Я слушал его, и мой мозг, который только что с гордостью освоил «Чешую» и «Зеркало», начал откровенно пасовать. Двухслойная броня, плетение на себе, дистанция в один палец… Информация наслаивалась одна на другую, превращаясь в непонятную кашу. Восторг и азарт сменились растерянностью и подступающей паникой.
— Так, подождите, помедленнее! — не выдержал я, вскинув руку. — Мне нужно так же плести, как «Чешую»? Вернее, сначала наматывать, а потом плести? Или как? Или это создаётся просто силой мысли, я представляю кокон с двумя слоями, и он появляется?
Я чувствовал, как растёт раздражение, направленное в первую очередь на самого себя. Я снова ничего не понимал.
— Лекарь, я правда за вами не поспеваю, — закончил я уже тише, и в голосе отчётливо прозвучали нотки искреннего расстройства. Я чувствовал себя тупым. Абсолютно, беспросветно тупым.
Лекарь Матвеев не проявил ни капли нетерпения. Он, казалось, был готов к такой реакции. Он терпеливо дождался, пока мой сбивчивый поток вопросов иссякнет.
— Вы не глупы, княжич, — сказал он спокойно, но твёрдо, словно читая мои мысли. — Вы столкнулись с задачей, которая требует совмещения двух разных навыков одновременно. Это сложно для всех. Ваш вопрос абсолютно правильный: «В какой последовательности?».
Он снова поднял руку, чтобы я мог видеть.
— Последовательность — ключ. Вы не можете делать это одновременно. Сначала вы формируете первый слой — основу. Она плетётся по принципу «Зеркала», — он медленно обвёл свою кисть плавным, «наматывающим» движением. — Вы создаёте тонкую, гладкую, непрерывную оболочку на заданной дистанции от своей кожи. Это первый шаг. Он самый важный. Именно на нём вы должны выдержать зазор.
Его кисть окуталась тончайшей, едва заметной плёнкой серебристого света.
— И только когда основа готова и стабильна, — продолжил он, — вы начинаете её «армировать». Поверх этой гладкой основы вы начинаете «нашивать» защитные пластины по принципу «Чешуи». Стежок за стежком, — теперь его пальцы начали делать короткие, резкие движения, и на серебристой плёнке стали появляться золотистые шестиугольники, плотно прилегая друг к другу и сливаясь в сплошной панцирь. — Они не касаются вашей кожи. Они ложатся на уже созданную основу.
Его кисть теперь была заключена в красивую, переливающуюся перчатку из золота и серебра.
— То есть, сначала «Зеркало», потом «Чешуя», — подытожил он просто. — Одно поверх другого. А не силой мысли. Магия — это не фокус, княжич. Это технология. Просто её законы отличаются от законов физики. И как в любой технологии, здесь важна правильная последовательность операций. Понятно теперь?
Он развеял плетение и посмотрел на меня.
Его объяснение, такое пошаговое, такое «технологичное», снова всё расставило по местам. Мой внутренний заводчанин получил чёткую инструкцию. Сначала одна операция, потом другая. Всё логично. Смущение и чувство собственной неполноценности отступили.
Я слушал его, и логика в его словах была безупречной. Сначала «Зеркало», потом «Чешуя». Инструкция была ясна, как на сборочном чертеже. Но именно эта ясность и высветила главную проблему, самую суть моего непонимания.
— Так… я понял… да… — пробормотал я, но тут же остановился, нахмурившись. — Но… как мне ощутить границы своего, как вы сказали… эфирного тела?
Я посмотрел на свои руки, потом на лекаря. Я чувствовал кожу, кости, мышцы. Но это… нечто другое…
— Я не понимаю. Оно как бы… выходит за меня? За моё физическое тело? — я обвёл рукой контур своего плеча, отступив на несколько сантиметров. — А где доказательство, что это не просто моё воображение?
Я чувствовал себя ужасно неловко. Страшно было показаться полным идиотом, задающим элементарные вопросы. Но для меня, для Пети Сальникова, это было не элементарно. Я будто с родного завода, где всё подчиняется законам сопромата и термодинамики, попал в какую-то шаманскую академию, где мне на полном серьёзе говорят, что духи — это норма жизни, и их надо учитывать при работе. Мой разум требовал фактов, чего-то осязаемого.
Лекарь Матвеев выслушал меня с максимальной серьёзностью. В его глазах не было и тени насмешки.
— Вы задаёте самые правильные вопросы, княжич, — сказал он медленно. — Вопросы, которые большинство ваших сверстников перестали задавать ещё в детстве, начав воспринимать это как данность. Ваш разум, «очищенный» травмой, пытается заново построить картину мира. Это не глупость. Это — научный подход.
Он на мгновение задумался, как лучше продемонстрировать ответ.
— Доказательство? Хорошо. Есть простой способ. Вытяните левую руку, ладонью вверх. Расслабьтесь.
Я неуверенно протянул руку.
Лекарь поднял свою правую руку. Его пальцы ничего не излучали, на них не было никакого свечения. Он медленно, очень медленно, начал опускать свой указательный палец к центру моей ладони.
— Скажите мне, когда почувствуете что-то.
Его палец был ещё сантиметрах в десяти от моей кожи. Я ничего не чувствовал.
Семь сантиметров. Пять.
И вдруг, когда между его пальцем и моей кожей оставалось ещё добрых два-три сантиметра, я почувствовал это.
Это не было прикосновением. Это было… давление. Лёгкое, но отчётливое ощущение тепла и покалывания, словно мою ладонь толкнул невидимый, тёплый шарик. Я вздрогнул от неожиданности.
— Вот! — вырвалось у меня. — Сейчас!
— Вот это, княжич, и есть граница вашего эфирного тела, — спокойно сказал Матвеев, не убирая пальца. Я продолжал чувствовать это невидимое сопротивление. — У здорового человека оно выступает за пределы физического тела на два-три сантиметра. У сильных магов — на десятки сантиметров. У вас сейчас, после истощения, оно едва дотягивает до полутора. Оно тонкое и «рваное».
Он убрал руку, и ощущение тут же пропало.
— Это не воображение. Это — объективная реальность этого мира. Такая же, как гравитация или температура. Вы не видите воздух, но вы им дышите. Вы не видели своё эфирное тело, но оно у вас есть. И ваша задача сейчас — не пытаться его увидеть. А научиться его чувствовать. Так же, как вы только что почувствовали моё прикосновение к нему.
Он дал мне секунду, чтобы осознать произошедшее. Это было доказательство. Неопровержимое. То, чего требовал мой разум.
— А теперь, — его голос стал мягче, — закройте глаза. Снова вытяните руку. И попробуйте почувствовать эту границу сами. Не рукой, а своим внутренним вниманием. Проведите им по контуру своей кисти, на той самой дистанции, где только что было моё прикосновение. Найдите эту невидимую «кожу». Это и будет ваш холст для первого слоя «Кокона».
— Так, хорошо, — пробормотал я, всё ещё глядя на свою ладонь, где только что было это странное ощущение. — Поверю я в это ваше эфирное тело.
Слово «поверю» было ключевым. Я не понимал до конца, как это работает, но я получил доказательство и был готов принять это как рабочую аксиому.
Я снова закрыл глаза, вытянул левую руку и полностью сосредоточился. Я пытался воссоздать то ощущение, которое дал мне лекарь. Сначала — ничего. Просто темнота и ощущение собственной кожи. Но я не сдавался. Я направил всё своё внимание на пространство вокруг кисти, на тот самый зазор в полтора-два сантиметра.
И вдруг я почувствовал это. Едва уловимое, тонкое, как паутинка, но оно было там. Ощущение… присутствия. Окутывающее, как тёплый воздух. И тут меня осенило: я ведь и в прошлой, обычной жизни, чувствовал нечто похожее. Когда кто-то в транспорте подходил слишком близко, вторгаясь в то, что я называл «личным пространством». Это было оно! Только здесь это «пространство» было не просто психологическим, а вполне реальным, физическим.
Нужно начать плести нить вокруг этого ощущения, — мелькнула чёткая инструкция в голове. — Создать каркас, но так, чтобы этой своей «иглой» себя случайно не проткнуть.
Я вызвал в уме уже ставшую привычной голубую нить и начал первый, самый осторожный «наматывающий» виток вокруг своего воображаемого запястья. Я двигался медленно, постоянно «ощупывая» вниманием эту невидимую границу, стараясь держать нить на одинаковом расстоянии.
Отлично, — подумал я, когда первый виток лёг ровно. — Кажется, что-то получается.
Воодушевлённый успехом, я ускорил движение. Второй виток, третий… Я уже увереннее вёл нить вокруг ладони, потом вокруг пальцев. Концентрация была предельной. Первый слой, основа «Зеркала», начал обретать форму. Я так увлёкся процессом, что на мгновение потерял бдительность. Всего на долю секунды.
На одном из витков вокруг большого пальца моя мысленная «игла» дрогнула и соскользнула внутрь.
Я не успел ничего понять.
Острая, пронзающая боль, похожая на укол раскалённой иглой, ударила в сустав большого пальца. Но боль была не в кости, не в мясе. Она была глубже. Неправильная, чужеродная.
— АЙ!
Я вскрикнул, резко открывая глаза. Моё мысленное плетение тут же распалось на части. Я схватился правой рукой за левую. Палец дёргало, по нему словно пробегали судорожные электрические разряды. На физической коже не было ни следа, но фантомная боль была абсолютно реальной и мучительной.
Лекарь Матвеев даже не дёрнулся. Он смотрел на меня всё так же спокойно, как будто только этого и ждал.
— Вот, — произнёс он ровным голосом. — Теперь вы понимаете, почему это плетение опасно. Вы коснулись своего эфирного тела плетением. К счастью, это был всего лишь один укол и нить была слабой. Считайте это полезным уроком. Боль — лучший учитель.
Он подождал, пока первая, самая острая волна боли пройдёт.
— Отдышитесь, княжич. И попробуйте ещё раз. На этот раз ещё медленнее. Не думайте о скорости. Думайте только о контроле.
Я сидел, растирая ноющий палец, и тяжело дышал. Теперь я знал цену ошибки. И теперь задача стала не просто учебной, а совершенно реальной.
Так, понял. Тише едешь — дальше будешь, — эта старая, из прошлой жизни, поговорка сейчас была как никогда к месту.
— Хорошо, — выдохнул я, обращаясь скорее к себе, чем к лекарю.
Я снова закрыл глаза, но на этот раз во мне не было ни азарта, ни спешки. Только холодная, предельная концентрация.
Нужно просто привыкнуть, — сказал я себе. — Сродниться с этим ощущением границы, как с новым инструментом. А потом всё пойдёт как по маслу.
Я снова вытянул руку и нашёл своё «личное пространство». Я не спешил плести. Я просто несколько секунд «держал» его своим вниманием, привыкая, запоминая. А затем, очень медленно, начал вести нить.
Первый виток вокруг запястья. Я делал его мучительно долго, постоянно проверяя зазор, ощущая каждый миллиметр. Второй виток. Третий. Я полностью погрузился в процесс. Внешний мир перестал существовать. Была только моя воля, тонкая голубая нить и эта невидимая, но теперь такая реальная граница моего эфирного тела.
Это было похоже на самую тонкую работу, которую мне когда-либо приходилось делать. Сложнее, чем вырезать крошечную корону для шахматного короля или паять тончайший контакт на плате.
Виток за витком. Медленно, но верно, моя рука в воображении покрывалась серебристой плёнкой первого слоя. Запястье, ладонь, каждый палец по отдельности. Я двигался так осторожно, что почти не дышал.
И в какой-то момент я поймал ритм. Движение стало более уверенным, почти автоматическим. Я настолько увлёкся, что сам не заметил, как закончил последний виток вокруг кончика мизинца.
Я замер, мысленно осматривая свою работу. Идеальная, гладкая «перчатка» из голубоватого света окутывала мою руку, в точности повторяя её контуры, но не касаясь их. Ни одного прокола. Ни одного зазора.
Я с огромным облегчением выдохнул и открыл глаза.
— А неплохо получилось, по-моему! — сказал я с нескрываемой гордостью, глядя на свою вполне обычную физическую руку. Но я-то знал, что на самом деле она сейчас защищена.
Лекарь Матвеев медленно кивнул. В его светлых глазах впервые за всё время появилось нечто похожее на… уважение.
— Да, княжич, — произнёс он. — Неплохо. Основа стабильна. Зазор выдержан. Вы справились.
Это была высшая похвала.
— А теперь, не теряя концентрации, приступайте ко второму слою, — его голос вернул меня к реальности. — Армируйте. «Нашивайте» пластины. Так же медленно и осторожно.
Я снова закрыл глаза, удерживая в уме уже созданную «перчатку». Теперь поверх неё нужно было выложить слой «Чешуи». Задача была ясна.
Армируйте! Классное слово! У меня будет собственная броня! — мысль была пьянящей. Я уже чувствовал себя не жертвой обстоятельств, а творцом. Не Петей Сальниковым, попавшим в беду, а княжичем Воронцовым, создающим магию.
— Так, ладно, поехали, — пробормотал я себе под нос и снова погрузился в работу.
На этот раз всё было гораздо легче. Основа, первый слой «Зеркала», служила идеальным лекалом. Я отчётливо «видел» её гладкую поверхность, и мне не нужно было больше бояться проткнуть себя. Задача свелась к уже знакомому и даже полюбившемуся мне «шитью».
Мои мысленные руки заработали с поразительной скоростью и точностью. Короткий стежок — и на серебристой основе расцветал золотистый шестиугольник. Ещё стежок — и рядом ложился второй, плотно, без зазора. Пальцы в моём воображении порхали. Это было невероятно. У меня получалось! Я закончил на удивление быстро, словно и правда всю жизнь только этим и занимался. Рука в моём сознании теперь была закована в идеальную, переливающуюся золотом и серебром перчатку.
Я распахнул глаза, и они горели неподдельным восторгом. Я посмотрел на лекаря, и меня просто распирало от гордости.
— Ну вот! Я… кажется, вспоминаю, как это делается, лекарь! — выпалил я, не в силах сдержать эмоции. Это было потрясающее чувство.
А потом, осмелев от успеха и забыв про былую робость, я ухмыльнулся и добавил с чисто мальчишеским задором, пытаясь изобразить аристократическую браваду:
— Ну, что скажете? Пятёрку мне влепите? По-моему, заслужил!
Лекарь Матвеев смотрел на меня несколько долгих секунд. Его лицо оставалось серьёзным, но в глубине глаз плясали смешинки.
— «Пятёрку» вам поставит или не поставит совет Академии послезавтра, — ответил он ровным тоном, но я чувствовал, что он с трудом сдерживает улыбку. — А я скажу вот что: ваша работа… удовлетворительна.
— Удовлетворительна⁈ — возмутился я, но скорее играя, чем по-настоящему.
— Структура верна. Оба слоя на месте. Но плетение всё ещё «холодное», — пояснил он. — Вы всё делаете технически правильно, как инженер, собирающий механизм по чертежу. Но вы не вкладываете в него… намерение. «Кокон» должен быть не просто бронёй. Он должен быть продолжением вашей воли к защите. Ваши «Чешуя» и «Зеркало» пока что — просто щиты. А должны стать вашими щитами. Но это — уже следующий уровень, до которого вам ещё далеко. Для Проверки вашей техники будет достаточно.
Он поднялся со стула.
— А теперь развейте плетение. И отдохните. Вы сделали за два часа то, на что у некоторых уходит семестр. Вы полностью истощены, даже если сами этого не чувствуете.
Он подошёл к двери.
— Сейчас вам принесут ужин. Ешьте. Затем — спать. Завтра утром мы повторим всё ещё раз, чтобы закрепить мышечную память. И никакой самодеятельности. Я ясно выразился, княжич?
Он посмотрел на меня в последний раз, и в его взгляде была и строгость, и затаённое одобрение. Не дожидаясь ответа, он вышел, и я услышал, как щёлкнул замок. В комнате шумел светящийся шар.
Я остался один. Измотанный, но окрылённый. Я сидел на кровати и смотрел на свою руку. Обычную руку. Но теперь я знал, на что она способна. Я не просто выживу. Я им всем ещё покажу.