Мечников. Том 8. Луч надежды

Глава 7

Почему-то я совсем не удивлён. Хоть я и был уверен, что в моей документации нет ошибок, но чего-то подобного всё-таки ожидал. С тех самых пор, как я впервые оказался в этом мире, меня постоянно кто-то пытается изгнать, убить или хотя бы уволить.

Всё началось с отца. Потом меня сразу же попытался выгнать Иван Сергеевич Кораблёв, когда я даже к своим обязанностям не приступил. А дальше… Можно сбиться со счёта.

— Алексей Александрович, лично я сам ваши документы не видел, — сказал ректор. — Вам может показаться это странным, но внутренний распорядок академии диктует именно такие правила. Диагностикой ошибок в работе преподавателей занимается специальный комитет, который возглавляет Андрей Всеволодович Углов. Он уже после своей собственной проверки передаёт всю информацию в орден лекарей — своему отцу или в правоохранительные органы. Всё зависит от того, насколько серьёзные ошибки были допущены и не были ли ущемлены права студентов.

— Ну, раз вы меня увольняете, значит, я, по его мнению, кого-то ущемил. Очень любопытно, кто стал моей «жертвой»… — произнёс я.

— Судя по тому, что мне предоставил господин Углов, у вас действительно имеется одно особенно серьёзное нарушение, — произнёс ректор. — Если честно, Алексей Александрович, я уже не знаю, как относиться к происходящему. Вроде как вы очень способный работник, выполняете мои указания, регулярно делитесь со мной отчётами о проведённых занятиях. Лично я в этих отчётах ошибок не видел. Но нашему внутреннему комитету во главе с господином Угловым виднее. У них свой свод правил.

Всё это очень некстати. В целом, убиваться из-за увольнения я не стану. Меня с радостью примут в любую амбулаторию или госпиталь. Раз в этой академии работают одни лишь враги, может, мне действительно не имеет смысла здесь задерживаться?

Но бороться за своё место я всё равно буду. Из принципа — само собой. Но есть и другая причина, из-за которой я не могу им позволить себя уволить.

Как только меня уволят, я буду выселен из своей служебной квартиры. Доброхот будет вынужден остаться там, как и Токс. И я уже вряд ли смогу помочь своему другу вернуть себе тело. При таком раскладе его жизнь спасти будет практически невозможно.

— Я в любом случае собираюсь отстаивать свою позицию, — прямо сказал я. — Куда мне нужно обратиться, чтобы узнать свои ошибки и оспорить их?

— Ого! — усмехнулся Константин Ефремов. — Вы ещё даже о своих ошибках ничего не узнали, а уже собираетесь их оспаривать?

— Документацию я заполнял добросовестно. Не могу даже представить, откуда там могло взяться несколько десятков ошибок, — произнёс я.

Возможно, Углов или кто-то из его людей внёс прямые корректировки в мои бумаги. Другими словами, нельзя исключать вероятность, что эти господа сами наделали ошибок, а потом списали их на меня.

— Что ж, вам в любом случае предстоит зайти туда, Алексей Александрович, — заключил Ефремов. — Но уже завтра. От вас будут ждать подпись, подтверждающую, что вы изучили результаты комиссии и согласились с мнением комитета.

Ага. Не дождутся!

— Изначально я шёл к вам по другой причине. Но, как видно, теперь уже не имеет смысла это обсуждать, — пожал плечами я.

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужно два отгула. Вы не так давно предлагали мне их, но я отказался. Теперь в них появилась острая надобность, — произнёс я. — Однако, если вы меня уволите, очевидно, отгулы мне уже не понадобятся.

— Подождите, господин Мечников, я пока что ещё не подписывал никаких бумаг. А насчёт отгулов… Я не против, можете не посещать академию пару дней. Только объясните, в чём причина? — поинтересовался Ефремов.

— Вам честно или придумать отговорку? — усмехнулся я.

Из этого ответа ректор сразу извлёк нужную информацию. Догадался, что я собираюсь разобраться с навалившимися на меня со всех сторон недоброжелателями. Он уже и сам со счёта сбился, сколько таковых имеется в стенах одной лишь Саратовской лекарской академии.

— Я вас понял, Алексей Александрович, — кивнул Ефремов. — Отметим: «По семейным обстоятельствам».

— Отгул я беру не полный. Всё равно буду заглядывать к своей группе и проверять, как идёт процесс их обучения, — произнёс я. — Но оплачивать эти дни мне не нужно. Я буду помогать группе «3В» по собственной инициативе.

— Хорошо, значит, договорились. Главное, не забудьте завтра заглянуть на второй этаж административного корпуса. Поговорите с господином Угловым. Может быть, на деле всё не так уж и серьёзно. Вообще, он — не тот человек, который будет шутить. Вряд ли он таким образом решил вас разыграть.

Разыграть? Ничего себе — розыгрыш! Нет, я, конечно, понимаю, в некоторых организациях такое практикуют в качестве боевого крещения для новых сотрудников. Но это — определённо перебор.

Закончив разговор с ректором и получив письменное разрешение на два полноценных отгула, я покинул территорию академических корпусов и присел на лавочке около сквера, чтобы подытожить, с чем мне предстоит разобраться в ближайшие несколько дней.

С собой у меня был небольшой блокнот и качественное магическое перо, которому практически не требовались чернила. Любят же маги всё усложнять! Нет бы карандаш или ручку изобрести.

В этом блокноте я составил список особо важных дел, которые откладывать в ближайшие несколько дней нельзя ни при каких обстоятельствах.

На первом месте был указан пункт «Спасение Токса». Из него автоматически исходил «Поиск клона и вербовка его хозяина». На выполнение этой задачи у меня меньше недели.

На втором месте числилось «Производство рентген-аппарата». Этот раздел содержал несколько подпунктов. «Тестирование рентгеновской трубки и электрической кристальной системы Захарова».

Как только мы создадим рабочую модель генератора излучения, сразу же можно будет перейти к организации защиты для лекарского персонала и окончательной сборки самого аппарата.

И третий, самый последний пункт «Разбор полётов с Угловым». Этим мне хочется заниматься меньше всего. Я прекрасно понимаю, что на меня уже повесили кучу обвинений, а теперь от них придётся избавляться любыми доступными способами. Если бы не Токс, мастерская Бронниковой и группа «3В», я бы уже давно плюнул на всё это и уволился самостоятельно.

Но нет же! Некоторым личностям хочется вставить мне как можно больше палок в колёса.

Закончив изучать свой дальнейший план действий, я отправил письмо мастеру Захарову. Меня обеспокоил тот факт, что он поедет сюда один. Перевозить такие схемы электрических кристаллов опасно сразу по двум причинам. Первая — их могут украсть. Вторая — их могут повредить и спровоцировать выброс радиоактивного излучения.

Поэтому я отправил письмо и сразу же после этого приготовился к охоте на своего двойника. Магический почтой письмо обычно доставляется очень быстро. И пары часов не проходит. Значит, за время моей охоты я смогу получить ответ.

У меня появилось несколько идей на тему того, как можно сократить расстояние между мной и двойником, при этом не навредив самому себе.

Но одна проблема всё равно продолжает стоять остро. Я не знаю, как его найти. Если клон окажется в радиусе сотни метров, я смогу связаться с ним телепатически. Возможно, мне даже удастся прочесть его мысли и определить точное местоположение. Но пока что рядом его нет.

Однако я проанализировал его поведение. Судя по тому, что он уже дважды появился около дома, в котором живёт мой дядя, уже можно сделать кое-какие выводы. Приходит клон туда в одно и то же время. Только по вечерам или ночью. Будто после наступления темноты контролирующий его маг позволяет моему двойнику заняться тем, чем ему самому хочется. Даёт свободное время.

И, наоборот, мешается он мне только утром и после полудня. Значит, днём имеет смысл искать его в тех местах, где могу появиться я. Служебная квартира, академия и орден лекарей. Больше я нигде, как правило, не появляюсь.

Опаснее всего его появление в ордене. В академии многие уже предупреждены насчёт наличия моего двойника, а в квартире врага будет ждать Доброхот. Уж он-то точно нас не перепутает.

Но в ордене никто не станет разбираться. Однажды уже такое произошло. Моему двойнику чуть не выдали мои же собственные патенты. Повезло, что у работника орденской канцелярии хватило мозгов запросить паспорт.

Однако в главном здании ордена у меня редко проверяют документы. Там меня уже знают в лицо. И в данном случае это скорее недостаток, чем преимущество.

Именно по этой причине я решил пройтись мимо ордена. Даже в здание заходить не придётся. Достаточно держаться в радиусе от пятидесяти до сотни метров. Тогда я смогу почувствовать своего клона. Либо мысленно, либо за счёт головной боли.

Но всё пошло не по плану уже через полчаса наблюдений.

— Алексей Александрович! — воскликнул увидевший меня Александр Иванович Разумовский — главный лекарь губернского госпиталя. — Нужна ваша помощь! У вас не найдётся полчаса свободного времени?

Поначалу я даже не понял, откуда донёсся его голос. Оказалось, Разумовский звал меня прямо из окна своего кабинета. Как-то даже странно. Обычно дворяне не общаются друг с другом таким образом. Может, у него действительно что-то срочное?

— Что случилось, Александр Иванович? — обратился к нему я.

— У нас очень трудный пациент. Я никак не могу понять, в чём проблема. Он просил, чтобы я позвал именно вас. Видимо, откуда-то узнал о том, что вы работаете совсем рядом. Мне крупно повезло, что вы именно в этот момент прошли мимо! — заявил Разумовский.

И я почувствовал, как активировалась клятва лекаря.

Стоп, что⁈ Раньше такого не было. То есть теперь мольбу о помощи можно передавать даже через другого человека, и клятва всё равно сочтёт, что я обязан ей следовать?

— Условия стали жёстче, — прошептала мне на ухо Гигея.

— Да ладно? — мысленно усмехнулся я. — А с чего бы вдруг? Что я не так сделал?

— Это не твоя вина и не моя, — ответила богиня. — Ты прошёл уже полпути к пределу развития своих навыков. А если учесть, что ты закинул два обратных витка в прямые с помощью лекарского камня… На данный момент у тебя аж восемь витков. Поэтому клятва требует от тебя больших свершений.

Правила игры меняются буквально на ходу. А ведь я хотел посвятить весь день поискам двойника. Но иных вариантов у меня нет. Придётся сначала помочь пациенту, а уже потом возвращаться к своей охоте.

— Сейчас поднимусь, Александр Иванович! — крикнул ему я. — Ждите в своём кабинете.

Я поднялся в отделение Разумовского. Главный лекарь встретил меня у лестницы и сразу же проводил в свой кабинет.

— Простите, что пришлось отвлечь вас от ваших дел, Алексей Александрович, но дело серьёзное. Никто из моих сотрудников не может справиться с одним недугом. Я и сам уже, если честно, перепробовал всё, что только можно. Ничего не помогает. А пациент откуда-то вас очень хорошо знает. Как только он услышал от кого-то из студентов ваше имя, сразу же принялся требовать сюда вас, — объяснил Разумовский.

Как интересно. Это я уже настолько знаменит, или меня в палате ждёт кто-то из знакомых?

— Пройдёмте, — кивнул я. — Сделаю всё, что в моих силах.

— Только сразу вас предупрежу, господин Мечников, — уже по дороге к палате прошептал Разумовский. — Пациент очень скандальный. Деньгами не обделён. Кто-то из знати, какой у него титул я точно не знаю. На всякий случай будьте с ним аккуратнее.

Нельзя такое думать, будучи врачом или лекарем, но мне так хочется увидеть там Мансурова, Щеблетова или в крайнем случае какого-нибудь Углова! Я бы сейчас, пожалуй, даже позволил себе их немного перелечить.

Но, войдя в палату, я был приятно удивлён. Лицо действительно знакомое, но этот человек мне не враг.

— Алексей Александрович! Хвала Грифону, вас всё-таки разыскали! — воскликнул лежащий на койке Анатолий Васильевич Шацкий. Художник из Хопёрска, с которым мы длительное время сотрудничали.

— Анатолий Васильевич, сказал бы я, что рад вас видеть, если бы вы не лежали на больничной койке, — позволил себе короткую улыбку я. — Что с вами стряслось?

— Неладное что-то со мной… — вздохнул он. — Пришлось бросить свою работу и лечь в Хопёрский госпиталь. Но там мне даже господа Кораблёв, Сеченов и Решетов помочь не смогли. Хотя собирали общий консилиум лекарей. В итоге договорились отправить меня в Саратов. Так я тут и очутился.

— Только не говорите, что опять отравились какими-нибудь ядовитыми красками, — покачал головой я.

— Новых красок я не закупал. Пользовался всеми мерами предосторожности, которым вы меня обучили, — произнёс он. — Перчатки работают, никаких больше проблем с нервной системой нет. Я из-за другого недуга страдаю, Алексей Александрович. И понятия не имею, с чем это связано.

— Перечислите симптомы, — попросил я.

Но на один я уже обратил внимание. Сложно было не заметить, как похудел Анатолий Шацкий. Он и раньше толстяком не был, но сейчас совсем осунулся. Конечности сухие, а череп обтянула кожа. Печальное зрелище. В каком-то смысле я даже рад, что клятва лекаря стала действовать более строго. Я не хотел бы бросать своего знакомого художника в беде.

— Всё началось со рвоты, — произнёс он. — За пару недель до того, как меня начало нещадно выворачивать наизнанку, я почувствовал лёгкий дискомфорт в области желудка. Как любят говорить лекари — гастрит! Гастрит есть у всех, чему тут удивляться? Вот и я не стал предпринимать никаких срочных действий. Сел на диету, начал правильно питаться. А по итогу выяснилось, что у меня пища даже в желудке не задерживается. Даже жидкие супы выливаются обратно. Твёрдая пища вообще не хочет усваиваться. Проглочу — и сразу рвота.

— А что насчёт жидкостей? — поинтересовался я. — Как вода проходит?

— Тоже не шибко хорошо, — вздохнул он. — Стакан залпом выпить не могу. Исход тот же. А если по чуть-чуть, по маленькому глоточку — чувствую себя сносно.

Я уже догадался, какой диагноз может быть у Анатолия Шацкого. Но кое-что в моей голове не укладывалось. Раз в консилиуме участвовал Иван Сеченов, значит, художнику должны были провести ФГДС. Неужели мой старый друг сплоховал и забыл, что в таких ситуациях созданный нами аппарат просто необходим?

— Анатолий Васильевич, а трубку вам в пищевод проталкивали? — спросил я. — Пытались проверить, что там внутри?

— Не напоминайте! Я больше на это не подпишусь! — воскликнул он. — Пытался ваш коллега провернуть этот трюк. Ничего хорошего не вышло. Как выразился Иван Михайлович, у меня слишком сильно выражен рвотный рефлекс. Даже анестезия не помогает. Я чуть шланг не перекусил, несмотря на ту затычку, которую мне засовывали в рот.

Ох, знаю я таких пациентов. Им для проведения ФГДС приходится вводить лошадиную дозу наркоза, чтобы приступить к исследованию уже после погружения больного в сон.

— Хорошо, раз ФГДС у нас с вами отменяется, позвольте мне прощупать вашу грудную клетку, — произнёс я и просунул руки под рубашку Шацкого.

Разумеется, ощупать образование, о котором я уже догадался, таким образом невозможно. Но я могу попробовать излечить его своей магией. Если не получится — значит, это и есть оно. И придётся переходить к другому этапу лечения.

По моим предположениям, с желудком больного проблем нет. Всё дело в том, что происходит выше него. А именно в нижнем отделе пищевода.

Судя по клинической картине, он сильно пережат. Именно поэтому пища не проходит и срыгивается обратно.

Я попытался расширить пищевод лекарской магией, но ничего не вышло. В этот же момент Шацкий резко вскочил и сплюнул слизь в специальный тазик. Затем громком икнул и схватился за грудь.

— Нет, Алексей Александрович, остановитесь! Не могу… — пропыхтел он.

— Ничего страшного, успокойтесь, диагноз мне уже известен, — сказал я. — Мы вылечим вас.

Сказав это, я положил руку на плечо Разумовского, отвёл его в сторону и прошептал:

— Мы имеем дело с грыжей пищеводного отдела диафрагмы. Она осложнена стенозом пищевода. Придётся оперировать.

— Оперировать? — вскинул брови главный лекарь. — Это как?

Точно… А я ведь и забыл, что хирургия здесь не практикуется.

— Готовьте палату, — скомандовал я. — Придётся его резать.