Орден во всю спину 3

Глава 9

Семён двигался с такой осторожностью, что со стороны могло показаться – он просто выполняет рутинный обход. Сначала он изобразил равнодушие, будто ничего подозрительного не заметил, и прошёл мимо полуразрушенного торгового центра. Но стоило ему убедиться, что цель держится на расстоянии, как он без лишних жестов вызвал подкрепление. Его расчёт был прост: замкнуть кольцо вокруг здания и не оставить беглецу ни малейшего шанса ускользнуть.

Взвод Семёна осторожно рассредоточился, обхватывая периметр, словно невидимая сеть. Остальные пять взводов, приглушив шаг, медленно поджимали кольцо, подбираясь всё ближе. В их шлемах встроенная связь щёлкала короткими командами, едва слышными, но бесконечно удобными: не нужно было орать на весь квартал, достаточно было шёпота, и весь отряд уже знал, что делать.

Семён повёл людей к главному входу, и со стороны их шаги казались привычной картиной – обычный патруль, возвращающийся после обхода. Ни суеты, ни резких движений. Только размеренный, отточенный марш. Вот только солдатские сапоги с дубовыми подмётками никак не могли скрыть стука каблуков по голому бетону. Каждый шаг отдавался в пустых коридорах гулким эхом, словно где-то внутри здания кто-то невидимый вторил им.

Косой услышал эти шаги – и у него неприятно защемило внутри, будто сердце опустилось в живот. Вздох вырвался сам собой, но он подавил его, втянул воздух обратно сквозь зубы. Надежда на случай уже казалась смешной: всё в этом мире, что строилось на удаче, обречено было прожить недолго. Если бы он продолжал тешить себя мыслью, что враги его так и не заметили, это было бы глупо, по-детски глупо.

Солдаты Консорциума не возвращались бы сюда без причины. Слишком уж они старались выглядеть безразличными, а за этим безразличием всегда что-то скрывалось. Ярослав понял – они знают. Или, по крайней мере, догадываются.

Сердце его кольнуло, как ножом. Он медленно положил куртку на пол. Ту самую куртку, в которую только что заботливо заворачивал золотые слитки и алмазы. Отказаться от золота оказалось труднее, чем он себе признавался, но сейчас оно было обузой, опасным грузом, способным стоить ему жизни.

Жизнь против металла. Выбор не требовал долгих размышлений.

Даже самый сильный человек не сможет бежать достаточно быстро, если тащит на себе целую кучу золота. Лишний вес тянет вниз, сбивает дыхание, крадёт равновесие. И уж точно может оказаться тем, что замедлит смертельно нужный рывок.

Ярослав всегда относился к деньгам просто: они инструмент, средство, но никак не божество. Он любил их, конечно, но никогда не возводил в культ. И уж тем более не собирался умирать ради жёлтого металла.

Он осторожно сложил добро и постарался его замаскировать и запомнить ориентиры. Мало ли, вдруг ещё раз окажется здесь. Любой лишний шорох при вытаскивании добра из ткани мог выдать его с головой. Лучше оставить всё сразу, вместе с курткой, что он и сделал.

Завершив по-быстрому эти все дела и развернувшись, он почти беззвучно сорвался с места и бросился в глубины торгового центра. Пол под ногами отдавал холодом, пахнуло сыростью, старым пластиком и гарью, давно въевшейся в бетон. Просторный, когда-то шумный, центр теперь был похож на заброшенный лабиринт, чьи стены поглощали дыхание и шаги. Несколько этажей вверх и вниз, тёмные лестничные пролёты, пустые витрины – всё это могло стать как укрытием, так и ловушкой.

И Ярослав бежал туда, где бетонный мрак хоть немного мог спрятать его от цепкого взгляда Семёна.

Внешнее кольцо оцепления вокруг здания уже наверняка сомкнулось. Ярослав Косой понимал: рисковать жизнью и проверять наугад, кто притаился за дверями, – значит подписать себе смертный приговор. Что если там уже наставлены автоматы и ждут только его силуэта? Секунда – и всё, крышка.

Поэтому оставался единственный выход – вверх, по этажам.

В памяти всплыло: рядом с этим торговым центром высилось другое здание, по высоте почти одинаковое. Район был густо заставлен стеклянно-бетонными коробками – сердце делового квартала, где до Катаклизма кипела жизнь. Не один только этот центр торговал всем подряд, от золота до дешёвой пластмассы.

Ярослав не был дураком. Если Семён сумел заметить малейшие изменения в интерьере, то есть понял, что внутри кто-то прячется, значит, у него глаз-алмаз. Но и Косой заранее просчитал пути отхода.

Между зданиями зиял двадцатиметровый промежуток. Для обычного человека – пропасть. Для него, с нынешней силой и ловкостью, – всего лишь прыжок. Ну, может не совсем…. Но всё равно чувствовал: справится.

Тем временем Семён осторожно вёл бойцов внутрь торгового центра. Их шаги отдавались по плитке глухим эхом. Тишину разрезали только короткие шорохи снаряжения да сухой треск раций. На шлемах у каждого – тактические фонари. Лучи скользили по тёмным витринам, отражаясь в разбитых осколках стекла, словно в холодных глазах.

И тут взгляд Семёна зацепился за оставленный на полу – слиток золота. То, что тот оставлен тут не просто так, не подумал. Он едва заметно скривил губы и нажал на кнопку гарнитуры:

– Подтверждаю след цели. Он понял, что мы идём по его следу, и уходит в противоположную сторону. Цель осторожна.

Ответ не заставил себя ждать. Голос Владимира Ланского, спокойный и в то же время насмешливый, прорезал эфир:

– Уже знаете, кто это?

Семён на миг замялся, потом сказал твёрдо:

– Скорее всего это тот беженец, Ярослав Косой. Я его пока не видел, но всё сходится.

– И почему ты так уверен? – в голосе Ланского слышался лёгкий интерес. – Нашёл какие-то зацепки?

Семён снова помедлил, будто подбирая слова, и всё-таки произнёс:

– Здесь… слиток золота. Думаю, только этот парень мог так уцепиться за сокровища.

В ответ по каналу раздался тихий смешок Ланского – короткий, но злой. Он согласился с догадкой Семёна. Действительно: Станислав Хромов и Ярослава Журавлёва появились здесь исключительно ради тайн уральских гор. Их золото не интересовало. По крайней мере, сейчас – точно не их цель.

А вот кто ещё мог бы сунуться в пасть опасности, пройти через страх и грязь, лишь бы ухватить мешок блестящих побрякушек?

Если бы Косой услышал этот разговор, он бы обиделся до глубины души. Ну что за глупость? Золото – оно же прекрасно. Тёплое на ощупь, звонкое, пахнущее старым металлом и пылью. Почему он не мог мечтать утащить хоть немного с собой? Разве это преступление – хотеть выжить и не уйти с пустыми руками?

Лев Ланский и Людвиг Булавкин когда-то говорили, что Ярослав Косой – самый обыкновенный беженец. Но Владимир Ланский не верил ни единому слову. Он по природе был человеком подозрительным, никогда не доверял словам других и всегда держал в уме худший вариант. Даже если все вокруг твердили бы, что Ярослав – простой нищий беглец, Владимир всё равно не позволил бы себе смотреть на него свысока.

А вдруг этот парень всё это время только притворялся, а на деле у него за спиной целая история, которой они и близко не понимали?

Ведь те, кто оказался здесь, явно пришли ради секрета уральских гор. У каждого из них могла быть своя цель, своё скрытое лицо.

И всё же Владимир неожиданно усмехнулся. Мысль пришла сама собой: похоже, Ярослав и правда плевать хотел на тайны гор. По крайней мере, золото для него было куда заманчивее какой-то туманной тайны.

– Этот Косой парень любопытный, – произнёс Владимир, не скрывая насмешки. – Схватите его. Приведите ко мне живым.

– Так точно, – отозвался голос в наушниках.

Через минуту солдаты Потанина вломились в торговый центр, словно чёрные гадюки, пружинисто и тихо, но с явно смертельными намерениями.

– Цель поднимается на второй этаж!

– Цель ушла выше, на третий!

Семён слушал доклады в наушниках, склонив голову. Войска быстро нашли следы Косого: пол внутри здания был устлан толстым слоем пыли, как старым ковром, и на ней отчётливо отпечатывались свежие шаги. Каждый след, каждая размазанная линия подошвы светились под фонарями словно предательский указатель.

Хорошо, теперь они знали, где беглец. Но Семён нахмурился: что-то не сходилось.

Здание имело шесть этажей, высотой с пятиэтажку да ещё чердак, метров тридцать–сорок от земли. Если Косой продолжит нестись вверх, то в конце концов упрётся в тупик. Крыша – и всё.

"Что он, дурак? – мелькнула у Семёна мысль. – Зачем же сам загоняет себя в ловушку?"

Он вспомнил их недавнюю встречу. Ярослав тогда заметил, что они возвращаются, и, не колеблясь ни секунды, бросил золото – и припустил со всех ног. Словно весь блеск монет в одно мгновение потерял для него всякую цену.

Этот парень любил деньги, но жадностью не страдал. Чутьё на опасность у него работало куда сильнее, чем страсть к наживе. Большинство людей цеплялись бы за мешок до последнего, пока тот не превратился в обузу. Только когда золото совсем уж мешало бежать, они отбрасывали его. Такова человеческая натура.

Но Ярослав поступил иначе. Он швырнул золото сразу, едва понял, что за ним пришли серьёзно. И это говорило о многом.

"С таким противником будет непросто, – подумал Семён. – У этого Косого отменный инстинкт самосохранения и холодная, трезвая голова. Такой человек не бросается в панике, он рассчитывает каждый шаг".

Он знал: даже если цель окажется круглым идиотом, он обязан относиться к нему так, будто перед ним самый хитрый ум в округе. Иначе можно было запросто угодить в ловушку.

Значит, если Косой побежал наверх, там должен быть выход. Но какой?

Это здание стояло особняком, вокруг было пустое пространство. Бежать-то ему куда?

Семён резко остановился, словно в голове щёлкнула шестерёнка. Да ведь рядом находилось ещё одно здание! Он сам замечал его раньше, оно стояло чуть поодаль – метрах в пятнадцати–двадцати от торгового центра.

"Неужели он собирается прыгнуть?"

Мысль казалась абсурдной. Семён знал, что сам никогда бы не решился на такое – силы не хватит. Прыгнуть с крыши на крышу через пропасть, рискуя разбиться насмерть, – безумие. Но вдруг этот Косой и вправду способен?

Заблуждение заключалось в том, что люди слишком часто судят о других, исходя из собственных возможностей. Если они сами не способны на какой-то поступок, то уверены: и остальные не смогут. Но ведь мир куда шире таких узких рамок.

Семён ясно понимал: то, что он сам не в силах перепрыгнуть пропасть между крышами, вовсе не означало, что Ярослав Косой тоже этого не сможет. И именно в этом скрывалась опасность – недооценка.

Он резко включил передатчик и хрипло скомандовал:

– Все, кто не входит во взводы, живо на улицу! Оцепить соседнее здание!

В канале связи прошёл шорох, затем короткие подтверждения:

– Есть!

– Принято!

Возможно, соседнее здание уже поздно было окружать – слишком много времени ушло на перестановки и команды.

Но Семён никак не мог уложить в голове одно: какой же силой и скоростью должен обладать Ярослав Косой, если тот всерьёз способен перепрыгнуть с крыши на крышу? Мысль казалась безумием, а сердце упорно твердило – это возможно.

Он повернулся к своему взводу, голос его гулко разнёсся по мрачным коридорам:

– Вы, ребята, продолжайте преследовать его наверху!

После чего резко развернулся и рванул вниз по лестнице, тяжело грохоча сапогами по железным ступеням. В груди стучало предчувствие: этот парень не станет сидеть в западне и ждать, когда его сомкнут кольцом на крыше. Нет, Косой прыгнет. Прыгнет, как сумасшедший!

И догадка оправдалась. Едва Семён выбежал наружу, остановился и задрал голову, как небо над переулком рассекла стремительная тень.

Ярослав летел.

В воздухе он был похож на огромную птицу – вытянутый, собранный, каждая мышца натянута, словно струна. Казалось, сам ветер поддерживал его полёт. Стук сердца у Семёна заглушал всё вокруг, когда парень, словно играючи, приземлился на противоположную крышу. Пыль взметнулась облаком, но шаг Ярослава был лёгок и точен, будто это была не двадцатиметровая пропасть, а обычная дорожная лужа.

– Чёрт возьми…, – Семён шумно втянул холодный воздух.

Он сжал гарнитуру, выкрикнул в эфир, голос дрожал от напряжения:

– Силу цели Ярослава Косого нужно пересмотреть! Повторяю! Его силу нужно пересмотреть!

Тишина в канале длилась секунду, затем посыпались обрывки ответов, но Семён уже не слушал. Он понял одно: этот парень вовсе не тот, кого они заносили в ранг опасности F. Перед ними – не жалкий беженец, а нечто гораздо большее.

Он ворвался в соседнее здание, будто сам бес гнал его вперёд. Лестница скрипела и дрожала под его сапогами, стены отдавали гулко, как пустые бочки. Пыль висела в воздухе удушливым облаком, щекотала в носу.

И тут над городом раздалось.

Словно раскат грома в ясном небе, словно тяжёлый колокол ударил где-то в сердце руин. Звук был настолько густым, что дрожали окна и стены, а в ушах заломило болью. Эхо понеслось по пустым улицам, отразилось от мёртвых домов и ушло вдаль, как похоронный звон.

Казалось, сам город услышал предупреждение.

Семён стоял в темном, пахнущем сыростью здании и растерянно вертел головой. Тишину резал странный звук – он будто родился где-то совсем рядом, пробежал по стенам гулким эхом и растворился, оставив в воздухе привкус ржавчины и каменной пыли. Семёну даже показалось, что он ощутил этот звук кожей, словно удар пришёлся прямо в воздух вокруг.

***

Несколько мгновений назад, когда Косой перепрыгивал на соседнее здание, зависнув на короткое мгновение в пустоте, он вдруг заметил чью-то фигуру. Вдалеке, на самой верхушке разрушенного небоскрёба, чёрной громадой торчащего в небо, стоял человек.

Изначально именно к этому небоскрёбу Ярослав и держал путь: его искорёженные, но всё ещё упрямо торчащие этажи были совсем недалеко.

Приземлившись на крышу соседнего дома, он остановился. Перед ним возвышалась башня, её стены зияли пробоинами, а искривлённые прутья арматуры тянулись к небесам, будто железные щупальца демона, который пытался ухватить облака.

На самой вершине стояла девушка в тёмной кепке. Она неспешно, будто из ниоткуда, извлекла огромную снайперскую винтовку. Металл оружия блеснул холодным отсветом, резанул глаза, и Ярослав невольно втянул ноздрями воздух, чувствуя запах горелого масла и железа, словно винтовка уже сделала не один смертельный выстрел. Девушка поставила ногу на край обвалившейся стены и, положив винтовку на поднятое колено, уверенно взяла её на прицел обеими руками.

Каждое её движение было выверено и спокойно-опасно. Теперь она была воплощением боевой готовности.

Ярослав сразу понял – это Ярослава Журавлёва.

Он догадывался, откуда у неё появилась винтовка, словно она вытащила её прямо из воздуха, инвентарь, но не универсальный, как у него, а специальный, под вот это оружие. И скорее всего с единственной ячейкой, возможно пока, а со временем станет больше. И он очень захотел себе такой же, чтобы в любой момент можно было достать какую-то вещь, которую туда положил, а не так как сейчас, надо копаться в куче барахла. Но он уже сделал выбор в пользу тени. Да, не знал, что есть и кое-что другое, но момент уже упущен и ещё не известно, что из этого было для него лучшим выбором. Кроме того, направление ствола, вынутого девушкой, ясно говорило всё. Она целилась в центр площади, где, залитый светом, стоял Владимир Ланский в белоснежном костюме.

Ситуация оказалась двусмысленной: Косой находился точно посередине, между Ярославой и Владимиром. С того места, где он стоял, едва можно было рассмотреть все детали, но и без того было очевидно: Журавлёва пришла сюда не ради встреч с роднёй и не ради тайн уральских гор. Её цель с самого начала была предельно ясна – убить Ланского.

Ярослав уже не раз подозревал, что у неё за спиной стоит целая организация. Не одиночка она, нет. У тех, кто её поддерживает, наверняка есть разведка, свои каналы, люди в тени. Иначе как объяснить, что девушка знала не только, где искать Владимира, но и когда именно он объявится?

И вот, сейчас, в сердце уральских гор, она наконец раскрыла карты. Мгновение – и произойдёт величайшая попытка убийства.

Недалеко от Ланского, словно случайная спутница в белом свете, стояла Любовь Синявина. Она тихо опустила голову, её длинные волосы колыхал лёгкий ветерок, принося с собой запах пыли и сухой травы с разрушенных улиц. Но едва ветер стих, волосы тоже замерли – словно время остановилось, замерло в напряжённом ожидании.

Ярослав почувствовал всем нутром: момент настал.

В какой-то момент Любовь Синявина освободила руки от наручников. Она извлекла из густых тёмных волос чёрный кинжал, холодный и блестящий, словно осколок ночи, и метко пронзила им телохранителя рядом с Владимиром Ланским. Но тот не отступил. Его глаза сверкнули, а ладони словно наполнились энергией: из воздуха возникли два веерообразных светящихся объекта, которые он направил прямо на Любовь. Металл и магия смешались в этом свете, и воздух вокруг наполнился треском, как будто микроскопические молнии рвали пространство. Очередной сверх показал зубы, но теперь на службе у Владимира.

Рядом Людвиг Булавкин стоял ошарашенный. Он не мог поверить своим глазам: та нежная, деликатная девушка, которую он знал, вдруг стала воплощением опасности. Куда исчезла прежняя хрупкая певица? Разве это был тот же человек?

Кинжал в её тонкой руке выглядел как произведение искусства – черный сталь с выгравированными узорами. Явно очень необычное оружие. И в её руке он вдруг приобрёл силу, способную преодолевать любое сопротивление. И рука тоже оказалась необычной. Здесь схлестнулись два сверха.

Солдаты вокруг подняли оружие, напрягли мышцы, прицелились. Если телохранитель Ланского не справится, они должны были действовать мгновенно, чтобы защитить своего хозяина.

Но Любовь не собиралась убивать. Её атака была отвлекающей, рассчитанной на доли секунд – чтобы дать шанс Ярославе Журавлёвой совершить свой манёвр. Телохранители и солдаты не ожидали, что кто-то осмелится действовать с вершины разрушенного небоскрёба.

Сделав короткий выпад, она почти мгновенно растворилась в тенях здания за собой. Воздух был прохладным, пахнул пылью и сгоревшей проводкой, и Ло Синьюй исчезла, словно прошла через невидимую дверь между мирами. Время на мгновение замерло.

Даже Ярослав Косой не мог предугадать, что в их команде скрывается ещё один сверх. И этот человек был мастером маскировки и актёрской игры – истинный мастер обмана и внезапного удара. Да, да, видя всё это он просто и со смаком мысленно матерился. Боевые искусства, порталистка. Да как так-то?!

Все вокруг замерли. Но тут Владимир Ланский почувствовал резкую, как лезвие, боль в висках. Он тоже не был обычным человеком.

В тот же миг вспышка с дула снайперской винтовки Ярославы Журавлёвой разорвала ночную тьму, вспыхнув ярким, почти огнедышащим светом. Пули, вылетающие со свистом, разрывали воздух, оставляя за собой шлейф жара и металлизированного запаха.

Телохранитель заметил вспышку периферийным зрением и мгновенно прекратил преследование Любови, бросившись к Ланскому. Его долг был защищать хозяина, а не убивать противников. Он рявкнул от ярости:

– Снайпер!

Пуля, пролетая длинной дугой по ночному небу, искажала воздух, словно раскалённое стекло, проходя сквозь плотные слои ночи. Свет прожектора освещал площадь вокруг Ланского, превращая всё в театральную сцену напряжения и страха.

Когда снаряд достиг белых светящихся вееров телохранителя, они с треском и треском разлетелись на осколки, рассыпаясь, как стекло под молотом. Телохранитель видел узоры вращающейся пули, да- да, боеприпас тоже обычным не был – серебристый след длиной с руку, который рассеялся в воздухе с оглушительным шорохом.

Время будто сжалось до мгновения, и каждый вдох, каждый звук сердца ощущался словно удар молота в груди.

Сразу после выстрела пуля пронзила тело телохранителя. Она прорезала мышцы и сердце, а потом, с взрывным свистом, вылетела из другой стороны с брызгами густой тёмно-красной крови. Эта крошечная, но смертоносная металлическая линия, пролетевшая более километра, обладала поистине необыкновенной способностью – она прошла сквозь плоть и магическую защиту сверха, прежде чем, наконец, рухнула на холодный бетон, зазвенев с приглушённым стуком.

Два белоснежных веера, сиявших в руках телохранителя, казались невероятно сильными, их свет переливался, как ледяные языки пламени. Но даже их энергия оказалась бессильной против неминуемой гибели.

Воздух вокруг наполнился запахом крови, тяжёлым, металлическим, пряным, смешавшись с холодным запахом бетона и пыли разрушенного небоскрёба. Кровь вспорхнула брызгами, как дождь из распустившихся гранатов, и осела на безупречно белый костюм Владимира Ланского, превращая его в полотно красных пятен. Оттенки напоминали только что распустившиеся лепестки сливы, застигнутые зимним морозным утром.

И всё же, несмотря на этот кошмарный хаос, Ланский оставался удивительно спокойным. Его глаза были холодными, а дыхание ровным, как будто весь этот взрыв насилия касался кого-то другого, но не его самого.

– Как жаль, – тихо произнёс он, почти не меняя интонации. Люди рядом замерли. Они не могли понять, к чему именно относились его слова. Он сожалел о телохранителе – сверхе, которое ценой собственной жизни спасло его? Или о белом костюме, испачканном кровью, который теперь выглядел как реликвия в руинах?

Ветер скользнул между разрушенными стенами небоскрёба, приносив с собой запах сажи, ржавчины и прелой бумаги, а холодный морозный воздух словно подчеркивал всю трагичность момента. Всё вокруг замерло на мгновение, как будто сам город задержал дыхание, наблюдая за тихой, хладнокровной реакцией человека, который мог оставаться хозяином своей судьбы даже среди хаоса и смерти.