Кто убил Кристель?

Глава 12

Тени вечернего города, длинные и изломанные, словно черные шрамы, тянулись за нами по мостовой, отчаянно цепляясь за подол моего платья, будто пытаясь удержать, замедлить, заставить обернуться к тому, что осталось позади — к пеплу, осколкам той прежней Элис, что растворилась в дыму взрыва. Я шла, едва переставляя ноги, чувствуя, как лодыжка, подвернутая в пылу магической дуэли, распухшая от боли, пульсировала в такт ударам сердца, а каждый шаг простреливал ногу огненной иглой, вонзающейся в кость. «Ты хромаешь, мисс Алдрин? — слышался его голос из прошлого, — хороший артефактор всегда держит равновесие. И не только физическое».

Ветер, пробирающийся сквозь узкие переулки, свистел в ушах насмешливой мелодией, срывая с крыш опавшие листья, которые кружились вокруг нас, словно пепел с того самого пляжа. Ее пальцы внезапно сомкнулись вокруг моей ладони — теплые, липкие от морской соли, дрожащие, но настойчивые. Кристель не смотрела на меня, ее лицо было обращено к тусклым фонарям, но ее рука сжимала мою так крепко, будто пыталась передать через кожу все, что она не решалась озвучить вслух: «Я здесь. Мы вместе. Дыши». Я стиснула зубы, чтобы не застонать от боли, рвущей мое сердце на части.

— Элли, сестренка, — ее голос прозвучал тише шелеста листвы под ногами. Она остановилась, все еще не отпуская моей руки, и повернулась ко мне, ее глаза, обычно такие яркие, теперь казались потухшими от невыплаканных слез, — мы почти пришли.

Я лишь кивнула, не находя слов, и ее большой палец провел по моим костяшкам — жест, сохранившийся с детства, когда я плакала из-за проваленных экзаменов. Мы снова зашагали, ее шаг вновь подстраивался под мой хромающий ритм.

— Он… — начала я, но голос предательски дрогнул, и я остановилась, разрыдавшись с новой силой. Ее пальцы сжали мою ладонь еще сильнее, почти до боли, а другой рукой она обняла меня, ласково гладя по спине. Я уткнулась ей в плечо, стиснув в кулаках ткань ее запыленного платья.

— Ты выстояла в магической дуэли против самого магистра. Он бы гордился тобой, — прошептала она мне на ухо, и мы стояли вот так обнявшись, пока я не пришла в себя достаточно для того, чтобы медленно продолжить наш путь.

Дом предстал перед нами, как немой страж, его фасад, некогда украшенный золочеными созвездиями, теперь облупился, обнажив серую штукатурку, словно ребра скелета. Кристель, не разжимая моей руки, рванула на себя ржавую дверь подъезда, и скрип петель прозвучал как стон из глубины времен — будто само здание протестовало против нашего возвращения. Мы шагнули в подъезд, где воздух, густой от сырости и пыли, обволок легкие тяжелой пеленой.

Лестница вилась вверх, ступени, изъеденные временем, казались бесконечным испытанием. Я хромала, отчаянно цепляясь за перила с облупленной краской, каждый шаг отзывался в лодыжке волной огня, будто кость превратилась в раскаленный уголек. Кристель шла чуть впереди, ее пальцы, сплетенные с моими, то сжимались в порыве тревоги, то ослабевали, и она тихонько шептала мне: «Еще немного. Мы почти дома».

Свет, проникающий через оконные проемы подъезда, постепенно угасал с каждым новым пролетом. К моменту, когда нам оставалось преодолеть последний лестничный пролет, нас практически окружала темнота.

Я застыла, вжавшись спиной в холодную стену. В этот миг Кристель, державшая меня за руку, резко остановилась и повернулась ко мне, но я с трудом угадывала ее силуэт.

— Элли, я поднимусь и включу свет, чтобы ты не споткнулась, — сказала она, ее голос звучал твердо, но с заботой, — подожди здесь, я быстро.

Ее пальцы на мгновение сжали мою руку сильнее, а затем она рванула вперед. Ее шаги застучали по лестнице, торопливые и непривычно тяжелые, а ключ в ее руках заскрипел в замке, будто не желая поддаваться.

— Элис, держись, я уже открываю! — крикнула она, поспешно толкая дверь от себя.

Свет хлынул в подъезд, золотой и теплый, выхватывая из мрака трещины на стенах, паутину в углах, мои пальцы, вцепившиеся в перила. И в этот миг — легкий хруст, будто ломается ветка под снегом. Я едва успела поднять голову, как из черной пасти лестничной клетки метнулась тень. Лизель. Ее лицо, всегда такое бледное, теперь отливало синевой от света собственной магии. В руке сверкал огромный ледяной клинок — не сталь, а вода, что под властью ее воли мгновенно застыла, превратившись в идеально острое лезвие. Движения Лиззи были плавными, почти танцевальными, словно она готовилась к этому моменту годами, репетируя каждый жест.

— Ну и как тебе мое владение даром, принцесса? — насмешливо прошипела Лизель.

— Крис… — только и успела прошептать я, торопливо выплетая защитное заклинание, но клинок уже вошел в спину сестры с тихим хлюпающим звуком, будто пробил мешок со льдом. Оседая, Кристель, неловко взмахнув руками, тихо ахнула — коротко, удивленно, как будто не веря, что это происходит. Но Лизель не остановилась: с маниакальной улыбкой она нанесла еще один удар, еще более яростный, заставляя мою сестру, содрогнуться от боли.

— Нет! — закричала я, обезумев, — Нет, нет, нет…

Лизель замахнулась вновь, но заклинание, формирующееся в моих пальцах, вырвалось неуправляемой волной. Стены задрожали, перила заскрипели, и убийца моей сестры отлетела к противоположной стене, вжатая силой магии. В этот момент клинок, окрасившийся алым от крови Кристель, мгновенно истаял, растекся полупрозрачными кровавыми потоками по полу подъезда, а сама Кристель рухнула на колени, вцепившись в дверной косяк. Время замедлилось.

— Не такая я и бездарность! Жаль, тебя не прикончил профессор, но так даже приятнее! — Лизель оскалилась и взмахнула руками, с трудом разрывая пелену моего заклинания.

— Так это ты подбросила записку Ирвису! — я бросилась наверх, спотыкаясь о подол платья, почти не замечая ступеней под ногами.

— Только сейчас догадалась? — ее смех — высокий, истеричный — разнесся по подъезду, эхом отражаясь от стен.

К сожалению, Лизель оказалась проворнее — вместо того чтобы отступать, она стремительно метнулась вбок, используя узкий проход между стеной и лестничным маршем. Ее руки торопливо взметнулись в воздухе, и снежная пыль сгустилась в ледяную стену прямо перед моим лицом, острыми кристаллами впившуюся мне в грудь, а сама она, не теряя времени, рванула вниз по соседней лестнице, ведущей к черному ходу. Ледяные осколки рассекли кожу, вызывая острую боль. Я пошатнулась, пытаясь сохранить равновесие, но все же скатилась назад по ступеням, чувствуя, как холод льда проникает сквозь ребра. В отчаянии я вскинула руки, торопливо поднимаясь и развеивая ее заклинание, но было уже поздно — она сбежала, я и могла лишь бессильно кричать ей вслед.

Не обращая внимания на хромоту и не видя перед собой ничего из-за застилающих глаза слез, кое-как, спотыкаясь о подол и волоча травмированную ногу, я доползла до сестры, лежащей на пороге. Ее красивое платье с вышивкой, купленное всего несколько часов назад, окрашивалось в алый. С каждым вдохом из груди Кристель вырывался прерывистый свист, перемежающийся болезненным хрипом, ее губы посинели, а лицо побледнело еще сильнее.

Мои пальцы засияли голубым светом — я начала вливать в нее свой магический дар, пытаясь залатать рану, остановить кровотечение. Но мой резерв еще не восстановился после недавней дуэли с мистером Ирвисом, и каждое движение давалось с трудом. Магия текла из меня тонкой, едва заметной струйкой, словно песок сквозь пальцы, хотя я выжимала из себя все до последней капли, рискуя выгореть дотла, но мне было плевать — лишь бы помочь, лишь бы поддержать жизнь в сестренке.

— Не уходи… — хрипло шептала я, прижимая ее к себе, — пожалуйста, не уходи…

Головокружение накатывало волнами, перед глазами плясали черные точки, но я продолжала тянуть из себя магию, чувствуя, как с каждой секундой мой собственный резерв все больше истощается, как магия уходит капля за каплей, не принося облегчения — ее дыхание становилось все тише и слабее.

— Кристель… — из моих глаз текли слезы, смешиваясь с ее кровью, — я не могу опять потерять тебя…

— Элли… — Кристель протянула руку, и я судорожно вцепилась в нее, чувствуя, как она становится все холоднее, — не плачь… пожалуйста… — ее голос захлебнулся, а рука разжалась. Ее пальцы, всегда такие теплые, теперь превратились в лед, выскальзывая из моей руки. Я прижала ее голову к груди, чувствуя, как что-то теплое и липкое просачивается сквозь ткань.

Мое сознание отказывалось принимать происходящее. Крис, моя сестренка, которую я спасла и от ректора, и от профессора, лежала на холодных ступенях, и жизнь уходила из нее с каждым ударом сердца, который я слышала так ясно, будто он был моим собственным, а я не могла ничего поделать.

В тишине квартиры зазвенела люстра, раскачиваясь от сквозняка, и где-то вдали завыла сирена — или это завывала я, прижимая к себе тело, которое уже не дрожало.

Время окончательно остановилось для меня. Я сидела на пороге нашей квартиры и бесконечно раскачивалась, прижимая ее к себе, как когда-то в детстве она укачивала меня после ночных кошмаров, шепча бессвязные слова — то ли молитвы, то ли проклятия. Ее волосы пахли чем-то сладким, как и вчера, когда мы бежали из руин служебного входа магической академии. Теперь этот запах смешивался с медной горечью, въедаясь в кожу.

— Элис?.. Боже, что… — голос Дафны прозвучал сверху, будто из другого измерения.

Я не подняла глаз. Видела только ее туфли — они замерли в луже, растекшейся от порога. Дафна рухнула со мной рядом, ее колени глухо ударились о пол, и ее руки, всегда такие уверенные, теперь дрожали, крепко обнимая мои плечи.

— Отпусти ее, солнышко. Отпусти, — она пыталась отнять у меня Кристель, но я впилась пальцами в ее платье, сминая ткань, и не слышала никаких слов — они доносились словно издалека, словно сквозь толщу воды.

— Полиция уже едет, — Дафна гладила мои волосы, а я чувствовала, как ее горячие слезы падают мне на шею, оставляя соленые дорожки, — нам нужно… нужно тебя переодеть.

Она осторожно, почти нежно, заставила меня встать, поддерживая под локоть, боясь, что я упаду, и молча медленно повела по коридору, где зеркало отражало два призрака: ее — бледную, с подведенными глазами и тушью, растекшейся черными бороздами по щекам, и меня — с лицом, измазанным в чем-то темном, что уже нельзя было назвать просто грязью, растрепанными волосами, слипшимися от крови и слез, и в платье, пропитанном кровью.

Каждый шаг давался с трудом, будто ноги были налиты свинцом. Мышцы отказывались подчиняться, а в голове пульсировала тупая боль. Дафна поддерживала меня, крепко обхватив за талию, не говоря ни слова.

Где-то хлопнула входная дверь, и в квартиру ворвались чужие голоса — резкие, отрывистые, наполненные профессиональной деловитостью. Тяжелые шаги эхом разносились по коридору, отдаваясь в моей голове болезненными ударами. Дафна инстинктивно заслонила меня собой, встав вполоборота к входящим. Ее плечи напряглись, спина выпрямилась, превращая ее в живой щит между мной и внешним миром. Она что-то тихо говорила, но я уже не разбирала слов — они доносились как сквозь вату, теряя смысл и форму. В глазах начало темнеть, стены квартиры закружилась перед глазами, а звуки становились все тише, отдаляясь куда-то в небытие. Последнее, что я почувствовала — как Дафна осторожно опускает меня на пол, и ее руки нежно касаются моего лица. А потом наступила милосердная темнота, поглотившая все звуки, все ощущения, весь мир.

Сознание вернулось волной — медленной, тягучей, словно смола. Сначала я почувствовала запах: книжная пыль, смешанная с лавандой, в очередной раз напомнившая мне тот день, когда Кристель, заботливо ворча, притащила лавандовое саше и, совершенно не обращая внимание на мои протесты, запихнула его мне под подушку со словами «чтобы не снились твои дурацкие кошмары». От этого мимолетного воспоминания горло сразу же свело очередным спазмом. Потом — холод, пронизывающий до самых костей: холод простыни под спиной, холод воздуха на щеках, холод внутри, будто кто-то безжалостно выскоблил грудину острым лезвием, оставив зияющую пустоту.

— Какая же я никчемная… — прошипела я, сжимая кулаки до тех пор, пока ногти не впились в ладони, оставляя полумесяцы боли. Голос звучал чужим — хриплым, разбитым, словно осколки разбитого зеркала, — безжалостно убить двух мэтров магии, чтобы… чтобы в итоге не уберечь сестру от мокрой курицы-неумехи с ледяной зубочисткой…

Истерический смешок вырвался из горла вместе с очередными всхлипываниями, переходящими в завывания.

— Знала же, что эта тварь ей завидует!!! Могла ведь догадаться, что она может напасть!!! Ведь могла же остановить Лизель!!! Почему я про нее забыла⁈ Она ведь была в списке подозреваемых!!! — я со всей силы вцепилась в край одеяла, вышитого Кристель — кривые ромашки, которые она называла «абстракционизмом», теперь казались горькой насмешкой судьбы. На тумбочке стояла чашка с трещиной, до краев наполненная холодным отваром, скорее всего оставленная заботливой Дафной.

— Слабачка. Трусиха. Неудачница, — хныкала я, ударяя кулаками в стену с такой силой, что гипс осыпался, словно пепел, — могла успеть сплести щит! Могла вообще с самого утра заставить носить ее броню, а еще лучше не выходить из дома! Могла…

Я схватила ни в чем не повинную чашку и резко швырнула ее в зеркало, которое разлетелось на осколки, напоминавшие ледяные кинжалы, отнявшие у меня сестру. В каждом отражении я видела себя — растрепанную, с глазами, красными от слез, которые не заканчивались.

Внезапно магический маячок, который я еще утром повесила на официанта, тревожно запульсировал, обжигая запястье. Он был где-то рядом, должно быть, кружил возле дома, выжидая момента, чтобы попасть в подъезд и подсунуть очередное анонимное послание для Кристель. И даже не подозревал о случившемся.

«Ну, хоть что-то остается стабильным», — мрачно усмехнулась я, вновь разрыдавшись. Мысль о том, что этот одержимый поклонник продолжает свои эпистолярные попытки для той, кто уже никогда не прочитает его записки, лишь усилила боль утраты. В горле застрял ком, горячий и плотный, словно расплавленное стекло, готовое разорвать меня изнутри. Я с трудом сглотнула, но спазм лишь усилился, мешая дышать.

Пальцы сами собой сжались в кулаки, и я заставила себя сделать глубокий вдох, но воздух будто застрял где-то в груди, не достигая легких. Перед глазами все плыло от слез, но я продолжала смотреть на пульсирующую нить маячка, который теперь казался насмешкой судьбы — такой же бессмысленной, как и эти записки, которые больше никому не были нужны.

— У меня ведь почти получилось ее спасти! — новая волна рыданий сотрясла мое тело, и я не пыталась сдерживаться. Голос срывался, превращаясь в хриплый вой, но я абсолютно не замечала этого, — зачем столько времени нужно было учиться магии?

Я сползла по стене, обхватывая колени руками. Постепенно рыдания стали тише, превращаясь в тихие всхлипы. Тело охватило странное оцепенение — будто кто-то вынул из меня все кости, оставив лишь пустую оболочку, а в голове образовалась странная пустота.

Несколько минут я просто сидела, глядя в одну точку, не чувствуя ни холода, ни боли. Время словно остановилось, превратившись в густую смолу, в которой тонули все звуки и ощущения. Только сердце все так же билось в груди — глухо и неровно, словно пытаясь достучаться до моего онемевшего сознания.

— Неужели от судьбы не уйдешь? — в отчаянии прохрипела я и прислонила голову к стене, бессильно опуская руки и глядя в черный провал окна, где звезды, казалось, насмехались надо мной, перемигиваясь своим холодным светом, — зачем вообще тогда пытаться переписывать судьбу, если каждый раз она погибает⁈

Дрожащие непослушные пальцы сами потянулись к запястью. Последний заряд, который был предназначен для возвращения в свое время — крошечная искра, горящая на запястье. Всего один проклятый шанс. Я сжала хроноскоп так сильно, будто хотела вдавить его в кость, чувствуя, как медальон-якорь на шее протестующе нагрелся, словно предупреждая о последствиях.

— Вернуться в свое время… — неверяще прошептала я, и каждое слово давалось с трудом, — смириться… И жить с этим… Или…

У меня не было ни капли сомнений в том, какой выбор сделать.

— Питер, прости… — с тоской я мысленно обратилась к своему единственному близкому человеку, который уже никогда не дождется меня в будущем, — я не могу выполнить свое обещание и вернуться… Я просто не могу не использовать этот шанс…

Приняв решение, я взяла себя в руки и пересела за стол, чтобы подробно расписать хронологию событий сегодняшнего дня. Мне нужен четкий план, чтобы не испортить последний шанс. Я выписывала время и локацию напротив каждого события, рисовала схемы нашего маршрута в этот и предыдущие дни, вспоминала самые малейшие детали и прокручивала в голове все события, на которые я могла бы повлиять, оценивая, что еще я могла бы изменить, чтобы избежать опасности. Наконец, я выработала, как мне показалось, оптимальную стратегию и, поняв, что не знаю, как еще ее можно улучшить, я постаралась успокоиться перед еще одним перемещением в начало этого проклятого дня.

Мои руки нервно подрагивали, когда я вновь активировала механизм хроноскопа, с мрачной готовностью встречая последнюю в моей жизни радужную спираль и чувствуя, как пространство вокруг вновь начинает искажаться, словно ткань реальности рвется под моим напором отчаяния и решимости.