь по потемневшей головке языком.
- Что… м-м-м, - стонет мой мужчина раненным зверем, которому нестерпимо хорошо.
Я прохожу как следует по всей длине языком, раскрываю рот и начинаю посасывать как сладкий леденец, растирая влагу рукой. Никогда не была поклонницей минетов, но сейчас мне нравится то, что я делаю. Нравится играть и управлять его наслаждением, нравится его рука на моем затылке, которая начинает меня направлять. Начинаю постанывать вместе с мужчиной, который, оставив всякую осторожность, с рычанием вколачивается мне в рот.
Внезапно он подхватывает меня за плечи, приподнимает к себе. Успеваю увидеть совершенно ошалевшие голубые глаза, как меня кладут на живот, приподнимая за бедра. Я с нетерпеливой готовностью встаю на четвереньки, прогибаясь как можно ниже. На вместо члена у меня между ног оказывается язык. Который заставляет меня скулить от удовольствия, я расставляю ноги как можно шире, требуя еще и еще. Руки лихорадочно сжимают простынь, тело начинает подрагивать, превращаясь в комок обнаженных нервов. Его пальцы раскрывают меня, язык танцует на клиторе.
- Гладкая… сладкая… моя, - мурчит воевода.
Я бессвязно то ли кричу, то ли рычу, умоляя не останавливаться.
Когда Беригор на мгновение отстраняется - невольно хнычу от возмущения. Но он входит в меня единым рывком, и мы синхронно стонем от правильности происходящего. Я подаюсь навстречу его бешенному ритму, мне почти больно, но я не хочу останавливаться. Опосредованно чувствую его губы на спине и шее, но бешенный огонь бежит по венам, заставляя отдаваться Беригору с полной отдачей, больше и глубже. Нестерпимо, невыносимо хорошо, еще… да! От мощного оргазма меня трясет как в лихорадке и, если бы не сильные мужские руки, я бы стекла с кровати. Но сильные руки крепко держат за бедра, продолжая с глухим рыком вколачиваться. Несколько рваных лихорадочных движений и со сдержанным стоном воевода догоняет меня в удовольствии, накрывая своим мускулистым телом. Я словно медуза, тело ощущается как желе, нет сил даже пошевелиться.
Почти сразу же Беригор перехватывает меня под талию и перекатывается на бок, прижимая к груди. Чувствую, как высоко поднимается и опускается его грудная клетка, а широкая ладонь крепко прижимает меня к себе, словно я могу убежать. Нет, уж, дорогой, теперь я точно никуда не сбегу. Я вообще не уверена, что ходить смогу в ближайшее время, ноги до сих пор мелко подрагивают. Даже не представляла, что может быть та-ак хорошо.
- Как ты? – он тянется за одеялом и заботливо укрывает мое разгоряченное тело.
- Пытаюсь прийти в себя после твоих … аргументов мужа.
- Убедил? – рука на моем животе напрягается.
- А не скажу, - вредничаю я.
- Повторить? – ладонь пытается сползти ниже.
- Только посмей! Я до вечера по стеночке не смогу ходить.
Тихий самодовольный мужской смех раздается в горнице. А я так опьянена удовольствием, что не хочу огрызаться.