Глава 13

Что представляет из себя провинциальный бал в начале девятнадцатого века?

Как по мне — довольно унылое мероприятие, на которое дворяне вывозят подросших невест, чтобы представить их лицом и прочими статями, а заодно пытаются показать друг другу, как же они хороши и важны, и заодно обсудить какие-нибудь мелочные сделки.

Может быть мой бал во Пскове не стал бы отличаться какой-то оригинальностью, но ни в том случае, когда на нём присутствует Великий князь Николай и четверо князей Ганнибалов, один из которых именинник.


— Твоя матушка всех уверяет, будто великий князь прибыл инкогнито, — прошептала мне на ухо Софья Рысева, та самая баронесса, подкупленная мной на этот вечер, нервно теребя веер. — Но посмотри, как губернатор суетится! Точно пудель перед троном. — Она фыркнула, прикрывая смех перьями веера: — Инкогнито в золотых аксельбантах? Милый, твоя матушка всё ещё верит, что земля плоская?

Нормальный юмор у дамы. Я бы даже сказал — неожиданный. Впервые посмотрел на неё с интересом. Так-то она лет на пять меня старше, и даже ростом чуть выше, но кому и когда это мешало?


Гул зала внезапно стих. В дверях, отбрасывая длинную тень от канделябра, стоял высокий мужчина в мундире Преображенского полка.

— Николай Павлович… — ахнула чья-то супруга у меня за спиной. — Да он же вылитый покойный император!

Великий князь шагнул вперёд, и за ним, словно тени из прошлого, возникли трое князей Ганнибалов. Пётр Абрамович, шёл последним, с лицом, на котором скука боролась с издёвкой.


— Ваше императорское высочество соблаговолили почтить наш скромный бал… — залебезил губернатор, но Николай резко оборвал его, повернувшись ко мне: Александр Сергеевич! Ты, я вижу, по-прежнему ненавидишь менуэты. Признайся, какую даму ты выбрал на этот танец?

— Виноват, ваше высочество, — склонил я голову, хоть глаза и смеялись. — Но баронесса Рысева обещала быть мне верной спутницей на балу. В отличие от наших невест.

Гости замерли. Матери хватались за жемчуга, девицы краснели. Великий князь хрипло рассмеялся:

— Чёрт тебя дери, арапчонок! Ну, веди меня к столу — обсудим, как твой прадед умудрялся сердить даже Петра Великого…

Софья сдавленно вздохнула:

— Он назвал тебя «арапчонком»! Как унизительно…


— Напротив, — я невольно прищурился, наблюдая, как Пётр ловко откалывает крышку с бутылки кальвадоса наградным кинжалом. — Это комплимент. Ганнибалы всегда были слишком горды для раболепия. А Их Высочество всего лишь не рассчитал крепость нашего фамильного напитка.

— А вы, сударыня, не лишены здравого смысла, — раздался за моей спиной бархатный голос. Пётр Ганнибал, ловко обогнув меня, подал мне новый бокал вина, чтобы чокнуться. — Иначе не пялились бы на меня, как купчиха на ярмарочного медведя.

— Медведь, сударь, редко щеголяет в кружевах point de Venise, — парировала баронесса, указывая веером на его жабо. — И не рычит на губернаторов.

Её тёмные глаза прямо сверкнули.

— О, вы ещё услышите, как я рычу, — он наклонился так близко, что я почувствовал запах табачного дыма от трубки и миндаля от его парика. — Особенно если великий князь предложит мне выбрать даму для мазурки…

Где-то звякнул разбитый бокал. Николай Павлович, опершись на камин, смотрел на нас с усмешкой.

— Ганнибалы! Вы забыли, зачем мы здесь? — крикнул он через весь зал. — Пора открывать бал!

Мы с Пётром моментально выпрямились, внезапно став серьёзней и все втроём направились к камину.

— Да, пора. Сударыни и господа, — на ходу повернулся я к толпе гостей, — Сегодня вы станете свидетелями…

Громовой удар с улицы заглушил мои слова. Окна бального зала озарились багровым светом.

— Фейерверк! — завопила Софья. — Он устроил фейерверк в Пскове!

Все кинулись к окнам, а кто-то и на улицу выскочил, так что в зале у камина стало безлюдно.

— Это и был ваш сюрприз? — сморщил нос Николай, которого фейерверками не удивить.

— Вовсе нет. Скажу больше — я про него даже не знал, а мой вы увидите, и очень скоро, — добросовестно признался я в том, что к этой части организации бала был фактически непричастен.

Это была инициатива устроительниц, но полагаю, счёт за бестолковые хлопушки, выйдет изрядный.

Фейерверк закончился довольно скоро. Не прошло и пяти минут. Даже представить себе не готов, сколько моих денег только что улетело на ветер.

— Да будет бал! — успел я крикнуть, усилив свой голос магией, прежде чем меня заглушил звук запоздавшей петарды.


— Вы с ума сошли! — попыталась Рысева высвободить руку, но мои пальцы сжались стальным обручем. — Менуэт окончен, сейчас начнётся полонез, а вы…

— Выучили расписание танцев наизусть? — усмехнулся я, срывая с баронессы перчатку. — Милейшая, бал — это война. Полонез открывает старший по чину, а мазурку танцуют только незамужние. Ваш регламент — клетка для тех, кто не умеет перепрыгивать через прутья.


Где-то внизу хлопнула дверь.

— Ваше сиятельство! — донёсся голос церемониймейстера. — По протоколу, после фейерверка…

— Чёрт с ним, с вашим протоколом! — рявкнул я, вталкивая Рысеву в узкий проход за портьерой. — Скажите Его Высочеству, что я баронессу обучаю стрельбе из пистолета.

— Мы с вами на такое не договаривались, — довольно спокойно сообщила мне Софья, — И не сказать, чтобы я к чему-то подобному не была готова, но никак ни здесь. И не так публично.

Для кого как, а для меня — ушат холодной воды на голову.

Нет, я понимаю, что мой предшественник готов был отлюбить всех, до кого дотянется, и не по разу.

Есть тут такое соревнование меж молодыми дворянами, итогами которого они небезосновательно гордятся.

Наивные. Они думают, что это они победители. Но, как правило, основной формуляр их «побед» составляют достаточно безотказные дамочки, у которых либо муж стар, либо он женился на них ради приданого, а сам супруг предпочитает окучивать молоденьких крепостных красавиц, навещая свою законную супругу в постели от силы несколько раз в год.

Получив от вдовы этакий отлуп, от которого загорелись уши, я вернул даму в зал, а там…

Вовремя меня вдовушка на землю вернула. Один танец до вальса остался. И во время его исполнения впервые начнёт работать моя «цветомузыка».


У меня хватило ума, чтобы успеть понять — вина и кальвадоса я сегодня явно перебрал. Навязчивые дворяне, дядья и важные гости — со всеми пришлось выпить. Пора остановиться. Я выскочил на улицу, а когда добрался до ближайшей лавки то вовсю врубил мощный оздоровительный перл. Пяти минут хватило, чтобы придти в себя. Вот жеж, чуть было не оскандалился, да ещё в присутствии Его Высочества.

— Вы пропустили танец, — прошипела Рысева, когда я вернулся в зал, — И мне пришлось танцевать с губернатором.

— Неплохая замена, — хмыкнул я в ответ, — Не находите?

— А я смотрю, вы отлично проветрились. Артефакт? — оценила она моё самочувствие.

— Он самый.

— Значит не врут люди, когда говорят, что вы один из самых выдающихся Формирователей, — задумчиво пробормотала вдова, — Пожалуй, мне тоже потребуется когда-нибудь к вам обратиться.

— Надеюсь, не скоро. Вы превосходно выглядите, — сподобился я на комплимент, — Но буду рад помочь.

— На вальс вас вроде молодая страшненькая пигалица записала. Могу я узнать, что вы нашли в этом невзрачном воробушке? — не удержалась весьма воспитанная дама от порока — неизбывного женского любопытства.

— Они наши соседи, а у девушки сегодня первый столь представительный бал. До этого она никуда особо не выезжала. А что страшненькая, так и я не Бог весть какой красавец. Зато характер у неё ангельский.

— Тогда вам придётся сильно постараться, чтобы у неё остались самые лучшие воспоминания, — хмыкнула Рысева, без особого восторга приняв мои откровения, которые её отчего-то задели.

— Уверяю, этот вальс не только ей запомнится на всю жизнь, — посмотрел я в сторону оркестра, чтобы убедиться, заняли ли свои места мои осветители.

Да, обе девчонки уже на месте, и пусть их трудно разглядеть за спинами музыкантов, но так даже интересней.

Зеркальный шар пока никто не видит. Его прикрывает занавес, и слуга уже топчется рядом, чтобы с первыми звуками музыки его отдёрнуть.


— Александр Сергеевич, вам не кажется, что пора зажигать свечи, — приостановил меня Николай Павлович, когда я пробирался в сторону семьи Осиповых — Вульф.

— Уверяю Вас, Ваше Высочество, что после вальса вы сами меня попросите не зажигать их ещё и ещё, — ответил я князю с многообещающей улыбкой на лице.

— Вы собираетесь чем-то ещё нас удивить? — приподнял он бровь.

— Ну что вы… Просто на свечах экономлю, — отшутился я в ответ, чтобы не раскрывать сюрприз раньше времени.

Во, озадачил будущего Императора, а сам дальше пошёл. Прикольно вышло.


— Аннушка, вы готовы? — подошёл я к своим добрым знакомым.

Анна Николаевна Вульф сегодня выглядела гораздо лучше, чем в наши прошлые встречи. Корсет, бальное платье, причёска, туфельки и совсем немного пудры — и уже никто не скажет, что она уж прямо некрасива. Зато грудь у неё весьма, талия впечатляет, а ножки ровненькие и в меру длинные. Даже тот Пушкин их хвалил, знаток недоделанный…

Говоря Рысевой про ангельский характер девушки, я нисколько не преувеличивал. Тот Пушкин отнёсся к Анне, как скотина, хотя и сделал её прообразом Татьяны Лариной в своём «Евгении Онегине».

Приехавший из столицы молодой ловелас, живущий по соседству с Тригорским, много времени проводил с ее братом, снисходительно обучая того искусству обольщения. Объектом для практической отработки навыков стала единственная совершеннолетняя девушка в доме — Анна Вульф. Исследователи потом напишут, что это был «самый вялый и прозаический» из романов Пушкина. Возможно. Но для Анны поэт стал всем. Буквально, всей её жизнью. Чем Пушкин беззастенчиво пользовался на протяжении многих лет.

Онегин хотя бы объяснился со своей Татьяной, Пушкин же просто уехал. И вернувшись через семь лет застал свою «Татьяну» отнюдь не генеральшей, а той же экзальтированной и влюбленной уездной барышней, только постаревшей.

В отличие от Татьяны Лариной, Анна Вульф была слаба и простодушна — за всю жизнь она так и не смогла поставить точку в этих бесперспективных отношениях с поэтом. Она знала о его успешных ухаживаниях за другими женщинами, в том числе и ее сестрой Евпраксией и небезызвестной Анной Керн, но терпела все измены и поддерживала переписку. Когда же Пушкин женился, она продолжала общение с ним и даже играла с его детьми.

Анна Вульф так никогда и не вышла замуж…


Дал же Бог дураку такую верную женщину! Как по мне — она святая, положившая жизнь на кон своему божеству — Пушкину. А он…

Ну, ничего. Попробуем это дело исправить.

— Александр Сергеевич, Анну на менуэт приглашал ваш приятель Вильгельм. Я понимаю, что он прибыл из столицы, но может быть вы подскажете мне, как смогли столичные портные достичь такого мастерства? — придержала нас маменька Аннушки, Прасковья Александровна, на правах старой знакомой, обращаясь ко мне без титулования.

— Вы про сюртук Кюхельбекера говорите? — расплылся я в улыбке.

Сработало!

— Именно, именно о нём! — с жаром продолжила Осипова — Вульф, — Я все глаза проглядела, и готова поклясться, что каждый из сотен стежков, которые успела увидеть, выполнен с безукоризненным соблюдением размера. Они настолько идеальны и одинаковы, что впору начать думать о вмешательстве потусторонних сил. Даже самая искусная швея на такое не способна!

— Обещаю, что мы с вами об этом обязательно поговорим, когда вы навестите меня в Велье, куда я вас прямо сейчас приглашаю в любое удобное для вас время. Думаю, я смогу вам и Анне Николаевне сделать интересное деловое предложение. А сейчас, извините, но нам пора.

— Это же вы натравили на меня всех ваших приятелей? — ткнула Аннушка меня пальчиком в плечо, когда я принялся выводить её ближе к оркестру, где у нас выделено место под танцы.

— Они вас чем-то обидели? Кого из них мне вызвать на дуэль? — притворно возмутился я, и Анна эту шутку приняла.

— Ни в коем случае. Все были предельно вежливы и даже почти не пялялись на мою грудь, которая сегодня открыта больше дозволенного. Но на этом матушка настояла.

— Анна, хватит уже комплексовать, — невольно сорвался я на язык своего мира, но тут же поправился, — Сomplexe d’infériorité — это вовсе не то, что вам нужно.* И грудь у тебя просто замечательная, в матушку, — сдуру ляпнул я, и прикусил язык.

Пролезло, похоже Анна даже представить себе не готова, что у меня с её матушкой уже было.

* complexe d’infériorité — комплекс неполноценности.

— Никогда про такое не слышала.

— Ой, да вы меня лучше вообще не слушайте, — игриво отмахнулся я от серьёзных разговоров, — А то я ещё вас чему-нибудь плохому научу.

— Я давно уже этого жду, — прошептала Аннушка одними губами, так тихо, что даже я скорее понял, чем услышал.

Ответить не успел. Музыканты принялись за дело, и я с удивлением уже с первых тактов узнал знаменитый «Грибоедовский» вальс ми минор.

Вот же человечище, этот Грибоедов! Талантлив безмерно, а на что жизнь растрачивает? На балеринок и дуэли? Да одно его «Горе от ума» мои нынешние современники раздёргали на цитаты похлеще, чем в моём времени цитировали героев комедий Гайдая.


Мы с Анной оказались первой танцующей парой, и ещё довольно долго, оставались единственной.

Остальные открыв рот смотрели на световое шоу. Девчонок — осветителей я обучил, как правильно светить, держа фокус ровно размером в глобус, и поочередно менять яркость, стараясь плавно попадать в такт музыке. А уж изменения цветов они сами варьировали. Так что, по всему залу полетели цветовые «снежинки» самых разных размеров и оттенков.

Заметив, что многие пытаются их поймать, я и сам пару раз повторил такое, то оглаживая голое плечо девушки, то касаясь верха её груди. И Аннушка — эта скромняжка по жизни, моим забавам не препятствовала, лишь закусив губу, откинула голову и кружилась в вальсе, решительно наплевав на все правила приличий.

Пожалуй, только что я оттанцевал самый долгий вальс за всю свою жизнь. Виной тому Николай. Ухватив в партнёрши Анну Керн, он умудрился, кружась в вальсе приблизитьсяк капельмейстеру, как здесь громко называют дирижёра оркестра, и крикнуть ему: — Сыграй ещё раз!

А тот и рад стараться! Раза три, а то и все четыре оркестр вальс повторил. Вот даст же Бог столько усердия и старания…

Сдаётся мне, генеральша — это я про Керн, теперь гораздо раньше заработает пушкинский эпитет «вавилонской блудницы», став уже как бы не сегодня фавориткой Его Высочества, а не годы спустя.


Не удивительно, что после затянувшегося тура вальса, всем потребовался отдых.

Это мы молодые, а в зале и гораздо постарше нас гости танцевали. И ведь ни один не ушёл!

А куда им деваться, если особа Императорских кровей продолжения вальса потребовала.

— Александр Сергеевич! — сугубо официально обратился вдруг ко мне Дельвиг.

— Антон Антоныч, ты чего-то несвежего съел? Грибов? Так грузди и рыжики я сам лично проверял, может рябчики несвежие вдруг оказались? — с интересом уставился я на лицейского товарища Пушкина.

— Я серьёзно, — одёрнул Антон фалды коротковатого сюртука и привычным движением, подоткнул очки на носу.

— Выкладывай, — вздохнул я, готовясь выслушивать долгие объяснения.

— У тебя с Анной Осиповой — Вульф что-то серьёзное?

— Нет, но если ты за ней просто приударить хочешь, то я тебя не пойму, а вот заведи ты с ней серьёзные отношения — и будет у тебя та женщина, которая раствориться в тебе, в огонь и воду броситься, куда бы тебя судьба не кинула. Поверь, я её знаю, и это так!

Дельвиг помотал головой, как боксёр, пропустивший удар. Да, неожиданно. Так и он не на приятельский трёп пришёл, раз перешёл на официоз.

— Я тебя понял. Спасибо, — отошёл от меня Антон в состоянии глубокой задумчивости.

* * *

— Эй, я тут, — помахала баронесса ладошкой у меня перед глазами, пребывая в заметном возбуждении, — Моя помощь нужна? А то у меня некоторые делишки наметились.

Так-то Рысева весела, и как я вижу, в приличном состоянии подпития.

— Адеркас подкатил? — предположил я самую очевидную версию развития событий.

— Неужели это было настолько заметно? — подтвердила своим ответом моя нанятая отпугивальщица невест, что я попал в десятку.

— Скорей, предсказуемо, — неопределённо помахал я в воздухе рукой, — Но в итоге я остался на бобах. На Анну мой приятель глаз положил, вы с губером, Анна Керн с Николаем, — выдал я ей нехитрый расклад по доступным мне женским телам.

— Там две девчонки, из Шушериных — Гнедских, уже текут наверно, — безжалостно сорвала вдова флер романтики от процесса общения с женским полом, — Они обе вас откуда-то знают, и абсолютно случайно приехали сегодня без матушки, которую не вовремя свалила жесточайшая мигрень. Берите друга в помощь, и будет вам удача. Вдвоём на одного могут не согласится.

— Где они?

— Вон, за колоннами мнутся. Бал уже заканчивается, а приключений хочется, и таких, чтобы ух-х-х и воспоминаний на всю жизнь! — стрельнула Рысева глазами в нужном направлении, а там я и сам разглядел знакомых, — Я это случайно услышала, — доверительно заметила она, но я отчего-то в случайность ни разу не поверил.

Да, приезжали они как-то раз к нам в Михайловское, вместе с матерью, когда я им вещички от отчима — проказника возвращал. Помнится, младшенькая меня изрядно впечатлила, пока Лариска с её медосмотром весь кайф мне не обломала.


— Иван Иваныч, ты же мне друг? — поймал я Пущина у стола с выпивкой и закусками, где он, как и положено гвардейцу, отдавал дань и тому и другому.

— Француз, дуэль?

— Э-э, ты про что?

— Тебе секундант нужен? Так я сейчас, — начал активно вытирать мой лицейский друг лицо, лоснившееся от неумеренного приёма осетрового балыка.

— Никакой дуэли, хотя, как знать. Пошли попробуем искусить двух молодых дворянок, которые такому будут только рады. С ними и сразимся, если повезёт.

— Женят же, — привёл мой товарищ увесистый аргумент.

— Они без матушки приехали, и давно уже не девицы, — возразил я, — К тому же, у меня есть план!

— Надеюсь, хороший, — намахнул Пущин бокал вина, «для храбрости».

— У меня плохих не бывает, — в корне пресёк я сомнения, — Посреди ночи мы поменяемся. Сделаем вид, что вышли покурить, ну, или ещё по каким делам, а потом разойдёмся уже по другим комнатам. Я бокалами звякну, чтобы ты знал, когда выходить на обмен.

— Может сработать, — оценил Пущин моё коварство.

Тогда мы ещё не знали, что мой гениальный план будет бездарно провален. Девушки сменили постели раньше, чем мы вернулись, но это было мной вовремя обнаружено. Так что та ночь закончилась весело, после «четвёртой смены караула» и такого же количества бутылей вина, которое было выпито «на брудершафт».

Загрузка...