(не)помощница для орка

ГЛАВА 9

Вечер мы провели в неловком, но густом от невысказанного молчании. Воздух трещал от напряжения, будто перед грозой. Сорг был молчалив и сосредоточен, а я не решалась нарушить тишину, боясь сказать что-нибудь не то. Итак болтушкой обозвали.

Разбив лагерь у небольшой рощицы, орк молча принялся за дело. Я же, чувствуя себя лишней, решила проявить инициативу.

— Я могу собрать хворост для костра, — заявила я, стараясь звучать уверенно.

— Не надо, — коротко бросил он, развязывая сверток с провизией. — Сломаешь ногу о сухую ветку. Опять придется тебя нести.

— Я не ломала ногу! Я всего лишь подвернула лодыжку! — И ты меня не нес, а поддержал за локоток несколько метров пути, бока боль не стихла…

Вот любит он преувеличивать.

— Что принципиально меняет картину, — он поднял на меня взгляд. — Ты хочешь помочь? Сиди и не мешай. Это будет лучшая помощь.

Меня задело за живое. Я вскочила.

— Я не беспомощная! Я могу добыть огонь!

— У нас есть огниво, — он показал на камень у костра.

— Я могу набрать воды!

— Ручей в десяти шагах. Я уже сходил.

Я стояла, сжав кулаки, чувствуя, как гнев и обида подступают к горлу.

— Почему ты всегда надо мной издеваешься?

— Я не издеваюсь, — он наконец отложил свои вещи и посмотрел на меня прямо. — Я пытаюсь тебя уберечь. Степи — не место для игр, Линна. Здесь все серьезно. Одна ошибка, и...

— И что? Меня съедят шакалы? Я уже это слышала!

— Хуже, — его голос стал тише, но от этого только опаснее. — Ты можешь навлечь беду на того, кто за тебя в ответе.

Я замолчала, пронзенная его словами. Он чувствовал ответственность за меня. Эта мысль была одновременно и тревожной, и пьянящей.

— Я не просила тебя меня беречь, — прошептала я.

— Знаю, — он усмехнулся, но без веселья. — Это мой крест. И мой выбор.

Накормив меня ужином (тем самым зайцем, от которого я вчера была в восторге, но сегодня ела без всякого аппетита), он уселся чинить тетиву своего лука. Я сидела напротив, украдкой наблюдая за его руками. Большими, сильными, с длинными ловкими пальцами. Совсем не похожими на лапищи нерасторопного орка.

— Ты так и не рассказал, как стал следопытом, — снова начала я, на этот раз более осторожно. — Среди орков это... необычная профессия.

— Среди орков много необычного, — он не отрывал взгляда от тетивы. — Просто вы, люди, не хотите этого видеть. Вам проще считать нас глупыми горами мышц.

— Я не считаю!

— Ага, — он скептически хмыкнул. — Поэтому ты вцепилась в свой кинжал, как в амулет от злых духов, когда мы встретили тех торговцев у брода.

— Они смотрели на нас... осуждающе!

— Они смотрели на нас с опаской. И были правы. Я мог бы разорвать их всех на тряпки, если бы они сделали хоть один враждебный жест. — Он отложил лук и посмотрел на меня. — Но я не стал. Потому что я следопыт, а не берсеркер. Я нахожу. Иногда — разрешаю конфликты. Редко — устраняю угрозы. Но никогда не нападаю первым.

В его словах была суровая правда и какая-то своя, жесткая философия. Я слушала, завороженная.

— А... а тебе нравится то, что ты делаешь?

Он задумался.

— Мне нравится быть свободным. Никому не подчиняться. Полагаться только на себя. И... — он запнулся, —...иногда находить то, что не ожидал найти.

Наступила пауза. Костер потрескивал, отбрасывая блики в его медовых глазах.

— А тебе нравится быть травницей? — спросил он, переворачивая ситуацию.

Не ожидала вопросов в свой адрес, тем более таких.

— Обожаю, — ответила я без раздумий. — Запахи... они как истории. У каждого растения своя. Ты можешь создать что-то новое, что-то красивое... что-то, что заставит человека улыбнуться.

— «Алиана», — неожиданно произнес он.

У меня похолодела кровь.

— Ч... что?

— Ты говорила, когда мы встретились, что хочешь создать духи и назвать их «Алиана». В честь себя. Амбициозно.

Я выдохнула. Он просто запомнил мое вранье.

— Да, — прошептала я. — Амбициозно.

— Мне нравится, — сказал он просто.

— Что?

— Название. Оно... звучное. Как и его обладательница.

Он снова взялся за лук, словно не сказал ничего особенного. А у меня в груди распахнулось что-то теплое и светлое. Он запомнил. Ему понравилось. И ему плевать… Что миссия выполнена, можно перекинуть меня через плечо и… отдать либо оркам, либо мэру и выручить кучу золота. Хотелось бы узнать о его планах… раз уж все так сложилось.

В тот вечер у костра мы не говорили больше ни о следах, ни об опасностях. Мы говорили о звездах (Сорган знал названия всех созвездий), о вкусе степных трав и о том, почему песок такой колючий. Это был самый обычный и самый необычный разговор в моей жизни. И когда мы легли спать, я поймала себя на мысли, что расстояние между нашими стегаными одеялами показалось мне вдруг огромной, непреодолимой пропастью.

Ночь была холоднее предыдущих. Я ворочалась в своем «коконе», стараясь закутаться поглубже, но струйка холода упорно пробиралась к позвоночнику. Ветер свистел в ветках сосен, окружавших нашу стоянку, и от этого звука становилось еще тоскливее. Наверное… придется тесниться в палатке. Ночи стали гораздо холоднее.

— Замерзла? — из темноты донесся тихий, хрипловатый голос Сорга.

Я вздрогнула, думая, что он спит.

— Немного, — призналась я, стараясь, чтобы зубы не стучали. — Ничего, привыкну.

Послышался шорох, и через мгновение его теплый плащ накрыл меня поверх моего одеяла. От него пахло дымом и им — этим неповторимым, тревожащим душу запахом.

— Я же не могу тебя оставить... — он запнулся, и я почувствовала, как он ищет слово.

— Оставить замерзать? — подсказала я.

— Оставить беззащитной перед стихией, — поправил он. Его голос прозвучал так близко, что, казалось, он лежит рядом.

Мы лежали молча, прислушиваясь к ночи. Его дыхание было ровным и глубоким, и я невольно начала подстраивать под него свое.

— Сорг? — прошептала я, нарушая заговорщическую тишину.

— Мм?

— А ты никогда не хотел осесть? Перестать скитаться?

Он помолчал.

— Раньше — нет. Кочевая кровь. А сейчас... — он оборвал. — Сейчас появилась причина, по которой оседлая жизнь уже не кажется такой ужасной.

Мое сердце забилось чаще. Он говорил о награде? Неужели обо мне? Или я снова додумываю?

— Какая причина? — рискнула я спросить, затаив дыхание.

Он повернулся на бок, и в лунном свете я увидела?? его лица.

— Причина, которая пахнет мятой и тревогой, — его голос был низким, обволакивающим. — Которая вечно спорит, вечно путает следы и... заставляет меня говорить глупости.

Я не дышала. Расстояние между нашими лицами можно было измерить вздохом.

— Это... звучит как проблема, — выдохнула я.

— Самая лучшая проблема в моей жизни, — просто сказал он.

И тогда я не выдержала. Я потянулась к нему, мои пальцы коснулись его щеки. Кожа была прохладной и шероховатой, но под ней чувствовалась живая, мощная энергия. Он замер, а затем его рука накрыла мою, прижимая ее к своей щеке.

— Линна... — он прошептал мое вымышленное имя, и в его устах оно прозвучало как самая нежная ласка. — Мы не должны.

— Почему? — мой голос дрожал.

— Потому что завтра все изменится.

— А сегодня? — я приподнялась на локте, наши лица оказались в сантиметрах друг от друга. — Сегодня мы здесь. Только мы.

Он не ответил. Он закрыл расстояние между нами.

Его поцелуй был не таким, как я представляла. Не грубым и не властным. Он был вопрошающим, почти нерешительным. Словно он боялся меня спугнуть. В нем была вся горечь полыни и все тепло дымного костра. Это был поцелуй, который стирал границы между орком и человечкой, между следопытом и беглянкой. В нем оставались только он и я.

Когда мы наконец разомкнули губы, я была безвоздушным пространством. Я рухнула обратно на свою воображаемую постель, пытаясь перевести дух.

— Вот, — прошептала я в темноту. — Теперь ты пахнешь и мятой тоже.

Он тихо рассмеялся, и этот смех был самым прекрасным звуком, что я слышала за всю свою жизнь.

— Спи, кролик, — сказал он, и его пальцы ненадолго переплелись с моими. — Завтра будет трудный день.