Опять мерно гудят АИ-20. Опять товарищ Ахмеров летит на высоте семь тысяч метров на борту Ан-12, и опять в Ташкент. За эти 11 недель, уже даже, и не вспомнишь, сколько раз ему пришлось лететь по этому маршруту. В прежней жизни, самое многое, бывало, три раза за год слетаешь, куда-нибудь в командировку и всё. А иногда и ни разу в год никуда, особенно в годы развала СССР. Тут же за квартал больше чем годовая норма. Да, толи ещё будет. Но дело даже не в том, что летит. Дело в том с кем летит. О полёте в Ташкент, он (Фарид Алимжанович) понял сразу после слов Берии, а вот кого он будет сопровождать – это был вопрос. Что это будет человек из верхних эшелонов руководства СССР, это тоже понятно. Но чтобы Самого. Нет не так. Но, чтобы САМОГО! Такие мысли, конечно, ни на какую голову не налезут. В таких размышлениях сидел подполковник, гвардии подполковник, в знакомом салоне бывшего борта № 1 Узбекистана. Хотя и это не совсем точно. Бывший борт преобразился почти кардинально. Теперь это опять борт № 1, но уже «всея советская страна». И летит в главном салоне этого борта Генеральный секретарь ЦК ВКП (б), товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. И насчёт Ташкента, тоже не верно. Посадка намечается в Самарканде. И торжественный приём – там же.
Вот такие обстоятельства произошли достаточно быстро. Можно сказать, стремительно.
Хотя, как стремительно? Видимо, посещение Сталиным Узбекистана было обговорено им и Каримовым загодя. Кроме того, Сталин относительно давно говорил, что посетит Ташкент до начала европейской войны. Заодно, мол, и подлечится. Да и самолёт переделать под вполне комфортабельный салон со всеми удобствами, тоже время нужно. То, что это всё прошло мимо Ахмерова, даже обрадовало его, только этих забот ему и не хватало. За то, сидит себе сейчас в камфорте салона для сопровождающих лиц, почти в тишине, пьёт «Нарзан», который, видимо, спецом для Иосифа Виссарионовича организовали на борту и ни кто его не тревожит.
Вот, чёрт. Сглазил. Улыбающаяся стюардесса в строгой, совсем как аэрофлотовской шестидесятых, форме, подходит к гвардии подполковнику и вежливо, так, приглашает в отдельный салон к Сталину. Вождь хочет о чём-то поговорить. Эх, не удавалось расслабиться.
Пройдя по достаточно широкому проходу между рядами кресел по мягкому ковру, наверное, туркменской работы, Ахмеров, вслед за девушкой подошёл к слегка не закрытой, сдвижной дверке в стенке главного салона. Стюардесса открыла дверь и доложила, что гвардии подполковник доставлен.
- Ну, что вы все, «доставлен, приведён» и так далее. Мягче надо к нашим людям относиться. – Товарищ Сталин был настроен шутливо иронично. – Проходите, товарищ Ахмеров, присаживайтесь.
- Товарищ Сталин, извините, а как нужно было доложить о прибытии гвардии подполковника? – стюардесса решила воспользоваться хорошим настроением вождя.
- Надо было сказать – Фарид Алимжанович пришёл, можно он войдёт? Где-то так.
«Во, блин, урок демократичности и гуманизма, наглядный урок. Так ведь и ещё какой-нибудь либерализм образуется» - мысли путались в голове Ахмерова.
- Вот и хорошо, - сказал вождь, когда опешивший от неожиданности Ахмеров расположился напротив него, за немаленьким, в масштабах самолёта, столом, - сейчас будем обедать. Мне сказали, что на ваших авиалиниях, если летели больше трёх часов, кормят.
- Так, точно, товарищ Сталин.
- Да бросьте, вы, товарищ Ахмеров. Давайте проще, не по-военному.
- Хорошо.
- Вот и хорошо, что хорошо. Я ведь очень боюсь летать. Ещё в 1925 году, когда организовывались первые советские авиалинии, я по поручению совнаркома, был на испытательных полётах первых гражданских, пассажирских самолётах. Они были немецкого производства, но после 15 минут полёта у меня возникли сомнения, что сумрачный германский гений имел к ним хоть какое-нибудь отношение. Мы вернулись на аэродром взлёта, по-моему, это было в Тушине, и с тех пор я зарёкся летать на аэропланах, тем более советских. Прежде чем сесть на этот борт, мне пришлось сильно побороться с собой. Но я вспомнил, вы говорили, да и в книжках было написано, что товарищ Сталин вашей действительности летал в Тегеран, в 1943 году на «дугласе». Пришлось соответствовать. Тем более, «дуглас» 1939 года выпуска и Ан-12 шестидесятых, как говорят одесситы – две большие разницы. А теперь, мне даже понравилось. Вот, уже и обед несут.
Ахмеров в прежней жизни никогда не летал ни первым классом, ни бизнес классом, поэтому он не знал, что подают в самолётах VIP-клиентам, во всяком случае, на вкус. Кадры из фильмов не в счёт. Там всё красиво, а как на самом деле – бог весть. Но, учитывая общую ситуацию, полёт в Узбекистан, откровения Сталина, забота о собственном будущем в свете, того, что не хотелось бы иметь эпитафией – он слишком много знал, видимо, притупили всякие восприятия подполковника, так что, он не понял, чем питался за компанию со Сталиным, почти полностью. Так была какая-то жареная в кислом соусе, толи баранина, толи говядина, а может и вовсе – курятина. Были булочки маленькие, наверное, не сдобные. На них мазали что-то поверх сливочного масла, но что это было – джем или красная икра, вспомнить не возможно. Да и как это вспомнить, когда пятая точка товарища Ахмерова громко говорила, нет, кричала ему: «Опасность! Берегись! Эти откровения неспроста!».
Видимо этот крик услыхал даже товарищ Сталин.
Он вдруг замолчал, посмотрел на Ахмерова внимательнее и сказал:
- Вам не о чем беспокоиться, товарищ гвардии подполковник. Мне, конечно, нужно было кому-то высказаться. Как говорят психологи, так человек преодолевает свои страхи. Только мой спутник, полковник Власик не годится для этого. Он сам, вон там, в другом конце салона для сопровождающих, сидит и до побеления пальцев сжимает подлокотники кресла. Он оказывается, до жути боится летать, даже в таком комфорте. Поэтому я пригласил вас. Кроме того, я знаю, вы мне не враг и не соперник. А ещё, о том, чтобы вами не интересовались мои партнеры и тем более конкуренты, позаботится Лаврентий Павлович, со всей своей службой. Так что, живите спокойно.
- Спасибо, товарищ Сталин. – Не очень спокойным голосом ответил Ахмеров.
- Вот и хорошо, только у меня будет ещё одна просьба. Товарищ Каримов предложил, чтобы я прошёл обследование в вашей клинике, и если надо подлечился. А я это люблю ещё меньше, чем летать на наших самолётах. Очень прошу, товарищ Ахмеров, составьте мне компанию и на обследовании. С вами мне будет, как-то, полегче.
- Хорошо, товарищ Сталин, только у меня нет медицинской книжки ни в одной поликлинике Ташкента, и обследоваться я тоже очень не люблю и толком не знаю, что там надо делать. Последний раз капитально я обследовался в 1972 году, когда в армию уходил. Так это было уже сорок четыре года назад.
- Вот и хорошо, значит, мы будем в одинаковом положении.
Пока «друзья» так беседовали, обед закончился. Самый запоминающийся обед для гвардии подполковника, только не составом и вкусом блюд. Подошла стюардесса и спросила, можно ли убрать посуду. Заодно предупредила, что через двадцать минут самолёт начнёт посадочные манёвры и все пассажиры должны занять свои места и пристегнуться ремнями.
- Так я пойду на своё место, товарищ Сталин?
- Идите, товарищ Ахмеров, и спасибо вам за понимание. Да, вот ещё, скажите Власику, чтобы возвращался на своё место. Пусть посмотрит, как настоящие джигиты переносят полёты.
Подполковник пошёл на своё место, Власика уже предупредила стюардесса, так что оставалось, только сесть на своё место и пристегнуться. Сталина пристегнула девушка, которая перед этим унесла посуду. И когда она ловкими движениями разобралась с ремнями и в два счёта обеспечила вождю безопасное положение в кресле, глаза Иосифа Виссарионовича выражали такую нежность и благодарность, что смутили опытную сотрудницу Хаво Йуллари (так называются узбекские авиалинии).
Наконец, самолёт приземлился, проехал по пустому аэродрому, подъехал к зданию аэропорта, остановился и заглушил моторы.
Товарища Сталина попросили на выход. Проходя мимо кабины пилотов, вождь поблагодарил экипаж самолёта за отличный полёт, сказал, что ему всё понравилось и он надеется на очередную встречу.
Сойдя по невысокому трапу, прямо на красную дорожку, Сталин увидел приближающегося к нему человека возрастом лет за пятьдесят, в ладном костюме, белой рубашке и тёмно-синем галстуке. Человек приблизился к Иосифу Виссарионовичу, поздоровался, сказал, что он Шавкат Мирзиёев, премьер-министр Узбекистана и что он рад приветствовать великого Сталина на древней земле Самарканда. Так же он сообщил, что товарищ Каримов ждёт товарища Сталина на площади Регистан, где состоится торжественный приём в честь дорогого гостя. И что ему выпала большая честь сопровождать Генерального Секретаря ЦК ВКП (б).
Вдалеке, ближе к входу в здание, стояла группа людей, среди которых Сталин увидел знакомых по узбекской делегации в кремле. Что-то непривычное было в окружающих и это даже не неевропейские типы лица некоторых встречающих и не незнакомая одежда кое-кого. Одежда! Точно, не одежда, а головные уборы. Практически ни на ком не было головных уборов, кроме двух-трёх военных, стоящих в сторонке. На Мирзиёеве тоже не было головного убора. В Москве 1939 года мужчина без шляпы, кепе или фуражки, как и женщина без платка считались почти неприличными. На Сталине, после того как он покинул борт самолёта была фуражка белого цвета, с таким же белым, покрытым тонким сукном козырьком. Она очень шла, как думал Иосиф Виссарионович, его белому костюму из белой льняной материи, сшитому на военный манер, только без знаков различия. «Ладно, в чужом монастыре будем помалкивать».
Мирзиёев пригласил Сталина в большой, чёрный автомобиль, такой как показывали на аэродроме в Жуковском. «Ну, что же, прокатимся».
Остальные сопровождающие Сталина лица сели в большой, комфортабельный автобус, типа того в котором возят богатых или знаменитых иностранных туристов, приехавших группой. В автомобиле Сталин первым делом снял фуражку, уже казавшуюся ему неудобной и неподходящей данному месту и времени, и положил её на полку у заднего стекла. Там она и осталась.
До площади доехали очень быстро, как показалось товарищу Сталину. Успели только обменяться несколькими фразами о погоде и о здоровье. Сталин успел поблагодарить Мирзиёева за работу возглавляемой им комиссии по подготовке к войне, за проделанную уже, и за ту, которая ещё ведётся. Он выразил надежду, что теперь СССР, вместе с союзным Узбекистаном сможет оказать достойную встречу войскам объединённой, в очередной раз, Европы, и очередное нападение будет отбито ценой меньших потерь, чем в реальности, из которой прибыли потомки. Пока так беседовали, автомобиль проехал всю дорогу и приблизился к площади.
Остановившись рядом с трибуной, пассажиры машины подождали, пока к задним дверям не подошёл, вернее, почти подбежал дежурный офицер из службы охраны президента, в красивой парадной форме. С лёгким поклоном он открыл дверь автомобиля со стороны, где сидел Иосиф Виссаринович и красивым жестом руки в белой перчатке, сопровождаемым приветствием на чистом русском языке, пригласил вождя следовать за ним. Впрочем, недалеко. Сделав три шага от машины, Сталин чуть не попал в объятия Ислама Абдуганиевича. Если бы дело было в 2016 году, на территории той реальности, дело бы кончилось взаимными объятиями, но в 1939 году объятия мужчин, даже столь высокопоставленных, были не приняты. Каримов со Сталиным обменялись рукопожатиями, одновременно Ислам Абдуганиевич поинтересовался, как уважаемый гость долетел, каково его драгоценное здоровье и так далее в обычаях нашего гостеприимного народа. Потом они вдвоём подошли, вернее, к ним приблизились девушки одетые в лёгкие национальные платья и на красивом подносе предложили гостю хлеб-соль. В данном случае это были пышные румяные лепёшки, гроздья винограда без косточек и так называемого сорта «дамские пальчики». Отдельно в пиале на подносе было налито немного каймака. Соль тоже присутствовала в солонке, но чисто ритуально. Всё было так красиво и аппетитно, что вождь с удовольствием отщипнул кусочек ещё тёплой лепёшки, макнул его в каймак и в рот. Следующим движением он прихватил несколько ягод винограда и с явным удовольствием заел ими хлеб. Было очень вкусно. Поглядев довольными глазами на Каримова, он как бы спрашивал, что дальше. Дальше был проход вдоль строя роты почётного караула. Сталин с таким же удовольствием, как от лепёшки с каймаком, выслушал рапорт бравого майора, командира роты, о том, что почётный караул в его честь построен. Пройдя вдоль ряда солдат, одетых в форму пехотинцев, национальных гвардейцев и десантников, Сталин подошёл к знамени караула и замер в приветствии символа. Оказывается, они дошли до небольшой трибуны. Взойдя на возвышение, Каримов со Сталиным повернулись лицом к площади и в это время раздались звуки «Интернационала», в 1939 году гимна СССР. Замерев на время звучания торжественного марша, Каримов приложил правую руку к сердцу. Сталин стоял по стойке смирно. Отзвучали последние аккорды, и наступила тишина. Сталин повернулся к Каримову: «А где гимн Узбекистана?».
Видимо, по этому поводу были заранее даны какие-то указания, и по чьей-то команде вновь зазвучала музыка уже гимна Узбекистана – «Серқуёш, ҳур ўлкам, элга бахт, нажот,…» и так далее.
Потом рота почётного караула промаршировала вдоль трибуны торжественным маршем.
Сталину очень понравилась выправка и строевая подготовка шагавших воинов. А ещё ему понравились СКС (самозарядные карабины Симонова), которыми были вооружены бойцы роты почётного караула. Он, конечно, уже знал из материалов с компьютера об этой винтовке, но их красоту и изящество увидел впервые.
Потом, опять же, по программе утверждённой заранее, руководитель СССР в сопровождении руководства Узбекистана и Самарканда совершили короткую экскурсию по площади и осмотрели достопримечательности расположенные на площади Регистан.
Дальше Сталин, Каримов и Мирзиёев тепло попрощались с представителями самаркандцев и руководством города, сели в автомобиль и направились в сторону городского вокзала, где их и сопровождающих лиц ждал скоростной поезд Самарканд-Ташкент.
Сталин любил поезда и с удовольствием в них ездил, но то что он увидел, превосходило все его ожидания. Стремительные очертания локомотива, аэродинамически выверенные формы вагонов – как-будто это не поезд, а что-то летающее в воздухе.
Ахмеров и другие сопровождающие лица смотрели на происходившее на площади из окон комфортабельного автобуса. После того, как кортеж президента тронулся в сторону вокзала, автобус с подполковником тоже поехал в этом направлении.
Ахмеров, как-то, в 2012 году ездил на скоростном поезде из Ташкента в Навои, на день пятидесятилетия младшего брата, но тот поезд, к которому подъехал автобус сильно отличался от прежнего. Войдя в вагон, предназначенный для сопровождающих, гвардии подполковник был приятно удивлён комфортом и общей обстановкой в вагоне. Классный салон, выполненный по лучшим образцам современного дизайна, приятно обрадовал Фарида Алимжановича. Расположившись у окна в удобном кресле, он, наконец, попробовал расслабиться и отдохнуть.
Остальные сопровождавшие, в основном, граждане СССР 1939 года, ещё долго негромко гомонили, обсуждая чудесные условия, в которые довелось им попасть по воле случая.
Тем временем поезд набрал скорость 250, или около того, километров в час.
Пока ехали по равнине о набранной скорости говорили только столбы, мелькающие за окном, и электронный транспарант на торцевых стенках вагона. Но после того как поезд въехал в сперва холмистую часть маршрута, а потом и в горную часть, и состав нёсся с прежней скоростью, мелькание горных склонов за окном стали, вообще, фантастическими. Всё-таки, двести пятьдесят – есть двести пятьдесят. А поезд мчался, не замечая ни спусков, ни подъёмов. Ахмеров не замечал всего этого, расслаблено сидел в кресле и, почти спал. Два с половиной часов поездки почти прошли, и было заметно, что скорость медленно снижается. Где-то за двадцать минут до прибытия в Ташкент, к подполковнику подошёл работник охраны президента и пригласил Ахмерова в вагон к руководству. Они вместе подошли по слегка качающемуся проходу в президентский салон, где подполковник доложил, что прибыл по приказу, был принят руководителями, поздравлен с присвоением звания гвардеец и представлением к медали. Начальники поблагодарили весь состав института в лице Ахмерова за успехи в деле укрепления обороны СССР. Сталин напомнил о договорённости, о совместном прохождении медкомиссии. Каримов сказал, что знакомый Фариду Алимжановичу Улугбек, прямо с вокзала довезёт подполковника домой.
Вот и Северный вокзал столицы Узбекистана. Спецпоезд плавно подошёл к перрону и остановился. Встречающих почти никого не было. Руководство Советского Союза и Узбекистана договорились приезд Сталина провести, как говорится «без шума и пыли». На перроне стояли четыре автомобиля из гаража товарища Каримова. Довольные и отдохнувшие в дороге руководители сели в одну из них, и ни с кем не прощаясь уехали, видимо в одну из резиденций правительства. Остальные машины тоже нашли своих пассажиров. Около последнего лимузина стоял Улугбек и ждал подполковника Ахмерова. Тепло поприветствовав старинного приятеля, он открыл заднюю дверку – садитесь, пожалуйста. Ахмеров сел, и машина рванула по известному маршруту в сторону улицы Педагогической. А вот и дом, милый дом. Приехали.