Лабиринт кривых отражений

Глава 20

Паника захлестнула огненной волной. Дышать стало трудно. Небо и земля завертелись перед глазами, при этом мнимая невесомость и отсутствие неприятных ощущений делали только хуже. Вероятно, именно так чувствовали себя только-только возникшие призраки. А здесь еще… нити, нити, нити, нити… От них хотелось держаться подальше. От крестов струилось свечение. Кай не назвал бы его опасным, он не ощущал страха, но и не понимал ничего. Показалось, сейчас ближайшая нить захлестнет его светящейся петлей, иные набросятся, превратятся в клубок змей... и те души, что наблюдают за ним, прячась за надгробиями, непременно атакуют, попробуют поживиться жизненной силой чужака.

В сознание вполз чей-то невероятно прекрасный голос, но Кай запретил себе вслушиваться. Он знал многих тварей, вводящих в транс глупых людей. Эти люди стремились найти смысл в давно до тона выверенном потоке бессмысленных, но манящих звуков. А после не находили даже костей.

Яркая вспышка перед глазами, огонь, пронесшийся по жилам, влага на веках и губах, внезапная боль — все это отбросило Кая «назад» и «вниз».

— Вот, дочка, нашатырь…

Он дернулся. Нестерпимый запах ослепил на мгновение и подвесил на внутренней стороне век радужные круги. А потом Кай открыл глаза, сморгнул пелену…

Он сидел на скамье возле одной из могил, едва не валясь на хрупкий с виду столик на одинокой ноге. Удивительно, как эта конструкция пока стояла, переживая смену сезонов и временные наплывы почитателей места памяти. Но уж если Кай на нее обопрется, рухнет непременно. Потому, придя в себя, он и отодвинулся подальше.

С портрета, врезанного в камень, на него внимательно смотрел покойный: то с задумчивым выражением, то с иронией. Стоило моргнуть, и выражение лица изменялось. Пару раз покойный, кажется, даже улыбнулся.

«Ну да, все верно, — мысленно согласился с ним Кай. — Как же не потешаться над грозой нежити, нечисти и светлых мразей, едва не потерявшемся в собственных ощущениях, запаниковавшем и рухнувшем в банальный обморок? Над такими, извини тьма-охранительница, некромантами, впору неприлично и громко ржать».

И мало лишь этого. Каю невыносимо, до зубовного скрежета стало стыдно. Потому что Женька по-прежнему не выпускала его руки, свободной еще и в плечо вцепилась, не позволяя свалиться… на шаткий столик. Она всегда находилась рядом, все то время, которое он выдумывал невесть чего и обвинял неясно в чем. Даже в какой-то момент заподозрил, а не была ли подстроена их встреча. Не спелась ли девица со светлыми и не ударила ли в спину, выждав удобный момент.

Стыдно… Просто невыносимо! И да, именно в этот момент Кай окончательно понял насколько Женьке задолжал. Понятно, что она сама счет ему не предъявит, но это совершенно не важно. Главное, знает он сам.

— Вот и очнулся, бедненький, — сказала незнакомая женщина в черном облачении, стоявшая возле калитки, но так и не переступившая порог.

Кай недовольно на нее воззрился, не зная недоумевать или оскорбиться. Слово «бедненький» не должно было сочетаться с ним ни при каких обстоятельствах. Оно… унижало. Не так сильно, как он сам унизил себя проявленной слабостью и необоснованными подозрениями, но ощутимо.

— Спасибо вам, — протараторила Женька, отцепила вторую руку от Кая и возвратила женщине флакон дурно пахнущей жидкости. — Дальше мы сами.

— Пожалуйста-пожалуйста, — расплывшись в улыбке, проговорила та. — У молодого человека, должно быть, большое горе?

Женька ответила на вопрос виртуозно обтекаемо, не подтвердив и не опровергнув того, что женщина успела навыдумывать.

— А то, смотрите, — уходить женщина явно не хотела, но повода остаться не нашла. — Может, скорую? У меня и мобильничек есть.

— Нет-нет, обойдется, — слегка натянуто улыбнулась Женька.

— А… ну ладно, — женщина собралась уходить, но, уже отойдя, возвратилась. — Вы это, если невмоготу, к батюшке Никодиму сходите. Он утешит.

— Мы часовню проходили, когда сюда шли, — припомнила Женька.

— Да то мертвому припарка, — махнула рукой женщина. — А я про храм. В двух остановках отсюда всего: руины в прошлом году восстановили, вот.

— Ясно, спасибо, — поблагодарила Женька, и женщина наконец-то ушла.

Очень странно она передвигалась: словно не разбирая выложенной каменными плитами дорожки, шарахаясь, словно от огня, если приближалась слишком близко к какой-нибудь ограде.

— Так вот… как выглядят ваши… не-живые, — прошептал Кай.

— В смысле?.. — насторожилась Женька и обернулась посмотреть на женщину. Только ее уже и след простыл: растаяла в воздухе, а может, попросту успела свернуть куда-то и затеряться из виду.

— Духи. Те, кто зачем-то остался в реальности и не перешел за грань. Впрочем, я могу и ошибаться, — Кай потер глаза. Чувствовал он себя не сказать, будто плохо. Досада и стыд грызли намного сильнее.

— Ну… ты как? — Женька ткнула его локтем в бок и препротивно протянула: — Бе-е-едненький.

— Обойдусь, — пробормотал Кай, вертя головой в недоумении. — И как мы здесь оказались?

— Шли-шли и пришли.

— А поподробней? — опешил он.

— Ты, как глаза закрыл, тотчас куда-то подорвался. Я за тобой треть кладбища отмахала, мечась, как… сопля в проруби. Разрывать ведь руки нельзя было?

— Именно так, — Кай вздохнул. Никогда так раньше не было, что при временном выходе из тела за последним сохранялись двигательные функции. — Благодарю, что не бросила. Я теперь…

— Может, объяснишь? — перебила его Женька. — Извини, конечно. Не думаю, будто душой кривишь, но давай обойдемся без «я тебе теперь на всю жизнь обязан» и подобного. Не люблю. И не хочу. А вот любопытство меня гложет. Ну?

Наверное, она не привыкла, что рядом кто-то валится с ног ни с того ни с сего. Кай и сам не ожидал от себя ничего подобного. Вероятно, потому и рассказал обо всем увиденном и… прочувствованном.

— Ты просто заблудился? — удивилась Женька. — Фух… Я уж думала, на тебя невидимая тварь напала.

— Невидимых тварей не бывает, — вздохнул Кай. — Существуют только очень хорошо прячущиеся.

— Хрен редьки не слаще.

— Пойдем-ка, посмотрим на этот храм, — предложил он.

***

Они ушли с погоста, и Кай наконец смог нормально дышать. Правда лишь до тех пор, пока не посмотрел на небо «особым» зрением.

Нити никуда не делись. Они образовывали купол на высоте, вероятно, раза в два превышающей рост самых высоких деревьев. Даже не вызнай Женька подробную дорогу к храму у торговки не-живыми цветами, Кай не заблудился бы. Тянуло его в ту сторону, как магнитом железную стружку.

— Храмы часто ставили на месте бывших языческих капищ, а те не возводили абы где. Как правило, использовали так называемые места силы, — рассказывала Женька, скрашивая пеший путь.

Ехать на автобусе Кай наотрез отказался: одно дело если расстояние иного не предусматривает и совсем иное для убыстрения пути, сам-то он точно не торопился настолько, чтобы терпеть толпу вокруг себя.

— Это-то аккурат ясно, — поясняла она, — паства по привычке идет на знакомое место, поклоняется пусть старым богам даже, не веря в душе пришлому и навязанному. Зато уже дети-внуки-правнуки, не говоря о более дальних потомках, молитвы возносят уже пришлому богу. Людская, что б ее, не-память и, будь она неладна, государственная идеология.

— А ты, значит, за старых богов? — хмыкнул Кай.

— Если уж и выбирать, то исконно-традиционные ценности, а не то, за что их выдают и всем другим подсовывают, а иногда и навязывают, — усмехнулась Женька. — К тому же… даже я чувствую что-то такое: от леса, речки, камня. Уверена, есть и особенные места, и сама сила. На счет богов — не уверена, правда, но лично от меня никто и не требует соблюдать обрядовость или еще что, могу себе позволить просто верить, без постных лиц, постов, молитв и обязанности эмпатии к любой заразе, которая хочет, чтобы к ней прониклись. А вот храмы или иконы – нет, они не для меня. Я их воспринимаю только как музеи и выставленные в них картины: некоторые даже красивые, но не больше.

— В пользу твоей версии говорит то, что вот часовня на кладбище — вроде тоже «дом» единого бога, а воспринимается обычным строением, как и те церкви, что мы проезжали на ав…бусе, — Кай отнюдь не запнулся на новом слове, не было у него такой привычки не выговаривать мудреные звуки. Просто дорога, по которой они шли, свернула и пошла вверх, взбираясь на холм, на котором и стоял означенный храм. — О…

Постройка качественно отличалась от многожилищных зданий, на которые Кай порядком уже насмотрелся. Люди проживали в основном в домах унылой прямоугольной формы. Редко когда в таких встречались закругления или башенки. От этого человейники, как звала Женька, а Кай перенял от нее это словцо, посчитав весьма точным, глаз ну совсем не радовали, в какой цвет их ни покрась. А вот храм производил впечатление пышности, придавал ощущение праздничности. Многоярусная постройка, со множеством куполов. Трапезная, колокольня, прирубы, галереи, барельефы на фасадах с растительным орнаментом, птицами и животными (Кай собственным глазам не поверил, увидав изображение не кого-то, а самого настоящего барсовока!) — радовали взгляд. И именно на крест — куда ж без него? — завязывались все нити. Частью они уходили внутрь храма, где, преобразовываясь каким-то немыслимым образом, уносились куда-то к облакам, где формировали еще один купол, вроде и почти незаметный, но… Кай почти не сомневался в этом — защитный.

Вот теперь все встало на свои места: и то, почему в этом мире нет ярко выраженной магии, и то, отчего в людях намешано и светлого, и темного, и никакого.

— Я не знаю, кто такое создал… да даже просто выдумал. Вряд ли этот ваш единый, которому поклоняются по привычке, — проронил Кай. — Но создавший такую систему точно был… даже не умен, а грандиозен. Сколько вашей церкви?.. Дветысячи лет?

— Примерно, — ответила Женька.

— Для такого… баланса. А хотя бы окончательного формирования защитного купола нужно минимум пять! — воскликнул он. — Мир чьего-то пока незавершенного или забытого эксперимента!

Женька схватила его за руку, вынуждая прийти в себя. Кай глотнул воздуха, отвернулся от идеального преобразователя энергии, уткнулся губами почти ей в висок и зашептал:

— Некто, посетивший этот мир или даже рожденный в нем, нашел способ перенаправить магическую составляющую, питающую мироздание и все, вхожее в него, для защиты. Здесь не бывает прорывов именно поэтому. Что бы ни творили люди! Потому у вас и остались чудища и истинно магические существа лишь в сказках и мифах. Как и исчезли все сильные чародеи и маги. А еще — герои и злодеи. Зло и добро смешались в ваших душах, как тьма и свет. Это породило и истинную свободу воли, и постоянную муку выбора, и поиск жизненного пути… и… я…

— Ты только снова не упади, ладно? — попросила Женька.

— Не стану, — Кай чуть отстранился. — Я не знаю являлся ли этот некто, извративший мир и вашу природу, жаждущим блага или, наоборот, худшим из возможных врагов. В конце концов, слишком часто именно враг делает благо, когда как друг может погубить ненужным участием. Зато понимаю теперь чего именно добиваются имперцы.

— Чего же?

— Они собрались… нет, не уничтожить систему, а всего лишь ослабить в одном конкретном месте и замкнуть на себе силовые потоки.

— Хотят стать новыми богами?

— Хуже. Богом: единым в нескольких лицах. Но… Вряд ли тот, кто это все создавал, не учел возможного вмешательства. Мир сопротивляется направленному воздействию, стремящемуся поколебать равновесие. Я-то, наоборот, восстанавливаю, а не расшатываю систему, когда усмиряю живжиг. То, что я кого-то легонько проклял — вообще баловство, внимания не заслуживающее. Вот и могу я пользоваться своей силой беспрепятственно. Наверняка, у вас тоже есть такие, но… не суть. Главное, имперцы хотят разрушать, глотнуть столько мощи, сколько получится, стать новой элитой этого мира, причем магической. И если…

Женька сначала еще больше отстранилась, затем посмотрела на него долгим взглядом и поцеловала в губы: коротко, но Каю хватило. На него то ли ведро ледяной воды выплеснули, то ли наоборот, обожгли. Он вздрогнул. Разумеется, умолк. Только затем осознал, как путанно, должно быть, говорил и, наконец, сообразил, что произошло.

— В общем и целом я поняла, — сказала Женька. — Ты, главное, успокойся.

Хорош совет! Кай и рад был бы, но… но…

— Бесстыдники! — раздался препротивный сварливый голос. — Миловаться возле храма господнего! Ух, совести у вас нет!

Обернувшись, они увидели ярко и безвкусно разодетую тетку в белом платке из-под которого выбивались сиреневые локоны. Полные крупные губы, намазанные ярко-розовым и блестящим, особенно выделялись на фоне маленького носа и бесцветных узких глазок, заплывших от бурных и частых возлияний.

— Штрафовать таких надо! — разорялась тетка. — Нет на вас святых госдумцев, защитников нашенских! Нет законов правоверных, тьфу, прости хосподя, православных! Но если вы заплатите мне копеечку, я, так и быть, не стану никуда писать…

Сначала прыснула Женька. Кай долго ожидать себя не заставил и тоже расхохотался: громко и весело, выпуская вместе со смехом все напряжение, пустые и не слишком треволнения, свои сегодняшние потрясения. Не слушая тетку, они взялись за руки и направились обратно: вниз с холма. Так идти было гораздо легче.

Кладбище миновали, но садиться на автобус повременили. По крайней мере пока было очень приятно идти по лесу. Вскоре перестали попадаться люди, только редкие машины время от времени проскальзывали по дороге туда-сюда. Догнал и перегнал их автобус, вряд ли стал бы останавливаться, даже если бы подняли руку.

— Пойдем, кое-чего покажу, — сказала Женька и сошла с насыпи на едва различимую тропинку, а затем углубилась в лес.

— Ты только меня не бросай. Заблужусь, — предупредил Кай.

— Здесь почти невозможно заплутать. Куда-нибудь да выйдешь, — произнесла она, но смирила шаг. — Недалеко. Да и хорошо так путь срежем.

Птичий гомон в вышине, шелест деревьев, упругая подстилка из осенней листвы под ногами. Кай никогда раньше так остро не чувствовал лес: не мог, не его это было. Вероятно, лекари чего-то такое ощущали — они же маги жизни. А он общался с потусторонним, с теми же духами. Каждому свое. Но в мире Женьки все оказалось совсем иначе.

— Под ноги смотри, — Женька хихикнула, когда он в который раз запнулся то ли о камень, то ли о вышедший из почвы корень, то ли вообще на ровном месте. — Леший к тебе присматривается.

Кай остановился. Потому как не мог больше противиться настойчиво тянущему его чувству.

— Жень…

— Что еще? Устал? — усмехнулась она, но умолкла, когда проследила за его взглядом.

— Нам, кажется, туда, — сказал Кай, даже имя очередного (снова наверняка фольклорного) персонажа проигнорировал, и тотчас спросил: — А что там?

— Овраг.

— Только лишь?

— Змиев камень.

Название, разумеется, осталось для Кая пустым набором звуков.

— Вероятно, во всех лесах такие имеются, — начала рассказывать Женька и действительно сменила направление. — Некоторые люди зовут их могилой Олега. Был в древности такой князь: Олег Вещий. Легендарная и вместе с тем исторически достоверная личность: собиратель земель русских, побиватель врагов, волхв и чародей, справедливый правитель. По преданию умер от укуса змеи, потому камни и Олеговы и змеевы одновременно, но как-то не слишком в такую гибель верится. Просто Олег должен был передать княжий престол подросшему сыну своего побратима, который и считался до него главным князем, но рано погиб. Олег, как и условлено, престол передать хотел, но народ не желал такого князя лишаться.

— Дилемма.

— Именно. К тому же не могло быть у Олега могилы. Он ведь чародей и князь, еще и язычник. Да он бы восстал и прибил бы того, кому пришло бы в голову в землю его закопать червям на поживу. Так что никаких захоронений, а ладья да огонь, прилетевший со стрелами верных побратимов.

— Но камень непрост?

— А то! Мало того, что из земли вырос, временами опять в землю уходит. А еще змеи его любят.

И верно. Если приглядеться, двух темно-серых пресмыкающихся вполне удавалось разглядеть.

— Только не беспокой без нужды, — предупредила Женька.

— Отомстят?

— Красивые. Хорошие они. Тревожить жалко.

Нечасто Каю попадались девицы, которым, как и ему, нравились бы змеи. Впрочем, и среди мужчин таких почти не наблюдалось.

— Согласен.

На первый взгляд змейки были самыми обыкновенными. А вот в магическом видении исходило некое свечение. Но действительно ли от представительниц змеиного племени или от камня — попробуй-разбери.

— Место силы, — проговорил Кай и добавил: — Старое, если не древнее, так и не скажешь оно ли питает то, где сейчас храм выстроен, или наоборот.

— Ладно. Пошли, — сказала Женька. — Древности — это, конечно, здорово. Только, боюсь, они свою работу выполняют справно, себя не жалеючи, а потому нам на их помощь уповать не стоит. Что мы с пришлыми делать станем?

— Ты про имперцев?

— А о ком же? — произнесла Женька. — Очень не люблю, знаешь ли, самозваных доброхотов, жаждущих добра для себя за мой счет. Еще и несущих ахинею вроде: я должна благодарить небеса за то, что их повстречала. Ну на фиг! И чтобы мой мир порушили не хочу тем более, меня он вполне устраивает таким, каков есть.

— Даже ради возвращения магии? — поинтересовался Кай.

Женька перепрыгнула через небольшой ручеек, Кай последовал за ней.

— Не спорю, интересно было бы, например, взлететь.

— Не-а, не получится, — заметил он. — Такое магам не под силу. Ну если только некоторым, сильно повернутым именно на полетах.

— Воздушный шар или дельтаплан смастерить не проще ли?

— Чего?

Женька махнула рукой.

— Ну хотя бы огонь вызвать и подержать на ладошке, — предложила она, — и чтобы не жегся.

— Такое возможно вполне, — Кай щелкнул пальцами, и протянул к ней руку.

Посреди ладони заплясал маленький огонек темного пламени. И оно действительно не обжигало: ни его, ни прикоснувшуюся Женьку.

— Красиво, — с восторгом произнесла она, и Кай подумал, что никогда не видел такого. Более того, не попади в этот мир и не увидел бы никогда.

Потому что некромантка, обладающая теми же возможностями, какими обладает и Кай, никогда не будет так завороженно смотреть на… вообще-то проявление очень простенького заклятия. А всем прочим — людям, не обладающим даром, или, тем более, светлым — проявления темной силы неприятны. Уныние и страх — вот те чувства, которые вызывает у них соприкосновение с проявлениями той стороны. Оттого и зовут силу Кая — аурой смерти.

И пожалуй… Кай тоже не хотел бы, чтобы Женькин мир изменился, став подобным всем прочим.

— Но знаешь, Кай, сдается мне, что, например, электричество, автомобили, самолеты — тоже в каком-то смысле можно счесть магией. Скажешь, нет?

— Скажу: да.

— Так и что мы предпримем с имперцами?

— Я их уничтожу, — сказал Кай: просто и без малейших сомнений в голосе.