Следующие три дня после совещания с Величковским я провел в напряженной подготовке к маньчжурской экспедиции.
Кабинеты Наркомата обороны сменялись залами заседаний Генштаба, где оттачивались детали предстоящей операции. Ворошилов лично представил меня группе военных специалистов, которые составляли ядро будущего экспедиционного корпуса. Как эмиссар Сталина, я получил полномочия, внушающие уважение даже бывалым фронтовикам.
Утром четвертого дня, изучив подробные разведданные о японских укрепленных точках, я понял, что операции требуется особый козырь, нечто непредвиденное для противника. И такой козырь у меня имелся.
Московское утро выдалось промозглым, лужи на асфальте дрожали от мелких капель. Тусклое солнце боролось с тяжелыми тучами, изредка пробиваясь сквозь разрывы в облаках.
Мой ЗИС-101 остановился у неприметного трехэтажного здания на окраине Москвы. Раньше тут размещался склад текстильной фабрики, но два года назад я выкупил строение и превратил его в секретное конструкторское бюро.
Внешне здание сохранило прежний облик, облупившаяся штукатурка, потускневшая вывеска «Текстильсбыт», заколоченные досками окна первого этажа. Идеальная маскировка для объекта, где рождалось оружие завтрашнего дня.
Степан, мой водитель, распахнул дверцу автомобиля.
— Ждать здесь, Леонид Иванович?
— Нет, вернешься через три часа. Потом поедем в Кремль.
Массивная железная дверь, выкрашенная в неприметный серый цвет, открылась после того, как я постучал. Часовой бдительно осмот4рл меня. Внутри встретил Мышкин, неизменно подтянутый и собранный.
— Все готово, товарищ Краснов, — произнес он, пропуская меня в просторный вестибюль. — Инженер Овсянников ждет на испытательном полигоне.
Мы прошли по длинному коридору с бетонными стенами, тускло освещенному электрическими лампами в металлических плафонах. Здание снаружи казалось обычным промышленным сооружением, но внутри напоминало подземную крепость. Еще дважды у меня и моего спутника часовые проверили документы.
Железобетонные перекрытия, бронированные двери, новейшие системы безопасности. Даже специально обученная собака не могла обнаружить по запаху, что происходит внутри.
Лифт, замаскированный под грузовой подъемник, доставил нас на подземный этаж. Когда массивные двери раздвинулись, перед глазами открылся просторный ангар размером с футбольное поле. Под высоким потолком с промышленными лампами выстроились в ряд несколько грузовиков «Полет-Д» с необычными конструкциями на платформах.
Навстречу мне торопливым шагом направлялся высокий худощавый мужчина в потертой инженерной форме. Овсянников, правая рука Лужкова, выглядел точно так, как я его представлял по описаниям. Сухопарая фигура, аккуратно подстриженные усы, прямая спина и холодный аналитический взгляд за стеклами очков в тонкой металлической оправе.
— Товарищ Краснов! — четким, по-военному отрывистым голосом произнес Овсянников. — Рад доложить, что испытательный образец реактивной системы залпового огня «РС-82» готов к демонстрации.
— «Катюша», — поправил я его с улыбкой. — Мне больше нравится это название.
— Как скажете, товарищ директор, — с легким недоумением кивнул Овсянников. — «Катюша» так «Катюша». Хотя лично мне кажется неуместным давать боевому оружию столь легкомысленное имя.
— Пусть враги тоже так думают, — подмигнул я. — Пока не встретятся с ней в бою.
Мы подошли к первому грузовику. На кузове «Полет-Д» смонтированы стальные направляющие для ракет, напоминающие гигантский орган из труб разного диаметра.
Конструкция выглядела одновременно простой и изящной. Наклонные рельсы, закрепленные на прочной раме, система наведения, механизм запуска.
— Шестнадцать направляющих, калибр восемьдесят два миллиметра, — с гордостью пояснил Овсянников, поглаживая стальную конструкцию. — Дальность до пяти с половиной километров. Время полного залпа — восемь секунд.
Я обошел машину, внимательно изучая каждую деталь. Конструкция получилась даже лучше, чем я помнил из исторических книг прежней жизни. «Полет-Д» с дизельным двигателем обеспечивал отличную проходимость и мобильность, а сама пусковая установка выглядела более компактной и технологичной.
— Взрывчатое вещество? — спросил я, осматривая ракетные снаряды, аккуратно уложенные в специальные контейнеры.
— Тротил с гексогеном, товарищ Краснов, — ответил Овсянников. — По вашей рекомендации добавили алюминиевую пудру для повышения фугасности. Результаты превзошли ожидания. Разрушительная сила выросла на тридцать процентов при том же весе заряда.
— Точность?
— Вот здесь… — Овсянников замялся, и его обычно бесстрастное лицо выразило легкое беспокойство. — Возникла проблема, над которой мы бьемся уже две недели. Рассеивание снарядов слишком велико. При стрельбе на максимальную дальность отклонение достигает ста-ста пятидесяти метров. Для эффективного поражения точечных целей это неприемлемо.
Я кивнул, ожидая эту проблему. В моей прежней реальности «Катюши» первого поколения отличались именно невысокой точностью.
Сейчас произошло тоже самое. Но мой опыт и знания будущего помогли легко решить затруднение.
— Покажите чертежи ракеты, — попросил я.
Овсянников развернул на капоте грузовика синие листы миллиметровки с техническими схемами. Я внимательно изучил конструкцию реактивного снаряда. Цилиндрический корпус с обтекаемой головной частью, стабилизаторы в хвостовой части, реактивный двигатель на твердом топливе.
— Вот она, проблема, — я указал на стабилизаторы. — Они расположены под недостаточным углом. Из-за этого снаряд недостаточно быстро вращается вокруг продольной оси, что снижает устойчивость полета.
Овсянников подался вперед, вглядываясь в чертеж.
— Но если увеличить угол, возрастет сопротивление воздуха и уменьшается дальность, — возразил он.
— Верно. Поэтому предлагаю вот такое решение. — Я взял карандаш и быстро набросал модифицированную конструкцию. — Вместо четырех прямых стабилизаторов делаем восемь изогнутых под переменным углом. Передняя кромка под малым углом для снижения сопротивления, задняя под более крутым для обеспечения вращения. Плюс смещаем центр тяжести снаряда на двадцать миллиметров вперед.
Овсянников изучал мой набросок, и его глаза постепенно расширялись от удивления.
— Но ведь… — он замолчал, произведя какие-то вычисления в уме. — Это же совершенно меняет аэродинамику! Расчетная точность может увеличиться вдвое или даже втрое! Как я сам не подумал об этом?
— Иногда нужен свежий взгляд, — улыбнулся я. — Сколько времени потребуется на модификацию?
Инженер достал логарифмическую линейку и произвел несколько быстрых расчетов.
— При нашем оборудовании, думаю, три-четыре дня на создание опытных образцов и еще два на испытания.
— Есть еще какие-то затруднения? — поинтересовался я, внимательно разглядывая конструкцию.
Овсянников замялся, переглянувшись с главным техником.
— Если честно, товарищ Краснов, существуют еще две серьезные проблемы, из-за которых товарищ Лужков даже хотел приостановить проект. — Инженер вытащил из папки еще один чертеж. — Во-первых, у нас катастрофическая ситуация с системой залпового запуска. При последовательном пуске ракет возникает эффект, который наши баллистики назвали «аэродинамической интерференцией». Проще говоря, факел выхлопа первых ракет создает воздушное возмущение, которое сбивает с траектории последующие снаряды.
Я задумчиво потер подбородок. Это препятствие мне знакомо из исторических документов.
— Покажите схему электроцепи запуска.
Овсянников развернул еще один чертеж. Я быстро изучил электрическую схему последовательного запуска и внес несколько пометок.
— Вместо последовательного запуска с фиксированным интервалом предлагаю использовать веерную систему. — Я быстро нарисовал новую схему. — Первый залп крайние направляющие, второй — следующие от краев к центру, и так далее. Таким образом, каждая последующая ракета будет уходить через зону, где воздушное возмущение уже минимально.
Глаза Овсянникова загорелись пониманием.
— Гениально просто! И потребуется всего лишь перекоммутация цепей запуска! — Он сделал пометку в блокноте. — А вот вторая проблема еще сложнее. При транспортировке реактивные снаряды крайне неустойчивы к тряске. На испытательном полигоне в Горьком два снаряда сдетонировали прямо на машине из-за неисправности амортизационной системы. Товарищ Лужков требует разработать специальные транспортные контейнеры с гидравлическими амортизаторами, но это увеличит сроки разработки минимум на месяц.
Я прошелся вдоль грузовика, осматривая систему крепления направляющих к платформе. Решение пришло мгновенно.
— Не нужно изобретать велосипед, — уверенно заявил я. — У нас уже есть готовое решение на танковом производстве. — Я подозвал одного из чертежников. — Свяжитесь со Звонаревым в Горьковском автозаводе. Вы его знаете? Пусть он покажет схему торсионной подвески Т-30. Мы рассматривали разные варианты, и разработали целую систему. Там наверняка найдется решение. Вот, смотрите, я вкратце опишу принцип действия.
Найдя рулон бумаги и карандаш, я быстро объяснил свою идею, нарисовав чертеж:
— Смотрите, торсионная система подвески идеально подходит для амортизации ракетных направляющих. — Я провел карандашом по схеме. — Устанавливаем между рамой грузовика и пусковой установкой модифицированные торсионы. Они поглотят до восьмидесяти процентов вибрации при движении. Для транспортировки самих снарядов используем обычные укладочные ящики, но с внутренним наполнителем из прорезиненной ткани, как в укупорке артиллерийских снарядов.
Овсянников несколько минут изучал чертежи, затем медленно покачал головой:
— Потрясающе. Мы бились над этой проблемой две недели, а вы решили ее за пять минут. Теперь понимаю, почему товарищ Лужков так высоко о вас отзывается.
— Отлично. Приступайте немедленно, — я свернул рулон бумаги и отдал Мышкину для соблюдения сеуретности. — А теперь покажите мне испытательный полигон. Хочу увидеть «Катюшу» в действии, даже с нынешними недостатками.
Мы прошли через боковую дверь ангара, которая вела в длинный туннель. Через двести метров туннель закончился широкой подземной камерой, ведущей на поверхность.
Теперь мы поднялись на лифте и вышли с территории бюро через запасной выход. Сели в машину и через полчаса очутились в наблюдательном пункте испытательного пункта на окраине Москвы. Сверху через затемненные стекла пробивался дневной свет.
— Испытательный полигон на отлично замаскирован, — пояснил Овсянников. — Звукоизоляция позволяет проводить стрельбы без риска привлечь внимание. Уровень шума не громче, чем работа обычного грузовика.
У края площадки стоял еще один «Полет-Д» с пусковой установкой. Цель представляла из себя песчаный карьер с мишенями. Здесь мы могли испытывать реактивные снаряды без риска быть обнаруженными.
— Приступайте, — распорядился я, занимая место за бронированным стеклом наблюдательного пункта.
Овсянников отдал команду техникам, и те принялись готовить установку к стрельбе. Через несколько минут все было готово.
— «Катюша» к залпу готова! — доложил главный техник.
— Огонь! — скомандовал Овсянников.
Пульт управления замкнул электрическую цепь, и произошло нечто феноменальное. Оглушительный рев, вспышка пламени, и первая ракета устремилась в воздух. За ней сразу же последовала вторая, третья…
Шестнадцать реактивных снарядов покинули направляющие за считанные секунды, оставив после себя клубы дыма и запах пороха.
Даже сквозь прикрытые уши мои барабанные перепонки ощутили мощь «Катюши». Наше укрытие слегка вибрировало от акустического удара. Теперь я понимал, почему солдаты вермахта прозвали это оружие чудовищно эффективным — звук действительно напоминал жуткую музыку смерти.
— Впечатляет, — произнес я, когда эхо последнего выстрела затихло. — Но меня больше интересует эффективность поражения целей.
Овсянников кивнул и мы отправились на карьер смотреть результаты. На песчаной площадке виднелись черные воронки от разрывов, разбросанные в радиусе примерно ста метров от центральной точки прицеливания.
— Как видите, рассеивание значительное, — с досадой заметил инженер. — Хотя для поражения площадных целей, таких как скопления живой силы или легкоукрепленные позиции, вполне достаточно.
— После внесения наших изменений точность существенно возрастет, — уверенно заявил я. — Но даже в нынешнем виде психологический эффект от применения «Катюши» будет колоссальным. Представьте реакцию японцев, когда на их головы обрушится такой шквал огня.
Овсянников задумчиво почесал подбородок.
— Товарищ Лужков тоже говорил об этом психологическом аспекте. Но он считает, что система нуждается в дополнительной доработке перед отправкой в действующие части.
— У нас нет времени на долгие доработки, — отрезал я. — Операция начнется через две недели. Мне нужны как минимум четыре «Катюши» с полным боекомплектом к этому сроку.
Глаза Овсянникова расширились от удивления. Он не привык к моей стремительности.
— Но товарищ Краснов! Система еще не прошла полный цикл испытаний! Мы не можем гарантировать надежность в полевых условиях!
— Война не ждет совершенства, товарищ Овсянников, — твердо ответил я. — Модифицируйте стабилизаторы по моему проекту, проведите краткие испытания и готовьте машины к отправке на Дальний Восток. Вы поедете с ними в качестве главного технического специалиста.
— Я? На Дальний Восток? — Овсянников явно не ожидал такого поворота. — Но мои исследования здесь…
— Будут продолжены после вашего возвращения, — перебил я. — Поймите, эта операция имеет стратегическое значение для страны. И «Катюша» станет нашим секретным оружием, способным переломить ход боя в критический момент.
Овсянников выпрямился, его лицо приобрело выражение решимости.
— Слушаюсь, товарищ Краснов. Сделаем все возможное. Но мне нужно согласовать это с товарищем Лужковым.
— Я уже говорил с ним по закрытой линии связи, — сообщил я, потому что знал заранее, что инженер скажет это. — Он дал принципиальное согласие. Окончательное решение за мной как за руководителем операции.
Мы вернулись в главный ангар, где техники уже готовили оборудование для модификации ракетных снарядов. Я наблюдал за слаженной работой команды, гордясь созданной системой.
Эти люди, инженеры, техники, рабочие, воплощали в жизнь технологии, опередившие свое время на десятилетия. И все благодаря промышленному НЭПу, который позволял сочетать централизованное планирование с инициативой на местах.
— Подготовьте подробный отчет об испытаниях для Наркомата обороны, — распорядился я, обращаясь к Овсянникову. — Особо отметьте возможность быстрого развертывания и мобильность системы. Это ключевые преимущества «Катюши» перед традиционной артиллерией.
— Будет сделано, товарищ Краснов.
Из бокового помещения вышел Мышкин с телеграммой в руках.
— Леонид Иванович, срочное сообщение из Генштаба, — произнес он, протягивая мне листок. — Получены новые разведданные о передвижении японских войск в районе Цицикара.
Я быстро просмотрел текст. Японцы ускоряли подготовку к Мукденскому инциденту, перебрасывая дополнительные силы ближе к советской границе. Времени оставалось еще меньше, чем я предполагал.
— Овсянников, меняем планы, — решительно заявил я. — Сокращаем сроки. Мне нужны две боеспособные «Катюши» через десять дней. Задействуйте все ресурсы, работайте в три смены.
— Но товарищ Краснов, технически это…
— Нет времени на возражения, — отрезал я. — От этого может зависеть успех всей операции. Если японцы начнут раньше, мы должны быть готовы к упреждающему удару.
Овсянников помедлил мгновение, затем решительно кивнул.
— Сделаем, товарищ Краснов. Даже если придется работать без сна.
Я похлопал его по плечу.
— Вот такой настрой мне нравится. После успешного завершения операции лично представлю вас к государственной награде.
Последний раз осмотрев «Катюшу», я направился к выходу. Предстояло еще многое сделать.
Совещание в Генштабе, встреча с Орджоникидзе по вопросам обеспечения операции техникой, разговор с Губкиным о геологической разведке. А главное, финальный доклад Сталину перед отъездом на Дальний Восток.
У самой двери я обернулся, глядя на грозные силуэты реактивных установок.
В моей прежней реальности «Катюши» появились лишь в 1941 году, когда Советский Союз уже вел смертельную схватку с фашистской Германией. Теперь это оружие дебютирует на десятилетие раньше, в совершенно другом конфликте, на другом конце земного шара.
История менялась на глазах, и я стоял в эпицентре этих изменений. Как эмиссар Сталина, наделенный чрезвычайными полномочиями, я получил уникальный шанс изменить судьбу целой страны.
Операция «Дацин» должна стать началом новой эры. Эры, где промышленный НЭП докажет свое превосходство, где Советский Союз избежит роковых ошибок прошлого и выйдет на мировую арену как технологическая сверхдержава.
Но сначала предстояло выиграть сражение в маньчжурских степях, используя оружие будущего и знание, опередившее свое время.
Выйдя из здания, я глубоко вдохнул прохладный воздух и взглянул на часы. До следующей встречи по плану оставалось всего пятнадцать минут. Встреча не менее важная, чем с создателями «Катюши». Надо поторапливаться.