Лабиринт кривых отражений

Глава 12

Каю было хорошо: в тот краткий миг, когда он еще плавал во тьме, но уже начал осознавать себя. Однако, чем дальше он вспоминал кто таков и последние события, тем хуже ему становилось. Не только душевно, но и физически. Легкость пропала. Тело ныло, словно им били о камни или, наоборот, Кая пробовали камнями забить. Ногой он и вовсе боялся шевелить: хватило одного небольшого усилия, чтобы та взорвалась болью. К тому же на грудь нещадно давило, отчего глубоко вдохнуть выходило через раз.

— Мур?.. — вплыло в уши.

Кай разлепил веки и, не удержавшись, хмыкнул. Кот нагло устроился на его груди и взирал сверху вниз, нахально усмехаясь: так, как способны лишь кошки, не умеющие улыбаться, но все равно улыбающиеся. А поскольку весил Адик прилично, то и давил увесисто.

— Просто отлично, — простонал Кай, осматриваясь. К своему немалому облегчению, он находился на выделенном ему диване на кухне в квартире у новой знакомой. И кота он, на самом деле, очень рад был видеть, только виду не подавал, иначе Адик в следующий раз не ограничится отдавливанием груди, а сядет на лицо. — Между прочим, у нас у обоих в данном жилище никаких прав. Мы равны, кот. Не делай вид, будто главный.

Адик замечание проигнорировал. В конце концов, он гостил у Женьки не впервые и вообще, это был его мир. Каю пришлось смириться, он даже почесал пушистого хищника под подбородком, что тот воспринял благосклонно и с мурчанием.

— Так-то лучше.

Кай чуть поерзал, принимая более удобное положение. Неоспоримым плюсом являлось его нахождение в жилище Женьки и даже на том самом диване, на который он прилег… судя по свету, падавшему из окна, вчера. Диван располагался в кухне непросторной, но не в положении Кая было привередничать. Здесь же, не считая всякой кухонной утвари, тумб, шкафа, мойки и охладительного куба, стоял обеденный стол и имелся выход на малый балкон (балкон на полтора шага большего размера находился в комнате, которую занимала Женька). Сверху свисал немагический светильник. Кай не спрашивал, почему он работает, удовлетворившись самим фактом оной. Все располагалось на своих местах: так, как Кай запомнил.

В том же, что ночью он куда-то переносился, и произошедшее не привиделось ему во внезапно возникшем сновидении или в бреду, тоже не приходилось сомневаться. Достаточно было поднести к лицу руки, осмотреть царапины, ссадины и намного хуже выглядящий нежели вчера вечером укус живжиги. К тому же, если новая знакомая сюда заглядывала ночью — а Кай не верил в деликатность Женьки — то могла обнаружить его отсутствие.

Об этом, пожалуй, стоило спросить прямо. Ее свидетельство окончательно доказало бы факт перемещения и на кладбище, и в неведомый замок светлых мерзавцев.

Кай расправил плечи, кое-как потянулся. Каждая мышца в его теле, казалось, стонала и молила о пощаде, но ничего страшнее боли в ноге он все же не почувствовал. Нога же гнулась, значит, сломана не была, а все прочие неприятности заживут сами раньше или чуть позднее.

— Все, кис, слезай, — сказал Кай коту и попробовал подняться. Однако у Адика на этот счет имелись свои соображения.

Обычно Кай ладил с ним и всегда мог договориться, но, видимо, не в этот раз. Кот не только не сдвинулся с места или ушел, а вытянул лапу упер в основание шеи, выпустил когти и пристально всмотрелся Каю в лицо: мол, только попытайся чего учудить, горло перережу.

— Так себе угроза, кот.

До Мрыся, действительно способного ударом лапы отправить кого-нибудь в небытие, этому комку шерсти было далеко. Однако не зря Лео полагал некоторых кошачьих умнее некоторых же людей. Этот кот, кажется, нашел самый верный способ прекратить перемещения неугомонного гостя, попросту улегшись на него.

«Ну а почему нет? — решил Кай. — Не просто же так, я здесь».

— Вряд ли я исчезну, если бодрствую, — Кай не знал наверняка, но подобное предположение показалось ему логичным. В том же, что кот его понимал, он не сомневался тем более.

— Мря?.. — Адик прянул ушами.

— Я серьезно, — заверил Кай, и нет, его нисколько не смущал этот разговор, хотя кому-нибудь со стороны он и мог показаться странноватым.

Если бы кот мог пожать плечами, то непременно именно это и сделал. Однако он был умен. Потому вместо демонстрации никчемных человеческих жестов, принялся вылизывать лапу, разумеется, отдавая этому процессу всего себя.

По обиталищу прозвенело, послышались легкие торопливые шаги. Кот встрепенулся, стрельнул взглядом в Кая, мол, не балуй, и, поднявшись, поспешил к кухонной двери, по дороге пребольно наступив на живот.

— Спасибо, хоть не когтями, — простонал Кай, переворачиваясь на бок.

Кот ничего отвечать не стал, даже не оглянулся, боднул лбом дверь и вышел в приоткрывшуюся щель, а из щели к Каю прокрались звуки. Он верно расценил этот звон: гость подошел к жилищу Женьки и дал о себе знать.

Кай прислушался. Оба голоса были ему хорошо знакомы. Первый принадлежал Женьке, а другой — дяде Мите. То тут, то там всплывающий в разговоре «пельмень» не давал шанса ошибиться.

Сестрий, несомненно сказал бы, что подслушивать неприлично, но Кай никогда не обращал внимания на правила, устанавливаемые светлыми для других. Уж сами-то они нарушали их на каждом шагу. Потому Кай сосредоточился на разговоре и прикрыл глаза. Говорившие не таились, а потому этим и ограничился, не желая тратить силы на заклинания.

— Да, закатай его пельмень, Женечка, я ж говорю: спасать тво-го лунатика надо, — не впервые уже с тех пор, как Женька открыла дверь, говорил дядя Митя. — Он же ночью мне жизнь спас, п-нимашь?! А чего же я? Его брошу?..

Сейчас он хотя бы объяснял, поначалу же велел Женьке немедленно собираться, захватить аптечку и следовать «пулей» за ним. Только строгий тон и настойчивость девицы охладили пыл дяди Мити, заставив обстоятельно рассказать и о «с иголочки одетом дружке», и про жутких монстров, охотящихся за подаренным брелоком.

Умница-Женька подробно расспрашивала о мерзавце, стремясь сравнить рассказанное дядей Митей с тем, что запомнила сама. Благодаря ей у Кая появился более точный словесный портрет. И чем большими подробностями тот обрастал, тем сильнее ему не нравился. Нет, он точно не знал и никогда не встречался с этим человеком. Однако мог сказать абсолютно точно: внешностью и повадками мерзавец походил на типичного светлого мага, причем, имперского рода.

— Ну… судя по тому, что вы пришли ко мне в одиночестве… — начала Женька.

— Так я ж те и говорю: пропал! — кажется, дядя Митя хлопнул себя по коленям. Или в ладоши. — Меня спас — и пропал! Как в воздухе растворился! Коперфильдов недоделанных настругали, а я теперь мучайся!

— А монстры? — поинтересовалась Женька.

— В прах развеялись. Вот как твой лунатик с ними разделался, так и…

— Постойте. Дядь Мить, — остановила его Женька, — если Кай пропал, то почему я должна с вами ехать на какое-то кладбище? Вы, чего же, думаете, он там специально для меня проявится?

Мужик откашлялся и, похоже, впервые за время разговора задумался.

— А кроме того, мой лунатик, как вы его обозвали, преспокойно спал всю ночь и не по каким кладбищам не ходил, — решила добить его Женька. — Приснилось вам что-то, дядя Митя.

— Ну уж сон от яви… — начал тот, после чего разговор наверняка свернул бы на новый круг.

Кай откашлялся: достаточно громко, чтобы его было слышно в коридоре. Там, спустя пару мгновений, приглушенно ойкнули.

— Это чо ж… Правда? — переходя на шепот, спросил дядя Митя.

— А вы подумали, я вас обманываю? — сказала Женька, как почудилось Каю, с облегчением в голосе.

— Женя?.. — позвал Кай, чтобы у дяди Мити не осталось никаких сомнений. Мог бы — поднялся и сам засвидетельствовал визитеру почтение, только это было идеей не из блестящих. То, как Кай выглядел, только доказало бы, что он провел ночь где угодно, но не в постели.

Девица откликнулась дежурным:

— Уже иду.

— Ой, как некрасиво получилось, извини Женечка, — прошептал дядя Митя, но, вдруг осекся: — Но он же… — и тотчас умолк, наверное, махнул рукой и внезапно заговорил быстро и по-прежнему тихо: — Он точно меня спасал, можешь сколько угодно считать, будто я белочку словил, только подобных глюков не случается даже перебравши. Я медик в прошлом, я знаю. И ты его держись. Слышь, Евгения, настоящий он, ясно? Все, пока. Лунатику привет от меня и признательность. Не забуду.

Судя по щелчку замка, он сказал все, чего собирался, развернулся и ушел.

Кай открыл глаза, улыбка сама собой растянула губы помимо его воли: доброе слово и кошке приятно, некромантов же, как правило, не благодарят вовсе. И это обидно. Иногда. Но тем радостнее подобную похвалу — ни в коем случае не лесть, сказанную не в его присутствии — слышать.

— Я смотрю, настроение у тебя приподнятое, — заметила Женька, входя на кухню и окидывая его долгим взглядом. — В отличие от всего остального?

Кай помрачнел.

— Спрашивать, где тебя носило, не собираюсь. Частично доложили, — заметила она, придвинула ногой трехногий табурет и села к столу, оказавшись аккурат напротив него. — Собственно, у меня к тебе всего один вопрос. Вернее, два: как ты себя чувствуешь, и чем тебя лечить?

Кай пожал плечом, слегка поморщившись.

— Нас не лечат, — сообщил он. — Со временем проходит само, причем быстрее, чем у простых людей.

— Совсем? — не поверила Женька.

Кай тяжело вздохнул.

— Я некромант, — пояснил он. — Сильнейший из темных магов. Лекари — сильнейшие из магов светлых. И именно по этой причине не переносят нас на дух.

— Но сейчас-то ты не среди этих расистов.

— Кого?

Это слово было Каю неясным и никаких подобных ему он не знал.

— Тех, кто дискриминирует… тьфу, — Женька сообразила, что и такое определение, скорее всего, останется непонятым, — ненавидит других из-за цвета их кожи. Или из-за формы носа. Или характерных особенностей внешности.

— Глупые люди, но не мне судить их, — заметил Кай. — Вот только оттенок силы — это другое.

— А мне плевать! — почему-то разозлилась Женька. — Ты выбирал становиться светлым или темным?

Кай покачал головой и нехотя признался:

— Я умер бы, не стань некромантом.

— Значит, ваши лекари — расисты, — настаивала Женька. — Наши врачи приносят клятву Гиппократа, по которой обязуются помогать всем, нуждающимся в помощи, вне зависимости от… ничего.

— Ты рассказываешь то, как должно быть, но не есть на самом деле, — пожурил ее Кай.

— Да нет… Понятно, что всякое случается. И разные медики бывают. Но вот у нас… в кодексе наказуемых деяний есть оставление в опасности нуждающегося в помощи человека. А у вас?

— У нас… лекарь, отказавший в помощи, лишается дара. Его наказывает его же собственная сила. Только это не касается сильных темных магов. Мы… как полюса магнита. У вас ведь известно, что это?

— А то нет, — отмахнулась Женька. — В детстве в школе все проходят. И в целом аналогию я уловила, только все равно считаю подобное гадким.

— Это-то и удивляет, — прошептал Кай, но, должно быть, слишком тихо. Женька слов не расслышала, либо попросту проигнорировала, увлеченная новой идеей.

— Ты ведь никуда не собираешься сбегать? — уточнила она.

— Вряд ли у меня выйдет.

— Значит, сиди здесь и жди меня, — обрадовалась неизвестно чему Женька. — У бабушки в аптечке чего только ни отыщется. Таблетки от давления тебе точно ни к чему, а вот анальгин придется ко двору точно. Что-нибудь серьезное есть? Переломы, головокружение?

Кай прислушался к себе:

— Нет. Вот встать смогу вряд ли. Хотя… если будет нужно…

— Не нужно, — прервала его Женька. — Переломов нет, внутренние органы не задеты, сотрясения мозга не наблюдается, с синяками, ссадинами и растяжением я уж справлюсь как-нибудь.

***

Лечебные средства подействовали через полчаса. Кай почувствовал себя не просто лучше, а словно заново родившимся; сумел сесть и даже задал вопрос, который порядком давно вертелся у него на языке:

— Я сильно вас скомпрометировал?

Засвистел на плите чайник, Женька воспользовалась этим обстоятельством, чтобы не отвечать сразу. Либо Каю так только показалось. Через минуту на столе рядом с ним исходил паром ароматный напиток, называемый здесь чаем. Сам Кай знал другой чай, который без крайней на то необходимости никто не стал бы пить. Впрочем, он уже заметил, что некоторые привычные слова здесь подразумевают немного другое или даже совсем иное значение, нежели он привык. Подобное было бы забавным, если бы не приходилось постоянно быть начеку, боясь недопонимания.

— А у тебя… там, — Женька снова плюхнулась на табуретку, поджав ногу. — Ночь, проведенная с девушкой, способна кого-то скомпрометировать?

Кай покачал головой.

— Так вот, у нас всякие взаимоотношения двух взрослых людей в порядке вещей. Конечно, есть неадекваты и прочие любители сунуть свои носы в чужие дела. Но когда их бредни про должно и недолжно имели хоть малейшее значение? Просто они просрали собственную жизнь и теперь стремятся нагадить в жизни прочим людям.

— У нас — тоже, — сказал Кай. — Касательно всего, тобой сказанного.

— Так и в чем дело в таком случае? — поинтересовалась Женька.

— Против огласки выступают сами лица женского пола. Они, видишь ли, считают себя выше отношений с мужчинами.

Женька присвистнула.

— Вот же фемки психические. И как же у вас рождаются дети?

Кай отпил чай. Тот оказался вкусный, с ароматом смутно знакомых трав и плодов.

— Обыкновенно, — ответил он. — В результате известного процесса. Когда женщина хочет заиметь ребенка, она обращается к понравившемуся мужчине. Если тот не против, они заключают договор. Согласись, участие мужчины в процессе… не сказать, чтобы очень трудное.

— И отцы своих отпрысков даже не видят?

— Если рождается мальчик, то по достижении им десятилетнего возраста и по желанию отец может забрать его к себе. Девочки остаются с матерями до возраста предварительного совершеннолетия в шестнадцать и только после него могут решить с кем хотят жить.

— Идиотизм какой-то, — сказала Женька и поморщилась. — И у вас никто не живет большими семьями, не воспитывают детей совместно?

— Конечно, живут и так: в деревнях или люди, лишенные магии, или бедняки. Некоторым женщинам ведь сложно одним ухаживать за детьми. Вот они и ведут совместное хозяйство с мужчинами. Бывает, мужчины и женщины живут вместе не ради ведения совместного хозяйства, а потому что им нравится просто жить вместе. Ну и… бывает, детей с самого раннего возраста воспитывают мужчины.

— А в основном ваши женщины прям терпят присутствие мужчин рядом? – фыркнула Женька.

— Не все. Бывает по-всякому. Но на заключение полноценных союзов обычно идут или из-за необходимости, или по любви и привязанности.

— Ну хоть эти понятия вам знакомы!

Кай вздохнул и признался:

— Они редки, а кому-то и вовсе недоступны.

Женька от него отмахнулась.

— Можно подумать, у нас они прям встречаются на каждом шагу, но вот в плане нетерпимости, Кай, мне ваше общество сильно не нравится. Ну ладно оттенок магии, наверное, это… как запахи: кто-то любит кислое, а других аж передергивает от него. Но что за идиотизм презирать противоположный пол? Чем эти дуры лучше?

— Умением соблазнять и дарить жизнь? — вопросом на вопрос ответил Кай.

— Ну да, конечно, — Женька поморщилась. — Эка невидаль: я самка и горжусь этим. А самцы у вас тоже гордятся тем, что между ног болтается?

— Некоторые…

— Да поняла я. Только вот, что я тебе скажу… — однако прежде, чем сказать, она снова отпила ароматного напитка, — такие, кто ставит во главу угла свою самость, достойны лишь презрения. Им неважно труслив человек или отважен, зол или добр, да вообще неважно ничего, кроме пола, и это гадко, подобное отношение низводит людей до уровня скота.

— А у вас, конечно, не так?

Женька слегка смутилась.

— У нас по-всякому, воспользуюсь уж твоей фразой, не обессудь. И именно потому ты окажешь мне услугу, если продолжишь жить в моей квартире и спать на этом диване, — заявила она. — Я ведь говорила тебе о родителях. Ну вот. Я не утрировала: пусть уже успокоятся, что у меня появилась личная жизнь.

— Уверяю, меня подобное устроит.

— Очень на то надеюсь, — Женька вздохнула. — Давай начистоту?

Кай кивнул.

— У нас тоже бывают озабоченные самостью, но их, если не выискивать специально, не так уж и много. Значительно больше у нас тех, кто считает семью — главным богатством. Мои родичи, к сожалению или к счастью, одни из них. Некоторое время, пока я училась, они ко мне не приставали. Разве только мама донимала вопросами не нравится ли мне какой мальчик. Я отнекивалась, даже огрызалась. Пару раз пресекла матримониальные планы на корню, состоявшие из попыток познакомить меня с какими-нибудь сыновьями-племянниками-дальними родственниками маминых подруг и сослуживиц. Наконец, родители решили, будто я их просто стесняюсь. За этим вызвали к себе бабушку, а меня поселили сюда. Мол, мне одной станет скучно, и я примусь активно «вить гнездо».

Кай усмехнулся.

— Безумная аналогия и не менее бредовая идея.

— По мне, идея замечательная, — запротестовала Женька. — Я никогда еще не была настолько счастлива! Жить в одиночестве — радость! И мне нисколько не сложно ездить в город на электричке.

— Понимаю. Я сам съехал от Лео, как сумел рано, — сказал Кай. — А ведь у нас с ним отличные отношения. Просто…

— В свободе дышится легче.

Кай кивнул.

— Но имеется нюанс, я верно понял?

— Ага, — Женька отхлебнула чаю, и Кай сделал то же самое.

— Поняв, что вить гнездо… кхм, ну и кретинское сравнение, вы не собираетесь…

— Они вполне способны поменять все обратно, — договорила Женька за него. — А я не хочу больше с ними жить! И ругаться вдрызг не желаю тоже. И, Кай, хватит уже мне выкать, пожалуйста.

— Тем паче, это может развеять легенду нашего с тобой… совместного обустройства гнезда, — добавил Кай и рассмеялся.

Женька хихикнула.

— Я был бы последним кретином, если бы начал спорить.