Оторва. Книга пятая

Глава 29

Как у Высоцкого: глаза в глаза.

Секунда, вторая, третья и голос, почти не разжимая губ. Тихий, но отчётливый и в приказном порядке:

— Связь.

Глаз от меня не отвернул и потому сдержалась. Не выдохнула шумно, в ладоши не захлопала, и целоваться не кинулась. Схватила гимнастёрку и одним рывком облачилась в неё, а то вдруг война, а я в неглиже.

Краем глаза, где-то на периферии заметила, как старший лейтенант скинул с плеч рюкзак, вытянул антенну и всучил капитану рацию, от которой потянулся длинный провод.

Вот это устройство! Не знаю, сколько километров может покрыть, но таскать такой ящик с собой? Не берегли наших солдатиков.

Что-то скрежетнуло и пробулькало. Во всяком случае — это всё что услышала я. И как капитан разобрал в этих звуках нечто? А то, что разобрал, было понятно из его слов.

— Капитан Каренин. Полковника Уфимцева, срочно.

Полковника? Представила масштабы будущих разборок и на душе кошки заскребли. Но это всё же, не моя отсебятина, отец как-то на досуге рассказал давнюю историю про мужичка, которому не повезло. Вот он и выдал патрулю такое. КГБ и МВД в это время дружили как кошка с собакой и разборки знатные устроили. Отец говорил, до самых верхов дошло, и сам товарищ дорогой Ильич мирил разбушевавшиеся стихии. А про мужика сказал, махнув рукой, мол, повезло, выкрутился. Вот и я решила, что с шестнадцатилетней выдумщицы взять?

Или тот, который меня сюда переместил, решил подшутить так? Заодно и моих мертвяков из будущего сюда перекинул, чтобы новая жизнь — мёдом не казалась? Так я и так не расслаблялась. Каждый день приносил очередной сюрприз.

А фамилия у капитана знатная. Захотелось спросить: не прабабка его, случаем, под паровоз бросилась? Но решила, что вопрос прозвучит не к месту и смолчала.

Рация запищала, но тут и я смогла распознать текст, из которого следовало, что полковник чесанул куда-то и будет, вероятнее всего, утром, но это не точно.

— А кто есть? — продолжил выяснять капитан, — Курбатов, Дружинин?

Рация ответила, что заместитель командира по политической части, только приехал. Как раз тот, кто нужен. Эти всегда с подозрением относились ко всему, и рассчитывать на успех моего предприятия можно было с вероятностью 99.9 %.

Капитан стал обрисовывать обстановку, но майор перебил.

— Да, знаю, знаю. При мне разговор состоялся. Сдай ментам уголовника. Теперь они нам должны будут.

— Но тут такое дело, — возразил Каренин и поведал мою историю почти дословно.

В рации наступила тишина, а я бросила взгляд на приближающийся отряд. Метров семьдесят всего. Как бы быстрее надо соображать замполиту, время поджимает.

— Каренин, — высказалась рация сварливым тоном, — если ты решил, что ушёл в отпуск и теперь я тебя ближайшие несколько недель не достану, так ты ошибаешься. Придумал, понимашь, только попадись на мои глаза.

Майор понимашь? Захотелось крикнуть в рацию, что разговор обо мне, но сочла за лучшее оставить это на крайний случай, к тому же, капитан заговорил таким тоном, что майор и без моих соплей должен был прислушаться. Да ещё и поддержку запросил.

— Минуту, — голос майора не предвещал ничего доброго и рация умолкла.

И вот какую минуту? Пятьдесят метров и кирдык будет не только байраму. Но, слава тебе, Господи, рация почти мгновенно откликнулась. Проняло замполита, хорошо проняло.

— Тяни резину. В зоне полсотни первый работает, отправляю к тебе. Ты в каком квадрате?

Капитан поспешно ответил и даже по сторонам света сориентировал.

— Понял. Что хочешь делай, но чтобы с её головы даже волос не упал. Сгною.

Хорошая перспективочка Каренину нарисовалась. Но порадовало. Защищать бравые ребята меня будут до последнего.

Рация кашлянула и добавила:

— А если ты так решил свой отпуск отметить, с пошутилок, ты у меня не в старших лейтенантах ходить будешь, а в младших, до самой моей пенсии.

И наступила тишина. Где-то внутри шевельнулось, что Каренину в любом случае — жопа, но я эту мысль отогнала прочь. Во-первых, ещё ничего не закончилось, и радоваться рано. Тут, смотря, как сильно менты на меня разозлились. Не захотят, ли воспользоваться огневым преимуществом и устроить силовой захват. Были и такие прецеденты. Перестрелку затевать, разумеется, не будут, просто отберут, как вещь. А во-вторых, вот совсем не до капитана. Самой бы оттуда вылезти и без последствий.

Старший лейтенант нервно оглянулся и прошептал.

— Вертушка из зоны сюда минут десять будет чапать, в лучшем случае. А им за нас холодных будет легче отписываться, чем, если информация из её головы просочится. Наш комбат с их генералом вась-вась. Скорей бы уже в штаб перебрался.

— Знаю, — процедил сквозь зубы капитан отдавая рацию.

Захотелось их успокоить, что не так всё серьёзно, как им в голову закралось и менты крошить в винегрет никого не будут, но передумала. Сама себе подлянку сделаю. Пусть понервничают немного, им это только на пользу пойдёт.

Кавалькада остановилась от нас в пяти шагах и давешний капитан милиции, прищурив глаза, склонил голову к правому плечу. Не показалось на пляже, он точно только вертикально мог распознать объект.

Выпрямился и глянув на стоящего рядом майора, вероятно, того самого родственичка одного из ухарей, что на нас напали, кивнул.

— Она это, товарищ майор. Точно она, стерва.

Лицо у майора было, мягко говоря, страшненьким и совершенно не добрым. Высокий или скорее сказать, длинный как жердь и такой же худой. А такие — добрыми не бывают от природы. Только угрюмые и злобные.

Вот и этот смотрел на меня желчным, мстительным взглядом. И с чего? Вроде с племяшем не пересеклась и ничего худого лично не сделала. И чем я его так разозлила, что он буквально поедал меня глазами. Неприязненно, будто разорвать хотел на части.

Пожамкал губами и обратился к Каренину:

— Спасибо, капитан. Сегодня же доложу об оказанной помощи. Очень рад, что между нами нет обид и топор войны в земле. — И перевёл взгляд на одного из своих охламонов. — Берите её и поехали.

Угадала. Меня за человека и не считают. Берите, как авоську с продуктами, чтобы было, что чавкать вечером на ужин. И как пафосно: топор войны в земле. Талант писателя пропадает.

Два головореза, закинув калаши за плечи, двинулись ко мне, а майор развернулся к нам спиной.

— Наручники ей наденьте, — напутствовал им вслед капитан.

Мои защитники отреагировали мгновенно. Сдвинулись на полметра в сторону, загородив меня своими широкими спинами.

— Никак нет, товарищ майор — спокойным тоном сказал Каренин и я ему где-то позавидовала.

У самой гимнастёрка прилипла к спине и пот ручьями катился.

Майор, уже было шагнувший прочь, остановился и нехотя развернулся. Оценил обстановку и нахмурив брови, сказал:

— Не понял. В чём дело капитан?

— Такая команда не поступала. Приказ был, если встретим по дороге изловить и вам сообщить. А на счёт передачи не было. Запросили подтверждение. Ждём-с.

— Какое, подтверждение? Ты что, белены объелся? Она, — майор сделал взмах рукой в мою сторону, — уголовный элемент и ты обязан передать её в правоохранительные органы, как добропорядочный гражданин. Что тут неясно?

У Каренина шея пошла пятнами и подумала: баста карапузики, сейчас сорвётся от такой наглости и опустит майора на землю, а там и до потасовки недалеко.

Но, нет. Хорошая выдержка, не то, что у меня.

— Всё ясно, товарищ майор, но без подтверждения никак. Иначе меня завтра в лейтенанты разжалуют, за нарушение приказа.

— Ну и жди приказ, — смилостивился майор, — а мы её пока до машины сопроводим. Всё равно, сейчас получишь подтверждение. Чего время зря терять? — и снова дал команду своим архаровцам.

Два чувака, с рожами как у гоблинов, попытались обойти вояк, но мои защитники снова перегородили им дорогу.

— Не имею права, без соответствующего приказа. Надо подождать, минут пять, — Каренин был сама любезность.

— Какие пять минут, капитан, — в голосе майора засквозила нервозность, — нам некогда, скоро ночь, а нам ещё пилить по бездорожью и ухабам. Давай её сюда, и пока мы её упаковывать будем, тебе и приказ придёт. Что непонятно?

Вот же суки. Упаковывать они будут меня. Ещё и ленточкой, небось, перевязать, чтобы смотрелась симпатично.

— Товарищ, майор, — нарочито громко сказал Каренин, и я сразу встрепенулась. Точно, рокот, далёкий, слабый, но слух его уловил, потому что ждала.

— Ну, вот что, капитан. Ты хоть представляешь кто она? Моему старлею челюсть сломала и нос. Он в реанимации лежит. А он не только мой подчинённый, он мой зять. А дочка моя, на восьмом месяце и если она потеряет моего внука из-за случившегося, я эту тварь своими собственными руками придушу. И это без всех остальных художеств, которые висят на ней. Поэтому выбирай. Или ты отойдешь в сторону или мы сами её возьмём, потому что это уже личное. Понял?

Самый злобный голос в мой адрес, который я слышала в этом времени.

Зятек. Судя по портрету майора, если дочка пошла физией в папу, то на эту должность никого больше подобрать не смог, только одноглазого старлея.

Но это уже серьёзно. У мужика, про которого рассказывал отец, таких проблем не было.

Зато моим защитникам прилетело новое подтверждение, что я им не солгала.

Но дальше препираться никто не стал, потому как, гул приближающегося вертолёта расслышали все и задрали головы, соображая что это «ж», неспроста.

Ми-8 завис над ущельем, подняв пыль изрядно, а потом кто-то при помощи громкоговорителя выдал свой вердикт:

— Товарищи милиционеры, убедительная просьба немедленно покинуть место проведения секретных манёвров. Нахождение в зоне чрезвычайно опасно для жизни.

А потом повторил это дважды. Не знаю, кто этот шутник у рупора, но страху на охламонов нагнал, когда пушка вертолёта ещё и направила свой ствол на них.

— Капитан, — рявкнул майор что есть мочи, чтобы перекрыть рокот вертушки, — тебе это даром не пройдёт, помяни моё слово. Ты мне её лично, на блюдечке привезёшь и извиняться будешь, — он прикрыл рот рукой и прищурился, получив дозу пыли поднятую вертолётом и обвалившуюся на нас серым облаком.

Даже не разжимая губ, почувствовала землю на зубах, а сколько её набилось майору в глотку, пока он орал, даже представить было сложно.

Мы, молча наблюдали как противник резво дал задний ход и карабкался по тропинке из ущелья. Хорошо хоть пилот додумался поднять машину выше и перестал нас закапывать.

— Как-то быстро они ретировались, — сказал Каренин когда менты загрузились в буханку и она исчезла с поля видимости, но старлей ответить не успел.

В рации булькнуло, и чей-то голос пробубнил:

— Что стоим? Пакуйтесь и валите. Они держат курс на Черноморское. У меня топливо ноль, иду на базу.

Мы глянули вверх, но вертушка уже задрав нос, уходила на разворот.

— А с мотоциклом что делать? — спросил старший лейтенант.

— С собой возьмём. — Ответил Каренин и глянул на солдатиков, которые так и стояли, разинув рты, — Ерофеев, варежку прикрой, муха залетит. С Явой управишься?

— Так точно, — ответил высокий глазастый паренёк.

— Пакуй в неё всё и догоняй, а то с минуты на минуту совсем темно станет.

Со мной церемониться не стали. Усадили сзади и приковали наручниками к дугообразной трубе.

— И зачем, — поинтересовалась я, не забыв добавить акцент в голос.

— Видал, — кивнул Каренин старлею на меня, — она думала, что с комфортом ехать будет.

Так как это было сказано не мне, я промолчала, понадеявшись, что дорога не будет очень длинной.

— Слушай, Жень, — сказал старлей, выруливая из ущелья, — я уже говорил и повторяю. Не вовремя ты отпуск выбрал. Майор Уфимцев полковника получил неделю назад, а лыжи он давно смазал на штаб дивизии и через неделю свалит. Может через две. А в свете новых событий, — он сделал лёгкий кивок в мою сторону, — если подсуетишься, возьмёшь его должность. Сам подумай, какой из Дружинина комбат? А тебе майора, точно светит.

— Да уже мелькала такая мысль, — капитан снял фуражку под которой оказался небольшой ёжик и прошёлся рукой по волосам, — но кто его знает как сейчас всё пойдёт. Да ещё с Курбатовым поругался, слышал как он на меня? И всё из-за слёта, будь он неладным. Я ж думал там отсидеться, а потом в отпуск, а он меня на патруле оставил, как пацана.

— Так он сам, небось, себе в погонах дырочки сверлит. В батальоне не останется, это точно.

Капитан подумал и отрицательно мотнул головой:

— Нет, не дадут. Он же недавно получил майора, всего два года. Хотя, кто его знает, что за информация, может и досрочно.

Я офигеваю, дорогая редакция. А в Симферополе перед частью громаднейший плакат висел: «Болтун — находка для шпиона». А эти два ухаря в открытую, при английском шпионе, обсуждают планы батальона. Командиры, мать их и солдат сидит, уши греет. Совсем забылись на радостях.

Старлей нажал на тормоз так резко, что я едва не приложилась головой о поручни. А вот кисть заныла, едва не вывернула её из-за наручников.

Оба офицерика обернулись и уставились на меня, как на прокаженную. У меня даже глаз задёргался. Я сказала это вслух?

Как выяснилось, старославянских слов оба знали гораздо больше, чем я изначально предположила. А нечего расслабляться и мечтать, когда у тебя за спиной потенциальный враг сидит. Небось, и тумаков мне надавали с удовольствием, если бы майор понимашь не предупредил, что у меня каждый волосок на голове стоит дороже, чем весь золотой запас Европы.

Доехали молча, и уже в темноте. Фары светили так слабо, что едва не угодили в траншею, которую за каким-то лешим вырыли метрах в ста от обрыва. Старлей чертыхнувшись и обматерив всех, кому пришла умная идея на берегу окопы рыть, успел вовремя вывернуть руль, и мы покатили перпендикулярно от моря, которое искрилось мириадами звёзд. Только тяжко вздохнуть и оставалось.

На расположение батальона, место не очень походило, скорее на лагерь беженцев. Палатки, несколько деревянных сооружений и мертвая тишина, которая наступила, как только старлей заглушил двигатель. К нам даже никто не вышел навстречу, полное разгильдяйство. Единственный человек, которого удалось разглядеть при слабом свете, солдатик, на поясе которого висел штык нож. Но он даже с места не сдвинулся. Стоял около металлической сетки, которая непонятно что из себя изображала. Приблизительно четыре на четыре метра и высотой около пяти. Внутри этого странного сооружения находилось четыре ящика. Можно было бы подумать, что солдатик стоит на посту и охраняет ящики, но тогда почему калитка была распахнута настежь, непонятно.

Из палатки вышел ещё один человек, но из-за слабого освещения распознать его не получилось, пока он не приблизился к нам и свет не скользнул по его лицу. Ещё один капитан, к тому прекрасно знакомый. Ещё вчера пыхтел, что я утюги жгу. Увидев меня, он наклонился к Каренину и громко зашептал на ухо:

— Ты совсем сдурел? Опять тёлку в расположение части привёз. Тут знаешь, что творится? Всё начальство на ушах. ЧП на ЧП. Увози её нахрен, пока никого нет.

Меня не узнал, но это и понятно, у меня под освещение попали только юбка и голые ляшки. И что он так взбеленился, сам же вчера представлял мои ножки у себя на плечах, а сегодня праведный какой.

— Успокойся, её замполит приказал сюда доставить, а что случилось? Где народ? Я ж на сутках был.

— Сюда? Замполит? — он пристальнее всмотрелся, но вероятно кроме симпатичной пары ножек больше ничего не рассмотрел в темноте и решил, что его новости гораздо важнее, а я так, для мебели и продолжил, — а, так ты ничего не знаешь? Все на побережье, я про то краем уха, то ли учения, то ли американского шпиона ловят. Не разберёшь. Забодали. А меня днём выцепили. Устамбеков или как там его, не могу фамилию запомнить, ушёл в самоход с оружием в Окуневку на пляж. Можешь представить себе.

— А где он взял оружие, — удивился Каренин.

— Так он на вышке дежурил, Дружинин распорядился.

— Устамбекова на вышку, — огорошенным тоном переспросил Каренин, из чего я сделала вывод, что киргизам или таджикам оружие под страхом смерти не выдавали, а тут такой пассаж, — Дружинин это с перепоя сделал?

— Не знаю, но мороку нам задал, — ответил любитель женских ног.

— И что? Стрельбу устроил? — Вставил свою монетку и старлей, до сих пор молчавший.

— Можно и так сказать, — капитан ухмыльнулся, — зажали его между скал. Вот он два рожка в воздух выпустил, а потом стал орать, что рядовой Устамбеков стрельбу закончил.

Если бы рука не была пристёгнута, зажала бы рот двумя ладошками, но, увы, одной не получилось. Заржала в полный голос.