Кипр II

Глава 3

Весть о появлении Абаддона при дворе китайского императора распространилась среди маньчжурских племён подобно степному пожару. Старейшие шаманы вспоминали древние предания о демоне в костяной маске, чьи глаза горели зелёным пламенем преисподней — предвестнике великих бедствий и войн.

Виктор Крид созвал совет вождей всех объединённых племён в своей ставке на Сахалине. Они собрались в большом круглом зале, чьи стены, казалось, были сотканы из самого воздуха и морского тумана, а потолок открывал вид на звёздное небо, даже когда снаружи был день.

— Время пришло, — объявил Крид, стоя в центре круга. — Наш древний враг обосновался в Запретном городе и нашёптывает императору путь к артефакту, который не должен попасть в его руки.

Его глаза светились голубым пламенем, а по коже пробегали сполохи той же энергии — наследие копья, ставшего частью его существа.

— Мы должны действовать быстро и решительно. Не дожидаться, пока армии Китая вторгнутся в наши земли, а нанести удар первыми.

Вожди переглянулись. Мысль о нападении на Китай — огромную империю, чьи армии насчитывали сотни тысяч воинов, — казалась безумием.

— Нас слишком мало, — произнёс один из старейших вождей, Нургачи, чьё племя контролировало земли вдоль реки Амур. — Даже объединившись, мы не сможем противостоять военной мощи Поднебесной.

Виктор кивнул, признавая справедливость этих опасений.

— Не числом, а умением, — ответил он. — Не прямым столкновением, а стратегией и тактикой, которых они не ожидают.

Он подошёл к центру зала, и внезапно воздух вокруг него засветился, формируя объёмную карту северного Китая и прилегающих территорий.

— Смотрите, — произнёс Крид, указывая на карту. — Великая стена защищает Китай от набегов с севера. Но за столетия мира они расслабились. Гарнизоны малочисленны, многие укрепления разрушены временем.

Его рука скользнула вдоль извилистой линии, обозначавшей Великую Китайскую стену.

— Здесь, здесь и здесь, — он указал на несколько точек, которые тут же засветились ярче, — стена наиболее уязвима. Через эти проходы наши отряды смогут проникнуть на территорию Китая незамеченными.

Вожди внимательно изучали карту, их лица становились всё более задумчивыми. План начинал обретать форму в их сознании.

— Но даже если мы пройдём стену, — заметил Нургачи, — что дальше? До Пекина, где сидит император и его демон-советник, многие дни пути через густонаселённые земли.

— Мы не пойдём прямо на Пекин, — ответил Виктор. — По крайней мере, не сразу.

Он указал на другую точку карты, на полпути между Великой стеной и столицей.

— Наша цель здесь — храм Лунного Света на горе Чанбайшань. Согласно моим источникам, именно там хранится артефакт, который ищет Абаддон.

Крид сделал паузу, его взгляд стал отстранённым, словно он видел что-то за пределами этого зала, за пределами этого момента времени.

— Пятое кольцо Копья Судьбы, — тихо произнёс он. — Последний ключ к вратам времени.

В зале воцарилась тишина. Маньчжурские вожди не до конца понимали, о чём говорит их предводитель, но чувствовали важность момента. Они видели в Криде не просто искусного воина или мудрого правителя, но существо, связанное с силами, превосходящими их понимание.

— Я поведу войско, — заговорил наконец Нургачи, нарушая молчание. — Моё племя лучше всех знает земли вдоль Великой стены. Мы проведём наших воинов через проходы, о которых не знают даже китайские стражники.

Другой вождь, Хунтайши, командовавший племенами южных степей, поднялся со своего места.

— Мои всадники — самые быстрые, — произнёс он. — Мы будем авангардом, рассеем пограничные гарнизоны, прежде чем они успеют поднять тревогу.

Один за другим вожди вставали, предлагая силы своих племён, свои особые умения и знания. План начал обретать плоть и кровь, превращаясь из абстрактной идеи в реальную военную операцию.

Крид слушал их с одобрительной улыбкой. Он видел в этих людях не просто подчинённых, но соратников, каждый из которых вносил ценный вклад в общее дело.

— Хорошо, — сказал он, когда все высказались. — У нас есть план. Теперь нужна подготовка. У нас мало времени — Абаддон не будет ждать.

Он сделал жест рукой, и карта в воздухе растаяла, уступив место другим образам — схемам, чертежам, изображениям оружия и доспехов, каких маньчжуры никогда не видели.

— Я научу вас новым способам ведения войны, — продолжил Виктор. — Не только как сражаться, но и как обмануть противника, заставить его бороться с призраками, пока мы достигаем истинной цели.

Глаза вождей загорелись интересом. Крид был известен не только своей мудростью и силой, но и военным искусством, которым он овладел за тысячелетия сражений по всему миру.

— Готовьте своих воинов, — завершил он совет. — Через месяц мы выступаем. И да поможет нам… — он сделал паузу, не желая призывать богов, в которых давно не верил, — наша решимость и наше единство.

Подготовка к походу превратила маньчжурские земли в огромный военный лагерь. От Амура до Сахалина, от таёжных лесов до степных просторов — везде царила лихорадочная активность. Кузнецы работали день и ночь, выковывая оружие по новым образцам, которые показал им Крид. Женщины шили облегчённые доспехи, сочетавшие традиционные маньчжурские техники с инновациями, о которых раньше никто не слышал. Старики обучали молодёжь забытым навыкам выживания в горах и лесах Китая.

Но самым удивительным было преображение самих воинов. Под руководством Виктора они учились не только сражаться по-новому, но и мыслить иначе. Он обучал их тактикам, которые использовали римские легионы и монгольские орды, греческие фаланги и японские самураи. Он показывал им, как превратить слабость в силу, как использовать местность и погоду в своих интересах, как побеждать не числом, а умением.

Особое внимание Крид уделял разведке и коммуникации. Он создал сеть наблюдателей, которые могли передавать сообщения на огромные расстояния с помощью системы сигнальных огней и звуковых сигналов. Он обучил отборных воинов искусству маскировки и скрытного передвижения, чтобы они могли проникать глубоко на территорию противника.

И везде, где бы он ни появлялся, Виктор демонстрировал силу, ставшую частью его существа после слияния с Копьём Судьбы. Он мог зажечь костёр взглядом, остановить стрелу в полёте, заставить реку изменить своё течение. Эти демонстрации не были простым показом могущества — они вселяли в воинов уверенность, что под предводительством такого существа они способны на невозможное.

Но самым впечатляющим было то, как Крид объединял разрозненные племена в единое войско. Маньчжуры веками враждовали между собой, и старые обиды не исчезли в одночасье. Виктор не пытался стереть эти различия или заставить всех забыть прошлое. Вместо этого он создавал смешанные отряды, где воины разных племён должны были действовать сообща, полагаясь друг на друга в тренировочных сражениях.

Вначале это вызывало напряжение и конфликты. Но Крид терпеливо разрешал каждый спор, находя компромиссы, показывая, как различия могут стать источником силы, а не слабости. Постепенно вражда уступала место уважению, а уважение — боевому братству.

В центре своей ставки на Сахалине Виктор создал особое пространство — храм без стен, где небо служило куполом, а морские волны — музыкой для медитации. Здесь он проводил долгие часы в сосредоточении, готовя не только тело и разум, но и душу к предстоящей битве.

Он знал: столкновение с Абаддоном будет не просто военным противостоянием. Это будет битва двух древних сил, двух противоположных принципов, корни которых уходят во времена до начала записанной истории.

И в глубине души Крид понимал, что на этот раз победа не гарантирована. Абаддон тоже изменился за прошедшие века. Он стал хитрее, терпеливее, научился использовать не только грубую силу, но и манипуляции, обман, чужие страхи и желания.

В один из последних дней перед выступлением, когда закат окрашивал волны в кроваво-красный цвет, Виктор почувствовал странное колебание в воздухе — словно сама ткань реальности натянулась и задрожала. Он поднял голову от карт, которые изучал, и увидел перед собой размытый силуэт, постепенно обретающий чёткость.

Это был Хранитель — тот самый старик, которого он встретил у хижины у подножия горы Фудзи, и который потом появлялся в тибетском храме. Но теперь он выглядел иначе — более прозрачным, словно его присутствие здесь было лишь частичным.

— Ты чувствуешь это, Бессмертный? — спросил Хранитель без предисловий. — Время сжимается, пространство искривляется. Врата готовятся к открытию.

Крид кивнул. Он действительно ощущал это — странное напряжение в воздухе, словно перед грозой, но более глубокое, более фундаментальное. Четыре кольца внутри него пульсировали сильнее, резонируя с этими изменениями.

— Абаддон тоже это чувствует, — продолжил Хранитель. — Он ускоряет свои планы. Готовит ритуал, который позволит ему использовать силу пятого кольца даже без остальных четырёх.

Виктор нахмурился.

— Это возможно?

— Не полностью, — ответил старик. — Он не сможет полностью открыть врата времени. Но создаст… трещину. Достаточно широкую, чтобы часть того, что за вратами, просочилась в наш мир.

Он сделал шаг ближе, и его фигура стала ещё более прозрачной, словно таяла в воздухе.

— Ты должен остановить его, Бессмертный. Не ради себя, не ради своего бессмертия, а ради всего мира. Того, что есть, и того, что может быть.

Крид задумчиво кивнул.

— Я готов, — просто ответил он. — Мои воины готовы. Мы выступаем завтра на рассвете.

Хранитель улыбнулся — печальной, мудрой улыбкой существа, видевшего слишком много для одной жизни.

— Тогда я не буду задерживать тебя. Лишь скажу: помни, что сила, которая теперь часть тебя, — это не просто оружие. Это ключ, инструмент преображения. Используй её мудро.

С этими словами старик растаял в воздухе, оставив после себя лишь лёгкое голубоватое свечение, быстро рассеявшееся в сумерках.

Виктор долго смотрел на то место, где стоял Хранитель, затем повернулся к открытому морю. Его решимость окрепла, сомнения развеялись. Он знал, что должен делать, и был готов идти до конца.

Рассвет следующего дня застал маньчжурское войско уже в движении. Тридцать тысяч воинов — невероятное число для народа, веками разделённого на враждующие племена — двигались на юг, к границам Китая. Они шли не сплошной массой, а отдельными отрядами, каждый со своей задачей, своим маршрутом, своим временем выхода на позицию.

Крид ехал во главе центрального отряда, состоявшего из лучших воинов всех племён. Его высокая фигура на белом жеребце была видна издалека. Он не носил доспехов — его тело, обволакиваемое едва заметным голубоватым сиянием, не нуждалось в такой защите. Вместо оружия при нём был лишь простой посох, но все знали: истинное оружие Виктора Крида теперь было частью его самого.

По обе стороны от него ехали вожди племён, каждый во главе своего отряда. Нургачи со своими следопытами, знавшими каждую тропу вдоль Великой стены. Хунтайши с быстрыми всадниками южных степей. Могучий Баркал с воинами таёжных лесов, чьи топоры могли рубить камень как дерево. Молодой Хайлан, чьи лучники поражали цель, которую едва могли различить глаза обычного человека.

Они пересекли Амур на плотах и лодках, построенных специально для этого похода, и вступили на земли, формально принадлежавшие Китаю, но фактически оставленные без присмотра. Здесь маньчжурское войско разделилось согласно плану. Основные силы двинулись к Великой стене, а несколько небольших отрядов отправились в обход, через горные тропы, известные лишь немногим.

Виктор остался с центральным отрядом, но его сознание, расширенное копьём, ставшим частью его существа, охватывало всё войско. Он чувствовал каждый отряд, каждого воина, словно нити связывали их всех воедино. И через эти нити он мог направлять, советовать, предупреждать.

Когда первые дозоры достигли Великой стены, она предстала перед ними грандиозным сооружением, протянувшимся по гребням гор и холмов до самого горизонта. Но Крид уже знал, что это впечатление обманчиво. За величественным фасадом скрывались разрушенные участки, заброшенные сторожевые башни, малочисленные гарнизоны, деморализованные десятилетиями скуки и лишений.

И всё же прямое нападение на стену было бы самоубийством. Вместо этого маньчжуры использовали тактику, которой научил их Виктор. Малые отряды создавали видимость атаки в разных точках, отвлекая внимание защитников, в то время как основные силы незаметно проникали через брешь в стене, замаскированную так искусно, что даже близстоящие стражники не подозревали о её существовании.

Это был не штурм, а просачивание — словно вода, находящая путь через мельчайшие трещины в камне. К исходу первого дня несколько тысяч маньчжурских воинов уже находились на китайской стороне стены, и никто в Поднебесной не подозревал об этом.

Следующим этапом был марш к горе Чанбайшань, где находился храм Лунного Света — цель всего похода. Но здесь таилась новая опасность: густонаселённые земли Северного Китая, где любой незнакомец немедленно привлёк бы внимание.

И снова Крид применил стратегию, основанную не на силе, а на хитрости. Маньчжурские воины двигались малыми группами, маскируясь под торговцев, паломников, бродячих актёров, наёмных работников. Они избегали главных дорог, путешествовали ночью, использовали древние тропы, забытые даже местными жителями.

Виктор лично возглавил самый важный отряд — тот, что должен был достичь храма Лунного Света и защитить пятое кольцо от Абаддона. С ним шли лучшие воины — не просто искусные в бою, но и те, чей дух был достаточно силён, чтобы противостоять демоническому влиянию.

Они двигались быстро и бесшумно, как тени в лунном свете. Крид использовал свою силу, чтобы скрывать их от посторонних глаз — не полная невидимость, но своего рода ментальная завеса, заставлявшая наблюдателей отводить взгляд, забывать увиденное, находить логические объяснения тому, что не укладывалось в их понимание мира.

На исходе десятого дня пути отряд Виктора достиг подножия горы Чанбайшань. Величественная вершина, покрытая вечными снегами, возвышалась над окружающим ландшафтом, словно страж древних тайн. Где-то на её склоне, скрытый от посторонних глаз, находился храм Лунного Света, а в нём — пятое кольцо Копья Судьбы.

Крид собрал вокруг себя командиров отряда — Нургачи, Хунтайши, Баркала и Хайлана. В их глазах он видел усталость после долгого пути, но также решимость и веру в успех.

— Мы почти у цели, — сказал Виктор, указывая на гору. — Храм находится там, на восточном склоне, скрытый древней магией от всех, кроме тех, кто знает путь.

Он прикрыл глаза, и четыре кольца внутри него запульсировали сильнее, резонируя с близостью пятого.

— Я чувствую его, — продолжил Крид. — Кольцо здесь, в храме. Но чувствую и другое… — его лицо омрачилось. — Абаддон тоже близко. Он опередил нас.

Вожди переглянулись с тревогой. Они знали из рассказов Виктора, кто такой Абаддон, и понимали, что столкновение с этим древним существом будет испытанием, к которому не может подготовить никакая тренировка.

— Что нам делать? — спросил Нургачи, его рука машинально легла на рукоять меча.

Крид задумался на мгновение, затем его глаза вспыхнули голубым огнём решимости.

— Мы разделимся, — ответил он. — Я пойду в храм один. Абаддон ждёт меня, и только меня.

Видя, что вожди хотят возразить, он поднял руку, останавливая их.

— Это моя битва, друзья. Битва, которая длится тысячелетиями. И в этой битве ваша храбрость, каким бы великим оружием она ни была, не поможет.

Он положил руку на плечо Нургачи.

— Но вы можете помочь иначе. Абаддон не один. С ним солдаты императора, возможно, целая армия. Ваша задача — сдержать их, не дать им вмешаться в нашу с ним схватку.

Вожди кивнули, понимая логику этого плана. Против мистической силы Абаддона они были бессильны, но против земных воинов, какими бы многочисленными те ни были, маньчжуры могли сражаться на равных.

— Мы задержим их, сколько потребуется, — твёрдо произнёс Хунтайши. — Ни один китайский солдат не поднимется на гору, пока мы живы.

Виктор благодарно кивнул, затем обратил взгляд на восточный склон горы. Его глаза, в которых пульсировал голубой огонь копья, видели то, что было скрыто от обычных смертных — едва заметную тропу, ведущую к храму, защищённому не столько стенами, сколько древними заклинаниями и самой структурой реальности.

— Я отправляюсь немедленно, — сказал он. — Готовьте воинов к обороне. И да поможет нам… наша решимость.

С этими словами Крид начал восхождение к храму Лунного Света, где ждало его не только пятое кольцо, но и древний враг, готовый на всё, чтобы заполучить ключ к вратам времени.

Позади него маньчжурские воины занимали позиции, готовясь к битве своей жизни. А впереди, на склоне горы, окутанном мистическим туманом, ждало решение судьбы — не только его собственной, но и всего мира.

Туман обволакивал восточный склон горы Чанбайшань, словно живое существо — густой, почти осязаемый, он скрывал очертания деревьев и скал, искажал расстояния и направления. Для обычного человека путь через эту белесую завесу был бы невозможен. Но Виктор Крид не был обычным человеком.

Он поднимался по невидимой тропе уверенно, словно шёл по хорошо освещённой дороге. Четыре кольца, ставшие частью его сущности, пульсировали в такт сердцебиению, излучая мягкое голубое сияние, прорезающее туман подобно маяку. С каждым шагом это сияние становилось ярче, а пульсация — интенсивнее, откликаясь на близость пятого кольца.

Внезапно туман впереди расступился, открывая вид на храм Лунного Света. Древнее строение, казалось, парило над землёй, поддерживаемое не столько каменным фундаментом, сколько самой магией места. Его стены из белого мрамора светились изнутри, покрытые символами столь древними, что даже Крид, проживший тысячелетия, не мог прочесть их все. Купол храма, выложенный голубоватым камнем, напоминающим лунный свет, застывший в кристаллической форме, отражал лучи солнца, создавая вокруг здания своеобразный нимб.

Виктор остановился у подножия широкой лестницы, ведущей к входу в храм. Четыре кольца внутри него теперь пульсировали так сильно, что, казалось, весь воздух вокруг вибрировал в такт этому ритму. Он чувствовал пятое кольцо — его зов, его силу, его обещание завершённости.

Но чувствовал и другое присутствие — тёмное, древнее, исполненное ненависти и жажды разрушения. Абаддон был здесь, внутри храма, и ждал его.

С глубоким вдохом Крид начал подниматься по лестнице. Каждая ступень была покрыта символами, которые вспыхивали голубым светом под его ногами, словно приветствуя давно ожидаемого гостя. Когда он достиг вершины, массивные двери храма открылись сами собой, без единого звука.

Внутри храм был гораздо больше, чем казался снаружи, — пространство, искажённое древней магией, вмещало обширный зал с колоннами, поддерживающими купол. В центре зала, на возвышении из белого камня, стоял алтарь, и на нём — небольшая шкатулка, излучающая тот же голубоватый свет, что и кольца внутри Крида.

Но Виктор не смотрел на шкатулку. Его взгляд был прикован к фигуре, стоящей перед алтарём, — высокой, облачённой в чёрные одеяния, с маской из полированной кости вместо лица. В прорезях для глаз пульсировало ядовито-зелёное пламя, контрастирующее с голубым сиянием храма.

— Бессмертный, — произнёс Абаддон, и его голос был подобен шелесту осенних листьев, гонимых ветром по мёртвой земле. — Ты всегда приходишь слишком поздно.

Он сделал шаг в сторону, и теперь Виктор увидел, что шкатулка на алтаре открыта, а внутри — лишь пустота. Пятое кольцо исчезло.

— Где оно? — спросил Крид, его голос оставался спокойным, хотя внутри всё сжалось от осознания возможного поражения.

Абаддон рассмеялся — сухим, потусторонним смехом, от которого затрещали колонны храма.

— Там, где ты никогда его не найдёшь, — ответил он, поднимая руку.

В его ладони возникло кольцо — серебряный обод с гравировкой символов, похожих на те, что украшали стены храма. В центре кольца сверкал крошечный голубой камень, излучавший свет, подобный тому, что исходил от четырёх колец внутри Крида.

— Пятый и последний ключ к вратам времени, — продолжил Абаддон, поднимая кольцо выше, чтобы Виктор мог лучше его рассмотреть. — С ним я смогу открыть путь к силам, которые изменят мир по моей воле. Сделают его таким, каким он должен был быть с самого начала — царством хаоса и бесконечных возможностей, не скованных законами и правилами.

Крид сделал шаг вперёд, его глаза светились холодным голубым огнём.

— Ты забываешь одну деталь, Абаддон, — произнёс он. — Для полного открытия врат нужны все пять колец. А четыре из них — здесь.

Он прикоснулся к груди, где под кожей пульсировали четыре кольца, ставшие частью его существа.

Абаддон застыл, его маска повернулась к Криду, и в прорезях для глаз ядовито-зелёное пламя вспыхнуло ярче.

— Что ты сделал? — прошипел он. — Куда ты дел остальные кольца?

— Они стали частью меня, — ответил Виктор. — Как я всегда был частью их. Мы… слились.

На мгновение демон, казалось, потерял дар речи. Затем его смех снова разнёсся по залу, на этот раз с ноткой безумия.

— О, Бессмертный, ты даже не представляешь, что сделал! — воскликнул он. — Ты превратил себя в ключ, в инструмент, который может быть использован!

Абаддон сжал кулак с пятым кольцом, и оно вспыхнуло ярче.

— И теперь я использую тебя. Для открытия врат мне нужны уже не кольца, а ты сам.

Он поднял руки к потолку храма, и купол словно растаял, открывая вид на ночное небо, усыпанное звёздами. Но это было не обычное небо — созвездия двигались, меняли форму, образуя узоры, недоступные человеческому пониманию.

— Ритуал начинается, — произнёс Абаддон. — И ты станешь его центральной частью, Бессмертный.

Воздух вокруг Виктора сгустился, превращаясь в невидимые цепи, сковывающие его движения. Он почувствовал, как сила вытягивается из него, как четыре кольца внутри пульсируют в агонии, резонируя с пятым кольцом в руке Абаддона.

Но Крид не был беспомощен. Годы в тибетском храме, а затем среди маньчжуров научили его не только сражаться, но и принимать свою истинную природу, свою связь с силами, превосходящими понимание обычных смертных.

Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на этой связи, на копье, ставшем частью его существа, на четырёх кольцах, пульсирующих в унисон с его сердцем. И когда он открыл глаза вновь, они горели ярче, чем когда-либо прежде, — не просто голубым светом, а всеми оттенками спектра, словно внутри него зажглась звезда.

— Нет, Абаддон, — произнёс Виктор голосом, в котором звучала не только его собственная воля, но и воля тысячелетий, сила самого мироздания. — Это не ты используешь меня. Это я пришёл использовать тебя.

Он поднял руку, и невидимые цепи разлетелись, словно паутина под ударом урагана. Крид шагнул вперёд, и каждый его шаг оставлял светящийся след на мраморном полу храма.

— Что… — начал Абаддон, впервые в голосе демона прозвучало подобие страха. — Что ты делаешь?

— То, что должен был сделать давно, — ответил Виктор. — Заканчиваю нашу вечную войну. Здесь и сейчас.

Он сделал ещё шаг вперёд, и Абаддон отступил, крепче сжимая пятое кольцо.

— Ты не сможешь остановить меня! — воскликнул демон, и его фигура начала меняться, расти, превращаясь во что-то большее и страшное, чем человеческий облик, который он носил. — Я древнее тебя, сильнее тебя! Я был, когда ты ещё не родился, и буду, когда ты превратишься в прах!

Чёрные щупальца тьмы вырвались из его тела, устремляясь к Криду, подобно ядовитым змеям. Но они рассыпались в прах, не достигнув цели, сгорая в ауре света, окружавшей Виктора.

Абаддон взревел от ярости и кинулся вперёд, его фигура превратилась в вихрь тьмы, в центре которого пульсировало ядовито-зелёное пламя. Он ударил Крида с силой, способной разрушить гору, с яростью, копившейся тысячелетиями.

Виктор не уклонился и не попытался защититься. Он принял удар на себя, и на мгновение его фигура словно прогнулась под напором тьмы. Но затем выпрямилась, и свет, исходящий от него, стал ещё ярче.

— Я понял, в чём твоя слабость, Абаддон, — произнёс Крид, делая шаг навстречу демону. — Ты всё ещё пытаешься разрушить то, что не понимаешь. Но истинная сила не в разрушении. Она в созидании, в принятии, в единении с тем, что превосходит нас обоих.

Он протянул руку к вихрю тьмы, и там, где его пальцы касались чёрных щупалец, они превращались в свет, словно исцеляясь от древней болезни.

Абаддон закричал — не от боли, а от ужаса осознания того, что происходит. Он пытался отступить, отдалиться от Крида, но было поздно. Свет уже проник в его сущность, рассеивая тьму, трансформируя её.

— Что ты делаешь со мной⁈ — завыл демон голосом, в котором не осталось ничего человеческого.

— Освобождаю тебя, — ответил Виктор. — От ненависти, от жажды разрушения, от вечной войны, которую ты ведёшь даже с самим собой.

Он сделал ещё один шаг, и теперь его рука коснулась центра вихря, где пульсировало зелёное пламя глаз Абаддона. В тот же миг вихрь тьмы взорвался вспышкой света, столь яркой, что, казалось, сам храм растворился в ней.

Когда свет рассеялся, Виктор стоял в центре зала, держа в одной руке пятое кольцо, а в другой — маску из полированной кости, всё, что осталось от Абаддона. Маска, казалось, съёживалась, таяла, превращаясь в прах под взглядом Крида.

— Покойся с миром, древний враг, — тихо произнёс Виктор, когда последняя частица маски растворилась в воздухе. — Наша война окончена.

Он повернулся к алтарю, всё ещё держа пятое кольцо. Оно пульсировало в его ладони, словно живое существо, стремящееся воссоединиться с остальными четырьмя, ставшими частью его сущности.

Виктор долго смотрел на него, зная, что стоит на пороге решения, которое изменит не только его судьбу, но и судьбу всего мира. Четыре кольца внутри него пульсировали в ожидании, а пятое отвечало им, создавая гармонию, которой не было уже тысячелетия.

Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и прижал пятое кольцо к груди, туда, где под кожей светились остальные четыре. Вспышка света озарила храм, когда последнее кольцо слилось с его сущностью, завершая узор, начатый первыми четырьмя.

Земля под ногами Крида задрожала, стены храма затрещали, купол, всё ещё открытый звёздному небу, начал искривляться, словно сама ткань реальности не выдерживала силы, собранной в одной точке.

А затем пространство перед Виктором разорвалось, открывая врата времени — величественный портал, сотканный из света и тьмы, внутри которого виднелись образы всех возможных прошлых и будущих, всех реальностей, существующих одновременно.

Крид стоял перед вратами, и теперь перед ним был выбор, о котором говорил призрак его человечности в хижине у подножия Фудзи, выбор между освобождением для себя ценой разрушения мира и спасением мира ценой собственного уничтожения.

Но Виктор нашёл третий путь. Он медленно поднял руки к вратам, не входя в них и не позволяя тому, что за ними, войти в этот мир. Вместо этого он начал… закрывать их. Не физическим усилием, а силой воли, силой понимания, силой принятия своей истинной природы.

Врата сопротивлялись, пытаясь затянуть его внутрь или выпустить то, что скрывалось за ними. Но Крид был непреклонен. С каждым моментом портал становился всё меньше, его сияние тускнело, и наконец, с последним всплеском энергии, врата времени закрылись.

Но не исчезли полностью. Они словно свернулись, сжались до размеров небольшого кристалла, парящего перед Виктором. Кристалл, внутри которого пульсировали все пять колец, слившихся воедино, — ключ, который теперь можно было хранить, а не использовать.

Крид осторожно взял кристалл в руки, чувствуя его тепло и пульсацию. Он знал, что должен найти для него безопасное место, место, где никто и никогда не сможет использовать его силу для разрушения или хаоса.

Но это было задачей на будущее. Сейчас, когда битва с Абаддоном была окончена, а врата времени запечатаны, Виктор чувствовал лишь усталость и странное облегчение, словно бремя тысячелетий наконец ослабло на его плечах.

Он обернулся и увидел, что храм начинает рушиться — не от разрушительной силы, а словно возвращаясь к своему естественному состоянию после долгих веков мистической поддержки. Колонны крошились, стены трескались, купол обрушивался кусками мрамора и кристалла.

Крид неспешно направился к выходу, зная, что в обвале ему ничего не грозит. Он дошёл до дверей храма, когда услышал знакомый голос за спиной.

— Третий путь, Бессмертный? — произнёс дон Себастьян, стоявший среди руин с той же загадочной улыбкой, что и всегда. — Интересное решение.

Виктор обернулся, не удивляясь появлению испанца.

— Единственно верное, — ответил он. — Ни войти самому, ни выпустить то, что за вратами, а сохранить баланс. Запечатать врата, пока мир — и я сам — не будем готовы к тому, что за ними.

Дон Себастьян кивнул, снимая свои неизменные очки-авиаторы. Его голубые глаза, полные того же огня, что теперь горел в глазах Крида, смотрели с одобрением.

— Мудрый выбор, — произнёс он. — Возможно, самый мудрый из всех, что ты совершил за свои тысячелетия.

Он сделал шаг ближе, глядя на кристалл в руках Виктора.

— И что теперь? Куда ты направишься с этим… ключом от всех миров?

Крид посмотрел на кристалл, затем на дона Себастьяна.

— Туда, где его никто не найдёт, — ответил он. — Ни человек, ни демон, ни даже… такие, как ты.

Испанец рассмеялся — мелодичным смехом, в котором, однако, слышались отголоски древней силы.

— Как я? — переспросил он с деланным удивлением. — И кто же я, по-твоему?

— Хранитель, — просто ответил Виктор. — Один из многих, наблюдающих за вратами времени. Только принявший другой облик, чем старик, которого я встречал у Фудзи или в Тибете.

Дон Себастьян улыбнулся, не отрицая и не подтверждая эту догадку.

— Любопытно, что ты видишь так ясно теперь, — произнёс он. — Когда пять колец стали частью тебя, а потом трансформировались в нечто иное.

Он кивнул на кристалл.

— Позволь дать тебе совет, Бессмертный. Спрячь его не в месте, а во времени. Найди момент, который никто не сможет достичь, и оставь его там. До тех пор, пока не настанет час, когда врата должны будут открыться вновь.

С этими словами дон Себастьян исчез — не растворился постепенно, как в прошлые разы, а просто перестал существовать в этой точке пространства и времени, словно его никогда здесь и не было.

Виктор долго смотрел на место, где стоял испанец, затем перевёл взгляд на кристалл в своей руке. Внутри него пульсировали пять колец, теперь слившихся в единый узор, напоминающий странное созвездие.

— Спрятать во времени, — пробормотал он. — Интересная мысль.

Храм за его спиной окончательно обрушился, превращаясь в руины, которые вскоре поглотит лес, растущий на склонах горы Чанбайшань. Но Криду уже не было до этого дела. Его мысли были направлены в будущее — не только его собственное, но и будущее мира, теперь освобождённого от угрозы Абаддона и хаоса, который мог бы выплеснуться через врата времени.

Он начал спускаться с горы, туда, где ждали его маньчжурские воины, успешно сдержавшие армию китайского императора. Ему предстояло ещё многое — найти безопасное место для кристалла, восстановить мир на землях, которые он прошёл в своём походе, возможно, даже установить новый порядок, основанный не на завоеваниях, а на мудрости и понимании.

Но впервые за тысячелетия Виктор Крид не чувствовал бремени вечности как проклятия. Теперь его бессмертие было не ношей, а даром — возможностью видеть больше, понимать глубже, действовать на временных масштабах, недоступных обычным смертным.

И с этой новой перспективой он шёл навстречу будущему, готовый принять всё, что оно могло ему предложить.

У подножия горы Чанбайшань его встретили вожди маньчжурских племён — уставшие, израненные в битве, но гордые своей победой. Они смотрели на него с благоговением и ожиданием, видя в его глазах отблеск силы, превосходящей человеческое понимание.

— Всё кончено? — спросил Нургачи, выступая вперёд. — Демон побеждён?

Виктор кивнул, его взгляд был ясным и спокойным.

— Побеждён, — ответил он. — И больше никогда не вернётся.

Воины издали торжествующий клич, который эхом разнёсся по долине. Затем Нургачи вновь обратился к Криду:

— Что теперь, великий вождь? Идём на Пекин? Свергаем императора, захватываем Китай?

Виктор покачал головой, его лицо оставалось серьёзным.

— Нет, друг мой. Мы возвращаемся домой. Наша цель достигнута, и большего нам не нужно.

Он оглядел воинов, собравшихся вокруг него, и в его глазах была не жажда власти или завоеваний, а мудрость и спокойная уверенность.

— Мы построим нечто большее, чем империя, — произнёс Крид. — Мы создадим мир, где разные народы смогут жить в согласии, не подчиняя друг друга, а уважая различия и находя общее.

Маньчжурские вожди переглянулись, на их лицах читалось удивление, смешанное с уважением. Они пришли, готовые завоёвывать и разрушать, а уходили с видением созидания и гармонии.

И когда войско двинулось на север, к родным степям и лесам, все чувствовали, что участвовали в чём-то большем, чем просто военный поход. Они были свидетелями поворотного момента в истории — не только своего народа, но и всего мира.

А Виктор Крид шёл во главе этого войска, с кристаллом, хранящим запечатанные врата времени, надёжно спрятанным на груди. Бессмертный, нашедший свой путь. Воин, ставший миротворцем. Человек, принявший свою истинную природу и предназначение.

И хотя никто не мог предсказать, куда приведёт его этот путь в будущем, одно было ясно: история Копья Судьбы и пяти колец завершилась. А история Виктора Крида и мира, который он помогал создать, только начиналась.

Весть о поражении Абаддона и отступлении маньчжурского войска быстро достигла Пекина, но в пересказе императорских шпионов и напуганных очевидцев она приобрела искажённые черты. Император Китая, освободившись от влияния своего демонического советника, впал в неистовую ярость, узнав о вторжении варваров на священные земли Поднебесной и о разрушении древнего храма Лунного Света.

В Запретном городе состоялся экстренный совет, на котором высшие сановники и военачальники требовали немедленного ответного удара — полномасштабного вторжения в земли маньчжуров, полного истребления этих дерзких варваров.

— Их нужно стереть с лица земли, — говорил один из генералов, стуча кулаком по столу. — Чтобы никто и никогда больше не осмелился ступить на землю Поднебесной без позволения Сына Неба!

Император, молодой человек с острыми чертами лица и глазами, в которых читалась смесь страха и гнева, молча выслушал советников. Затем поднял руку, требуя тишины.

— Мы поступим иначе, — произнёс он голосом, не терпящим возражений. — Мы предъявим ультиматум их предводителю — этому… Криду. Пусть сдастся на милость нашего правосудия как военный преступник. Если он согласится, мы проявим милосердие к его народу.

Воцарилось молчание. Никто не осмеливался возразить императору, хотя многие считали его план наивным. Наконец, старший советник осторожно произнёс:

— А если он откажется, Ваше Величество?

Лицо императора исказилось в гримасе холодной ярости.

— Тогда мы уничтожим его и всех, кто последует за ним.

Так был составлен ультиматум — написанный на золотом свитке изысканной каллиграфией, запечатанный императорской печатью. Для его доставки отобрали лучшего гонца, которому предстояло пересечь земли, лежащие между столицей Поднебесной и ставкой маньчжурского предводителя на острове Сахалин.

Вместе с гонцом император отправил внушительный эскорт — пятьдесят тысяч лучших воинов, отобранных из элитной императорской гвардии и пограничных гарнизонов. На первый взгляд, это была абсурдно большая охрана для одного посланника. Но истинная цель была очевидна: продемонстрировать мощь Китая, запугать варваров и, если Крид откажется сдаться, немедленно привести приговор в исполнение.

— Пусть увидит нашу силу, — сказал император, напутствуя командующего эскорта. — Пусть поймёт, что сопротивление бесполезно.

В своей ставке на Сахалине Виктор Крид проводил совет со старейшинами маньчжурских племён. Они сидели в круглом зале, чьи стены казались сотканными из морского тумана, и обсуждали будущее своего союза.

Перед Кридом на низком столике стоял кристалл, внутри которого пульсировали пять колец, слившихся в единый узор — запечатанные врата времени, ключ от всех миров и эпох. Виктор ещё не решил, где спрятать этот опасный артефакт, но понимал, что должен найти место, недоступное ни для людей, ни для существ более могущественных.

— Мы должны укрепить границы, — говорил Нургачи, седовласый вождь амурских племён. — Китайцы не простят нам вторжения. Они ответят, и ответ будет страшен.

Другие старейшины кивали, соглашаясь с этой оценкой. Все они знали силу Поднебесной, её бесчисленные армии, её ресурсы, накопленные тысячелетиями цивилизации.

Крид слушал их с задумчивым видом, время от времени делая глоток горячего чая из простой глиняной чашки. С момента победы над Абаддоном он изменился — стал спокойнее, задумчивее, словно приобрёл понимание, недоступное даже самым мудрым из старейшин.

— Война не обязательна, — произнёс он наконец. — Есть и другие пути.

Старейшины переглянулись с сомнением. Многие из них провели жизнь в набегах и сражениях, и идея мирного сосуществования с традиционным врагом казалась им несбыточной.

— Китайцы уважают только силу, — заметил Хунтайши, вождь южных степных племён. — Они считают нас варварами, недостойными равного обращения.

— Ещё недавно вы сами воевали друг с другом, — мягко возразил Виктор. — И считали соседние племена врагами, недостойными уважения. Но вот вы сидите здесь, вместе, как союзники и друзья.

Он сделал паузу, обводя взглядом лица старейшин.

— Люди могут меняться. Народы могут меняться. Даже империи могут меняться, если им показать лучший путь.

Разговор прервал молодой воин, стремительно вошедший в зал. Он поклонился Криду и старейшинам, затем выпрямился, его лицо было серьёзным.

— Великий вождь, к нам приближается огромное войско китайцев, — произнёс он. — Не менее пятидесяти тысяч воинов. Они разбили лагерь на материке, напротив нашего острова, и готовят лодки для переправы.

По залу пробежал тревожный шёпот. Пятьдесят тысяч воинов — сила, способная сокрушить маньчжурские племена, даже объединённые под началом Крида.

— С ними гонец, — продолжил молодой воин. — Он требует встречи с тобой, великий вождь. Говорит, что несёт послание от самого императора Китая.

Виктор задумчиво кивнул, затем поднялся с места. Его высокая фигура, окружённая едва заметным голубоватым сиянием — наследием копья, ставшего частью его существа, — внушала спокойствие и уверенность.

— Я приму его, — сказал Крид. — Здесь, в моей ставке. Пусть войдёт один, без оружия и сопровождения.

Старейшины начали возражать, опасаясь ловушки или покушения, но Виктор остановил их жестом.

— Не бойтесь за меня, друзья. Мне не угрожает опасность, которую мог бы представлять обычный человек.

Он повернулся к молодому воину.

— Скажи гонцу, что я жду его. И скажи китайским военачальникам, что их армия может оставаться там, где она есть. Любая попытка переправиться на остров без моего разрешения будет рассматриваться как объявление войны.

Имперский гонец прибыл на следующий день — высокопоставленный сановник в роскошных шёлковых одеждах, с надменным выражением лица, привыкший к беспрекословному подчинению. Его провели через лабиринт коридоров ставки Крида, намеренно запутывая, чтобы он не смог запомнить дорогу или оценить размеры и структуру крепости.

Наконец, он предстал перед Виктором и старейшинами, всё ещё сидевшими за церемонией чаепития, словно не прерывали её с предыдущего дня. Круглый зал с туманными стенами и потолком, открывающим вид на звёздное небо даже среди бела дня, произвёл на гонца сильное впечатление, хотя он и пытался скрыть своё удивление.

— Великий император Китая, Сын Неба и Повелитель всех земель под солнцем, — начал сановник, развернув золотой свиток, — обращается к предводителю маньчжурских мятежников Виктору Криду.

Он читал ультиматум высоким, надтреснутым голосом, тщательно выговаривая каждое слово. Текст был полон высокопарных фраз и намеренных оскорблений, перемежающихся угрозами и обещаниями жестокой расправы. Суть сводилась к простому требованию: Крид должен сдаться на милость императорского правосудия как военный преступник, и тогда его народу будет позволено жить под властью Поднебесной. В противном случае и он, и все маньчжуры будут уничтожены.

Когда гонец закончил чтение, в зале воцарилась тишина. Старейшины сидели неподвижно, их лица не выражали ни страха, ни гнева — только спокойное достоинство людей, готовых принять любой вызов судьбы.

Виктор медленно поднялся с места. Его глаза, в которых пульсировал голубой огонь пяти колец, ставших частью его сущности, встретились с взглядом имперского гонца. Сановник невольно отступил на шаг, впервые в жизни ощутив настоящий, первобытный страх перед существом, превосходящим его понимание.

— Передай своему императору, — произнёс Крид голосом, в котором звучала не только его собственная воля, но и воля тысячелетий, — что я отвергаю его ультиматум. Маньчжуры — свободный народ, и останутся таковыми. Мы не ищем войны с Китаем, но и не склонимся перед угрозами.

Он сделал шаг вперёд, и гонец отступил ещё дальше, едва удерживаясь от желания развернуться и бежать.

— Скажи ему также, — продолжил Виктор, — что если он желает мира, я готов к переговорам на равных. Но если он выбирает войну…

Крид замолчал, и в этой паузе было больше угрозы, чем в самых жестоких словах.

— Я… я передам ваш ответ, — пробормотал гонец, кланяясь с гораздо большим почтением, чем при встрече.

Его проводили обратно тем же запутанным путём, и вскоре он уже мчался к китайскому лагерю на материке, где нетерпеливо ждали его возвращения военачальники императорской армии.

Ответ Крида вызвал в китайском лагере настоящую бурю. Военачальники, уже предвкушавшие лёгкую победу и богатую добычу, были разъярены дерзостью варвара, посмевшего отвергнуть милость Сына Неба.

— Мы должны нанести удар немедленно! — кричали они, стуча кулаками по столу в командирском шатре. — Уничтожить этого самозванца и всех, кто за ним последовал!

Главнокомандующий, пожилой генерал с длинной седой бородой и шрамами от множества сражений, молча выслушал своих офицеров. Затем поднял руку, требуя тишины.

— Мы выполним волю императора, — произнёс он. — Все пятьдесят тысяч воинов переправятся на остров. Мы окружим логово этого Крида и уничтожим его.

Подготовка к переправе началась немедленно. Сотни лодок и плотов были спущены на воду, и вскоре первые отряды китайских солдат ступили на берег Сахалина. Они ожидали сопротивления, но к их удивлению, побережье было пустынным. Ни единого маньчжурского воина не встретилось им на пути.

Это озадачило генерала, но не остановило его. Следуя указаниям проводников-перебежчиков, китайское войско двинулось вглубь острова, к месту, где должна была находиться ставка Крида.

Путь их лежал через густой лес, чьи деревья, казалось, наблюдали за пришельцами с молчаливой враждебностью. Туман, клубившийся между стволами, то сгущался, то рассеивался, создавая иллюзию движущихся фигур на периферии зрения. Многие солдаты крепче сжимали оружие, ощущая неясную тревогу.

Наконец, лес расступился, и перед ними открылась широкая долина. В центре её, на пологом холме, стояла крепость Крида — странное сооружение, чьи стены, казалось, были сотканы из самого воздуха и морского тумана. Она словно появлялась и исчезала в утренней дымке, не подчиняясь обычным законам физики.

Китайская армия развернулась в боевой порядок, готовясь к осаде. Но прежде чем был отдан приказ о наступлении, ворота крепости открылись, и оттуда вышел одинокий человек.

Даже с расстояния главнокомандующий мог видеть, что это был высокий светловолосый мужчина в простой одежде, без доспехов и видимого оружия. Он спускался по склону холма уверенным шагом, словно не замечая тысяч вражеских солдат, готовых обрушиться на него по первому сигналу.

— Это он, — прошептал один из офицеров. — Крид.

Генерал поднял руку, сигнализируя войскам оставаться на месте. Что-то в фигуре этого чужеземца заставляло его сохранять осторожность, несмотря на подавляющее численное превосходство.

Виктор остановился на расстоянии выстрела из лука от передних рядов китайского войска. Его голос, усиленный какой-то неведомой силой, разнёсся над долиной, достигая ушей каждого солдата, словно он говорил с ним наедине.

— Я дал вашему гонцу ясный ответ, — произнёс Крид. — И предложил мир. Но вы выбрали войну.

Он развёл руки в стороны, и голубоватое сияние, окружавшее его фигуру, стало ярче, заметнее даже под лучами утреннего солнца.

— Последний раз предлагаю вам: уходите с этого острова. Возвращайтесь в Пекин. Скажите своему императору, что маньчжуры не желают быть его врагами, но не станут его рабами.

По рядам китайских солдат пробежал неуверенный шёпот. Многие были смущены странным видением человека, светящегося голубым огнём, и его спокойной уверенностью перед лицом подавляющей силы.

Но генерал быстро подавил это замешательство. Он выехал вперёд на своём боевом коне, облачённый в роскошные доспехи с символами высочайшего военного ранга.

— Ты говоришь дерзко, варвар, — крикнул он, его голос был хорошо поставлен для командования на поле боя. — Но слова ничего не значат перед лицом силы! Сдавайся немедленно, или мы уничтожим тебя и всех твоих последователей!

Виктор долго смотрел на генерала, в его взгляде читалась не злость или презрение, а странная грусть, словно он сожалел о неизбежном.

— Так да будет по-вашему, — тихо произнёс он, но его голос всё равно достиг каждого уха.

А затем Крид двинулся вперёд, и с каждым его шагом голубое сияние вокруг него становилось ярче, плотнее, превращаясь в своеобразную ауру, в которой пульсировали узоры, напоминающие пять колец, слившихся воедино.

Генерал выхватил меч и отдал приказ к атаке. Тысячи стрел взвились в воздух, устремляясь к одинокой фигуре Виктора. Но ни одна не достигла цели — они рассыпались в прах, не долетая до него, сгорая в ауре голубого огня, окружавшей Крида.

Первые ряды китайских солдат с боевым кличем бросились вперёд, размахивая мечами и копьями. Виктор не ускорил шаг и не изменил направления. Он шёл прямо на них, невооружённый, защищённый лишь тем странным сиянием, которое, казалось, было частью его самого.

Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, произошло нечто невообразимое. Крид не стал уклоняться от атаки или защищаться. Вместо этого он просто… прошёл сквозь своих врагов. Буквально через них, как сквозь туман или дым. И там, где он проходил, солдаты падали — не раненые, не убитые в привычном понимании, а словно лишённые жизненной силы, опустошённые до самой сути.

Виктор продолжал идти ровным, неторопливым шагом, и вокруг него образовывался коридор из павших воинов. Те, кто был далеко, видели лишь, как их товарищи внезапно валятся с ног, словно подкошенные, когда светловолосый чужеземец просто проходит мимо них, даже не замедляя шага, не делая ни единого агрессивного движения.

Паника начала распространяться по рядам китайского войска. Солдаты, ещё минуту назад уверенные в своей непобедимости благодаря численному превосходству, теперь в ужасе отступали, спотыкаясь о тела товарищей, бросая оружие, забывая о дисциплине и приказах.

Генерал, видя, что его армия разваливается на глазах, попытался восстановить порядок. Он сам возглавил атаку элитного отряда императорской гвардии, лучших воинов Поднебесной, обученных сражаться с любым противником, какой бы силой тот ни обладал.

Но результат был тем же. Крид, всё так же спокойно идущий вперёд, даже не поднял руки для защиты, когда меч генерала обрушился на него. Клинок прошёл сквозь голубое сияние и… рассыпался искрами, словно был сделан из бумаги, а не из закалённой стали. А в следующий миг сам генерал рухнул на землю, его глаза остекленели, жизнь покинула тело.

К закату всё было кончено. Пятьдесят тысяч лучших воинов Китая лежали на земле, не мёртвые в привычном понимании этого слова, но и не живые. Словно оболочки, из которых изъяли всё, что делало их людьми — волю, мысли, эмоции, саму искру жизни.

Виктор Крид стоял посреди этого безмолвного поля, окружённый телами поверженных врагов. Голубое сияние вокруг него постепенно тускнело, возвращаясь к почти незаметному свечению, которое теперь было его постоянным спутником.

Он оглядел результат своей работы, и на его лице не было ни торжества, ни удовлетворения — только усталость и глубокая печаль. Он не хотел этой битвы, не хотел этих смертей. Но выбор был сделан не им.

Медленно, словно неся на плечах невидимый груз, Крид повернулся и пошёл обратно к своей крепости, где ждали его старейшины маньчжурских племён. Сегодня они увидели ещё одно подтверждение того, что их предводитель не просто искусный воин или мудрый правитель, но существо иного порядка, связанное с силами, превосходящими человеческое понимание.

Когда Виктор вернулся в круглый зал своей ставки, старейшины встретили его почтительным молчанием. Они видели сражение — если это можно было назвать сражением — с вершины холма, и теперь в их глазах читался не только страх или благоговение, но и вопрос: что будет дальше?

Крид молча сел на своё место, взял чашку с остывшим чаем, сделал глоток. Его лицо было задумчивым, взгляд — устремлённым куда-то вдаль, за пределы этого зала, этого острова, возможно, даже этого времени.

— Это изменит всё, — наконец произнёс Нургачи, нарушая тишину. — Китай никогда не простит такого унижения. Они пришлют новую армию, больше прежней. И ещё одну, и ещё. Они будут воевать, пока не уничтожат нас или не будут уничтожены сами.

Виктор медленно покачал головой.

— Нет, друг мой. Они не пришлют новую армию. По крайней мере, не сразу.

Он поставил чашку на стол, его взгляд прояснился, вернувшись из далёких далей, куда он был устремлён.

— То, что они увидели сегодня, изменит их представления о том, что возможно, а что нет. О том, против кого они выступают. И о том, насколько мудро продолжать эту войну.

Крид поднялся с места, и старейшины невольно выпрямились, чувствуя важность момента.

— Я отправлюсь в Пекин, — объявил Виктор. — Один, без войска. Я буду говорить с императором лично.

По залу пробежал удивлённый шёпот. Идея Крида казалась безумием — войти в логово врага, в самое сердце Поднебесной, в Запретный город, куда даже высокопоставленные китайцы допускались лишь по особому разрешению.

— Это ловушка, — возразил Хунтайши. — Они схватят тебя, как только ты пересечёшь границу.

Виктор улыбнулся — спокойной, уверенной улыбкой человека, знающего о мире больше, чем кажется возможным.

— После того, что произошло сегодня? — мягко спросил он. — Ты думаешь, они осмелятся?

Он обвёл взглядом лица старейшин, в его глазах горел отблеск той силы, которую они видели в бою.

— Я предлагаю императору выбор, — продолжил Крид. — Мир или уничтожение. И после сегодняшнего дня он поймёт, что этот выбор реален.

Старейшины молчали, обдумывая его слова. Наконец, Нургачи, самый старший и уважаемый из них, медленно кивнул.

— Иди, великий вождь, — произнёс он. — И пусть твоя мудрость найдёт путь к миру, которого не смогла найти наша сила.

Виктор благодарно кивнул, затем поднял с пола небольшую сумку, куда аккуратно положил кристалл с пятью кольцами внутри — запечатанные врата времени. Этот артефакт он не мог оставить даже самым доверенным своим соратникам — слишком велика была его сила, слишком опасны последствия неправильного использования.

— Я вернусь, — сказал Крид, закидывая сумку на плечо. — Возможно, не скоро. Но вернусь. А пока продолжайте то, что мы начали вместе — строительство нового союза, основанного не на страхе и подчинении, а на взаимном уважении и общем благе.

С этими словами он покинул круглый зал, оставив старейшин обдумывать произошедшее и готовиться к будущему, которое, как они теперь понимали, могло быть куда сложнее и непредсказуемее, чем они представляли себе раньше.

А Виктор Крид, Бессмертный, победитель Абаддона, хранитель запечатанных врат времени, направился в Пекин — навстречу новому этапу своего бесконечного путешествия через века и тысячелетия.

Первые лучи рассвета едва коснулись горизонта, когда Виктор Крид покинул свою ставку на Сахалине. Он шёл один, без сопровождения маньчжурских воинов, с небольшой сумкой за плечами, где хранился кристалл с запечатанными вратами времени. Его высокая фигура, окружённая едва заметным голубоватым сиянием, казалась обычному взгляду уязвимой и одинокой на фоне бескрайних просторов.

Но он не был один.

За его спиной, в предрассветной дымке, поднимались с земли китайские воины, павшие накануне от прикосновения его силы. Пятьдесят тысяч фигур, облачённых в некогда безупречные доспехи, теперь покрытые пылью и кровью. Их движения были механическими, лишёнными человеческой грации, но подчинёнными единой воле. В их пустых глазах горело голубое пламя — отражение силы, ставшей частью сущности Крида.

Это были не живые люди, но и не мёртвые в привычном понимании этого слова. Скорее, пустые сосуды, из которых была изъята прежняя личность, и заполненные теперь частицами сознания Виктора, крошечными фрагментами силы Копья Судьбы, слившегося с его существом.

— Следуйте за мной, — произнёс Крид, и его голос, усиленный той же силой, достиг каждого из них, вызывая немедленное подчинение.

Так началось странное шествие — во главе Виктор, за ним пятьдесят тысяч бывших китайских солдат, ныне подобных марионеткам в руках кукловода, но марионеткам, обладающим силой и скоростью, превосходящими человеческие возможности.

Они двигались через пролив, отделяющий Сахалин от материка, не на лодках или плотах, а просто шагая по воде, которая застывала под их ногами, образуя временные мосты из материи, похожей на голубоватый лёд, но исчезающей сразу после их прохода. Местные рыбаки, случайно увидевшие это зрелище с безопасного расстояния, решили, что стали свидетелями шествия призраков или демонов, и поспешили распространить эти слухи, которые, обрастая фантастическими деталями, бежали впереди странной армии.

На материке шествие продолжилось через маньчжурские земли, где местные жители выходили из своих жилищ, чтобы лицезреть невиданное зрелище. Они падали на колени перед Кридом, видя в нём не просто своего вождя, но божество, спустившееся на землю. Виктор не поощрял такого поклонения, но и не запрещал его — он знал, что людям нужны символы и ритуалы, чтобы осмыслить то, что выходит за пределы их понимания.

Весть о приближении Бессмертного с армией призрачных воинов распространялась как пожар в сухой степи. Маньчжурские дозоры, установленные вдоль Великой Китайской стены, видели приближение странной процессии издалека и успевали передать сообщения через систему сигнальных огней, созданную по указанию Крида.

Когда шествие достигло Великой стены, пограничные гарнизоны, уже наслышанные о судьбе пятидесятитысячной армии, отправленной против маньчжуров, не оказали ни малейшего сопротивления. Стражники просто отступили, освобождая проход, многие падали ниц, не смея поднять глаз на пришельцев.

Виктор шёл первым, его облик был одновременно величественным и пугающим — высокий светловолосый чужеземец с глазами, пылающими голубым огнём, окружённый аурой силы, которая, казалось, могла сокрушить горы одним своим прикосновением. За ним, в идеальном строю, шагали пятьдесят тысяч бывших китайских воинов, двигаясь с механической точностью, их глаза горели тем же голубым пламенем, что и глаза их предводителя.

Мирное население пограничных городков в ужасе бежало, едва завидев это шествие. Те, кто оставался, запирали двери и ставни, зажигали благовония перед семейными алтарями, моля древних богов о защите. Но Крид не собирался причинять вред невинным — его целью был Пекин, император, возможность установить мир между двумя народами без дальнейшего кровопролития.

Китайские военачальники, получавшие донесения о приближении странной армии, собирали войска, готовили оборону, но когда прозрачные глаза очевидцев, наполненные священным ужасом, описывали то, что они видели, даже самые храбрые генералы начинали сомневаться в целесообразности сопротивления.

Ходили слухи, что сам император, узнав о приближении Крида, впал в такую ярость, что разбил нефритовый трон, передававшийся от правителя к правителю со времён глубокой древности. Другие говорили, что он заперся в своих покоях и не выходит оттуда, проводя дни и ночи в молитвах и жертвоприношениях, пытаясь умилостивить небесные силы.

А шествие продолжалось, неумолимо приближаясь к сердцу Поднебесной.

На исходе седьмого дня пути они достигли предместий Пекина. Грандиозный город, окружённый массивными стенами, был виден издалека — его пагоды и дворцы, храмы и ворота, все они сияли в лучах заходящего солнца, создавая иллюзию места, более принадлежащего мифу, чем реальности.

На подступах к городу их ждала армия — гораздо большая, чем та, что была отправлена на Сахалин. Сотни тысяч солдат, выстроенных в безупречном боевом порядке, с лесом копий и знамён, возвышающихся над их рядами. Они стояли неподвижно, подобно терракотовым воинам из древних гробниц, ожидая приказа, который превратит их из статуй в смертоносную силу.

Виктор остановил своё шествие на почтительном расстоянии от китайской армии. Его собственное войско из преображённых солдат застыло за его спиной с жуткой синхронностью — пятьдесят тысяч пар горящих голубым пламенем глаз, неподвижных, устремлённых в пустоту, ожидающих команды.

Вперёд выехал китайский военачальник, его доспехи и сбруя коня были столь роскошными, что могли соперничать с императорскими. Он остановился на полпути между двумя армиями, явно ожидая, что Крид присоединится к нему для переговоров.

Виктор пошёл навстречу, не проявляя ни страха, ни агрессии. Когда они встретились, китайский генерал с трудом скрывал дрожь, глядя в голубые, пылающие нечеловеческой силой глаза Крида.

— Великий император Китая соглашается говорить с тобой, чужеземец, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Но прежде он требует доказательств твоих мирных намерений.

— Каких доказательств? — спокойно спросил Виктор.

— Распусти свою… армию, — ответил генерал, бросив нервный взгляд на неподвижные ряды преображённых солдат. — Отпусти их души, которые ты похитил.

Крид задумчиво кивнул. В этой просьбе был смысл — демонстрация силы достигла своей цели, напугав и впечатлив правителя Поднебесной, но продолжать её дальше означало лишь усиливать страх и ненависть, а не способствовать миру.

— Хорошо, — ответил он после недолгого размышления. — Я отпущу их. Но взамен требую безопасного прохода в Запретный город и личной аудиенции с императором.

Генерал с явным облегчением кивнул.

— Это будет исполнено, чужеземец. Ты получишь эскорт из императорской гвардии и будешь представлен Сыну Неба с подобающими почестями.

Виктор развернулся к своей странной армии. Он поднял руки, и голубое сияние вокруг него усилилось, разрастаясь, охватывая всё пространство, где стояли преображённые солдаты. Послышался звук, напоминающий глубокий вздох, раздавшийся из пятидесяти тысяч глоток одновременно.

А затем начался процесс трансформации, обратный тому, что произошёл на Сахалине. Голубое пламя в глазах солдат начало тускнеть, их механические, безжизненные позы смягчались, возвращаясь к естественной человеческой анатомии. На лицах, прежде лишённых всякого выражения, появлялись эмоции — сначала замешательство, затем страх, наконец осознание.

Крид не просто отпускал их — он возвращал им то, что забрал: их личности, воспоминания, сущность. Но не полностью, не в том виде, в котором они существовали раньше. Теперь в них оставалась частица его силы, его сознания, подобно семени, которое будет расти с годами, меняя их восприятие, их понимание мира.

Когда процесс завершился, пятьдесят тысяч бывших китайских солдат, теперь вновь обретших себя, опустились на колени перед Виктором. Не по принуждению, а по собственной воле — их разум, соприкоснувшийся с сознанием существа, прожившего тысячелетия и постигшего тайны, недоступные обычному человеку, был навсегда изменён этим опытом.

— Идите, — произнёс Крид, обращаясь к ним. — Возвращайтесь к своим семьям, к своим домам. Живите в мире и помните то, что вы узнали.

Они поднялись и начали расходиться — не строем, а порознь или малыми группами, как обычные люди. Но в их глазах всё ещё мерцал слабый отблеск голубого пламени, незаметный для обычного взгляда, но хорошо видимый тем, кто знал, что искать.

Генерал наблюдал за этой сценой с благоговейным ужасом. Когда последний из солдат ушёл, он повернулся к Криду.

— Ты… вернул им жизнь, — произнёс он с изумлением. — Но они изменились.

— Как меняется всякий, кто прикоснулся к тому, что превосходит его понимание, — спокойно ответил Виктор. — Не бойся за них. Они не враги твоему императору. Наоборот, они станут его самыми верными подданными — но не из страха или преданности традиции, а из понимания более глубокого порядка вещей.

Генерал не вполне понял эти слова, но кивнул, как будто понял. Затем указал на Пекин, чьи ворота теперь открывались, выпуская эскорт императорской гвардии в роскошных парадных доспехах.

— Твой путь в Запретный город, чужеземец. Да будет он мирным.

Запретный город был ярким воплощением мощи и величия китайской цивилизации. Его дворцы и храмы, павильоны и сады — всё дышало древностью и мудростью, накопленной за тысячелетия. Даже Виктор, повидавший немало чудес света за свою долгую жизнь, был впечатлён гармонией и масштабом этого места.

Его провели через множество ворот, каждые из которых были более величественны, чем предыдущие, через анфилады дворцов и храмов, чьи стены были покрыты золотом и драгоценными камнями. Наконец, он достиг сердца Запретного города — Зала Высшей Гармонии, где император Китая восседал на Драконовом троне, окружённый сановниками и придворными.

Император был молод — не более двадцати лет, но его лицо уже несло печать власти и высокомерия, присущую тем, кто вырос, зная, что мир вращается вокруг них. Он смотрел на Крида с нескрываемым страхом, смешанным с любопытством, как смотрят на редкое и опасное животное, запертое в клетке.

— Ты тот, кого называют Бессмертным, — произнёс император, его голос был высоким и резким, с нотками нервозности, которую он пытался скрыть за напускной уверенностью. — Тот, кто осмелился вторгнуться на земли Поднебесной и бросить вызов нашей мощи.

Виктор спокойно выдержал этот взгляд. Он не поклонился, как того требовал этикет, но и не проявил неуважения — просто стоял прямо, как равный перед равным.

— Я Виктор Крид, — ответил он. — Вождь объединённых маньчжурских племён. И я пришёл предложить мир — истинный мир, основанный не на подчинении, а на взаимном уважении.

Император нахмурился, явно недовольный тем, что чужеземец осмелился говорить с ним как с равным.

— Мир? — переспросил он с насмешкой. — После того, как ты уничтожил нашу армию? После того, как осквернил наших воинов своей тёмной магией?

Крид покачал головой.

— Я не уничтожил вашу армию, Ваше Величество. Я изменил её. И затем вернул ваших воинов к жизни, к их семьям. Они по-прежнему верны Поднебесной, но теперь они понимают больше, видят дальше. И они могут стать мостом между нашими народами, если вы позволите.

Он сделал шаг вперёд, и императорская гвардия напряглась, готовая вмешаться. Но Виктор не проявлял агрессии, его руки были пусты и открыты в жесте мира.

— Я не хочу войны с Китаем, Ваше Величество. Маньчжуры не стремятся к завоеваниям или господству. Мы хотим лишь жить свободно на землях наших предков, торговать с соседями, обмениваться знаниями и культурой.

Император слушал с напряжённым вниманием, его взгляд постепенно менялся — от опасливой враждебности к осторожному интересу.

— А что ты предлагаешь взамен? — спросил он после долгой паузы. — Какую выгоду получит Поднебесная от союза с маньчжурами?

Крид улыбнулся — это была открытая, искренняя улыбка, неожиданная для существа его силы и древности.

— Мир на северных границах, Ваше Величество. Торговый путь через земли, которые мы объединили, к богатствам севера и востока. Союзников, которые будут стоять рядом с вами против любой угрозы.

Он сделал паузу, затем добавил:

— И мою личную мудрость и силу, когда они понадобятся Поднебесной. Не как слуги или подданного, но как друга и союзника.

В тронном зале воцарилась тишина. Император явно размышлял над этим предложением, взвешивая возможные выгоды и риски. Его советники шептались между собой, их лица выражали смесь недоверия и любопытства.

Наконец, Сын Неба принял решение.

— Мы… рассмотрим твоё предложение, чужеземец, — произнёс он, стараясь сохранить императорское достоинство. — И дадим ответ после надлежащих консультаций с нашими советниками.

Виктор склонил голову в знак уважения.

— Благодарю, Ваше Величество. Мудрый правитель знает ценность мира и союзников.

Император сделал знак, и церемониймейстер ударил в гонг, обозначая конец аудиенции. Крида проводили в павильон для почётных гостей, где ему предстояло ожидать решения императора и его совета.

Три дня и три ночи длились совещания в императорском дворце. Сановники и генералы, учёные и придворные маги — все высказывали свои мнения о странном чужеземце и его предложении. Мнения разделились: одни считали, что необходимо согласиться на союз, другие настаивали на продолжении войны, третьи предлагали коварный план — принять предложение мира, а затем, когда Крид утратит бдительность, уничтожить его и покорить маньчжуров.

На исходе третьего дня император принял окончательное решение. Он вновь вызвал Виктора в тронный зал, на этот раз обставив аудиенцию с ещё большей пышностью — сотни свечей освещали зал, музыканты играли древние мелодии, призванные умиротворять богов и демонов, в воздухе клубились благовония, создавая мистическую атмосферу.

Но Крид оставался невозмутим среди этого великолепия. Он стоял перед Драконовым троном всё так же прямо, его глаза светились тем же ровным голубым огнём, что и в первую встречу.

— Мы приняли решение, — объявил император, и его голос, усиленный акустикой зала, звучал более величественно, чем в прошлый раз. — Поднебесная согласна на мир с маньчжурами. Мы признаём ваше право на земли, которые вы занимаете, и готовы установить торговые и дипломатические отношения.

Он сделал паузу, затем добавил:

— Но у нас есть условия. Маньчжуры должны признать верховную власть императора Китая и ежегодно присылать дань в знак уважения. В ответ мы гарантируем защиту и покровительство.

Это было традиционное предложение вассалитета, которое Китай веками предлагал соседним народам. Не равноправный союз, а отношения господина и слуги, пусть и облечённые в дипломатические формулировки.

Виктор долго смотрел на императора, и в его взгляде читалось не раздражение или гнев, а скорее сожаление — словно он наблюдал за ребёнком, повторяющим ошибки, которые сам давно перерос.

— Я ценю ваше предложение, Ваше Величество, — наконец произнёс он. — Но должен его отклонить. Маньчжуры не станут вассалами Китая. Мы предлагаем равноправный союз или ничего.

Он сделал шаг вперёд, и голубое сияние вокруг него стало заметнее, как случалось, когда его эмоции усиливались.

— Поймите, Ваше Величество: мир меняется. Старые отношения господства и подчинения уступают место новым — основанным на взаимном уважении и общей выгоде. Те, кто не сможет принять эти изменения, будут сметены ходом истории.

Император побледнел, его руки сжали подлокотники трона. В зале воцарилась напряжённая тишина — никто из присутствующих не осмеливался вымолвить ни слова, все взгляды были устремлены на Сына Неба, ожидая его реакции на дерзость чужеземца.

Наконец, император медленно выдохнул, словно принимая тяжёлое решение.

— Возможно… мы были слишком поспешны в своих суждениях, — произнёс он, и каждое слово явно давалось ему с трудом. — Идея равноправного союза заслуживает… дальнейшего обсуждения.

Виктор улыбнулся — дипломатически, но с явным удовлетворением.

— Мудрое решение, Ваше Величество. Я предлагаю сформировать совместную комиссию из представителей обоих народов для разработки деталей нашего соглашения.

Император кивнул, сохраняя царственное достоинство, хотя всем было ясно, что он только что отступил перед волей чужеземца — беспрецедентный случай в истории Поднебесной.

— Да будет так, — произнёс он. — Наши министры будут работать с твоими… представителями над составлением договора.

Он сделал паузу, затем добавил с ноткой искреннего любопытства в голосе:

— А теперь, когда формальности завершены… я бы хотел узнать больше о тебе, чужеземец. О твоей истинной природе и о силе, которую ты носишь в себе.

Крид внимательно посмотрел на императора, словно оценивая его готовность к тому, что он мог рассказать. Затем кивнул.

— Я расскажу вам то, что вы способны понять, Ваше Величество. Но должен предупредить: некоторые знания меняют того, кто их получает, навсегда.

И он начал говорить — о своём бессмертии, о тысячелетиях странствий, о Копье Судьбы и пяти кольцах, о вратах времени, которые он запечатал, и о существах, подобных Абаддону, стремящихся нарушить равновесие между мирами. Он говорил языком мифа и поэзии, упрощая там, где человеческий разум не мог постичь полной истины, но сохраняя суть — рассказ о силах, превосходящих понимание смертных, и о выборе, который каждый делает перед лицом этих сил.

Император слушал, не прерывая, его лицо менялось от скептицизма к изумлению, от страха к благоговению. Когда Виктор закончил свой рассказ, в зале воцарилась глубокая тишина, настолько полная, что можно было услышать, как потрескивает пламя свечей.

— Я… благодарю тебя за эту историю, Бессмертный, — наконец произнёс император, и впервые в его голосе звучало искреннее уважение, лишённое высокомерия. — Она даёт мне много пищи для размышлений.

Виктор склонил голову.

— Размышление — начало мудрости, Ваше Величество. А мудрость — лучший советник для правителя.

С этими словами он повернулся и покинул тронный зал, оставив императора и его двор в глубоком молчании, осмысливать услышанное и готовиться к новому миру, который рождался на их глазах — миру, где древние враги становились союзниками, где мудрость ценилась выше силы, и где тайны, скрытые за завесой обыденности, иногда приоткрывались тем, кто был готов их увидеть.

А Крид, покинув Запретный город, отправился дальше — не обратно в маньчжурские земли, как многие ожидали, а на запад, к далёким горам Тибета, где в одном из затерянных храмов он намеревался спрятать кристалл с запечатанными вратами времени. Он знал, что рано или поздно его путь снова приведёт его к маньчжурам, к императору Китая, к бесконечной игре сил и воль, составляющей ткань истории.

Виктор Крид задержался в Запретном городе дольше, чем планировал изначально. Что-то в древней культуре Поднебесной притягивало его — возможно, мудрость, накопленная тысячелетиями, или философские учения, перекликающиеся с тем, что он узнал за свою бесконечно долгую жизнь.

Император, всё ещё опасавшийся странного чужеземца, но и зачарованный им, предоставил Криду доступ к императорской библиотеке — сокровищнице древних свитков и манускриптов, многие из которых считались утерянными. Здесь, среди пыльных томов и хрупких пергаментов, Бессмертный проводил дни и ночи, поглощая знания с жаждой, которую не могли утолить века.

Особенно его заинтересовало учение даосов — философия пути и гармонии с природными силами. В ней он находил отголоски того понимания, которое пришло к нему после слияния с кольцами Копья Судьбы.

Однажды вечером, когда красноватые лучи заходящего солнца проникали сквозь решётчатые окна библиотеки, к Виктору присоединился старый даосский монах Ли Вэй, чья репутация мудреца была известна даже за пределами Китая.

— Ты читаешь труды мастера Лао-цзы, — заметил старик, бесшумно подходя к столу, где сидел Крид. — Но понимаешь ли ты их истинный смысл?

Виктор оторвался от древнего свитка и посмотрел на монаха. Его глаза, в которых пульсировал голубой огонь, встретились с мудрым взглядом старца, не выказавшего ни страха, ни удивления перед необычным посетителем.

— Я понимаю слова, — ответил Крид. — Но чувствую, что за ними скрывается нечто большее, ускользающее от меня.

Ли Вэй улыбнулся, морщины на его лице сложились в узор, напоминающий карту реки с многочисленными притоками.

— «Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное Дао», — процитировал он. — Чтобы постичь путь, недостаточно изучать тексты. Нужно жить им.

Он сел напротив Виктора, его движения были плавными, несмотря на преклонный возраст.

— Расскажи мне о своём пути, Бессмертный, — попросил старик, и в его голосе не было ни подобострастия, ни страха, лишь искренний интерес.

Крид внимательно посмотрел на монаха. За тысячелетия он научился различать, когда люди искренни, а когда преследуют скрытые цели.

— Мой путь был долгим и часто тёмным, — начал Виктор. — Я видел, как империи возвышались и рушились, как религии рождались и умирали, как люди повторяли одни и те же ошибки из века в век.

Он сделал паузу, вспоминая эпохи и цивилизации, давно стёртые временем.

— Я сражался в войнах, которые история забыла. Любил женщин, чей прах давно смешался с землёй. Искал смысл в бессмертии, которое часто казалось проклятием, а не благословением.

Ли Вэй слушал, не прерывая, его мудрые глаза, казалось, видели больше, чем обычные смертные.

— А теперь? — спросил старик, когда Крид замолчал. — Что ты ищешь теперь, когда обрёл силу копья? Когда победил своего древнего врага? Когда запечатал врата времени?

Виктор был удивлён. Он не рассказывал эти подробности своей истории в Китае, по крайней мере, не так, чтобы они могли дойти до простого монаха.

— Откуда ты знаешь об этом, старик? — спросил он, его голос стал жёстче.

Ли Вэй улыбнулся, в его глазах мелькнул огонёк, напоминающий отблеск голубого пламени в глазах самого Крида.

— Скажем так, — ответил монах, — ты не единственный, кто наблюдал за ходом истории дольше, чем отведено обычному человеку.

Он поднял руку, останавливая вопросы, готовые сорваться с губ Виктора.

— Нет, я не такой, как ты. Не бессмертный в твоём понимании. Просто… старый даос, который научился следовать потоку времени иначе, чем большинство.

Крид внимательно посмотрел на старика, пытаясь разглядеть то, что скрывалось за его человеческой оболочкой. Но Ли Вэй оставался просто стариком — мудрым, немного загадочным, но безусловно человеком.

— Ты не ответил на мой вопрос, — мягко напомнил монах. — Чего ты ищешь теперь?

Виктор задумался. Это был вопрос, который он сам задавал себе с тех пор, как победил Абаддона и запечатал врата времени. Что дальше? Какова цель бессмертного существа, выполнившего задачу, которая давала смысл его существованию веками?

— Я не знаю, — честно ответил он. — Впервые за тысячелетия я не гонюсь за чем-то, не борюсь против кого-то. И это… странное чувство.

Ли Вэй кивнул, словно именно такого ответа и ожидал.

— В даосизме мы говорим о «у-вэй» — недеянии, — произнёс он. — Не бездействии, но действии в соответствии с природой вещей, без насилия над собой и миром. Возможно, это то, чего ты ищешь, не зная об этом, — время плыть по течению, а не бороться с ним.

Крид улыбнулся — впервые за очень долгое время это была улыбка без горечи или иронии.

— Недеяние, — повторил он. — Звучит… непривычно для того, кто провёл тысячелетия в борьбе.

— Но, возможно, именно поэтому это то, что тебе нужно, — ответил монах. — Покой после битвы. Течение после бури. Инь после ян.

Он поднялся с места, движения его оставались удивительно гибкими для человека его лет.

— Приходи завтра в храм Белого Облака на восточной окраине города, — предложил Ли Вэй. — Там я смогу показать тебе некоторые практики, которые помогут тебе лучше понять путь у-вэй.

С этими словами старик удалился, оставив Виктора наедине с древними свитками и новыми мыслями, разбуженными этим странным разговором.

Храм Белого Облака оказался скромным строением на вершине холма, вдали от роскоши Запретного города. Его стены из светлого камня, казалось, сливались с облаками, проплывающими над холмом, создавая впечатление, что храм парит в воздухе.

Виктор пришёл на рассвете, как было условлено. Ли Вэй уже ждал его во внутреннем дворике, выполняя медленные, плавные движения тайцзи — боевого искусства, превращённого даосами в медитативную практику.

— Присоединяйся, — предложил старик, не прерывая своего танца.

Крид, мастер боевых искусств, освоивший сотни систем за свою долгую жизнь, попробовал повторить движения монаха. Но с удивлением обнаружил, что это не так просто, как кажется. В кажущейся простоте крылась глубина, которую он не сразу смог постичь.

— Не торопись, — посоветовал Ли Вэй, заметив его затруднения. — Не пытайся схватить технику силой. Позволь движению найти тебя, а не ты — движение.

Виктор попробовал снова, на этот раз отпустив контроль, позволив своему телу следовать за потоком энергии, который он чувствовал внутри и вокруг себя. И внезапно всё стало проще — движения обрели естественность, дыхание выровнялось, а ум успокоился, впервые за долгое время не занятый постоянным анализом и планированием.

Они практиковали тайцзи до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над горизонтом. Затем Ли Вэй пригласил Крида внутрь храма, в маленькую комнату для медитаций, где свет проникал сквозь бумажные стены, создавая мягкое, рассеянное освещение.

— Садись, — предложил монах, указывая на подушки, лежащие на полу. — Настало время для следующего урока.

Виктор сел, скрестив ноги, как это делал Ли Вэй. Старик расположился напротив, его спина была прямой, а руки спокойно лежали на коленях.

— Ты привык действовать, бороться, преодолевать, — начал монах. — Это путь ян — активный, наступательный, мужской принцип. Но существует и другой путь — инь: восприимчивый, уступающий, женственный. В даосизме мы стремимся к балансу между ними.

Он сделал паузу, позволяя словам проникнуть глубже.

— Твоя сила, Бессмертный, огромна. Но как часто ты позволял себе быть слабым? Уязвимым? Неуверенным?

Крид нахмурился. За тысячелетия борьбы с Абаддоном, за века скитаний и сражений, он привык полагаться на свою силу, свой опыт, свою непреклонную волю. Слабость была непозволительной роскошью для того, кто нёс на своих плечах такую ношу.

— Слабость означает поражение, — ответил он. — А поражение означало бы…

— Конец мира? — мягко закончил Ли Вэй. — Но мир не закончился, не так ли? Ты победил своего древнего врага. Запечатал врата времени. Твоя великая задача выполнена. И теперь, возможно, настало время для другого пути.

Старик прикрыл глаза, и его голос стал тише, словно он говорил не столько Виктору, сколько самому мирозданию.

— «Тот, кто стоит на цыпочках, долго не простоит. Тот, кто идёт большими шагами, далеко не уйдёт», — процитировал он «Дао дэ цзин». — Сила в покое, Бессмертный. В принятии. В умении плыть по течению, а не против него.

Виктор слушал, и с каждым словом что-то менялось внутри него — словно шлюзы, веками остававшиеся закрытыми, начинали медленно открываться, позволяя новому пониманию проникнуть в душу.

— Как? — спросил он. — Как найти этот баланс после стольких лет борьбы?

Ли Вэй открыл глаза и улыбнулся.

— Через практику, — просто ответил он. — Через осознанность каждого момента. Через принятие того, что есть, вместо борьбы за то, что должно быть.

Он протянул руку и неожиданно для Виктора коснулся его груди, там, где под кожей пульсировали пять колец, слившихся с его сущностью.

— Начнём с дыхания, — сказал монах. — Закрой глаза. Почувствуй, как воздух входит и выходит. Не управляй дыханием, просто наблюдай за ним.

Крид выполнил указание. Сначала это казалось бессмысленным — просто сидеть и дышать, не делая ничего больше. Но постепенно он начал замечать, как с каждым вдохом и выдохом меняется ощущение в теле, как мысли то появляются, то исчезают, словно облака на небе сознания.

— Хорошо, — одобрил Ли Вэй после долгого молчания. — Теперь обрати внимание на кольца внутри тебя. Не пытайся контролировать их силу, просто наблюдай за ней. Почувствуй, как она течёт, как взаимодействует с твоим собственным сознанием.

Это было сложнее. Сила колец всегда была чем-то, что Виктор стремился обуздать, направить, использовать как оружие против Абаддона. Теперь же ему предлагалось просто позволить ей быть, наблюдать за ней без вмешательства.

Но когда ему удалось это сделать, произошло нечто удивительное. Голубое сияние, окружавшее его фигуру, изменилось — стало мягче, гармоничнее, словно приобрело новые оттенки, неуловимые для обычного глаза, но заметные для того, кто знал, что искать.

— Я вижу, — проговорил Ли Вэй с ноткой удовлетворения в голосе. — Сила наконец начинает находить равновесие внутри тебя. Не только ян, но и инь. Не только действие, но и покой.

Виктор открыл глаза, и мир вокруг казался изменившимся — более ярким, более живым, более связанным. Он чувствовал энергетические потоки, пронизывающие всё вокруг, видел нити, соединяющие все живые существа, ощущал пульсацию самой жизни в каждой травинке, каждом камне, каждом облаке.

— Что это? — спросил он, потрясённый новым восприятием.

— То, что даосы называют «видением истинной природы вещей», — ответил Ли Вэй. — Когда ум становится тихим, а сердце открытым, мы начинаем видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким представляем его себе.

Старый монах поднялся на ноги, приглашая Виктора сделать то же самое.

— Это лишь начало, — сказал он. — Путь у-вэй долог и не всегда прост, особенно для того, кто привык полагаться на силу и контроль. Но я вижу в тебе искреннее стремление к познанию, Бессмертный. И это хороший знак.

Он повёл Крида в другую часть храма, где их ждал скромный обед — рис, овощи и чай, распространявший тонкий аромат горных трав.

— Ешь медленно, — посоветовал Ли Вэй, когда они сели за низкий стол. — Ощущай вкус каждого кусочка. Чувствуй благодарность к земле, взрастившей эту пищу, к людям, приготовившим её, к силам, позволяющим твоему телу получать из неё энергию.

Виктор попробовал следовать этому совету, и обычная трапеза превратилась в медитацию — каждый глоток, каждый кусочек становился новым открытием, маленьким чудом, заслуживающим внимания и благодарности.

После еды они вернулись во двор храма, где Ли Вэй продолжил обучение Крида техникам цигун — даосским практикам работы с жизненной энергией. Для Виктора, чьё тело уже было насыщено силой пяти колец, эти упражнения стали откровением — не увеличение мощи, а её гармонизация, не накопление, а правильное распределение.

День сменился вечером, а вечер — ночью. Звёзды засияли над храмом Белого Облака, словно бесчисленные глаза, наблюдающие за миром с высоты небес.

— Пора отдыхать, — сказал Ли Вэй, когда последние упражнения были завершены. — Сон тоже часть пути. В даосизме мы говорим, что во время сна душа может путешествовать, посещать другие планы бытия, общаться с духами и предками.

Он показал Виктору маленькую комнату с простой циновкой для сна.

— Завтра продолжим, — пообещал старик. — Если ты захочешь.

Крид кивнул. Впервые за долгое время он чувствовал себя… учеником. Не учителем, не воином, не вождём, но тем, кто смиренно познаёт мудрость, передаваемую другим. И это ощущение было неожиданно приятным, освежающим после веков, проведённых в позиции силы и ответственности.

— Я вернусь завтра, — пообещал он. — И послезавтра. И столько дней, сколько потребуется, чтобы понять этот путь.

Ли Вэй улыбнулся, в его глазах мелькнуло одобрение.

— Тогда до завтра, Бессмертный. Пусть твои сны будут спокойными, а путешествия души — плодотворными.

С этими словами старый монах удалился, оставив Виктора наедине с новыми мыслями, новыми ощущениями и новым пониманием, которое начинало формироваться в его древнем, но всё ещё способном к изменениям сознании.

Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Виктор Крид, когда-то известный как Бессмертный, воитель, бросивший вызов самому времени, стал постоянным обитателем храма Белого Облака. Он не отказался от своей сущности, не отрёкся от своей силы, но нашёл новый способ существования с ней — гармоничный, уравновешенный, основанный на принципах даосизма, которые он изучал под руководством Ли Вэя.

Его присутствие в храме не осталось незамеченным. Сперва приходили любопытные — придворные из Запретного города, желавшие увидеть странного чужеземца, о котором ходило столько слухов. Затем начали появляться ищущие — люди, стремящиеся к мудрости и просветлению, привлечённые рассказами о необычном ученике старого даоса, чьи глаза горели голубым огнём неземной силы.

Виктор не отвергал их, но и не стремился к роли учителя. Он просто продолжал свой путь, позволяя другим наблюдать и учиться, если они того желали.

Ли Вэй наблюдал за этим с мудрой улыбкой человека, видевшего многое и понимавшего ещё больше.

— Ты меняешься, Бессмертный, — заметил он однажды, когда они сидели на вершине холма, наблюдая за закатом. — И мир вокруг тебя меняется в ответ.

Крид кивнул. Он чувствовал эти изменения — не только в себе, но и в пространстве вокруг, в энергетических потоках, пронизывающих землю, в тонком равновесии сил, держащих мир в гармонии.

— Я начинаю понимать, — произнёс он задумчиво. — То, что я считал бременем — моё бессмертие, моя связь с копьём и кольцами — может быть не наказанием, а возможностью. Возможностью видеть дальше, чувствовать глубже, понимать больше.

Ли Вэй одобрительно кивнул.

— В даосизме мы говорим, что всё имеет свою природу, своё предназначение. Нет плохих или хороших качеств, есть лишь те, что находятся в гармонии с Дао, и те, что сопротивляются ему.

Он взглянул на горизонт, где солнце медленно опускалось за далёкие горы, окрашивая небо в оттенки золота и пурпура.

— Ты был воином так долго, что забыл, что значит быть чем-то иным, — продолжил старик. — Но в тебе всегда была и другая сторона — созерцатель, мудрец, хранитель. Теперь она начинает проявляться сильнее, уравновешивая воителя.

Виктор молчал, обдумывая эти слова. За месяцы, проведённые в храме Белого Облака, он действительно начал меняться — не только внутренне, но и внешне. Голубое сияние, окружавшее его фигуру, стало мягче, спокойнее, словно огонь, бушевавший в топке, превратился в ровное, уверенное пламя. Его глаза, всё ещё светящиеся нечеловеческой силой, теперь излучали не только мощь, но и мудрость, не только силу, но и понимание.

— Я думаю, настало время для следующего шага, — произнёс Ли Вэй после долгого молчания. — Ты готов?

Крид посмотрел на старого монаха с вопросом во взгляде.

— Какого шага?

Ли Вэй указал на сумку, в которой Виктор хранил кристалл с запечатанными вратами времени.

— Ты всё ещё носишь это с собой, — заметил он. — Всё ещё не нашёл места, где можно было бы спрятать артефакт от глаз и рук тех, кто мог бы использовать его во вред.

Крид кивнул. Это была правда. Даже здесь, в уединённом храме, в процессе постижения нового пути, он не расставался с кристаллом, чувствуя ответственность за силу, заключённую в нём.

— Я думал отнести его в Тибет, — признался Виктор. — Спрятать в одном из затерянных храмов, где его никто не найдёт.

Ли Вэй покачал головой.

— Физическое укрытие ненадёжно, Бессмертный. Храмы разрушаются, горы рассыпаются в прах, океаны высыхают. Время находит путь ко всему, что существует в материальном мире.

Он посмотрел на Крида взглядом, в котором читалась древняя мудрость, не уступающая возрасту самого Виктора.

— Но есть другие пути, другие измерения, где вещи могут быть сокрыты от глаз смертных и бессмертных. Места между мирами, складки реальности, где время течёт иначе или не течёт вовсе.

Виктор внимательно слушал. За тысячелетия странствий он встречал упоминания о таких местах в легендах и мифах разных культур, но всегда считал их метафорами, поэтическими преувеличениями.

— Ты говоришь о реальных местах? — спросил он. — Не о метафорах или аллегориях?

Ли Вэй улыбнулся.

— В даосизме мы говорим, что реальность многослойна, как луковица. То, что мы видим и осязаем, — лишь внешний слой. Но есть и другие, скрытые от обычного восприятия. Мастера даосских искусств веками учились проникать в эти слои, путешествовать между ними, использовать их свойства.

Он сделал паузу, позволяя словам проникнуть глубже.

— Ты, с твоей связью с копьём и кольцами, с твоим расширенным восприятием, мог бы научиться видеть эти слои, а затем и проникать в них. И там, в месте вне времени и пространства, спрятать кристалл, где никто — ни человек, ни демон — не сможет найти его.

Виктор задумался. Предложение Ли Вэя было интригующим, но и пугающим одновременно. Проникнуть за завесу обычной реальности, шагнуть в измерения, о существовании которых большинство людей даже не подозревало…

Но разве не к этому он шёл все эти месяцы? Разве не для этого изучал даосские практики, учился новому восприятию мира, новому пониманию своей силы?

— Я готов, — наконец произнёс Крид. — Научи меня, как это сделать.

Ли Вэй кивнул, словно именно такого ответа и ожидал.

— Мы начнём завтра, — сказал он. — На рассвете, когда грань между мирами тоньше всего.

Они сидели в молчании, наблюдая, как последние лучи солнца исчезают за горизонтом, а на небе загораются первые звёзды. В этот момент Виктор чувствовал странную связь со стариком — не как ученик с учителем, но как равный с равным, как путник, встретивший другого путника на бесконечной дороге времени.

И впервые за тысячелетия он ощущал не только бремя своего бессмертия, но и его дар — возможность познавать, меняться, расти бесконечно, не ограниченный краткостью обычной человеческой жизни.

— Я спрошу тебя ещё раз, старик, — произнёс Виктор, глядя в мудрые глаза Ли Вэя. — Кто ты? Ты не обычный человек, не обычный монах. Ты знаешь слишком многое о вещах, о которых не должен знать.

Старик улыбнулся, и в его улыбке была та же загадка, что и в самом начале их знакомства.

— Я уже ответил тебе, Бессмертный, — произнёс он. — Я старый даос, который нашёл свой путь в потоке времени. Не больше и не меньше.

Ли Вэй поднялся, опираясь на посох, и его фигура на фоне звёздного неба казалась одновременно хрупкой и величественной.

— Завтра на рассвете, — напомнил он. — Будь готов к путешествию, которое изменит твоё понимание реальности.

С этими словами старый монах удалился, оставив Виктора наедине с ночью, звёздами и размышлениями о предстоящем пути.

Рассвет над храмом Белого Облака был особенным — словно сама природа замирала в ожидании чуда. Первые лучи солнца окрашивали низкие облака в оттенки розового и золотого, создавая впечатление, что храм действительно парит среди небесных вод, как обещало его название.

Виктор ждал во внутреннем дворике, одетый в простую одежду из белого шёлка, которую ему предоставил Ли Вэй. Сумка с кристаллом, хранящим запечатанные врата времени, висела на его плече, а в глазах, светящихся голубым огнём, читалась решимость, смешанная с предвкушением.

Старый монах появился бесшумно, словно соткался из утреннего тумана. Он был облачён в такие же белые одежды, что и Крид, но в его руках был странный предмет — небольшой бронзовый диск с концентрическими кругами и символами, которые Виктор не мог прочесть, несмотря на свои обширные знания древних языков.

— Это компас Восьми Бессмертных, — пояснил Ли Вэй, заметив интерес Крида. — Древний артефакт, помогающий находить пути между слоями реальности. Сегодня он послужит нам проводником.

Старик положил диск на землю между ними, и тот начал медленно вращаться, хотя никто не прикасался к нему. Стрелка на его поверхности дрожала, словно ища что-то, затем остановилась, указывая в сторону восходящего солнца.

— Путь открыт, — тихо произнёс Ли Вэй. — Но прежде чем мы отправимся, я должен предупредить тебя: то, что ты увидишь, может изменить тебя навсегда. Ты уверен, что готов?

Виктор кивнул. За тысячелетия своего существования он видел достаточно чудес и ужасов, чтобы не бояться новых откровений. Но слова монаха всё же заставили его внутренне собраться, подготовиться к неизвестности, ждущей впереди.

— Следуй за мной, — сказал Ли Вэй, поднимая диск с земли. — И что бы ты ни увидел, не отставай и не останавливайся, пока мы не достигнем цели.

Они покинули храм через восточные ворота и направились вверх по склону холма, туда, где первые лучи солнца касались травы, превращая капли росы в крошечные бриллианты. Ли Вэй шёл впереди, его движения были плавными и уверенными, несмотря на преклонный возраст. Виктор следовал за ним, чувствуя, как с каждым шагом что-то меняется — не в окружающем мире, а в его восприятии этого мира.

Звуки становились глубже, краски — ярче, запахи — насыщеннее. Он начал замечать детали, ускользавшие от его внимания раньше: тончайшие оттенки зелени на листьях, сложные узоры на крыльях бабочек, музыкальные созвучия в шелесте ветра. Это было похоже на пробуждение от долгого сна, на снятие пелены с глаз, на рождение нового восприятия.

Они достигли вершины холма, где рос древний дуб с раскидистой кроной. Ствол дерева был покрыт мхом и лишайниками, создававшими причудливые узоры, напоминающие руны забытого языка.

Ли Вэй остановился у дуба и поднял компас так, чтобы первые лучи солнца отразились от его бронзовой поверхности.

— Смотри, — произнёс монах, указывая на ствол дерева.

Виктор всмотрелся и заметил, как узоры из мха и лишайников начали меняться, словно живые существа, перетекая и формируя новые конфигурации. Постепенно среди них проявился контур двери — неприметной, словно нарисованной детской рукой, но безусловно реальной.

— Это путь между мирами, — пояснил Ли Вэй. — Один из многих, но наиболее подходящий для нашей цели. За этой дверью лежит пространство, не принадлежащее ни одному из известных измерений, — место вне времени, где можно спрятать то, что должно оставаться скрытым.

Он протянул руку и коснулся контура двери. В тот же миг линии засветились мягким голубоватым светом, похожим на сияние, окружавшее Крида.

— Открой её, — предложил монах, отступая в сторону. — Твоя связь с Копьём Судьбы даёт тебе право и возможность пересекать подобные границы.

Виктор сделал шаг вперёд и положил ладонь на светящийся контур. Тепло пробежало по его пальцам, поднялось по руке, достигло груди, где под кожей пульсировали пять колец, слившихся с его сущностью. Он почувствовал резонанс — словно что-то в нём откликнулось на зов двери, словно две части одной загадки наконец встретились.

С лёгким скрипом, похожим на вздох старого дерева, дверь начала открываться, являя за собой не продолжение леса, как можно было ожидать, а совершенно иной пейзаж. Пространство за дверью напоминало гигантский зал без стен и потолка, уходящий в бесконечность во всех направлениях. Вместо неба там было множество звёзд, но не тех, что видны с Земли, а иных — более ярких, более близких, словно соткавших собой свод над этим странным местом.

— Идём, — сказал Ли Вэй, шагая через порог. — Время здесь течёт иначе. Каждый миг промедления в нашем мире может означать эпохи в этом месте.

Виктор последовал за ним, и как только он пересёк границу между мирами, ощущения изменились ещё сильнее. Здесь не было воздуха в привычном понимании, но он мог дышать. Не было земли под ногами, но он чувствовал опору. Не было времени, но он ощущал движение и изменение.

Дверь за их спинами закрылась и исчезла, словно никогда и не существовала. Теперь они стояли в странном пространстве, окружённые сиянием далёких звёзд и мягким светом, источник которого невозможно было определить.

— Что это за место? — спросил Виктор, его голос звучал странно в этой среде — глубже, многослойнее, словно каждое слово имело множество значений одновременно.

— Даосы называют его Бесформенным Царством, — ответил Ли Вэй. — Место, где всё возможно и ничто не определено. Здесь нет прошлого, настоящего или будущего в привычном понимании. Всё существует одновременно и никогда.

Он сделал несколько шагов вперёд, и пространство вокруг него изменилось, словно отражая его внутреннее состояние. Появились контуры гор, озёр, долин — не реальных, но воспринимаемых как таковые.

— Здесь мысль становится реальностью, — продолжил монах. — А реальность — лишь отражением мысли. Это идеальное место для того, что мы хотим сделать.

Виктор последовал за ним, наблюдая, как пространство реагирует на его присутствие. Вокруг него формировались фрагменты воспоминаний — отголоски тысячелетий, проведённых в странствиях и сражениях. Он видел лица людей, которых знал и любил, места, которые посетил, события, в которых участвовал. Всё это появлялось и исчезало, словно отражения в воде, потревоженной ветром.

— Сосредоточься, — посоветовал Ли Вэй, заметив его замешательство. — Не позволяй прошлому отвлечь тебя от цели. Мы здесь, чтобы спрятать кристалл, а не блуждать в лабиринтах памяти.

Крид кивнул и усилием воли заставил воспоминания отступить. Пространство вокруг стало более спокойным, более определённым, хотя всё ещё странным и подчиняющимся иным законам, чем мир, который они покинули.

— Куда теперь? — спросил он, глядя на бесконечность, простирающуюся во всех направлениях.

Ли Вэй указал на один из скоплений звёзд, образующих нечто, напоминающее спираль.

— Туда, — ответил он. — К Колодцу Вечности. Месту, где даже время перестаёт существовать. Там мы сможем спрятать кристалл так, что его никогда не найдут — ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

Они двинулись в указанном направлении, и пространство вокруг них изменялось, подстраиваясь под их намерения. Казалось, сама ткань реальности складывалась и разворачивалась, чтобы сократить путь, приближая их к цели.

По мере продвижения звёзды становились ярче, а их свет — глубже, насыщеннее, словно они видели не просто небесные тела, а сущности, обладающие сознанием и волей. Виктор чувствовал их взгляды, их интерес, их оценку — словно они проверяли его, определяя, достоин ли он идти этим путём.

Наконец, они достигли странного места, где звёзды образовывали идеальный круг, а в центре его находилось нечто, напоминающее колодец — глубокая шахта без дна, наполненная не водой или тьмой, а чистой потенциальностью, возможностью всего и ничего одновременно.

— Колодец Вечности, — произнёс Ли Вэй с благоговением в голосе. — Место, где всё начинается и всё заканчивается. Место абсолютной тишины и бесконечного звучания.

Он подошёл к краю колодца и указал Виктору, чтобы тот присоединился к нему.

— Достань кристалл, — попросил монах.

Крид открыл сумку и извлёк артефакт — небольшой кристалл, внутри которого пульсировали пять колец, сплетённые в единый узор. В этом странном месте кристалл светился ярче, чем когда-либо, его голубое сияние отражалось в глазах Виктора, создавая впечатление, что они смотрят друг на друга — две части одного целого, две грани одной сущности.

— Что теперь? — спросил Крид, держа кристалл на ладони. — Просто бросить его в колодец?

Ли Вэй покачал головой.

— Нет, это было бы слишком просто и недостаточно надёжно. Мы должны создать хранилище — место внутри места, время внутри безвременья.

Он коснулся края колодца, и пространство вокруг задрожало, словно от невидимого ветра.

— Закрой глаза, — посоветовал монах. — Представь место, которое никто никогда не найдёт. Место, существующее только в твоём сознании, в твоей воле. Место, достойное хранить ключ от всех миров и эпох.

Виктор закрыл глаза и сосредоточился. Образы проносились в его сознании — горы и моря, пустыни и леса, места, которые он видел за тысячелетия странствий. Но ни одно из них не казалось достаточно надёжным, достаточно скрытым от посторонних глаз.

А затем пришло озарение. Не место в пространстве, а момент во времени. Не «где», а «когда». Мгновение между вдохом и выдохом, между ударами сердца, между мыслью и действием. Мгновение настолько мимолётное, что его невозможно уловить, измерить, запомнить. Но мгновение, существующее всегда и везде, в каждом живом существе, в каждом движении космоса.

Виктор открыл глаза, и в его взгляде читалось новое понимание.

— Я знаю, где спрятать его, — произнёс он. — Не в месте, а в моменте. В промежутке между сущим и несущим, между бытием и небытием.

Ли Вэй улыбнулся, словно именно такого ответа и ждал.

— Тогда создай этот момент, — сказал он. — Здесь, в Бесформенном Царстве, твоя воля может воплотить любую концепцию, любую идею.

Крид кивнул и сосредоточился на кристалле в своей руке. Пять колец внутри него пульсировали в унисон с биением его сердца, словно были его продолжением, частью его существа. Он закрыл глаза и представил тот самый промежуток — не-момент между моментами, пустоту между существованием, паузу между нотами в великой симфонии мироздания.

Кристалл в его руке начал меняться — не физически, но концептуально, становясь одновременно более реальным и более абстрактным. Голубое сияние вокруг него усилилось, приобрело новые оттенки, недоступные обычному человеческому зрению, но видимые здесь, в этом странном месте между мирами.

А затем произошло нечто удивительное. Кристалл словно раздвоился — оставаясь в руке Виктора и одновременно исчезая, уходя в то не-место, не-время, которое он создал своей волей и своим пониманием. Он был и не был, существовал и не существовал одновременно — парадокс, невозможный в обычном мире, но совершенно естественный здесь, в Бесформенном Царстве.

— Это… сработало? — спросил Крид, глядя на свою руку, где кристалл одновременно был и отсутствовал, видимый и невидимый, осязаемый и неуловимый.

Ли Вэй кивнул, его глаза светились тем же пониманием, что и глаза Виктора.

— Сработало, — подтвердил он. — Теперь кристалл находится в месте вне места, во времени вне времени. Он существует везде и нигде, всегда и никогда. Никто не сможет найти его, кроме тебя — того, кто создал это уникальное хранилище.

Он положил руку на плечо Крида, и его прикосновение было странно материальным в этом нематериальном месте.

— Ты превзошёл мои ожидания, Бессмертный, — произнёс монах с искренним восхищением. — Создать концепцию, которая одновременно существует и не существует… Это уровень понимания, доступный лишь немногим мастерам даосизма после десятилетий практики. А ты достиг его за месяцы.

Виктор улыбнулся, чувствуя странное облегчение. Бремя, которое он нёс с момента запечатывания врат времени, наконец было снято с его плеч. Кристалл теперь был в безопасности — не просто спрятан, а помещён за пределы самой концепции нахождения и поиска.

— Пора возвращаться, — сказал Ли Вэй после долгого молчания. — Наша задача выполнена, и пребывание в Бесформенном Царстве слишком долго может… изменить тебя способами, которые сложно предсказать.

Он повернулся и указал в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Пространство там начало сгущаться, формируя нечто, напоминающее дверь — не деревянную или каменную, а сотканную из самой ткани реальности, из возможностей и вероятностей.

— Этот путь приведёт нас обратно в храм Белого Облака, — пояснил монах. — Но помни: время здесь течёт иначе. То, что для нас было часами, в нашем мире может оказаться днями, неделями или даже месяцами.

Виктор кивнул, принимая эту информацию. Время давно стало для него относительным понятием — что значат дни или месяцы для того, кто прожил тысячелетия?

Они приблизились к двери, и Ли Вэй первым шагнул через порог. Крид последовал за ним, оглянувшись в последний раз на Колодец Вечности, где теперь хранился кристалл с запечатанными вратами времени — видимый и невидимый, присутствующий и отсутствующий, запертый в парадоксе, созданном его собственной волей.

А затем дверь закрылась за ними, и Бесформенное Царство осталось позади — странное место между мирами, где мысль становилась реальностью, а реальность была лишь отражением мысли.

Виктор открыл глаза и обнаружил себя сидящим в медитативной позе в малом зале храма Белого Облака. Напротив него, в такой же позе, сидел Ли Вэй, его глаза были закрыты, дыхание — ровным и спокойным.

Крид огляделся, пытаясь понять, что произошло. Неужели всё путешествие в Бесформенное Царство было лишь видением, порождённым глубокой медитацией? Но тогда где кристалл? Он потянулся к сумке, висевшей на его плече, и с удивлением обнаружил, что она пуста.

И в тот же момент он понял: кристалл действительно был спрятан в месте вне места, во времени вне времени. Он существовал и не существовал одновременно, видимый лишь для того, кто знал правильный способ смотреть.

Ли Вэй открыл глаза и улыбнулся, видя замешательство на лице Виктора.

— Реальность многослойна, как луковица, — напомнил он. — То, что произошло, было одновременно видением и не видением, путешествием и медитацией, физическим перемещением и духовным опытом.

Монах поднялся на ноги, его движения были плавными, несмотря на явную усталость, читавшуюся в его глазах.

— Сколько времени прошло? — спросил Крид, также поднимаясь.

— Три дня, — ответил Ли Вэй. — Мы сидели здесь в медитации три дня и три ночи. Ученики приносили нам воду, но мы не пили её. Они зажигали свечи, но мы не видели их света. Мы были… в другом месте.

Виктор кивнул. Это объясняло странное ощущение голода и жажды, которое он испытывал, а также лёгкое онемение в конечностях после долгого сидения в неподвижной позе.

— И кристалл теперь… — начал он.

— В безопасности, — закончил за него Ли Вэй. — В месте, которое ты создал. В концепции, которую ты воплотил. Никто не найдёт его там, даже если будет искать вечность.

Он направился к выходу из зала, и Виктор последовал за ним. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены храма в оттенки золота и пурпура. В воздухе пахло весной — свежей зеленью, цветами, жизнью, пробуждающейся после зимнего сна.

— Что теперь? — спросил Крид, глядя на мирную картину храма, погружённого в вечернее спокойствие. — Куда ведёт мой путь дальше?

Ли Вэй улыбнулся — той мудрой, загадочной улыбкой, которая, казалось, была с ним всегда.

— Это тебе решать, Бессмертный, — ответил он. — Твоя великая задача выполнена. Враг побеждён, врата запечатаны, ключ спрятан там, где его никто не найдёт. Теперь ты свободен — действительно свободен, возможно, впервые за все тысячелетия своего существования.

Он сделал паузу, глядя на закатное небо.

— Ты можешь остаться здесь, продолжать изучать путь даосизма. Можешь вернуться к маньчжурам, стать их вождём и мудрецом. Можешь отправиться дальше, изучать новые земли, новые культуры, новые философии. Выбор теперь полностью твой, и это, возможно, самый сложный выбор из всех, что ты когда-либо делал.

Виктор задумался. Старый монах был прав: свобода, настоящая свобода выбора — странное и непривычное чувство для того, кто столетиями был связан судьбой, долгом, необходимостью.

— Я думаю… — начал он, но Ли Вэй остановил его жестом.

— Не решай сейчас, — посоветовал старик. — Дай себе время. Медитируй. Размышляй. Позволь решению созреть естественно, как плод на дереве, а не срывай его незрелым.

Он улыбнулся, и в его глазах Виктор увидел отражение собственной древности, собственной мудрости, накопленной за тысячелетия.

— А пока, — добавил Ли Вэй, — есть вещи более приземлённые и неотложные. Например, ужин после трёх дней голода.

С этими словами монах направился в сторону трапезной, и Крид последовал за ним, чувствуя странное облегчение. Впереди было будущее — неопределённое, открытое, полное возможностей. И впервые за очень долгое время Виктор Крид не знал, что оно принесёт, и эта неизвестность не пугала, а радовала его, обещая новые открытия, новый опыт, новое понимание.

Недели складывались в месяцы, а месяцы — в годы. Виктор Крид, Бессмертный, победитель Абаддона, остался в храме Белого Облака, продолжая изучать путь даосизма под руководством Ли Вэя. Его прогресс был стремительным — словно семена знаний, посеянные в его сознании тысячелетиями скитаний, наконец нашли плодородную почву и проросли, выпуская крепкие побеги понимания.

К нему приходили ученики — не только китайцы, но и странники из далёких земель, привлечённые слухами о необычном мастере с горящими голубым огнём глазами, чья мудрость, казалось, не имела границ. Виктор не отвергал их, но и не привязывался к роли учителя, предпочитая считать себя таким же искателем, как и они, просто прошедшим чуть дальше по пути.

Император Китая несколько раз присылал к нему послов с приглашениями вернуться в Запретный город, стать советником Сына Неба, но Крид вежливо отклонял эти предложения. Мирские дела мало интересовали его теперь, когда он начал постигать глубины даосской мудрости, проникать в тайны мироздания, недоступные обычному восприятию.

Маньчжурские племена, объединённые его усилиями, продолжали жить в мире с Китаем, развивая торговлю и культурный обмен. Иногда их вожди приезжали в храм Белого Облака, чтобы посоветоваться с Бессмертным по важным вопросам, но всё реже и реже — они научились принимать решения самостоятельно, и это радовало Виктора больше, чем любые знаки уважения или поклонения.

А потом, в один из весенних дней, случилось то, чего Крид подсознательно ожидал все эти годы: Ли Вэй исчез. Не было прощальных слов, не было объяснений или указаний. Старый монах просто не появился на утренней медитации, и все поиски на территории храма и за его пределами не принесли результатов.

Виктор знал: его учитель не умер. Такие, как Ли Вэй, не умирают в обычном понимании этого слова. Они просто… уходят. Переходят на следующий уровень существования, отправляются в путешествие за пределы того, что можно описать словами.

В комнате старого монаха Крид нашёл лишь один предмет — компас Восьми Бессмертных, тот самый бронзовый диск с концентрическими кругами и странными символами, который помог им найти путь в Бесформенное Царство. Это был прощальный подарок и одновременно намёк: путь продолжается, и теперь Виктор должен пройти его самостоятельно.

В ту ночь Бессмертный долго сидел на вершине холма, где рос древний дуб с контуром двери, ведущей между мирами. Он смотрел на звёзды, зная, что где-то среди них, в измерении, недоступном обычному восприятию, хранится кристалл с запечатанными вратами времени. И что его собственный путь, хоть и изменившийся, ещё далёк от завершения.

На рассвете он принял решение. Виктор оставит храм Белого Облака и отправится туда, где его мудрость и сила могут принести наибольшую пользу. Не как завоеватель или правитель, но как учитель и наставник, несущий знания, накопленные тысячелетиями странствий и дополненные даосской мудростью.

Прежде чем покинуть храм, он собрал монахов и учеников во внутреннем дворике. Восходящее солнце окрашивало их белые одежды в золотистые тона, создавая впечатление, что все они светятся изнутри.

— Я ухожу, — просто сказал Крид. — Путь зовёт меня дальше. Учитель Ли Вэй передал мне всё, что мог, а остальное я должен открыть сам, идя тропами, которые ещё предстоит проложить.

Монахи склонили головы в молчаливом понимании. Они не пытались удержать его, зная, что настоящий даос не привязывается к месту или людям, но следует своему пути, как река следует к морю — естественно, без усилий и сожалений.

— Храм останется открытым для всех, кто ищет мудрости, — продолжил Виктор. — Продолжайте практики, которым научил вас Ли Вэй. Следуйте пути у-вэй, и однажды ваше понимание превзойдёт даже то, что мог передать я.

С этими словами он поклонился собравшимся — не как учитель, но как равный, признающий в каждом из них потенциал, не меньший его собственного. Затем Крид взял свою дорожную сумку, в которой теперь лежал компас Восьми Бессмертных, и направился к воротам храма.

— Куда ты идёшь, Учитель? — спросил один из молодых монахов, осмелившийся нарушить торжественное молчание.

Виктор обернулся, его глаза светились тем же голубым огнём, что и всегда, но теперь в них было нечто новое — спокойствие и глубина, приобретённые за годы изучения даосского пути.

— На запад, — ответил он. — К тибетским горам, где снега вечны, а воздух так тонок, что каждый вдох становится медитацией. Там есть храмы, чья мудрость отличается от даосской, но не менее глубока. Там я найду новых учителей и, возможно, новых учеников.

Он улыбнулся, и это была открытая, естественная улыбка существа, нашедшего свой путь после долгих скитаний.

— А потом… кто знает? Мир велик, времени у меня достаточно, а путей больше, чем звёзд на небе.

С этими словами Виктор Крид покинул храм Белого Облака, направляясь на запад, туда, где высокие горы касались неба, а древние монастыри хранили мудрость, отличную от китайской, но не менее ценную для того, кто искал понимания мироздания во всех его проявлениях.

Маньчжурские всадники, заметившие его фигуру на дороге, склонялись в седле, проезжая мимо, узнавая в нём своего бывшего вождя, окружённого легендами и преданиями. Китайские крестьяне, встречая странного светловолосого чужеземца с глазами, светящимися голубым огнём, кланялись и подносили ему скромные дары — рис, фрукты, свежую воду из горных источников.

Но Виктор не останавливался надолго в одном месте. Его путь лежал дальше, через горы и долины, реки и пустыни, к тибетским монастырям, где ждала его новая мудрость, новые испытания и, возможно, новые ответы на вечные вопросы.

Высоко в горах Тибета, где воздух столь разрежен, что обычный человек с трудом может дышать, а звёзды кажутся настолько близкими, что их можно коснуться рукой, стоит древний монастырь. Его стены из серого камня, кажется, растут прямо из скалы, а крыши, покрытые снегом даже летом, сливаются с облаками, часто окутывающими вершины.

В этом монастыре, в маленькой келье с единственным окном, выходящим на восток, сидит человек. Его волосы давно поседели, но спина остаётся прямой, а движения — чёткими и уверенными. Его глаза, светящиеся мягким голубым огнём, смотрят вдаль, туда, где первые лучи солнца касаются горизонта, обещая новый день.

Рядом с ним на низком столике лежит странный предмет — бронзовый диск с концентрическими кругами и древними символами. Компас Восьми Бессмертных, указывающий путь не только в пространстве, но и между слоями реальности.

Виктор Крид, Бессмертный, бывший воитель, ставший мудрецом, готовится к новому путешествию. Не в Тибет или Китай, не в земли маньчжуров или ещё дальше на запад, но в иные измерения, в слои реальности, недоступные обычному восприятию.

Его физическое тело останется здесь, в монастыре, под присмотром лам, понимающих ценность такого необычного гостя. А его сознание, освобождённое от оков плоти, отправится исследовать то, что лежит за пределами обычного мира — миры мыслеформ, пространства между вдохом и выдохом, измерения без времени и границ.

Он поднимает компас, позволяя лучам восходящего солнца отразиться от его бронзовой поверхности. Символы начинают светиться, оживая под прикосновением света и воли Бессмертного. Стрелка дрожит, ища направление, затем останавливается, указывая не на север или юг, восток или запад, а… внутрь. В центр бытия, в точку, где все направления сходятся в одно.

Виктор улыбается, понимая значение этого указания. Следующий путь лежит не во внешнем мире, но во внутреннем космосе, в глубинах собственного сознания, расширенного тысячелетиями опыта и силой пяти колец, ставших частью его существа.

Он закрывает глаза, входя в глубокую медитацию. Его дыхание замедляется, почти останавливаясь, пульс становится едва заметным. Для стороннего наблюдателя он кажется статуей, высеченной из живой плоти, но внутри продолжается движение — танец мысли и энергии, открывающий двери, которые обычно заперты для человеческого восприятия.

И в этом состоянии, на границе между бытием и небытием, Виктор Крид начинает своё новое путешествие — самое странное из всех, что он предпринимал за свои бесчисленные годы существования. Путешествие, которое может длиться мгновение или вечность, в измерениях, где время не имеет значения, а пространство — лишь иллюзия, созданная ограниченным умом.

Что ждёт его там? Новые открытия? Новые испытания? Встреча с древними сущностями, подобными Ли Вэю? Или, возможно, окончательное понимание своего предназначения в мироздании? Ответы на эти вопросы лежат за гранью обычного повествования, в тех сферах, где мысль становится реальностью, а реальность оказывается лишь тенью более глубокой истины.

Но одно можно сказать наверняка: путь Бессмертного продолжается. И пока его сознание исследует глубины внутреннего космоса, пять колец, запечатанные в кристалле, спрятанном в месте вне места, во времени вне времени, ждут своего часа. Ждут момента, когда врата времени должны будут открыться вновь — не для разрушения, но для трансформации, для перехода на новый уровень бытия, к которому всё мироздание движется с момента своего создания.

А до тех пор истории о Викторе Криде, Бессмертном воителе, победителе Абаддона, владельце Копья Судьбы, будут передаваться из уст в уста, из поколения в поколение, становясь легендами, мифами, преданиями о временах, когда боги и демоны ходили по земле, а судьба мира решалась на полях сражений и в тихих храмах, где мудрецы постигали тайны мироздания.

И где-то в горах Тибета, в древнем монастыре, будет сидеть человек с серебряными волосами и глазами, светящимися голубым огнём, — неподвижный, словно статуя, но более живой, чем большинство суетящихся в мире людей. И его сознание будет путешествовать по измерениям и эпохам, наблюдая танец мироздания, принимая в нём участие и одновременно оставаясь вне его, в точке равновесия, где все противоположности сходятся в единое целое.

Такова судьба Бессмертного — вечного странника, воителя и мудреца, чей путь не имеет конца, лишь новые начала, новые горизонты, новые открытия в бесконечном исследовании тайн бытия.

И там он видел дивный сон…