Первая ведьма Благоземья

4. ТЫ УСЛЫШИШЬ ИХ, СЛОВНО ГОЛОС РОДНОЙ

Всей деревней искали Богдана. Охотники старались отыскать следы, но всё было напрасно: они внезапно обрывались ещё на пути к болотам. Даже собак нюх подводил, и те лишь ходили по кругу.

— Будто сам леший водит! — в сердцах воскликнул Бальд, когда и его пёс вернулся на то же место, откуда они начали.

Уж, а кликали сколько, бабы голоса посрывали. Всё без результата. Уже начало вечереть, и они заговорили о том, что пора возвращаться, а утром продолжить поиски. Кто-то предложил:

— Надо к Голубе идти. Она хоть скажет, чего с ним.

— Верно. И почему сразу не пошли? — отозвался другой.

— Ты же знаешь, после смерти дочери к ней по мелочи какой не обратишься.

Настасья от отчаянья согласилась. Небольшой гурьбой подошли они к дому ведуньи, что был строен на окраине Липны, ближе к опушке леса, где установлены кумирни богов, и замерли. Тын, окружающий дом, то там, то сям украшали черепа домашних животных, поэтому никто из пришедших не решился первым ступить во двор. Голуба сама вышла к ним. Видно, она отдыхала: на ней была серая рубаха, а на плечах — большая пуховая шаль. Седые волосы свободно струились по плечам.

— Почто заявились, не запылились? — шагнула она на крыльцо.

— Голуба, ты чего люд пугаешь? Зачем кости по забору развесила? — подал голос староста.

— Защита, как чего? А то ты не знаешь! В городе какая-то чертовщина завелась ко мне наведывалась, — ответила та.

Люди испуганно вздохнули. Руки некоторых так и потянулись к амулетам с одолень-травой на кушаках. Хоть Голуба к старости и сварливой стала, но к её мнению до сих пор прислушивались.

— Так чего вам понабилось в час завершения дня? Давай, быстрее сказывай, холодно, — бросила ворчливо она.

— У Настасьи сын в лесу заплутал, помоги сыскать, попроси силы мальца вывести.

Голуба босой ногой шагнула с крыльца на землю и к ним направилась:

— Настасья? Та самая, что женою Балды была? Любопытно в твои очи взглянуть. И как тебе живется?

Люди покосились на Настасью, уловив в голосе ведающей недобрые нотки. У Настасьи желудок скрутило, сжалось внутри всё. Ни капли не поблёкшими за прошедшие годы глазами смотрела на неё Голуба и будто в душу заглядывала. Знала та, о чём Настасья умолчала. Сглотнула она вставший ком в горле, да вымолвить ничего так и не смогла.

— Чего молчишь? Почему людям не скажешь, что колдуном твой муженёк стал.

Люди так и ахнули, от неё отступили.

— Ты ошибаешься… Это не так… — забормотала она бессвязное.

— Не так, так не так. Но детям Балды я помогать не буду! — громко Голуба объявила и обратно к дому пошла.

Никто не посмел возразить, да и Настасье слова не сказали, кроме старосты:

— Иди домой, Настасья, — притронулся к её руке старичок. — Ночью никого не пущу в лес. Завтра поутру снова пойдём, не волновайся.

Слова Голубы посеяли в душе Настасьи тревогу, что не увидеть ей любимого сыночка живым более. Побрела она в сторону дома, повесив голову, слёзы по щекам ручьём побежали…

— Матушка, а наш тятя, правда, колдун?

Настасья так и вздрогнула, совсем о дочери позабыв.

— Не знаю я ничего, — прорыдала она. — Знаю только, что лучше за братом смотреть надо было! — снова дочь попрекнула.

А потом её, как осенило: она спросит помощи у Марьяны. Есть у той и власть, и люди. Она подхватила юбки и побежала к дому, чтобы оседлать Буяна. Этот конь и ночью найдёт дорогу до города.