Фростпанк

Глава 6. Человечность

21 июня 1830 год

Лондон

Город погибал.

Забитые телами узкие улочки, ведущие к реке, наполнились стонами, ледяные глыбы проминали притулившиеся друг к другу оцинкованные крыши домов, калечили и убивали беспощадно. С запада, от причалов, накатывался крик, звуки отчаянной вопля, мольбы, но быстро затихали.

Биф почувствовал, как несущий его на руках Олбрайт осторожно положил его на какую-то кровать. Услышал его слова. «Держись, — сказал он. — Держись!»

Все произошло так быстро и беспощадно, что эхо ужаса раздавалось ещё несколько дней. Но это было лишь только начало…

Почти неделю я не мог прийти в себя. Чудом уцелев, я отделался лишь сотрясением мозга. Пожалуй, судьба отнеслась ко мне милосердно, сохранив разум от того, что предстояло увидеть остальным в первые дни катастрофы.

Биф очнулся в своём доме лежа в тёплой одежде на кровати. Первое, что он увидел, придя в сознание, был портрет сэра Моргана Додсона, глядевший на него со стены.

— Как ты?

Вместо ответа Биф резко встал, ойкнул от боли, поднёс левую руку ко лбу, ощупал, аккуратно помассировала перебинтованную голову. Одет он был во что-то вроде теплого пальто, купленного, вернее, удачно выменянного у одного купца в России. Это была тёплая вещь, как Канадские штаны и Норвежские сапоги. Однако даже у камина было чертовски холодно.

— Как ты? — повторил Джон, подкинув ещё одну чурку в огонь.

— Словно ледяной глыбой ударили по башке, — буркнул Биф.

— Я услышал, как ты упал. Не хотелось бы видеть тебя таким ещё неделю.

Биф позволил себе улыбнуться.

— Пожалуй, ты дважды спас мне жизнь.

— О, не благодари! — Джон взял бутылку стоящую на камине и плеснул в стакан. — Я уже отблагодарил себя твоим отборным виски.

Биф подошёл к огню растирая руки.

— Где остальные?

— Вчера, когда ты наконец очнулся, Бэйли был в не себя от счастья. Нет, нет! Этот старик напрочь не умеет улыбаться. Ты был прав. Сейчас они с Альфредом на кухне, стряпают какое-то шотландское блюдо.

— Джон, насчёт Элизабет, я…

— Не нужно, — глубоко вздохнул Олбрайт.

Он вздрогнул и отошёл к огромным окнам, открывающим вид на центральную улицу. Из туч, собиравшихся в небе всё утро, вновь повалил снег. Пушистые хлопья лениво кружились в воздухе и тихо падали вниз, укрывая земля мягкой белой пеленой. Плохо дело: кажется зима и не думает прекращаться.

— Элизабет была… она могла бы стать моей женой. К счастью, я не успел к ней так сильно привязаться. Твоё здоровье!

Олбрайт пожал плечами и сделал ещё глоток. Биф, который немного знал его, сразу же сменил тему, отказавшись от аргументации.

— Так значит, теперь, хлыстать виски это твоя привилегия?

Джон посерьёзнел.

— Прежде чем решишься выглянуть на улицу, советую и тебе принять пару-тройку стаканчиков.

Биф опустил взгляд.

— Я понимаю. — Он поморщился, ещё раз помассировал все еще болевшую голову. — Именно поэтому я считаю, что лучше увидеть «это» на трезвую…

Олбрайт бездумно откупорил ещё одну бутылку, а тем временем ветер просто взвыл, вспылил покрывающие тела снежные намёты, зашумел в обмороженных кустах роз и в высоких кронах. Небо серое, хмурое, обильно посыпает снегом тихую улицу, скрывая все и вся своим белым покрывалом. Биф подтянул воротник и спрятал голову под плащ.

Подгоняемый страхом осторожно переступил несколько тел, вошёл под разрушенную арку. Сапоги, ступая по снегу, будили призрачное эхо, которое тут же заглушал ветер. Биф дрожал, не от холода, нет, а от страха.

Снег валил все сильней и сильней. Началась настоящая вьюга, да такая, что в трех футах ничего не разглядеть. На главной улице Лондона правила смерть. Вихрем плясала по десяткам замёрзших останков…

Мы верили, что рано или поздно всё это закончится.

Холод сплотил всех нас, сделал равными перед своим могуществом. Многие люди нашли кров под крышей моего дома, но шли дни, недели, месяца, а становилось только хуже. После града пришли снег и мороз, а за ними непреклонно следовали болезнь и зверский голод.

— Вон тот, в шляпе, — указал Олбрайт, слегка отодвинув занавеску.

Биф сощурился пытаясь рассмотреть лица троих незнакомцев, шныряющих напротив его дома.

— Думаешь, они что-то задумали?

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто думаешь, что они решили кинуть в карты? — Олбрайт с великим трудом сохранял спокойствие и холодный тон. — Сукины дети будут всегда. И мы убьём их, если посмеют сунуться сюда.

Слова Джона прозвучали резко, грубовато, равнодушно. От изумления Биф высоко вскинул брови. Обращённый к нему, профиль Обрайта был озарён холодным светом зимнего дня. Лицо товарища казалось неестественно холоднокровным. Одна только кривая ухмылка выражала скрываемую тревогу.

Биф прекрасно знал в чем дело. Он лишь надеялся, что потеря любимого человека не пробудет в добродушном друге ненависть и жестокость ко всему, что его окружает. Не в силах смотреть на столь неприкрытую боль, но и не зная, чем тут можно помочь, он отвернулся к окну.

За окном всё так же шёл снег.

Никто не знал жива ли Элизабет. Русый цветок славянского племени, зеленоглазое чудо, однажды явившееся Олбрайту на берегах Юкона с русской экспедицией исчезло в проливе Ла-Манш. За день до катастрофы девушка села на пароход «Сант-Мари», следующий в Амстердам. Даже при самых благоприятных расчетах ее шансы выжить были никчемны. Отчаяние заставляло Джона верить, что ее больше нет… но даже если и так, он наверняка знал, все знали — Елизавета Багрова не сдалась без боя…

Биф достал с кармана какой-то старый ключ и повертел его в пальцах.

— У меня есть кое-какое оружие, в подвале.

Кажется, лицо Джона несколько смягчилось.

— Проверим, — он щелкнул кинжалом. — Вскоре оно нам пригодится…

Иногда становилось легче. Ветер затихал и одинокие снежинки тихо опускались вниз, чтобы отдохнуть, после долгих утомительных вихрей.

О связи с внешним миром не могло и быть речи. Те немногие, кто сумел выжить в городе, постепенно стали сбиваться в банды и общины, а такие как мы, денно и ночью держали оборону. Пока безумие наконец не достигло своего пика…

Олбрайт был прав. Однако даже он не знал, с чем нам предстоит столкнуться…

Когда Олбрайт поведал Бифу свой сомнительный план, Додсон не отмахнулся, но и не торопился принимать каких-либо решений. Да, он прекрасно знал о том, что некоторые августейшие особы покинули столицу на Дредноутах. Также нашлись люди, которые, якобы, знали наверняка о существовании Генераторов в Арктике. Но эта затея казалась не менее безумной, чем хаос творящийся за окном.

Все вокруг было мертво. Не было ни куропаток, ни белок, ни зайцев ничего. Темза была безмолвна под своим белым покровом. Даже сок застыл в деревьях.

— Плохи дела, да… — проворчал Олбрайт. — Но я уверен, это единственная возможность. Мы о нем вообще узнали только недавно, но успели многое проведать. Долго и нудно искали, да. Ублюдки умудрились спрятать его в огромном ангаре на окраине города.

Бифа съедало любопытство, но он не хотел рисковать жизнями людей ради сомнительной «авантюры».

Джон вновь взглянул на Бифа.

— Теперь мы точно знаем — дредноут существует.

Добраться до Арктики пешком нечего было и думать. Но огромный дредноут…

Он знал, что ему нужно делать, будто сама судьба шепнула решение на ухо. Арктика была землей огромных размеров, а Джон как никто знал ледяную пустошь. Их встреча с Олбрайтом не могла быть просто совпадением. Если бы у него был дредноут… Да, с ним они смогли бы добраться до Генератора. Покончить с холодом. Спасти людей. Они с Олбрайтом встретились не случайно. Это была судьба.

— Я все просчитал, — сказал Джон склонившись над записной книжкой. — Если всё действительно так, как я думаю, хотя бы самую малость, то это стоит того. Люди пойдут за тобой. Я уверен в этом.

Биф отвернулся от него, сжав зубы.

— Возможно. А возможно это — безумие. Или, возможно, твой учёный просто сумасшедший, — сказал Биф неуверенно, барабаня пальцами по столу. — Тот дредноут… ты уверен, что мы сможем его запустить?

— Возможно придётся попотеть, — ответил Джон. — К счастью не все ублюдки с верхней палаты поверили в Ледниковый период. Машина с рождения стоит без дела.

Джон схватил друга за плечо и посмотрел ему в глаза.

— Пойми же, чёрт возьми! Люди устали и очень голодны. Запасы в твоём дворце давно иссякли, а вскоре мы лишимся и угля. Это место исчерпало себя. Город исчерпал себя, Додсон. Сколько здесь людей? Две сотни? Представь, что начнётся когда вся их человечность сменится на звериный голод?

В дверь постучали.

— Войдите… Альфред? В чем дело?

Парень слегка преклонился. Сделать это в полной мере ему помешал толстый бушлат, удачно найденный в чулане огромного дома. В его глазах появилась мрачность, которую Биф никогда не видел раньше.

— Там человек из города, сэр. Кажется, он ранен…

В большой гостиной на столе лежал человек, вокруг него толпились люди, в то время как Бэйли и несколько сведущих во врачевании людей занимались раненным.

Спустившись по винтовой лестнице и подойдя ближе, Биф и Олбрайт ужаснулись. У незнакомца отсутствовала половина левой руки. Он стонал и кажется бредил:

— Мистер… мистер Олбрайт! Я рад, что успел добраться к вам…

— Прошу вас, помолчите! Вам нужны силы! — сетовал Бэйли.

— Нет!.. Нет… Я знаю, мне конец… Я потерял слишком много крови…

— Мистер Газлоу? — удивленно произнёс Олбрайт и склонился над раненным.

Биф посмотрел на Олбрайта.

— Ты знаешь его?

Джон взволновано покосился на Бифа и ответил.

— Да! По моей просьбе он присматривал за другими общинами в городе. Кто сделал это с вами?

— О, мистер Олбрайт… на севере Родчестеры сошли с ума… Сперва… сперва они устроили погромы и убили тех, у кого всё ещё оставалась еда… А после… после они напали на поместье Честерфри. У несчастных не оказалось еды и эти ублюдки съели всю семью.

Биф Додсон стоял прямо, не шелохнувшись, будто ученик на уроке закона божьего.

— Съели? Боже правый, ты уверен в этом?

— Черти кровавые мне если лгу, мистер Олбрайт! — Газлоу посмотрел на Бифа. — Они говорили о вашем дворце, сэр. Я чудом унёс ноги, — раненный закашлялся и вздрогнул. — О, господь! Кажется… кажется, я уже не чувствую холода. Я рад… рад наконец-то свалить с этого треклятого ада…

Газлоу замолк. Глаза его были закрыты, тело безвольно.

Джон воззрился на друга.

— Сукины дети будут всегда, ведь так, Биф?

Пинкертон кивнул рассеянно. На губах его застыло неодобрение, в глазах стояло несчастье, но тело было собранным.

Олбрайт предложил правильный путь. Глупо было надеяться переждать этот холод. Новый путь — это единственная надежда, способная встать против неминуемой смерти.

— Так в чем же заключается вторая половина твоего плана?..