Оторва. Книга пятая

Глава 27

Старлей, сука, явно мне мстил за то, что насмехалась над ним. Когда поднялась на подножку бобика, ткнул сволочь сзади, и меня не то что развернуло, налетела спиной на узкую скамейку, а так как руки были скованы за спиной, приложилась об металлический пол локтями, и едва не взвыла от боли. Сдержалась, но слёзы из глаз брызнули фонтаном. Он ещё что-то сказал, приправив фразу матерком, но у меня в тот момент такой звон в ушах стоял, что не расслышала, но ухмылочку на его роже отметила и пообещала себе, обязательно стереть её напрочь, при первой возможности. Правда, когда такое удастся сделать, пока представляла смутно. Ясно одно. У уродов, масса нераскрытых дел и решили на меня списать добрую половину, а если этому реально не помешать, то у них запросто получится. Знаем, плавали. Отец, в закромах немало подобных историй имел и со мной делился охотно. Выбивать показания менты умели качественно, и даже если суд оправдывал впоследствии, то жил человек после советских застенок недолго, потому как, и почки и печень требовали замену, а подобной пересадкой никто не заморачивался в застойное время.

Вот и выходило, что времени у меня катастрофически мало, и если сегодня же не вырваться на свободу то, возможно, вырваться не удастся никогда.

Автомобиль тряхнуло на кочке так, что меня подбросило сантиметров на двадцать, а потом снова рапластало на полу. Скрутилась калачиком на боку, хватая ртом воздух.

Из кабины послышался мат старлея и я поняла, что на колдобину он налетел случайно, ввиду своего косоглазия, но мне от этого легче не стало. Пообещала размазать его рожу об твердую поверхность до полного неузнавания. В ответ прилетел мат и обещание сделать со мной, то же самое. Так и ехали, переговариваясь и раздавая друг другу комплименты.

Первым все же не выдержал он, разоравшись на весь салон так громко, что даже корова, когда требует себе бычка, и то тише мычит:

— Заткнись сука! Удавлю тебя прямо здесь!

Естественно я не заткнулась, а наоборот, стала ещё сильнее подначивать. Вспомнила всех его родственников, начиная с мамы и заканчивая прадедушкой в седьмом или восьмом поколении.

Мы были только вдвоём, и я прикинула, что у меня есть шанс прибить его, если он остановит автомобиль и засунет свою рожу ко мне в будку. В РОВД народу много и сделать нечто подобное будет гораздо сложнее. Но и старлей, вероятно заподозрил что-то неладное или вспомнил бакланов перебинтованных на берегу и машину тормозить не стал. Только орал и огрызался до самого посёлка и представлял с моей подачи, что капитан, наверняка, расскажет всем в отделе про специальный женский батальон и над ним ещё не один день ухахатываться будут. Во всяком случае, надеялась на это.

Изогнувшись надела туфли и застегнула хлястики, до того как подъехали к РОВД, чтобы их какой-нибудь ухарь не прихватил. Жирновато будет для жены мента в них щеголять, дорогие и красивые. Пусть в своих скороходах ходят.

Здание представляло собой двухэтажный прямоугольник с огромной табличкой на входе: «МВД СССР». Обнесено было металлическим забором, но без ворот и даже шлагбаум отсутствовал, что порадовало. А при входе, перед ступеньками, стояла пара «Жигулей» разукрашенных и с фарой на крыше и новенькая «Ява», хозяин которой, наверняка гордился своим детищем. Сверкала на солнце как новогодняя ёлка.

Выдернули меня из утробы УАЗика два толстых сержанта, с абсолютно одинаковой беременностью на шестом месяце, не меньше. Отличались рожи, как у неандерталок, только усами. У одного были, у второго нет, и поволокли под руки по ступенькам. Не иначе старлей дал такую команду, чтобы руки вывернули, и я двигалась буквой «зю».

Но как ни выгибали, вертела головой в разные стороны, запоминая расположение столов и сидящих за ними людей. Странное, надо сказать расположение. Справа от дежурного открытая зала, где находились четверо задохликов в гражданке и громко обсуждали, сколько им здесь ещё обживаться и когда в правом крыле здания, закончат ремонт. Сбоку стенд, на котором большими буквами было написано: ' Их разыскивает милиция', а ниже портрет бандитской рожи, с маленькими волосиками, торчащими в разные стороны. То ли фоторобот, то ли рисунок, на котором даже разобрать, кто это, было невозможно. Женщина или мужчина.

При виде нас задохлики умолкли, а потом, весело гогоча, принялись обсуждать мой потасканный вид и допытываться у сержантов, где они раздобыли такую героическую шлюху.

Между двумя особо говорливыми стояла тумба, на которой высилась статуэтка, изображающая сидящего на бревне медведя, только фигура косолапого выглядела непропорционально. Здоровая туша с маленькой головой. Почему-то захотелось разбить её об голову очкарика, который отпускал особо колкие замечания в мой адрес. В конце залы вместо дверей была решетка, за которой виднелись ступеньки, уходящие на цокольный этаж. Вот туда мы и направились. А так как проход был узким, меня подтолкнули вперёд, и я чудом удержалась на ногах, едва не скатившись, верх тормашками.

Освещение внизу было так себе, через несколько узких окон, на которых висели массивные решетки. Коридор, шириной метра два и четыре клетки, которые на удивление в данный момент пустовали.

— Выбирай любую, — пошутил усатый и открыв одну втолкнул меня внутрь.

Лязгнул замок, и я поняла: снимать наручники никто не собирался. Они практически сразу забыли обо мне. Один улёгся на топчан, а второй потопал по ступенькам вверх.

Увы, скамейки в клетке не были предусмотрены, но и стоять на ногах у меня не было никакого желания, поэтому подошла к стене и, опустившись на корточки села на холодный пол. Во что, в конце концов, превратится юбка, меня совершенно не беспокоило в связи с новыми событиями, от которых голова шла кругом.

К сожалению, я прекрасно знала, что к тому времени, когда меня хватятся на слёте, я уже запросто могу оказаться контуженной на всю голову и реального выхода не видела. Разве что капитан соберёт мозги в кучу и мне с ним удастся нормально поговорить. И если захочет это сделать, что не факт.

Так задумалась, что не услышала как кто-то пришёл и только невнятное бормотание заставило поднять голову.

— Прикинь, кого взяли на пляже. Молдаванку, — вещал только что вернувшийся усатый толстяк, — ту самую. У нас на стенде уже месяц висит, думали, умотала из города, а она здесь оказывается ошивалась.

— Ты уверен, что это она? — с сомнением проговорил напарник.

— Да точно тебе говорю. Она сегодня в парке со своими дружками целую толпу объегорили. Признали её. А попалась как, будешь хохотать. Махнули они на скалы. А капитан Ковров, как раз рейд надумал учинить на голых, чтобы количество протоколов закрыть на месяц. Приехали, оцепили всё, а она как раз бойню там учудила. Палками отделали от души. Куча тяжких телесных, а двоих или утопила или в песок зарыла. Ищут и поехали за собакой. Так что на ней теперь шесть трупов. И документы сделаны идеально. На первый взгляд и не разглядишь липу. Ещё и медаль себе повесила, только с формой лопухнулась. Волошин экспертам позвонил, но уже и сам нашёл нестыковки. Явная подделка.

И они оба уставились на меня, как на говорящую обезьяну в зоопарке.

И угораздило меня так вляпаться? Понятное дело, разберутся, что я не та молдаванка, которая им нужна, только когда? И кто меня по рисунку на стенде додумался признать? Там же рожа, напрочь криминальная и выглядит на тридцать с хвостиком.

— И что теперь? — донёсся до меня вопрос.

— Волошин сейчас придёт и живо эта тварь признание подпишет. Ты же Волошина знаешь, он у столба признание вырвет, что тот с умыслом на дороге стоял.

И кто у нас Волошин? А, наверное, косоглазый и есть, видела, как капитан ему мой комсомольский передал. Хреново до жопы. С наручниками за спиной троих мне на ограниченном пространстве не одолеть. И вперёд руки перекидывать нельзя прямо сейчас, сразу возбудятся.

Мозговой штурм прервался тяжёлыми шагами и около двух подскочивших с места сержантов нарисовался старлей, в расстегнутом кителе и резиновой дубинкой в руках. И отсутствие галстука навевало на самые нехорошие мысли, а ещё он скалился и постукивал дубинкой по ладони.

Наверное, впервые подумала, что вляпалась в дерьмо по самые уши. Клетка маленькая, собьют с ног и замесят, а потом спишут на драку на пляже. И старлей, чтобы у меня не было иллюзий, расстегнул кобуру. Всё ж таки опасается и предприми я что, выстрелит не задумываясь.

Усатый распахнул решетку и Волошин, продолжая ухмыляться, сказал:

— Выходи.

Появилась надежда, что меня куда-то в кабинет отведут, для предварительного разговора, а всё это просто, чтобы постращать, но нет, втроём отступили назад, а косоглазый указал на деревянную дверь в конце коридора.

— Туда шагай.

Пыточная у них там что ли? Но выбора не было, и я двинулась мимо клеток в указанном направлении.

Перед дверью остановилась оглянувшись. Напарник усатого остался стоять около топчана, что давало небольшой шанс, вот только туфли бы сдёрнуть с ног.

— Дверь ногой толкни и входи, — приказал старлей.

Я толкнула. Душевая, выложенная рыжим кафелем на полу и стенах до самого потолка. В углу низкая длинная скамейка, вот к ней и направилась.

— Чего расселась? Встать! — рявкнул Волошин закрыв за собой дверь.

— Ноги натерла, — буркнула я в ответ, расстегивая хлястики на туфельках. Сбросила их с ног и потёрла ступней кафель. Сухой, шершавый, не скользкий.

Едва я поднялась, старлей принялся раздавать команды.

— Зубарев, зацепи её наручники за крюк, чтобы не дергалась. Гимнастёрку замотай вокруг головы и сними медаль и комсомольский значок.

Толстяк шагнул ко мне. Аут. Или сейчас или никогда.

Развернулась совсем чуть-чуть, почти незаметно и пробила левой ступней снизу вверх в подбородок усатому.

Я конечно не Бен Фостер, но апперкот получился славный. Голова сержанта откинулась назад, и туловище стало прогибаться, а я не давая старлею на раздумье ни секунды, отскочила в сторону и правой ногой с разворота въехала ему в челюсть.

Вот зря говорят, что пятьдесят килограммов женского тела не могут противостоять мужику весом под сотню. Ещё как могут. Если попасть в нужное место да с размаха. Я попала, два раза из двух возможных.

Старлей впечатался лицом в кафель со смачным звуком, словно яйцо страуса раскололось и медленно начал съезжать вниз, оставляя за собой полосу крови шириной не уже трёх сантиметров. Ноги упёрлись в упавшего толстяка, спина выгнулась назад и он замер. Руки повисли в нескольких сантиметрах от пола, жуткая композиция. Когда придёт в себя не сразу удастся разогнуться, а помочь ему сможет только реальный костоправ, если они в 77 году имелись.

Полезла шариться по карманам, кстати, совершенно неудобно это делать со скованными сзади руками. Просто повезло, обнаружила заветный ключик сразу и, освободившись от наручников, потёрла запястья. А потом, чтобы уродам жизнь мёдом не казалась, соединила руку сержанта с ногой старлея. Вот теперь им точно смешно не будет, когда очнутся.

В кобуре у старлея оказался «Макаров» и запаска в кармашке. Загнала патрон в ствол, вынула обойму и добавила патрон. Девять выстрелов, а перезаряжать будет некогда. Я должна выйти из здания за несколько секунд, иначе народу набежит, мало не покажется. Ещё бы не убить никого и чтобы скорая приехать успела к старлею, а то сдохнет раньше времени и не почувствует всей прелести реанимации.

Во внутреннем кармане у Волошина отыскался мой комсомольский билет и мандат, а вот наградного листа не было. Перерыла всё, но кроме тридцати двух рублей, больше ничего не обнаружила. Маловато за моральный ущерб, но что имеем. У толстяка и вовсе карманы были пустые.

Всунула ноги в туфли и застегнула хлястики. Всё, дальше прорываться при помощи огнестрела.

У усатого кобуры не было, а вот у его напарника была, поэтому вышла из душевой тихо и медленно приблизилась к кушетке. Можно было и пошуметь, потому как, толстяк мирно посапывал лёжа на боку, даже не сразу добудилась.

Чувак подскочил и испуганно, нет, с ужасом уставился обоими глазами прямо в дуло.

— Пистолет из кобуры вынул двумя пальцами и положил на кушетку, — негромко сказала я, но сержант не шевельнулся.

— Эй, — позвала я его, — ты меня слышишь? — и помахала стволом у него перед глазами.

Помогло. Перевёл взгляд на меня, скосил на дверь в душевую и его подбородок стал пританцовывать.

— Пистолет двумя пальцами вынул и положил на кушетку, — повторила я, и он стал лихорадочно расстёгивать кобуру, а потом вынул нечто завёрнутое в газету, по форме совершенно не напоминающее «Макаров».

— Это что? — спросила я, пытаясь сообразить, что могли носить в кобуре сержанты в СССР. В голову не пришло ничего, а у толстяка и нижняя губа начала трястись вместе с подбородком. Ах, ну да, вспомнила. Он же меня за душегубку считал, у которой за спиной шесть трупов. Или уже восемь, то-то нервно глянул в сторону душевой. Теперь из него и слова не выбить.

Потянула свободной рукой край газеты и на кушетку вывалился кусок хлеба, шмат колбасы и огурчик. Всё правильно, такие габариты как у него нужно всегда поддерживать калориями, а то ни дай Бог, схуднёт.

И что с ним делать. Решение пришло сразу и, ткнув его стволом, указала на клетку. Сообразил, рванул как за защиту крепостных стен и, встав в углу, отвернулся.

Решётка лязгнула захлопнувшись.

— Сержант, — позвала я его, — где ключи от клетки?

Порывшись по карманам, бросил связку в мою сторону, которая благополучно проскочив мимо решеток, залетела под кушетку. Там ей самое место.

Поднялась по ступенькам вдоль стеночки и поискала щеколду на решётке. И едва не охренела. Она была закрыта на замок!

Потеряла несколько секунд на раздумье, а потом вернулась к кушетке и, встав на четвереньки, выудила связку ключей.

— Сержант, — позвала толстяка, — какой ключ открывает верхнюю дверь?

— Тре-тий, — слегка заикаясь, проговорил он.

— В смысле третий? — Я глянула на связку. Ага, у каждого ключа бирка.

И снова вдоль стеночки поднялась к решётке. Очкарик и трое пацанов, что сидели в зале, были в цивильном и оружие при них вряд ли имелось. Да и не выглядят так опера. А вот дежурный за стойкой, которая в первый момент напомнила барную, точно был с кобурой. И если он присядет, то перестрелки не избежать, а оно нам не надо.

В этот момент в коридоре заработала мощная дрель или перфоратор, и я мгновенно воспользовалась моментом. Воткнула ключ в прорезь и, провернув на пол-оборота, толкнула решётку.

Но едва оказалась в зале, столкнулась взглядом с дежурным, который стоял ко мне боком и рассматривал стенд, на котором, вероятно, пытался отыскать мои черты лица. Глупая затея, та гнусная рожа ничего общего с милым личиком Бурундуковой не имела. Он оглянулся на движение и его глаза стали усиленно вращаться. Видела уже подобное зрелище в этом мире. У Петеньки, когда впервые с ним столкнулась.

И хотя я держала пистолет двумя руками, что выглядело вполне надёжно и опасно, дежурный полез правой рукой к кобуре. Промахнулся, забыв, что рубашкой накрыл её и теперь елозил рукой у себя по бедру.

Не стала дожидаться, когда он сообразит, куда спряталась кобура и попытается вытащить оружие. Громко, стараясь перекричать грохот перфоратора, сказала:

— Всем встать! Руки за голову! Стреляю без предупреждения!

Очкарик оторвал взгляд от какой-то папки и, увидев направленный в его сторону пистолет, подскочил с такой скоростью, что стул, на котором он сидел с грохотом отлетел в стену. Тоже самое проделали и остальные трое, а вот дежурный будто лишился слуха или ума. Ему наконец-то удалось добраться до кобуры, и он отчаянно возился, пытаясь её открыть.

Вот же какой неугомонный. А мне некогда.

Я направила пистолет на цель и мягко потянула спусковой крючок.