Икосаэдр 2.0

Густой чувак Сенька и его борода

Густой чувак Сенька и его борода

— Ты густой чувак, — вещает Кит технику Сеньке.

Кит раскачивается на стуле, подбрасывая в руках карандаш. В самом разгаре бурная дискуссия на тему взаимоотношений полов, которую он, как самый опытный в группе, неизменно выигрывает. Кит рисковый парень, к тому же ведущий конструктор и альфа-самчина в их сурово-мужском коллективе. И американец в третьем поколении, потомок беженцев с постядерной Калифорнии.

Карандаш подлетает на метр вверх, вращаясь вокруг центра и едва не задевая коммутатор рабочего места над экранами. Любой забежавший и увидевший такое системный инженер запросто пропишет люлей за нарушение правил ТБ и порчу имущества. И дело не только в коммутаторе. Карандаши сейчас можно найти только в антикварных художественных лавках и сетевых магазинах для дошкольников, да и то, с пометкой «классическая педагогика». Это большая редкость и раритет, пожалуй, во всех офисах России, за исключением Подвала и десятка подобных супер-секретных контор.

В Подвале работают на довоенной технике две тысяча двадцатых годов, без использования медных и беспроводных каналов. Только оптические кабели, которые невозможно подслушать. Плюсом к этому — «голый режим», и единственным способом утечки информации остаётся голова сотрудника. А тренажёрка и получасовые сеансы виртуальной реальности в конце рабочего дня помогут сделать всё, чтобы на нерабочее время мозги переключались и были заняты чем-нибудь другим, а не Проектом.

— Как это, густой? — хмурится техник, чуя недоброе.

— Так ободрительно звали друг друга грустные неохипстеры сороковых. Они фанатели за пост-рок, таскали в карманах полную реплику ай-тюнс на пета-флешках, носили густые шевелюры и бороды… — Кит разворачивается на стуле, смотрит с лукавым прищуром и добивает: — И поголовно были девственникам, как ты!

С соседних столов слышатся смешки.

— Я не девственник! — Сенька густо краснеет и прячет румянец в рыжей бороде.

Он новичок и самый младший в отделе, но борода у него самая лохматая. Тема больная, парень подавлен и огорчён, и Кит на правах офисного «деда» продолжает давить.

— Ну и что, что девственник. Ты же не гей, не зоофил? Медкомиссию и предварительный отбор на завершающую стадию проекта прошёл, да?

— Слушай, иди к чёрту.

— Но почему так, Сенька⁈ Тебе, чёрт возьми, двадцать четвёртый год. Тебе что, некогда заняться бабами? Бросай быть ботаником, трахни кого-нибудь!

— Ну, как же… Я трахал. Просто я с родителями живу. Мне не хочется с сотрудницами. И привести некуда…

— А-а! Спалился! — кричит Серёжа. — Точно мальчик.

Кит внезапно меняется в лице, бросает карандаш на стол.

— Дебильнейшие аргументы, — продолжает Кит. — И про сотрудниц, и про родителей. Сколько комнат в квартире твоих родителей?

— Ну… три. Две родительских и моя.

Соседи, зная красноречие офисного «деда», разворачиваются на стульях и готовятся слушать монолог.

— Жёваный крот. Ты реально густой чувак. Мы живём в эпоху расцвета посткорпоративного социума. Мы бесправные офисные биофункции, шурупы системы, и это клёво. Мои троюродные братишки на постядерном западе в полисах при ультразаводах почитают за счастье спать в кабинках на двух квадратных метрах, рвать попу по четырнадцать часов с семидневной неделей и одним выходным в месяц. Эти чуваки ни разу в жизни не вылезут за пределы их ржавых кубических полисов, жёваный крот, лишь бы им в этот выходной дали полноценную комнату с двухместной кроватью, синтетическим бухлом и женщиной, готовой к соитию. А я, с тех пор как развёлся и ушёл в Проект, живу в съёмной комнате в общаге, на восьми квадратных метрах, и каждый месяц меняю девушку. А у тебя, жёваный крот, своя комната, в спальном квартале, наверняка, с нормальной кроватью и защёлкой на двери. Да, нам по понятным причинам сложно заводить отношения с женщинами из гражданки — мы можем многое рассказать. Так почему бы тебе не пойти и не склеить застенчивую экологичку с пятого уровня, не соблазнить её в собачьей позе в своей собственной комнате? Должен сказать, что экологички весьма недурны в этом ракурсе, я проверял.

— А, я не умею, — отмахивается Сенька, не уточнив, что именно он не умеет, и поворачивается к своему экрану, в котором тут же начинают летать трёхмерные детали гигантской конструкции Проекта, которую чертит Подвал.

Ребята ржут и ждут ответного монолога от Кита, но внезапно в кабинет вбегает начальник департамента, и все спешно ныряют в свои открытые модели. Начальник седой, хотя ему ещё нет и сорока, худощавый и быстрый, он подбегает к одному из инженеров и, перехватив консоль, открывает другой кусок проекта.

— Серёжа, у меня к тебе есть небольшая просьба, можешь выполнить?

— Ну, это смотря какая! — отвечает Серёжа.

— Что это значит «смотря какая»? — удивляется начальник наглости инженера. — Попроси любого из отдела, вон, например, Кита, о маленькой просьбе, он выполнит. Ну-ка, Кит, у меня к тебе маленькая просьба?

— Кого нужно убить, шеф?

Все смеются, а Сенька сидит и злится. Мало того, что теперь все точно знают о его проблеме, так ещё и дали прозвище «густой чувак». День ото дня проклятый обрусевший америкашка всё сильнее пытается закрепить свою власть лидера, доминируя и угнетая. Дедовщина сплошная, а не конструкторская группа.

Страшно представить, что будет с их группой на Чердаке.

Рабочий день пролетает незаметно, все поднимаются на минус первый этаж Подвала и проходят в буферную зону с сотней дверей. Сотрудники скидывают в тамбурах одинаковую фиолетовую униформу, складывают всё бельё в один из десятка ящиков, проходят по одному голые через два сканера и надевают «гражданскую» одежду. Во внешней кабинке Сенька чувствует запах духов неизвестной сотрудницы, от которого наступает лёгкое возбуждение. Это его одна из самых ярких фантазий — чтобы счётчик входящих сотрудников случайно сбойнул, и он оказался вдвоём с одинокой, молодой и готовой на всё незнакомкой.

Но он знает, что этого не будет никогда.

У лифтов, ведущих наверх, он видит в толпе Кита, рядом с которым щебечет малознакомая девица. Кит проводит пальцами по её спине, и, заметив Сеньку, кричит:

— Густой чувак, хороших выходных!

Сенька отворачивается, чтобы никто не заметил, что обидное прозвище адресовано ему. Но пара человек рядом всё равно улыбается, разглядывая его кучерявую бороду.

— Ой, тут занято! — лёгкий испуг на лице девушки сменяется миленькой улыбкой. Она всё ещё застенчиво прикрывается только что снятой корпоративной футболкой, мнётся около скамейки, но не спешит закрывать дверь.

— Ничего, переоденемся вместе, — внезапно говорит Сенька и заходит в раздевалку.

Девушка, как ни в чём ни бывало, складывает футболку и кладёт в тумбочку, продолжая раздеваться. Садится на скамейку и снимает носочки. Сенька сглатывает слюну и глядит на её молодое, нежное тело. Грудь-яблочко с непропорционально-большими розовыми сосочками, мягкая попа, длинные русые волосы до пояса, стройные, идеальной формы ножки. Девушка, тем временем, немного покраснев от смущения, делает вид, что не обращает на него внимания, и снимает трусики.

— Ты знаешь, у меня никогда не было мужчины, — кротко говорит она.

Он тоже начинает раздеваться, скидывает с себя одноцветные рубашку и брюки, чувствуя чудовищной силы сексуальное возбуждение. Наконец не сдерживается, хватает девушку за бёдра, поворачивает лицом к скамейке и…

Свет в раздевалке загорается красным, звучит сирена, переходящая в звук будильника, и любовник-неудачник просыпается.

Через полчаса Сенька стоит в ванной и разглядывает свою кудрявую бороду. Он периодически подбривает бакены и держит в руках старинный одноразовый бритвенный станок. Его семейству от деда досталось по наследству шестьдесят килограмм таких станков, спёртых с завода, половину из которых успел истратить батя.

Сенька держит в руках бритву и смотрит на бороду. Это продолжается добрых минуты две, после чего он всё же кладёт бритву на место, вытирает голову и уединяется в свою комнату. (Между прочим, правильно делает, потому что бороду такой кучерявости, как у него, бесполезно пытаться сразу уничтожить бритвой — сначала нужно безбожно срезать ножницами или триммером, а уже потом подравнивать оставшуюся щетину.)

В комнате его ждёт любимое хобби. Мало кто из знакомых и уж тем более никто из коллег не знает того, что Сенька — достаточно известный в городской сети художник. Он рисует и акварелью, и карандашом, и на планшетах. Двухмерные и трёхмерные картины, в основном пейзажи и портреты.

На его полотнах — иноземные исполинские животные, восход трёх лун над ледяной пустыней, хижины и быт подземных дикарей, похожих на полярных сов, и гигантские сферические машины, зависшие над серо-голубым лесом. Несколько картин он прячет особенно глубоко в своих папках — там обнажённые натуры, занимающиеся любовью у иллюминатора с видом на незнакомые материки.

Родители сначала не относились серьёзно к увлечению Сеньки, но в последнее время, в силу роста профессионализма, начинают осторожно хвалить. Особенно мать — отец более суров и молчалив. Пару раз даже говорили — мол, бросай работу в своей секретной штуке, иди в дизайнеры или зарабатывай выставками.

Но Сенька знает, что так дело не пойдёт. Если бросить нынешнюю работу, то хобби превратиться в новую, и творческая составляющая исчезнет.

К тому же, никто не должен знать о том, что Подвал и есть главный источник его вдохновения.

Похвала от родителей перемежается с традиционными упрёками по поводу поиска невесты. Материнская фраза «я внуков хочу» никуда не делась и в конце двадцать первого века, а после третьей мировой, когда рухнули идеалы западной цивилизации, традиционный взгляд на семейную жизнь только усилился.

В тот раз всё началось тоже с невинных вопросов за семейным завтраком:

— У вас на работе есть симпатичные девочки?

— Мам, я уже говорил, что я не имею права рассказывать про свою работу.

— У вас же строительная компания, к чему все эти секреты?

— Такие порядки, я уже говорил. Сейчас все охраняют коммерческую тайну.

Гражданское строительство — это часть легендирования. Вывеска «Строительная корпорация Заозёрья» красуется на фасаде трёхэтажной «верхушки» Подвала. Хотя шила в мешке не утаишь, и в небольшом закрытом полисе всё больше и больше народа догадываются об истинном предназначении объекта. Государственную и коммерческую тайну становится всё сложнее утаить, тем более, когда главное доказательство — над тобой, в небе.

— Ну, так почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из девушек с работы в гости? — не унимается мать.

— Не знаю.

— Может, всё дело… в твоей бороде?

— А давайте просто покушаем и посмотрим новости? — предлагает Сенька.

— Она права, — внезапно подаёт голос отец. — Задумайся. Что-то в тебе не так. Я в твои годы, мать знает, был бабником, на басу играл. Сходи к психологу. У вас же есть штатный психолог?

— Есть, — неохотно соглашается Сенька. Он и сам уже давно думал об этом.

Все прерываются на выпуск космических новостей, отец хватает одно из новостных окошек на видеостене и распахивает его над кухонным столом.

«С орбитальных телескопов получены новые фото-изображения Двух Блуждающих Планет.(На экране кругляшка в разрешении средней паршивости, на которых видны циклоны и очертания белых континентов) . Снимки подтверждают предыдущие гипотезы о том, что небесные тела, пришедшие на орбиту вокруг Солнца, обладают атмосферой и являются потенциально обитаемыми. Планеты уже десять лет находится на одной орбите с Землёй с месячным перерывом относительно годового цикла. Напомним, что впервые существование Блуждающих Планет была подтверждено в 2027-м году, а космический катаклизм, заставивший планеты установиться на орбите Солнца, произошёл десять лет назад. Три экспедиции космических аппаратов закончились неудачей. Учёные не исключают в дальнейшем создания международной пилотируемой экспедиции. Пока остаётся неясным, как такое массивное тело сохранило атмосферу в течение космического дрейфа…»

Сенька пропускает последующую чушь мимо ушей и хитро улыбается, продолжая есть борщ. Его всегда веселит, с какой осторожностью правительство и СМИ выдают дозированные частицы информации и дезинформации о его Проекте.

— Вот тебе куда надо было! — говорит мать. — Пошёл в какое-то гражданское строительство. Наверняка же идут сейчас какие-то разработки, не зря к нам иностранцев в город не пускают…

Отец хмурится. Иногда Сеньке кажется, что он уже давно понял, где именно работает его сын. И завидует ему.

— … Да по-любому двигатели инопланетные, — говорит Серёжа. — Хрен бы мы такие с нашими головами изобрели. Тут явно другие принципы.

— Сходи на минус восьмой, да узнай, откуда они движки для первого Чердака взяли, — предлагает Кит. — Что, слабо⁈

Серёжа чешет репу.

— Конечно, слабо, у них уровень секретности выше нашего. Ладно, потом узнаем, пока лишь бы свой пятый блок закончить.

Сенька отвлекается от сборок на экране и рискует вступить в дискуссию:

— Но ведь исследователи говорят, что у них что-то вроде средневековья? У шестилапых этих.

— А ты причину дрейфа знаешь? На южном континенте был? Почему зонды долетели только до центрального и северного, а сесть позволили только на северный? Бразильцы прилетели на центральный, и их сбили. Значит, не мы одни такие умные, кто-то сидит на южном континенте и за всем следит. Ты лучше скажи, как у тебя успехи?

— В смысле, успехи?

— Ну, трахнул кого-нибудь за неделю?

Отдел начинает ржать. Конец дня, все уже перестали работать, и офисный троллинг как нельзя кстати.

— Слушайте, идите в опу! — Сенька вскакивает с места, сжимая кулаки. — Хватит уже стебаться! Серёге вон под тридцатник, а тоже наверняка без женщины, и никто про это не вспоминает!

— Почему… ты так решил? — удивляется Серёжа.

Кит смотрит сначала на Серёжу, потом странно усмехается, глядит на Сеньку, и говорит:

— Боже, с кем я работаю. Ну ладно, пусть Серёжа тоже девственник, но зато он без бороды. А ты — густой чувак.

Сенькиному желанию съездить по роже Кита не даёт осуществиться звонок окончания рабочего дня. Пятница. Все вырубают терминалы, бегут переодеваться, поднимаются наверх и разбредаются кто куда — кто в тренажёрку, кто к настольному теннису. Сенька сначала прячется в туалете, чтобы коллеги прошли мимо, а потом выходит в коридор и шагает в сторону кабинета психолога.

Психологи, знает Сенька, в «строительной корпорации» не совсем штатные. Говорят, у них большая текучка, и их часто меняют, но при этом у них тоже есть невысокий уровень допуска. Сидят они не в Подвале, а наверху, значит, можно рассказывать чуть больше, чем родным и «гражданским». Сенька записался заранее, на терминалке во внешней сети, он жмётся и нервничает перед входом, но наконец-то распахивает дверь.

Взгляд с порога сразу падает в глубокое декольте миниатюрной брюнетки лет тридцати. На ней светлый пиджачок, напоминающий халатик медсестры, а на щеке, ближе к шее, родинка.

— Присаживайтесь, — психолог встаёт из-за стола, весело хлопает по кушетке. — Или можете лечь, если вам так удобнее. Меня Лиза зовут.

— Семён.

Сенька отбрасывает странные мысли в сторону, скидывает вещи в угол и забирается на кушетку. Психолог закрывает дверь и садится на соседний стул. В кабинете приглушённый свет и красные шторы на окнах.

— Рассказывайте?

— Что? — напрягся Сенька, чувствуя некоторую неловкость.

— Ну, зачем пришли? Вы же из Подвала, правильно?

— Да, с одного из верхних подземных уровней.

Лиза плавно кивает.

— В заявке указано «существует определённое недопонимание с коллегами». В чём конкретно оно выражается?

Сенька прикидывает: сказать сразу правду, или начать издалека. Подходящих слов не находит, и потому выбирает второй вариант.

— Вы знаете… Я самый молодой. И борода. Меня прозвали из-за неё «густым чуваком».

Пальцы Лизы осторожно дотрагиваются до подбородка Сеньки и проводят по воротнику рубашки. Он вздрагивает, но не отстраняется — он слышал о современных методиках в психологии и воспринимает всё, как должное.

— Расскажите о себе, — предлагает Лиза, зачем-то расстёгивая верхнюю пуговку пиджака. — Как живёте, чем вы увлекаетесь помимо работы?

— Ну… Я живу с родителями в посёлке, пишу картины.

— Да, картины! Это так здорово! Слушайте, я слышала, у нас в городе есть один известный анонимный художник, скрывающийся под ником RedBeard. Я видела его пейзажи, очень красивые. Это не вы?

Туфельки Лизы падают на пол рядом с кушеткой, девушка поджимает ноги, повернув колени к Сеньке. Под полу-расстёгнутым халатиком виднеется чёрный ажурный лифчик.

— Э… Может быть, и я, а зачем?..

— Зачем я раздеваюсь? Чтобы вам было приятнее и удобнее со мной беседовать. Вы смущены?

— Да, есть немного.

— Вам идёт стесняться. Расскажите что-нибудь ещё о себе?

— У меня никогда не было женщины, — пересохшим голосом говорит Сенька, наблюдая, как Лиза встаёт со стула на цыпочки, снимает пиджак и вешает на спинку стула. Потом расстёгивает юбку и остаётся в одних колготках и лифчике. Сенька замечает, что колготки надеты на голое тело.

— Ну, разве это проблема?

— А… это разве можно?

Лиза забирается с коленями на стул, смотрит на него сверху, подмигивает и игриво говорит:

— Вам решать, что можно, а чего нельзя. Мне очень нравится ваша борода. Она так забавно щекотит кожу.

Сенька машет на всё рукой, приподнимается на кушетке и похолодевшими от волнения пальцами начинает расстёгивать рубашку, цепляясь за бороду.

— Что-то Сеньки долго нет, — говорит Серёжа в понедельник утром.

Народ из отдела озирается, поглядывая на место Сеньки — действительно, нет. Кит пьёт утренний чай и качается на кресле.

— А всё, он сдался. Сегодня нач сказал, что его в тамбуре не пропустили.

— Как это — «сдался»? — спросил кто-то.

— К психологу сходил. По-взрослому.

В кабинете слышатся смешки вперемешку с удивлёнными возгласами.

— Эх, довели мы его, — вздыхает Макс. — Неплохой парень. Я уж думал в пятницу ему всё сказать, а он…

Кит машет рукой:

— Да и я думал сказать, когда звонок с работы прозвучал. Неустойчивый просто. Я тут находил его работы в городской сети — ему бы порнушку рисовать дальше, а не о великом думать.

— И что такого, что к психологу сходил? — спрашивает Жора.

— Ты что, не в теме? Просто у нас наверху очень специальные психологи. После секса с ними в Подвал не пускают. И на небо тоже.

— Да ладно⁈ — удивляется Серёга.

— Ну вот скажи, Серёга, только честно… — Кит говорит медленно, протяжно. — Сейчас все свои, новичков нет. У тебя бабы были?

Серёга хихикает и чешет щетину.

— Я ж рассказывал, была одна кибертётка. Один раз. Но это ж не считается?

— Угу, видимо, не считается. А у тебя, Макс?

— Не, не было, — басит Макс из дальнего угла.

— Ну, про Матвея мне всё понятно. И про Жору. И у меня, жёваный крот, не было! Ни разу. И женат я не был, врал это всё. Только по сети «женился» один раз. Я уже давно понял, что в конторе девственники если не все, то большинство. У всех свои тараканы в башне. Нас так ещё на тестировании при трудоустройстве высеивают. И в договоре между строк сказано, что нельзя нарушать, а жениться только на сотрудницах. И на игрушках после работы через шлемы следят, проверяют. Ты хоть видел одного сотрудника, женатого на девушке не из Проекта?

— Угу, — кивает Серёга. — Я уже давно это просёк. Только не мог понять, а нафига?

Кит ставит кружку на стол, выбрасывает пакетик в урну, потом говорит:

— Понимаешь, Серёга, уже через полгода над нами в стратосфере начнут собирать Чердак-2. Чердак-1 был небольшим исследовательским кораблём с кучкой обезбашенных идиотов, улетевших в никуда. А сейчас нас полетит восемьдесят пять тысяч человек. Мы, типа, лучшие, самые здоровые и чистые, и через два года, если нормально сядем, у нас будет нормальный городишко на равнинном материке Земли-2. Но жениться мы сможем, жёваный крот, только в колонии. Видимо, чтобы семейные пары первого поселения получились устойчивые и плодовитые. А всякие психологи и женатые — это те же крысы на корабле, зачем они нам. Рискну предположить, что у китаёсов, малайцев, австралийцев и прочих примерно всё так же будет.

— Понятно, но нафига? Кто этот дебилизм придумал? Может, это и правильно, но…

— А кто к нам на орбиту планету пригнал, ты знаешь⁈ — взрывается Кит. — Настоящую, кислородную. Или я знаю? Кто девяти странам технологии подарил, кто у нас основатели корпорации, можешь сказать?

На некоторое время все замолкают. Такое происходит всегда, когда кто-то в отделе задаёт похожие риторические вопросы. Кит снова начинает подбрасывать и ловить карандаш.

— Как считаешь, Сенька бороду сбреет? — спрашивает Макс.

— Не дай бог! — улыбается Кит. — Мы все тут густые чуваки, но пусть он останется самым густым. Купит отдельную квартиру на отпускные, найдёт нормальную земную бабу. Будет дальше рисовать наш новый мир.

Карандаш задевает коммутатор, и левая половина экрана гаснет. Кит негромко матькается, ловит карандаш и завершает фразу, ломая грифель об стол:

— А мы, дикие девственники, улетим в космос и порвём всех.