Лабиринт кривых отражений

Пять лет спустя

За окнами шел ледяной дождь. Стекла временами дрожали от порывов ветра. В сумрачном свете ненастного дня серым выглядело все: и небо, и дома, и облетевшие деревья, и снег, пусть тот и считался белым. Просто-таки сотни оттенков серого. Промозглая неприятная слякоть. Однако тем уютнее было находиться в доме.

Некромант сидел у камина, вглядываясь в языки пламени. Временами в их глубине проскальзывали синие и зеленые огоньки — словно взгляды неведомых существ, подглядывающих за человеком.

Когда-то Лео говорили, будто ему гораздо более пошло быть стихоплетом нежели некромантом. Слишком много воды утекло с тех пор и ни мгновения Лео не пожалел о своей сути. Сейчас он чувствовал себя именно тем и там, где быть должен — на своем месте. Жаль, не от него зависело остаться ли на границе. На границе, уже год как утратившей свое значение, поскольку великой империи света, как окончательно выживший из ума империус начал именовать жалкий огрызок, оставшийся от его страны, больше не существовало. Совсем.

Вовсе не соседи, у которых, наконец, лопнуло всяческое терпение (бесконечные проповеди вкупе с оскорблениями и требованиями покаяться и изгнать, а лучше убить всех темных магов, в конце концов, властителям надоели), были тому виной. Соседние государства лишь разорвали с империей дипломатические отношения, отозвали посольства и усилили охрану границ. Уничтожали же империю изнутри ее собственные жители. Беспорядки вспыхивали постоянно и неясно по каким причинам. Временами, ночи озаряли отсветы далеких пожаров. Их вполне удавалось наблюдать из пограничных городов. Иногда ветер приносил запах гари.

В империи оставались королевские разведчики. Они докладывали о спонтанно начинавшихся погромах в столице и окрестностях. Казалось бы, беспричинных и не имевших явных лидеров. В людей словно вселялась некая злая сущность, собирала толпу и гнала грабить магазины, лавки и зажиточные дома. Часто, посланные остановить бесчинства охранители закона забывали о долге и примыкали к грабителям и мародерам. Поступали сведения о так называемых «вольных городах», один за другим провозглашавших независимость от столицы, о сектах, в которые собирались самые обычные люди, не имевшие магического дара. Кому они там молились выяснить так и не вышло, зато досконально стало известно о человеческих жертвах, каннибализме и самоистязаниях, творящихся в них. Империя сходила с ума, а весь остальной мир наблюдал за ее агонией, не желая вмешиваться и опасаясь «подцепить заразу».

Любой здравомыслящий и желающий сохранить страну правитель, вероятно, обратился бы за помощью. Объявил амнистию темным магам, призвал на службу хоть кого-нибудь, разбиравшегося в потустороннем. Сам Лео навскидку мог бы назвать нескольких сущностей, морочащих людям головы, и, разумеется, сумел бы их выявить и уничтожить. Для такого рода работы темные маги подходили лучше всего, более того, для нее они и рождались. Светлые скорее сами подпали бы под потустороннее влияние. Однако император закостенел в преступной глупости, слишком уверовал в своего бога и его бесконечную милость. Вместо того, чтобы делать хоть что-то, он заперся во дворце и строчил буллу за буллой. Он успел объявить весь мир клоакой, оскверненной тьмой и недостойной спасения господнего. Он призвал к объединению усилий всех светлых магов империи, чистых душами и помыслами в любви к всеблагому господу, для создания заклятья перемещения. Заполучив его, самые святейшие из святейших уйдут из оскверненного мира в лучший и светлый из миров, в коем господь единый и милостивый правит вечно.

Империя прекратила свое существование за одну ночь, когда с погостов полезли жуткие твари, образовавшиеся из останков некогда похороненных тел. Да, именно похороненных. В отличие от «погрязших во тьме» и «запачканных темной скверной» соседей, покойников сжигавших, имперцы зарывали их в землю, устраивая места памяти на местах захоронений.

А Лео ведь предупреждал, что добром такая «память» не обернется.

В королевство мода закапывать умерших в землю пришла вместе с увлечением верой в единого бога и его светом, который экзальтированные и одиозные совместно с глупцами путали с добром. Если память не изменяла Лео с кем-то другим, а этого обычно не происходило, первый погост на территории королевства появился лет двадцать назад. Мало тогда было тех, кто проникался блеяниями апологетов и пастырей единобожия, швали при королевском дворце просто понравилась идея устраивать склепы и поклонения мертвым попышнее да побогаче дабы похвастаться и пустить дым с искрами в глаза «заклятым друзьям». Потом жадные до денег градоначальники смекнули, что за «покойничий постой» можно брать с наследников годовую плату.

Его Величество, к счастью, ограничил число «мест памяти», иначе весело бы никому не показалось. Насколько Лео знал, короля постоянно осаждали с просьбами расширить уже имевшиеся погосты или основать новые, но тот придерживался своего решения и отступать от него не собирался.

Эх, забыли ожиревшие и отупевшие люди отчего и зачем их предки покойников именно сжигали, а прах развеивали по ветру. Посчитали страшными сказочками то для чего короли, собственно, и брали на службу некромантов. Только в спокойные времена Лео и его коллеги занимались чем-то средним между полицейскими расследованиями и деятельностью тайных служб. Как проявлялось потустороннее, немедленно заступали ему дорогу. И погосты «чистили», пресекая все возможности для формирования из останков опасных монстров. Потому что прорывы неизбежны. И чем больше погостов, тем они неизбежнее. По крайней мере, в их мире.

Его Величество — тот, кто встал на защиту всего темного от светлой заразы. Лео едва заметно улыбнулся: подобного от монарха он не ожидал. Будучи тем еще бунтарем в юности, Лео, громко и никого не боясь, возмущался тем фактом, что все некроманты априори с самого рождения или выявления дара поступали на королевскую службу, лишаясь права выбора профессии. Ох, всыпал бы Лео самому себе прежнему за те слова. Поскольку если бы не король, не некромантский корпус, не тайный сыск и не криминальная полиция, изничтожили бы их всех, как недавно в империи. И что произошло бы?

Прорыв. Погостов ведь в королевстве немало. А заступить дорогу костяному чудищу способен лишь некромант, никак не светлый маг или обычный человек. Империя погибла именно потому, что некромантов в ней не было: сгубили, сгноили в тюрьмах, изгнали. И твари накинулись на людей — таких светленьких, добреньких, пусть и часто гниловатых душонками, неспособных ничего противопоставить кровожадным хищникам потустороннего, вечно молящихся своему выдуманному, зато справедливому и милосердному божеству. И, уж само собой, светленький бог, единственный и неповторимый, не защитил никого.

Злорадствовал ли Лео? О да! Но только в отношении сограждан; потешался над их глупостью и недальновидностью. Имперцев ему было искренне, до крика жаль. В большинстве своем они погибли просто так, поскольку их властители ополоумели. У него самого в доме рос бывший имперец, и, глядя на него, Лео невольно задумывался скольких детей и подростков растерзали чудища. Взрослые — сами себе палачи, они выбрали подобный исход, замутили разум сказочками подлецов и ублюдков-проповедников. Лео всегда считал религии, к чему бы они ни призывали и что бы ни восхваляли, злом в чистом виде, настраивающим одних — по отдельности хороших —людей против других таких же. Именно религии превращали людей в толпу озверевших тварей. Но дети оставались безвинны всегда и несмотря ни на что.

Теперь за укрепленными обновленными убийственными заклятиями граничными столбами простиралась пустошь, а ворота защищали самые действенные запоры. По ту сторону на сутки пути не осталось ни одной живой души. Лео несколько раз предпринимал вылазки, потерял четверых и оставил попытки проникнуть вглубь бывшей империи. Потому что бесполезно, не стоило дергать смерть за усы: у него сын.

Целый год они патрулировали границу, усиливали, ждали прорыва, но пустошь затаилась. Твари ушли под землю и вот уж три месяца не подавали признаков… функционирования. Безжизненный кусок территории посреди континента — страшное напоминание людям о том, что нельзя играть с силами, которые им неподвластны, нельзя заменять извечные законы мира пустыми выдумками про светлых милостивых божков. И лить чужую безвинную кровь нельзя тоже, как и назначать врагами просто так: из-за оттенка дара, цвета волос или формы носа.

Стукнула, отворяясь, дверь. По дощатому полу прошествовал дробный перестук подкованных каблуков. Лео сегодня ожидал гостя, и гость прибыл.

— Ну и погодка, — заметил Сестрий, сбросив плащ и пристроив его на крючке у выхода.

Зашуршали стягиваемые сапоги. Стукнули по полу деревянные подошвы домашних туфель. Светлый не забыл, что слуг в этом доме нет. Вернее, они забегают на пару часов поутру: стряпуха быстро готовит на весь оставшийся день и вечер, уборщица приводит дом в порядок, прачка приносит чистую и забирает грязную одежду. Дом оживал в те часы, которые Лео предпочитал проводить в лаборатории или вне его.

— Увы, — откликнулся Лео, не оборачиваясь. Он и так слышал, что гость вошел в комнату. — Пожалуй, вежливый вопрос о том, как добрался, ты сочтешь издевательством.

— Не сочту, — рассмеялся Сестрий, пододвигая огромное удобное кресло поближе к огню и присаживаясь в него. В дорожном облачении он все равно выглядел так, словно собрался на прием в королевский дворец. — Ведь обратный путь мы разделим.

Лео тяжело вздохнул.

— Никогда не понимал ваше желание залечь в дыру и пустить корни, господа некроманты, — усмехнулся светлый маг.

— Чье наше? — уточнил Лео. — Я здесь один.

— Я пока здесь всем заведовал, едва не умер с тоски. Ты же, похоже, не рад отъезду.

— Я действительно не рад, — признал Лео. — Но зря ты полагаешь, будто все мои коллеги таковы. Я знаю многих, и мысли не допускающих отбыть из столицы даже на пару дней. Более того, поглядевших бы на предложившего подобное как на сумасшедшего.

— О да! — Сестрий рассмеялся, всплеснул руками. — Прости меня за зашоренность мыслей, великий некромант! В обществе многие полагают, будто у вас… как в браке: все счастливы одинаково, несчастны — по-разному.

Лео в удивлении поднял брови:

— Но ведь на самом деле иначе.

— Что ты имеешь в виду?

— Все обстоит с точностью до наоборот: счастливы по-разному, но одинаково несчастны. Проводя твою же аналогию, кому-то, заключив брак, достаточно вить собственное гнездо, для них счастье притаилось у семейного очага. Другие, наоборот, счастливы путешествовать, ни дня не сидеть на месте. Еще кто-то не мыслит счастья, не посещая театров и музеев, не блистая при дворе. Их много: таких счастливцев. Причем завсегдатаи балов пришли бы в ужас от перспективы заточения в четырех стенах. Ну, а что касается несчастья, оно одинаково для всех, если теряют близких или утрачивают здоровье. Все поправимо в сравнении с этим… — сказал Лео и по его лицу прошла тень. Он знал, о чем говорил, и не забыл ничего.

В нависшей тишине зазвучал смех Сестрия.

— Понимаю, почему вас, некромантов, не терпели имперцы: вы же способны перевернуть любую, казалось бы, принятую всеми истину!

— Истины не приходится принимать, они существуют вне зависимости от чьего-либо желания, Сестрий, — сказал Лео. — Фанатики же ненавидели и старались уничтожить нас по одной простой причине: мы способны опровергнуть их ложь о едином светлом божестве, которому они требовали возносить молитвы. Потому что именно мы точно знаем о переходе и посмертии. Более того, способны доказать истинность своих слов.

— Только мне не доказывай, — по-прежнему посмеиваясь, попросил Сестрий, — я точно знаю, что не хочу знать, прости уж за кривую фразу. Да и, согласись, некоторые сведения лучше оставлять за завесой тайны.

— Вот это-то имперцев и сгубило, — наставительно сказал Лео.

На лестнице послышался перестук легких шагов, из своей комнаты спустился Кай. Замер, не достигнув пола, окинул гостя заинтересованно-высокомерным взглядом. Лео так и не понял, как сыну удавалось так смотреть в какие-то детские пять, но факт оставался фактом: кровь не водица, а то, что у Кая она была непростой, Лео убедился уже неоднократно. Тем не менее, взор свысока не помешал мальчишке подойти и вежливо поздороваться. Гримаса же безграничного удивления, прилипшая к лицу Сестрия, доставила Лео несказанное удовольствие.

— Я никогда не принял бы тебя за некроманта, — проронил светлый маг и выметнулся из кресла, схватил Кая за плечи и всмотрелся в его лицо. Мальчишка сделал попытку вывернуться, но вовремя встретился взглядом с Лео и застыл. Не впервые он наблюдал такую реакцию посторонних. Можно сказать, привык. — Лео! У него же стальные глаза! Темный лед на реке в конце осени...

— Да неужели, — усмехнулся некромант.

Кай моргнул, и Сестрий лишился дара речи. Поначалу ему наверняка показалось, будто у мальчишки расширяются зрачки, как у кошек, заинтересовавшихся добычей. Только спустя невозможно долгое мгновение, за которое тьма затопила радужки Кая, Сестрий осознал: сами глаза потемнели до черного. Почти мгновенно!

Почувствовав, что хватка на плечах ослабла, Кай шагнул в сторону, сбрасывая чужие руки и прямо глянул на отца:

— Лео?

— Перед тобой Сестрий Шейн-Цийн, он знает тебя с младенчества, Кай. Он мой друг, — пояснил некромант, не скрывая довольной улыбки. — Однако, как и многие до него, он поражен твоим видом.

Мальчик склонил голову и прикрыл глаза, когда же снова открыл их, радужки возвратили серебристый оттенок. Светлый маг сдавленно охнул.

— Собирайся, Кай, попрощайся с кем сочтешь нужным, — произнес Лео нарочито спокойно, но со скрытым в голосе весельем. — Сестрий приехал за нами, чтобы проводить в столицу.

Мальчик кивнул.

— Сколько времени мне отпущено, Лео?

— Мы выедем завтра с утра.

Кай снова кивнул. И отправился не в свою комнату собирать вещи, чего Сестрий от него ожидал, а к двери; натянул сапоги, накинул куртку и вышел.

— Поражен? — спросил Лео, когда дверь с хлопком захлопнулась.

— Да уж… — Сестрий провел ладонью по лбу, стирая испарину. Неожиданно окружившая мальчика аура смерти приложила его сильнее, нежели не самый слабый светлый маг мог ожидать. Конечно, он сам виноват: Кай, наверняка, опешил и испугался такого наскока. Но все равно гордость была немало уязвлена. Получить оплеуху от пятилетнего некроманта! — Его глаза…

— Баловство, — отмахнулся Лео. — Кай еще совсем ребенок и, как и большинство детей, которым не запрещают эксперименты излишне бдительные и боящиеся за собственную репутацию взрослые, вертит силой так и эдак.

— Но я не чувствовал его ауры смерти вначале!

— Он ребенок, — повторил Лео. — Как правило, наша мощь проявляется ближе к тринадцати. Сейчас Кай просто чувствует собственную особенность и может к ней прибегать, когда сам пожелает, — в задумчивости он прикусил губу и проговорил: — Сильный вырастит некромант.

— Некромант ли? Точно? — вернув утраченное самообладание и вновь опустившись в кресло у камина, спросил Сестрий.

Лео снова прикусил губу.

— Мертворождение осечек не дает, в том мерзавец-лекарь был прав.

— Но у него могут проявляться и иные… — Сестрий поискал получше слово, но, не найдя, выдал первое попавшееся: — таланты.

Лео хмыкнул.

— Поверь мне, Сестрий, некромантия забьет любой иной дар. Будь он хоть магом жизни в десятом поколении. Ну разве лишь… в наш мир явится нечто ранее неведомое.

Сестрий нахмурился.

— Но он точно не маг жизни! — заявил он, хотя и без этого было ясно.

— Точно. И никакой другой, — сказал Лео, но уже не столь уверенно.

Эту неуверенность ощутил и Сестрий:

— Ты сомневаешься.

— Я не знаю наверняка, — поправил его Лео. — Но я и не могу знать подобных тонкостей.

— Его волосы светлы, как лунный свет, — не сдавался Сестрий. — Разве некроманты-блондины встречаются на свете?

— С каких пор масть определяет предрасположенность к той или иной магии? — вопросом на вопрос ответил Лео. — Не уподобляйся кумушкам да курицам, трясущимся над выводком и впадающим в истерику, если ребенок не подпадает под выдуманные ими понимание красоты.

Сестрий всплеснул руками:

— Но я ведь не об этом!

— Еще потемнеет, — сказал Лео. — Если бы к совершеннолетию подавляющее число наших золотоволосых детей не превращалось в русых, а то и в шатенов, имперцы давно заголосили, будто мы единый народ.

— Ну… тебе виднее, — примирительно выставив руки ладонями к собеседнику, сказал Сестрий.

— Мне действительно виднее, — согласился Лео. — И мне… невероятно повезло, что Кай не растет вечно восхищенным избалованным тупьем, как большинство здешний детей. Впрочем, я над ним никогда не трясся и не потакал капризам, возможно, дело в этом.

— Да, я заметил… какой он у тебя взрослый. И он зовет тебя по имени, не отцом.

— Он осведомлен: и кто таков сам, и кем являюсь я. С какой бы стати ему звать меня «папой»? — удивился некромант. — Я изначально не собирался лгать ему. К тому же это бесполезно: мальчик знает о той стороне, а значит, и о себе побольше иных ныне живущих. Он понимает, что живет не первую жизнь, и не видит смысла играть в глупое дитя. Пожалуй, даже полагает, будто уронит себя в собственных глазах, если начнет напоминать наивных карапузов, считающих, будто мир крутится вокруг их хотелок и эмоций.

Сестрий всплеснул руками, воскликнув:

— Это ужасно! У мальчика нет детства.

— Есть, — возразил Лео. — Только другое, не такое, каким рисуют его светлые: не щенячье и наивное. У Кая имеется защита, наставление и поддержка — на мой взгляд этого достаточно. На его — тоже.

— А любовь? — сорвалось с губ Сестрия.

— А разве перечисленное мной — не ее проявления? — поинтересовался Лео. — Непременно нужно сюсюкать и тискать?

— Не знаю, — признался Сестрий. — Ты снова запутал меня, некромант. Перевернул с лица наизнанку все принятые представления о должном и необходимом.

— Так может, изнанка изначально была лицом? — прищурился Лео.

Сестрий поглядел на потолок, потом за окно. Метель резвилась.

— Не боишься за него? Метель ведь. Буран. Куда он пошел?

— Проститься со стряпухой и конюшенным, пообщаться с Мрысем, Кай ведь наверняка захочет путешествовать верхом на моем звере, к паре приятелей забежит, — Лео повел плечом. — Ты драматизируешь, это в сути светлых, понимаю, но в отношении нас лучше держи себя в руках. Поскольку вы не умеете чуять беду. Можете лишь надумать себе ужасов и в них же уверовать. Я знаю, что Кай в безопасности, и не собираюсь обижать его недоверием и излишней опекой.

— Разве опекой можно… — начал Сестрий, но натолкнулся на очень уж колкий взгляд. — Наверное, можно, — признал он, — именно некромантов, которые личную свободу ценят сильнее чинов и наград. Однако другие могут принять твое доверие за наплевательство!

— Это лишь их дело, — сказал Лео.

— Ну конечно. Тебе повезло, что с некромантами не связываются службы общественной опеки и приюты. Эти… скажем так, недалекие тетки действительно склонны видеть издевательства над детьми везде, где можно и нельзя, и называть жестокостью воспитание.

— Я полагал, подобная дрянь как общественная опека подохла после катастрофы в империи. Это же их выкидыш?

— По слухам.

— Их. Власти королевства еще не выжили из ума, чтобы растить из детей изнеженных домашних питомцев. Хотя… видел я истерики некоторых светлых особ разных возрастов — прескверное впечатление производят.

— Его Величество уже подписал указ о ликвидации этого общественного института, — признал Сестрий. — Но все же...

— Да здравствует Его Величество, — не стал дослушивать его Лео, и даже при всем желании никто не сумел бы расслышать в его голосе иронии.

— Но ты так и не выяснил, какого он рода? — задал Сестрий вопрос, какой волновал его все эти годы.

— Выяснил, — ответил Лео, и Сестрий чуть спал с лица. — Только лишь, что непростого.

— А кучер? Ты вызывал призрак?

— Его опоила сама же беглянка: он не помнит ничего и никого, он и себя-то назвать не может.

— Но хотя бы по внешности…

— Светловолосая красавица на сносях, — Лео впервые за сегодняшний вечер и, должно быть, годы почувствовал, что выходит из себя. Боль утраты так и не притупилась. — Мало ли таких было в империи?! Богатство наряда и драгоценности указывают лишь на то, что она аристократка, однако наше королевство она не посещала, а значит, нет никого, кто бы узнал ее. И тех, кто видел бы ее при дворе не осталось тоже.

Сестрий развел руками.

— Я не видел. За то ручаюсь.

— То-то и оно.

Даже в тайном сыске, даже в еще более тайной разведке никто из знакомых и коллег не сумел сказать кто она. Лео, как одержимый, рвался в империю еще и для того, чтобы залезть в архивы, проверить списки, посетить дома знати в надежде увидеть портрет. Вряд ли же она бежала к границе с другого конца империи. Быть может, из столицы, конечно.

— Значит, опоила? — уточнил Сестрий. — Непростая. Точно.

— Знания дурманов. Наверняка, и ядов, — начал перечислять Лео. — Простушек им не учат.

— То ли древний род, то ли гильдия убийц. Возможно, и то, и другое, — сказал Сестрий.

— Непримиримый характер. Готовность бежать куда угодно и с кем угодно, лишь бы не оставаться там… где не хотела.

— Возможно. — Сестрий пожал плечами. — Ее наряд… как с бала. Сбегала впопыхах. Будь больше времени, переоделась бы во что-нибудь менее броское и более удобное.

— Да. Скорее всего, за ней очень тщательно следили. Смогла улучить время, опоить слугу…

— Жаль все же голову уничтожили.

— Жаль, — согласился Лео.