Гроза над Дремучим Миром

ГЛАВА 20

Беатриче большую часть своего времени проводила с Хамсином. Теперь у них был общий интерес: поиск выхода из лабиринта. Всех остальных обитателей Глухих пещер это интересовало явно меньше. Многие из общинников и вовсе не хотели бы никуда выходить отсюда. С внешним миром их ничего не связывало, лабиринт стал их домом при рождении.

Иногда наместник пытался объяснить Бет основы телепатии. Он считал, что если однажды у нее был контакт, то может быть и еще, и, возможно, ему удастся именно через нее угомонить своевольный лабиринт. К тому же, кроме этой девчонки у него не было других собеседников. К Бахраму он потерял интерес, как только выяснил все, что хотел, и теперь Беатриче стала для него новым объектом для изучения. Человеческое существо, родственница Яра Отшельника и женщина Гавра — это стоило того, чтоб понаблюдать за ней более внимательно. Что-то должно было отличать ее от остальных людей.

Но Бет относилась к Хамсину настороженно. Невозможно было угадать, что у него на уме. Она не могла забыть и то, что он собирался убить Гавра и захватить Дремучий мир, что он похитил ее, и именно ему она была обязана заточением в лабиринте. А после того, как она узнала, что Ю-Ю, скорее всего, погиб и виноват в этом тоже был Хамсин, и вовсе затаила на него жгучую обиду. Но ее Бет пока старалась не проявлять. Ведь оба они хотели выйти из Глухих пещер. И это, как ни странно, объединяло их. И чаще всего Беатриче общалась именно со своим злейшим врагом.

— Нужно настроиться на прием, попытаться поймать нужную волну, — объяснял Хамсин. — Это не просто даже тем, кто делает это постоянно. И особенно не легко, когда тот, с кем ты хочешь установить контакт, сам не желает этого. В нашем случае, все еще сложнее, потому что совершенно не ясно с кем мы вообще имеем дело.

— Ты и раньше не знал, что представляет собой лабиринт? — спросила Бет.

— Когда раньше?

— Я слышала, что когда-то у тебя совсем не было с ним проблем. Ты ведь сумел здесь целый поселок организовать.

— Ну, во-первых, никаких селений я организовывать тут не собирался. Я вообще не понимаю, как они тут все выжили. Да еще и некое подобие цивилизации создали. Во-вторых, эти пещеры я стал использовать в качестве тюрьмы не так уж и давно. Тогда все было спокойно, и то, что лабиринт может трансформироваться, скрывая выход, было преимуществом. Только я не знал, что он и против меня станет действовать, не предполагал, что он может быть опасен для наместника.

Иногда Беатриче с трудом справлялась с желанием вывести Хамсина на чистую воду. Она замечала, что он стал больше доверять ей, но сама только еще больше злилась на него и на себя за одно. Она понимала, что здесь для него является единственной собеседницей, и испытывала приступы ненависти к ожесточенному наместнику, заточившему ее в проклятый лабиринт. Но время от времени, не надолго, лишь на мгновенье, ей вдруг становилось его жаль, потому что женским чутьем она улавливала его глубокое, печальное одиночество. Но и это случайное чувство перекрывалось антипатией к нему. Он, презиравший людей и превращавший их в своих рабов, порой начинал ей казаться воплощением мирового зла.

— Тебя не волнует, что люди тебя ненавидят? — спросила она однажды невпопад, потому что речь шла совсем о другом.

Хамсин осекся и замолчал, сбившись с мысли. Потом сказал:

— Мне все равно.

Беатриче почувствовала, как в ней просыпается азарт разведчика, стремящегося выведать что-то секретное.

— Тебе никогда не хотелось, чтоб тебя кто-то любил или уважал?

— Мне больше нравится, когда меня бояться, — надменно изрек наместник, обретая свое прежнее лицо.

— Думаешь, Саб-Бияр тебя боялся или боится сейчас?

— Он, может быть, и нет. И я его за это уважаю. Но остальные рабы меня бояться.

— А твоя армия? Разве воины не должны уважать своего командующего?

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? Какое тебе дело? — начал злиться Хамсин.

— Ты прав, никакого. Просто странно. Ты наполовину человек, но ничего человеческого в тебе нет.

Титан усмехнулся.

— Ты думала, что оскорбишь меня этим? А я принимаю это, как комплимент.

— Да. Мне известно твое отношение к людям. Какой же ты злой! Даже Саргон не идет с тобой в сравнение.

Хамсин был очень удивлен этим внезапным сопоставлением. Так удивлен, что вдруг снял свой шлем, будто он сейчас вдруг стал мешать ему видеть или слышать. Он повернул голову в сторону Бет и уставился сквозь нее.

— Причем здесь Хозяин? — спросил он.

Беатриче и сама не понимала, почему вдруг вспомнила о Лютом Князе. Наверное, по старой человеческой привычке она пыталась олицетворение вселенского зла сосредоточить в чем-то или ком-то одном. Так она, смущаясь отчего-то, и объяснила наместнику своё непредумышленное сравнение.

На его губах снова возникла ухмылка. А за этим последовал монолог, от которого Беатриче покрылась испариной.

— Никакого вселенского или космического зла не существует. Не существует зла извне. Эту байку придумали сами люди. А знаешь зачем? Чтоб прикрыть собственные преступления. Попробуй объединить вместе все омерзительные злодеяния и изуверские изобретения, что сотворили люди за все время существования Тварного мира. Орудия пыток и казни, нескончаемые войны, атомную бомбу, наконец. Тогда ты увидишь, кто на самом деле воплощает собой мировое зло. Ибо не я и не мой Хозяин придумали все это. Все зло, что есть на свете заключено в самом человеке.

Он замолчал. Бет была обескуражена и почти убеждена, но не хотела сдаваться.

— А как же дети? — спросила она в надежде хоть кого-то оправдать из представителей своего племени.

— Первые десять-пятнадцать лет человеческой жизни ничего не значат. В масштабе вечности это мгновенье столь краткое, что общей картины изменить не в состоянии.

— Я просто чудовищем себя почувствовала после твоих слов, — сказала, наконец, Бет. — А между тем, я не убила ни одного человека, не изобрела бомбу, никому не причиняла никакого вреда. И я все равно монстр?

— Если как следует покопаешься в своей памяти, то точно отыщется что-то, — заверил ее Хамсин.

И тут Бет вспомнила, как три года назад всерьез раздумывала о том, чтоб принести в жертву младенца. Она тогда даже знала, какого именно. Вот оно где пряталось, ее собственное зло. Бет закусила губу, поняв, что больше оправдывать человечество не стоило. Ей необходимо было срочно переводить разговор на другую тему, иначе она рисковала вызвать на себя неприязнь наместника. Ей этого больше не хотелось.

— Я думаю, нам следует проконсультироваться по поводу телепатии у Бахрама. Он, кажется, что-то понимает в этом, — произнесла она виновато и решилась взглянуть на своего сурового собеседника.

— С чего ты взяла?

— Он всегда знает, когда в лабиринте появляется новенький, — сказала Бет, но, увидев, что Хамсин непонимающе нахмурил брови, пояснила:-Ну, когда ты кого-то еще сюда присылаешь.

— Ты уверена?

— Ну, как же! Именно он прислал за мной Саб-Бияра. И тот по пути сказал мне, что его ведет дервиш.

— Но, старик сказал, что лабиринт сам направляет за тем, кого хочет спасти.

— А! — вдруг догадалась Бет. — Лабиринт разговаривает с Бахрамом! И об этом никто не знает.

— Я-то давно знаю, что ваш драгоценный дервиш не так уж и прост. У меня даже есть некоторые предположения по поводу его.

— Поделишься? — тоном заговорщицы спросила Бет. Ее так ошеломила догадка, что она вдруг почувствовала к Хамсину ту товарищескую доброжелательность, которую испытывают друг к другу люди, объединенные общей тайной.

Наместник видимо сразу уловил эту перемену настроения и ухмыльнулся каким-то своим мыслям.

— Так и быть, — сказал он, — поделюсь. С кем же мне еще здесь делиться?

— Например, ни с кем, — зачем-то подсказала ему Беатриче и тут же отругала себя за это, испугавшись, что он так и сделает.

— Мне все-таки нужен здесь союзник, — уже серьезно произнес Хамсин. — Можешь не верить мне, но ты для этого подходишь больше всех.

Он снова повернулся лицом к девушке, видимо для того, чтоб она смогла прочесть в его глазах доказательства этого утверждения. Бет смутилась отчего-то и, не сразу отозвалась.

— А ты понимаешь, что как только мы выйдем на волю, все измениться? — спросила она через минуту. — Мы снова станем врагами, потому что ты отправишься сражаться с Гавром и завоевывать Дремучий Мир. Ведь так?

— Так.

— Мог бы пока соврать.

— Я никогда не вру.

— Я не могу быть твоим союзником или доверенным лицом ни в чем, пока ты мой враг.

Наместник вздохнул.

— Хорошо, я даю слово, что попытаюсь пересмотреть свою внешнюю политику, если мы выберемся из лабиринта.

— Очень уклончиво.

— А чтобы ты хотела услышать?

— Это, конечно, не реально, но я бы хотела, чтоб ты навсегда оставил нас в покое.

Хамсин снова улыбнулся и, даже не задумавшись, ответил:

— Я принимаю твои условия.

— Как?! — опешила Бет.

— Ты будешь моим союзником против Бахрама, а я отказываюсь от планов завоевания Дремучего Мира.

Беатриче не могла этому поверить. Слишком уж играючи наместник согласился на это. Слишком странно и неожиданно он отказался от своих грандиозных замыслов.

— Ты шутишь? — изумилась она.

— Нисколько.

Он, действительно, был серьезен.

— Но, почему?

— Этого я тебе не скажу. Так ты согласна?

— Ты даешь слово, что не нападешь на нас?

— Даю слово.

— Тогда я, конечно, согласна, — опять смутившись, ответила Беатриче и, чтоб скрыть замешательство напомнила о предыдущей теме их разговора:- Так ты говорил, что у тебя есть предположения по поводу Бахрама?

— Да. Сама подумай: лабиринт начал изменяться именно тогда, когда я отослал туда этого оракула.

Беатриче тут же сделала нужные выводы:

— Черт! Ты думаешь, что это все из-за дервиша?

— Надо выяснить.

— Но как? Вряд ли он нам сам расскажет.

— Нам не расскажет. Но если заставить его говорить на общем совете…

Любой житель общины имел право созвать совет. Беатриче это делала впервые. Ей было неловко говорить об этом Бахраму. Он уже чувствовала себя предательницей. Ведь предположение Хамсина могло и не подтвердиться. Да и вообще, кому она поверила, возможно, он все выдумал, чтоб настроить ее против дервиша. Подойдя к покоям старика, она в нерешительности остановилась и, закусив губу, призадумалась. Еще пару секунд и Бет собралась бы идти обратно, но вдруг из-за грубой занавески, скрывавшей вход, послышалось:

— Входи, Беатриче.

Так ничего и не решив для себя, она откинула занавеску и заглянула в комнату. Дервиш смиренно сидел на каменном табурете и вычерчивал что-то на глиняной табличке.

— Что у тебя? — спросил он?

— Надо поговорить, Бахрам.

— Я тебя слушаю.

Он с величайшим вниманием посмотрел на Бет и отложил в сторону свое занятие. Девушка вновь почувствовала неловкость и боязнь обидеть, возможно, ни в чем не повинного старика. Она решила начать издалека.

— Скажи, Бахрам. Ты, действительно, был первым поселенцем в Глухих пещерах?

— Да. Это так.

— Тебе и тогда приходилось с ним бороться?

Видимо Бахрам понял, к чему клонит Бет. Он опустил голову и печально спросил:

— Тебе что-то сказал Хамсин?

— Да… Он сказал… Но я не хочу ему верить… — ответила она, стушевавшись и не решаясь взглянуть ему в глаза. — Бахрам, я хочу, чтоб ты знал: если скажешь, что ты тут ни при чем, я поверю и больше не усомнюсь в тебе.

— Я расскажу тебе все, — спокойно произнес дервиш. — Рано или поздно мне все равно пришлось бы сделать это.

Девушка не сразу поняла, о чем он говорит. Она почти уже успела убедить себя в том, что неправым был Хамсин.

— Так это правда? Ты управляешь лабиринтом? — поразилась она.

— Когда я появился здесь, я быстро нашел контакт с ним. В этом не было ничего сложного. Ему тоже было одиноко. Мы хорошо ладили, но вскоре я нашел способ управлять им. Я устроил здесь все так, как мне хотелось. Но вот в пещеру стали пребывать один за другим узники Хамсина. И мне пришла в голову мысль создать здесь идеальное государство, воплотить в жизнь утопию. Я вынужден был внушать здешним обитателям, что никто не в силах выбраться отсюда. И поскольку я не хотел никого выпускать, лабиринт не позволял никому выходить.

— Как же так, Бахрам?! Ты же обрекал людей на вечное заточение?

— Разве им плохо здесь живется? Разве там, с наружи, их ждет что-то лучшее? Рабство и принудительный труд для наместника, больше ничего.

— Ты должен был предоставить им право выбора! — горячо возразила Бет. — Они даже не знают, что могут отсюда выйти. А если бы знали, наверняка бы захотели увидеть небо, солнце, настоящую траву. Ты же лишил их всего этого!

— Я хотел сделать их жизнь лучше.

— Но ты должен был их хотя бы спросить!

Беатриче замолчала, переживая и обдумывая все только что услышанное. Безмолвствовал и дервиш, размышляя о чем-то своем.

— Что ж, — согласился он вдруг. — Мы созовем совет, и я все расскажу общинникам. Посмотрим, захотят ли они уходить из своего дома в неизвестность.

— Это мудрое решение, Бахрам.

Через несколько часов все обитатели Глухих пещер собрались в главном зале. Никто из них не подозревал о чем пойдет речь, и никто не мог и предположить, что именно сейчас им предстоит принять самое важное решение в своей жизни.

Когда общинники собрались, и Беатриче обвела их взглядом, в ее душу закрались сомнения. Действительно ли они хотят выйти на волю? Теперь, когда у них стало меньше проблем с водой, они, казалось, были совсем довольны и больше ни в чем не нуждались. Дети от души резвились и были нисколько не похожи на пресловутых "детей подземелья". Видимо несколько поколений, выросших в лабиринте, целиком приспособились к нему. Как знать, возможно, свежий воздух поверхности их может просто-напросто убить. После таких мыслей у Беатриче совершенно пропала та горячая убежденность, что возникла в разговоре с Бахрамом. Теперь ей стало казаться, что он и на самом деле желает этим людям добра. Но выбор, конечно, у них должен быть. Она решила, что не будет настаивать, если вдруг большинство общинников захотят остаться.

Но вряд ли Беатриче полагала, что захотят остаться почти все. Она была удивлена и ошарашена. Когда, перед тем, как впустить Хамсина в общину, она заговорила о свободе, ей никто не поверил. Все привычно решили, что это очередные бредовые мысли вновь попавшей в лабиринт узницы. Рано или поздно это случалось с каждым, кто оказывался здесь. Но теперь, когда о воле заговорил Бахрам, когда он заявил, что любой из общинников может выйти отсюда, когда угодно, им предстояло решиться на очень серьезный шаг. Ведь уже несколько сотен лет лабиринт неизменно был их домом, не слишком гостеприимным, во многом неуютным и даже опасным, но их родным домом, где жили их предки, и будут жить их потомки. Свобода стала для них лишь мифом, сказкой о стране Эльдорадо. Но никто их не ждал в той стране обетованной. Поэтому многие, кто — испугавшись неизведанного, кто — не желая менять привычные традиции, а кто — не хотя покидать родные пещерные стены, отказались пойти с Беатриче наверх.

Она не стала настаивать. Только сказала:

— Я отправляюсь на волю после времени сна. После него те, кто хочет пойти со мной, будьте готовы. А пока подумайте.

Общинники расходились молча. Даже дети, понимая, что решается нечто важное, притихли. Бет была расстроена. Ее старания никому оказались не нужны.

— Напрасно, ты беспокоишься о них, — сказал ей Хамсин-Если не хотят — так и не надо их уговаривать.

— А ты не думаешь, что они просто бояться тебя? — предположила Бет.

Наместник ничего не ответил. Беатриче поняла, что так оно, наверное, и было. Он даже не удосужился дать обещание, что не станет их больше преследовать. Во время речи Бахрама, титан сидел без движения, и его бронзовая маска надежно скрывала все его мысли по этому поводу. Несколько раз покосившись на него, Бет не обнаружила никаких перемен в его положении. Лишь потом она заметила, насколько он был доволен.

— Я поговорил с Бахрамом и разгадал загадку лабиринта, — объяснил он свое хорошее настроение. — Это все, что беспокоило меня в последние годы. И ты мне очень помогла. Сам я вряд ли сумел разговорить старика.

— Он не особенно и таился, — угрюмо произнесла Бет. — Будто только и ждал, что я или кто-нибудь другой спросит об этом.

— Вот видишь, его замучила совесть. А ты как будто и не рада тому, что скоро выйдешь отсюда?

— Я рада, — с тоской молвила Бет.

— Что-то не заметно.

— Действительно рада. Только иногда радость бывает с привкусом горечи, понимаешь?

— Из-за того, что общинники не хотят идти с тобой?

— Наверное, а может быть и не только.

Хамсин не стал уточнять, почему "и не только". Судя по всему, это ему было просто не интересно. Он был чрезвычайно доволен собой. Хотя пришлось и нелегко, но ему практически все удалось.

— Ты ведь точно не будешь нападать на нас, когда выйдешь? — на всякий случай спросила Бет.

— Я же дал слово.

— Но ведь тебе нужны какие-то там ископаемые?

— Я попытаюсь решить эту проблему по-другому. И не бойся. Ни тебе, ни Гавру ничего больше не грозит.

Некоторое время спустя, привели потерявшихся нукеров. Их было трое. Один из них был Сагиф, двое других — Анджар и Тагнек. Все они исхудалые и испуганные, очень обрадовались, что попали, наконец-то, к людям. А весть о том, что выход из пещер найден, и вовсе привела их в сумасшедший восторг.

Время сна длилось семь пещерных часов. Всю эту пору Бет не спала. Она была слишком взволнована. Бодрствовало и большинство общинников. Им предстояло решить, стоит ли покидать их дом, ради сказочной воли. А вдруг она разочарует их?

После сна Бет подошла к покоям Бахрама. Там уже собрались все жители Глухих пещер. Она не могла понять, кто это: провожавшие или уходившие. Здесь уже были и Саб-Бияр, и Иверлин, и Хамсин. Все ждали появления Бахрама. Вскоре с посохом в руках вышел и он, остановился на пороге и произнес:

— Я прошу объявиться тех, кто хочет уйти от нас наверх.

В полной тишине ничего не произошло. Все остались стоять на своих местах и молчать. Видимо, все ждали, когда кто-нибудь первый проявится. Тогда Бет подошла к стоящим поодаль от всех Хамсину с тремя его воинами, показывая таким образом, что отбывающие должны были поступить также. Через несколько секунд к ним приблизилась Ив.

— Куда я теперь без тебя? — тихо сказала она, улыбнувшись.

Вслед за ней подошел Саб-Бияр.

— Хоть на воле я и не знал ничего, кроме шахты да рабского труда, я хотел бы умереть под солнцем или звездами, а не под каменными сводами, словно жрец в мавзолее, — громко пояснил он общинникам свое решение.

После этого никто больше не двинулся с места.

— Я все еще твой союзник? — шепотом спросила Беатриче у Хамсина.

— Безусловно.

— Тогда позволь мне сказать им что-то от твоего имени.

— Изволь, — ответил наместник, чуть удивившись и повернув голову в сторону девушки.

Беатриче слегка вышла вперед и произнесла:

— Друзья. Я знаю, что многие из вас колеблются оттого, что не знают, как сложится ваша жизнь на воле. Другие, наверное, бояться, что вновь попадут в рабство к Хамсину. Так вот, — она обернулась на титана, показывая таким образом и его причастность к этим словам, и продолжила:-Хамсин обещает, что больше не станет преследовать никого из вас и отпустит, а я приглашаю вас поселиться в Дремучем Мире.

Среди общинников возникло некоторое оживление, и прокатился негромкий гомон. Через несколько минут к меньшинству примкнули еще три семьи из семи, девяти и двенадцати человек. На этом передвижение закончилось. Бывшие пленники лабиринта окончательно разделились на уходящих и остающихся.

— Больше никто не хочет покинуть нас? — спросил Бахрам.

Молчание стало ему ответом.

— Тогда вот выход, — буднично заявил он и вскинул вверх свой посох.

В тот же момент в высоком каменном потолке возникло отверстие, которое стало расширяться. Из него, раскручиваясь по спирали, медленно начала спускаться широкая каменная лестница с периллами. Достигнув пола, она с грохотом опустилась на него и остановилась. Через мгновенье, вызвав возглас восторга в толпе, сверху ударил мощный луч лунного света.

Когда процессия начала подниматься, вслед за ней устремились сотни глаз, провожающие ее словно в открытый космос. Толпа смотрела вверх и, затаив дыханье, впервые в жизни созерцала в вышине звезды.

Первым шел Хамсин, за ним Сагиф с двумя нукерами. Потом, молча и настороженно глядя вверх, шагали семьи общинников. Беатриче, Иверлин и Саб-Бияр замыкали шествие. Вдруг Бет заметила какой-то шум внизу.

— Хамсин, постой! — крикнула она. — Остановись! Там что-то происходит.

Все оглянулись назад и увидели, что к ним приближался Бахрам, помогая себе своим посохом.

— Что случилось, дервиш? — спросил его Саб-Бияр, когда тот, наконец, добрался до них.

— Я иду с вами, — едва переводя дыханье, ответил он.

— А как же они? — спросила Ив, указывая вниз.

— Они сделали свой выбор, — ответил Бахрам. — Нужно поторопиться. Скоро лабиринт закроет выход.

— Значит, они навечно останутся там замурованы? — ужаснулась Беатриче.

— Они теперь свободны, — заверил ее старик. — Никто не станет больше удерживать их.

Бахрам все еще не мог отдышаться.

— Идем, я помогу тебе, — сказал ему Саб-Бияр и подхватил его под руки.