Обезьяний лес. Том 1

Пролог Шиповник у горы Нинг[1]

Апрель

Префектура Ши Хо, город Ёмхаги

Больше всего на свете Хван боялся своего прадеда.

Никакие, даже самые ужасные демоны из самых глубин ада не могли сравниться с тем ощущением безысходности и ненависти, которые Хван испытывал к мастеру О Юма́ – своему живучему прадеду.

Эти чувства у Хвана были бы единственными, царствующими в его сознании, если бы он не начал сбегать от родной династии. Сперва на какое-то время, а в итоге – насовсем. Из-за прадеда.

Потому пришлось идти его другу – Юнше́ну, в одно из высотных зданий, в котором совсем недавно резко заморозили этап внутренней отделки. Рабочих вывели, и именно сюда был приглашен Юншен на встречу для совершения обмена.

Брелок автосигнализации дважды пропищал и завибрировал в его руке.

Нужного автомобиля рядом не было.

Снова брелок пропищал дважды. Юншен было предположил, что это ключ от черного седана прямо у входа в здание, будто состоящее исключительно из стекла и стали, но ошибся. Безрезультатное хождение по огромной парковке уже начинало выводить из себя. Он посмотрел на тонкий брелок с тремя кнопками – никаких опознавательных знаков. Юншену захотелось раздавить его в ладони – настолько надоел этот двойной писк уже который раз подряд. Парень выдохнул, бегло осмотрел огромную парковку, заставленную автомобилями.

– Хван, идиотина, почему не запомнил тачку?! Хожу тут как придурок! – Юншен сжал брелок в ладони и уже замахнулся, чтоб разбить его об асфальт, но пальцы так и не разжал. – Черт бы тебя побрал! – Он выдохнул и нервно взъерошил черные короткие, стоящие торчком волосы, расхаживая туда-сюда. – Вернусь и долбану по башке его тупорылой!

Не так давно здесь прошел сильный ливень, Юншен не застал его по дороге, чему был рад, ведь ехал он на мотоцикле. На черном асфальте не осталось луж, лишь рассыпанные светящиеся лепестки цветущих нифлемских деревьев. Свет от фонарных столбов и из панорамных окон, утопающих нижними этажами в густой тропической зелени, тусклыми бликами отражался на одинаковых черных седанах и внедорожниках. Все они, как один, не подходили для ключа, что вручил Хван, сказав, что в багажнике одной из машин будет лежать плата за найденный артефакт его семьи.

Юншен отряхнул белые кроссовки от налипших лепестков и пошел в другой сектор парковки. Брелок снова дважды пропищал. Парень сжал его в ладони и постучал кулаком по лбу, мысленно успокаивая себя и отговаривая от гневных высказываний в адрес Хвана.

Дело-то важное.

«Обосраться какое важное!»

Наверное, поэтому Юншена злила любая мелочь. Он вышел не на прогулку, человек, который его ждет, – влиятельный и опасный тип.

На улице было влажно. Широкая цветастая рубашка с нарисованными дольками арбуза на желтоватом фоне липла к телу, но колыхалась даже от слабого ветерка. Три верхние пуговицы были расстегнуты, обнажая крепкую грудь, местами покрытую рисунками хону́[2]. Эти рисунки – истинное доказательство того, что он манли́о[3]. Больше всего он гордился тем, что они вспыхивали ярко-голубым светом, когда он призывал хону. Тогда его тело становилось изворотливым, быстрым, сильным. Этот свет губительно действовал на демонов.

У Юншена хону было в виде облаков и грозовых туч, что клубились на руках и по всему телу. Местами на коже распускались бутоны шиповника, окруженные колючими стеблями, а лепестки, словно срываемые ветром, летели меж туч. И три павлиньих пера на шее слева, прямо под ухом, все они были разных размеров и форм. Юншену потребовалось много усилий, чтобы эти перья выступили на его коже. Он обучился одной технике нифлемских мастеров.

В этом радиусе тоже не оказалось нужной машины, что подтвердил двойной писк брелока.

– Это все больше и больше смахивает на шоу про битву магов[4]. Если я не справлюсь за час, сумка сама выпрыгнет из багажника?! – негодовал он.

Слова Юншена не казались бы столь ироничными, не находись он в такой ситуации. Он здесь, чтобы освободить себя и Хвана от заразы – от демона, который несколько лет назад проник в его душу и стал управлять им. Однажды Юншен нанес непоправимый вред своему другу, начав череду ужасных последствий. Он винил себя и только себя, однако не понимал, кому понадобилось вселять в него демона и как вообще ему это удалось. Но Хвана зацепило. Он был в той же лодке, но хотя бы держал весло, в то время как под Юншеном была пробоина.

Это весло – великая династия Масу́ми – династия мастеров.

Но возвращаться Хван к ним и не думал. Да, жизнь в бегах утомляла, но если усталость, вечное подозрение всего и вся, смена обшарпанных квартир на еще более обшарпанные комнаты и лачуги в горах – цена его свободы, то можно было и потерпеть.

Но все это скоро могло измениться. Один большой побег – долгая спокойная жизнь.

Хван сказал, осталось два этапа его плана: первый – отдать сумку с «платой» для мастера О Юма. Второй – забрать ценные вещи, в его случае это была плотная тетрадь с нарисованным акварелью кактусом в шапочке и письмо убитого им демона, в котором говорилось что-то о красных обезьянах и об избавлении от демона. Забрать вторую сумку должен был Хван.

Такого весла у Юншена не было. Ему, напротив, добавляло пробоин его происхождение. Юншеном он был на заданиях для манлио, а так его звали Сэ́мюэль Юншен А́ттвуд. Уроженец шадерской правящей династии манлио. Во главе с его отцом Рэ́ймондом Аттвудом, который, к радости Сэма, сидел в тюрьме вот уже десять лет. Будь отец дома, не разрешил бы общаться с Хваном, забрал бы его с тренировок у отца Хвана в Нифлеме[5], запретив даже контактировать с его семьей. Да, в целом атмосфера в поместье Аттвудов была легче без него, пусть Сэм и бывал там довольно редко, почти постоянно проживая в Нифлеме с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.

Сунуться к Ватана́бэ Хван побоялся, решил, что заберет вторую сумку с икорной фермы в Чайлае и позже свяжется с Юншеном.

К старшему сыну Сан Бому Ватанабэ пошел Юншен.

«Они меня повяжут, как блудную шлюху, и отвезут прадеду. Тот их наградит. Давай ты туда, а?» – вот что сказал Хван в свое оправдание. А ведь он был мастер, а Юншен нет.

Обойдя почти все сектора, Юншен уже подумывал вернуться к своему припаркованному мотоциклу и искать тачку там. Но, нажав на кнопку, вдруг услышал один писк. Вдали заморгали фары.

Подбежав к машине, Юншен возвел руки к звездному небу и восторженно выдал:

– Да, сука!

Крупные капли на черном седане отражали свет фонарей и светящихся деревьев, что росли в выделенных зонах на парковке. Сэм нажал на кнопку, и крышка багажника послушно подпрыгнула перед ним. Парень тут же раскрыл ее и проверил содержимое: среди смятых купюр в тысячу ю́чи[6] лежал тканевый сверток. Юншен развернул его, но прежде несколько раз осмотрелся. Это был кинжал с исписанным лезвием – новая разработка Хвана: он утверждал, что кинжал еще не закончен, но ему так сильно был нужен найденный семейный артефакт, что он отдал его династии Ватанабэ без раздумий со словами «сами доделают, я не закрывал энергию». В идеале он должен был оставлять на теле манлио долго заживающие ранения, а пока ничем не отличался от другого холодного оружия.

Сложив все обратно, Юншен вынул из багажника черную спортивную сумку и повесил лямку на плечо. Кинув ключ в багажник, он захлопнул его. Что будет с этой машиной – ему не интересно. Юншен оглянулся. Вокруг здания было много густой растительности и мало построек. Пышно цвели красивые сливы, разбавляя зеленое море бело-розовыми благоухающими островками. За живой стеной шумела магистраль, а в ветвях деревьев и кустов пели птицы и звенели цикады.

Уже подойдя к раздвижным стеклянным дверям, Юншен отметил, что внутри здания не было людей, как и снаружи. Машин много, а людей никого, мало где виднелся включенный свет. Войдя в просторный холл, он ощутил прохладу от работающего кондиционера и тишину. Мебели и декора здесь не было – пустая безжизненная коробка с чистовой отделкой. Местами на плиточном полу были разводы от шпатлевки. Прямо на полу возле стены, где по идее должна быть расположена зона консьержа, стояла корзина подношения[7]. Духи существовали в Нифлеме, особая их форма, которую можно часто увидеть даже на улицах города, – хатана́ту[8] – этакие прожорливые, порой агрессивные существа.

Эта корзина подношения выглядела лежалой: листья баньяна и папоротника высохли и частично осыпались, синие шапки гортензии тоже начали осыпаться на пол, а лепестки розовых пионов опустились. Черные сливы зажухли, а оранжевые мандарины подгнили по бокам. Белые конверты засыпали листья и лепестки. Эту корзину оставили здесь и даже не отнесли в храм. Юншена это озадачило. Нифлемцы – ответственный народ, который живет в согласии с духами. Здесь явно что-то произошло, раз заморозили отделку и вывели рабочих.

С подношениями так нельзя – это может плохо кончиться для владельца.

Заприметив лифтовую зону, Юншен быстрым шагом направился к ней. Хван сказал, что Сан Бом Ватанабэ будет ждать на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Из трех лифтов работал только один. Сэм не успел нажать на кнопку, как заметил на дисплее, что лифт поднимался с минус второго этажа.

Все-таки кто-то здесь расхаживает, к тому же у тех машин на парковке должны быть владельцы. Кругом горит свет, работают кондиционеры, но не видно ни души. Юншен нажал на кнопку и заправил полы шелковой рубашки спереди за пояс свободных рваных джинсов белого цвета. Черный кожаный ремень поддерживал их, а за выпущенной рубашкой сзади виднелся заряженный пистолет. Дополнительная обойма в белом носке, скрытая под джинсами, один складной нож в заднем кармане, там же пачка сигарет с зажигалкой, в другом – телефон. Ключ от мотоцикла он прицепил за шлевку на поясе джинсов, отчего брелок позвякивал в такт шагам. Тем не менее Юншен думал, что этого мало. Он бы хотел взять с собой блочный лук, который ему подарил Хван, но он шел якобы на мирную встречу.

Послышались шаркающие шаги, Юншен крепче сжал пальцы на ремне сумки и повернул голову в сторону человека, что встал рядом с ним.

– Наверх? – спросил он у Юншена на шихонском языке, показывая пальцем в высокий потолок.

«Сопровождающий? Ватанабэ прислал?» – размышлял Юншен, прекрасно зная, что это не Сан Бом, ведь Хван показывал накануне фотографию с ним. То был крепкий мужчина с тонкими усами на верхней губе и крошечной точкой под нижней. У этого же человека были очень узкие глаза и коротко стриженные волосы, он был намного моложе Сан Бома.

Чуть откинувшись назад, Сэм осмотрелся и вновь взглянул на два других лифта, перекрытых лентами.

– Ага, – выдал он на шихонском, глядя на парня. Юншен полагал, что тот скажет, что он от Сан Бома, и сейчас проводит его к нему.

Двери лифта медленно разъехались. Послышались глухие удары о прочный металл. И когда Юншену открылся обзор, он увидел внутри кабины юношу.

Джеён.

Хотя правильнее было бы: Джеён Чжу́до Масуми – двоюродный брат Хвана, которого тот говорил сторониться всеми силами, потому как убеждал, что Джеён – идеальное творение своего (и Хвана) ненормального прадеда. Он был истинным Масуми – убийцей. Его с младенчества обучали избавлять общество от сильнейших, но нечестивых предводителей, воров и предателей, и, как говорил Хван, в руках Джеёна первой оказалась катана, а уже потом палочки для еды.

Юншену показалось, что время замерло. Джеён бросил мяч в стену лифта, и в голове вихрем пронеслось прошлое: блеск на солнце черной катаны, разрезающей летящие на Джеёна тренировочные шары, его осуждающий взгляд, нифлемские улицы, шихонская традиционная ученическая форма, сладкие креветки и океан, растворяющий кровь в пене накатывающих волн.

– Э! Масуми!!! – Юншена выдернул из воспоминаний ор «сопровождающего».

Тот резко вытащил из-за спины пистолет и наставил на Джеёна.

Но следующая секунда все решила – одним плавным, но молниеносным движением Джеён вытащил ту самую катану из ножен и легко полоснул «сопровождающего» по горлу. Капли горячей крови брызнули Юншену на шею. Он даже не вздрогнул, лишь прикрыл глаза, чтобы не попало.

Голова слетела с плеч и рухнула на пол прямо на порог лифта, помешав дверям закрыться. Они дрогнули и тут же раздвинулись. Тело парня упало возле Юншена. Оно билось в конвульсиях, из ровного среза на шее толчками на пол выливалась бордовая кровь. Юншен поднял одну ногу, спасая белый кроссовок от подползающей лужи.

Заходить в лифт совсем не хотелось.

На отрезанной голове хаотично открывались и закрывались глаза, неестественно дергались мышцы, рот то ли что-то безмолвно говорил, то ли пытался вдохнуть.

Юншен глянул на Джеёна.

Тот так же молча смотрел на него. В уголке его пухлых губ торчала белая пластиковая палочка от леденца.

Джеён предан своей семье. И раз он здесь, то знал, что находится в этом здании на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Все, кто тянет руки к немногочисленным артефактам их семьи, оказываются обезглавлены, прямо как этот бедолага-сопровождающий. Юншен как раз тянул руки к их артефактам.

Сан Бом Ватанабэ нашел древнейшие кисти, созданные Масуми для нанесения иероглифов специальными чернилами, которые тоже были украдены. Эти иероглифы могли спасти от гибели, залечив демонические болезни.

То, что нужно Юншену и Хвану.

Он вошел в кабину, толкнув голову ногой внутрь.

Джеён опустил взгляд и вернул катану с черным лезвием в такие же черные ножны, разрисованные плещущимися синими волнами с белыми барашками. Юншен впервые видел этот меч из рассказов Хвана вживую. Катана и ножны, что висели у Джеёна сейчас на поясе, были великим наследием династии Масуми.

Пока Юншен неотрывно следил за мечом, Джеён продолжал как ни в чем не бывало кидать мяч в противоположную стену.

Сэм протянул руку к панели, чтобы выбрать этаж, и увидел, что кнопка «50» уже светилась. Все правильно.

Стальные двери мягко закрылись, и лифт тронулся вверх.

У Юншена есть пятьдесят этажей. Затем либо он будет без головы, либо каким-то чудом Чжудо вспомнит, что Хван его брат, что в случае этого человека и этой семьи в целом – пустой звук, когда кто-то предает династию. Со своими они расправлялись еще быстрее, чем с чужими. Хван мало говорил о своей семье, но про день, когда их прадед зашел на кухню и зарезал своего внука, прямо когда тот ел хлопья, он говорил с особым трепетом и страхом.

Еще большим чудом будет, если Юншен прострелит Чжудо голову быстрее, чем увидит перед собой лезвие.

Джеён перекатил леденец во рту, и палочка оказалась в другом уголке губ. Парень все еще ничего не говорил.

Юншен не знал, как начать разговор. Все, что у них было общего, – месяц скупых редких встреч четыре года назад во время учебы Юншена у Масуми, Хван и Нифлем.

И то Нифлем – лишь наполовину, потому как отец Юншена – шадерец. Но хоть Сэм и был на одну вторую нифлемцем, выглядел он все равно в этой стране как свой, вобрав все нифлемские, а если точнее, чайлайские черты и во внешности, и в характере.

Джеён был шихонцем каждой клеточкой своего тела и души. Именно тем редким видом потомков древнейших династий, с непрошибаемой веками аурой недосягаемости, целеустремленности и чувством превосходства. Но еще он сочетал в себе некую расслабленность, граничащую с пофигизмом и тихой опасностью.

Юншен рассматривал Джеёна не только с целью увидеть изменения во внешности, но и пытаясь уличить угрозу в каждом жесте и каждой детали. Юншен знал, у этого мастера все всегда не просто так. Напрягали мяч, который он бросал в стену, леденец, простая одежда: синие свободные спортивки с лампасами, с заправленной в них белой плотной безразмерной футболкой. Широкие рукава доставали до локтей, и Юншен мог разглядеть только часть хону на руках Джеёна. Правое предплечье словно окольцовывали зеленые бамбуковые узлы ствола с листиками, точно его рука была стеблем бамбука. На левой – морские волны с белыми гребнями, похожие на рисунок на ножнах от его катаны.

Часть черных шелковистых волос Джеёна была собрана в небрежную гульку на затылке и перевязана белой тонкой веревочкой, на лбу была спортивная черная повязка. Юншену казалась подозрительной даже эта белая веревочка с двумя неравно свисающими кончиками до плеч.

Обманчивая внешность членов его семьи была главной хитростью природы и духов. Никто из них не выглядел как головорез, под стать славе, что они сами сотворили. Они были прекрасными, крепкими, но утонченными и высокими.

Джеён, как и все Масуми, был невероятно красив. Истинный юный наследник не только сил, но и внешних данных.

Тот факт, что он еще не набросился на Юншена, сильно успокаивал. Если не убил сразу – вряд ли вообще это сделает. Потому что больше демонов и криминальных кланов Джеён не любил впустую тратить свое время. Это Юншен усвоил еще при их первой встрече.

Но это если им нечего будет делить. А делить было что.

Отрубленная голова закатилась в угол лифта, запачкав кровью чистый ковролин. Лицом она оказалась повернута к стене, что несказанно обрадовало Юншена. Не хотелось встречаться взглядом с остекленевшими глазами.

Юншен прислонился спиной к стенке лифта напротив Джеёна. Кабина ехала быстро, и это дурацкое чувство легкой невесомости Юншен не любил, но здесь оно практически не ощущалось. Либо он был настолько озадачен появлением Джеёна на своем пути, что не замечал, либо лифт был с какой-то новой технологией.

Чжудо продолжал кидать мяч в стену недалеко от Юншена. Два этажа – один удар мяча о стену. Они уже на шестом. В спине вибрацией отдавался каждый удар, отчего уверенность Юншена постепенно улетучивалась. Будто зря он вошел сюда, зря вообще согласился ехать в Ши Хо. Цифры быстро менялись на панели, приближая его к неизвестности.

Юншен посмотрел на свою руку – голая кожа на предплечьях изрисована рисунками хону: стебли шиповника и вихри туч. Он прикинул: если призовет хону, сумеет опередить Чжудо? Боковым зрением Юншен заметил, как с каждым ударом исписанный черными иероглифами мяч наполнялся сине-белым светом, словно морская волна окутывала его.

Ватанабэ конец, догадался Юншен. Явно облава. Хотя Хван сказал, что артефакт отмыт на икорной ферме[9] и они его не найдут. Он облажался.

«Хван, мудила, со своим чокнутым братцем разбирайся сам!» – злился Юншен, потому как очень сильно не хотел связываться с этим манлио. Отпираться не было смысла. Он прервал это тягучее, как мазут, молчание, произнеся на шихонском – родном языке Джеёна:

– Скоро здесь будут медузы. – Он убрал руки за спину, приподнял полы рубашки и коснулся ручки пистолета пальцами. Тело пронзил разряд. Юншен вроде бы почувствовал себя в безопасности, но при этом, касаясь оружия, будто, напротив, подвергал себя риску. – Я прав?

Джеён поймал мяч. Стук утих.

Десятый этаж.

Джеён вытащил леденец уже размером с горошину и покрутил его, рассматривая. Юншен почувствовал тонкий, едва заметный аромат клубники со сливками.

– Ты к Ватанабэ? – обыденным тоном спросил Джеён (также на шихонском), а затем кивнул на сумку. Положив леденец в рот, он невнятно добавил: – Что в сумке?

– Я же не спрашиваю, зачем тебе к Ватанабэ.

Юншен незаметно ухватился за рукоять пистолета, придавливая телом кисти и оружие к прохладной стене.

Джеён бросил взгляд на панель с методично меняющимися цифрами.

Восемнадцатый этаж.

– Ты и так знаешь, зачем я здесь.

Он подкинул мячик и снова начал отбивать его об стену.

– Скажи мне, Юншен.

Удар. Иероглифы засветились.

– Зачем ты в это полез?

Юншен не знал, что ответить. Надавить на жалость к Хвану или послать? Джеён был в тот ужасный день рядом. Он все видел и винил Юншена в произошедшем. Если Чжудо его сейчас убьет – все будет справедливо. Но Юншен этого не хотел.

Жизнь и так несправедлива, поэтому он выкинул:

– Чтоб не сдохнуть от его руки.

«От руки демона» – вот что хотел сказать Юншен, но не смог это озвучить. Ему дали срок – пять лет, а то и меньше, и тогда демон полностью овладеет им.

Джеён задержал взгляд на нем, а потом спокойно произнес:

– Через пятнадцать минут здесь будет дохерища медуз. – Он поймал мяч и обвел им вокруг Юншена. – Или ты сюда целенаправленно сдохнуть пришел раньше времени? – Снова бросил его совсем близко к голове Юншена. Этот стук давил на перепонки. Но ловить и разрывать мяч он не собирался, потому как мячик не прекращал светиться. «Мало ли что он там создал, еще рука на хрен сгниет!» Но все же, о Всевышний, как это бесило! – Как старые больные животные в лес уходят умирать, так и ты в это здание?

– Блядь! – Юншен отбил мяч, как надоедливую муху. Он улетел в дверцы лифта, отбился от противоположной стены, недалеко от отсеченной головы в углу, и Джеён его перехватил. Юншен вытащил одну руку из-за спины, другой он все еще сжимал рукоять пистолета.

Тридцать восьмой этаж. И что в итоге? Во-первых, рука не сгнила – это хорошо. Во-вторых, мяч снова оказался у Джеёна, и он снова отбивает им ритм «доведи человека до нервного срыва» о стену возле Юншена.

На сороковом этаже сердце пропустило удар. Юншен сглотнул образовавшийся ком. Видя в промежутке, когда мяч оказывался в поле зрения, а точнее, в руке манлио, как иероглифы на нем все ярче наливаются светом, он думал, что все решится через девять этажей.

Тогда Юншен решил поймать мяч и демонстративно раздавить в руке, но в этот раз Джеён не кинул его. Тишина показалась теперь непривычной.

Юншен дернулся, когда Масуми оторвался от стены и, потянувшись, нажал на кнопку «48».

Чжудо вытащил изо рта погрызенную палочку и, осмотрев ее, печально выдохнул, обращаясь к Юншену:

– Жвачки нет. – Он, поджав губы, кивнул головой и обхватил рукоять катаны, что висела у него на поясе. Юншен следил взглядом буквально за каждым его движением, крепче сжав пистолет за спиной. – Что бы тебе ни дал Ватанабэ – используй это во благо, Юншен, – произнес он и кинул мяч Сэму – теперь он светился в его ладони. От мяча исходило тепло, но ничего более. И когда двери открылись, Джеён отсалютовал двумя пальцами и вышел из лифта.

На сорок восьмой этаж.

Юншен видел только спину Джеёна и покачивающуюся кисточку на катане. Двери медленно закрылись, и лифт понес его на пятидесятый этаж. Юншен прислонил голову к металлической стене и вытащил вторую руку из-за спины. Повертев в пальцах самый обыкновенный теннисный мяч, Юншен посмотрел на иероглифы, что покрывали его: они были плохо прорисованы, почти нечитаемые. Времени мало. Поэтому манлио глянул на наручные часы, показывающие «22:36 по Ёмхаги», и поставил таймер на пятнадцать минут.

Лифт остановился, Юншен подкинул сумку, поправил ремень на плече и буквально пролез в открывающиеся двери. Оглядевшись по сторонам, он заметил длинный коридор со множеством однотипных дверей с кодовым замком под ручкой. Подкинув мяч на ладони, он посмотрел на указатель и, определив направление, кинулся по коридору.

Две тысячи семнадцатая. Через несколько секунд он без раздумий нажал на звонок у той самой двери.

Нужно спешить. Скоро сюда явятся медузы.

За дверью была тишина, Юншен начал улавливать нарастающее волнение – вдруг там никого нет, вдруг Хвана подставили? Вдруг Чжудо обманул его?

Только он поднял руку позвонить еще раз, как ручка опустилась вниз и дверь приоткрылась. На пороге стоял Сан Бом Ватанабэ собственной персоной. Он выглядел точно так же, как и на том фото, что показывал Хван. Круглолицый, с узким разрезом глаз, которые были расположены шире обычного, из-за чего нос казался сплющенным. Абсолютно лысая голова. Сан Бом наскоро осмотрел Юншена, задержал взгляд на спортивной сумке и, толкнув дверь, произнес:

– Входи.

Юншен вошел, он хотел было разуться, как это принято в Нифлеме, но Сан Бом, поправляя ворот изумрудного цвета рубашки, отговорил его, показывая пальцем на свои удобные резиновые сабо с дырочками.

Электронный замок запиликал позади, когда дверь закрылась.

– Предлагаю не медлить, – начал было Юншен, следуя за Сан Бомом по небольшому коридору, который тут же вывел в объединенную с гостиной кухню. Мебели и тут, кроме низких столов, стоящих в ряд вдоль углового панорамного окна, было мало. Заприметив кухонный остров, он положил на него сумку и мяч. – Я немного спешу. – Он поднял руку и посмотрел на часы. Минус две минуты.

Сан Бом же, напротив, совсем не торопился. Он сел за столик, на котором стояла небольшая электрическая плита. На горящей конфорке стояла медная кастрюлька с бурлящей водой. Возле плиты лежали две пачки пакчи́ри[10], бамбуковые палочки и полотенце, оно явно что-то накрывало, и, судя по выпирающим краям, это была тарелка и еще что-то длинное, возможно, овощи.

– Как поживает Хван? – Голос Сан Бома будто был влажным, или он просто так произносил слоги, набирая в рот много слюны.

«Похоже, жрать сильно хочет».

Юншен прислонился боком к шкафчикам кухонного островка и осмотрелся в поисках сумки. Хван сказал, что будет обмен: сумка за сумку. Его – стоит на столе, где сумка Ватанабэ? Квартира с оштукатуренными стенами была заставлена упаковками питьевой воды, коробками с пакчири, а в углу стоял один мини-холодильник с прозрачной дверцей. Он был заполнен пивом и контейнером с салатом из какой-то зелени. Вокруг столиков беспорядочно лежали дзабутоны. Эта квартира используется многими людьми как перевалочная база. Юншен предположил, что в комнатах по-любому лежат их вещи.

«И моя сумка».

– Нормально поживает, – нетерпеливо выдал Юншен и похлопал рукой по сумке. – Все здесь. Отдам, когда увижу другую сумку.

Но вместо ответа Сан Бом раскрыл пачку пакчири и закинул желтую плитку сухой лапши в кипящую воду.

Юншен щелкнул языком, опуская голову. Его бесил этот тормознутый Сан Бом Ватанабэ, который пребывал в душевном равновесии, помешивая размокшую лапшу длинными палочками в кастрюльке.

– Я помню условия. Моя сумка тоже здесь. И то самое содержимое внутри. – Он разбил в кастрюльку два куриных яйца. В воздухе сильно пахло приправами. – Расслабься, манлио, я все помню и не кидаю людей.

Не в этом дело. Совсем не в этом. Юншен провел пятерней по черным волосам, взъерошил их еще сильнее и выпрямился. На часы он боялся глянуть. Поэтому посмотрел в окно. С этой высоты городские огни и иллюминация превратились в нити с миллиардом нанизанных малюсеньких лампочек. Юншен увидел неподалеку от этого здания дорогу надземного метро и еще десятки таких же высотных зданий, некоторые из которых имели причудливую форму, а за широкой рекой с переброшенными мостами разных форм и размеров виднелся огромный стадион. С высоты пятидесятого этажа город был как на ладони. Широкие магистрали и узкие улочки – от движущихся по ним машин остались лишь огоньки: желтые и красные.

– Мужик, я спешу.

Приподняв палочками хорошую жменю лапши, Сан Бом размешал ее в кастрюльке, чуть убавил огонь под ней. Он не знал, что не пройдет и десяти минут, как работники Масуми ворвутся сюда и выполнят работу на совесть и по справедливости.

– Не думаю, что тебе есть смысл куда-то спешить. – Ватанабэ не отрывал взгляда от кастрюли. Пар поднимался вверх, обволакивал его грудь и голову. – Я полагаю, что теперь тебе вообще некуда спешить.

Резко сдернув полотенце, он схватил лежащий под ним серебристый пистолет с длинным стволом.

«Никакой это не овощ!»

Юншен среагировал быстро – еще до выстрела кинулся за кухонный остров, вытаскивая на ходу свой пистолет из-за пояса.

Раздалась целая череда выстрелов. Прикрыв голову руками, парень прижался спиной к ящикам, сидя на полу.

– Вот же пидарас ебаный! – И еще громче: – Сан Бом, сука!!!

Юншен видел, как пули насквозь пробивали ящики и врезались в те, что были приставлены к стене. Чтобы его не зацепило, он распластался на прохладном плиточном полу и на локтях дополз до края острова, постоянно пригибая голову. Летели щепки, звенела и билась посуда внутри ящиков.

На миг выстрелы притихли.

Юншен взвел курок, выкрикивая:

– Это так ты не кидаешь людей?!

Юншен воспользовался ситуацией: он бросился вперед и открыл огонь. Ватанабэ пригнулся и ретировался в сторону. Пули следовали за ним по пятам, врезались в прочный стеклопакет на окнах, образуя вокруг целую паутину треснувшего стекла. Ни одна пуля не задела Сан Бома. Он скрылся в слепой зоне Юншена.

Раздался пустой щелчок, затвор сдвинулся назад. Из дула тянулась тоненькая струйка дыма. Юншен вскочил и вновь спрятался за кухонным островком, быстро подтягивая штанину и вытаскивая из носка дополнительную обойму. Он бегло осматривался, делая все на автомате.

– Ты еще не сдох, аттвудовское отродье? – крикнул Сан Бом откуда-то со стороны.

Юншен бросил обойму на пол, ловко вставил новую и, отведя затвор, перезарядил пистолет.

– У тебя, наверное, много вопросов?

– Всего один! – Юншен на полусогнутых ногах осторожно приподнялся и двинулся к другому краю кухонного острова, обходя рассыпанные щепки и стекла на полу. Ключи от мотоцикла слабо позвякивали, прицепленные к шлевке пояса. – Кому продал?

Наступила тишина, которая совсем не понравилась Юншену. Он дошел до края и прицеливаясь, выглянул. Нигде не было видно Ватанабэ. Он мог скрыться в любой комнате, в которые вел небольшой коридор. Юншен хотел было встать, как увидел один камушек, катящийся по полу в его направлении. Не граната, не дымовая шашка, а простой камень.

Он остановился, будто приклеился к полу и начал подрагивать и светиться голубым. Страх охватил Юншена, когда он понял, что происходит.

– Твою ма-а-ать! – только и сказал он и тут же открыл огонь по камню, хотя прекрасно знал, что это просто щекотка для него.

Разноцветные знаки хону на теле Юншена вспыхнули голубым свечением и задвигались: лепестки срывались с красных цветков шиповника, облака превращались в грозовые тучи, становясь гуще, разряжаясь молниями и двигаясь по коже, точно по небосводу, стебли оплетали руки. Хону дало сил, пули наполнились энергией, но даже это не помогло разбить камень.

Он раздувался, прыгал на полу, будто попкорн на разогретой сковороде, пока не приобрел человекоподобную форму. Пули отскакивали от него, отбрасывая искры. А Юншен стоял, как исполин, заслонив собой вышедшего из-за угла осклабившегося Сан Бома. Форма головы, телосложение и рост – все идентично Сан Бому, все потому, что это был его хёсэ́ги[11]. Один в один Ватанабэ, только в древней одежде – хёчжо[12], подвязанное на поясе, наручи и широкие штаны, с лысой, испещренной рисунками хону головой. Этот хёсэги был вырезан будто из вулканического камня, не совсем аккуратно, местами топорно.

Юншен знал, что у мастеров манлио есть хёсэги, пусть и не у всех, но он надеялся, что у старшего сына семьи Ватанабэ, Сан Бома, его не будет.

– Кому продал, спрашиваешь? – Смеющийся голос Сан Бома врезался острыми иглами в мозг. – Появились те, кто заплатил и за кисти, и за этот сырой клинок кругленькую сумму.

Подскочив с места, Юншен перемахнул через ящики и, найдя другой угол обзора, прицелился и тут же выстрелил в настоящего Ватанабэ. Хёсэги закрыл его собой. Пули отскочили в стороны. Сан Бом громко рассмеялся.

– Что будешь делать, шустрила? А? А?!! – Сан Бом наслаждался, упивался превосходством. Кажется, ему очень хорошо должны заплатить, раз он так весел.

Юншен вновь спрятался за ящиками, понимая, что в обойме осталось две пули. Отпустил хону, и рисунки тут же потухли на коже и замерли. К белым рваным джинсам прилипли мелкие щепки. Открытая кожа на ногах и руках местами оказалась поцарапана. Парень прислонил голову к ящикам. Ему было страшно, но он старался держать себя в руках. Рядом не было подмоги в лице его верного друга Брайана, он был один.

– Убей его!

Когда Юншен услышал приказ, он почувствовал, как все внутри похолодело. Сжав крепче пистолет, он привстал и вынул из кармана складной нож. Нажал на кнопку – лезвие, как жало, выскочило и блеснуло на свету точечных светильников на потолке.

– Слышь, шустрила, тебя сейчас убьет мой хёсэги! А я дожру свой пакчири с говядиной и завтра стану богаче на несколько миллионов ючи!

Раздались тяжелые шаги. От этих ударов камня о плитку у Юншена замирало дыхание. Сейчас он совершенно не был готов умереть.

Хёсэги одним замахом вдребезги разбил угол ящиков. Юншен выбежал из укрытия, два раза выстрелив в хёсэги прямо в глаза. Тот прикрыл их рукой. Под грохот трущегося камня хёсэги настигал Юншена.

«Нужно убить Сан Бома!»

Хёсэги не убьешь обычными пулями. Их можно убить только специальным оружием, которое делают мастера, а вот самого мастера обычная пуля убьет как миленькая. Убьешь мастера – умрет хёсэги.

Ватанабэ сидел за столом и поедал пакчири, смачно всасывая длинную лапшу. Он выглядел так, словно в квартире не развернулась целая бойня, а был обыденный поздний ужин.

Убегая от хёсэги, Юншен кинул в Сан Бома острый нож.

Ватанабэ почти не двигался, склонившись над кастрюлькой, он с аппетитом поедал лапшу и закусывал хрустящими ломтиками капусты в остром устричном соусе. Когда нож оказался почти рядом с ним, он коротко шевельнулся – и нож замер в его пальцах. Втянув лапшу, он облизал рот и поднял глаза на Юншена. До этого он смотрел исключительно на лапшу.

– Вот мрак! – выпалил Юншен.

Хёсэги вытащил из-за своей спины каменное копье и швырнул его в Юншена. Тот успел отскочить, ощутив, как пол под подошвой кроссовок завибрировал. Плитка раскололась и прогнулась, в стороны разлетелись камни и осколки. Копье вошло в пол почти наполовину. Юншен увидел валяющийся кухонный тесак на полу у ящиков. Но до него еще нужно было добраться. Нужно чем-то отвлечь Сан Бома, хотя бы ослепить на время.

Первое, что попалось под руку, – теннисный мяч, что по-прежнему лежал на столешнице возле сумки. Схватив его, Юншен вдруг почувствовал тепло и кинул его в Ватанабэ.

Мяч засветился на лету, будто наполняясь энергией.

Сан Бом выкинул руку, чтобы вновь остановить снаряд.

Но случилось неожиданное.

Мяч, охваченный голубым свечением, напоровшись на протянутую руку Сан Бома, разорвал ее, как трухлявую ветвь. Она разлетелась в стороны, разбрызгивая мелкие капли крови и ошметки мяса и костей.

Ватанабэ не успел заорать. Мяч следом, по этой же траектории, пробил его голову насквозь и врезался в стеклопакет. Сан Бом, покачиваясь, смотрел пустыми глазами, во лбу у него виднелась дырка размером с теннисный мяч. Юншен видел ночное небо за панорамным окном сквозь его голову – как в иллюминаторе. Сан Бом свалился на бок.

Хёсэги, соорудив новое копье, метнул его в Юншена. Он умело увернулся, перенеся вес на одну ногу. Копье не вонзилось в пол, оно с характерным шумом рассеялось по плитке, а сам хёсэги рухнул следом, рассыпаясь, словно порванные бусы – мелкими камушками. Они заполонили весь пол вокруг, засыпали и обувь.

Юншен замер на месте. Он часто дышал. Парень совершенно не ожидал такого результата. Он посмотрел на ладонь, сжал слегка подрагивающие пальцы. С его рукой точно ничего не случилось, а вот с Сан Бомом – да.

Во всем виноват Джеён.

Юншен понял, что по сути он этим же мячом мог убить хёсэги. Но винил Джеёна, потому что если бы тот нормально сказал: «Вот тебе чудо-мячик, я зарядил его своей мастер-крилевской энергией для тебя, подержи его, сроднись с ним и убей им и хёсэги, и Ватанабэ, они все сдохнут, и будет тебе счастье!» – вот тогда Джеён был бы молодец. Но он избрал иной путь: говорил рублено, просто кидал в него мяч, вместо того чтобы дать подержать и все объяснить.

Выбравшись из мелких камней, Юншен отряхнул шелковую рубашку с нарисованными арбузами на желтом фоне. Местами она порвалась, как и джинсы, хотя им не так страшно это. Юншен забрал сумку со столешницы, повесив ремень на плечо.

Обернувшись, он увидел, как Ватанабэ развалился на полу за столиком с пробитой головой. Его изумрудная рубашка потемнела от крови и покрылась остатками измельченной руки. А в окне с мяча стекала струйка крови и виднелись затухающие иероглифы. Юншен подошел ближе и увидел слово «пробивать». Чернила, как сахарная вата, растворялись в воде на теннисном мяче. А за окном жил своей жизнью ничего не подозревающий город Ёмхаги.

Глянув на наручные часы, он понял, что время вышло еще пять минут назад.

То, что медузы еще не здесь, не значит, что они не начали штурм.

Юншен принялся суматошно искать вторую сумку. И нашел он ее за мини-холодильником. Быстро вытащив ее, он расстегнул молнию. Внутри лежала деревянная коробочка и маска обезьяны.

Юншен озадаченно кинул взгляд на мертвого Сан Бома:

– Не может быть…

Сан Бом теперь ему ничего не объяснит, а если бы и мог, то вряд ли бы это сделал.

О таком не говорят.

Эта династия считалась вымершей. Ее почитатели преследовались законом во всем мире. Ведь три с половиной тысячи лет назад эта династия вселила демона Охорома в духов красных обезьян, которые оберегали народ. А потом обезьяны их с особой жестокостью убили либо превратили в своих марионеток.

Ямисару.

Юншен смотрел на пугающую маску замершей в злобном оскале морды обезьяны и не верил глазам.

– Если покупатели они, – он глянул на коробочку с кистями, – тогда это все.

На нижнем этаже раздались выстрелы. Юншен подорвался как ужаленный, схватил обе сумки и, подбежав к двери, осторожно открыл ее и огляделся. Этот коридор еще был чист.

Лифтом он не рискнул воспользоваться. Ринулся к двери, ведущей к лестнице. Выйдя на площадку, он прислушался. Здесь стояла тишина и темнота. А раз темно и тихо, значит, внизу никого нет, иначе бы свет включился от движений.

Либо медузы просто караулят.

Так или иначе, у Юншена не было выбора.

Он посмотрел вниз, держась за поручни ограждения, закинул обе сумки на плечи и только сейчас осознал, сколько ему спускаться.

– Злоебучий пятидесятый этаж!

Глава 1 Ваш господин – благодарность

Май

Аха́но

В этом однозначно что-то было.

Если думать о хорошем, можно притянуть удачу – вроде так это работает.

Думать о хорошем часто помогает, когда нужно перебить горечь от неудач, чтобы настроить себя на лучшее и чтобы хоть в мыслях было все так, как планировалось.

Юншен не мог быть в этом уверен, потому как о хорошем он не думал.

Сигаретный дым тянулся к потолку и в лопастях вентилятора смешивался со знойным воздухом. Юншен сделал еще одну затяжку и выдохнул кольцо дыма, вслушиваясь в скрип потолочного вентилятора, повторяющийся через три оборота. Он думал о том, как сильно боится снова оступиться. Ему нужно избавиться от проблемы, иначе, как сказала Екатерина, он не проживет долго.

Звучит все это не очень хорошо, сколько ни пытайся думать позитивно.

Вентилятор скрипнул, и Юншен выдохнул два дымовых кольца.

Сквозь распахнутое балконное окно в кабинет залетел горячий ветер и разметал по полу запятнанные листы бумаги. Пластиковые стаканчики слетели со стола и закатились под ветхий шкаф, припертый к стене.

– Думаешь, он нас не обманул? – Бра́йан МакКа́рти, опираясь локтями о ржавое балконное ограждение, стряхнул пепел с сигареты. Пепел, как снег, плавно закружил вниз.

Светловолосый парень обернулся через плечо и взглянул на Сэма, который вальяжно развалился в кожаном кресле на колесиках. Его ноги в черных берцах лежали на столе поверх бумаг и папок – сущий бардак. В глаза бросились две катаны в ножнах[13], рядом черный блочный лук[14] Сэма с красной тетивой и вставками на корпусе и его черная кепка[15], прикрывающая пистолет.

– Или ты просто не хочешь домой? – поинтересовался Брайан.

Голова Сэма лежала на спинке кресла как приклеенная. Усталость после сражения с демонами-солдатами превратила тело в желе, а изнуряющая жара покрыла кожу липким потом. Ничего не болело, незначительные раны затянулись благодаря энергии.

– Чем Ахано лучше Ив Рика́ра?

Сэм поднес сигарету к губам, зажимая ее грязными пальцами. Он хоть и пользовался луком чаще всего, но были моменты, когда приходилось вытаскивать нож и вонзать в головы демонам. Поэтому белый фильтр на сигарете с трудом отлепился от кожи. Ладони скрывали тактические беспальцевые перчатки черного цвета.

На самом деле Сэм радовался, что может погреться на солнце. Его дом в Ив Рикаре, где даже в мае льют холодные дожди и погода меняется от одного порыва ветра. Уезжая на задание, они как раз попали под ливень.

Но Сэма не столько заботила погода за окном, сколько угнетало оскорбительное положение его семьи. Она была на грани краха. Все складывалось не в пользу Аттвудов – династии из Шаде́ра. Другие династии процветали, жили в гармонии и достатке. Сэм не то чтобы завидовал им, скорее, злился на отца.

Именно он был виноват в их положении.

– Ну не знаю. – Брайан потер затылок, опустив голову.

Он снова оперся локтями о поручень, крутнул сигарету в пальцах и щегольским движением поднес к губам. Он разглядывал заброшенную штрафстоянку, раскаленные под ярким аханским солнцем автомобили. Брайан видел, как над ними плавился воздух. Вокруг по периметру росли акации, за ними простирались заросли саксаула и пучки сухой травы.

– Здесь как на курорте.

Брайан улыбнулся, выпуская дым.

– Ты, наверное, не заметил, Брайан: когда мы ехали эти сто километров от узла[16], – Сэм вяло ухватился за ворот белой мешковатой футболки и отлепил ткань от мокрого тела с влажным хлопком, – что мы в пустыне.

– Как ты догадался?

Стряхнув пепел, Брайан обернулся и притворно округлил глаза. Сэм увидел, как солнце объяло могучую фигуру его друга. Очень короткие светлые волосы превратились в мелкие колючие иглы. Брайан не отличался изяществом. В августе ему стукнет двадцать, и грубые черты лица прибавляли ему лишнюю пару лет. На щеках была заметна легкая светлая поросль. В планах у Брайана стоял пункт отрастить густую бороду, чтобы она подчеркивала его мужественность, но Сэм был против. Брайан и так имел мужественный вид: широкие плечи, высокий рост, тяжелая походка, шрам на правой брови. Сэм не любил вспоминать ту историю, а Брайан всегда лгал любопытным: то он дрался с демонами, то с магами, то героически спасал девушку. И чем ярче была история, тем больше печали Сэм видел в янтарных глазах друга.

Брайан был старше Сэма на семь месяцев, чему был несказанно рад. Знакомы они были с рождения. Их отцы работали вместе и дружили. Но не этот факт сблизил ребят, а самостоятельное решение. Они еще с детства поняли, что их дружба – не что иное, как событие вселенского масштаба.

– По песку, – деловито ответил Сэм и поднес к губам сигарету, при этом неотрывно глядя на Брайана. – Ну, знаешь… он лежал на обочине и немного дорогу замел, там и сям, короче. – Сэм выпустил дым и посмотрел на сигарету. Белые буквы, изящно выведенные вдоль цилиндра и складывающиеся в название марки «Оя́ну»[17]. – Я понимаю, такое заметить могут только избранные. Я на тебя не давлю, дружище. Со временем ты осознаешь это…

– Великолепно! – Брайан хохотнул и, затушив сигарету о деревянный поручень на ржавом ограждении, бросил бычок вниз. – Продай свой мозг на Темном рынке[18], ведьмы используют его гениальность и поработят нашу планету.

Сэм рассмеялся, откинув голову на спинку кресла.

Проведя рукой по черным волосам, которые на макушке слиплись в сосульки, Сэм ощутил на пальцах влагу. Он был рад тому, что сегодняшний день они провели в горячем Ахано вместо холодного Ив Рикара.

Сэм в две резкие затяжки докурил. Потушенный бычок он скомкал и щелчком запулил в Брайана.

Бычок попал в мочку, и Брайан заверещал от гнева.

– Какого хрена, Сэм?! – Он резко обернулся, размахивая руками.

Довольно улыбаясь, Сэм закинул руки за спинку кресла, трогая пальцами свисающую с него черную форменную куртку. Она колыхалась, когда он наклонял кресло, и трепыхалась от порывов ветра. Не так давно они сменили теплые куртки на тонкие, сшитые из нифлемского прочного хлопка, что было сейчас как никогда кстати.

Из окна на них снова накинулась горячая волна ветра, и Сэм прикрыл глаза, ощущая, как на коже выступили капли пота. Вентилятор не спасал, он только скрипел, мешая сосредоточиться на нужной мысли.

Они здесь не просто так.

– Идиот, – нервно выплюнул Брайан, потирая подушечками пальцев мочку уха. – Где записка? У тебя?

Сэм кивнул и, достав из кармана комок бумаги, медленно развернул его и протянул Брайану. Тот с легким протестом скрестил руки на груди.

– Как я, по-твоему, должен дотянуться?

– Может, ты особенный манлио и у тебя руки трехметровые?

– Базаришь о пустом. – Брайан вразвалку подошел к Сэму, распинав под ногами валяющиеся вещи и бутылки. И с чувством выхватил записку. Рассматривая листок, он несколько раз посмотрел на Сэма, хмуря брови. – Сэм, серьезное дело, твою мать! Наше задание завершилось, а мы все еще здесь. У Кленового Дома могут возникнуть вопросы.

– Да не переживай, у меня все схвачено!

Сэм упер взгляд в крутящийся вентилятор. Нужно просто ждать. Он не может отдаться беспечности и уехать только потому, что Кленовый Дом станет порицать их за задержку.

Он привык проворачивать свои делишки за стенами Департамента манлио.

Нужно избавиться от демона и найти Хвана, который так и не вышел на связь. Юншен достал кисти, ту зловещую маску обезьяны, так еще прикарманил деньги и «сырой», как выразился Сан Бом, клинок. Неделя прошла, а от Хвана ни одной весточки. Сэм очень волновался: он думал о том, что Хван не справился и демон его одолел, или о том, что Масуми что-то сделали с ним. С Хваном могло произойти все что угодно.

Вентилятор скрипнул.

Сэм послюнявил кончик большого пальца и стал оттирать от кожи на руке засохшую кровь с тонкой белесой полоски, где до этого была рана. Красная кровь заляпала хону.

– Мы сильно задерживаемся, – сказал Брайан, перечитывая записку вновь и вновь. – Вот что меня напрягает.

Сэм выпрямился и скинул ноги со стола. Куртка едва не слетела с кресла. Футболка неприятно прилипла к спине. Он вытер пот со лба и взглянул на Брайана – его белая футболка от влаги просвечивала на груди, показывая рисунки хону в виде размытого образа скалящейся пасти и следов медвежьих когтей, резкие начертания шерсти перетекали в завитушки.

– Командировочное задание затянулось, понял? Демоны оказались сильнее, и их было больше. Чем дольше мы ждем Гэримонта, тем «больше демоны сопротивлялись», это и укажем в отчете. Понял? – Парень постучал пальцем по виску. – Никто не будет проверять. Наше поле работы – Конлао́к и на худой конец Ив Рикар. Так что расслабься, дружище! – Сэм снова откинулся в кресле и забросил ноги на стол, скинув с него еще стопку папок, которые мешали комфорту. Он подложил руки под голову и подумал, как жаждет встречи с этим Гэримонтом. Потому что он должен узнать, где Хван. И еще потому что у него есть та вещь, которая Сэму очень нужна. Нужна, чтобы продвинуться в решении своей проблемы. Он уже сейчас слышал звон монет. Упоительный звон, надо заметить. – Говорю же, Брай, все под контролем.

Пыльный воздух в кабинете забил нос и затруднил дыхание. Казалось, пыль была заодно с невыносимой жарой. Стены с облупившейся бежевой краской залил мягкий сливочный свет закатного солнца. На деревянном полу, усеянном демоническим пеплом, валялись изодранные книги, какая-то посуда. А ведь совсем недавно на этом кресле сидел со́крух[19], говоря с кем-то по телефону, и в комнате было значительно чище. Этот сокрух не был такой уж важной фигурой. Поговаривали, что он имел связь с неким криминальным кланом, носящим название «Скелет Судьи»[20], а кто-то говорил, что он просто мечтает стать их протеже. Так или иначе, этот демон перешел границы дозволенного, и Кленовый Дом приказал его уничтожить.

Что и было сделано. Его пепел смешался с пеплом приспешников на полу. Человекоподобные демоны всегда после смерти обращались в пепел, мир не мог принять их форму и забрать тело, как он это делает с людьми.

– Это незаконно, – подытожил Брайан.

– Давно тебя волнует закон? Тем более оно того стоит. Расслабься…

Сэм не до конца понимал Брайана. Он хороший друг, но порой благоразумность ставит выше желания Сэма избавиться от заразы внутри. Это Сэма злило, ведь приходилось раз за разом нарушать писаные и неписаные законы. Но также он понимал, что Брайан не хочет, чтобы Сэм попал в затруднительное положение.

Положив записку на стол, Брайан стал нервно разглаживать ее ладонями в перчатках: снова и снова. Сэм знал, что он сейчас взорвется.

– На фиг ты ее так скомкал? Сложить нормально нельзя было?!

И он-таки взорвался. Сэм хмыкнул, понимая, насколько глупой была причина. Он поправил три серьги в правом ухе: внизу небольшой крестик из черного золота и чуть выше – два черных гвоздика. Эти украшения он носил не просто так, а потому что они его защищали. По крайней мере, он на это надеялся, доверяя словам мани́ши[21], к которой часто ходил за помощью.

– Нет. – Он почесал шею, запрокидывая голову. – Так у нее меньше шансов выпасть.

– Каким на хрен образом?!

Брайан упер кулак в бумагу, которая и не думала распрямляться.

– У комка бумаги лучше сцепление с карманом.

И ведь Сэм не шутил; иногда впопыхах сунутый лист бумаги выскальзывал из кармана и терялся в сражении.

– Проверено практикой – комок держится лучше.

Брайан смотрел на Сэма как на умалишенного. Его это не обижало, напротив, забавляло.

– Ты дурак?!

Брайан скомкал бумагу и бросил в Сэма. Комок отскочил от груди и схоронился в куче пепла под креслом. Сэм не пошевелился. Он широко зевнул, прикрывая рот левой рукой, а после взъерошил влажные волосы, придавая им еще более неопрятный вид. Короткие на висках и затылке, на макушке они торчали «колючками». В отличие от массивного Брайана, Сэм был не только крепким, но и изящным, гибким. Но тоже высоким: метр восемьдесят один против метра восьмидесяти шести у Брайана. К тому же торчащие волосы добавляли росту Сэма нужные сантиметры.

– Тот маг ничего дельного больше не написал. Так что хватит истерить и…

Послышался грохот приближающейся машины. Парни подорвались и заняли места по обе стороны балконной двери, осторожно разглядывая улицу.

Поднимая столб пыли, к штрафстоянке мчал старенький «Ро́дстен» с обгоревшей на солнце краской. Возможно, когда-то она была изумрудной, но сейчас она темно-моховая, словно покрытая кракелюровой россыпью, как старинная картина. Прямоугольная решетка радиатора походила на щербатые зубы старика. Сама машина с виду была крепкой, но то, как ее колеса скакали на ухабах, говорило о плохой амортизации. Грубая, словно высеченная из камня форма корпуса смахивала на кирпич. «Родстен», пусть уже давно не выпускался в Бариде, считался неугасаемой классикой и по сей день пользовался авторитетом.

Но парней не волновала машина.

Их волновали пассажиры.

– Это не Гэримонт, – уведомил Сэм, разглядывая водителя через бликующее на солнце ветровое стекло. Он до скрипа сжал пальцы на дверном косяке. Их план разбился, и от этого ярость только нарастала. – Вот же сука!

– С чего взял, что не он? – спросил Брайан, и до Сэма донесся терпкий запах сигарет, исходивший от друга. – Не видно ж ни хрена.

– Его мерзкую рожу сложно не разглядеть.

– Ну, может, этот долбоящер знает, что с Хваном? Они же там все заодно.

– Брай, стал бы Гэримонт шестеркам рассказывать о Хване? – Сэм шмыгнул носом. – Походу, в жопу все летит. Черт!

Сэм хлопнул ладонью по дверному косяку. Сверху посыпалась штукатурка, под деревяшкой скрипнули ржавые гвозди. Жар опалил тело. Сэм попытался сдержать себя, но выходило плохо. Ему не нравилось текущее положение. Не нравилось, что Гэримонт не приехал сам, тогда бы они договорились с ним, ну или заставили бы договориться. С приспешниками иметь дело куда хуже, поскольку они иногда работают не на одного хозяина. Если сейчас запугать этого сокруха, он может разнести весть по другим сородичам.

Поэтому им нужно либо не попасться сокруху на глаза, либо убить. Во втором случае Гэримонт разорвет контакт с ними, а это невыгодно Сэму.

– Я ему голову отрежу, – процедил сквозь зубы Сэм. Он слышал, как громко бьется сердце в груди от обуревающей злости. – И водиле, и этому Гэримонту. Приду в его жалкую контору и прямо в кабинете отрежу!

Брайан провел ладонью по волосам и отер пот, пока он не потек в глаза.

– Остынь. Есть надежда, что разберемся хотя бы со второй задачей. Главное, что машина та самая, которую маг нам описал. А в ней, я надеюсь, лежит тот самый рюкзак с бумажником. Может, Гэримонт здесь и не нужен.

«Родстен» сбавил скорость и остановился возле ворот. Мужчина в белом спортивном костюме вышел из тачки и, оглядываясь, подошел к воротам, сваренным из ржавых железных щитов. Он просунул руку в щель и отодвинул задвижку. Его длинные черные волосы, собранные в низкий хвост, блестели под косыми лучами солнца.

– Он один? Почему он один? – спросил Брайан, разглядывая машину. На сиденьях больше никого не было.

– Сокрухи – стадные твари. – Сэм посмотрел на Брайана, и взгляд скользнул на его правую сеченую бровь. – Этот сюда не просто так примчал.

– Дело паленым пахнет.

Друзья перевели взгляд на улицу. Мужчина, прежде чем открыть ворота, снова огляделся по сторонам. Пару раз он всматривался в нестройные ряды машин на штрафстоянке. С подозрением окинул взглядом обветшалое двухэтажное здание. И когда он бросил взгляд на балкон их кабинета, оба парня прижались к стенам спинами, чтобы не раскрыться заранее.

Взгляд Сэма пал на стол. Подхватив черную кепку, он стряхнул с нее пепел и пыль, постучав о ногу.

– Что делать будем?

Брайан так и стоял, словно приклеившись к стене, даже ладони прижал. Не от страха, просто стена была прохладной.

Нахлобучив кепку на голову, Сэм убрал пистолет в набедренную кобуру, не проверяя, так как прекрасно помнил, что недавно перезарядил.

Сокрух скоро закончит осматривать окрестности и вернется к машине, чтобы заехать на стоянку. У них мало времени.

– Этот хрен сейчас запаркуется. – Сэм стащил с кресла куртку, на спине которой была вышита голубыми нитями эмблема[22] манлио яшу́то[23] – два летящих журавля. – И мы быстро спускаемся…

– Как именно? – Брайан подошел к столу и легким, плавным движением сунул катаны в ножны за спину, и они встали в нужные пазы, легонько щелкнув в креплениях на черных ремнях портупеи. Брайан не так сильно любил катаны, как мачете, просто они – обязательный элемент экипировки. Мечами обязаны владеть все манлио. А Сэм взял сегодня лук не просто так.

Брайан вспомнил, что свою куртку оставил в машине. Они спрятали ее за свалкой старых шкафов и довольно густым деревом по другую сторону дороги.

– Через дверь?

Сэм сморщился, заметив, как Брайан вопросительно смотрит на него.

– В окно?

Сэм поднял лук, проверил стрелы – черные, с красным оперением и наконечником, в прикрепленном к луку кивере и закинул его за спину. Повязывая рукава куртки на поясе, с неким налетом фальшивой грусти он выдал:

– Опять в окно, как воры. Я прямо ощущаю себя скверно, знаешь, будто я не тем занимаюсь, будто по кривой пошла моя судьба.

Брайан негромко хохотнул.

– Сделаем все по-тихому. – Он щелкнул затвором своего пистолета и вставил его в набедренную кобуру. – Заберем сумку и свалим.

«Родстен» нашел место на парковке, но водитель пока не спешил выходить наружу. Он что-то потерял в салоне, судя по спешке, с которой он двигался. Он то выгибался, вытаскивая шмотки с задних сидений, то тянулся к бардачку спереди.

Главное, чтобы он не забрал рюкзак.

Выйти через двери действительно не получится – там их застанет сокрух. А на штрафстоянке нужно быть предельно осторожными – на площадку нацелена камера слежения. О ней предупредили в Кленовом Доме, велели не лезть на рожон, их задание – убрать сокрухов в доме. И назад, в Конлао́к.

Манлио должны забрать сумку из «Родстена» незаметно. В противном случае им придется убить демона и потом как-то оправдываться в Кленовом Доме. Живой сокрух может сообщить другим о краже.

Они спустились на первый этаж по скрипучей лестнице. И, открыв окно на первом этаже с другой стороны здания, осмотрелись.

– Не светись, – предупредил Брайан, схватив Сэма за рукав футболки. – Слышишь меня?

– Все на мази!

Сэм легко запрыгнул на узкий подоконник, покрытый толстым слоем пыли, на котором лежали мертвые мухи и копошились какие-то другие насекомые. Пальцы Брайана выпустили его рукав. Прыжок – и грубая подошва берцев утонула в зыбкой песчаной земле. Сэм выпрямился и молниеносно добрался до сетчатого забора штрафстоянки. Следом подоспел Брайан. Оба присели на корточки, прячась за ржавыми бочками возле акации, которая скрывала их в своей тени. Ветер налетал на мутовчатые листья искривленного дерева, и уха касался приятный шелест. Успокаивающий.

Схватив пальцами пыльную сетку, поросшую сухой травой, Сэм всмотрелся в «Родстен». Обзор перекрывала свалка искореженного ржавого железа вдоль забора и разобранные кузова автомобилей разных марок. Чуть поодаль Сэм заметил импровизированный уголок отдыха: несколько изодранных автомобильных кресел у круглого пластикового столика. Он был завален красновато-бурыми банками из-под краски и какими-то замасленными запчастями. У прохода, ведущего к зданию, стояла пустая собачья будка, сколоченная из дырявых, проеденных термитами досок. Явно раньше в ней жила собака, пока здесь все работало. Сейчас будка была завалена мусором, а на плоской металлической крыше лежали черные рулоны рубероида, склеившиеся под обжигающим солнцем Ахано.

Кое-как разглядев «Родстен», Сэм замер:

– Че он не уходит?

Под тенью акации песок не был такими обжигающим.

– Может, парится из-за того, что его никто не встречает?

Брайан быстрым взглядом осмотрел территорию позади них и устало сел на землю. Потирая голову, он прислушался к шепоту Сэма:

– А сокрухи могут сдохнуть от солнечного удара?

– От обычного удара они могут сдохнуть.

– О-о-о! Брай! – Сэм энергично потряс друга за плечо, затем приблизил лицо к подрагивающей сетке, и черный козырек уперся в нее. Бейсболка едва не спала с головы, и он придержал ее рукой. – Он вышел!

Парни дождались, пока демон неуверенным шагом, чуть ли не ежесекундно оглядываясь, пересек штрафстоянку и скрылся в здании.

Время пошло.

– Погнали!

Сэм и Брайан перемахнули через хлипкий сетчатый забор с колючей проволокой сверху. Осматриваясь и перетекая от одной машины к другой, манлио медленно подходили к «Родстену». Если они сразу ломанутся к машине, они могут попасться на глаза сокруху и на камеру.

Сокрух будет часто поглядывать на улицу. Он уже в курсе событий. В этом парни были уверены. Но и быстрее двигаться к машине они не могли.

Сухой воздух драл глотку, а в носу стоял горький запах полыни и горелого масла. Рыхлый песок затруднял быстрый бег.

Рюкзак нужен как свежий воздух.

Прислонившись спиной к двери белого автомобиля, Сэм ощутил, как его лук поцарапал краску, когда он пошевелился. Брайан присел у капота и отслеживал движение камеры.

– Брай, скажи, пожалуйста, что мы найдем там серебряный синш[24].

В голосе Сэма сквозило отчаяние. Брайан посмотрел на него через плечо.

– Найдем, – как-то неуверенно ответил он.

А потом Брайан взглянул на камеру и махнул рукой Сэму.

– Двигаемся!

Парни переместились, и уже через пару секунд оба оказались у «Родстена». У Сэма земля ушла из-под ног, а желудок свернулся в узел от стресса и скачков адреналина. Он потрогал передний поцарапанный бампер. Автомобиль настоящий, не нарисованный воображением по рассказам мага. Настоящий, и Сэм прямо сейчас трогал его. Горячий металл обжигал пальцы, а через ткань перчаток он ощущал жар на ладонях. Растерев между подушечками пальцев дорожную пыль, снятую с капота, Сэм подумал о том, что реальность может быть куда жестче грез.

Брайан попытался открыть дверь, но она оказалась заперта. В салоне царил беспорядок. Взгляд Брайана зацепился за телефон, лежащий у рычага переключения передач.

А вот это уже хорошо.

– Мобила ушлепка – в тачке. – Брайан посмотрел на Сэма, и тот кивнул. – Багажник. Снять крышку. – Брайан на каждое утверждение поднимал пальцы. – Внутри запаски рюкзак. Берем и валим.

– Следи за камерами и демоном!

Сэм подполз на согнутых ногах к багажнику, вынул из кожаных ножен на поясе острозаточенный нож, дождался отмашки от Брайана. Вонзил нож в углубление. И резко дернул, как рычагом. Крышка багажника скрипнула и подпрыгнула на пару сантиметров.

Выдохнув, он стер пот с лица тыльной стороной ладони и поправил кепку на голове. Чуть приподнявшись, он приоткрыл скрипучую крышку багажника и увидел внутри бессчетное количество вещей и непонятных предметов.

– Да вы че, издеваетесь?!

– Че там? – послышался тихий голос Брайана.

– Очередная помойка. – Сэм с брезгливой гримасой принялся выкидывать грязные вещи на землю. – Как же воняет, мерзость какая!

– Давай в темпе, Сэм!

– Ща, мать твою!

Буквально через двадцать секунд он добрался до запасного колеса.

И сердце в этот миг замерло.

Он хватал ртом сухой воздух и не мог поверить тому, что видел сейчас.

– Ну? Что там?

– Его нет.

– Че? Я не слышу тебя!

Сэм вдохнул. Выдохнул. Обессиленно опустился на колени, схватившись пальцами за ремень от лука на груди.

Гэримонт их кинул.

Опустив взгляд на гору вещей под ногами, Сэм внятно произнес:

– Синша тут нет.

– Черт…

Брайан присел на землю и стал нервно потирать нос пальцами.

– Его тут нет. – Сэм задышал чаще. От фатальной несправедливости ему хотелось кричать. Он со всей силы размахнулся и ударил по машине кулаком, громко выдав: – Да блядь!

Машина качнулась, но сигнализация не сработала, зато по всей штрафстоянке раздался треск. Брайан резко подлетел к Сэму, раскидывая ногами желто-серый песок. Лицо Сэма помрачнело, а в черных глазах появилась злость.

– Люблю ребусы. – Писклявый голос донесся обрывками, словно неровные потоки ветра искажали звук.

Брайан обернулся и поднялся, рассматривая сокруха, стоящего в пяти метрах от них. Он поглаживал черные волосы ладонью.

– И этот ребус меня впечатляет.

– Где рюкзак? – спросил Сэм.

Парень высоко задрал подбородок. Брайан знал: была в его друге эта черта, некое высокомерие, когда дело доходило до врагов или чужих людей. И был он такой не по воле характера, а по привычке, которую привили в его благородном доме.

Сокрух улыбнулся, и тонкие губы почти исчезли с его худого смуглого лица. У всех сокрухов красные зрачки. Порой их взгляд превращался в пытку. Сейчас эти красные зрачки злили.

– Его здесь нет, манлио.

Сэм ловко перекинул лук вперед. Вынул стрелу, натянул тетиву. На все это понадобилось ничтожно мало времени. Юншен годами оттачивал навык стрельбы из луков и арбалетов. Ему нравилось любое оружие, где снарядами являлись стрелы. Лук, который он сейчас уверенно держал в руках, подарил Хван. Сэм помнил, как Хван уговаривал отца создать этот шедевр. Великолепный лук, последняя работа одного из нифлемских легендарных мастеров рода Масуми. Каждый раз, когда Сэм брал его в руки, Брайан видел гордость в его глазах. Идеальное оружие: легкое, быстрое, мощное, неубиваемое – потому что нифлемское.

Брайан заметил, как пристально демон изучал оружие Сэма, и хмыкнул.

Кажется, он что-то знает о Масуми.

– Должен быть, – решительно сказал Сэм.

Сокрух судорожно сглотнул.

– Никакого рюкзака нет и не было, – издевательским тоном произнес сокрух.

Ветер поднял в воздух пыль и легкие песчинки. Сэм наклонил голову и услышал, как острые песчинки бьются о козырек кепки.

– Должен быть, – ответил Сэм и плавным рывком, расслабив тетиву, опустил лук. – Должен быть рюкзак. Должен быть серебряный синш. И должен быть Гэримонт.

– Синш у него. – Сокрух смахнул с лица пыль. – Он забрал его и отдал машину мне в пользование еще неделю назад. – Сокрух округлил глаза. – Вы убили Рахима?

– Он нарушил закон, – сказал Брайан, вставая чуть позади Сэма. – У нас был приказ.

– А синш? – спросил Сэм.

Демон перевел взгляд на него.

Сэм поднял голову. Демон увидел, как недоверие промелькнуло в темных глазах манлио.

– «Страх и уважение»? – Сокрух кивнул в сторону лука. – Не помню, как по-нифлемски он называется. М-да, дорогая игрушка. – Он покачал головой, поджимая губы. – Наверное, работая в йо́су[25], трудно накопить? А ты-то сам, наверное, шишка какая-нибудь? Форма конлаокская, а похож на нифлемца. – Демон почесал ногтем большого пальца почти бесцветную бровь, разглядывая Сэма. – Стали бы эти креветочники[26] создавать для нищеброда манлио такой экземпляр? Поделом ему будет! Ты откуда-то сверху, чтоб я на месте провалился! Знаю, что за лук ты держишь в руках. И все не пойму: зачем тебе монета?

Какие бы слова сокрух ни произносил, все казалось несерьезным из-за его режущего слух, скачущего по словам, как по кочкам, голоса.

Сэм услышал, как Брайан позади переминается с ноги на ногу. Под его ботинками поскрипывал песок.

– Где синш, урод? – задал вопрос Брайан.

– Его нет… и не было.

– Был. Ты сам об этом сказал.

Сэм натянул тетиву и прицелился.

– Слушайте, парни, я отключил камеры еще из штаба, потому что мне дали поручение – очистить это место. Рахим вел дела грязно, связался со «скелетами», нам он тоже стал дорого обходиться. Если мы разойдемся, никто ничего не узнает. Я серьезно.

– Ты расскажешь Гэримонту, а он предупредит других. Понимаешь, в каком невыгодном положении ты сейчас находишься, чувак? – Голос Брайана был тверд, злая ирония сквозила в словах.

«Мы теперь тоже», – подумал Юншен.

– Мы не можем так рисковать.

– Он вам не отдаст синш, – решительно произнес сокрух и опустил руки. Пот лился по его лицу, выбившиеся из хвоста волосы на висках превратились в сосульки и прилипли к коже. – Гэримонт теперь работает на Накамуру. У них грандиозные планы. Креветочники, подвиньтесь-ка!

Последние слова сокрух почти пропищал, словно ему прищемили яйца.

Брайан демонстративно скривился и передернул плечами.

– Как же тебя еще не грохнули за такой противный голос?!

Сэм коротко глянул на Брайана, пропуская замечание друга мимо ушей.

– Раз уж ты поднял эту тему, может, знаешь, где один из тех людей, что создали лук?

Голова сокруха мелко затряслась.

Только Сэм успел подумать о переговорах, как сокрух сделал шаг в сторону. Сэм спустил тетиву. Стрела наполовину вошла в песок возле ноги демона. Тот резко поднял руки в примирительном жесте и замер как вкопанный.

– Погоди-погоди-погоди! Стой! Погоди! Воу-воу! Погоди!

Сокрух резко выдохнул, будто пытался сбросить напряжение. Похоже, он не ожидал, что стрела окажется так близко к нему, и его это сильно напугало.

– Следующая – твоя башка.

Парень вынул из кивера новую стрелу и зарядил лук.

– Кто именно? – спросил сокрух, пытаясь говорить внятно. – Их же целая династия, кто конкретно нужен?

Сэм со свистом втянул воздух носом. Сокрух издевался, потому что из всего семейства Масуми осталось только четверо. Буквально недавно их было гораздо, гораздо больше.

– Ладно-ладно, тот, что, в Ахано сбежал? Как его там? Хван?

Сэм разозлился: потому что сокрух назвал его как родственник или друг – по первому имени и потому что оскорбил, назвав беглецом.

Ну и подлил масла в огонь берущий новые высоты мерзкий голос.

– Хван Тэхо́ Масуми. И он не сбежал, а уехал повышать мастерство, – твердым голосом произнес Сэм. – Он начал сотрудничать с Гэримонтом недавно. Где он?

– Хорошо-хорошо. Он приехал в Ахано. – Сокрух поднял руки, защищаясь от направленной стрелы. – А потом уехал от Гэримонта с прицепом в виде большого долга.

«Долг? Хван должен Гэримонту?»

Сэм озадаченно посмотрел на Брайана. Тот отрицательно покачал головой.

– Что за хуйню ты несешь?!

– Это правда! Он кинул какого-то манлио, пообещав создать ему оружие. Взял в долг у Гэримонта и исчез.

«Сан Бом Ватанабэ?»

– Давно? – спросил Брайан.

Сэм обреченно опустил лук.

– С неделю… – Сокрух сглотнул. – Как.

Брайан нахмурился, переглядываясь с Сэмом.

Неделя. Неделю назад Хван и перестал выходить на связь. Для кого-то это может показаться маленьким сроком, но с Хваном Сэм общался почти каждый день. Редко подолгу, но «Живой еще, псина?» от абонента «Хван» он получал ежедневно.

Хван не мог быть должен кому-то. Сэм помнил, как три с половиной года назад он перед отъездом сказал, что в Ахано его золотая жила. Он сможет создать нечто такое, что поможет в борьбе почти со всеми демонами. Он уехал изучать демонов, использовать их для повышения своего мастерства. Ведь Хван муши́[27]. И даже учитывая его призвание – целительство, он был искусным воином. Таким, что и в одиночку мог уехать в место, где демонов больше всего. Он все всегда держал под контролем. «Не бери в долг, не давай в долг, и убережешь себя от проблем, Сэми» – так говорил Хван.

Он довольствовался тем, что имел, но стремился к большему. И что бы ни случалось, всегда подставлял плечо. «Звони в любой момент, я всегда на связи, Сэми. Сразу примчусь». И он всегда приезжал. Идеальный друг, идеальный воин. Хван из тех, кто отдаст последнюю рубаху близкому. Хван не мог кого-то кинуть. Чего бы ему это ни стоило.

Сокрух говорил убедительно.

Но более убедительно звучали слова Хвана: «Никогда не доверяй демонам, Сэми».

Сэм натянул тетиву.

И сокрух без раздумий рванул наутек, вздымая пыль. Сокрухи бегали куда быстрее обычных людей и были гораздо сильнее.

В одно мгновение яркие рисунки на теле Сэма вспыхнули голубым светом. Манлио выпустил стрелу, которую обвили голубые светящиеся нити, наполняя ее убийственной силой.

У сокруха не было шансов. Стрела вошла в его череп, как нож в мягкое масло, и вылетела, вонзившись в пикап в двадцати метрах от него. Сокрух по инерции продолжал бежать. Со лба и затылка текла черная кровь: по длинным волосам, собранным в хвост, по лицу, заливаясь в открытый рот. С каждым шагом колени демона подгибались сильнее, пока он не рухнул замертво на песок.

Опустив лук, Сэм сказал, глядя на него:

– Это «благодарность».

– Braccy, sonori![28] – Брайан отсалютовал сокруху.

Черная кровь полилась на песок. Никаких предсмертных конвульсий: убили демона, значит, вытащили батарейку из механизма. Тело и голова сокруха стали покрываться черной коркой, потом все вспыхнуло и осыпалось на песок тлеющим пеплом. Ветер тут же подхватил его и разнес по штрафстоянке.

– Думаешь, он правду сказал? Ну, насчет Хвана? – осторожно спросил Брайан.

Сэм увидел сожаление в его глазах.

– Мне кажется, что все не так просто.

Брайан не был так близок к Хвану, как Сэм. Откровенно говоря, Брайан всегда считал себя третьим лишним. Да, дружба не имеет ограничений на число друзей, но когда дело касалось Хвана, то он замечал только Сэма.

Сэму не хотелось, чтобы про Хвана кто-то плохо отзывался.

Нет. Он не думал, что сокрух врет, – он был в этом уверен.

Повесив лук на плечо, Сэм решил сменить тему:

– Что Накамура хочет от Гэримонта?

– Еще один выскочка, пытающийся что-то делать.

Сэм неспешно нагнулся, без труда вытащил из песка стрелу.

– Он сказал «креветочники». Это про Нифлем. Может, Гэримонт, наоборот, что-то хочет от Нифлема?

Вытерев пот со лба, Брайан огляделся, щурясь от косых лучей солнца.

– Кто этот Нифлем только не пытается заполучить. Одни Сюань чего стоят! Сидят на своих тронах на землях илу́вий[29] и кричат во всеуслышание, что они вернут часть Нифлема. А хрен им! Нефиг было сматываться тогда, может, и жили бы сейчас илувий в Нифлеме. Ха! Даже звучит дико! – Брайан рассмеялся и, развернувшись на пятках, упер кулаки в бока. – Хорошо, что этот придурок камеры отключил. Фигово, что узнали поздно: через двери бы зашли и вышли. Ну да ладно.

Вставив стрелу в кивер на луке, Сэм двинулся в сторону ржавого пикапа. Брайан шел позади, и Сэм обернулся, когда услышал странные звуки, как от вращающихся лопастей вертолета. Брайан где-то подобрал палку и теперь старательно ею размахивал. Занятие, казалось, целиком его поглотило. Сэм хмыкнул, покачав головой.

– Улететь отсюда хочешь?

Камера отключена, демонов нет, вокруг тишина, но Сэм все никак не мог перестать осматриваться.

– А вдруг получится? – Брайан крутанул палку в руке и с силой метнул в ближайшую пластиковую бочку. Палка пронзила ее, та с грохотом повалилась на землю. Из бочки посыпались какие-то металлические детали, запчасти для машин, мусор.

Сэм выразительно посмотрел на Брайана. Тот лишь пожал плечами:

– Я злюсь, Сэм. Злюсь, что наш план опять провалился.

Сэм подошел к пикапу:

– Все не совсем так.

Вынуть стрелу из ржавого кузова оказалось не так просто. Она была пущена на силе хону – вошла глубоко и прочно. Сэм раскачивал ее, как трубу в земле. Стрела не сломается, наконечник не отвалится – он был в этом настолько уверен, что порой забывался, беря в руки другие луки или арбалеты. И лишь рваная тетива и сломанные стрелы напоминали ему, что это не его «благодарность». Напоминали, как же Сэму повезло встретить Хвана.

Этот лук, который носил громкое название «Йора Ши-доло», что в переводе с шихонского «Ваш господин – благодарность», для Сэма много значил. Он часто таскал его на задания. Катанами Сэм владел хорошо, они ему нравились. Но к лукам была особая тяга. И он не знал почему.

– Накамура набирает себе в команду сокрухов. – Сэм резко дернул, и стрела вышла из кузова с неприятным скрежетом.

Он смахнул с наконечника ошметки мозга в черной крови демона. Обернув лук назад, Сэм зацепился пальцами за ремень на груди:

– Этот жирдяй что-то замышляет. Может, Накамура – это прикрытие? Может, они все идут работать на Ямисару? И сынок Ватанабэ продал кисти и клинок им, ну или их последователям, если те сдохли. Только не пойму: Хван не кидал Ватанабэ, я его сам грохнул неделю назад. Куда этот дебильный Хван делся?!

Брайан усмехнулся:

– Не знаю, подожди чуток, и он скоро объявится. Кстати, про жир. Может, закажем че? – Брайан смачно сплюнул в песок. – И так опоздали. Так хоть пожрем.

– Брай, мы в охрененной дыре. – Сэм по инерции окинул чистое небо взглядом. – Сюда, если приедет курьер, только на вертолете.

Сэм двинулся в сторону выхода со штрафстоянки, уже вышел за ворота и направился к припаркованной в тени цветущего мирта черной машине. Под деревом были раскиданы покосившиеся офисные шкафы, довольно высокие и широкие, и это позволило укрыть машину от посторонних взглядов. Они приехали сюда на служебной машине, отвечающей всем стандартам и законам департамента манлио яшуто, сделанной по заказу у шихонского автопроизводителя «Ка́йсо»[30]: черный спорткар выглядел агрессивно, компактно и мощно, этакий крепыш. Главное, что эта машина позволяла быстро домчаться до места активизации демонов. Форма кузова местами напоминала изгибы мышц из-за задиристого дизайна, «сердитый» взгляд фар еще издали показывал, кому принадлежит машина.

Внезапно он услышал:

– Долбаное захолустье!

Хохотнув, Сэм порылся в карманах и вытащил пачку сигарет с зажигалкой. На ходу закурил, пряча огонек ладонями от ветра. Осмотревшись по сторонам, Сэм перешел пустую дорогу и снял машину с сигнализации. Брайан нагнал его и направился к пассажирской двери. Открыв ее, он положил руки на крышу авто и посмотрел на Сэма.

– Я видел около узла чайхану с хатхо́й[31]. – Брайан лениво оторвал руку от теплой и пыльной крыши и провел по коротким волосам ладонью. – Поехали, Сэм-харма́н[32], давай! Быстрее поедем, быстрее поедим.

Брайан дурачился, используя местные словечки и обращения.

Устало окидывая взглядом окрестности, Сэм замечал тут и там валяющийся мусор, полиэтиленовые пакеты, что трепал ветер и раскидывал повсюду. Возле забора штрафстоянки место занимали ржавые кузова, раскуроченные до неузнаваемости, погрязшие в сером песке.

Положив локти на крышу, Сэм выпустил дым и снова затянулся.

– Лады. – Он стряхнул пепел с сигареты и, ухмыляясь, договорил: – Давай рванем хоть туда, а то будто впустую съездили.

– У нас так-то задание было.

Сэм щелкнул языком, откидывая голову назад. Но несмотря на это, все равно не поспешил уведомить о завершении задания. Решил это сделать на панели в «Кайсо».

– Это второе. – Зажмурив один глаз, Сэм отмахнулся, как будто от надоедливой мухи. – Мне личные дела важнее.

Брайан нагнулся и вытащил из салона двухлитровую бутылку воды. Открыл крышку и запрокинул, жадно заглатывая. Пластик трещал и сжимался в его пальцах. Когда он напился, то с шумом выдохнул, даже зарычал. Сэм порадовался, что тот все же воздержался от отрыжки.

– Жаль, что они не кормят – эти личные дела. – Он закинул бутылку в машину. – Но пожрать все равно надо.

– По коням! – Сэм похлопал ладонью по крыше машины.

И Брайан, довольный раскладом, скинул с себя оружие, бросил его на заднее сиденье купе и забрался в салон, но дверь не поспешил закрыть. Зажав сигарету зубами, Сэм развязал рукава куртки на поясе и кинул ее туда же – на заднее сиденье, туда же отправились лук и другое оружие. Оставшись налегке, он забрался в машину и, прижав затылок к спинке кресла, устало выдохнул. Автомобиль стоял в тени дерева, так что солнце не накалило салон. Сэм вытянул руку с сигаретой на улицу, чтобы пепел не сыпался под ноги на коврик.

– Волнуешься? – Брайан на широком экране, вмонтированном в панель управления, уведомил в приложении о завершении задания. Когда раздался одобрительный сигнал, он перешел на вкладку «стерео», и включилась тихая музыка – играла одна из песен шихонского хип-хопа.

– Мм? – Сэм нажал на кнопку запуска двигателя и снова зажал сигарету зубами, пока руками включал заднюю передачу и ловко выруливал авто на горячий, покрытый трещинами асфальт, выбрасывая из-под колес брызги песка. От работы мощного двигателя салон слегка вибрировал.

– Волнуешься из-за Хвана?

Сняв кепку, Сэм бросил ее на приборную панель, запустил пятерню в волосы и стал нервно ерошить.

– Есть такое.

Включив климат-контроль, Брайан закрыл свое окно, чтобы охладиться после уличной жары. Сэм же чуть оставил зазор, чтобы дым мог выбраться наружу.

– Может, все-таки напишешь его брату?

Нифлем. Вот что Сэма связывало с семьей Масуми. А еще те три месяца весны, посвященные изучению техники боя у великой династии мастеров. Сэму были очень дороги эти воспоминания. А еще там был Хван, ставший ему отличным другом, и его кузен – Джеён, который ненавидел в нем буквально все. Финал этих трех месяцев все перевернул, Сэм наделал много ошибок и абсолютно точно потерял возможность восстановить свою честь перед Джеёном. Сэм был виноват.

Это он знал и без Джеёна. Все случилось из-за него, что бы ему потом ни говорил Хван. Виноват только Сэм. Только подумав о встрече с ним, парень передернул плечами, вспомнилась их встреча в лифте неделю назад. До сих пор было непонятно, почему Джеён тогда уступил ему кисти. Он ведь явно пришел за ними, знал, что передал Ватанабэ (а точнее, Юншен сам забрал) в том здании. И когда Сэм в подробностях рассказывал эту историю Брайану, тот сначала жутко разнервничался, начал орать, потом покурил, опять начал орать, но уже тише, и сказал, что уйти живым из резни, что устраивают медузы, – не иначе как подарок Всевышнего и что нужно просто сказать спасибо и больше так не рисковать. Потом он съел лаваш с салом и, подобрев, с чего-то решил, что Джеён «не совсем Масуми», раз отдал кисти. С этим можно было бы согласиться, если бы не две вещи: Джеён делает всё в своих интересах и интересах семьи, и это может быть частью приказа, а еще тот факт, что Хван с того момента так и не вышел на связь. Неизвестно, где теперь та тетрадь с нарисованным кактусом в шляпке и письмо от каких-то демонов. Где вообще Хван нашел информацию про эти вещи?

Сэм был уверен, что все это как-то связано.

Мысль спросить об этом самого Джеёна всю неделю крутилась в голове. Но Джеён снова слишком внезапно появился в его жизни. Прошло четыре года, а эмоции нахлынули на Юншена, будто этого времени одновременно было слишком мало и слишком много, для того чтобы заявить о себе. Сэм был не готов с ним говорить, не готов его видеть. Сколько бы Джеён ни прятал свои эмоции тогда в лифте, делая вид, что все несчастья в прошлом, что это норма для его семьи, Сэм все равно чувствовал – Джеён не захочет его видеть, ровно как и Юншен его.

Вот и зачем он дал Сэму этот мяч?

«Лучше бы меня убил тогда Ватанабэ и я умер на пятидесятом этаже, как старое больное животное, уходящее в лес, чтобы не чувствовать еще и вину за пропажу Хвана».

Но для Брайана он произнес:

– Ага, конечно. До лам-хана[33] достучаться легче, чем до него. Пришли мне бутылку. – Сэм протянул руку и подождал, пока Брайан открутит крышку и даст ему воду.

Припав губами к горлышку, Сэм стал пить, не отводя взгляда с дороги. Левой рукой он рулил и держал в пальцах сигарету.

– Тем более у меня даже номера его нет, – на выдохе выдал он и отдал бутылку Брайану.

– Ну адрес же есть. – Брайан неторопливо закручивал крышку и говорил так, будто подбирал слова. – Я с тобой поеду.

Сэм ценил помощь Брайана.

За окном мелькали редкие деревья и кусты, растущие вдоль дороги, засушенные пучки перекати-поле местами затрудняли проезд, путаясь в колесах. Кривые кактусы попадались редко, а сухие заросли травы все чаще. Они издали казались бескрайним ржавым морем. И вокруг ни души.

– Им сейчас не до меня.

– Ну, ты лук покажешь, скажешь: «Я свой». – Брай помахал почти пустой бутылкой как будто перед камерой у ворот.

То, что крутилось на языке у Сэма, совсем не хотелось произносить. Казалось, если он озвучит это при Брайане, то окончательно признает, что воспоминания о Нифлеме и тренировках стали лишь воспоминаниями. Что он никак не связан с великой династией и что он всего лишь один из десяти манлио, учившихся у Юнхо. Что лук, сделанный лично для него – лишь жест широкой души, а надменный и неприступный взгляд Джеёна – максимум, чего достоин Сэм получить от юного мастера Масуми.

Сэм старался искренне поверить, что обязательно найдет Хвана. Того, кто был другом ему просто так и никогда не смотрел свысока. Ни до того, как Юнхо произнес имя манлио Сэма, ни после.

«Думать о хорошем».

– Я сам найду синш. – Глубоко затянувшись, он выкинул сигарету в окно, выпустил дым и ответил: – И Хван найдется.

«Лишь бы не пересекаться с Джеёном».

Глава 2 Ящерица уснула на холодном камне[34]

Полгода спустя

– «Добавить один стакан сахара», – прочла Кэсси.

От частого использования пожелтевший кулинарный журнал потерял форму и превратился в палитру пятен и запахов.

– И еще тут сказано, что нужен ванилин. Мам, у нас есть ванилин?

Кэтрин поджала губы и тыльной стороной ладони провела по светло-каштановым волосам, собранным в косу, убирая выбившийся из прически локон, чтобы не мешал готовке. Ее руки замерли над миской с куриными ножками в густом сметанном соусе с сушеным чесноком. Она указала пальцем себе за спину.

– Милая, там посмотри, вроде после дня рождения Холджера я покупала.

Кэсси положила журнал на столешницу, которую покрывал слой просеянной мимо муки, тут же лежала яичная скорлупа, и всюду стояли небольшие металлические миски с ингредиентами для будущего пирога с малиной. Кэсси открыла дверцы одного из шкафчиков древесного цвета. На полке среди немногочисленных специй действительно лежало несколько пакетиков ванилина.

Находчивость и предприимчивость помогали Кэтрин Валери́ оставаться на плаву в трудные времена. Она всегда знала, когда и где будут скидки на продукты и вещи, – благодаря этому они особо не страдали на общем фоне нищеты и разрухи. Кроме того, вся их семья работала на государство.

Двадцать лет назад на их страну Даса́нию[35] напала страна с материка Эрлифа – Пру́пия. Война длилась одиннадцать месяцев. Но этого времени хватило, чтобы прупийцы разгромили страну, в которой и так господствовала бедность. Кэсси не помнила за все свои восемнадцать лет жизни, чтобы Дасания процветала, как другие страны. Здесь всегда было мало еды, мало вещей, техники, лекарств. Дасания считалась страной ксенофобов и простых трудяг. Люди практически не имели права голоса. Дасания была самой бедной из всех стран в Ив Рикаре.

После войны, которая широкими шагами прошлась с запада на восток, стало еще хуже. У прупийских солдат был приказ – захватить как можно больше земли и ресурсов, уничтожить как можно больше людей. С этой задачей они справились наполовину, так как сумели дойти только до центральной части страны. Дасанцы стойко защищали родину, не допуская прупийцев на юг и восток. Но причина прекращения войны была в другом.

Элькарон – город, в котором жила Кэсси, – расположен в центральной части страны. И даже спустя двадцать лет после войны он выглядел ужасно. Разваливающиеся здания, разбитый асфальт на дорогах, заросший парк и практически никаких развлечений. Холодильник, телевизор, стиральная машина – предметы роскоши, ими обеспечивались только госслужащие. Компьютеры стояли только в учебных классах и государственных организациях.

Сеть исчезла в первый месяц войны. Власти выпустили запрет на пользование телефонами, их быстро изъяли. И неспроста: прупийские технологии позволяли подключаться к любому телефону, получать сведения и дистанционно подрывать устройства. Все вышки и антенны были уничтожены за неделю.

Дасания погрузилась в информационную тишину. Жители узнавали новости по телевизору, где днями напролет крутили фильмы, поднимающие патриотический дух, а между ними отчеты о достижениях на фронте. И конечно же, радио. Оно звучало всегда и везде.

Год назад по квоте начали устанавливать стационарные телефоны. Их было практически невозможно получить, но мама, используя все свои связи, добилась установки вне очереди. Сотовые телефоны все еще были под запретом из-за того, что не все устройства прупийцев были найдены и обезврежены.

Время от времени в новостях показывали репортажи: то там, то сям какой-нибудь ротозей включал мобильник, и случался взрыв. Люди не хотели той же участи, поэтому смирились с отсутствием мобильных телефонов и интернета.

Кэсси с ванилином вернулась к миске, глянула на часы, висевшие на стене. Почти час дня.

– Хорошо, что у тебя сегодня только две пары с утра. – Мама выложила куриные ножки в жаровню и залила сверху соусом. – Рано закончила, можешь мне помочь с делами. Как раз отнесешь Холджеру обед на работу, а я займусь стиркой.

– Конечно.

Кэсси жила с мамой, отчимом – дядей Холджером – и сводным братом. О своем настоящем отце Кэсси мало знала.

Он умер до ее рождения. Они с мамой так сильно любили друг друга, что нарушили великий закон. Мама говорила, его убили плохие люди. Она до сих пор не знает, где его останки.

Все, что знала Кэсси, – отца звали Эберт Бём. Кэсси ни разу не помыслила назваться этой фамилией. Считала бессмысленным. Его нет в живых. Ее воспитал Холджер Валери, которому она была благодарна. Но в памяти девушка бережно хранила скупые фразы, которые порой бросала Кэтрин.

Кэсси не знала, как выглядел отец, фотографий не сохранилось. Но мама утверждала, что у Кэсси его серые глаза и каштановый цвет волос. Стройная, с густыми локонами ниже плеч, среднего роста с овальным милым личиком, Кэсси не выглядела на свои восемнадцать.

Дядя Холджер трудился на стройке неподалеку от дома. Он был старше Кэтрин на семь лет, добрый, уступчивый человек, всегда обращался с мамой и Кэсси мягко и ласково. «Дядя». Не отец, не отчим. Только дядя Холджер или дядя Хол. И так было с тех пор, как Кэсси научилась говорить. Мама так ей велела, всегда проговаривая, что он не ее отец. Кэсси это устраивало, да и Холджера тоже.

С его сыном, Дэвидом, всегда было сложно: он иногда пропадал непонятно где, а возвращался порой в ссадинах и синяках. В последнее время это происходило реже. Он стал чаще бывать дома. Дэвид был намного жестче отца и любил добавлять «Я сказал!» к месту и нет. Но, несмотря на это, Кэсси любила брата.

Кэтрин сорок три. У нее овальное миловидное лицо с правильными пропорциями и тонкими губами. Она всегда много двигалась, не сидела на одном месте, наверное, это и помогло сохранить хорошую фигуру. Хотя мама всегда сетовала на сидячую работу и часто говорила, что, если бы не это, она бы выглядела еще лучше. Кэтрин работала бухгалтером на ковровой фабрике, и, судя по тому, каким невероятным количеством нужных связей она обросла, она была тем самым пауком в центре паутины. Глаза у Кэтрин светло-карие, с ореховым отливом. В сумерках этот самый ореховый отлив наполнял глаза Кэтрин цветом древесной коры.

Сейчас на ней заштопанные красные штаны на широкой резинке и зеленая футболка с длинными рукавами, засученными до локтей. И поверх всего этого – голубой фартук с нарисованными белыми перышками. Он считался особым – его сшила Кэсси на курсах кройки и шитья. Она записалась на них, как только поступила в местный колледж, поскольку всегда хотела научиться шить одежду, которую невозможно было купить. Городок был маленьким, и этот колледж считался элитным учебным заведением.

Кэсси нравилась красивая одежда. Жить в Дасании – самое настоящее наказание для людей, любящих искусство.

Кэтрин души в фартуке не чаяла, носила, почти не снимая. Всего за два месяца он уже обзавелся невыводимыми пятнами.

– Ну, что у тебя получилось? – поинтересовалась Кэтрин, поворачиваясь к Кэсси. Скользнув взглядом по столешнице возле плиты, где Кэсси устроила пекарский уголок, она оценила хаос и щелкнула языком. – Творческий беспорядок?

Хлопнув в ладоши, Кэсси увидела, как с них посыпалась белая мука. Кэсси еще не научилась распоряжаться пространством, так что ее готовку сопровождал беспорядок.

Мама помыла руки в раковине и, вытирая их о фартук, сказала:

– Ладно, сейчас я тебе помогу. Кстати, Кэсси, забыла тебе новости рассказать! – Мама подошла к ней и умело стала смешивать ингредиенты в общей миске.

– Какие? – Кэсси тоже решила помыть руки.

– В Ив Рикаре у яшуто, ну где живут выселенцы Аттвуды из Шадера, зарегистрировали демоническую активность. Представляешь?!

Кэсси насторожилась. На всей планете Реншу демоны появляются и нападают на людей, с ними сражаются манлио, а маниши зачищают энергетику после них. Только на двух материках, в Ив Рикаре и в Эрлифе, демонов нет и не должно быть. Они в безопасности и не задумываются о том, что где-то каждую минуту в этот мир вылезают демоны и убивают все живое.

В школе Кэсси рассказывали, что Всевышний сотворил людей равными. Но люди разделились на племена, назвавшие себя илувий и яшуто. В принципе, они ничем не отличались друг от друга внешне, но негласно илувий считались более доброжелательными, радушными и вежливыми, а яшуто – жестокими, безрассудными, грубыми. Так это было или нет, никто не выяснял – тем более в Элькароне. Одни считали, что жить стоит по законам духов солнца, а другие – по законам океана. Закон солнца запрещал убивать, он дарил людям энергию жизни через свой свет. Дух океана разрешал брать все, что дает природа, но с уважением и почтением. Это сделало илувий и яшуто врагами.

Со временем люди прекратили воевать, но ненависть никуда не исчезла. Кажется, сама природа и Всевышний сделали так, чтобы яшуто и илувий оставались по разные стороны баррикад, – от их соития не происходило зачатия. У яшуто и илувий разная энергия, разные принципы и мораль. Полная невозможность иметь что-то общее. Всегда.

Но из каждого правила есть исключения.

Например, Кэсси.

Она полукровка. И вынуждена скрывать это.

Полукровки запрещены. Если их обнаруживали, то убивали, а всю семью предавали суду. Потому что нет ничего святого в тех, кто рожден вне закона, против правил самого Всевышнего и духов.

Она знала об этом с детства. С детства ей твердили быть осторожной, не влезать ни в какие передряги, чтобы не пришлось сдавать анализы. Кэтрин крутилась как могла. Когда Кэсси вынуждена была сдавать кровь, чтобы выписали справку для школы или колледжа, Кэтрин передавала в руки врача пробирку вместе с деньгами. Если взять кровь у Кэсси и провести тест с баньяновым маслом, ее кровь будет иметь два оттенка: голубой и оранжевый. А должен быть один. Сердце Кэсси сжималось от жалости, когда она смотрела, как мама отдавала деньги. Жили они совсем не богато. Но Кэтрин гладила ее по голове и приговаривала, что так нужно. Врачи молчали. Всегда молчали. Мама умела находить сообщников, где бы ни жила.

Кэсси знала – мама и отец прошли магический обряд. Что это за обряд, Кэтрин не рассказывала. Только то, что он очень опасный и для него нужен маг или манлио. Эберт Бём был магом. Так мама сказала.

Любовь отца с Кэтрин была крепка. Мама всегда говорила, как они мечтали вдвоем растить Кэсси. Это имя дал ей отец, поглаживая мамин живот. По крайней мере, так она рассказывала.

Кэсси полукровка, рожденная и воспитанная в любви. Она не осуждала маму и отца. Не жаловалась на жизнь. Так уж вышло. Ей нести это бремя.

К тому же полукровки рождались с особыми талантами. Они могли открывать все запечатанные магией замки́. Кэсси бы с радостью узнала о возможностях полукровок как можно больше, но не было таких книг в библиотеках, по телевизору о них говорили только после разоблачения и казни. В поле зрения Кэсси не существовало информации о полукровках, а мама говорила, что она сама мало что в этом смыслит. Все знал отец. Но его больше нет в живых.

Кэсси верила, что таланты полукровок вряд ли ограничивались открыванием замко́в. Порой ее мучили кошмары, в них участвовали совершенно незнакомые ей люди и виделись ужасные события, произошедшие с ними. Она не понимала сути этих снов. А мама говорила, чтобы она смотрела меньше ужастиков. Кэсси их не боялась, они, напротив, смешили ее отвратительной съемкой и глупыми сценариями. Ее пугали собственные кошмары. Там она могла оказаться и жертвой, и нападающим, и наблюдателем со стороны. Ее по-настоящему пугало то, что она видела во снах, а не эти второсортные ужасы, которые крутили по телевизору. Власти Дасании тщательно подбирали фильмы для показа, настолько тщательно, что их было невозможно смотреть.

Кто-то из сокурсников рассказывал, что ему удалось достать фильмы из-за границы. Качественное кино, нереальная графика и захватывающие сюжеты. В этих фильмах можно было встретить истории о манлио и манишах.

Духи солнца и океана одарили своих собратьев – духов Тени и Тьмы – телом, нарекли манлио и велели защищать людей от демонов. Их тела были выносливее, чем у простых людей, скорость бега, быстрота регенерации, невосприимчивость к любым ядам, порчам – манлио являлись прекрасным воплощением силы, которая даровалась избранным. Они не принадлежали миру простых смертных. Медленно старели, долго оставались в силах, но угасали быстро. Они обращались в пепел после проведенной церемонии прощания. А если обряд не получалось провести, тело манлио превращалось в каменное изваяние, будто ожидая, пока его проводят как следует. Их создатели забирали тела и души без остатка.

Ген манлио передавался исключительно по мужской линии. Манлио выделялись тем, что покрывающие их тела цветные рисунки во время использования хону светились по-разному: у яшуто – голубым, а у манлио илувий – оранжевым. Еще до появления людей эти существа скитались по миру в образе Теней и уничтожали демонов, оберегая все живое, включая природных духов.

И были маниши. Они поклонялись ангелу Лури и носили золотые браслеты с прорезью, которая при использовании магии светилась белым. Как только девочки получали сан, стиралось понятие яшуто и илувий – была только маниша, которая обязана помочь любому, кто нуждается. Маниши уже не считались людьми как таковыми, а в соитии с мужчиной любой расы рождались только девочки – с геном маниши или со способностью колдовать. В глазах маниш ничего не отражалось. Простые люди считали эту особенность странной, неестественной, пугающей.

И манлио, и маниши – это образ жизни, служение народу. Их дела священны и скрыты от людей. В возрасте шести лет манлио яшуто отправлялись в школу Со Хэ, манлио илувий – в Яси́н. Маниш забирали сразу после рождения. Из любой точки мира их отвозили в Шам-Рат – обитель жизни.

Манлио и маниш боялись, именовали их посланниками Дьявола либо боготворили за то, что они каждый день защищали мир от демонов.

Кэсси мечтала увидеть манлио и маниш. Но она прекрасно понимала, что в Ив Рикаре это произойдет с нулевой вероятностью.

Манлио на землях илувий управлялись Янтарным Домом, а яшуто – Кленовым Домом. Оба дома повлияли на исход войны между прупийцами и дасанцами. Янтарный Дом обвинил военных в том, что из-за их действий демоническая активность возросла. Никто не захотел нести ответственность за чудовищные последствия, и война затухла.

– Может, сведения ложные? – спросила Кэсси, поглядывая на окно. За легким тюлем виднелось серое небо и слабые проблески солнечных лучей сквозь густые тучи. Ноябрь всегда дождливый и холодный. – Может, яшуто ошиблись?

Элькарон расположен на землях илувий. Здесь до безумия ненавидели яшуто, а манлио яшуто были готовы просто разорвать.

Кэтрин выложила замороженную малину на дно квадратной формы для пирога, залила тестом и аккуратно выложила спиралью твердые красные ягоды сверху.

– Я даже не знаю, милая, надеюсь, что нас это не затронет. Ролу́на[36] занимает часть востока Ив Рикара. Это далеко от нас, но не слишком. К тому же там Аттвуды живут. Власти, уверена, быстро все зачистят, чтобы тем жилось комфортнее. А мы и в говне поживем, что уж тут.

Она хохотнула, быстро глянув в окно.

Про правящую династию Аттвудов слышал весь мир. Особенно про их великолепного правителя, который хотел сделать манлио сильнее, связался с каким-то мастером, но многим не понравились способы их работы. Рэймонда Аттвуда посадили в тюрьму, изъяли то, над чем он там трудился. Насчет мастера Кэсси не знала информацию. Так или иначе, во всем Ив Рикаре, даже на землях илувий, любили Рэймонда и ждали, когда он выйдет. Ведь он желает мира всем, а еще его семья много столетий делает шикарнейшие вина и добывает один из лучших жемчугов во всем мире. Сейчас Аттвуды не у дел, Кэсси думала, что у них столько накоплений, что хватит на пять сотен лет полного безделья.

Кэтрин сложила в раковину грязную посуду, поставила пирог на плиту дожидаться своей очереди. Кэсси принялась мыть тарелки.

На кухне пахло ванилином, а еще чистотой, как и во всем доме. Шесть лет назад их семья переехала в Элькарон из Дэ Лаура. Кэтрин сказала тогда, что ее уволили, новых мест в их городке нет, а ей предложили перебраться в Элькарон, город скоро, мол, строиться будет. Как же сейчас это наивно выглядело.

Переезд был неожиданным.

Деньги заканчивались, Холджер тогда не работал, ему везде отказывали. И бывший начальник предложил Кэтрин работу в Элькароне. Деваться было некуда, все смирились с тем, что нужно переезжать. Тем временем долги росли быстрее, чем сугробы той холодной снежной зимой. Маленькая Кэсси особо не вникала в суть всех проблем, но ей пообещали уютную комнату и город, в котором все будет хорошо.

Долгов накопилось столько, что родственники Холджера приезжали к ним, чтобы лично забрать свои деньги, так как на звонки они не отвечали. Со многими испортились отношения, но как только семье Валери удалось вернуть деньги, родственники и знакомые попытались восстановить общение. Но Валери теперь держались отстраненно.

Они собрали пожитки и выставили дом на продажу. Клиент нашелся быстро, но сильно занизил цену. Мама и Холджер согласились. Они раздали долги тем, кто был особенно настойчив. В Элькароне купили дешевую квартиру, нашли работу. Дэвид работал с четырнадцати лет, параллельно окончил школу. Он устроился на оружейный завод и неустанно помогал семье. Кэсси восхищалась и гордилась им.

Благодаря маме скоро их квартира обзавелась мебелью, пусть и подержанной, коврами и техникой.

На кухне стоял небольшой круглый стол, накрытый цветастой клеенкой. Возле стола – деревянные стулья с мягкими поролоновыми подушечками, которые Кэтрин сшила на пару с Кэсси. У стены напротив – кухонный гарнитур, состоящий из нескольких верхних и нижних шкафов, между которыми расположились металлическая мойка и плита с чугунной замасленной решеткой сверху. У входа затесался невысокий холодильник.

– В любом случае, если что, приедут манлио из Конлаока и спасут нас. Бояться нечего.

Смывая с миски мыльную пену, Кэсси вздохнула:

– Дасания и так выглядит плохо, демонов она точно не выдержит.

Глава 3 Мирные, маги, мирные

Кэсси не любила холод.

Она оделась в утепленные синие джинсы и светло-желтого цвета кардиган. Накинула сверху бежевое пальто, белую вязаную шапку с помпоном и шарф ей в пару. На улице было плюс пять, довольно пасмурно, и Кэсси подумала, что зря не взяла зонт. Вся ее одежда выглядела просто и стоила дешево. Из украшений – только гладкие золотые гвоздики в ушах. Но она и этому радовалась.

Мама просила зайти в швейный за отложенным обрезом ткани, и Кэсси надеялась, что не застанет дождь по дороге домой.

– Кто? – раздался мужской голос в динамике, вмонтированном в стену. Она была обшита гипсокартоном, вымоченный низ уже разбух, а зеленая бумага превратилась в жеваную тряпку.

Еще в начале недели здесь не было никаких кнопок: Кэсси просто проходила мимо охраны к строящемуся дому. Эта черная кнопка выбила ее из колеи.

– Кассандра Валери! Пришла к Холджеру Валери!

От того, что приходилось громко представляться, Кэсси было неловко. Она осмотрелась по сторонам, стоя на деревянной, наспех сколоченной площадке, больше похожей на поддон. Щели между неотесанными досками были огромными, и сквозь них виднелась грязь, утопающие в ней окурки и фантики от дешевых конфет.

Стройку огородили высоким забором, но он не спасал от шума и пыли. За ним виднелся подъемный кран, который прямо сейчас переносил тяжелые бетонные плиты на пятый, пока что последний отстроенный, этаж.

– Кто?! Говорите громче! Нажимайте на кнопку и говорите! Жмите на кнопку сильно! Говорите, я слушаю!

Волна злости поднялась, и Кэсси едва не долбанула кулаком по чертовой кнопке. Она сжала в онемевших от холода пальцах ручку сумки. Кэсси выдохнула и услышала, как позади кто-то остановился. Чиркнула спичка о коробок, и потянулся запах дыма от сигареты. То, что теперь Кэсси тут не одна, и то, что теперь ее вопли на всю улицу будут слышать другие, ей совсем не нравилось.

А еще ей не хотелось задерживать людей.

Поэтому она снова нажала на кнопку и вдруг услышала:

– Ты вдави ее до конца и держи. Прямо до упора вдави, чтобы щелкнула.

Грубоватый мужской голос за спиной звучал вполне по-доброму. Кэсси поблагодарила кивком, не оборачиваясь, и надавила на кнопку так сильно, что указательный палец хрустнул и заныл от боли. Но кнопка щелкнула, и в динамике раздалось шипение.

Тогда Кэсси наклонилась к нему и сказала, не слишком громко и не слишком тихо:

– Я Кассандра Валери, пришла к Холджеру Валери!

Отдаленно Кэсси слышала эхо своего голоса, и он был такой дурацкий: не то детский, не то писклявый. Ей хотелось хлопнуть себя по голове и сбежать от позора.

– Проходи.

Раздался щелчок, и массивная железная дверь завибрировала. Кэсси торопливо открыла ее и проскочила на территорию стройки. Тут был совершенно другой мир: люди в синей спецодежде сновали туда-сюда, таскали доски, инструменты, катили тележки. Кто-то ездил на погрузчиках, кто-то копал яму экскаватором. Здесь было ужасно шумно и слишком суетливо. Кэсси невольно сравнила строящийся дом с муравейником, а людей, бегающих по стройке, – с муравьями.

Здесь помимо сырости и смога – завсегдатаев этого города, особенно в ноябре, – стоял запах цемента, древесных опилок и вонь от сварки. Кэсси поспешила ко входу в здание. На грязной и скользкой натоптанной дороге ее несколько раз задевали мужчины неопрятного вида с тележками и другой ношей, мерзкими голосами они велели не путаться под ногами. Кэсси это место было не по душе: то ли энергетика такая бешеная, то ли люди слишком злые. То ли она не привыкла к такому темпу.

За то, что дядя Холджер работал на этой стройке, нужно благодарить маму. И признаться, его было очень сложно устроить, потому что на весь город это единственная стройка за все двадцать мирных лет. И то – заказчиком выступал какой-то иностранный частный предприниматель, решивший, что здесь его бизнес будет в безопасности, вдали от демонов. Дядя Холджер работал сварщиком – отец научил в свое время. Теперь это ремесло кормило семью.

В здании было холодно и сыро, а бетонные голые стены буквально давили. Кэсси побежала по ступеням, маневрируя между рабочими. Дядя Холджер должен быть на третьем этаже. Здесь еще не было перегородок, поэтому Кэсси быстро дошла до дядиной бригады.

– О, наша красавица Кассандра пришла, нам пожрать принесла! – Голос принадлежал чудаковатому мужчине, худощавому, с жиденькой рыжей бородкой. Он с первых дней проявлял подозрительный интерес к Кэсси, и она его даже побаивалась. То, как плотоядно он смотрел на нее и как недвусмысленно шутил, ей не нравилось.

О нем Кэсси знала мало, да и знать не хотела. Его звали Симон, фамилию она не уточняла, а он и не говорил. Он разведен уже очень давно. Обычно он съедал всю еду минут за пять-десять, а оставшееся обеденное время неподвижно лежал на мягком строительном материале, рассказывая истории из своей семейной и очень несчастливой жизни.

Обернувшись, Кэсси дежурно улыбнулась.

– Здравствуйте. Я дяде еду принесла, а вы… – она скользнула взглядом по толстой упаковке колючей шлаковаты, – а вы уже поели, судя по лежбищу.

– А ты внимательная, мышка моя! – Он закинул руки за голову и улыбнулся гнилыми зубами, осматривая Кэсси с ног до головы. От его взгляда у нее внутри все похолодело. – Хороша девка, пропадает зря! – Его узкие глазки превратились в щелочки и из-под полей панамы стали почти не видны. – Сколько, говоришь, тебе?

Кэсси отвернулась, ее начало трясти от негодования. Он был мерзким. Летом того года, когда началась стройка и она часто захаживала сюда в коротких шортах, он бегал за ней, пока дядя не велел ему отстать. Защита у нее была только тогда, когда с ней шел Дэвид: его слово было как удар ножом. Сейчас этого ножа не хватало.

Выдохнув, Кэсси стала искать взглядом дядю Холджера, но услышала:

– Валери здесь нет. – Симон то ли специально, то ли от природной глупости ставил ударение в их фамилии всегда на первый слог, игнорируя просьбы произносить правильно – с ударением на последний. – Он ушел.

– Куда? – Ей совершенно не хотелось спрашивать, и вопрос можно было посчитать риторическим. Язык едва шевелился во рту, а в теле была какая-то непреодолимая тяжесть.

Кэсси продолжала искать взглядом дядю, но мельтешащие рабочие в одинаковой форме усложняли задачу. Выкрикивать во все горло его имя ей совершенно не хотелось. Кэсси было двинулась с места, как вдруг резко замерла, когда увидела свежезалитый цементным раствором пол. Она осмотрелась и нашла несколько проходов, но все они были заняты строителями. Ей определенно придется ждать здесь. Ветер стал усиливаться и, залетая внутрь, поднимал пыль и мусор.

Вокруг стоял непрекращающийся шум стройки. Разговаривали здесь криками, которые перемежались отборным матом. Кто-то непрерывно дробил стену, кто-то занимался спайкой арматуры на полу, и разноцветные искры летели во все стороны. Кэсси слышала, что долго смотреть без специальных очков на сварку железа нельзя – можно ослепнуть. Но она смотрела, потому что столб искр был прекрасен.

– Куда, говоришь? Дак мы его женили! – Симон хрипло рассмеялся.

Кэсси покачала головой и прижала к ногам сумку, когда мимо пронесли какие-то черные рулоны.

– Тут такая баба появилась: знаешь, ну прямо сочная дынька! – Симон снова мерзко захохотал.

– Не смешно, – произнесла Кэсси и тут же услышала голос дяди Холджера:

– Кэсси, я иду! Я тут!

Она всегда удивлялась высоченному росту Дэвида и его крепкому телосложению. Со стороны сложно было назвать их с Холджером отцом и сыном. У дяди имелся слегка отвисший живот и второй подбородок, и ростом он не вышел. Но каким бы он ни был – Кэсси не могла сказать о нем ничего плохого. Она любила и уважала отчима. Он добрый, ни разу не повысил на нее голос, ни разу не ударил. Но иногда он был слишком мягким и ранимым. Роль заступника он всегда отыгрывал за спиной: тихо и мирно.

– Прости, детка, что заставил тебя ждать! – Дядя Холджер был одет в синюю теплую спецовку, на голове темно-зеленая, плотно облегающая шапка, в которой виднелись черные прожженные дырки от огарков стальных сварочных электродов.

Он приобнял Кэсси, улыбаясь ей:

– Как ты, милая?

– Все хорошо! – Кэсси передала ему сумку. – У вас теперь целая система внизу. И такая дурная кнопка! Я чуть палец не сломала об нее!

– Извини, забыл предупредить. У нас начальство поменялось, и они решили усилить охрану. Сказали, что скоро вообще посторонних пускать не будут.

Дядя Холджер присел за импровизированный столик, собранный из прямоугольной широкой доски. На нем стояли заляпанные кастрюли, грязная пластиковая посуда, валялись пустые пачки из-под сигарет и что-то, не поддающееся описанию. Возле столика стояли перевернутые пластиковые ведра, которые использовались как табуреты. Дядя снял теплую синюю куртку, накинул на плечи, а рукава флисовой серой кофты завернул до локтей. Под толстыми перчатками его ладони и пальцы были чистыми, но Кэсси все же хотелось, чтобы он помыл руки перед едой.

– А почему все так серьезно? – Кэсси сунула руки в карманы пальто и скрестила ноги. Под испачканными ботинками хрустела бетонная крошка и опилки. – Что-то случилось?

– Да говорят, что демоны к нам скоро вернутся, – встрял Симон.

Все взоры обратились к нему, и он улыбнулся обветренными губами.

– Что ты городишь? Откуда это взял? Начитался газет? Этим газетенкам верить нет смысла.

Дядя Холджер, широко расставив короткие ноги, придвинулся к столу, на котором уже лежала еда: четыре жареные ножки, отваренный белый рис, нарезанный огурец. Крепкий черный чай с сахаром в термосе, в отдельном контейнере кусочек малинового пирога. Кэсси еще не успела поесть, и ее желудок заурчал.

– А то и говорю, Валери. – Ошибка в фамилии резала слух и злила. – Демоны к нам идут. Вот увидишь! Моя мамка была колдуньей: предсказывала по мелочи, гадала на картах. Ее это… нужно было бы отправить в этот, как его там…

– Шам-Рат, – подсказал дядя Холджер, протирая круглое лицо платком.

– Да, Шам-Рат, будь он неладен! Но денег на обучение у ее родителей было нема.

Даже если нет денег, ребенка все равно отправляют учиться. После учебы они два года отдают долг за обучение из своей зарплаты. А если их отчислили, то система действует и с другой работой. Кэсси совершенно не понимала, как можно не знать таких важных деталей. Что Со Хэ, что Ясин – они готовы на все, лишь бы заполучить ребенка с нужным геном. Миру нужны манлио и маниши. Это баланс, это закономерность. Шам-Рат, единственная школа для маниш, отличалась от школ манлио. Семья не платила за обучение дочери. Родители и близкие больше никогда не видели ее, тогда как манлио приезжали домой на выходные и на каникулы, а после окончания школы могли вернуться домой. Девочка с геном маниши навсегда принадлежит Шам-Рату: там ее семья, духовные сестры и служба людям и манлио.

– А ген был? – спросил дядя. – Если бы был, маниши сами бы приехали, из рук родителей забрали – и поминай как звали.

С сочным хрустом прожевывая кружок огурца, дядя Холджер показал Кэсси на табурет-ведро. Она отрицательно покачала головой, слыша хриплый голос Симона:

– Да кто его знает?! Вроде был.

– С рождения ведь определяют, есть или нет, – ответил дядя.

Каждый раз, когда Симон открывал рот, Кэсси хотелось выпалить: «Ну это же всем известно!» Но она молчала и просто слушала разговор.

– Так вроде или был?

– Жри, а! Че ты докопался до меня с этим геном?! Я тебе вообще не об этом! – Симон вытер рот тыльной стороной ладони. Видимо, утер вылетевшие слюни. Кэсси аж передернуло от этого осознания. – У матери моей дар был, и мне она его передала! Я чую этих упырей. Придут скоро.

В этом мире существуют еще и маги, и оракулы, и ведьмы. То, чем они обладают, называется талантом или даром. Маги тоже очень сильные, но при этом они нелегальные. Как полукровки. Не стоит кричать во всеуслышание, что ты маг, – тебя поймают, вызовут маниш, они заберут у тебя талант. И бум! Ты обычный. И это в лучшем случае. Маги живут в своих кланах, промышляют разного рода делишками, связанными с криминалом. Но о магах стараются вслух не говорить. Как известно, нет специальных школ, где учили бы магов пользоваться талантом. Хотя Кэсси и многие другие все же прекрасно понимали, что эти школы есть в тех самых общинах. Нет ни одного места, где бы их принимали без всяких но. Кэсси не особо понимала такой расклад и отчасти жалела их.

Если кто-то из мирных был замешан в делишках с магами, человека сажали в тюрьму на пожизненное, а мага закон позволял казнить. Самое удивительное – что манлио, что маниши не желали смерти магам. Они были для них неким резервом, с одной стороны, с другой – маги даже помогали им во многом. Поэтому манлио прилюдно почти никогда (конечно, бывали исключительные случаи) не казнили магов, ведьм или оракулов. Зато стражи закона и порядка любили подобного рода события. Но угнаться за магом очень и очень сложно.

– Не городи ерунды, – отмахнулся дядя, вилкой отделяя от жареной ножки кусочек. – Эти земли чисты. Ив Рикар для них непригоден. Как и Эрлиф.

– Ну посмотрим. – Симон хохотнул и продолжил: – Эй, Кассандра!

Кэсси нехотя повернула в его сторону голову и с нескрываемым отвращением посмотрела.

Он положил одну руку на пах, а второй придерживал голову на весу, рассматривая ее фигуру.

– Пока демоны не пришли, может, замуж выйдешь? Тебе уже пора: вон какая кобылка вымахала! А то вдруг чегось случится с тобой. Лучше ж ведь мужикам, чем червякам!

Кэсси закатила глаза и отвернулась.

Все внутри клокотало от злости. Было очень трудно сдерживать себя. Она сжала кулаки в карманах и выпрямилась как струна. Холодный ветер бросил в лицо цементную пыль. Кэсси закашляла и стала аккуратно протирать глаза пальцами. Она отчетливо услышала смех Симона и его голос:

– Выходи! Не думай! Я тебя от демонов спасу…

– Симон, твой обед закончен, иди давай! – сказал дядя, попивая чай из термоса.

Кэсси видела, как через узкое отверстие выходит густой пар и щекочет широкий нос дяди.

– Кэсси, детка, не слушай его.

Кэсси покачала головой, дождалась, пока дядя доест, сложила посуду в сумку и быстро покинула стройку.

По дороге в швейный магазин в голове вертелись слова Симона. И ведь он не был одинок в этом предположении. Мама тоже говорила про демоническую активность на землях яшуто.

Может, яшуто притягивают демонов к себе своей жестокостью и агрессией, а они потом поползут и на их земли?

У Кэсси не было ответа на этот вопрос.

Но ей иногда казалось, что илувий слишком раздували тему с деспотизмом яшуто.

Они люди, а не монстры.

Кэсси успела забежать в трамвай как раз в тот момент, когда начался проливной дождь. Еще стоя на остановке без крыши и стен, она вжимала голову в плечи, прячась от противной мороси. Она неприятно оседала на пальто и утяжеляла его. Тогда Кэсси подняла над головой целлофановый пакет с лоскутом шерстяной ткани нежно-персикового цвета. Мама собиралась порезать его и сделать заготовки для будущих полотенец. В другой руке Кэсси держала сумку с посудой. Пальцы онемели от холода и ледяных струй.

Уже сидя на неудобном железном сиденье трамвая, который был единственным во всем городишке, Кэсси ощущала, как влажное пальто сковывало тело. Кожа покрывалась мурашками, несмотря на то что в салоне трамвая было тепло. Весь пол здесь был заляпан грязными потеками и следами от ботинок. Люди почти не разговаривали, лишь сидели и смотрели, как холодный дождь льет с серого неба.

Кэсси стянула с головы сырую шапку и положила сверху на пакет, устроенный на коленях. В этот момент рядом с ней присел морщинистый дед, у которого без остановки дрожали голова и руки. Еще он часто громко причмокивал.

Отвернувшись к окну, Кэсси рассматривала разбитые улицы, разрушенные дома. Трамвай качался на рельсах, а ледяная вода стекала по окнам. Асфальт на дорогах был весь в ухабах, и, чтобы объехать слишком глубокие рытвины, водители заезжали на бордюры. Все находилось в упадке, было серым, облезлым, сломанным. У некоторых административных зданий еще стояли противотанковые ежи, а вместо ограждения – заросшие и порванные мешки с песком.

Выйдя на своей остановке, Кэсси обрадовалась, когда заметила, что дождь слегка утих и дал ей возможность добежать до дома.

Мама встретила ее на пороге:

– Ты не промокла? Там такой ливень! Я переживала, что ты зонтик не взяла.

Кэсси закрыла за собой дверь. Передав маме сумку и пакет, она сняла с головы мокрую шапку, а с шеи стянула шарф.

– Ну, я попала под дождь, но ливень начался, когда я ехала в трамвае.

Присев на корточки, Кэсси стала расстегивать грязные сапоги и заметила, что у стены стоят тяжелые ботинки брата.

Дэвид дома.

– Слава богу! Ладно, милая, переодевайся, мой руки, и будем есть.

Кэтрин с сумками исчезла на кухне. Кэсси сняла верхнюю одежду и пошла с ней к себе в комнату. Проходя мимо гостиной, она притормозила, когда увидела, как брат стоял под простенькой люстрой на три лампочки и вкручивал одну в патрон. Все это сопровождалось неприятным скрипом, от которого сводило зубы.

– О, Кэсс! – Дэвид кивнул, улыбаясь. – Как дела?

– Нормально. – Она устало выдохнула и прислонилась плечом к дверному косяку. – Этот Симон снова нес всякую ересь…

– В следующий раз я пойду с тобой. – Дэвид был настолько высоким, что ему не требовался стул, чтобы достать до люстры. – Мне с ним нужно поговорить.

Дэвиду двадцать пять. И он не собирался пока жениться или просто съезжать от родителей. Во-первых, денег на отдельное жилье ему бы не хватило, а во-вторых, без него было бы невообразимо тяжело оплачивать счета и закупаться продуктами. Дэвид приносил больше всех денег в дом. На него все молились. К тому же Дэвид пока не нашел подходящую девушку и не привел ее со словами: «Знакомьтесь, это моя будущая жена!»

А ведь Дэвид был симпатичным парнем, крепким, даже могучим. Кэсси на его фоне выглядела жалкой тростинкой. Еще подростком он часами пропадал в спортивном зале после школы или работы, а чтобы не платить взнос, нанимался помощником тренера. По крайней мере, он так Кэсси рассказывал. Тогда же он сделал первую тату на предплечье. Это были черные буквы S. S. Как объяснял Дэвид, это значит sumerto somo – «священная смерть» по-баридски. Позже он набил еще одну тату, на сей раз на всю спину. Луна и все ее фазы: начиная с тонкого серпа, плавно переходящего к полной луне, и заканчивая тем же серпом. Дэвид тогда приходил к Кэсси, просил нанести мазь для заживления.

– Он тощий, – напомнила Кэсси, глядя на брата. – И к тому же не переходит границы.

Вкрученная лампочка засветилась желтым. Дэвид провел пальцами по светло-русым волосам, откидывая их назад. Года два назад он коротко подстриг затылок и виски, оставив на макушке волосы подлиннее. С тех пор он не изменял этой прическе и выглядел бесподобно. У него высокие выделяющиеся скулы, правильные черты лица. Дэвид похож на серьезного парня, на того, кто подавляет. Он обладал тяжелой энергетикой, и посторонние люди боялись долго смотреть ему в глаза. Даже Кэсси иногда не справлялась, хотя и любила его как брата и доверяла во всем.

Дэвид посмотрел на Кэсси, и в его янтарных глазах заплясали чертики, а на губах расцвела улыбка.

– Твои границы требуют корректировки, Кэсс. Будь пожестче с людьми. Осади его погрубее, ага?

Переведя взгляд на диван, Кэсси заметила коробку с запасными лампочками. Вся мебель в их гостиной стояла у стен, чтобы сэкономить то малое пространство, которое у них было, для передвижения. Напротив дивана находилась старенькая стенка-горка, которая им досталась вместе с квартирой. У стены, где был вход, стояли два узких кресла с обветшалой обивкой, которую они скрывали под пледами. Как и на диване. Так же они поступили и с полом во всем доме – накрыли его коврами и паласами. У зашторенного окна стоял телевизор на тумбе, и сейчас в эфире шел репортаж с места крушения очередного аварийного дома.

Осадить? Кэсси ругалась с людьми, в школе даже дралась с обидчиками, ну или пыталась драться, но как только она поступила в колледж на факультет туризма – почти случайный выбор, переросший в мечту переехать хотя бы в Конлаок, – она как будто повзрослела и поняла, что сама несет ответственность за свои действия и слова. Так, как живет Дэвид, – она не могла себе позволить.

Поэтому она ответила:

– Я достаточно жестко ему отвечаю.

– Ну ладно. – Дэвид посмотрел на нее и коротко улыбнулся. Поправил задравшийся темно-синий джемпер, подтянул серые джинсы без ремня. – Ты есть будешь? Мы тебя одну ждали.

Кэсси без промедлений зашла в свою комнату. Из мебели там была односпальная кровать, шкаф, стол и стул. Над столом висели две полки. На нижней Кэсси хранила учебники, тетради, мягкие игрушки и всякие другие вещички, милые девичьему сердцу: пара фотографий со школьных мероприятий и одна – самая важная и теплая, где вся ее семья на фоне цветущей вишни. Это фото было сделано в прошлом году, но до сих пор грело душу. И будет греть всю жизнь. На верхней полке лежали медали, школьные грамоты. В ее школе почти каждый учащийся принимал участие в мероприятиях. Кэсси не была исключением. В потрепанной тетрадке Кэсси хранила записки от Кэтрин – прибраться дома, полить цветы, и в конце каждой была обязательная приписка: «Люблю, твоя мама».

Повесив мокрые вещи на батарею, Кэсси переоделась в домашний теплый пуловер и заштопанные черные штаны.

На кухне она ела вместе с мамой и братом вкусный домашний ужин и обсуждала новость, о которой гудел весь город. О демонах и яшуто, о том, что будет с Ив Рикаром и как вообще дальше жить.

Ближе к вечеру все решили провести время за телевизором, где показывали какой-то фильм про сироту, сбежавшего из приюта, в котором над ним издевались.

Кэсси сидела возле мамы, которая ласково поглаживала ее по голове, прижимая к груди. Она ощущала себя в безопасности, окруженная заботой и любовью. В объятиях мамы ей было тепло и комфортно. Дэвид сидел в кресле, подперев рукой щеку. Порой Кэсси замечала, как брат долго смотрел в пол, думая о чем-то своем – об этом он не рассказывал членам семьи.

Дядя Холджер иногда всхрапывал, а на рекламе просыпался и делал вид, что очень увлеченно смотрит фильм. Люстру не включали, поэтому, когда кадры сменялись или наступало затемнение, комната погружалась во мрак. Но было так уютно. В одну из рекламных пауз мама сказала, что в следующие выходные Кэсси купят новый пуховик, потому что приедут торговцы с юга Ив Рикара и будут продавать качественные вещи не так дорого. И еще нужно обновить ковер в гостиной. Кэтрин попросила Дэвида, чтобы он задействовал Мику, ведь у него есть машина. С ним будет легче добраться до рынка и вернуться с покупками.

Кэсси при упоминании Мики всегда немного смущалась, потому что он был первым парнем, подарившим ей цветы. Это было два года назад, «цветами» именовался розовый лютик, который Кэсси до сих пор хранила. Дэвид всегда говорил, что Мика ей не пара, и злился, когда заставал ее за любованием засохшим цветком.

В коридоре зазвонил телефон. Его оглушительная мелодия заставляла посуду в шкафах дрожать, а воздух электризоваться.

Все переглянулись и повернулись в сторону шума.

– Я возьму трубку.

Кэсси выпрямилась, оторвавшись от мамы. Почему-то ей показалось, что звонит Ванесса со смешной, по мнению многих, фамилией – Станишкис – ее подруга, с которой у нее были довольно странные отношения: она с ней по большому счету и не дружила, но с четвертого класса они учились вместе, дальше Несса последовала за ней в колледж, и они попали в одну группу. Кэсси раньше дружила с двумя другими девочками, которые после школы уехали в Ахано к родственникам. Они поначалу поддерживали связь, созванивались, но это было уже совершенно не то, что раньше. Несса с давних пор была влюблена в Дэвида, вот и бегала за Кэсси, думая, что та сведет их.

Не успела Кэсси подняться, как мама встала раньше со словами: «Я сама, не утруждайся, доченька. Как раз в туалет схожу» – и скрылась в коридоре.

Как только звонок затих, все услышали, как мама сказала: «Дом Валери», а затем: «Нет, спасибо, не нужно. Не звоните сюда!»

И громко оповестила из коридора, топая в сторону туалета:

– Какие-то дебилы второй день названивают. Предлагают контрафактные телевизоры.

– Нам эти проблемы не нужны, – только и сказал дядя Холджер.

«Своих хватает, – подумала Кэсси, – достаточно меня одной».

Глава 4 Свет и холод

– Брай, не волнуйся, все пройдет гладко. У меня все схвачено! – Сэм нажал на педаль тормоза, перешел на нейтралку, бросил короткий взгляд на телефон, что лежал у рычага передач. Его ярко-синий спортивный кроссовер «Мондсо́нэ»[37] остановился у перекрестка, пропуская две машины. – Я быстро вернусь.

– Ага. Опять у него схвачено все. У меня нет к тебе доверия, Сэм! Ты слишком часто его подрывал. – Голос Брайана хрипел в динамике.

Связь тут была отвратительная. Иногда она и вовсе пропадала, оставляя на фоне негромко играющую музыку. Сэм понимал, что на самом деле друг беспокоится за него, проявляет внимание.

– И вообще, где ты уже?

Сэм поднял глаза и огляделся. Его окружали полуразрушенные пятиэтажки, дома с окнами без стекол и редкие прохожие с абсолютным равнодушием на лицах. Люди бесстрашно переходили улицы, лавируя между побитыми неухоженными машинами, – светофоров здесь не было, как и пешеходных переходов.

Сэм перестал улыбаться и облизал губы.

– Я бы сказал… – Он потер висок пальцем, подбирая слово. – Я бы сказал, что это место напоминает помойку, но навигатор говорит, что это улица Золотого карпа. Похоже, карп уже с душком! – Пропустив медленный автобус, Сэм наконец двинулся вперед. – Я вроде на месте, но у меня другой план.

– Припаркуйся где-нибудь неподалеку, – посоветовал Брайан. Его голос искажал динамик телефона. Колеса запрыгали по ухабам, машина задрожала. – И не слишком далеко, как ты любишь. А то пока дойдешь обратно – вспотеешь.

Сэм громко рассмеялся, аккуратно объезжая самые глубокие ямы.

– Нет, я серьезно, – сказал он, рассматривая дома и дырявые крыши. – Ужасное местечко.

– А ты знал, что Уилл специально не стал просить помощи? Он назвал тебя сукой выделистой…

Сэм снова громко рассмеялся, запрокидывая голову, но Брайан закончил, слегка повысив голос:

– И сказал, что легче с пьяным договориться, чем с тобой. Видишь, Уилл тоже тебе не доверяет.

Когда Сэм успокоился и вытер слезы, он ощутил внутреннюю разрядку.

Машины вокруг ехали ужасно медленно. Сэм чувствовал, как нога сама тянется нажать на педаль, как пальцы сжимаются на рычаге передач.

Но нужно было ждать.

«Он и сейчас на месте. Этот мафиозный тип никуда не умотал. Екатерина проверила».

Бросив взгляд на часы на панели, Сэм поджал губы.

Он успевает.

– Пусть теперь свои яйца бережет.

Сэму казалось, что время тянется непозволительно медленно.

Брайан коротко хохотнул:

– Передам, не волнуйся.

– Ладно, до связи, Брай. Удачи в поиске этого мудилы!

– Спасибо! «Свет и холод»[38], Сэм. – На этот раз голос Брайана звучал очень серьезно. И Сэм перестал улыбаться, крепко сжав пальцы на руле. – «Свет и холод». Помни.

– Да. – Его взгляд зацепился за надпись на окне пустующего здания: «ЗАВТРА НЕ БУДЕТ».

«Весело тут у них».

В салоне машины стало невообразимо тихо. Сэм прибавил громкость, и музыка заиграла, уводя его мысли от переживаний.

Он припарковал машину в переулке, спрятав от чужих глаз. Заглушил двигатель, тяжело выдохнул и прижал затылок к подголовнику, закрыв глаза.

Пальцы на руле разжались, и руки упали на колени. В полной тишине он вдруг понял, что снова стоит на перепутье: между здравомыслием и безысходностью. И второе кричало в нем куда сильней. Здравомыслие для Сэма уже давно утратило прямое значение и стало просто словом. Он этим не гордился.

Сэм выключил мини-станцию, чтобы она не привлекала внимание. Хитрый и продуманный народ везде имеется, несмотря на все запреты. Станция лежала на пассажирском сиденье. Сэм накрыл ее автомобильным журналом, который забыл Брайан после посещения выставки новых моделей. Сэм знал, что на те машины у него не хватит денег, но Брайан оптимистично смотрел в будущее. Мини-станция была похожа на старый магнитофон, была увесистой и неудобной.

Достав из бардачка пистолет супо́ра[39] и дополнительные обоймы, Сэм запрятал его за пояс, обоймы распределил по карманам. Убрал боевые ножи в ножны, прикрепленные на щиколотке. Положил фонарик в карман толстовки – на всякий случай. Обернувшись, он посмотрел на лук, лежащий на сиденье. В этот раз его не получится взять с собой, хотя очень хотелось бы. Сэм скользнул взглядом по туго натянутой тетиве – и ножа порой не требовалось, она запросто разрезала демонов на части. Сев прямо, Сэм глубоко вздохнул.

Он волновался. Сейчас он был один, без друга: Брайан был занят очередным поиском отчима по притонам. Отчим его был ужасным человеком, а мать Брайана его сильно любила – родила ему двоих детей и разорвала все контакты, которые выстроил ныне покойный отец Брайана. Он работал в Кленовом Доме на должности слушателя народа и был другом отца Сэма. Его убили, и жизнь Брайана изменилась. Он перестал быть любимым и желанным сыном в этом доме. И для Брайана дом перестал быть любимым и желанным. Изредка он навещал близнецов и маму. С отчимом отношения так и не сложились, а когда Брайан попытался урезонить его, мать устроила дикую истерику. При этом каждый раз, когда отчим пропадал на неделю, а то и больше, она звонила Брайану и грозилась, что покончит с собой, если он не поможет его найти и раздать долги за алкоголь, наркотики и карточные игры. Сэм всегда помогал Брайану – в поисках и деньгами. Он редко пропускал поиски отчима, только если сам был очень занят. Например, как сейчас.

Солнечный свет блеснул на подвеске, что свисала с зеркала заднего вида. Стеклянный крест, заполненный святой водой. Екатерина утверждала, что он поможет лучше контролировать себя. Сэм пока в этом не убедился.

Он вышел из машины.

Солнце. Сегодня его было слишком много, настолько много, что сам воздух, морозный и чистый, был пропитан его лучами. Они не грели, а только болезненно резали глаза, отражаясь от любых поверхностей.

Сэм сделал вдох всей грудью и с восторгом ощутил свежесть этого морозного дня. Кожу тут же покрыли крупные мурашки. Он выдохнул – полупрозрачное облачко у лица быстро растворилось.

Накинув капюшон черного худи, Сэм шел по улице, по которой туда-сюда сновали люди. Никто не улыбался, не злился… и даже яркий солнечный день не смог нарисовать ни на одном из этих лиц хотя бы полуулыбку.

Сэм сунул руки в глубокие карманы, поежился от холода. Если верить градуснику, приклеенному пожелтевшим скотчем к одной из витрин, температура воздуха была минус шесть градусов.

Ступая белыми летними кроссовками по промерзшей земле, Сэм буквально ощущал ногами стылую землю через тонкую подошву. Спустя пару минут ноги окончательно замерзли, уши и нос покраснели.

Он лазал по притонам теплой Капуры, страны, что располагалась на Шадерском материке, помогая Брайану искать отчима, когда позвонила Екатерина. Там в одном городе зафиксировали активность, она прислала координаты. Брайан остался, а Сэм поехал на вызов.

Он уже десять раз пожалел о том, что не заскочил домой сменить одежду.

Раздался собачий лай. Впереди, возле пустых коробок, прямо под ярким солнцем, устроились три собаки: рыжая и две пестрые.

Сэм остановился, когда услышал сигнал, доносящийся из кармана. Он вытащил телефон негнущимися от холода пальцами. На экране высветилась карта и красная мигающая точка с надписью: «Вы на месте».

Сэм осмотрел нужное здание из черного кирпича. Шестиэтажное, похожее на цилиндр, оно выглядело куда хуже, чем себе представлял Сэм, но намного лучше, чем окружающие постройки. Темные окна закрывала мутная пленка. Она хлопала даже при минимальном дуновении ветра.

У этого дома пока не действовал главный вход. Двери крест-накрест были заколочены досками. Поэтому Сэм пошел через черный.

Он свернул в переулок, обойдя наваленные полусгнившие доски и деревянные конструкции, осторожно прошел к серой железной двери. Звуки с улицы еще были слышны, но терялись в обилии предметов, назначение которых он не мог угадать: они просто стояли здесь, захламляя проход. В глаза бросался черный потертый мультивэн. И все бы ничего: обычный мультивэн, такой же побитый и неухоженный, как все местные машины, но – Сэм оторопел, когда увидел, – нифлемские номера!

– Это либо хорошо… – протянул он, рассматривая машину, – либо очень плохо.

Тот тип, Грин Лоутер, мог заручиться поддержкой нифлемской мафии. Скорее всего, он наладил связь с кланом «Республика диких пионов», а машину они «разукрасили» для отвода глаз. Сэм прикоснулся кончиками пальцев к капоту и растер грязь между подушечками пальцев. От прочного металла исходило тепло. Машина появилась здесь не так давно.

Легко поднявшись по железным ступеням, Сэм дернул ручку, и дверь отворилась. Он без раздумий вошел в здание.

Внутри было темно и сыро. Глаза, привыкшие к яркому свету, не сразу заметили лампы, свисающие с потолка.

Сэм включил фонарик, затем принялся водить ровным лучом холодного света по стенам и полу. Он будто ждал, что ему навстречу кто-то выпрыгнет.

Ну а пока Сэм просто стоял и смотрел вглубь темного коридора, размазывая свет фонаря по бетонным стенам, пропитанным плесенью и сыростью.

Удостоверившись, что здесь никого нет, он двинулся вперед. Когда глаза привыкли к сумраку, он заметил справа еще один вход, но чутье подсказывало, что лучше не соваться в кромешную тьму. Этот мафиозный тип мог разбросать много ловушек. Он направил туда свет фонаря – ничего, тьма как стояла столбом, так и не дрогнула. Свет будто в стену врезался, а еще Сэм уловил яркий запах гнили и серы.

Он машинально потянулся рукой к груди, чтобы вцепиться пальцами в ремень от лука. Которого там не было.

Коридор заканчивался глухой стеной, но зато вывеска «ВХОД» светила так ярко, что заливала зеленым светом темный потолок. Сэм шел к этой вывеске, рассматривая бетонные стены с цветущей на них плесенью, замечал огрызки сколотой краски, кажется, желтого цвета и полы – кафельные, холодные и скользкие. Его одинокие шаги, пусть и негромкие, превращались в звуки рушащихся башен. Сэм был точно в этом уверен.

Запах сырости и серы плотно врезался в нос, глаза слезились. Растирая холодный нос рукавом, Сэм пытался отогнать это свербящее чувство. Не выходило. И он знал, что не выйдет.

Яркая вывеска заливала пол и стены зеленым светом. Сэм увидел наглухо закрытую дверь с кнопками. Он направил свет фонарика на кодовую панель.

– Пиздец, – выдал он, понимая, что войти внутрь так просто не получится. Так или иначе, он решил постучать фонарем по двери, чтобы кто-то вышел. Он уже было замахнулся, как внезапно откуда-то позади раздался голос – и Сэм резко развернулся:

– Не стоит этого делать, nezi[40].

– Сегодня пара по психологии, пара баридского языка и две пары отечественной истории, они в другом корпусе, – сказала Ванесса. – Ну и скукотища тягомотная. Я сегодня точно отключусь.

Кэсси выпрямилась, когда возле ее рук приземлилась стопка потрепанных тетрадей и одна книга, как вишенка на торте сверху, – краткое пособие о том, как стать умной за семь дней. Так гласила надпись.

– Семь дней? – спросила Кэсси, внимательно разглядывая незаурядную обложку. – Девятнадцать лет не получалось, а на семь дней замахнулась. Отчаянно.

Однокурсница была тем человеком, с которым можно дружить первые несколько дней. Дальше она показывала свое «я» и переставала быть доброй и веселой, если новые друзья, особенно девушки, перетягивали мужское внимание на себя. Несса одевалась странно: либо приходила как попугай, либо надевала что-то серое и малоприметное. «Это из-за луны, – объясняла она. – В полнолуние я чувствую себя днищем, а в обычные дни – я жрица любви!» Несса отпугивала от Кэсси всех девчонок из группы, чтобы все внимание Кэсси было сконцентрировано на ней. А еще внимание ее брата. Но это у Нессы выходило плохо.

Круглолицая, широкоплечая, Несса не была писаной красавицей, но смотреть на нее было приятно, особенно когда она грамотно наносила макияж из дешевой, порой ворованной косметики.

Сейчас она была огненно-рыжей. На прошлой неделе – блондинкой. Что на следующей – для Кэсси и для всех – загадка. Свой лишний вес она скрывала одеждой, которая выгодно подчеркивала пышные формы. А еще она хвасталась проколотым пупком.

Несмотря на холодную погоду, Несса пришла в колледж в коротком трикотажном платье, оно было старым, местами в зацепках. Кэсси точно знала, что это платье, как и многую другую одежду, Несса получила в благотворительном пункте. Она часто туда ходит и по сей день и порой откапывает интересные вещи. Например, сапоги-ботфорты на тонких каблуках, которые она чертовски любит. Сегодня она как раз пришла в них.

– Все остришь?! – незлобно фыркнула Несса, оценивающе разглядывая Кэсси, на которой была темно-синяя кофта и синие джинсы. – Как дела, детка? Выходные как прошли? Надеюсь, дала Мике? Этот кудрявый пес так и зарится на твою юную плоть. Тот еще самец!

Щеки вспыхнули, и Кэсси тут же осмотрелась. Вроде бы все сидели далеко друг от друга, да и пара еще не началась. Внизу на помосте за широким столом восседал преподаватель. Он что-то помечал в блокноте. Студентов было мало не только в ее группе, но и во всем колледже. Из Элькарона шел большой отток людей, вот и редели ряды во всех организациях. Пустые столы, недобор кадров, некоторые преподаватели совмещали позиции и вели по несколько дисциплин. Когда-то это должно измениться. Или закончиться.

В аудитории было тихо, ребята спокойно готовились к занятиям, рассказывая друг другу, как провели выходные. Но большинство молчали.

– Несса, ты ненормальная!

От стыда Кэсси опустила голову. Мика не парень ее мечты, она в него даже не была влюблена. Она просто придумала образ и лелеяла его в душе. Парней вокруг было мало, а хороших – катастрофически мало. В ее группе их вообще не было, только девушки.

– Ладно, как там твой братец поживает? Не скучает? Может, он тебе передал записку для меня? Нет? Имя-то мое он хоть помнит? – Несса чуть помолчала, потом выдала: – Ты знала, что твой брат кобель?

Кэсси удивленно посмотрела на Нессу:

– Сама с ним разбирайся. И называть его кобелем в твоем положении – глупо. Ты сама виновата в том, что он холоден к тебе. Ты слишком доступная.

Несколько секунд Несса хлопала светло-карими глазами, разглядывая недовольное лицо Кэсси.

– Ясно. Подруга. Все.

Кэсси едва не выпалила, что они не подруги, но сдержалась. Так Нессе будет еще обиднее. Она, скорее, была хорошей знакомой, с которой Кэсси проводила часть жизни. Они вроде даже дружили в школе. Несса приходила в гости. А Кэсси у нее ни разу не была. Несса всегда мрачнела и что-то бормотала о том, что у нее не прибрано и родители будут против. Довольно часто она приходила в школу с синяками, которые прятала под одеждой и замазывала дешевым тональным кремом. Не всегда у нее это получалось, и порой преподаватели вызывали службу опеки. И ничего. Пару дней Несса ходила радостная, а потом все повторялось. Кэсси с подругами догадывались, что в ее семье не все в порядке. На попытки поговорить Несса отвечала истерикой. Потом она стала сильнее и безбашеннее. Начала гулять. Парни, поздние встречи, пропущенные уроки, неуспеваемость. «Теперь я счастлива», – сонно говорила она, кладя голову на парту после долгих прогулов.

Кэсси за все обучение только два раза видела мать Нессы, первый – когда та пришла по вызову к директору, и то мельком. Худая женщина с опухшим лицом, в потертой и дырявой одежде. «Алкашка», – шептали подруги Кэсси.

Осуждали ли они Нессу? Нет. Жалели? Да, но Несса не разрешала. Тема семьи для нее была табу.

Несса испортилась, как только ей стукнуло четырнадцать лет. Ни Кэсси, ни другие подруги ей не смогли помочь.

Она помогала себе сама. Как могла.

Но все же однажды и Кэсси кое-что смогла сделать. Тогда она видела мать Нессы второй раз. В тот холодный мартовский день, помнила Кэсси, она боялась опоздать, боялась упустить Нессу.

Но, судя по всему, она ее все же упустила. Тогда она села в машину и сделала так, как сказала ее мама. Поехала с мужчиной. Кэсси помнила то чувство сокрушенности и безысходности. Она смотрела вслед машине, которая увезла Нессу. На следующий день она пришла в школу как ни в чем не бывало. И это повторялось много раз.

Несса закопошилась и вытащила из сумки округлые очки в черной оправе и потрепанный, пожелтевший журнал. Очки она тут же надела на нос, а журнал развернула на узком аудиторном столе.

Не сумев обуздать любопытство, Кэсси принялась бегло скакать по строкам взглядом.

– Это один из моих парней притащил. Сказал, занятное чтиво в туалете.

– Патрик – это один парень? – остановила ее Кэсси. Несса покривлялась, но не возразила. – Ты его из туалета и притащила?

Несса рассмеялась:

– Нет, но собираюсь его там на ПМЖ оставить. – Девушка поправила растрепанные волосы и расправила их по плечам. Она часто меняла цвет волос и не ухаживала за ними, из-за чего они стали похожи на солому. – Тут одна занятная статейка есть. Какой-то придурок написал ее в пьяном бреду, но – мать вашу! – занятно!

Кэсси сосредоточилась на тексте, не решаясь прикоснуться к журналу.

«В туалете, надо же!»

– Гляди! – Несса придвинула к себе журнал и ткнула неаккуратным ногтем в заголовок. – «Почему пал Гунтхеоль?» Здесь про город и власти. И не в лучшем свете. Он тут конкретно раскрывает их секреты. – Несса пихнула Кэсси в плечо, и та даже застонала от боли.

– Черт, Несса, ты что, качаешься?

Потирая ушибленное место, Кэсси скривилась. А когда заметила, как ухмыляется Несса, ощутила себя невероятно глупой.

– Да, милая, вчера качалась с Патриком в его седане. Знаешь, он такой горячий и щедрый! Я до сих пор горю…

– Кто? Седан?

Несса снова рассмеялась:

– Патрик, балда!

Кэсси равнодушно скривила губы. Зачем ей Дэвид, если у нее есть исполнительный Патрик – сын местного прокурора? Он ей столько всего уже подарил (так она оправдывала свое воровство и барахолку) и даже замуж звал (по словам самой Нессы), но она прямо говорила, что заинтересована в другом парне (опять-таки с ее слов).

«Балаболка!»

– Рассказывай дальше.

Глаза Нессы сверкнули за очками. Заведя локон за ухо, она придала лицу такой вид, словно сейчас прочтет лекцию о защите прав детей, попавших в смешанные семьи в преступных районах Ахано.

– Значит, этот чудак с дебильным именем Нож Возмездия говорит, что власти на эту ситуацию хрен положили. Типа чем закончилось то, что город без манлио был.

Манлио следят за порядком, патрулируя улицы ночью, они выезжают не на расследования убийств и краж, а на вторжения демонов на мирные территории. О манлио мало информации: образование, СМИ, культура – все молчат о них. Обычным людям положено знать лишь то, что они в безопасности, если рядом манлио.

С детства все заучивают номер, который пригодится, если произошло или планируется (маниши иногда улавливают зарождающийся очаг) нападение нечисти.

Единый номер манлио – 8-9-3.

Звонки принимают операторы, обрабатывают запрос, сверяются с показаниями маниш и только потом высылают бригаду. Все происходит быстро. Манлио нельзя звонить просто так. Такой фокус не пройдет, за ложный вызов полагается огромный штраф.

– Откуда журнал? Прямо как у нас, – протянула Кэсси взволнованно. – И как в Эрлифе тоже. Ни демонов, ни манлио.

– Он из Конлаока. Тут про заразу сказано. Может, и мы, блин, без манлио сдохнем?! Идиоты. Нафиг от них избавились? – Несса мечтательно запрокинула голову. – Я бы захомутала одного, жила бы потом два века. С хрена его волшебного не слезала бы сутками…

Зазвенел звонок, и шум в аудитории начал сходить на нет. Все расселись, преподаватель подошел к доске, покрытой белыми разводами мела.

Пара началась, но почему-то Кэсси почувствовала непреодолимое желание узнать подробности. Она повернулась к Нессе, дернула за рукав.

– Ну? Про заразу… – Кэсси махнула рукой, желая побудить ее продолжить.

Несса нахмурилась:

– Да вброс это. Не повлияет это ни на что, но, если тебе интересно, почитай. А так, – она пихнула журнал к Кэсси, – там про полукровок еще пишут. Шлюшки эти типа поднасрали тогда.

«Про полукровок!»

По коже поползли мурашки.

Кэсси потерла пальцы и прикоснулась к желтым страницам журнала. Концы загнулись внутрь, а жирные заголовки отпечатались на столбцах текста. Журнал пах сигаретами, пивом и еще чем-то едким.

Это не редкость, что полукровок обвиняют. Точнее, их постоянно обвиняют во всех грехах.

«Нас. Нас обвиняют», – думала Кэсси и считала это несправедливым. Вот она здесь, и даже без манлио, и все хорошо, ничего не происходит. Совсем.

Стоило признаться – ей были интересны именно манлио. Все их боялись и уважали, но встретить манлио в реальной жизни было почти невозможно. А уж в Ив Рикаре – нереально. Изредка они проезжали, патрулируя города и села, но делали это так незаметно, что их практически никто не видел. Будто их и не существует вовсе. И все, чем могла довольствоваться Кэсси, – статьями из журналов. Манлио в работе, когда они в полном боевом вооружении идут против демонов, – наверное, самое яркое, что может увидеть обычный человек в жизни.

– Уважаемые студенты! – раздался голос преподавателя. Кэсси на секунду отвлеклась. – Близится сессия, и я хочу, чтобы вы написали по статье о том, как именно вы видите буллинг в различных слоях общества. Достаточно принести…

Взгляд сам вернулся к строчкам журнала.

«Ну да, конечно, верю! Такое уж внезапное и случайное было нападение демонов на Гунтхеоль?!»

Честно говоря, Кэсси была удивлена острому языку автора статьи. Но это ее не отпугнуло.

«Хорошо. Давайте по порядку, други. Гунтхеоль, как всем известно, населяло более пятисот тысяч человек. И все они умерли мучительной смертью. Из-за хитромордых властей. А по официальным источникам – из-за нападения демонов. Внезапного! (Тут я, други, кривлюсь и плюю на подлиз-журналистов из официальных газетенок.)

Вопрос: почему именно в городе „полукровок“ образовался разлом, через который прорвалась орда демонов с некой новой заразой? В один миг. В один час. В одну… Хорошо. Допустим. Очевидно, власти, скинувшие все на демоническую суть полукровок, сильно погорячились. Как вам такое? Съели? Перевариваем. Да, соглашусь, полукровки притягивают демонов, но не в таких масштабах. В городе жили не только полукровки. Их просто было больше обычного, и никто над ними не издевался.

„Гунтхеоль славился своим гостеприимством. Мы принимали и магов, и полукровок. И вот во что это вылилось. Трагедия. Катастрофа“ – так говорит лидер страны Аптаху, в которой находится Гунтхеоль. Но возникает вопрос: почему лидер так быстро исчез и вместо борьбы с демонами окружил город огромной стеной? Вы только вдумайтесь, други, он запер тысячи живых людей с демонами и зараженными „демонической лихорадкой“! Никого не спасали.

Я со своей командой нашел записи непродажных корреспондентов журнала „Чистый мир“, где они зафиксировали грузовики, въезжающие в Гунтхеоль и выезжающие из него тем же днем. Не остается сомнений, что это либо мародерство, либо сбыт солы. Как известно, пылевая и мраморная сола растет в местах скопления демонической энергии. Город не охраняется. Любой может приехать и соскрести себе на пару приходов. И власти это никак не решают. А не решают потому, что за сбыт солы ючи сыплются в нужные карманы. Им плевать, что есть риск вынести заразу. Они даже не направляют манлио для зачистки города. Единственное, что сделали власти, – пытались привезти артефакт нифлемских мастеров-манлио от демонов. Ключевое слово „пытались“. Духовный артефакт так же „внезапно!“ пропал. Или ючи посыпались еще в чьи-то карманы?

Властям плевать. Манлио плевать. Все просто обвинили магов и полукровок. Демоническую лихорадку никто не искоренил, потому что она как удобрение для солы.

Полмиллиона человек умерло ради новых яхт для правителей.

Как допустили, что никто не выжил? Как допустили массовое нападение и заражение в городе, в котором даже манлио не было – настолько все было тихо и чисто?

Страны Ив Рикара и Эрлифа могут повторить судьбу города золотых песков?

Люди не хотят платить налоги за пустые патрули манлио по городу без демонов. Власти не хотят обеспечивать условия в таких городах для наших манлио-защитников. И платят потом жизнями. И опять же – простых людей.

„Охрана пост не покидает“ – это говорю вам, други, уже я, и знайте, что полукровки тут совсем ни при чем.

Ваш Нож Возмездия! До встречи, други!»

Проглотив ком в горле, Кэсси подняла голову. В глазах двоилось, в голове стоял гул, несмотря на то что в аудитории было тихо. Лишь голос преподавателя заполнял обшарпанное помещение. На стенах потрескалась бежевая краска, а потолок расцвел бурыми, коричневыми и желтыми пятнами. Здесь постоянно протекала крыша. Столы и пол напоминали изъеденное термитами дерево. А еще – дешевый комикс. На каждом столе можно было прочитать что-нибудь интересное и поглядеть на картинки, проследив за развитием отношений, поразмышлять, согласится она пойти с ним на свидание или нет. И все в этом духе.

– Что скажешь? – Несса прошептала Кэсси на ухо.

Кэсси отодвинула журнал, в который вцепилась, как в кусок мяса, позабыв про туалет и странный запах.

И выдохнула:

– Сто процентов автор уже на том свете.

– Хрен знает. Но я слышала новости, что у нас в Элькароне обнаружили демоническую активность: ну, типа у нас демоны могут снова нарисоваться. Прикинь!

– Не у нас, а на землях яшуто.

– У нас! – надменно выдала Несса, покачав головой. – Это новые новости!

Кэсси прыснула. Несса, кажется, не поняла из-за чего.

«Новые новости».

– Ты какую-то фигню говоришь! В пятницу мама сказала, что…

– Сегодня уже понедельник. Я тебе говорю, что у нас! Значит, новости проверенные! Балда!

Кэсси озадаченно покачала головой. Что она ощущала в данный момент? Страх? Может быть. Панику? Вряд ли. Слепую надежду увидеть, как поздней ночью по пустым улицам проезжает черная машина с оранжевыми дисками, патрулируя город? Естественно! Кэсси, как и другие девчонки, мечтала хоть одним глазком взглянуть на манлио в их элегантной и бесподобной форме, увидеть блеск их сабель, их легендарные рисунки на коже, которые считаются отметиной ду́хов и ресурсом, из которого они черпают силу…

– Это уже на правительственном уровне решается?

Несса пожала плечами и постучала ручкой по столу.

– Хрен знает. Просто слышала по радио вчера, пока с Патриком в машине развлекалась. Прикинь, Кэсс, пойду я, значит, в магазин круглосуточный поздно ночью, а там манлио у кассы за чипсами пришли! Я тогда, – Несса обвела ладонями пышную грудь и облизала губы, чуть приспуская очки на переносице, – все свои чары использую как надо!

Кэсси проигнорировала этот, как она называла, «приступ матки» Нессы, придвинула журнал ближе и ткнула в строку пальцем.

– Тут сказано… – Кэсси сглотнула и шепотом зачитала: – «Единственное, что сделали власти, – пытались привезти артефакт нифлемских мастеров-манлио от демонов», – и уставилась на Нессу. – Получается, есть лекарство?

Несса поскребла ногтями плечо.

Кэсси задумалась. Раз уж мастера не справились, то дело совсем плохо. Потому что династии мастеров отличались от обычных династий манлио. Мастер – совершенство в мире манлио.

Звучало это всегда так странно. Ведь даже самый слабый и молодой манлио для людей – совершенство.

– Наверное, не помогло.

– Почему ты так решила?

– Кэсс, они не просто так прикрыли лавочку и манатки собрали. – Несса ткнула пальцем на страницу. – Ну, те манлио-мастера. Стой! – Кэсси вздрогнула, когда Несса громко хлопнула ладонью по журналу. Кэсси быстро осмотрелась. Преподаватель ничего не услышал, увлеченно что-то расписывая мелом на доске. – А это не та ли династия, по которой ты ту жуткую презентацию сделала?!

Несса старалась не использовать мат в речи, наверное, так она подражала Кэсси, чтобы больше понравиться Дэвиду.

Сидящие неподалеку студенты повернули головы на шум. Кэсси тоже начала вертеть головой, будто это кто-то другой шумел.

– Девушки, мы вам не мешаем? – поинтересовался преподаватель. План по отводу глаз не сработал.

– Тут муха была! – крикнула Несса. – Но не волнуйтесь – она сдохла. Проснулась от жары, наверное. В помещении.

Кэсси машинально натянула рукава свитера на холодные пальцы.

Преподаватель вернулся к доске и бросил: «Потише».

Несса захихикала.

– Ну? Ты помнишь презентацию? Бля-яха-му-уха!.. – Несса откинула голову и, раскрыв рот, бесшумно засмеялась, то трясясь всем телом, то замирая. Кэсси ждала, когда она просмеется. Несса хрюкнула.

С задней парты послышалось: «Вы задолбали!», но Несса не обратила внимания.

– Огнище! Твоя презентация была огнище!

Презентация. Кэсси вспомнила, как в десятом классе на уроках истории они проходили древнейшие династии манлио. Больше всех говорила преподаватель про аханский род мастеров – Шах.

Династия Шах – гордость всех илувий не только потому, что она одна из трех самых древних семей, зародившихся более четырех тысяч лет назад и существовавших по сей день. Поскольку это родная династия мастеров илувий, а не яшуто, их рисунки хону светятся оранжевым, и они носят сабли за спиной. Шах было уделено больше половины учебного времени. Оставшиеся часы говорили про династии, исчезнувшие тысячелетия и века назад, и про те, которые появились не более пятисот лет назад. Меньше всего рассказывали про яшуто. А про нифлемских мастеров и вовсе – лишь несколько слов. Их предок сплотил Нифлем. Благодаря им светятся растения на островах. С этой династией боятся воевать. Всё.

Кэсси решила исправить пробел в знаниях и подготовила презентацию про династию Масуми. Больших трудов стоило ей найти информацию про этих манлио. Она перерыла все библиотеки и в старой полуразвалившейся книге нашла целую главу про них, а потом на школьном компьютере скрупулезно вносила ее на слайды.

Кэсси многое тогда открыла для себя. Она, например, не знала, что духовная сила Шах была взята у Масуми только спустя две тысячи лет, тогда как Масуми уже с начала эпохи Теней вовсю поклонялись духам и пользовались их помощью.

Она не знала, что не воюют с Нифлемом потому, что глава семьи Масуми решал этот вопрос «на берегу». Они вызывали на бой самого сильного манлио с другой стороны и выставляли своего наследника для сражения. И всегда побеждали.

Не знала, что изначально их фамилия была не Масуми, а Хё.

Не знала и того, что они хоть и не правящая династия и никак не связаны с правительством, но контролировали своих же ошиса́йев[41], убивая их, если те делали что-то не так. Они отрезали им головы и нанизывали на пики у ворот Кленового Дома. Никто не смел их снимать, пока пепельные вороны[42] не выклюют им глаза.

Все это Кэсси презентовала классу. Учительница быстро переключила слайд с головами на пиках на следующий. Там был портрет предка Масуми – Дже Ро, и изображения мастеров недавних столетий. Это учительница оценила, потому как выглядели они прекрасно.

Потом ученики увидели фото с места расправы над династией Цубасамару. Последние снимки последних из их рода. Там были и старики, и дети – все в лужах крови.

Учительница выдернула флешку и поставила Кэсси в журнал «смотрела». Некоторые одноклассники хлопали Кэсси по спине, оценив смелость, а другие сказали, что она ненормальная.

Кэсси же просто хотела рассказать правду и тогда поняла, почему им не говорят про Масуми. Пока их родные мастера Шах создавали мечи и боевые искусства, те проливали реки крови, не щадя никого. Все это подтверждало общую истину – так могли сделать только яшуто.

– Как фамилия-то их? – Несса наконец перестала трястись от беззвучного смеха. – Я не помню.

– Масуми, – выдохнула Кэсси. – Но, может, это не они? Говорили, что они вымерли лет сто назад.

– А че им сто лет? Все манлио по двести живут.

Несса снова пихнула Кэсси в плечо, и та поморщилась.

– Прикинь, Кэсс, сюда манлио приедут. У них спросим, из первых уст, так сказать.

– Илувий разве могут знать что-то про яшуто? Даже если здесь будут наши манлио. – Кэсси закатила глаза. – Что очень, мягко говоря, маловероятно. То ты все равно никак не пересечешься с ними.

– Хрен знает. Но я захомутаю одного, когда увижу. Выйду за него, проведу обряд и тебя переживу.

Откинувшись на стенку вышестоящей парты, Кэсси тяжело вздохнула:

– В нашу дыру эти гордецы не приедут. Сюда даже демоны не суются.

«И нет у нас никаких круглосуточных магазинов».

Глава 5 Павлин и журавль[43]

С пары отпустили пораньше – с условием, что студенты отправятся прямиком на следующее занятие, а не станут бродить по городу.

В принципе, почти все так и поступили. Решив пообедать в другом корпусе, Кэсси и Несса оделись и вышли на улицу, бурно обсуждая куртку своей одногруппницы. Выглядела она странно, а под ярким солнцем превратилась в одну сплошную мишуру. Они сравнили ее с луковой шелухой, обсыпанной блестками.

Почти весь ноябрь выдался хмурым и дождливым, а последние дни – снежными, но за воскресенье весь снег растаял, а сегодняшний день как будто наверстывал упущенное. Солнца сегодня было слишком много. Везде. Даже воздух был им пропитан.

Все, что сегодня освещало солнце, было прекрасным: и те металлические крыши домов, которые под ним превратились в светящиеся мутно-белые пятна, и те окна, которые создавали блики, и замерзшие лужи на асфальте – в них отражалось голубое небо.

Кэсси шла, подставляя лицо под ослепительные лучи. Морозный воздух слегка пощипывал щеки и нос, пальцы на руках стали менее подвижными. Возможно, перчатки решили бы эту проблему, но Кэсси их не любила. Конечно, в теплой куртке было бы куда лучше, чем в осеннем пальто, но куртку она получит только в субботу.

Поправив белый шарф, Кэсси спрятала за ним замерзший нос и повернулась к Нессе, которая что-то рассказывала о Патрике:

– …А знаешь, у него родинка есть, – она показала на локоть, – вот тут. И форма у нее такая крутая: я думаю, это у него стрела нарисована. – И тут она рассмеялась, запрокидывая голову назад. – Я ему: ты скорострел, получается? А знаешь, что он мне? Знаешь?

Не высовывая нос и рот из-под шарфа, Кэсси кивнула:

– Не знаю, но догадываюсь.

Несса взбила волосы: она никогда не надевала шапку, даже в сильные морозы. Она шла довольно быстро, но неуклюже: острые шпильки часто подгибались, создавая неприятный звук.

– Он сказал мне, что я дура.

Вот тут-то Кэсси рассмеялась.

– Эй, ты офигела?! – Несса пихнула Кэсси и раздраженно поправила дутую куртку газолинового цвета. На солнце этот цвет ослеплял. – И вообще я соскучилась по Дэвиду. Он мне такого не говорит!

К холодным губам прилипли волосы, и Кэсси убрала их с третьего раза. Пальцы совсем замерзли и уже нормально не сгибались.

– Хорошо, я напомню ему о твоем существовании.

– С кем он сейчас спит?

Несса буквально впилась взглядом в Кэсси. Ей даже стало неловко. Она отвернулась, рассматривая побитую тротуарную плитку под ногами. В трещинках замерзла вода, смешанная с грязью, песком и опавшими листьями.

– Не знаю, Несс. Мы не разговариваем с ним об этом.

Несса притормозила, внимательно рассматривая улицу, и, убедившись, что машины не собьют ее, смело пошла на другую сторону. Кэсси поспешила за ней, но тоже несколько раз осмотрелась.

Они еще не до конца перешли дорогу, как Несса выдала:

– Твой сводный брат секси. Если бы у меня был такой сводный братишка – я бы уже вовсю скакала на нем!

– Ты дура? Это инцест, – как можно грубее сказала Кэсси, вперив сердитый взгляд в лохматый затылок Нессы. «Что творится у тебя в башке?!» – Дэвид мой брат! Дура!

И тут Кэсси врезалась в спину Нессы, потому что та резко остановилась. Прямо на бордюре у тротуара. Кэсси вцепилась негнущимися пальцами в ее дутую куртку и сумела удержать равновесие, не рухнув на проезжую часть. Позади с грохотом промчалась одна-единственная машина, выбрасывая в воздух столб черной гари. Копоть окутала с ног до головы. Едкий запах защипал в носу и неприятно обволок легкие. Кэсси закашляла и разозлилась на Нессу. Она толкнула ее и замахала возле лица руками, отгоняя дым.

– Ты, может, его так и не представляешь. – Голос Нессы звучал довольно странно: то ли она нагоняла саспенс, то ли дурачилась. – Но Дэвид, возможно, представлял. Будь начеку, детка!

Несса похлопала Кэсси по щеке ладонью. Та скривилась от пощипывающей боли и отстранилась от Нессы, которая не унималась:

– Когда он войдет в следующий раз в твою комнату, позволь ему войти в тебя. Вот увидишь, он обрадуется.

– Твой Патрик прав.

Кэсси слышала, как громко стучит сердце. Все внутри протестовало против грязных слов. Несса неправа: Дэвид любит ее, но как сестру, она любит Дэвида, но как брата. Они почти родственники, и Кэсси ни разу не думала о том, о чем говорила Несса. Она очень странная и совершенно не подходящая подруга.

– Ты дура, – сказала Кэсси.

Поправив волосы, Несса рассмеялась:

– Думай как хочешь. Но я хорошо знаю парней. Они все кобели. Все: и друзья, и братья, и отчимы, и отцы. Все они – кобели, которые думают только своим членистым отростком.

– У тебя были плохие примеры парней, – расстроенно произнесла Кэсси. – Не все они такие.

Несса осмотрелась и выдохнула облачко пара. Ее лицо слегка покраснело от холода, а кончик носа и щеки – больше всего. Возможно, ее уши тоже были такого цвета, но они прятались под густой копной огненно-рыжих волос. От соприкосновения с курткой и без того сухие волосы электризовались еще больше и некрасиво торчали в разные стороны.

– Позже, намного или нет, но нам будет о чем поговорить.

Кэсси не стала отвечать. На стороне Нессы был горький опыт. Кэсси не имела права спорить с ней. Они просто продолжили идти по тротуару.

– О, Кэсс, погляди! – Несса схватила ее за руку. – Там собачки!

Одна из собак, рыжая, с закрученным в рог хвостом, вертелась возле другой – пестрой, одно ухо у нее стояло ровно, а другое лежало на голове. Третья собака, тоже пестрая, смирно лежала на земле и бесцельно поглядывала на редких прохожих. Ее нос был в постоянном движении, она ловила запахи.

– У тебя есть чего пожевать?

– Не-а, – ответила Кэсси, вспомнив содержимое своего маленького рюкзака. – Да они сытые: посмотри, возле них и хлеб лежит, и что-то на бумажке. Их тут хорошо кормят.

– Какие лапочки!

Кэсси поджала губы, не совсем разделяя восхищение Нессы: собаки выглядели облезло и неухоженно. Они были уличными, бездомными. Может, если предоставить им должный уход и питание – тогда можно будет назвать лапочками, но не сейчас.

– Забери их всех.

– Не-е… – Несса развернулась. – Дома эти их сожрут. Вот буду жить с парнем – тогда заведу.

Кэсси бросила недоуменный взгляд на Нессу.

– В прямом смысле. Суп сварят. – Несса почесала замерзший нос. – Или котлеты сделают.

«Кошмар».

Как много было презрения в голосе Нессы всякий раз, когда речь заходила про родителей. Они ее не воспитывали, а убивали – раз за разом. Морально уничтожали. Кэсси понимала стремление Нессы поскорее сойтись с парнем и оставить гнилое семейство. Но почему-то она не спешила. Не приводила свой план в исполнение. Наверное, на то были причины, и Кэсси они волновали меньше всего.

Был Дэвид. Был Патрик. Несса могла видеться только со вторым, но душа тянулась к первому. У Нессы своя драма, в которую Кэсси так отчаянно не хотела вмешиваться.

Сбоку что-то с грохотом упало.

Девушки замерли и обернулись. В груди у Кэсси появилось странное чувство – там опасность.

Ноги перестали слушаться, а в ушах появился шум.

– Пойдем посмотрим?

– Мы опоздаем на пару.

В таких местах вряд ли упадет что-то безобидное. Уж слишком угнетающая атмосфера: этот дом из черного кирпича и закрытые пленкой окна. А еще черная машина, вся потертая, за ней ничего не видно. И еще куча досок и палок.

Кэсси всегда была любопытной, но сейчас почему-то сильно не хотелось никуда лезть.

– Я ухожу.

«Ты полукровка. Просто пройди мимо».

Несса добралась до кучи палок и присела, рассматривая широкое пространство у черного входа. Кэсси кожей ощущала опасную энергетику, исходящую от здания. Если там никто не живет – то это мертвый дом, если живет – они превращают все живое в мертвое.

– О, Кэсс, ты должна это увидеть! – Несса махнула рукой и крепко вцепилась ногтями в доски, разглядывая что-то через щель между ними. – Там какой-то кипеж!

Бросив взгляд на собак, Кэсси медленно подошла к Нессе и присела на корточки. Кэсси до последнего боязно оглядывалась, ведь на улице к ним могла подойти стража. У них появится слишком много вопросов, на которые будет сложно ответить. Правду они могут и не оценить.

– Кэсс, там…

И тут Кэсси увидела. Она сжала холодные доски так сильно, что неотесанное дерево больно впилось в ладони.

Но Кэсси не издала ни звука.

Потому что они стали свидетелями убийства.

Сначала сработал рефлекс – Сэм моментально потянулся за луком за спиной. Но его там не оказалось.

Потом он осознал всю глубину случившегося.

Он узнал голос.

«Почему он здесь? Этого просто быть не может!»

Сэм вжал голову в плечи и развернулся так быстро, что в глазах потемнело. Он направил луч фонаря в стену и буквально врос в пол ногами.

Яркий свет разрезал тьму, впечатался в бетонную стену и в высокую темную фигуру.

Сэм судорожно сглотнул, глядя, как парень напротив заслонился рукой от яркого света. Его губы скривились и обнажили ровные белые зубы. Он поднял другую руку с фонарем и попытался включить его. Свет мигнул и потух. Парень опустил руку и голову.

– Они не открывают, – ответил парень, указывая на разбитый фонарь.

Сэм посмотрел на дверь, будто хотел сам удостовериться, как услышал:

– Что ты здесь делаешь, Юншен?

Второе имя Сэма прозвучало необычно мягко, с ударением на два слога. Слышать шихонский манер речи, пусть и на конлаокском, для Сэма было сродни забытому вкусу любимых сладостей. Общаясь с Хваном, он отвык от акцента, ведь тот прекрасно говорил на конлаокском.

Парень, что стоял сейчас перед Сэмом, говорил иначе.

И слышать его голос, который Сэм еще при первой встрече много лет назад счел приятным, он был рад.

И вот спустя всего полгода он снова в западне с этим голосом.

– А ты, Чжудо? – вопросом на вопрос ответил Сэм, заметив, как тот рассматривает его на наличие оружия или же просто оценивая.

Сэм чувствовал себя под этим взглядом уязвленным. Он снова ощутил ту недосягаемость, что излучал Чжудо. Сэм вспомнил, как хотел подружиться с ним и как старался выглядеть в его глазах крутым парнем. Хотел быть своим.

Сэм уже полгода искал Хвана. Полгода. А нашел Чжудо – его младшего двоюродного брата. После встречи с которым Хван и пропал.

Этого не должно было случиться. Тотальное невезение.

Хван предложил Сэму дружить четыре года назад, хотя и был старше на два года. Но ровесник Сэма – Чжудо, сразу же возвел огромную неприступную стену.

Сэм тоже рассматривал его. Хлопковая безразмерная куртка цвета крем-брюле свободно сидела на нем, белая объемная рубашка была заправлена за пояс черных прямых джинсов. И никакого оружия.

Это либо очень хорошо, либо очень плохо.

– Я первый спросил.

Чжудо смотрел на него в упор.

Большие миндалевидные черные глаза опасно сверкали в полутьме. Сэм отметил, как сильно изменился его взгляд с самой первой встречи: теперь он не был столь равнодушен, он был пронзительный, словно Чжудо искал выгоду, искал опору для столкновения мнений и интересов. Словно он перестал видеть в Сэме «неумелого слабака, промаринованного конлаокскими методами обучения и жизни». Потому что Сэм однажды уже доказал свою непредсказуемость.

Чжудо искал возможность уколоть Сэма за кое-что в прошлом.

И Сэм боялся этого укола.

Конфликта было не миновать.

Сэм был настолько в этом уверен, что уже пытался оправдать себя за будущие огрехи. А они будут. Обязательно.

– Нет, серьезно, какого хуя ты здесь делаешь?! – Сэм нервно обвел рукой помещение. – Здесь какого хуя?! Мы в Ив Рикаре! Алло! – Он провел ладонью по лицу, наблюдая, как Чжудо просто вымученно ждет, пока Сэм успокоится, но он и не планировал. – Милый, ты, похоже, остановкой ошибся, вышел не в шихонском ресторане, а в Элькароне. – Чжудо тыльной стороной ладони протер лоб, поочередно смотря то по сторонам, то в пол, он выглядел как воспитатель, замученный орущим ребенком. Сэм ликовал: «Да, сука, мой черед выносить мозг». – Медузы выскочат? Еще какой-нибудь чудо-мяч подгонишь? Где твоя любимая катана? Ну что скажешь, мастер-криль?

«И где Хван?» – Сэм едва не выплеснул это, но одумался – вдруг он его убил и сейчас за этот вопрос выкинет какую-нибудь хрень? Ему стало горько, он не понимал, что с этим семейством не так. Сейчас ему что нужно? Пришел лично вставлять палки в колеса?

Чжудо прочистил горло и на одном дыхании, терпеливо, даже с пониманием, произнес:

– Я не буду отвечать на твои вопросы лишь потому, что ты этого хочешь, Юншен.

Смотрел он устало и выжидающе. В отличие от того настроения, что было у него в Нифлеме полгода назад, сейчас Чжудо явно был вымотан. Может, тоже все это время искал Хвана?

– Я же отвечал на твои.

– На кону была твоя жизнь.

Нет. Сэм отказывался верить в то, что ему помог Джеён. Хван однажды четко дал понять, что Джеёна воспитывал прадед. И воспитал он его таким, каким видел саму суть фамилии Масуми: только духовные цели, оставляющие реки крови. Хван сказал, что лично в этом убедился. Но Сэм старался не думать об этом. Когда речь заходила о словах «Масуми, кровь, духи», он видел только пятнадцатилетнего Джеёна в традиционном хёчжо юных мастеров, протягивающего Сэму самую красивую рыбину с гриля.

Но верил Сэм все же Хвану.

– Тогда, может, скажешь, почему ты остался, после того как понял, что не сможешь войти туда?

Сэм отвернулся к панели и, проведя ладонью по прочной железной двери, ощутил холод металла и слой плесени. Он растер зеленый налет между пальцами и сморщился. Вот за что он не любил Ив Рикар. За холодную сырость и грязь.

Ответа он не дождался и обернулся. Чжудо нервно постукивал пяткой черного ботинка – кажется, байкерского – по обшарпанной стене.

«Нервничает, – подумал Сэм, и эта догадка придала уверенности. – Да-да, Чжудо, мы с тобой сыграем в одну игру».

– А кто тебе сказал, что я не могу войти?

Чжудо перестал стучать ногой, и монотонный тихий звук прекратился: Сэм подумал, что полная тишина угнетающе давила на перепонки.

Чжудо вальяжно, будто в замедленной съемке, оттолкнулся от стены. Сэм неотрывно следил за ним, каждый раз помышляя о том, чтобы напасть. Ведь лучше первым будет он.

– Это лишь вопрос времени, Юншен.

Сэм недоуменно уставился на парня:

– Ты знал, что я приду?

Чжудо улыбнулся.

И Сэм уловил в этой улыбке… снисхождение?

Он почувствовал себя слабаком.

«Нельзя терять лицо».

Как бы сильно ни изменился взгляд Чжудо, за четыре года его лицо особых изменений не претерпело: он был миловидным парнем, в свои девятнадцать выглядел на шестнадцать-семнадцать. Большие глаза, прямые темные брови и овальное лицо, утонченное, с мягкими, плавными линиями. Но Чжудо, а именно Чжудо Джеён Масуми – сын династии мастеров. Династии, которой насчитывается уже более четырех тысяч лет. Одна из трех самых древнейших семей. Конкретно про Чжудо Сэм знал очень мало. Все, что рассказывал ему Хван, можно было уложить в несколько строк. «Джей старательный, способный, и его невозможно разбудить раньше обеда в выходной. И главное – он истинный Масуми». А еще то, что Хван звал его Джей, уточняя, что так называет его он один.

Вот и все, что знал Сэм про Чжудо.

Но Сэм много знал о его родственниках. Не по рассказам Хвана. Нет. О Масуми знали почти все. И все их боялись.

У всех Масуми сила хону составляла десять со[44]. Значит, и у Чжудо было десять. У Сэма тоже было десять, чем он несказанно гордился. Это действительно редкость. У Брайана она равнялась семи.

Масуми всегда были прекрасны. Начиная от внешности, заканчивая мастерством и идеологией. В отличие от других династий манлио, они создавали свои духовные боевые искусства, оружие, целительные искусства. Они создали невероятные, единственные в мире артефакты. Они имели уникальную историю, несли энергию духов в мир. Благодаря их предку Дже Ро Масуми в Нифлеме светятся деревья, духи наполняют леса, реки и горы. Они держат баланс власти среди правителей на своих островах, негласно управляя ими. Свои труды легендарный Дже Ро Масуми изложил в священной книге «Хан Со До», что значит «Великая сила океана». Его потомки тоже приложили руку, отражая каждый свое ремесло и мастерство. Но книгу выкрали у Масуми. Слишком велик был соблазн. Тот, кто обладает ею, вероятно, постиг высшие знания. И тот факт, что мир еще спал спокойно, совсем не подтверждал обратное. Возможно, нужно готовиться к худшему.

Хван никогда не вдавался в подробности по поводу методов обучения Масуми, и Сэм, видя лишь малую часть их искусства, мог только догадываться, через что проходят наследники, чтобы более четырех тысяч лет держать высоченную планку.

Но знают их в основном по тому, как они карают и казнят провинившихся. Даже правители Домов боялись с ними связываться. И правящая династия Сэма не была исключением.

Но Джеён был его личным палачом. И сейчас в полумраке лицо Чжудо, пусть и юное, выглядело устрашающе. Тени от зеленой вывески придавали коже слегка нездоровый оттенок, превращая его в опасное существо.

Заметив внимательный взгляд Сэма, Чжудо заключил:

– Ты очень шумный.

«Лжет».

Сэм провел рукой по волосам, переступив с ноги на ногу.

– Ты кого-то ждешь? Поэтому не пытаешься забраться?

Громко щелкнув языком, Чжудо скрестил руки на груди. Свободная куртка слегка приподнялась в плечах, делая парня еще крупнее.

– Ладно, еще раз: что ты тут забыл, Джеён? – спросил Сэм, с негодованием глядя на него. – В Нифлеме уже все окрысились на тебя?

Джеён открыл было рот, чтобы возразить, как вдруг из глубины темного коридора раздался грохот.

Закрылась дверь. Воздух будто сжался, а тьма вокруг стала еще гуще.

Парни переглянулись, когда услышали шаги. Сэм быстро выключил фонарь, бесшумно перемахнул коридор и прижался к стене рядом с Джеёном.

– Не бойся: на твое шикарное жилье не покушаюсь. – Сэм поднял руки вверх и усмехнулся.

Джеён лишь скорчил лицо, сдвинул брови и прошептал что-то на шихонском. Сэм разобрал далеко не все слова, но и за эти он был готов придушить его прямо здесь: «башка», «оторвать», «сука».

Сэм улыбнулся. Сквозь толстую ткань худи он ощутил мертвецки-холодную стену, мороз пробирал до костей, и Сэм сильно удивился, когда понял, что Джеён спокойно прижимался к ней все это время.

Он решил аккуратно спросить про Хвана.

– Брат с тобой приехал? – прошептал Сэм, стараясь сильно не наклоняться к парню.

Ему было странно находиться вот так близко к человеку, который был очень далек от него во всех смыслах. Но сегодня он был так непозволительно близко, что Сэм почувствовал запах клубники и что-то цветочно-морское – запах Нифлема, отдыха, лоска и океана.

Внутри у Сэма пузырь зависти стал уже неприятно давить на ребра.

Джеён медленно повернул голову к Сэму. Растянувшуюся паузу нарушали тяжелые шаги, словно тот, кто шел, еле передвигал ноги в тяжелых ботинках. Эхо било по ушам.

«Немудрено, почему он услышал меня и назвал шумным», – додумался Сэм, прикусывая нижнюю губу.

– Это каким-то образом напоминает тебе Хвана?! – пробурчал Джеён, махнув рукой в сторону шума.

Его шихонский акцент прорезался сильнее: звуки стали резче, с одновременным сглаживанием звонких согласных. А имя снова прозвучало с ударением на оба слога.

Сэм расстроился и признал, что ляпнул глупость.

– Мм? – Джеён деловито указал ладонью на коридор. – Это твои вопли его привели.

Шаги резко прекратились. На полу показалась большая тень чужака.

Сэм гневно уставился на Джеёна.

Терять было нечего – поэтому Сэм процедил сквозь зубы:

– Нет, твои! Ты очень шумный!

Джеён снова скорчил лицо и перевел взгляд на чужака.

– Эй, что за?..

Чужак так и не договорил. Чжудо ринулся в коридор. Сэм не успел сообразить, как могучая страшная тень, точнее, уже не тень, а крупный мужчина в костюме лежал на полу. Вся эта возня заняла несколько секунд, но за это время Сэм успел многое услышать: сначала как большие байкерские ботинки Джеёна скрипнули по кафельному полу, потом позвякивание пуговиц и шорох одежды и после всего этого – глухой удар, кажется, по черепу. Могучее тело рухнуло на пол – фееричное завершение.

Включив фонарь, Сэм осмотрел мужчину в черном дорогом костюме, лежащего на полу лицом вниз. Сэм перевел взгляд на руки Джеёна.

Тот стоял и задумчиво щелкал фонарем: свет послушными столбами выбрасывался из него.

Похоже, что фонарь заработал.

– Шикарно! – Сэм пихнул ногой мужчину.

Тот не пошевелился. Светлые волосы на виске окрасились в темный цвет. Кровь тонкими струйками стекала по коротким волосам и падала на кафельный пол.

– Ты вырубил какого-то важного перца. Молодец!

Сэм нервно поводил рукой по тыльной стороне шеи. Подлез под ворот худи, отодвигая капюшон. Прикосновение холодной ладони немного остужало жар тела. Он прикрыл глаза, пытаясь хоть как-то сконцентрироваться. Все шло наперекосяк! Его бесило все: Брайан не смог выехать вместе с ним, Грин Лоутер слишком хорошо прятался, а Джеён слишком хорошо находился. Вот бы Джеён испарился, и тогда Сэм сумел бы завершить задуманное. И для того, чтобы он испарился, достаточно… Сэм посмотрел на лежащего мужчину и на свой фонарь, а потом на голову Джеёна. Нет. Так нельзя, он же манлио. Но идея была неплохой.

– Вот что теперь делать, умник фигов?! – спросил Сэм.

– С какого хрена ты решил, что важный? Может, это просто охранник? – Джеён произнес это с таким презрением, словно Сэм не понимал очевидных вещей.

– Охранник в костюме?!

– И что?

– И то!

Джеён нервно дернулся всем телом.

– Да иди на хрен! – Он присел на корточки, шаря по карманам мужчины. – Бесполезно с тобой разговаривать.

Возле тела Сэм увидел карточку. Свет от фонаря заскользил по ламинированному куску картона, на котором цвета неуклюже сочетались между собой.

– Ошибки свои признавать… н-надо.

Сэм повертел карту перед лицом, подсвечивая фонарем. Прочел имя, рассмотрел фотографию.

Его губы растянулись в победной ухмылке.

– Что там?

Нетерпеливость Джеёна буквально выливалась из него.

Сэм ответил, снова и снова читая имя их жертвы:

– У меня план.