Жена с условиями, или Три наволочки из свадебного платья

ГЛАВА 34. Простыни, лебеди и много надежды

Прошло не больше часа с тех пор, как закончилась экскурсия в оранжерею, Натали ещё не успела разобраться в собственных впечатлениях от заросших аллей и зловещих побегов, как к ней в комнату заглянул Огюстен.

Лёгкая улыбка на его лице выдавала, что он чем-то сильно доволен.

— Сударыня, — сказал дворецкий, чуть склонив голову, — позвольте сообщить: к нам прибыла первая соискательница. Я провёл её в беседку, куда вы и просили провожать всех, кто приедет к нам в поисках работы.

Натали моментально передалось приподнятое настроение Огюстена. Она не ждала соискателей раньше следующего дня. Да и в целом не была уверена, что её затея послать кучера по окрестным деревням даст плоды. Но результат не заставил себя долго ждать.

— Спасибо, Огюстен, — ответила она, широко улыбаясь. — Вы, как всегда, безупречны.

Натали не стала откладывать встречу. И хоть не знала, кого именно увидит, её охватило тёплое ощущение, что вот оно — начало настоящего возрождения Вальмонта. Слуги, жизнь, порядок… дыхание дома.

На подходе к беседке, она заметила Морти. Он сидел на перилах и глядел в сторону двери, будто тоже намеревался провести собственное собеседование. Натали мысленно усмехнулась: если соискателям и стоит бояться кого-то больше, чем хозяйку, так это её ворона.

Подмигнув ему, она вошла внутрь. Соискательницей оказалась рыженькая девушка, с аккуратно заплетённой косой, из-под которой выбивались непослушные пряди. На бледных щеках — россыпь веснушек. На вид ей было явно меньше, чем самой Натали. Может быть, лет девятнадцать. Её простое тёмно-синее платье с вытертыми манжетами украшал белоснежный воротничок — отпаренный и ровно выложенный. Видно, старалась, чтобы произвести впечатление.

Она сидела очень прямо, словно боялась занимать слишком много места. Собранная и сосредоточенная, и всё же руки выдали её волнение — пальцы теребили край рукава, как будто искали, за что зацепиться.

Она встала и слегка поклонилась.

— Добрый день, сударыня. Я пришла… Я хотела бы получить работу горничной. Меня зовут Колетт.

Она произнесла своё имя с каким-то обречённым вздохом. В больших карих глазах настороженность сменилась решимостью, как у человека, который слишком долго держался из последних сил и ему больше нечего терять.

— Вы, наверное, уже слышали обо мне?

Натали с изумлением покачала головой.

— Нет. Но теперь мне стало интересно.

Колетт опустила взгляд.

— Ну что ж… тогда я расскажу сама. Всё равно слухи скоро дойдут и до вас.

Натали жестом пригласила её сесть. Сама устроилась напротив. Морти на перилах внимательно наклонил голову вбок. Видимо, одобрил.

— И что же это за слухи? — спросила Натали.

— Что я воровка, — просто ответила она. — Что я не чиста на руку. Что из-за меня постояльцы лишались своих кошельков и драгоценностей.

Натали вскинула брови:

— А на самом деле?

Колетт посмотрела ей в глаза. Её голос стал чуть дрожащим, но твёрдым:

— На самом деле, я за всю жизнь не взяла ничего чужого. Ни пуговицы, ни монетки. А если бы взяла… я бы, наверное, умерла от стыда.

Она говорила с такой искренностью, что Натали почти не сомневалась — она не лжёт.

— Расскажи, что случилось, — мягко попросила она.

Колетт кивнула.

— Я работала горничной в таверне "Последняя Ложка". Это недалеко отсюда. Хозяйка — мадам Гризельда… — при этих словах она едва заметно поморщилась. — Там было… сложно. Грязно. Неухоженно. Она считала, что, раз таверна одна на весь округ, постояльцы никуда не денутся. Мне же очень нравилось, когда гости оставались довольны. Я старалась… правда старалась.

В её голосе появилась живая интонация. Казалось, с каждой новой фразой она чуть расправляет плечи:

— Я пыталась понять, как создать уют. И кое-что придумала. Например, как расправить шторы, чтобы свет красиво ложился на постель, но не бил в глаза. А ещё я знаю восемь способов заправить кровать — строгий, сентиментальный, романтический… — она улыбнулась с лёгким смущением. — Даже забавный, если приезжали семьи с детьми. Я скручивала лебедей из полотенец, иногда зайчиков. Люди улыбались. А я от этого чувствовала, что делаю что-то важное.

Натали нравилась в людях увлечённость своим делом. А эта девушка была именно такой — увлечённой. Пусть речь шла о мытье полов и заправке кроватей — Колетт даже к этой работе подходила с вдохновением.

— Только хозяйке всё это не нравилось, — продолжила она. — Мадам Гризельда жалела денег на всё — на воду, на мыло, даже на свечи. Иногда, если в номере менялись постояльцы, она приказывала просто перевернуть простыни другой стороной, вместо того, чтобы застелить свежие. А я… я не могла. Я начала шепотом предупреждать людей. Не громко. Просто: "если что — лучше попросите новую простыню". Я думала, что делаю правильно.

Она внутренне сжалась.

— Мадам Гризельда… пришла в ярость, когда узнала. Она выгнала меня. Сказала, что постарается сделать так, чтобы я больше нигде не нашла работу. И сделала. По округе поползли слухи, что я не прочь взять чужое. Что я лгунья и мошенница. С тех пор меня нигде не берут. Даже в прачечную. Слишком много грязных разговоров, — она грустно усмехнулась. — Люди поверили сплетням. Даже мой жених. Жерар. Он разорвал помолвку. Жерар работает почтальоном, ему приходится ходить по домам. Он сказал, люди шептались за его спиной. Он больше не хотел, чтобы его связывали со мной.

Колетт на секунду замолчала. И снова, как в начале разговора, её пальцы нервно потянули край рукава — привычное, почти детское движение, в котором пряталась обида, которую не хочется произносить вслух.

— А ведь я думала, он меня знает… — добавила она тихо. — Лучше всех.

Натали не знала, чего больше сейчас в её сердце: сочувствия этой бедной девушке или презрения к её жениху. Очередной мужчина, очередное предательство.

Колетт подняла глаза. В её взгляде не было жалобности — только усталость и тихая надежда, что хоть кто-то поверит.

— Мне очень хочется восстановить своё доброе имя, но я не знаю как. И очень хочется снова быть нужной. Я согласна трудиться день и ночь за самую крохотную плату. Я ничего не прошу, кроме шанса. Даже если вы возьмёте меня всего на пару дней… я докажу, что могу. Только, пожалуйста… — она замялась. — Пожалуйста, дайте мне возможность.

Натали улыбнулась. У неё уже давно созрело решение, оставалось его озвучить.

— В Вальмонте много работы. И такие, как ты, кто её не боится, нам очень нужны, Колетт.

Она замерла. Пару секунд — будто не дыша вовсе.

— Я… принята? — спросила она почти шёпотом. Голос дрогнул, как у человека, который боится зря разбудить надежду.

Её глаза вспыхнули. Радость и неверие боролись в ней. Щёки порозовели, дыхание стало чуть сбивчивым, и пальцы, всё ещё сжимающие край рукава, наконец. отпустили ткань, будто с облегчением.

— Я… правда?.. Вы… меня берёте?.. Простите, просто… — она тихо рассмеялась, захлебнувшись волнением. — Скажите, что мне делать. С чего начинать? Я готова. Прямо сейчас. Принести воду, вымыть полы, почистить ковры, разобрать кладовую — только скажите!

Натали покачала головой с мягкой улыбкой.

— Сегодня уже поздно. Огюстен покажет тебе комнату, которую можно занять. У тебя будет вечер, чтобы там всё устроить по-своему. А завтра…

— …завтра я горы сверну! — пообещала она, сияя.

Морти на перилах коротко каркнул, будто в знак одобрения. А Натали подумала, что если каждый, кто постучит в двери Вальмонта, окажется таким, как Колетт, — у этого дома есть будущее.