Парагвайский вариант. Часть 1

Глава пятая Древнее божество выдает Ивану Долову специальное задание, а Патиньо обретает новый смысл жизни

Иван летел по туннелю, прекрасно осознавая, что это смерть.

«Надо же, — думал он, — про туннель не врали. Интересно, куда он выведет?»

Страха не было. Сожалений тоже. Незавершенных дел он не оставлял.

«Книгу не дописал? Ну да и хрен с ней. Всё равно история учит тому, что она никого ничему не учит».

Лишь изрядное любопытство ощущалось в душе. Ведь загадка жизни после смерти оставалась неразрешимой, и каждому предоставлялся единственный случай узнать её на своём опыте. Жаль только, что сообщить результаты пока никому не удавалось.

Туннель, начавшийся прямым как стрела, постепенно начал загибаться, а потом и вовсе превратился в нечто вроде мистического аквапарка. Сгусток того, что когда-то было старым русским дипломатом, мотало и крутило. Но закончилось всё неожиданно резко: хлоп — и Иван вылетел из чего-то огромного и сразу замер, будучи пойманным…

Щупальцами? Языком?

Ну да. Иван явственно ощущал себя как в коконе, окружённым со всех сторон влажной плотью с маленькими присосками. Вскоре кокон распался, и он узрел циклопическую змеиную морду. Долов восседал на одном из кончиков раздвоенного языка. Тело змея выглядело как уходящий в бесконечность клубок, а вокруг была чернильная пустота, в которой ярким пятном выделялась мелкая птичка. Она приближалась, и Иван узнал в ней колибри. Та металась вокруг него и второго кокона на другом конце змеиного языка.

«Ну, значит, в ад попал, — мелькнула мысль. — В принципе, есть за что. И убийства на мне висят, и прелюбодеяния имеются. Что там ещё? Зависть и чревоугодие? Ну, бывало. Уныние и гордыня? Тоже случались. Так что формально всё сходится. Но почему именно змей?»

Кожа змея дрогнула, приоткрыв один глаз. В голове зазвучал голос, глубокий, как раскат грома:

«Приветствую тебя, человек, отмеченный моей печатью».

«Какой печатью?» — изумился Долов.

Вместо ответа на Ивана навалилась буря ощущений. В глаза брызнул яркий дневной свет, запахи трав заполнили лёгкие, шум работающих моторов и негромкие переговоры людей. Снова Чили. Снова горы. Он стоял перед джипом, из которого на него смотрели молоденький, почти мальчишка, офицер чилийской армии и трое его подчинённых. Не сильно старше. Офицерик и солдатики колебались. Они не знали, как поступить с настоящими «soviéticos». Они сжимали свои старые американские M1 Garand, а глаза метались, цепляясь то за Ивана, то за его спутников, то испуганно смотрели куда-то за спину Ивану.

Он знал, кто там стоит: тройка русских инженеров и двое товарищей из компартии Чили. Справа рядом стоял Урпи — рослый индеец-проводник в широком пончо и традиционной шляпе.

Они ведь почти убрались уже из охваченного пиночетовским переворотом Чили. Впереди только горные тропы. И надо же было такому случиться — нарвались на случайный патруль там, где машину раз в полгода видят.

— Немедленно на колени и руки за голову! — орал офицерик, размахиваясь револьвером, голос его срывался от напряжения. — Если не подчинитесь, я прикажу расстрелять вас! — Он нервно оглянулся на своих солдат, как бы ища у них подтверждения.

Разговор явно зашёл в тупик, и Урпи решил, что пора заканчивать. Он шагнул, как бы закрывая собой Ивана.

— Да никогда я не встану на колени перед вами, мразями!

С этими словами он откинул край пончо одним резким движением и разрядил по очереди оба ствола своего обреза охотничьего ружья. С пяти метров убойная сила у «лупары» была чудовищной. Голова офицера разлетелась как тыква. Двое солдат тоже получили ранения, несовместимые с активным сопротивлением. Но тот, что сидел за рулём, оказался прикрыт трупом командира. И только облит его кровью. Он жалобно всхлипнул, вскинул пистолет-пулемёт, и на дульном срезе «Grease Gun» заплясал огонёк.

Удар в грудь. Иван летит спиной на землю. Боль.

Следующий эпизод был уже окутан ночной темнотой. Его несли куда-то в горы. Иван помнил, что он тогда соображал смутно, но теперь он совершенно абстрагировался от страданий тела и всматривался и вслушивался в происходящее вокруг.

— Ты дурак, Урпи, — ворчал один из чилийцев, голос его был сдавлен усталостью и злостью. — Зачем ты шаг в сторону сделал? Ты же мне линию огня перекрыл. Я бы этого водилу сам завалил вовремя.

Иван слышал, как пыхтел и оправдывался индеец, и удивлялся, как много, оказывается, хранила память того, что он не мог вспомнить раньше.

Следующий эпизод начался с острого запаха трав и дыма. Вой ветра и стук дождя дополняли картину. Старик всматривался в его глаза, что-то гудя на низкой ноте. Лицо его, изборожденное морщинами, было сосредоточено, а глаза, глубоко посаженные, казалось, видели сквозь плоть.

— Его сила утекает быстрее, чем восстанавливается, — наконец сказал он кому-то вне поля зрения, его голос был похож на шорох сухих листьев. — Я не смогу вылечить его без помощи духов.

— Пожалуйста, пако. Привлекай каких хочешь духов, но он должен дотянуть до эвакуации. — Голос Урпи звучал нервно, как мольба.

— Хорошо, Урпи. Тогда переверни его. Мне надо поставить метку. Иначе я не смогу указать духу, кому нужна помощь. Ведь у него чужая кровь.

«Так вот как у меня появилась чакана на лопатке!» — с изумлением подумал Иван.

Тогда его долго перевозили из клиники в клинику. Он три года прожил в Москве, пока не упросил начальство вернуть его к активной деятельности. Да и то. Для начала его запихнули в Анголу. Так что больше ни с кем из той группы не пересекался никогда.

«Ты уже понял? — нарушил ход мыслей Ивана рокот Змея. — Это я откликнулся на молитвы моего человека и помог тебе. Я удовлетворён, что это не было напрасной тратой силы».

«Значит, я тебе нужен?» — сразу ухватил главное Иван.

«Я не скрываю. Разве стал бы я тратить свою силу, чтобы удержать тебя на пути в небытие? Теперь мне предстоит решить: стоит ли тратить ещё больше, чтобы вернуть тебя в мир живых».

«А что нужно сделать?» — перспектива немного отсрочить смерть заинтересовала Долова.

«Мне нужно остановить угасание моих культов. Если ты сможешь умножить число тех, кто чтит моё имя, я буду помогать тебе».

«А культ кого? — задал Иван вопрос, на который сам ответа найти не мог. — И как это работает? В смысле, ты и твои последователи?»

«Вы надавали мне множество имен: Оаннес, Тот, Фу Си, Агве. Они уже забыты(1). Для тебя важны мои имена, связанные с землёй, которой ты служил: Виракоча, Кукулькан, Кецалькоатль. В этих культах ещё теплится жизнь. Ты должен дать им новую силу. Возроди их — и я позабочусь о твоём посмертии».

«Вот это я понимаю — вербовка, — промелькнула мысль. — От таких предложений не отказываются. Но как я в двадцать первом веке смогу возродить культ Виракочи? На это жизни не хватит, а моё старое тело протянет недолго, даже если снова оживёт».

«Ты прав, — подтвердил голос, и в нём проскользнуло сожаление. — Там, откуда ты пришёл, для меня всё потеряно. Но есть иной путь. У людей есть сила в последнем желании, в предсмертном проклятии. Ты связал себя с тем, о ком думал в последний миг. Эта связь теперь — твой шанс. И мой тоже. Ты заменишь того, кто вызвал твою ярость».

«Лопеса младшего?» — изумился Иван.

«Да, — пророкотал Змей. — Он здесь».

Иван почувствовал лёгкий толчок и обратил внимание на второй кончик языка. Тот раскрылся, обнажив сжавшийся светящийся силуэт подростка. Над ним металась колибри.

«Ты станешь им и выполнишь мою волю», — безапелляционно изрёк Змей.

«Лопес умер? — Долов ахнул. — Не было такого! Это что, отменит всю историю? Или это какой-то альтернативный мир? Как это вообще работает?»

«Не тебе вопрошать о сём. Ты не бог. Ты смертен. Твоя задача — действовать».

«Но если мои действия отменят историю, то и меня самого не будет. Как тогда я её отменю, если меня нет?»

«Ты жаждешь знания, что отделяет богов от смертных. Ты не получишь его. Слушай. На земле тебе помогут чтущие имя моё. Слышащие меня — признают в тебе посланника».

«А божественных сил каких-нибудь ты мне не дашь?» — удивляясь высокой художественности своего бреда, спросил Долов, ожидая, что сейчас ему начнут отсыпать «плюшек» по законам жанра фэнтези.

«Это не игра, — с оттенком раздражения пророкотал Змей. — Я не дарую силу. Используй то, что у тебя есть».

«Но у меня ничего нет!» — удивился Долов.

«Знания твои. Опыт. Вот орудие твоё. Ныне ты — мысль, память, воля. Они ещё не канули в пустоту. Этого хватит».

«И что, ты не наделишь меня каким-нибудь даром? Ну хотя бы способностью понимать все языки народов, чтящих тебя», — попытался выторговать хоть какой-то бонус Иван.

«Выучишь», — прозвучало безапелляционно.

«Хорошо. А как же он?» — Иван мысленной рукой указал на скрюченного подростка.

«Он останется с тобой. Я не могу изгнать его — это нарушит связь. Но он не будет тебе мешать. Пользуйся его памятью, как он пользовался твоей».

«Ух ты! Лопес как-то умудрился мне в голову залезть. Ничего не понимаю».

«Ты не должен понимать. Ты должен действовать. Но помни: если умрёшь раньше, чем выполнишь мою волю, это будет плохой работой. Цена плохой работы — плохое посмертие. Это я тебе обещаю. А теперь — вперёд».

«Постой, а как же христианство? — вдруг осознал перспективу Иван. — Если я изменю историю, не вздумается ли богу христиан вмешаться?»

Но ответа не было. Два светящихся силуэта смялись в один шарик и ушли в гигантскую пасть. Следом всосалось и колибри.

(1) Оаннес (Месопотамия), Тот (Египет), Фу Си (Китай), Агве (дагомейский дух воды) — все они боги-учителя, и все негативно относились к кровавым жертвам.

Иван разлепил глаза и непроизвольно застонал. Голова раскалывалась от невыносимой боли. Мир куда-то летел, крутился и покачивался. За всю жизнь он так напивался считаные разы. Глубины организма, следуя освящённой традицией программе, пытались вывернуться наружу, но результат был мизерным — лишь испачканный желчью рот.

Кто-то суетился вокруг, но глаза отказывались фокусироваться на деталях. Однако руку с чашкой они разглядели, и Иван благодарно приник к холодной, чистой воде. Очищающий ручеёк прохлады прокатился по пищеводу, добравшись до самых мозгов — в метафизическом смысле. Мир стал раскачиваться чуть меньше, и голова начала кое-что соображать, пусть и с КПД паровоза.

Пережитый посмертный опыт всплыл в памяти как свежепросмотренный ролик: полёт, змей, сделка. Бред это был или реальность?

Открыв глаза в очередной раз, Иван уже осмысленно огляделся. Низкий потолок из переплетённых прутьев, покрытых какой-то растительностью, равномерно потемнел от копоти. Но чёрт с ним, с потолком — такое и в XXI веке можно увидеть в нищем Парагвае. Другое дело — кечуанский жрец в полном боевом облачении, размахивающий пернатым жезлом и что-то гудящий на непонятном языке. Такое вдоль автотрассы просто так не встретишь.

Рядом с шаманом сидел человек с наполовину индейскими, наполовину европейскими чертами лица. Он-то и держал чашку с водой и, заметив взгляд Ивана, снова протянул её. Иван с удовольствием сделал несколько глотков.

— Хозяин? — произнёс полукровка на кечуа. — Как вы себя чувствуете?

— Хреново, — прошептал Долов по-русски и по удивлённым лицам понял свою ошибку.

— Плохо, — повторил он на кечуа. — Что со мной?

— Твой могучий анчо разгорелся в этом слабом теле. Оно не готово принять его полностью, — вместо полукровки ответил шаман, закончив гудеть и размахивать жезлом.

Только сейчас Иван обратил внимание на собственное тело. Вернее, на руку, которой придерживал чашку. Это была рука ребёнка.

— Твою мать! — тихо выругался он по-русски.

«Значит, история со змеем не привиделась, — с изумлением подумал он. — Но я же не верю во всё это! Этого не может быть!»

Осмотревшись ещё раз, Иван убедился: окружающая действительность упорно подтверждала факт свершившегося чуда.

— Какой сейчас год? — спросил он полукровку, который выглядел куда более цивилизованным, чем шаман, по чьему внешнему виду определить эпоху было решительно невозможно.

— Тысяча восемьсот сорок первый от Рождества Христова, — не задумываясь ответил мужчина, глядя на Ивана с восторгом, как фанат на поп-звезду.

— Где я и… — Иван запнулся, подбирая слова, — кто я?

Как ни странно, вопрос никого не удивил, и его поняли правильно.

— Вы в общине народа керо, в доме уважаемого Кураку Акулека, — полукровка поклонился шаману. — А для всех, кроме нас, вы — Франсиско Лопес, сын Карлоса Лопеса, одного из правителей Парагвая, господин.

Долов закрыл глаза и откинулся на циновку.

«Сорок первый. Мне… то есть Лопесу сейчас лет четырнадцать-пятнадцать. В зависимости от того, какую дату его рождения считать верной (2). В любом случае возраст крайне несолидный. Зато вся жизнь впереди и здоровье ещё не растрачено. Хм… Но почему же так болит голова?»

Иван снова открыл глаза и посмотрел на шамана.

— Старик. Мне сейчас очень плохо. Можешь мне помочь чем-нибудь?

— Скоро всё пройдёт. Тебе надо просто отдохнуть и набраться сил.

— И поесть нормально, хозяин, — вставил свои три сентаво Поликарпо, который уже для себя всё решил. Он был сейчас счастлив. Жизнь сделала оборот и снова привела его к тому, кто способен возвысить его. И на этот раз масштаб поражал воображение.

— Вы в пути очень плохо ели и сейчас очень слабы.

Долов прислушался к ощущениям и уловил, что действительно ужасно голоден. И раз уж все здесь считают его важным господином и даже хозяином, то он решил, что не стоит людей разочаровывать.

— Так позаботься о пище. И расскажите мне всё, что здесь было.

Метис метнулся прочь из хижины, а шаман начал рассказ:

— Тебя принёс, — начал было старик, но сбился. — Твоё нынешнее тело, господин, принёс сюда этот человек со смешанной кровью. Я согласился призвать Виракочу, чтобы он помог вернуть в него родное анчо. Но Владыка Знаний и Творец Земли счёл иначе. Я слышал его слова. Человек со смешанной кровью был там моими ушами и глазами. Я знаю, что Творец и Владыка поручил тебе. Это великое дело. И все мы, служители Отца мира, будем помогать тебе, если ты объяснишь нам, как выполнить его волю.

Шаман замолчал в немом ожидании. Он явно ждал ответа.

«А как восстановить эти культы?» — в больной голове повис тот же вопрос. Иван попытался подумать на эту тему, но стало только хуже.

— Возможности всегда есть, — ответил он уклончиво. — Но быстро не получится. Мне понадобится помощь всего твоего народа.

— Не могу говорить лжи и обещать помощь всех. Многие из моего народа утратили веру и обратились в рабов креста. Но все, кто слушает голоса наших богов, будут слушать и тебя.

Вернулся Поликарпо с парящей глиняной плошкой и лепёшками из маиса. Иван прислушался к себе. Тошнота уже прошла. Наоборот, аромат, заполнивший хижину, разбудил зверский аппетит. Тёплая похлёбка из неопознанных овощей с кусочками мяса была очень быстро съедена. После еды Ивана потянуло в сон, и он не стал этому сопротивляться. Его укрыли шкурами и оставили одного.

Когда избранник Виракочи уснул, шаман и метис отошли в сторону от хижины к краю отвесной скалы.

— Если бы я мог оставить его здесь в надёжном укрытии, — начал шаман, — я бы обучил его общению с духами. Но боюсь, что избранный не прислушается к моим словам. Будет горем для всех нас, если он погибнет раньше, чем выполнит свою миссию. Потому ты должен охранять его жизнь. И не дай ему снова вернуться домой. Служители распятого бога на этот раз просто убьют его.

— Да, пако! — склонился Патиньо. — Я думал об этом. Но я думаю, что Избранный должен сам решить, как быть дальше. И если он согласится с твоими страхами, то потребуется помощь твоих людей. Мои спутники видят в нём только мальчика, которого надо вернуть домой. Мне одному не совладать с ними.

— Помощь ты получишь. И не только от людей моего селения. Я сплету для тебя амулет, который заставит каждого пако, принявшего посвящение от меня, помогать тебе как мне самому. Не подведи меня.

— Не подведу, — снова склонился Поликарпо. — И прошу, если на мне есть следы от веры в Распятого, очисти меня. Я хочу быть целиком и полностью слугой Творца и Учителя Виракочи.

Шаман одобрительно кивнул и увёл Поликарпо за собой.

(2) Франсиско Солано Лопес Каррильо родился 24 июля. По одним данным в 1827 году, по другим в 1826. И, скорее всего, вторая дата точнее. Но позже (уже в ХХ-м веке) дату поменяли, поскольку (вот незадача) Карлос Лопес женился на Хуане Каррильо 22 июля 1826 года, то есть за два дня до родов. Вот такие латиноамериканские страсти.

Иван Долов проснулся, с шумом втянул в себя воздух и рывком сел на кровати. Девчушка, сидевшая у его ложа, испуганно подпрыгнула и выбежала из хижины.

«Так это не сон? — озадаченно оглядел он убогую обстановку. — Сначала меня стегал плетью какой-то тип в рясе, потом меня сожрал гигантский говорящий змей. Неужели это всё было наяву?»

Сомнения развеялись, когда он взглянул на свои руки и ноги. Это были конечности подростка — худые и грязные. Иван откинулся на ложе, пытаясь привести мысли в порядок, но в этот момент полог у входа откинулся, и в хижину вошёл Патиньо.

— Хозяин, как вы себя чувствуете? — с тревогой спросил он. — Вам что-то приснилось?

— Да, — медленно ответил Иван. — Меня приковали к каменной стене и били кнутом. Что это было? Предсказание?

— Нет, — покачал головой метис. — Это воспоминания тела, в котором вы теперь находитесь. Франсиско заподозрили в одержимости. Парагвайские священники пытались изгнать из него дьявола. По словам его отца, они превратили его в бессмысленное животное. Именно поэтому мы здесь. Это была попытка вернуть душу в тело. Но вместо Франсиско в него вошли вы, хозяин.

Иван снова поморщился от этого обращения.

— Кстати, как тебя зовут?

— Поликарпо Патиньо, хозяин, — почтительно поклонился он.

— Погоди, ты секретарь Супремо? — удивился Иван, внимательно разглядывая мужчину.

— Да, хозяин. Доктор Франсия умер полгода назад. А я теперь в бегах.

«Поликарпо Патиньо был правой рукой Франсии последние десять лет его диктатуры, — подумал Долов. — В моей ситуации просто бесценный кадр. Кто-то же должен мотаться по горам, сколачивая организацию. Я теперь слишком несерьёзно выгляжу для этого. Патиньо подходит как нельзя лучше».

— Знаешь, не надо называть меня «хозяин». Разве я твой господин?

— Я был бы счастлив, если бы вы считали меня своим слугой! — воскликнул Патиньо. — Я был там. Я видел Его. Я слышал, что Он говорил с вами. И я готов служить вам на пути, который Он вам предначертал.

— А разве ты не христианин? — удивился Иван.

— Я отринул Христа. Это была ошибка. Я теперь понимаю это.

Иван задумался, а затем медленно произнёс:

— Поликарпо, я не хочу, чтобы ты был моим слугой. Слугам нужен надсмотрщик. Они работают из-под палки, а не по велению сердца. Я хочу, чтобы ты был моим соратником, единомышленником и другом. Чтобы дело, порученное Виракочей, ты воспринимал как своё собственное. Только тогда я смогу полностью доверять тебе. Поэтому называй меня с этого момента «камрад Франциско». И я буду звать тебя «камрад Поликарпо». Мы с тобой перевернём всю Америку. И ты будешь во главе этого дела. Ведь я пока слишком молод, чтобы вызывать доверие. А ты — образованный человек, бывший секретарь самого Супремо. Так что я буду только направлять тебя, а действовать будешь ты. Когда-нибудь я разделю с тобой этот груз, но пока всё зависит от тебя.

— Жизни не пожалею, — с жаром ответил Патиньо, ударив себя в грудь. — Я счастлив быть вашим камрадом, хозяин!

«Опять двадцать пять! — вздохнул Иван. — Ладно, со временем привыкнет».

— Я тебе не хозяин. Уже забыл?

Патиньо задумался и предложил:

— Тогда позвольте мне на людях называть вас «сеньор Солано». Всё-таки я не могу не проявлять уважения к вам. А ваше второе имя лучше подходит вам, чем имя прежнего хозяина тела. Оно символизирует восход солнца для моего народа.

— Какого из двух? — переспросил Долов, удивляясь такой поэтичной аргументации.

— Мой народ — это кечуа, — решительно заявил метис.

— А вот это ты зря, — покачал головой Иван, усаживаясь по-турецки. — Без доброй воли наших креолов, метисов и самбо мы не выполним миссию. Нам нужны не только индейцы, но и все, кого мы сумеем увлечь за собой.

— Они вряд ли уверуют в Виракочу, — с сомнением возразил Поликарпо.

— И не надо. Пусть они будут с нами по приземлённым причинам, но зато они не будут нашими врагами. Поверь мне. У нас их будет столько, что будет глупостью умножать их число. Так что будь кечуа с кечуа и креолом с креолами. Быть испанцем не предлагаю. У тебя не получится, камрад Поликарпо, — улыбнулся Иван.

— Получится у вас, камрад Солано, — в ответ улыбнулся Патиньо.

«Сработаемся», — подумал Иван.

Санчо и его спутников решили пока держать в неведении, чтобы они не торопили с обратной дорогой. Для этого Ивану пришлось предстать перед ними, изображая дауна. Парагвайцы покачали головами и согласились ждать дальше.

А время было нужно для того, чтобы согласовать ближайшие планы Ивана с местным Далай-ламой. Долов изложил свой взгляд на то, как следует расширять паству Виракочи.

— Берите пример с других успешных религий: христианства, иудаизма, ислама или даже индуизма и буддизма. Там везде есть корпус текстов, чёткие заповеди, каноничные обряды и правила. Что из этого есть у веры в богов кечуа? Практически ничего. Даже письменности своей вы не удосужились создать. Именно поэтому Христос оказался сильнее.

Вещал Долов, игнорируя недовольные гримасы Кураку Акуллек.

— Раз нет своей письменности, берите испанские буквы и пишите священные тексты ими.

— Но кто их прочитает? — наконец высказался шаман. — Надо, чтобы этот язык знали другие шаманы, а я уверяю тебя, даже волей Виракочи не заставить таких стариков, как я, учиться писать.

— Верю, — кивнул Иван. — Значит, надо от каждого шамана потребовать парочку толковых мальчиков и собрать их всех вместе. В Европе есть такая форма обучения — «интернат». Там ученики живут годами, постигая науки, и только на несколько месяцев отлучаются домой. Вот и мы создадим подобное.

— Это сколько же времени займёт? — почесал голову Патиньо, который, в отличие от шамана, вполне представлял масштаб предприятия.

— Если только чтению, письму и счёту, то, наверное, в год можно уложиться, — подумав, ответил Иван. — Но по-хорошему, нам надо обучать не просто писарей при шаманах, а слой грамотных кечуа, которые смогут впоследствии стать костяком обновлённой религии. А для этого образование нужно расширить и давать специальные дисциплины для будущих поводырей народа. А значит, потребуются годы.

— И учителя, — кивнул Поликарпо.

— И деньги, — проскрипел Кураку Акуллек.

Они переглянулись и кивнули почти синхронно. Можно сказать, что эта часть плана была принята единогласно.

— Пако, — обратился к шаману Иван. — Сколько посвящённых откликнутся на твой призыв?

— Больше пятидесяти, но меньше ста. Точнее не скажу. Не все пако способны к путешествию.

— Тогда сделай в своём призыве возможность отослать вместо старца его ученика, поспособнее. Да и те, кто сами приедут, пусть тоже возьмут с собой того, кого оставят тебе на обучение.

— Мне? — удивился Кураку Акуллек.

— Ну, формально тебе. Но фактически учить будет камрад Поликарпо, а за его спиной буду я. В таком виде, как сейчас, меня никто всерьёз воспринимать не сможет, — развёл руками Иван.

— Зря ты сомневаешься в воле Виракочи. Он направит мысли отроков к служению и послушанию, — покачал головой шаман.

— Это будет великолепно, но давай рассчитывать, что приедут обычные парни, которые, кроме своей деревни, ничего в этой жизни не видели. И что они с молоком матери впитали правило: такие молокососы, как я, не имеют права голоса при разговоре мужчин.

— Ну, бывают и исключения, — возразил Поликарпо. — Надо их хорошенько впечатлить, и они станут тебя слушать. Ты же сможешь?

Два хроноаборигена уставились на пришельца.

Иван глубоко задумался, перебирая в голове варианты. И всё, о чём он думал, было либо банально, как фейерверки, либо неосуществимо, как саундтрек и лазерное шоу. Но здесь он вспомнил одно своё увлечение молодости, и губы его растянулись в улыбке.

— Хорошо. Будет вам изумление и впечатление. А где будет мероприятие?

— В старые времена, чтобы служить Виракоче, все собирались у его храма в Ракчи. Но храм теперь разрушен. Статуя бога разбита. Его голову увезли за море, чтобы потешить владыку испанцев.

— Ракчи? Хорошо, — согласился Иван. — Очень символичное место для возрождения культа. А мы далеко сейчас от него?

— Неделя пути пешком, — ответил Кураку Акуллек. — Но там есть селение рядом. Власти могут испугаться большого собрания кечуа.

— Значит, первые прибывшие должны качественно оцепить селение и не дать им послать гонца. Можно даже просто повязать там всех перед собранием. Потом отпустить.

— Это сочтут мятежом, — прокомментировал Поликарпо. — Лучше купить лояльность местных. Но у нас денег нет.

— Денег можно заработать, — задумчиво протянул Иван. — Какой тут рядом есть большой город?

— Куско, — ответил Патиньо. — Он примерно на полпути до Ракчи.

— Это мы что, сейчас около Ольянтайтамбо? — припомнил географию Перу Иван Долов.

— Да, — кивнул Кураку Акуллек и махнул куда-то на закат. — Это за той горой. В другой долине.

— Замечательно. Значит, пока что план таков. Избавиться от парагвайцев…

— Убить? — встрял Патиньо.

Иван поморщился.

— Ну зачем! Пойдём с ними домой, и по пути я сбегу и оставлю им письмо, дескать, не ищите, я должен посетить сто священных мест кечуа, иначе снова вернётся болезнь. Ну или что-то в этом духе.

— Сомневаюсь, что они вернутся домой без тебя, — возразил Патиньо. — Скорее всего, они вернутся сюда и будут бузить.

— Пусть что хотят, то и делают. Нам надо остаться в Куско и приготовиться к мероприятию. И денег заработать желательно.

— Вы знаете как, камрад Солано?

— Есть некоторые соображения, камрад Патиньо.

Иван-Солано замучил Кураку Акуллек вопросами по текущему состоянию культов вообще и культа Виракочи в частности. Всё было, конечно, очень печально. На уровне этнографической диковины. Сплошные боги Солнца, Луны, гор и озёр. Что-то вроде синтоизма у японцев. И всему этому предстояло придать форму и структуру, позволяющую создать ни много ни мало, а мировую религию. Честно говоря, задача казалась Долову нерешаемой. Надо было как-то аккуратно отринуть весь этот массив примитивных верований и выйти на нормальный монотеизм. Но это дело не дней и даже не месяцев, а лет. А пока надо было решать оперативные задачи и двигаться в обратный путь.

Вышли через три дня. Дорога была знакомой. Тела уже акклиматизировались, так что особых трудностей не возникало. Иван, принял решение из образа молчаливого и замкнутого подростка не выходить. Так было меньше вероятности проколоться на мелочах. Впрочем, некоторый успех лечения он обозначил. Отчего Санчо и гаучо были в полном восторге.

— Батюшка ваш будет счастлив, — мечтал на привалах старик. — За месяц с небольшим мы до Санта-Круса дойдём. Всяко теперь под горку быстрее будет. Оттуда ещё месяц до Асунсьона. И к середине июля вернёмся домой, даст бог. Как раз к вашему дню рождения и поспеем. То-то все рады будут…

Иван кивал, соглашался и думал совсем о другом.

Как ему совместить задачу, поставленную древним индейским богом, и его нынешний несолидный статус. Формально совершеннолетие наступало в 21 год, что соответствовало нормам испанского права, унаследованного всеми молодыми республиками южной Америки. В некоторых случаях юридическая дееспособность могла наступать раньше — например, в 18 лет при вступлении в брак, начале военной службы или получении специального решения властей. Но не в пятнадцать же.

Для всех чиновников и дельцов он просто сбежавший из дома пацан. Так что роль Патиньо в построении организации велика. А Иван должен снабдить камрада достаточной и удобной для работы базой знаний. Здесь Виракоча, конечно, прав. Этого добра в голове Ивана Долова было много. Очень много. Ведь он впитал не только историю революционных движений в России и Европе. Он был свидетелем социалистических революций и контрреволюций в Южной и Центральной Америке. А кое-где даже закулисным участником.

Дипломатический статус и должность атташе по научно-техническому сотрудничеству — это идеальное прикрытие для агента разведки, коим Долов и стал. Началось это с Мексики и сопровождало, ускоряло и направляло всю его карьеру. Ему даже воинские звания регулярно присваивали, и к концу СССР он дорос до полковника. Хотя военную форму он никогда в жизни не надевал.

Так что знаний у старого дипломата и агента было много, в том числе и весьма специфических. Оставалось их применить к новым условиям. С одной стороны, это будет сложно из-за ужасно медлительных средств коммуникации. А с другой — легко, ибо нынешние власть имущие ещё не выработали иммунитет. Неорганизованные бунты, конечно, случаются регулярно, но революционное движение с дисциплиной и идеологией — это продукт позднего времени.

И да. Решение задачи Виракочи Долов видел именно через социалистическую революцию. Именно на её волне можно было разгромить христианский клерикализм в головах аборигенов и тихой сапой предложить нуждающимся в божественной поддержке Виракочу. Но не старую языческую религию «раскрашенных туземцев», а новую, достаточно привлекательную даже для образованных европейцев. Которую ещё предстоит выдумать.

До Куско добрались через пять дней.

Город открылся с перевала, слева от которого виднелись руины Саксайуамана. Как бы инкской крепости, которая на практике никого ни от кого не защищала. Куско лежал в обширной долине, которую заполнит к концу двадцатого века. А пока что это был тот самый «старый город», древнеиндейский и колониальный вперемежку — туристическая Мекка позднейших времён.

В городе остановились на том же постоялом дворе, что и по пути к Куракку Акуллек. Заведение было чистым и сравнительно комфортным. И вместо одной комнаты на всех предоставляла раздельные комнаты на двух своих этажах и сносную кормёжку.

Там-то и произошёл побег. Утром Санчо проснулся первым с совершенно больной головой. Было такое ощущение, что он надирался ромом весь вчерашний день, что было решительно не так. Рядом с собой Санчо обнаружил листок с текстом следующего содержания:

'Прости, дядька Санчо. Я вынужден был усыпить всех вас, иначе вы бы меня не отпустили. Я не совсем вылечился. Мне надо совершить несколько паломничеств в священные места. Тогда моя душа снова будет прочно привязана к телу. А пока что моя болезнь может вернуться в любой момент. Если я вернусь сейчас, то снова стану подобным животному, а я этого не хочу.

Не прошу вас идти со мной. Вас всё равно не пустят туда, куда мне надо попасть. Меня проводит Поликарпо. Он надёжный проводник. Не беспокойтесь и не ищите меня. Возвращаться к старому шаману бесполезно, меня там нет и не будет очень долго. Может, и никогда я туда больше не вернусь.

Возвращайтесь домой. Передайте письмо отцу. Со мной всё будет хорошо.

Франциско Солано Лопес Каррильо. 15 мая 1841 года'.

Под этим листком лежал ещё один, сложенный и запечатанный воском.

— Ах ты ж, маленький ублюдок! — выругался старик и принялся будить спутников.

Выяснилось, что все они проспали почти сутки. За это время беглецы помимо своих личных вещей и мулов, украли тромблон одного из гаучо и увели мула, навьюченного тентом и бамбуковыми шестами к нему. Прочие вещи остались не тронутыми.

От Куско расходилось несколько дорог. Великая дорога инков шла с востока на запад по долине между гор. И ещё три дороги шли через перевалы на север и юг. И хоть за прошедшее время парочка могла улизнуть довольно далеко, попытку найти его гаучо сделали. Они разделились и опрашивали всех на пути, не видел ли кто испанского мальчика и полукровку на мулах. Поиски, как и ожидалось, были безуспешны.

— Езжайте домой, парни, — решился наконец Санчо через несколько дней. — Передайте письмо сеньору Лопесу и расскажите всё. А я буду искать пацана и этого язычника Патиньо.

— Ты же не пройдёшь Чако в одиночку!

— Пусть сеньор Лопес пришлёт ещё троих парней вроде вас в Санта-Крус, в монастырь Сан-Франциско. Я или буду там с парнем, или оставлю для них письмо у настоятеля. Но без Младшего Лопеса я в Асунсьон не вернусь.