— Вот в этой и в этой точках, — Егоров ткнул указкой в карту. — Надо будет проверить обе.
Мне сразу не понравилось, куда он показывает. Вся зона вокруг этих мест была залита красным цветом — сплошное заражение, на многие километры. Даже на карте она выглядела как гнойная язва.
— Ты уверен, что они вообще ещё живы? — я нахмурился. — И откуда информация про атрибут?
— Я не уверен, — сухо ответил полковник, — но мы обязаны проверить.
Он говорил спокойно, но морщины на лбу выдавали напряжение. Ясно было одно: Егоров собирался бросить нас в самую мясорубку и сам прекрасно понимал, что шанс найти там хоть кого-то живого минимален.
Я мерил кабинет шагами, раз за разом возвращаясь к карте и снова упираясь взглядом в эти проклятые красные пятна. Подобрать слова было невозможно. Все нематерные выражения, что крутились у меня на языке, казались слишком мягкими для того, что я чувствовал.
И как бы мне ни хотелось выругаться вслух и послать полковника ко всем чертям — я понимал, что выбора у меня нет. Хоть это и выглядело авантюрой чистой воды, влезть в неё мы обязаны.
Потому что в одной из отмеченных точек последний раз выходила на связь группа выживших. А вторая точка — место, куда они направлялись. И вместе с ними шёл человек с атрибутом, который нам был нужен больше воздуха: Жизнь.
Его нужно было достать из заражённой зоны любой ценой. Без вариантов.
Артём уже работал на износ. Его силы уходили, тело старело на глазах. Он превратился в глубокого старика, хотя ещё недавно выглядел молодым мужчиной. Но продолжал работать, не щадя себя, создавая вакцину. Мы все понимали: долго он так не протянет.
И всё же на карте оставались островки, не захваченные Хаосом. Их было немного, но они были. Миллионы уже погибли, но другие миллионы всё ещё цеплялись за жизнь. И мы обязаны были попытаться их спасти.
— Когда? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
Егоров посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом. В его глазах читалось: он прекрасно знает, что я соглашусь, несмотря ни на что.
— Вылет через два часа, — наконец сказал он. — Вас будет сопровождать несколько звеньев Су-57 и пара Ту-160М. Прикрытие будет максимальным. Главное — достаньте его.
— Долго, — сказал я после паузы. — Но понимаю… нужно время на подготовку.
Егоров ничего не ответил, только молча кивнул. Его лицо оставалось каменным, но в глазах мелькнуло что-то — усталость или, может, сожаление. Я не стал уточнять.
Выйдя из кабинета, я почувствовал, как на плечи ложится груз предстоящей миссии. Нужно было идти к своим и сказать им, что мы снова возвращаемся в заражённые земли. И это при том, что мы только час назад вернулись в штаб, выжатые как тряпки после предыдущего рейда.
Третья неделя Апокалипсиса принесла нам надежду. Появление второго атрибута Жизни могло хоть немного облегчить работу Артёма и увеличить поставки вакцины. Если нам удастся его добыть — у человечества появится дополнительный шанс, а таким пренебрегать не стоит.
Да и поддержка… Эта операция была, пожалуй, самой важной за последние три недели.
Да, до этого мы вытаскивали кого угодно — военных разных званий, руководителей, даже политиков. Мне было плевать, кто именно: главное, чтобы человек был полезен делу. Иногда мы с Егоровым даже ругались из-за кандидатов на спасение. Досье некоторых из них вызывало у меня только раздражение — пустые, бесполезные для общества фигуры. Я не видел смысла рисковать ради них жизнями команды.
Но всё изменилось в тот момент, когда я впервые увидел, как военные ради таких «бесполезных» выполняют приказ до конца. Десятки солдат шли в мясорубку, отдавая себя на корм Хаосу только потому, что им было велено спасать этих людей.
И тогда я перестал спорить. Перестал откидывать подобные миссии. Потому что понял: если своим участием я могу спасти тех, для кого приказ — не пустая формальность, а обязательство, от которого они не вправе отмахнуться… я буду это делать.
С тех пор, вытаскивая очередного жирного и бесполезного политика или бизнесмена из красной зоны, я ясно осознавал — я спасаю не его. Настоящая цель была в другом. Я предотвращал смерти тех, кто погиб бы, выполняя этот приказ без меня. Солдат, которые без колебаний шагали бы в мясорубку, даже зная, что за ними стоит человек, которому нет никакой цены.
И если ради их жизней нужно было тащить на себе бесполезный балласт, я соглашался. Потому что эти парни заслуживали права вернуться домой куда больше, чем любой «ценный» чиновник.
— Ну чего там? Опять? — недовольный Кос лежал на своей койке, закинув ноги на спинку, и смотрел на меня исподлобья.
— Опять, — устало ответил я, плюхнувшись на свою кровать и откинувшись на подушку. — Говорят, нашли атрибут Жизни…
— Да ладно? — Катя даже приподнялась, глаза расширились. — Только не говори, что в самой жопе.
— Именно, — кивнул я. — Километров на десять, если не больше, вглубь Зоны.
— И как они там выжили вообще? — нахмурилась она.
— Да хрен его знает, — пожал я плечами. — Для нас это, честно говоря, роли не играет. Наша задача простая: идём и вытаскиваем чувака. Артём хоть немного отдохнёт.
— Да, Темыча бы подменить… — согласился Кос, скривившись. — А то он уже на последнем издыхании.
Комната на секунду погрузилась в тишину. Даже Кос перестал ёрзать и медленно снял ноги со спинки койки. Все понимали, о чём идёт речь, но вслух обсуждать никто не хотел.
Три недели ада научили нас принимать смерть. Она стала привычной, почти рутиной. Но близких друзей я пока не терял… почти.
Кир выбыл первым. Его тем взрывом изувечило так, что часть тела оказалась парализована, и бойца из него уже не вышло — чисто на волевых и зельях он дотянул до дома и то хорошо. Непонятно почему, но эта травма не лечилась ничем совершенно, в том числе и зельями, которые у нас были. А делать новые было некому…
Мы отправили его на «пенсию». Не по его воле, но у него не было выбора. Потеря была тяжёлой, но ещё хоть как-то объяснимой.
А вот Сэм…
Сэм не вернулся.
Я до последнего верил, что это ненадолго. Казалось, вся его операция займёт максимум пару дней. Ну, может, неделю. Но прошло уже три — и ни слуху, ни духу. Ни намёка на то, что он когда-нибудь снова появится в дверях, будто ничего не случилось.
А вместе с этим таяла и надежда. Та самая крошечная искра, что мы сможем вернуться назад и всё исправить. С каждой секундой она гасла, оставляя внутри пустоту.
Да, глупо было вообще на это надеяться. Но мы хотя бы попробовали. Мы рискнули использовать этот чит, оставленный кем-то умным ещё тысячу лет назад, словно специально подготовленный для нас. Как будто сама история подталкивала: берите, это ваш шанс.
Но шансы имеют мерзкую привычку заканчиваться.
А как отправить весточку Сэму, я даже не представлял. Ни малейшего способа. Да и внешние новости до нас не доходили. Казалось, что всем мирам Системы вдруг стало плевать на нас. Ни охотников, ни команд зачистки для «провалившегося» мира. Ничего.
Что там с демонами? С Владыкой? Смогли они удержать Хаос или все полегли в той последней битве в мире Турнира?.. Мы не знали. И именно эта неизвестность пугала сильнее, чем самые уродливые хаоситы и даже тот ублюдочный Ангел, который постоянной тенью нависает над всеми нами — неистребимая и неуязвимая тварина, с которой справиться нет никакой возможности.
Мы остались одни. Но, по крайней мере, была и маленькая «плюсовая» сторона: орды из внешних миров к нам не лезли. Не приходилось отбиваться сразу от всего сущего. Наш враг был один — местные заражённые. И то, что сражаться приходилось только с ними, уже казалось подарком судьбы.
Но вместе с этим приходило и другое понимание: даже если каким-то чудом мы победим здесь, на Земле, даже если сумеем уничтожить Хаос в нашем мире, — глобально это ничего не изменит.
Хаос нельзя победить везде.
Как только демонические легионы будут перемолоты, Пастырь вернётся. И тогда он просто сожрёт этот мир — тот самый, который, похоже, приберёг себе на десерт.
И никакая вакцина, никакие атрибуты или аспекты не спасут нас от того, что идёт за ним.
В такие моменты мне хотелось просто завыть от отчаяния. Вся эта беготня, суета, бесконечные рейды и попытки выжить — всего лишь агония. Мы всё равно умрём. Все. И это случится очень, очень скоро.
Так какой тогда смысл? Ждать и надеяться на чудо? Чудес не бывает. Никогда.
Сотни, тысячи разорванных на куски людей прямо у меня на глазах — вот они, доказательства. Их крики, их отчаянные взгляды, застывшие навсегда… всё это врезалось в память так глубоко, что ни один бог, если он вообще существует, не сможет это стереть.
Но я всё равно продолжал сражаться. Может, это был аспект Разума, может — что-то ещё, что держало меня на плаву и не давало сдаться окончательно.
Я боролся. И иногда… иногда даже видел проблески чего-то светлого. Маленькие искры в бесконечной тьме.
Я наслаждался простыми вещами. Тем, что могу дышать. Тем, что мои ноги ещё держат меня, что я могу идти туда, куда хочу. Тем, что есть еда, и она всё ещё может быть вкусной. Тем, что можно болтать с людьми, слышать их голоса. Тем, что рядом остаются друзья.
И это было единственное, что действительно имело значение. Всё остальное давно перестало.
Даже Кос — наш балагур и вечный шутник… потух. Его улыбка, его смех и тупые шутки, которыми он раньше разряжал любую ситуацию, теперь стали редкостью. Настолько редкой, что каждый раз, когда он всё-таки отпускал какую-то шутку или усмехался, это казалось чем-то далеким, почти чужим. Словно эхо из другой жизни, где мы ещё были людьми, а не выжившими в бесконечной бойне.
— Отдыхаем час и собираемся, — сказал я ребятам. — Элла, ты как?
— В норме, — кивнула девушка, еле приподнимая голову с подушки. — Справлюсь.
— Да, мы все справимся…
Помимо нашей основной команды, в рейд отправилось ещё несколько групп — отвлекающие. Их задача была проста и смертельно опасна: собрать на себя внимание, чтобы мы смогли пройти вглубь.
И это были не просто такие же мелкие отряды, как наш, а полноценные воинские объединения. Я не разбирался в армейских терминах и численности, но людей было действительно много. Можно было сказать прямо — это уже тянуло на полноценную военную операцию.
Сегодня погибнет очень много людей.
Артиллерия вроде как не будет — слишком глубоко, слишком рискованно заводить её в сердце заражённой зоны. Но с воздуха нас обещали поддерживать максимально плотно. В небе кружили Су-57 и тяжёлые бомбардировщики, держались на дистанции, вне зараженной зоны, ожидая приказа. Они должны были прикрыть нас, если всё совсем пойдёт вразнос.
Пока противника видно не было. Но это и неудивительно — вдалеке уже гремел шум боя, и туда стягивались хаоситы. Обычно они держались равномерно рассредоточенными по заражённым территориям, и именно это делало их такими опасными: авиаударами выкашивать большие толпы не удавалось.
Собрать их вместе можно было только живой силой. Незараженные — единственная приманка, на которую Хаос отзывался. Услышав шаги, запах крови, сердцебиение, они бросались со всех сторон, в ярости пытаясь уничтожить всё живое.
Мы пробовали и звуковые, и визуальные ловушки. Ноль реакции. Если нет человека — Хаос даже не шелохнётся.
Инструктаж мы получили ещё в штабе, все маршруты и варианты продвижения вглубь заражённой зоны были расписаны заранее. Поэтому, когда пришло время, мы двинулись молча, без лишней суеты, по пустынным улицам небольшого частного сектора, расположенного рядом с нашей целью — городом, из которого и сбегала нужная нам группа людей.
Окна домов глядели на нас тёмными провалами, словно пустые глазницы. Вокруг стояла мёртвая тишина — ни животных, ни птиц, ни единого звука. Даже ветер будто не решался шуметь. Мы шагали осторожно, каждый внимательно следил за сектором, ожидая нападения в любую секунду.
Небо затянуло серыми, тяжелыми тучами, будто само оно понимало, что нас ждёт. Атмосфера становилась всё более гнетущей, хотя, казалось, куда уж сильнее. Настрой и так был не самый радужный.
Я сам не ждал от этой операции успеха. Для меня это была всего лишь попытка, очередной бросок кости. Все прекрасно понимали: шансов вернуться почти не было. Мы зашли слишком глубоко на заражённые территории.
Экстренной эвакуации тут не будет — даже с воздуха нас отсюда не вытащат. Слишком далеко. Самолёты, вертолёты — никто не рискнёт. По одной причине.
Ангел.
Он зависал где-то в небе, будто мрачный страж. Его безмолвное, пассивное парение казалось вечным. Но стоило любому летательному средству рискнуть проникнуть вглубь заражённой зоны — Ангел срывался вниз. Не имело значения расстояние или скорость цели. За пять минут он мог достичь любой точки мира и уничтожал нарушителя. Хладнокровно.
Беспощадно. Без шанса на спасение.
Если быстрые истребители и даже рейды бомбардировщиков ещё можно было провернуть наскоком — ударить и уйти прежде, чем он среагирует, — то эвакуация была совсем другим делом. Это долгий, медленный процесс, и времени на него просто не существовало.
Поэтому у нас оставался только один вариант: пробиваться через орды хаоситов на своих двоих. Либо, если невероятно повезёт, наткнуться на работающий транспорт и рискнуть вырваться на нём.
Но иллюзий насчёт исхода никто не питал.
— В округе чисто, мутанты стягиваются к приманкам, — доложил один из военных, сержант Лисин, отвечавший за связь со штабом. — Спутник прямо над нами, но облачность мешает.
Я поднял взгляд к небу. Сплошная пелена серых туч висела над нами и раскинувшимся вдалеке городом, тяжелая, вязкая, будто пропитанная грязью. И что-то в этом мне очень, очень не понравилось. Словно кто-то специально прикрыл этот район от взгляда сверху, словно небо стало щитом, скрывающим то, что происходит внизу.
Я тряхнул головой, пытаясь отогнать навязчивую мысль. Паранойя. Прогноз погоды не менялся уже несколько дней, аналитики проверили: фронт тяжёлых облаков пришёл издалека, медленно ползёт, никуда не денется. Всё логично.
Но внутри всё равно грызло ощущение, что это не просто случайность.
Максимально раскинув щупальца аспекта Разума, я пытался зацепить хоть какое-то движение. Нити расходились в стороны, скользили по развалинам и пустым улицам, выискивая малейший след внимания, хоть одну направленную на нас мысль.
Аспект позволял чувствовать не действия, а намерения — ту самую вспышку желания ударить, разорвать, уничтожить. И если обычный человек думал сложнее, то у хаоситов всё сводилось к одному: сплошная ненависть и жажда убийства. Там не было ни страха, ни сомнений. От людей в них не осталось ничего.
Только Элла упорно утверждала, что чувствует в них что-то человеческое. Запертые души, зажатые в искорёженных оболочках, до конца не уничтоженные. Их боль, их мучение.
Но мой аспект Разума не позволял этого ощутить. Для меня они были пустыми оболочками — голодными, жаждущими крови. Лишь мысли зверя и желания твари, ничего больше.
Прошло два часа неспешного движения, и мы так и не встретили ни единого противника. Это насторожило всех без исключения.
Да, в нескольких километрах грохотала настоящая мясорубка. Взрывы сливались в непрерывную канонаду, воздух дрожал. Артиллерию всё-таки подтянули? Вряд ли уже пустили в ход бомбардировщики, но там, впереди, явно творился ад.
И, надо признать, задачу эта бойня выполняла. Толпы хаоситов стягивались туда, словно мотыльки на огонь.
Казалось бы — если всё так просто, то можно было рискнуть: собрать заражённых в одну кучу и выкашивать тысячами. У людей ведь есть для этого ресурсы. Но проблема крылась в другом.
Даже в армии далеко не все были вакцинированы. А малое количество живых, за которыми тянулся Хаос, не способно стянуть всю массу заражённых в одно место.
Заражённые зоны реагировали на опасность как единый организм. Они выделяли ровно столько силы, сколько было нужно для уничтожения конкретной угрозы. Ни больше, ни меньше. И выходило, что чем больше армия шла против Хаоса, тем больше мутантов притягивала к себе.
И именно тогда начинался настоящий ад. Внутри самих войск поднимались заражённые. Свои же солдаты, превращённые в монстров, пачками косили ряды изнутри. Особенно страшно это показал Китай — там целые фронты рассыпались за считаные дни.
Но был и другой, непонятный феномен. Иногда небольшие группы людей могли существовать вглубине заражённых территорий достаточно долго даже без вакцины. Как, почему — ответа не было ни у кого.
И сейчас на эту операцию стянули всех военных, кто был вакцинирован. Практически все резервы, которые были нам доступны.
Но чувство, что это все какая-то большая подстава, меня не оставляло.
Одна из нитей разума наконец зацепилась за группу хаоситов, залёгших в здании. Кажется, это был бывший детский сад — стены ещё держали выцветшие рисунки, разукрашенные в яркие цвета, забор вокруг сломан, песочницы и горки заржавели и перекосились. Ни единого трупа, конечно. Хаос никогда не оставлял тел, подчищая всё подчистую.
— Около десяти в здании, — сказал я, жестом останавливая группу. — Элла, чувствуешь?
— Да, — кивнула девушка. — Но их там больше. Около пятидесяти.
— Действуем тихо. Заливаем здание огнём и уходим, — коротко бросил я.
Оставлять за спиной такую толпу было слишком рискованно. Повезло, что они сбились кучей и пока нас не видели, не чувствовали. Мне не хотелось даже думать о том, кто стал материалом для этих мутантов… но само здание намекало слишком явно. Детский смех здесь давно сменился стонами и криками. Влезать в открытый бой именно с этой «стайкой» я не собирался. И по лицам ребят было видно — никто из них тоже не горел желанием.
Мы с Орином и Катей молча обошли здание и подперли всё, что могли, — запасные выходы, проломы в стенах. Да, оставались окна без решёток, и выбить их не составляло проблемы, но рассчитывали на то, что огонь сделает своё дело раньше, чем твари сообразят вырваться. Главное — окружить здание так, чтобы пламя взялось со всех сторон.
— Поехали, — сказал я в рацию, и в тот же миг в окна с разных сторон полетели огненные шары. Огромные, до предела накачанные атрибутом.
Внутри разом вспыхнул ураган огня. Я выдрал из заклинаний основу Порядка — и пламя ожило, вырвалось наружу, как бешеный зверь. Жар ударил такой, что дышать стало трудно даже снаружи.
Выжить в этой печи было нереально.
И действительно — никто не выжил. Хаоситы даже не успели попытаться вырваться наружу. Волна пламени выбила окна изнутри, стёкла посыпались на землю, но ни одного силуэта в проёмах так и не появилось.
Команда почти синхронно выдохнула с облегчением. Всё получилось именно так, как мы и рассчитывали — минимальными силами, без прямого боя и риска получить лишние раны.
Пара воздушников из нашего отряда держали поток воздуха под контролем: они не позволяли пламени и дыму уходить вверх, чтобы не привлечь внимания с других кварталов. В итоге огонь бушевал внутри, как зверь, запертый в клетке. Он гудел, рвал стены, плавил кирпичи и бетонные блоки, но наружу не вырывался. И именно это делало его ещё яростнее.
— Уходим, — сказал я спустя пару минут, когда почувствовал, что внутри уже не осталось ни единого живого сознания. Элла коротко кивнула, подтверждая мои слова.
Нам предстояло ещё несколько часов осторожного движения вглубь заражённой территории. Каждый шаг нужно было рассчитывать — лишний шум, неверный поворот или случайный выстрел могли привлечь внимание. А внимание здесь значило смерть.
Первая точка находилась хоть и на окраине, но всё же слишком близко к крупному городу. И это было проблемой.
Сколько там заражённых?.. Я даже не хотел об этом думать.