Драйвер. (Оператор возмущения)

Глава 22

Сечень 1188 года

Суздаль

Ерофей Тимофеев

Велики заботы у тысяцкого... Собирать уроки и налоги, крепости содержать, ведать обучением новиков и снабжением отрядов на всей территории Суздальского княжества, следить за границами, по велению князя набрать и обучить городскую, пограничную и речную стражу, содержать подставы и голубиную почту, строить струги, закладывать новые крепостницы, на границах княжества и способствовать росту посадов и новых деревень в его пределах – то дела главные, а малых и не исчислить!

Хорошо, воевода Ольстин Олексич взял на себя все заботы по новому городу и вообще всей, новой южной границе княжества. Нужно, конечно, искать подходящего человека, чтобы поставить его во главе пограничной стражи. Ерофей полагал, что таким человеком может стать полусотеный Захар, он показался ему дельным человеком, но надо посоветоваться с Ольстином Олексичем: Захара - его подчинённый, и он его лучше знает, понятно, что человек верный и вой опытный, но тут еще нужны и организаторские способности, и специфичные навыки.

К тому же станет вопрос, кого ставить на место Захара, которого сам князь поставил на должность.

Ну, а если не выгорит, стоит попросить Захара обучить с сотню-другую

воинов своим ухваткам, всё разно лучше его людей с охраной границ никто не справится, и если у них другие задачи и цели, то хоть с обучением пусть помогут, потому что, если делать по старинке, как предки делали, пользы особой не будет.

А дел и без пограничной стражи хватало: только на границе с владимирским княжеством у села Рождественское закончили с малой крепостницей, как теперь нужно на севере чуть ниже места слияния Волги с Ужой ставить крепость и городок округ неё.

Видогост уже и имя ему придумал - Юрьевец, по заимке Юровка, что располагалась неподалёку. Тут любому ясно, что это дело нужное, это и пригляд за добычей пушнины, а то любят новгородские ушники залезть на чужую делянку, и расширение торговли, и безопасность северных рубежей княжества, где на сотню верст можно ни единой человеческой души не встретить, и ещё много плюсов у этого строительства, да только всё это на его шею ярмом ложится. Это же не только крепость возвести, вокруг крепости нужно будет основать поселение, чтобы люди могли сами себя прокормить, а лучше, чтобы что-то и на торговлю осталось.

Для этого потребуется привлечь ремесленников и крестьян, готовых обосноваться в этом медвежьем углу, и нужен отряд, что будет охранять крепость. Понятно, что бортники и охотники за пушниной станут первыми жителями нового городка, заодно, в случае чего, смогут неплохо помочь страже, особенно последние, но хотелось, чтобы люди там жили постоянно, а не наездами, а для этого нужен толковый посадник, а где их толковых-то взять. Иногда, кажется, проще битву провести, чем заниматься всем этим. Хорошо, хоть боярин Видогост взял на себя часть дел, военного искусства не касаемых: ведать дела посадские и купеческие, суд править, ведать ямами, мыто сбирать вовремя, да и распределять вновь прибывших по деревням, сёлам и городкам.

Тут в мозгу у Ерофея возникла хорошая идея, как дело сделать и от претензий отца, что он братьям подсобить не хочет, отделаться. Окомир Тимофеев, несмотря на высокий чин среднего сына, любил им покомандовать, дошло до того, что Ерофей старался как можно реже бывать дома у родителей, он хоть сочувствовал братьям, но своя шея дороже. Тем более и матушка развила активную деятельность, стремясь оженить своего третьего сына.

А тут подвернулся повод помочь братьям выйти из отцовской опеки. Старший Первак вряд ли рискнёт, он с детства отличается рассудительностью и дотошностью, да и не отпустит его отец, так как растит из него преемника, будущего главу рода. А вот Горазд или Искрен будут только рады переселиться семьей подальше от отцовского пригляда. Верных людей князю по-прежнему не хватает, поэтому пристроить можно обоих, а дальше, как покажут себя. Горазд уже и семьёй обзавелся, да и опыта у него побольше, поэтому в Юрьевец отправится он, а вот младший Искрен, который грезит ратными подвигами, отправится проходить курс новика. Если сдюжит, то и дальше пойдёт по военной стезе, а нет - так умение за себя постоять никогда лишним не будет.

Сечень 1188 года

Херсонес. Севастос

Яков Коровин (он же Яков Корова)

Яков никак не мог привыкнуть к тому, что зимы тут почитай и нет, если в Новгороде Великом сейчас вьюги и морозы, то здесь тепло, даже вода не мёрзнет, а значит и простоя нет. Дел у Якова было невпроворот, даже зимой, хотя, какая тут зима…

Главной его головной болью было строительства в Херсонесе храма всех богов, за которым нужен был пригляд, чтобы все было чётко по чертежам, поэтому он ежедневно обходил стройку, сверяя каждый камень, каждую линию с чертежами.

Яков знал, что мастера, хоть и опытные, часто полагались на свою интуицию, а не на точные расчёты. Особенно его беспокоили колонны — их пропорции должны были быть идеальными, иначе весь храм потерял бы гармонию. Он то и дело поправлял каменщиков, указывая на малейшие отклонения, и те, хоть и ворчали, но подчинялись. Однажды, заметив, что одна из арок заложена не по уровню, он приказал разобрать её и начать заново. Мастера возмутились, но зодчий был непреклонен: «Храм всех богов должен быть безупречен, иначе боги отвернутся от нас». Его слова заставили артель задуматься, и работа пошла строже, но все равно тот или иной мастер, иногда желая сделать как лучше, полагался не на точные расчёты, а на свой опыт и чувства.

Кроме храма, князь заказал ему целый комплекс, в который должны были войти: адмиралтейство, пять сухих доков, система складов для хранения корабельного леса, склады, казармы, портовые сооружения и набережные. Требовалось сделать всё это удобно и эстетично. Когда Яков переспросил князя, что за зверь этот «эстет», тот рассмеялся и сказал нужно сделать, чтобы и глаз радовало и удобство для тех, кто этим пользуется было, а также о безопасности не забыть. Вот и пришлось просиживать с князем и его учениками вечерами напролёт, думая, что можно изобразить из имеющегося материала.

Дерево князь сразу отверг, его в княжестве мало, а вести с севера - дорого станет. Остановились на кирпиче и граните, хорошо, что к этому моменту в княжестве действовало уже четыре кирпичных завода. Один - под Феодосией, второй построили в Корчневе, так как хорошо развитая там добыча природного камня всё же не удовлетворяла все потребности стремительно растущего города. Например, печи для отопления клали из кирпичей, привозимых по необходимости из Феодосии. Его недоставало, да и стоимость перевозки значительно удорожала феодосийский кирпич, поэтому корченевские купцы выделили средства, а княжьи люди быстро наладили производство кирпича, устроив на эспланаде крепости два горшечных кирпичных заводика, производивших до двадцати тысяч штук кирпича в год.

Здесь же обжигали простую посуду для растущего населения. Сырьём служила глина, добываемая на северном обрывистом берегу Буруна, и песок, возившийся из Карантина. Топливом для обжига служил бурьян. Кирпич из местной глины имел жёлтый цвет и выдерживал давление, позволявшее строить здания в 4-6 этажей. В отличие от корчневского, севастопольский кирпич был красно-рыжий, в качестве топлива использовался тростник, в достатке растущий в прибрежных лиманах, на обжиг одной тысячи кирпича тратилось 4 кубических метра тростника, он был плотней своих собратьев и позволял строить здания высотой до сорока, а то и более метров.

Последний не сегодня завод был построен недалеко, в районе Перекопа. Здесь кирпич выходил серого цвета, как пояснили специалисты, это происходит из-за разных примесей в глине и песке, из которых его изготавливают. Сейчас как раз в том числе и его ученики пытаются разобраться, как получать кирпичи, того или иного цвета. Якова в первую очередь интересовал белый кирпич, который хорошо бы подошёл под его задумки. Так что сказать, что не из чего выбирать, Яков не мог, выбор был достаточно большим, и это скорей мешало, чем помогало, так как мало сдерживало фантазию.

Наконец в чертежах всё было согласовано и можно было начать строительство. Сначала рабочие приступили к рытью Адмиралтейского и Обводного каналов. Первый превращал обширную территорию правого мыса в остров, где и должно было располагаться адмиралтейство, пять сухих доков, казармы и маяк. Обводной канал же обеспечивал доступ по воде к складам с корабельным лесом.

Князь предложил систему вертикального хранения бревен в так называемых конусах — нишах, имеющих в поперечном разрезе форму усеченных треугольников. По утвержденному проекту планировалось построить по периметру острова кирпичные галереи с 63 такими конусами разной высоты, рассчитанными на разные длины бревна — это отразилось в ступенчатом построении корпусов, которые должны были стать параллельно и защитой острова. Внутренний двор с каналом и гаванью предназначался для разгрузки и загрузки барж, а также обтесывания деревьев.

Работы шли полным ходом, и каждый новый день приносил с собой множество сюрпризов. Строительные леса поднимались над поверхностью, а звуки молотков и криков рабочих стали привычной мелодией. Особое внимание уделялось строительству сухих доков. Здесь трудились мастера, обрабатывающие камень и дерево, их руки созидали величественные конструкции, которые должны были служить не одному поколению. Каждый элемент проектировался с двойным, а то и тройным коэффициентом безопасности, ведь порой шторма могли наносить немалый урон.

Проект включал в себя системы укрепления берегов и создания защитных сооружений. Корабли, приходившие в гавань, должны были находиться под надежной охраной, что обеспечивало не только устойчивость, но и спокойствие местных жителей. Работы продолжались, и каждый этап приближал к заветной цели — созданию уникального портового комплекса. И если создание адмиралтейства Яков мог приложить на плечи своего бывшего ученика, а ныне зодчего - Люта Щюку, то от заказа княгинь он отказаться не мог, да и положа руку на сердце, не хотел.

С каждым днем давление со стороны княгинь становилось все ощутимее. Яков, вздыхая, изучал рисунки, где были запечатлены их замысловатые идеи. Каждый листок представлял собой несуществующую фантазию, воплощенную на бумаге, но именно ему отводилась роль мага, способного воплотить их в реальность. Проекты вызывали в нем смешанные чувства восхищения и тревоги. Он знал, что с каждым изгибом дорожек, с каждым поворотом ландшафта его мастерство будет подвергнуто испытанию. На этот раз его ждали не просто сооружения, но целая вселенная, где природа и человек встречаются, чтобы создавать нечто великое.

Эта работа станет настоящим венцом его творчества и, возможно, сможет прославить его имя на века. Яков не мог предсказать, какой вклад каждый из них внесет в этот амбициозный проект. Он осознавал, что каждый фонтан, каждая скульптура – это отражение не только задумки княгинь, но и его видения, стремления связать в единый ансамбль отдельные элементы, как в недавней игре, которую князь подарил его маленькому сыну, именуемой мозаикой. И хотя основная тяжесть лежала на его плечах, чувствовалось, что он не одинок в этом творческом путешествии.

Князь не остался в стороне от проживаний своего зодчего, и несмотря на загруженный график, нашел время не только поговорить с ним, но и посетить места строек. По совету князя Яков на каждое направление поставил человека из своих помощников. Но опытных зодчих на всё княжество не хватало. Византийские зодчие, проработав несколько лет и хорошо заработав, возвращались в Константинополь, да и не доверишь чужаку возведение важных объектов, поэтому Яков не сильно возмущался, когда князь приставил к нему с десяток помощников, обученных грамоте и началам математике.

Князь не просто на глазок отбирал учеников, а провел какое-то «тесто...», тью, словом, отбор, и выдал самых способных, на его взгляд, юношей и даже пару девушек. Вот теперь они за ним ходят, как цыплята за наседкой, и суют свои любопытные носы куда попало. Но надо признать, польза от них есть, когда ему понадобилось узнать, сколько кирпичей понадобится для адмиралтейства, то вычислили в лёт. Якову аж завидно стало, поэтому и дал себе зарок, что, как с делами разберётся, обязательно пойдёт учится в этот самый университет. Князь обещал поспособствовать.

Что для Якова было непривычно, уж на что в новгородчине бабы чувствовали себя вольготно, но тут они имели равные права с мужчинами и даже служили в войске, не только как лекари или снабженцы, но и лучницы или разведчицы, у Якова была пару таких и таких знакомиц, вполне самостоятельных и деловых. Что говорить, если его жена Ольга оказалась не только хорошей хозяйкой и матерью, но и мудрой советчицей. Она умело сочетала заботу о доме с активной помощью ему на работе. Яков часто думал, что такое равенство, возможно, было причиной крепости нового княжества. Каждый, независимо от пола, вносил свой вклад в общее дело. Однако временами ему становилось не по себе от этого нового порядка.

Он привык видеть в женщинах лишь хранительниц домашнего очага и не знал, как реагировать на их самостоятельность.

Сечень 1188 года

Белгород на Днестре

тысячный Ратмир

Не так уж много времени прошло с тех пор, как Ратмир покинул князя Всеволода и поступил под крыло его племянника Юрия, а жизнь его, словно по волшебству, изменилась кардинально. Молодой князь, доверяя ему, поставил его во главе тысячи всадников. Правда, соотношение опытных воев было удручающим — один к десяти неоперившимся юнцам. Однако Юрий дал время, чтобы привести тысячу в боевую готовность, прежде чем отправить её на юг, в поддержку абхазов в их борьбе с грузинами. Нюхнувшая крови тысяча через полгода была возвращена обратно в Тмутараконь, где пополнилась новобранцами, после чего Ратмир получил новое назначение. Тысяцким, в Белгород на Днестре, который попросился под княжескую руку.

Перед отъездом Ратмир имел длительный разговор с князем. Город стоял на отшибе княжества, а рядом - валашские князьки, да и венгры иногда наведываются, поэтому стать надо крепко, чтобы местные поняли, что власть князя сильна и надолго, а вороги даже думать пограбить эту территорию боялись.

Князь наказал Ратмиру набирать местных воев, если кто захочет поступить на княжескую службу, но не оставлять их служить дома, а отправлять в учебки, расположенные в метрополии. В замену Юрий обещал пополнить местную дружину таким же количеством новиков, уже прошедшим курс молодого бойца, а какой воевода откажется, когда количество подручных воинов у него под рукой будет больше, особенно в такой беспокойной местности.

С прицелом на привлечение на службу молодых половцев, из орд, которые кочевали от Днестра до Дуная, Юрий отправил вдоль берега моря своего дядича (сына дяди) Итлара, с малой ордой, кочевать в том направлении, надеясь, что хорошая выучка и богатая амуниция воинов привлекут в войско молодых половцев. С братом он обговорил всё заранее и поручил советоваться с воеводой Ратмиром, который по морю на место прибудет куда раньше. Да и в окружении дядича опытных советников хватало, которые не постесняются и поперёк слово сказать, если тот совсем начнет чудить.

Кроме его тысячи, с Ратмиром отправились и с десяток молодых чиновников, которые должны были вести учет налогам, а также три боевых галеры во главе с бывалым командором Верославом Доброло, а также сотня бывалых воев с семьями, решивших уйти на покой, которые должны были стать костяком городской стражи, подчиняться они должны были, как и чиновники, коменданту города боярину Софрону Гаврасу. Ратмир пару раз пересекался с ним, и тот ему показался нормальным мужиком, а не напыщенным боровом. Также с ними ехала группа княжеских людей из Левкополья, у них были свои задачи, свой корабль и даже своя охранная сотня.

Переход завершился без происшествий, флот молодого княжества успел зарекомендовать себя неплохо, так что даже с одиночным кораблем связываться опасались, а уж с военным конвоем - тем более.

Город Ратмиру не показался. После перестроенных городов княжества Белгород казался ему большой разросшейся деревней, что по сути так и было. Впрочем, это ненадолго, недаром с ними приплыла целая группа молодых ученых из Левкополья, и двое учеников Якова Коровина - Савва Мороз и Фёдор Конь. Ратмир присутствовал при разговоре князя с ними, и помнил, что князь наказывал по возможности сохранить самобытность города, но перестроить его, дабы укрепить обороноспособность и улучшить условия проживания. А следить за юными и увлекающимися дарованиями он поручил как раз Ратмиру и Софрону.

Что-что, а умение встретить гостей у южных народов не отнять, встречали их богато: хлебом-солью и вином. Иногда встречающие быстро общались на своём резком, местами визгливом, языке. У воеводы была в тысяче пара людей, хорошо знавших армянский, вот они внимательно слушали, чтобы вечером рассказать воеводе, о чем переговаривались почетные жители города между собой.

Новое назначение требовало от Ратмира не просто воинского умения, но и способности дипломата. На пиру, устроенном в их честь, он внимательно смотрел по сторонам и слушал: требовалось понять, на кого можно опереться, строя планы на будущее. В его планах была не только защита города, но и укрепление его экономической базы. Успех зависел от того, насколько удачно он сможет интегрировать местную знать в общую структуру управления.

Первый шаг — это встретиться с местными жителями, выяснить их нужды и проблемы, а также установить доверительные отношения. Он понимал, что сила княжеской власти основывалась не только на мечах и щитах, но и на поддержке народа.

Еще до начала пира Ратмир успел пройтись по узким улочкам города, увиденное не внушало оптимизма. Иногда ему казалось, что будет проще все снести и заново отстроить или отстроить немного на другом месте. Но тут следовало дождаться вердикта умников, которые без раскачки приступили к делу.

Савва и Фёдор не остались на пиру, а сначала с приставленной к ним охраной излазили буквально весь город, дав пищу для пересудов местным кумушкам, и испугав многих, у кого совесть не чиста, а после и вовсе покинули городскую черту.

Ратмир был рад видеть их энтузиазм и решимость, но помнил и просьбу князя вовремя приземлять творческие личности на голую землю жизненных реалий.

Первым делом городу нужен новый порт и новые стены, а уж потом дело дойдёт до городской эстетики и архитектурных излишков.

Сечень 1188 года

Крымское княжество

Джовани Лончар

Я, Джованни, купец из славного города Рагуза в поисках выгоды и приключения отважился совершить путешествие к далёким и загадочным берегам Скифии, именуемыми местными непонятным словом Крым. Прибыв из оживленных улиц и величественных портов благословенной Италии, я ожидал увидеть здесь, что угодно, но не то, что увидел, реальность превзошла все мои ожидания. Я был поражен контрастным очарованием этого полуострова.

Первое, что меня поразило, это его потрясающая береговая линия. Скалистые утесы, спускающиеся к искрящемуся Черному морю, создавали пейзажи, которые были одновременно захватывающими и успокаивающими. Мне особенно запомнилась гора Ай-Петри (именуемая местными Святой Камень), и расположенный на ней маяк из белого камня, каждую ночь показывающий путь кораблям в безопасную гавань. Маяк был построен всего год назад, но по своей монументальности и красоте не уступал «Башне Геркулеса», построенной римлянами в Иберии.

Местные города, к моему удивлению и стыду, не только ничем не уступали городам Ломбардинской лиги, но и превосходили их. Широкие улицы, огромные – трёх-четырехэтажные дома, водопровод и канализация. Разве что загородные виллы местных аристократов выглядели не так величественно, как на моей родине, имея скорей утилитарное, а не представительское значение. Ночное освещение городов произвело на меня неизгладимое впечатление: такую красоту я не видел даже в Риме или Константинополе.

Правда, красота местных городов не идет ни в какое сравнение со столицей княжества – Феодоро, которую буквально с нуля упорно возводит крымский князь. Пока город не достроен, но посмотреть уже есть на что.

Центральная площадь города произвела на меня неизгладимое впечатление. Она имеет форму неглубокого амфитеатра, спускающегося к мягко изогнутому фасаду зданию городского Совета, где заседало городское прави-тельство, половина из которых, в том числе городской голова назначались князем, а половина избиралась жителями города, достигшими двадцати одного года, из местных жителей, постоянно проживающих в городе и имеющих местное подданство.

Сходящиеся к площади улицы разделяют ее прост¬ранство на двенадцать секторов равного размера, по числу членов совета, и это деление подчеркнуто мощением: двенадцать полос травертина (мрамора) разделяют плоскости уложенного елочкой брусчатки. Обрамляющие площадь здания имеют равную высоту и не спорят друг с другом пышностью убранства. Выделяется только городской Совет, который намного выше соседних зданий, облицован мрамором, и к которому вплотную примыкает часовая башня. Перед зданием городского совета расположены два флагштока на котором развиваются флаги княжества и города.

Все эти здания являются княжеской собственностью, и в них расположены государственные службы, именуемые местными приказами. А на первых этажах раскинулись лавки, таверны и кофейни, придавая площади незабываемый колорит и антураж. Пространство площади, свободное и одновременно защищенное, как бы приглашает проводить на ней больше времени.

Некоторые особо поэтично настроенные знакомые сравнивали площадь с раковиной, не знаю, возможно, они и правы, но я напрочь лишен способности к стихосложению, мой конёк — это торговля, и я видел огромные перспективы в этом направлении.

Изначально в Крым меня влекла возможность закупить местную соль, которая намного отличалась в положительную сторону от производящейся в Италии, экзотические специи и местную мебель, мода, на которую добралась и до итальянских городов, но пожив на месте, я понял, что перечень товаров, которым можно торговать, значительно шире. И как ни странно, одним из пунктов стояла еда. Еда в Крыму была восхитительной. Я наслаждался свежими морепродуктами, нежным мясом и ароматными фруктами. Особенно мне понравился местный десерт под названием "Чак-чак", который представлял собой сладкую пасту из теста, обжаренную в масле и политую медом, которую подавали вместе с волшебным напитком, именуемым местными «кофе».

Кроме того, князь озаботился новыми видами фруктов, которые привозили со всех сторон света. Местный ботанический сад недалеко от Феодоро можно воистину считать новым чудом света. Каких растений там только нет! Некоторые из них в свежем, сушёном или вяленом виде можно было приобрести во время моциона на территории ботанического сада, а некоторые уже стали возделывать местные земледельцы и предлагать на продажу. Я вижу в этом огромные перспективы, и, если на то будет воля божья, то, возможно, мне удастся сделать свой род одним из самых богатых в Рагузе.

Сечень 1188 года

Феодосийский Университет

Леонардо Боначи

За несколько лет жизни в Крыму Леонардо стал практически своим, пусть он местами смешил жену и друзей произношением некоторых слов, но местный менталитет в него въелся на уровне крови и рефлексов. Над головой никто не стоял и не подгонял, и от этого занятие математикой приносили ему удовольствие и счастье. Первая книга под названием «Коммерческая арифметика или двойная бухгалтерия» разошлась среди местных купцов и чиновников, как горячие пирожки на ярмарке. За эту работу Лео, как предпочитала звать его жена, получил не только благодарность князя и купцов, но и значительное денежное вознаграждение, несмотря на то, что основную идею Леонардо получил буквально на блюдце при личном разговоре с князем. Особенно его радовало, что всегда сдержанный отец на этот раз не скрывал своей гордости его достижениями.

Следующий труд, которому молодой профессор кафедры механики и математики Крымского университета планировал уделить время, был также связан с повседневной деятельностью и носил рабочее название «Практическая геометрия».

Он уже начал собирать материал для новой работы, плотно общаясь с зодчими, механиками, корабелами, кормчими и еще с огромным количеством профессий, где оказались востребованы знания элементарной геометрии.

Особенно интересным оказался вообще-то простой вопрос, заданный в одной из частных бесед князем: «Можно ли идти на парусе против ветра?».

Ответ на него до сих пор для Леонарда не очевиден, но математическое обоснование может стать одним из бриллиантов его исследований. Правда, князь заранее уточнил, что результаты работы в начале будет известны неширокому кругу людей, чтобы обеспечить княжеству превосходство в кораблестроении.

Леонардо хоть и был самолюбив и ценил общественное признание своих заслуг, но прекрасно понимал всю важность для княжества этих исследований и их секретный характер. Понимал это и князь, выделив и людей, и средства на опыты. Именно Юрий предложил начальные опыты проводить на моделях, и для этой цели в Левкополье был построен огромный бассейн, где Лео со своей командой и обосновался.

Кроме того, неожиданно для самого учёного, в нем возникла страсть к готовке новых блюд. Каждый вечер, после работы, он с женой отправлялся на рынок, чтобы пообщаться с продавцами и выбрать свежие продукты для ужина. Этот процесс был для него не просто покупкой, а настоящим ритуалом, в котором переплетались истории, споры, смех, экспрессивная торговля, дружеские подколы.

Со временем он освоил местные рецепты, добавив к ним свой итальянский взгляд на кухню. Его перфекционизм порой вызывал любопытные взгляды родных, например, когда он пытался приготовить плов, адаптируя его под свои итальянские привычки. Досталось и классическим итальянским блюдам, которые он тоже переделал под местные реалии и продукты. Тем не менее, никто не мог отрицать, что его эксперименты приносили радость, и вечера за столом становились праздником дружбы и взаимопонимания. Леонардо любил говорить в шутку, что, если его выгонят из математиков, от откроет небольшой ресторан и будет готовить там в свое удовольствие. На этой почве они сошлись с молодым князем, который тоже любил иногда выпустить пар на кухне, и даже создали совместное блюдо «пиццу», по-крымски наполненное грибами и баклажанами. Эти компоненты прекрасно росли на княжеском огороде.

Сечень 1188 года

Домослав из племени ратарей

Сидя в протопленном доме, Домослав привычными движениями мастерил прялку. По секретной технологии, как до этого делали его отец и дед, а до этого их отцы и деды. Секрет был в том, что делалась она из дерева и его корня. Это позволяло делать прялку, представляющую собой цельную конструкцию, которую невозможно было ни сломать, ни расшатать. Из корня делалось донце (на нем сидела пряха), а ствол становился столбом для поддержания ткани, иногда и рогаткой для плетения сетей.

По этой же технологии можно было сделать крепкие лавки, выбирая для них подходящую часть ствола. После его распила сучки укорачивали до одной длины. Такие лавки делались без единого гвоздя, при этом они отличались невероятной устойчивостью и надежностью, но сегодня Домослав сосредоточился на прялке.

Рядом сидел старший сын Мунк и помогал отцу перенимая науку. Теплый свет от печи перемешивался с резким светом из окон, окутывая место, где они мастерили, погружая его в уют и создавая спокойную атмосферу для работы. Легкий запах соснового дерева напоминал ему о родительском доме, о детских воспоминаниях, когда рядом с ним сидел отец, и точно так же, как он сейчас, расписывал детали своего ремесла. Каждый удар резца вызывал в его душе мелодию, сквозь которую пробивалась ностальгия. Благодаря простым движениям, бесформенный кусок дерева постепенно принимал форму прялки, а с ней возрождались и воспоминания. Он смотрел на сына, прижимавшего будущую прялку к столу, и указывал на мелкие огрехи, стремясь довести свое детище до совершенства, ведь как бы ни была работа идеальной, всегда оставался маленький недостаток, который следовало исправить, словно те недочеты в жизни, которые порой оставались незамеченными, но всегда давали о себе знать в самый неподходящий момент.

— Не спеши, сын, — Домослав направлял сына, помогавшего ему, слыша в своём голосе отголоски голоса своего отца, который давно так же передавал семейный секреты ему. — Каждый шаг важен, когда создаешь что-то, иначе ты просто наполняешь воздух шумом, а не созиданием.

Обернувшись, он заметил, как солнечный свет пробивается сквозь окошко, создавая теплые блики, что убаюкивали и отстраняли прочь все заботы. Сразу же нахлынули воспоминания о том, как с семей они покинули старые земли у Эльбы и по зову русского князя Юрия, пересекли моря, чтобы обрести новый дом.

Князь не обманул: их ждали, и ждали не просто так, а с тщательной подготовкой. Пять огромных, круглобоких кораблей приняли на борт около ста семей ратарей из Велетского союза, их скарб и домашний скот. В основном это были женщины, старики и дети. Мужчин разместили на трёх боевых галерах, сопровождавших парусники. Время в пути прошло с пользой, мужчины освоили азы матросского ремесла. Да и воинские навыки подтянули, заодно освоили русский, который хоть и был похож на их родной язык, но иногда говорившего было сложно понять.

Через три месяца пути, в начале руйня (сентября), они вошли в бухту Лестригонов. На её берегу стоял порт, а неподалёку — небольшая крепость квадратной формы, сложенная из красного кирпича. Сторона крепости достигала четырёхсот шагов, а толщина стен — семи. По углам возвышались четыре пятигранные башни-бастионы, увенчанные скорпионами. Снаружи крепость окружал ров глубиной в четыре человеческих роста и вал. В отличие от других крепостей, за валом не было посада — лишь огромное открытое поле. Сам посад раскинулся на западной стороне бухты, стремительно разрастаясь. Главные ворота крепости смотрели на северо-восток, к морскому порту, а на юго-западе стояли Константинопольские ворота.

Местный воевода лично встретил переселенцев на пристани, окружённый свитой из воинов и советников. Его речь была краткой, но тёплой: он обещал защиту, землю и свободу от прежних тягот. Ратари, уставшие от долгого пути, слушали его с надеждой, хотя в глазах многих читалась тревога. Женщины, держа за руки детей, оглядывали новые земли, а старики, опираясь на посохи, шептали молитвы.

Однако в крепость их не повезли. В порту весь скарб перегрузили на подводы, направившиеся в посад, именуемый местными, как и крепость, Жерло. Там их поселили в длинных кирпичных четырехэтажных домах, которые звались общежитиями.

Пока жены и дети приходили в себя после долгого пути и проходили банные процедуры, мужчин собрали в просторном зале. Им предложили выбор: служить в княжеском войске, вести собственное хозяйство или работать в княжеских угодьях. Последним обещали не только подённую плату, но и годовые выплаты по итогам труда. Домослав, не прельщённый воинской славой и не доверявший княжеской милости, выбрал привычное дело — растить хлеб и овощи. Таких, как он, оказалось большинство. Те, кто избрал ратный труд или работу в княжеских хозяйствах, покинули общежития в тот же день: первые получили дома в посаде, вторые отправились на новые места. Остальным же рассказывали о местных землях, сроках посадки, уходе за урожаем и капризах погоды.

Наконец, их караван двинулся к новому месту жительства — не в старые поселения, а в отстроенные с нуля деревни, обнесённые высоким тыном, в дне пути от крепости.

По дороге Доброслав размышлял о будущем, им объяснили, что кроме налогов, которые с них будут взимать осенью или деньгами, или продуктами, в течении двадцати лет надо будет еще выплатить суду за дом и семена, предоставляемые князем. Назвали это мудрёным словом кредит. Правда, приехавшие до них соплеменники уверяли, что с такой землёй сделать это возможно года за три. Но все равно в месте, куда они ехали, жизнь могла быть непредсказуемой. Соседние земли могли оказаться не так хороши, как ожидалось, а погода — жестокой.

Дорога пролегала через поля, вдоль неё тянулись луга и рощи, которые вызывали повышенное внимание у сопровождавшего их разъезда. Природа выглядела богато и давала надежду на богатые урожаи.

За такими размышлениями по широкой дороге они без сложностей добрались до своего нового дома. Дорога привела к месту, называемому местными усадьба, которая состояла из острога, где базировалась сотня солдат, а вокруг острога вольготно раскинулись слобода ремесленников. От усадьбы в четыре разные стороны расходились дороги, ведущие к новым деревням, получившим ностальгические названия: Ретра, Редигаста, Доши и Гавела.

Здесь караван разделился на четыре потока, которые продолжили свой путь. Ещё час пути и перед ними отрылся вид на аккуратную деревню, построенную на взгорке и обнесённую пусть не очень высоким, но капитальным частоколом. Дома занимали согласно проведённой ранее лотереи. Но диковины дома и прилегающего участка Домослава сейчас не так интересовали, как то, какую землю им выделили.

Существовало подспудное чувство страха, что дали им бросовые земли, поэтому вместе с остальными мужиками, взяв старшего сына, которому стукнула уже двенадцатая весна, они отправились в выделенным полям. Земля, которую им выделили, превзошла его ожидания, и это вселяло надежду. Поля были уже распаханы и стояли под паром. Растерев руками жирную землю, понюхав и даже попробовав на язык, он остался доволен.

Домослав уже представлял, как сажает озимые, как всходит первый зеленый росток — это было святое для него. Он вспомнил обычаи предков, о той умиротворённой простой жизни, когда каждый знал своё место, и труд приносил радость. Сопровождающий их воин что-то говорил, но Домослав, занятый осмотром выделенных земель, едва ли слушал. Время посадки озимых приближалось, и ему нужно было ещё очень многое сделать.

Жена домом тоже осталась довольна, тут было предусмотрено если не все, то многое: и теплый хлев для скотины, и птичник, и огород с сараем, и сад. Да и сам дом, построенный из кирпича, больше походил на дом зажиточного купца, а не на простой крестьянский пятистенок, отопление в доме проводилось за счет камина и системы воздушного отопления. Придумано хитро и удобно, да и климат здесь, по уверениям местных, намного мягче, чем на берегах Эльбы.

Смешанные чувства наполнили его сердце: страх перед неизвестностью, но также и надежда на новое начало. Впереди была работа, забота о семье и мир, который нужно было строить заново.

Сечень 1188 года

Херсонес

Ингвард Суровый

Ветеран варяжской стражи Ингвард, знавший и трудные бои, и радость побед, сидел в зимнем саду княжеского замка, оставшись наедине со своими горькими размышлениями. Его жизнь, когда-то наполненная захватывающими приключениями и непередаваемыми ощущениями от битв, сейчас сжалась до серых будней. Тоска грызла его душу, подобно ворону, клюющему падаль.

После того как князь Юрий принял шесть ветеранов из варяжской дружины, о которых он не мог отказаться, он, постепенно изменил структуру охраны. Молодые воины из местных лично преданные князю и огромные половецкие овчарки заняли место тех, кто когда-то сражался плечом к плечу. Для Ингварда, привыкшего к славе и уважению, это было тяжелым ударом. Он и его единомышленники, словно забытые тени, медленно растворились в будничной обыденности.

Тем временем сослуживцы Ингварда находили свое счастье в новых жизнях. Витимир и Роберт, женившись на половчанках, стали оплотом семьи и защищали княгинь с преданностью, которой стоило бы позавидовать. Ульф и Асмунд, узрев воды обучения, посвятили себя новому поколению бойцов, радея о том, чтобы передать навыки владения двуручной секирой. Ингвард, пытался присоединиться к ним, однако быстро осознал, что заниматься обучением этих желторотых юнцов — значит запираться в клетку, куда он не желал возвращаться. Слав подался в пограничную стражу и теперь занимает там немалый пост. Он тоже звал Ингварда к себе, но тот решил, что жесткая дисциплина, которую молодой князь вбивал в своих войсках, ему надоела.

В дымном полумраке своего одиночества он размышлял о времени, когда его имя произносили с уважением и трепетом. Однако впереди маячила неопределенность, и лишь осталась мечта о боевых походах, где собирались настоящие варяги, где каждый из них был частью великого братства. В его душе все еще горел огонь, но он оставался невидимым для окружающего мира, как звезда, затемнённая дневным светом. Ингвард ощущал, как сокращается величие его жизни, и каждый день казался все более обыденным.

Неожиданно его безделье было прервано появлением князя Юрия, который передвигался по поместью без охраны и свиты, что для Ингварда, проведшего более двадцати лет при дворе басилевса, была крайне непривычно.

Князь Юрий остановился напротив Ингварда, его взгляд был незадолго до этого полон решимости, но теперь сочился сомнением.

- Ингвард, — начал он тихо, словно опасаясь взбудоражить тишину зимнего сада, — Я знаю, что ты чувствуешь. Прошлое, как двояко острый меч, оно не только дает нам опору в этой жизни, но порой держит хлеще самых крепких оков.

Ингвард молчал, его сердце сжалось от слов князя, и он не знал, как ответить.

- Я хотел бы вернуть тебе часть того уважения, которое ты заслуживаешь, — продолжал Юрий. - Есть дело, которое требует храбрости и ума, и я нуждаюсь в твоей помощи.

Внутри Ингварда зашевелилось чувство, долгое время спящее. Мысли о возвращении к жизни, полное риска и славы, заполнили его сознание.

Наконец, он поднял взгляд на князя.

- Что за дело? Если существует возможность вернуться к истинной жизни, я готов, — произнес он с уважением и решимостью, которая вновь оживила его душу.